Текст книги "К чертям собачьим"

Автор книги: Дэн Кавана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Через полгода газетной славы белиндины Сиськи уволили своего агента. Вместо этого им потребовались импресарио и личный пресс-секретарь; обе обязанности исполнял один и тот же человек и из тех же двадцати процентов. Но он добыл ей место рядом со знаменитостями на автосалоне (стала бы она терять время среди устаревших моделей), он сделал так, чтобы её пригласили перерезать ленточку на открытии нескольких супермаркетов, он устраивал ей выгодные фото-сессии на фоне самых модных ночных клубов, говорили, что это именно он шепнул Белинде облить шампанским известного актёра, попытавшегося нырнуть к ней в лифчик, и это он договорился об участии Белинды в нескольких телевизионных ток-шоу, и там её великолепная безыскусность и заранее заготовленные шутки обаяли даже тех, кто был настроен против неё. Она завела бойфренда и скоро его бросила. Через месяц бойфренд продал свои воспоминания конкурирующей газете: «Почему я купил „Эм-Джи“? Просто, моей топлес-крошке захотелось иметь топлес-авто». Читатели газеты, для которой снималась Белинда, были шокированы таким отъявленным оппортунизмом и превозносили её великодушие: ведь она не поспешила сразу же поведать миру о том, какой крохотный у этого парня член.

Белинде льстило это обилие поклонников и мужчин с фотоаппаратами. Но она не забыла о своей матери и двух сёстрах, которые её усилиями только-только переехали из благотворительного общежития, и она знала, что придёт время, когда мужчинам будет не так интересно видеть её без лифчика. И что тогда? Способна ли она на то, чтобы стать настоящей знаменитостью? Где-то глубоко внутри она чувствовала неуверенность и страх. Она подумала о мужчинах, которых знала, и поняла, что они делятся на две категории: те, кто боится её славы, и те, кого она заводит. При этом на мужчин первого типа надо было устраивать настоящую охоту, даже если просто хочешь выпить с ними чашку чая, а мужчины второго типа просто искали для своей постельной коллекции экземплярчик поинтереснее.

И тут она встретила Вика. Да, люди говорили то, что вроде бы лежало на поверхности: что Белинда ещё подростком лишилась отца и до сих пор искала ему замену, что она разрушила брак Вика, что она намеренно забеременела. Но всё это было не совсем так. Просто они с Виком познакомились и начали встречаться, он умел её рассмешить – а это ведь всегда важно, не правда ли? Он не боялся её славы, он сам преуспел в своём деле, так чего ему было бояться, и когда она однажды сказала ему: «Знаешь, Вик, иногда мне так хочется всё это бросить и поселиться в деревне, и чтоб у меня была лошадь», он не сказал «Глупая корова», а только кивнул, потрепал то, что называл «вторым бюстиком» и ответил: «Да, это было бы неплохо».

И брак Вика давно уже дышал на ладан, и забеременела она не намеренно, а просто так бывает, когда люди любят друг друга, разве нет? Её секретарю пришлось попотеть, но то, что при другом раскладе с лёгкостью могло быть обозначено как «Муж бросает жену ради беременной подружки» превратилось в «Ребёнок Белинды – дитя любви», и это было куда более приемлемо. Карьере модели это, конечно, на пользу не пошло, хоть пришлось-таки посниматься в тренировочном костюме – поучить будущих мамочек держать форму, но сердце Белинды было занято не этим, и чем больше становилась в её животике маленькая Никки, тем чаще она с тревогой задумывалась над тем, как будет сбрасывать набежавшие килограммы, и тем, захотят ли её ещё видеть без лифчика, когда она станет мамочкой. Год или два после рождения Вики она упорно не желала уходить со сцены, пока однажды, открывая бутылку пиньи-колады, не сказала – больше по привычке, чем всерьёз: «Знаешь, Вик, иногда мне так хочется всё это бросить, и поселиться в деревне, и чтоб у меня была лошадь». И тут Вик ухмыльнулся и сказал: «Знаешь, я тут присмотрел одно местечко».

