Текст книги "К чертям собачьим"

Автор книги: Дэн Кавана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Четверть часа ушло на то, чтобы добраться до фургона. Даффи это настроение не улучшило. Возвращаясь в Браунскомб-Холл, он вёл машину невнимательно, и когда повернул к воротам, ему пришлось вырулить на обочину, чтобы не сбить Генри, ехавшего прямо по середине дороги – спина прямая, колени вывернуты в стороны, как у лягушки.

– Простите, – сказал Даффи, хотя случись что, Генри был бы признан виновным наравне с ним.

– Может, вы и впрямь положили глаз на мою невесту, – весело проговорил Генри и, повернувшись на сиденье (не потеряв при этом равновесия), добавил, – не забудьте: ваш урок.

– Не забуду.

Когда Даффи вошёл в общую комнату, Анжела даже не дала ему присесть:

– Вы, чёрт вас возьми, подозреваете его, вы, злобный, заурядный человечишка. Вы думаете, что это он, так ведь, так?

– Если вы были так уверены, что это не он, так чего же вы побежали? Ещё десяток ярдов, и всё было бы ясно.

– Так вы всё-таки подозреваете его, низкий вы человечишка, – Даффи молчал. – А я просто обрадовалась, когда его увидела. Я же его невеста, – добавила она не без самодовольства.

Даффи был рад, что ему не придётся сносить эти перепады настроения чаще, чем того требует дело. Только что она собиралась плохо кончить и не желала, чтобы её вручали или перепоручали жениху, и вот уже милый Генри и всякое там «Вот идет невеста». Что это – от таблеток, или она всегда такая? Или, может, без таблеток она была бы ещё хуже?

– Генри пробыл недолго, – сказал он так безразлично, как только мог.

– А вам какое до этого дело? – повисло враждебное молчание. – Если хотите знать, у него на велосипеде нет фонаря.

До сумерек оставалось добрых два часа, а дорога до Уинтертон-Хауса не могла занять у Генри больше сорока минут, но Даффи не стал этого говорить.

– Думаю, вы могли бы дать ему проехать ещё десять ярдов, – сказал он. – Видите ли, я возвращался и проверил ящик. Конверт исчез. Так что это был не Генри.

– Вы ни на что не годный человечишка, – закричала она. – Почему вы не остались в лесу. Вы бы тогда увидели, кто его взял.

Даффи подумал, что в тот момент такая возможность даже не пришла ему в голову.

– Ну и ладно, – продолжала она, внезапно успокоившись, – парой тысяч больше, парой тысяч меньше – какая разница?

– Да бросьте, – сказал Даффи, – вы ведь не положили в конверт настоящие деньги?

– Конечно, положила.

– Господи, да зачем?

– Что значит «зачем»? Вы сказали, что мы устроим засаду. Вы сказали, мы спрячемся в лесу и засечём их. Ведь такой был у вас план?

– Но вы же сказали, что решили не платить. Вам надо было положить в конверт газету или что-то в этом духе. Ведь это же и ежу понятно. Вы что, никогда не смотрели кино?

– Вы облажались дай боже, верно?

Но тон у неё был по-прежнему бодрый, словно теперь, когда выяснилось, что шантажист – не Генри, всё должно было пойти как надо.

–  Выоблажались. Ладно, мы оба облажались. Полнейший облом.

Не просто облом – детский сад. Шантажист-дилетант и легкомысленная жертва. Да и ему самому хвалиться было нечем.

Перед ужином он, подходя к лестнице, столкнулся с Салли. Она намеревалась прошмыгнуть мимо, но он сказал:

– Э… я слышал, вы занимаетесь рисунками.

Она повернулась. Темноглазая, с копной весёлых кудряшек, она могла бы быть привлекательной, если бы захотела. Всё чего ей недоставало, это немножко фокуса во взгляде – вот как сейчас.

– Ну и что?

– Просто думал, нельзя ли посмотреть.

– Кто ваш любимый художник?

– У вас есть здесь какие-нибудь?

– Чьи работы вы предпочитаете? Пикассо, Брака?

– Они очень милые.

– Матисса, Ренуара?

– Это, наверное, очень трудно: сделать собаку похожей на обезьяну.

– Джексона Поллока, Пеле?

– Пеле футболист.

– Вот именно, – сказала Салли и повернулась к нему спиной. Словно не веря, она пробормотала себе под нос, – и этотхочет посмотреть моиофорты.