Выезд 13, вот он, подумал Даффи и осторожно перестроился в левый ряд. Он никогда не сходил с ума по Белинде – даже когда она набрасывалась на него с газетных страниц, словно полицейский спецназ. А когда он три года назад устанавливал у них сигнализацию, она, на его вкус, чересчур уж не соответствовала облику этого дома. Конечно, Браунскомб-Холл не принадлежал к первоклассным поместьям, жемчужинам усадебной архитектуры, но всё же это был Браунскомб-Холл. А Белинда Бест и Вик Кроутер по-прежнему были всего лишь Белиндой Бест и Виком Кроутером. Смешно, конечно – да Вик, бывало, в присущей ему спокойной манере над этим и посмеивался – но Даффи в тот его первый визит показалось, что Белинда Бест избрала целью своей жизни стать Белиндой Браунскомб, вдовствующей леди Из-Грязи-В-Князи.

Вик не менялся. Все те годы, что Даффи его знал (а их было не меньше дюжины), Вик оставался всё тем же. Он притворялся, что прожил больше полувека – этакий всё испробовавший в этой жизни мудрец, которого уже ничем не удивишь, – хотя его свидетельство о рождении упрямо продолжало утверждать, что ему нет и сорока. Это дополнялось весёлой добродушной манерой общения, какую демонстрируют, выступая перед камерой, лидеры профсоюзов. Такая непробиваемая любезность не вызывала подозрения лишь у натур благородных, а Даффи к ним не принадлежал. Когда-то, много лет назад, Даффи пытался его прижучить. Вик не обиделся. Он только посмеялся, а потом позвонил в свою любимую адвокатскую контору «Лэски и Лежюн», чьи владельцы были известны своей нечистоплотностью, и попросил их найти подходящее объяснение, как могло случиться, что часы из магазина их клиента были как две капли воды похожи на те, что упоминались в докладе Даффи – но при этом не были крадеными – что вы, боже упаси.

Это было в те стародавние времена, когда Даффи был младшим сержантом в полицейском управлении Южного Лондона, а Вик Кроутер был… кем же, простите, был Вик Кроутер? В газетах его имя появлялось редко и сопровождалось упоминанием, что он – «местный бизнесмен», но если его просили уточнить, каким именно бизнесом он занимается, он простодушно улыбался и отвечал: «Да так, помаленьку то, помаленьку это». Начинал он со строительства и специализировался на оборудовании кухонь, когда заметил, что строить намного приятнее, если кто-то выполняет за тебя всю тяжёлую работу. Потом он понял, что любое дело намного приятнее, если кто-то выполняет за тебя всю тяжёлую работу. Больше всего пришлись ему по душе франчайзинг и субаренда: кто-то, но не Вик, вкладывает в дело все свои сбережения, Вик получает свои десять процентов, а потом, если всё предприятие накрывается медным тазом, так дураки они на то и дураки, верно? Одно время Вик был владельцем сети прачечных – эй, подумал Даффи, да ведь это наверняка Вик придумал, чтобы стиральные машины каждый раз крали по носку. Было у него и несколько похоронных бюро, побыл он и владельцем закусочных, и одним из первых занялся прокатом домашнего видео. Законность его предприятий была предметом горячих дискуссий среди местных правоохранителей, но единственное, в чём сходились все спорщики, это что если у Вика Кроутера рыльце не в пушку, то Королева Английская выходит к обеду в неглиже. Несколько раз ему пытались предъявить обвинение, и он всегда бывал сперва дружелюбен, потом чуть менее дружелюбен, а потом звонил «Лэски и Лежюну», и те с большим искусством запутывали дело так, что концов не найдёшь. Если уж Вик был так ловок, что с каждого цветка умел взять свой взяток, ему, конечно, было не отказать в изворотливости, когда речь шла о безопасности его собственной персоны. И всё оставалось по-прежнему: франчайзинг, субаренда, и если предприятие накрывалось медным тазом, так ведь дураки – они на то и дураки, но я в это время был у Принца Уэльского, господин полицейский, и весь наш Ротари-клуб вам это подтвердит.

Даффи остановил фургон на повороте к Браунскомб-Холлу. Эти колонны у входа совсем новые, подумал он. Два куба из красного кирпича, и на каждом облупившийся от времени каменный шар, на правый карабкалось такое же облупившееся каменное животное, похожее на потрёпанного хорька. В этом сочетании ярких, новеньких кирпичей и старых, выветренных камней было что-то неестественное. Даффи смотрел на громадные шары, и перед глазами у него вставало то время, когда он открывал утреннюю газету, и в глаза ему ударял мощный залп из белиндиных орудий. Да, это, наверное, оно и есть. Семейный оплот Белинды Бест и Вика Кроутера. Две каменные Сиськи и карабкающийся на них старый хорёк.

Даффи всё ещё ухмылялся, когда нажал на тормоз и разметал гравий перед Браунскомб-Холлом. Вик Кроутер вышел его поприветствовать.

– Может, надо было подъехать сзади, босс? – бодро спросил Даффи.

– Это же не гонки на Гран-При Британии, – отозвался Вик, – посмотри, во что ты превратил мой гравий. Его придется разравнивать граблями.

В этот момент маленькая женщина в очках, про которую Даффи решил, что она японка, вышла из боковой двери и засеменила к ним. «Мистер Кроутер, – начала она, приблизившись, потом остановилась, окинула взглядом Даффи и продолжала, – мистер Кроутер, сэр, кто-то только что украл Рики».

3. Кухня/Столовая

Подвесные шкафчики на кухне были куда более снобскими, чем те, что Вик Кроутер мог себе позволить в прежние годы. Они были сделаны из полированного германского дуба, и их цена предполагала, что полировка производилась баварскими гномиками в кожаных штанишках, и им для этого пришлось не меньше месяца тереться об них баварскими кожаными задками. Под шкафчиками расположился полный набор кухонной техники: похоже было, что её позаимствовали в Центре управления полётами в Хьюстоне. О назначении половины приборов Даффи, чья собственная кухня была почти что спартанской, даже не догадывался. Немолодая пухленькая женщина, явно не с Востока, которую Вик представил как миссис Хардкасл, порхала от одного прибора к другому, между делом открывая то одну, то другую заслонку и вынимая оттуда то пирог с блестящей корочкой, то пышный бисквит с заварным кремом. Имея такую кухню, можно открывать гостиницу.

– Подумываешь о большой семье? – спросил Даффи.

– Только Никки, – сказал Вик.

Он немного отяжелел с тех пор, как его видел Даффи, и лицо у него стало чуть более красным – возможно, от пристрастия к выпивке. «Никки – это уже много. Ещё один ребёнок мог бы помешать верховой езде». Он вздохнул и, казалось, хотел ещё что-то добавить, но в столовую начали понемногу прибывать временные и постоянные обитатели дома. Если кухня была хьюстонским ЦУПом, то столовая походила на классическую фермерскую. Там был длинный стол, подобный тем, что встречаются в монастырских трапезных, дубовые потолочные балки – Даффи сразу просёк, что им от силы года два, – и камин, вокруг которого в живописном беспорядке расположились отделанная медью конская сбруя, литой железный шандал, переделанный в электрический светильник (а может, изначально так задуманный), стулья со спинками, сделанными из тележного колеса, и пара скамеечек для ног, с обивкой, украшенной гобеленовой вышивкой. В углу стояла дубовая прялка – на случай, если Вик и Белинда захотят вести натуральное хозяйство.

Бывшая девушка с Третьей страницы поздоровалась с Даффи за руку и улыбнулась отчуждённой улыбкой феодальной владетельницы – так, словно не понимала, зачем Вик пригласил его пообедать с ними: ведь у него наверняка припасены в замызганном красном носовом платке маринованная луковица и кусочек сыра, и он запросто может достать их и съесть где-нибудь на пороге чёрного хода, пока дворовый пёс будет грызть его ботинки. Ну-ну, подумал Даффи, ты определённо преуспела в этом мире, но брюки для верховой езды твоей попке явно не на пользу, детка. «Это Даффи, – сказал Вик тем, кто уже сидел за столом, – мой старый приятель. Приехал проверить сигнализацию». Всем пятерым гостям было за тридцать, и можно было не сомневаться, что они никогда не имели дела ни с оборудованием кухонь, ни с франчайзингом прачечных. Даффи был представлен Анжеле – девице с припухшими глазами и рыжими волосами с явно ненатуральным золотистым оттенком; лысеющему, с маленьким подбородочком, Джимми, который поднялся с места и прокричал: «Как поживаете, господин полицейский?»; одетому в вельветовый костюм Дамиану, который не встал, а повернулся к своей соседке – белокурой Лукреции, сухо кивнувшей этому плебею, явившемуся разделить с ними обед; сплошь состоящей из чёрных кудрей и усмешек Салли, которая спросила: «Так это ваш фургон?» Даффи уже собирался сесть, но тут в столовую вприпрыжку вбежала Никки; подбежав к Даффи, она заглянула ему в лицо и спросила: «Показать, как я танцую?»