* * *

Ужин в тот вечер прошёл не более оживлённо, чем днём раньше. Даффи сидел далеко от Анжелы и через весь стол от Лукреции. Было похоже, что она помыла голову. Даффи убеждал себя, что она выглядит не по-снобски, что это не то слово, которое к ней подходит, что она скорее… элегантна. Изящное, тонкое лицо, полуулыбка – да, снова та же полуулыбка. Раз или два он пытался поймать её взгляд, и она отвечала ему. Что мог означать этот её взгляд? Даже и не думайте? Почему бы и нет? Миссис Колин сказала, что Лукреция меньше занималась ёпси-ёпси, чем Салли, но это всё же могло означать полновесное и вполне демократичное ёпси-ёпси.

Когда подали кофе, и миссис Хардкасл ушла к себе, раздался звук отодвигаемого стула. Дамиан поднялся, держа перед собой бокал вина, словно собирался провозгласить здравицу. «Господа, – объявил он, – я дарю вам „Собак“.» Салли захлопала, Таффи глядел недоумевающее. Даффи взглянул на Лукрецию: она не смотрела на него. Дамиан повернулся к нему. «Мелодия, да будет известно новичкам за этим столом и вообще людям низшего сословия, позаимствована у знаменитого духовного гимна „Одно основание церкви“.» Он прочистил горло и начал:

 
Кто так, а кто во фраке,
Из самых разных мест
Приехали собаки
На свой собачий съезд.
 
 
Вот в зал вошли собаки,
И для приличья чтоб,
Все поснимали сраки
И сдали в гардероб.
 

Глоток вина умягчил и без того маслянистый баритон Дамиана. Салли смотрела на певца выжидающе; Таффи не сводил глаз со своих столовых приборов.

 
Серьёзные вопросы
Решали млад и стар,
Но шалый недопёсок
Вдруг завопил: «Пожар!»
 
 
И без разбору сраки,
Чья ближе – ту и хвать,
Сорвали вмиг собаки
И бросились бежать.
 

Мелодия всё больше нравилась Даффи. Насчёт песни он не был уверен.

 
С тех пор и злы собаки,
На весь собачий свет,
Носить чужие сраки,
Судьбина – горше нет.
 
 
Оставит кость собака,
Обнюхать норовя,
А ну-ка, что за срака —
А вдруг она – моя.
 

Дамиан допел последний куплет, вибрируя заключительным гласным, прикрыл глаза, изображая, будто его переполняют эмоции, осушил бокал и поклонился. Лицо у него пылало, кончик носа слегка подёргивался. Салли снова захлопала, Таффи, словно завсегдатай респектабельного клуба, постучал по столу сложенными «дощечкой» пальцами и проговорил: «Весьма занятно».

– Рад, что вам понравилось. Моя старая школьная песенка.

– Где же это было?

– То «Кеннел-клуб» [13]13
  Лондонский клуб собаководов-профессионалов. Основан в 1873.


[Закрыть] , мой Таффи.

Представление Дамиана привело всех в хорошее расположение духа, и Даффи подумал, что если «Собаки» так этому способствуют, то, может быть, когда Анжела трусцой поспешит к алтарю, оркестру стоит играть их, а не обычное «Вот идет невеста». Но о такой возможности никто даже не заговаривал, равно как и о том, что случилось с Анжелой в лесу, и о смерти Рики, и о взорванной машине. По меньшей мере, в течение часа все с видимым удовольствием притворялись, что это всего лишь очередной приятный вечер на границе Букингемширского и Бедфордширского графств. Как им это удавалось? Всеобщее веселье начинало утомлять Даффи.

Виски поначалу восприняли серьёзно, но вскоре все разошлись по своим спальням. Даффи сам не знал, что тут сыграло главную роль – его ли хитрость или её соучастие, но в конце концов они оказались в общей комнате вдвоём с Лукрецией.

– Как вам песенка? – спросила она.

– Думаю, в неё можно было подбавить ещё немного шафрана.

– Вы занятный, знаете вы это?

– Угу.

Что это, комплимент? Как собеседник, он вряд ли соответствовал её уровню. И безо всякой причины, просто потому, что это пришло ему в голову, он рассказал ей о футбольной команде, за которую играл – об «Упрямцах». Он рассказывал о том, каково это – быть голкипером, и против кого им приходится играть, о резвости их молодого нападающего Карла Френча и о своих надеждах на предстоящий сезон. Он рассказывал с энтузиазмом; потом вдруг остановился и почувствовал неловкость.