– Потом, солнышко, – негромко проговорил Вик.

– Но я хочу показать, он ещё не видел, как я танцую.

– Обедать, – настаивала Белинда.

Недовольная Никки села и, когда миссис Колин попыталась повязать ей салфетку, ткнула филиппинку в руку вилкой. Миссис Колин не жаловалась, никто не одёрнул девочку, никто вроде бы даже не заметил. Даффи заметил.

– А где Тафф? – спросил Вик. – Где Генри?

– Таффи прихватил бутерброд и ушёл в лес, – ответил Дамиан; по его тону можно было подумать, что это самый эксцентричный поступок, о котором ему приходилось слышать. – Пытается истребить местную фауну с помощью карабина. Хоть ему, с его железными зубами, куда проще было бы откусывать пушистикам головы, ей-богу.

– И Генри неизвестно где носит, – вставила Анжела.

Во время обеда Даффи несколько раз чуть было не поперхнулся, и причиной тому были не пироги миссис Хардкасл. Заводилой в беседе был Дамиан. У него были длинные ресницы, волнистые русые волосы, и когда он говорил, кончик носа у него двигался из стороны в сторону. Его круглое, пухлощёкое лицо светилось от удовольствия быть Дамианом. Он говорил о вещах и людях, Даффи не известных, время от времени прерываясь, чтобы взмахнуть пустой бутылкой – так, словно был в ресторане, – после чего миссис Хардкасл подходила и забирала её. Джимми слушал его, разинув рот и похохатывая над его шутками лишь на секунду позже остальных. Вик в беседе не участвовал, Белинда разговаривала, но не с Даффи. Что ж, если они хотят, чтобы он сыграл плебея, он не будет возражать. Проверит после обеда сигнализацию и присоединится к сорви-головам на М1. Он подумал о Кэрол: ест она сейчас пиццу или рыбу в низкокалорийном соусе?

– Это ваш фургон?

Это Салли, с другой стороны стола. У неё масса тёмных, спадающих на шею кудряшек, большие тёмные глаза, и смотрят эти глаза на Даффи и вроде бы не на Даффи. Возможно, ей нужны очки, а может быть, дело совсем не в этом. Как бы то ни было, она уже второй раз задаёт ему этот вопрос.

– Ммм, – ответил Даффи.

– «Даффи – это надёжно», – сказала она, смакуя каждое слово, и захихикала. – А вы надёжный? Я люблю, когда мужчина надёжный, – она снова хихикнула, – так вы надёжный?

Даффи не знал, что ответить. Что она имеет в виду? Сигнализацию? Счёт в банке? Или то, есть ли у него постоянная девушка? Боясь попасть впросак, он ответил:

– Иногда.

– Я всегда считал, – проговорил Дамиан, адресуясь ко всем сидящим за столом, но при этом как бы не замечая присутствия Даффи, – что полицейские, и эти, в шлемах, которые отвозят в банк деньги, в общем, вся эта коп-компания – живут очень пикантной сексуальной жизнью. Взять хотя бы их дубинки(Салли хихикнула). Или наручники. Чего только не сделаешь с наручниками… А уж эти их большие ч у дные собаки…

Анжела, большую часть обеда просидевшая молча, внезапно вскочила и бросилась к двери. Над столом повисла тишина.

– Кретин, – проговорила Лукреция.

– Ох, боже мой, – сказал Дамиан, – несколько бестактно получилось. Но это, как сказала епископу актриса, само проскользнуло. Ну вот, придётся мне поститься, чтобы замолить грех. Кстати, миссис Хардкасл, – крикнул он в направлении кухни, – ваши бисквиты великолепны, – миссис Хардкасл улыбнулась, – мои поздравления нашему шеф-повару.

Миссис Хардкасл снова улыбнулась; ей, похоже, нравился Дамиан.

– У вас есть собака?

Это снова Салли.

– Нет.

– Я имею в виду, для дела. Вам ведь, наверное, нужна собака.

– Нет.

Салли потребовалось время, чтобы переварить этот ответ. Похоже было, что она его тщательно обдумывает.

– Это, наверное, потому, что собак уже заменили техникой. Появились технические новинки, которые… – запутавшись в словах и с трудом подбирая новые, она помедлила, – сейчас используют… вместо…

– Нет. Я просто не люблю собак.

Салли решила, что в жизни не слыхала ничего смешнее; она визжала, стонала, она давилась от смеха. «Он не любит собак», – повторяла она, и глаза у неё ещё больше разъезжались в разные стороны. Даффи украдкой глянул вбок. Лицо Лукреции было бесстрастно; встретившись с ним глазами, она даже не моргнула, и продолжала всё так же невозмутимо его изучать. Ниспадавшие на плечи белокурые волосы и строгие, правильные черты лица делали её похожей на тех девушек, которые встречаются только в снобских глянцевых журналах – на страницах, где помещают фотографии моделей. Но моделям приходится долго тренироваться, чтобы научиться такому откровенному, презрительно-равнодушному взгляду, у этой же девушки он был от природы. Она явно была не его поля ягода.

– Если вы не любите собак, – впервые за всё время обеда обратился к нему Дамиан, – то, возможно, вы тот, кого мы ищем. Объясните-ка, где вы были в ночь с…

– Хватит, – довольно резко произнёс Вик, – Рики пропал. Я имею в виду, пропал его труп. Миссис Колин положила его в мешок для грязного белья, повесила в дальнем чулане, и кто-то его оттуда спёр.

– Что ж, не зря у нас тут так много мясных пирогов, – весело проговорил Дамиан. – Возможно, карающая длань правосудия должна настигнуть миссис Хардкасл.

Он притворился, что осматривает большой пирог с цыплёнком и ветчиной. После чего изобразил приступ тошноты.

– Брось, Дамиан, сынок, – сказал Вик, – лучше пусть кто-нибудь пойдёт, найдёт Анжелу.

Белинда отправилась за Анжелой и через несколько минут они вернулись вместе. Подали пропитанный вином и залитый взбитыми сливками рождественский пудинг, вероятно, пробывший в заморозке месяцев восемь или около того. Когда подали кофе, отворилась дверь, и вошёл крупный, краснолицый мужчина с квадратной головой. На вид ему было около сорока. На нём был яркий клетчатый охотничий сюртук, молескиновый жилет старинного покроя, клетчатая рубашка из тонкой шерсти и галстук-бабочка в красную крапинку. Он с энтузиазмом глянул через стол на свою невесту.

– Генри, милый, где ты был? – спросила Анжела; в голосе её слышалась такая ласка, на какую, как думал Даффи, не был способен ни один из сидящих за столом. – А я всё хотела, чтоб мы тебя дождались.

– Прости, старушка, – ответил Генри, – ты ведь знаешь, как это бывает. Надо было повидать одного человечка, думаю купить у него собаку.

Анжела вскрикнула. Комната погрузилась в молчание. Генри в своих грубых деревенских башмаках неуклюже затоптался на месте.

– Что я такого сказал?

* * *

После обеда Вик повёл Даффи в библиотеку. Пролом во французском окне был затянут обёрточной бумагой.

– Вот сюда закинули Рики, – объяснил Вик.

– Ничего себе, – как ни странно, происшествие произвело на Даффи впечатление.

Полицейские и бывшие полицейские настолько привыкали к преступлениям, что любое даже незначительное новшество воспринималось ими с энтузиазмом, а с таким Даффи ещё не приходилось сталкиваться.

– Большой был пёс, верно?

– Ну-у, – протянул Вик; казалось, он не знает, что сказать, – ну-у, пёс как пёс.