– Мне, наверное, следовало спросить, интересует ли вас футбол.

– Пожалуй, следовало, – сказала она, улыбаясь своей полуулыбкой, – боюсь, что он меня не интересует.

– Почему?

– Боюсь, я нахожу его скучным. Все эти грубые приёмы. Мне, право, не интересно.

– Хорошо. Тогда вы расскажите мне о ресторанах.

– Вас не интересуют рестораны.

– Почему нет? Может, я поведу вас в какой-нибудь. В Лондоне. В один из тех, что в Вест-Энде.

Она молчала. Он поднялся со стула и медленно пошёл к ней. Господи, до чего же она хороша, вся такая элегантная, белокурая, окутанная сигаретным дымком.

– Вы сегодня помыли голову? – спросил он.

Лукреция разразилась смехом.

– Я могу позволить себе не делать этого сама, знаете ли.

Её ответ приковал Даффи к месту; он так и застыл, где стоял, одна нога повисла в воздухе, словно он боялся, что поставит её на датчик давления и тем запустит всю сигнализацию. Она смотрела на него более-менее дружелюбно – если сравнивать с её обычным неприступным взглядом супермодели с обложки.

– Послушайте, я скажу вам об этом прямо, и тем самым между нами не останется недопонимания. Я нахожу вас довольно занятным, но отнюдь не сексуальным.

Даффи развернулся на сто восемьдесят градусов и только тогда опустил ногу на ковёр. Затем медленно пошёл к двери. Взявшись за ручку, он повернулся и спросил: «Занятный – это просто смешной или какой-то особенный?»

– Придёт время, я скажу вам, Даффи. Я вам скажу.

Когда он проходил через холл, ему показалось, будто он слышал смешок, маслянистый баритональный смешок. Он лежал в кровати и думал о том, что всего за один день Анжела назвала его заурядным и ни на что не годным, Дамиан – человеком низшего сословия, а Лукреция – несексуальным. Спал он плохо, и шестью часами позже, когда в доме ещё никто не встал, он уже ехал сквозь утреннюю дымку по М1, направляясь на юг.

Оказавшись в своей квартире, он почувствовал, что ему надо принять ванну. Нет, одной ванной тут было не обойтись, он был не прочь, чтобы его привязали к крыше «Шерпы» и провезли через авто-мойку. Чудесные огромные щётки отчистят всю грязь, которой он покрылся, а лохматые ласковые барабаны отполируют до нормального состояния. Он съел у Сэма Вичи завтрак и обед в одной порции, а потом забрал у Джима Прингла останки Рики (Джим был разочарован, что Даффи так и не пожелал, чтобы из Рики набили чучело и водрузили на дощечку). Пришедшая в три часа Кэрол обнаружила его склонившимся над последними страницами вечерней «Стандард». Он поднялся, поцеловал её, потрепал по попке, улыбнулся и снова уселся на стул.

– Что, неужто всё так плохо?

Проведя рядом с Даффи столько лет, Кэрол привыкла не обманываться, что такое его поведение могло быть вызвано новой длиной её юбки или ароматными капельками, нанесёнными за уши.

– Ромфорд, Уолтемстоу или Уимблдон?

– Что?

– Я тебя приглашаю.

– В самом деле плохо? Как ты себя чувствуешь?

– Тебя когда-нибудь избивали словами? Почему-то от этого болит дольше.

Спустя несколько часов, в фургоне, Кэрол, наконец, спросила:

– А куда мы едем?

– В Уолтемстоу, к собакам.

–  Собакам?

– Поужинаем как следует. Разопьём бутылочку вина.

– И зачем мы едем к собакам? – спросила озадаченная Кэрол.

– Потому что онитуда не ездят. – Даффи крепко сжимал руль. – Потому что онитуда не ездят.

– Конечно, – сказала Кэрол, не спрашивая, не желая знать, – но Даффи, ты же не любишь собак, верно?

Она посмотрела на его обращённое к ней в профиль лицо, на выпяченную нижнюю губу и насупленные брови – причиной его хмурого вида было не дорожное движение.

– Я собираюсь их полюбить, – отозвался Даффи, – наверняка, в них есть много хорошего.