– Понял, – сказал Даффи, – он был какого-то особенного типа?

– Это называется породой, Даффи. Даже я это знаю. Нет, просто собака как собака. Курчавая шерсть, хвост.

– Четыре ноги? – спросил Даффи.

– Ну да. Обычный пёс с четырьмя лапами. Я не слишком-то хорошо разбираюсь в собаках.

Это последнее Вик мог бы и не говорить.

– А когда его сюда забросили, он был уже мёртв?

– По крайней мере, когда миссис Колин его нашла, он стопроцентно был мёртв. – Вик сделал паузу. – Вы ведь, наверное, не снимаете у собак отпечатки пальцев.

Даффи немного подумал.

– С тех, которые пропали, не снимаем.

– Ну вот.

– А когда приедут копперы?

– Копперы? Я не слишком-то бываю им рад.

– Да уж, помню, – Даффи улыбнулся. Хотел бы он знать, какие мошенничества числились за Виком в прошлом, и на что он был способен теперь. Неужели доход с прачечных, похоронных бюро и салонов видеопроката столь велик, что их владелец может позволить себе такие хоромы? Нет ли у Вика других, скрытых источников дохода?

– Да и как бы то ни было, теперь, когда Рики исчез, они только зря время потеряют, если сюда прокатятся, а тем более ещё в воскресенье. Я думал… я просто подумал, что…

– …спящую собаку будить не стоит?

– В общем, да, – Вик хмыкнул. – Приятно беседовать с человеком, который всё схватывает с полуслова.

– А вот этиявно родом не из нашенских кварталов, – проговорил Даффи, кивнув в направлении столовой.

– Да, но они, в основном, приятели Белинды. Раз уж ты живёшь в большом доме, ты должен знаться с людьми, которые живут в таких домах. И они не так плохи, как ты думаешь. Порой слишком уж много шумят, но ведь они же молоды.

– Просто не люблю шикарную, снобскую публику.

– Не все они такие уж шикарные.

– Всё шикарнее, чем я, – угрюмо настаивал Даффи.

– Обычное дело, когда знакомишься с новым человеком. – Теперь уже хмыкнул Даффи. – Взять хотя бы Дамиана. Он сын обычного приходского священника, смышлёный мальчик, учился где-то в колледже, сумел затесаться в фешенебельное общество. Дамиан – не особенно шикарное имя.

– Всё лучше, чем Вик.

– Да, но это ведь Англия, Даффи, и не та, что прежде. Ты знаком с Виком, который может свести тебя с Дамианом, а уж через Дамиана можно познакомиться с каким-нибудь Хьюго. Классы и прочая такая чушь – с этим покончено. Важно не где ты родился, а что ты из себя представляешь. Вот, например, мы с Белиндой. Когда я был молодой, ты помнишь – нет, ты не можешь помнить, ты тогда ещё пешком под стол ходил – так вот, когда я был молодой, были такие серебряные трёхпенсовики…

– Слыхал, – сказал Даффи.

– Их обычно клали в рождественский пудинг. Прятали, а потом делали маленькую отметинку на том месте, куда сунули монетку, чтобы, когда пудинг будут резать, этот кусок достался детям. У нас таких трёхпенсовиков не было. Вместо этого отец заворачивал в фольгу медный грошик. И мы получали грошики, и может, ещё травились при этом. И вот я живу в таком доме. Такова Англия, – и, захлёбываясь от благодарного патриотизма, Вик разразился явно заранее приготовленной речью. – Да, мой друг, такова Англия. А посмотри на Белинду. Такого в прошлые годы просто не могло быть. Ты знаешь, как я люблю её, но в прежние времена такого с ней быть не могло. Ей никогда не простили бы, что она фотографировалась голая. Сейчас против этого уже никто ничего не имеет против. Она ездит охотиться с людьми, которые пятьдесят, нет, двадцать лет назад не дали бы ей подержать свою лошадь. Такова Англия, и, чёрт побери, в ней чертовски много хорошего.

– Может, мне бы больше нравилась шикарная публика, если б у меня был такой вот дом, – сказал Даффи.

– Не злись, сынок, побереги печень. Дом – хороший пример. Знаешь, у кого я его купил? Помнишь «Отморозков»?

Даффи кивнул. «Отморозки» были знамениты какое-то недолгое время в начале шестидесятых, и у них было три-четыре хита в первой десятке; возглавлять её они никогда не возглавляли, но обрели поклонников, которые ещё несколько лет их не забывали. Не так хороши, как «Холлиз» или «Тремолоуз», но…

– Помнишь того, кто играл на синтезаторе?

Даффи смутно помнил вертлявого недомерка с пёсьей ухмылкой, на заду у которого всегда торчало страусиное перо.

– Иззи Данн? Помнишь? Вот у него я этот дом и купил. Ты только подумай, такие дома, как этот, покупают такие люди, как мы! – Вик сделал паузу и слегка подправил фразу. – Ну, или, скажем, такие, как я, – феодал в первом поколении. После Иззи здесь многое пришлось менять. Он был параноиком и не выносил, чтобы люди видели, как он ест, поэтому велел заколотить досками галерею в столовой, кроме того, устроил себе студию в зале для сквоша, вставил зеркальные окна и даже попытался разводить в пруду пираний. Но испоганить усадьбу ему не удалось. Ко мне сюда приезжают туристы, глазеют на меня, будто я поместный лорд, а на лицах написано: видно, эти Кроутеры живут здесь уже не одно столетие, – Вик хохотнул.

– Кстати, – сказал Даффи, – те шары у въезда в твоё поместье. Что за хорёк на них сидит?

– Даффи, Даффи, ну куда тебе жить в таком доме! Это не хорёк, дуралей, это саламандра.

– Это что, разновидность хорька? От него кусочки откололись.

– Это потрёпанная жизнью саламандра, Даффи. Похоже, будто она там тысячу лет сидит, верно? Открою тебе маленький секрет. Их уже продают такими вот специально состаренными. Ну, как специально вытертые джинсы, понимаешь? Покупателю меньше заботы, верно? У них там есть всё: медведи, пеликаны, – выбирай, что душа пожелает.

– А почему ты выбрал саламандру?

Вик хитро глянул на него.

– Ну, по правде говоря, я, когда эту тварь увидел, и не знал, что это саламандра. Я думал, это какая-то ящерица или что-то в этом роде, ну и говорю парню в магазине: «А это что за ящерица?» Он сказал, что это саламандра, и что в прежние времена люди верили, будто саламандра – животное особенное, будто она может пройти через огонь и не сгореть. И тогда я сказал себе: эта саламандра – она как старина Вик. Он тоже прошёл через огонь и остался цел – постучим по дереву – пока, по крайней мере, цел. Ну вот, мы и завели себе саламандру.

– А почему только на одном шаре? Что с другой? Отвалилась?

– Нет, другой и не было. Полагается только одна. Это называется геральдикой, или как там её, – туманно пояснил Вик.

Во время разговора Даффи осматривал комнату и вспоминал, как три года назад устанавливал здесь сигнализацию. Извинившись, он отправился посмотреть блок управления, замаскированный в стене хозяйской спальни. По дороге он увидел, как миссис Колин, пытается вытащить Никки гулять. Никки лягалась. Вернулся он раздражённым. Прикрыл дверь библиотеки. Тоже мне воскресенье; чёртова морока.

– Мы ведь всё это с тобой обсудили, Вик. Двери, окна, контактные датчики. Мы решили не ставить сигнализацию на окна, потому что достаточно одного сильного порыва ветра – и вся система сработает. Мы тогда договорились, что поставим сигнализацию на двери и установим под окнами нижнего этажа датчики давления. Только под окна библиотеки ты не хотел их устанавливать, потому как комната маленькая, кому-нибудь могло прийти в голову остаться здесь допоздна, и ты не хотел, чтобы всё к чёрту взорвалось, когда вы будете мирно лежать в постелях. Так что само окно мы не трогали. Но если б кто-нибудь попытался в него забраться, тут бы такое началось!

– Значит, в этом недешёвеньком устройстве, которое ты мне установил, есть изъян, и кто угодно может забросить мне в окно дохлого пса, а я и знать не буду, пока миссис Колин не станет делать утренний обход? – говоря это, Вик улыбался.