Они припарковались за квартал от стадиона и присоединились к мирной толпе ожидающих. Правда, на тротуаре перед входом стояла пара копперов, но исключительно для украшения: работёнка была не из трудных. Здесь не было футбольных фанатов, сюда приезжали семейства из Ист-Энда с непременной бабулей в перманенте и парочкой ребятишек. Даффи начал успокаиваться. Здесь он наверняка не мог встретить ни Лукрецию, ни Дамиана, равно как разъезжающего на допотопном велосипеде Генри, ползающего по-пластунски Джимми и браконьера Таффи.

Войдя внутрь, они пошли по сумрачному коридору с тяжёлыми стеклянными дверьми. Они добрались до расположившегося на самом верху ресторана и посмотрели сквозь огромные окна вниз, на беговые дорожки, освещённые наполовину вечерним солнцем, наполовину – прожекторами. Яркие надписи там и сям гласили: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ‘СТОУ! Внизу под ними, тучный человек в брюках для верховой езды и котелке возглавлял процессию участников первого забега; за ним следовали шестеро мужчин в белых куртках, похожие на аптекарей; они с гордостью демонстрировали шестерых собак различной масти и экстерьера. Слева от них мерцало, поспевая за постоянно меняющимися ставками, табло тотализатора. Даффи привлёк внимание дородной официантки в узкой чёрной юбке и белой блузке с оборочками. Вскинулись подвесные дверцы, шесть собак устремились в яркий свет – в напрасную погоню за зайцем, которого им никогда не поймать, и который всё равно даже не был зайцем, Даффи выбил пробку из «Вьо дю Верне», наполнил бокалы, жестом собственника обнял Кэрол за плечи и проговорил: «Добро пожаловать в Стоу».

– Ну и смешной же ты.

Всё же он пригласил её поужинать, это что-то да значило, и Кэрол знала, что причин выспрашивать не стоит. Они заказали салат из креветок, и Даффи спросил побольше соуса, словно гурман, знающий, что это бутилированное нечто, которое здесь подают, придаёт блюду совершенно неповторимый вкус. За салатом последовал ромштекс с картофелем. Они заглянули в свою программку – серенький листок с описанием намеченного на сегодняшний день. Предстояло ещё девять забегов, из них три дальних, шестисотсорокаметровых, другие шесть – по четыреста семьдесят пять. – Летун Билли, – читал Даффи, – Ковчег Филомены, Рокфилдский Пират, Фортуна Берни, Перезвон и Танцор Пустыни. Нравится кто-нибудь из них?

Кэрол не могла решить. Даффи скосил глаза на результаты предыдущих забегов и с видом знатока объявил:

– Либо Фортуна Берни, либо Перезвон.

– Ну тогда я поставлю на Танцора Пустыни.

Он ухмыльнулся и нажал кнопку «ставка»; к их столику тут же подошла официантка с большим подносом.

– Пять фунтов для леди на второй номер.

– Даффи, это же куча денег. И, кстати, у тебя появились эдакие снобские нотки. Пять фунтов для леди на второй номер, – передразнила она.

Он ухмыльнулся. Он всё ещё улыбался, когда Перезвон на финишной прямой обошёл Танцора. Они доели салат с креветками, допили «Вьо дю Верне» и поддержали ещё одного неудачника.

– Знаешь, – сказала Кэрол, – ты умеешь весело проводить время, когда захочешь.

Даффи хмыкнул. Он сомневался, что одно зависит от другого. Те люди на границе Букингемширского и Бедфордширского графств – они только и делали, что старались весело проводить время. И посмотрите-ка на них. Даффи потряс головой, чтоб прогнать видение, с жадностью съел несколько ломтиков картофеля и попытался сосредоточиться на более важных вещах. Может, надо было поставить на Доктора Ринкрю или Звонкую Долину? Он не сумел принять решение с самого начала, а сейчас было уже слишком поздно: огни стадиона были пригашены, и несколько тысяч лиц смотрели туда, где в низеньких ячейках нетерпеливо повизгивали шесть собак. Спустя тридцать секунд механического зайца вновь покрыли куском ткани, шесть собак были водворены на свои места, и Даффи почувствовал облегчение от того, что ни Доктор Ринкрю, ни Звонкая Долина даже не понюхали подхвостье у резвого Бомбардира. За соседним столиком ликовала бабуля в перманенте.

Вороша ногами брошенные проигравшие талоны, они вышли в тёплый ночной воздух. Два полисмена покачивались на каблуках и желали некоторым игрокам спокойной ночи. Вечер прошёл без сучка, без задоринки. Выигравшие были счастливы, проигравшие не сомневались, что в следующий раз окажутся в выигрыше. Садясь за руль, Даффи сказал:

– А здесь неплохо. Я сюда ещё наведаюсь.