– Нет, если не услышишь звон разбитого стекла. Если б ты захотел, можно было бы установить датчик.

– Обойдусь.

Даффи почувствовал себя униженным.

– В любом случае, раз уж я здесь, проверю всё ли в порядке.

– Хорошая идея, – проговорил Вик, – на это потребуется какое-то время. И может быть, всё-таки стоит установить этот твой датчик. Но, думаю, что всё, что для этого нужно, ты сегодня не привёз. А завтра Банковский Выходной. [2]2
  Официальный нерабочий день, установленный законом (все банки в этот день закрыты).


[Закрыть]

– Не понимаю, – произнёс Даффи.

– Даже если б прошлой ночью у меня перебили все французские окна, ничего бы не случилось, – сказал Вик, – я не включал сигнализацию.

– Не понимаю, – повторил Даффи.

– Поймёшь, сынок. Надеюсь, что поймёшь.

В этот момент дверь в библиотеку отворилась, и появилась игриво настроенная Никки. Она посмотрела на Даффи снизу вверх и спросила:

– Хочешь теперь посмотреть, как я танцую?

– Потом, солнышко, потом, – сказал Вик.

– А можно я покажу, как я танцую, Таффу, когда он придёт из леса?

– Хорошая идея, солнышко. А сейчас ступай-ка отсюда, крошка.

Вик отпер французское окно с коричневой заплатой и грузно вышел на выложенную камнем террасу. Даффи последовал за ним. В щели между квадратными плитками пробивались какие-то растения, – может быть, просто трава. В двух больших каменных вазах, возможно, намеренно состаренных, а может, и впрямь, без обмана, старых, буйно цвели герани. Жужжа и неуклюже раскачиваясь из стороны в сторону, словно возвращаясь из магазина с набитыми снедью сумками, летел по своим делам шмель. Даффи нерешительно втянул воздух. Он чувствовал себя как человек, которого в дорогом ресторане попросили продегустировать вино, а он не знает, такой должен быть у этого вина вкус или нет.

– Пахнет не так, как в Лондоне, – произнёс он осторожно.

– Интересно, да? – спросил Вик. – Я тоже это заметил. Это всё оттого, что мы столько лет провели в Лондоне. Здесь пахнет как-то не по-настоящему. Словно духами побрызгали. Старина Бог сидит, небось, на небесах со своим аэрозольным баллоном и думает: «Ну, чем мы их сегодня спрыснем? – „Весенним букетом“ или „Ароматом осени“? Знаешь, я частенько прихожу сюда и мне хочется закурить – просто для того, чтоб наконец запахло чем-то… настоящим. Но я даже больше не курю!»

Они оперлись о каменную балюстраду в задней части террасы. Тут Даффи краем глаза уловил какое-то движение справа. Странное существо обогнуло террасу и направлялось к ним.

Он полз на карачках и довольно быстро: локти вывернуты наружу, пальцы ног цепляли землю. Голова у него была опущена; он прополз в пяти футах под ними, даже не заметив, быстро добрался до дальнего конца террасы и скрылся из глаз.

– Похоже на саламандру, – с видом знатока произнёс Даффи.

– Джимми служил в армии, – объяснил Вик, – ему там нравилось, очень. Но сказали, что умом не вышел. Он упрашивает меня, чтоб я разрешил ему организовать тут десантную подготовку. Ему кажется, что другим гостям было бы интересно лазать по сточным трубам и проноситься над прудом на тарзанке, прежде чем с сознанием выполненного долга приняться за свой джин-тоник.

– А чем он занимается?

– Вроде бы агент по недвижимости, – в словах Вика звучал явный скепсис, – по-моему, сам он мне об этом никогда не рассказывал.

Он подвёл Даффи к грубо сколоченной скамье, которая укрепила Даффи во мнении, что жить в деревне крайне неудобно.

– Давай, Вик, колись, – сказал он.

– Это касается Анжелы. Мы с Белиндой немного за неё волнуемся.

– Это которая рыжая? – крашеная, добавил Даффи про себя.

– Ну да. Мы знаем её с тех пор, как сюда переехали – дольше, чем всех остальных. Они с Белиндой лучшие подруги… и мне она очень нравится.