– Очень уж далеко.

И завтра ей рано вставать.

– Но в самом деле хорошо. Хорошие люди, хорошие псы. Никаких проблем. Хорошо кормят.

– Даффи, – явно поддразнивая, проговорила Кэрол, – ты что, размяк?

– Что?

– С чего ты взял, что в этой толпе негодяев меньше, чем в любой другой?

– Да здесь же полно семейных.

– Ну да, негодяи тоже выводят свои семьи поужинать. Может, за таким вот креветочным салатом обстряпали не одно тёмное дельце. Удобное местечко, верно?

Но Даффи не дал сбить себя с толку.

– Да ладно тебе. Здесь и в самом деле хорошо. Хозяева любят своих собак. Всё время треплют по шерсти, ласкают. Подкармливают, наверное, сахарком.

– Думаю, надо тебе поговорить с тем, кто в этом разбирается, – сказала Кэрол. – Ты и вправду думаешь, что этот спорт чище, чем любой другой?

– Наверно, – ответил Даффи, умиляясь движению на Истборнском шоссе.

– Я знала одного констебля, он вёл дело, связанное с собаками. Это было где-то в районе Ромфорда. Он говорил, что владельцы вытворяют ужасные вещи, чтобы только заставить своих собак бежать быстрее. Что именно, он мне не рассказывал. Но в это легко верится. Если вспомнить, на что готовы идти спортсмены, что они делают с собой… А если это всего-навсего собака, то её хозяин наверняка ни перед чем не остановится.

– Они любят своих псов, – добродушно проговорил Даффи.

– Любят из-за денег, верно? Не знаю, замечал ты или нет, но сегодня много денег перешло из одних рук в другие. В том числе и немало твоих.

– Знаешь, какой там главный приз? Семьдесят пять фунтов плюс почётный знак за первое место и двадцать пять – за второе. Сущий пустяк.

– Здесь главное – ставки. Так же, как на ипподроме. Всё дело в тотализаторе. А раз в забеге участвует всего шесть собак, угадать легче, чем там, скажешь, нет?

– Брось. Если хозяин и даст своему псу что-нибудь, чтоб тот быстрее бежал, то его ведь обязательно поймают, верно? Победителей всегда на это проверяют.

– Да так никто и не делает, Даффи. Представь себе, что в забеге на шесть собак – две имеют настоящие шансы, и одна из них – твоя. Ты не можешь заставить её бежать быстрее, потому что тебя поймают, и что ты делаешь тогда? Ты заставляешь её бежать медленнее.

– Как это?

– Я не знаю. Кормишь креветками и жареной картошкой. Обрезаешь ей когти так коротко, что больно бежать. А потом ставишь на другую собаку.

– То есть ты ставишь против себя?

– Ну конечно.

У Даффи с лица не сходило слегка недоверчивое выражение, словно он склонялся к тому, чтоб позволить этому ушату скептицизма потушить полученное от вечера удовольствие. Некоторое время они ехали молча, потом Даффи кивнул, свернул к обочине, резко затормозил, вызвав тем самым протестующие сигналы ехавших за ним водителей, потянул ручник и повернулся к Кэрол.

– Тебе никогда не говорили, что ты гений? – спросил он.

Она потянулась и потрепала его по бедру.

– Ты сегодня и впрямь размяк, верно?

7. Окрестности

Неужели у него появилась нить? Неужели Кэрол дала ему зацепку, и у него, наконец, появилась нить? Этим вопросом задавался Даффи, направляясь по автостраде М1 обратно в Холл – в одиночестве, если не считать распотрошённой собаки в пластиковом пакете. И если это так, и у него действительно появилась нить, то какая именно? Это дело потому и было таким сложным, что нитей в нём было как в спутанном клубке. Например, собаку Анжелы убили, но имело ли это какое-то отношение к Анжеле? Это должно было быть так, должно было быть как-то связано с шантажом, но такое предположение не имело смысла: шантаж был милой, удовлетворявшей обе стороны еженедельной сделкой. То, что случилось с Рики, никак не повлияло на величину запросов.

Или взять сам шантаж. Когда Генри прикатил на своём драндулете, это выглядело так, будто он и есть шантажист, но это оказалось не так. Или взять Джимми и то, что случилось в его лагере: уж, казалось бы, на что хорошая нить, и та вышла с изъяном. Копперы предъявили ему обвинение, но даже они понимали, что в этой истории не всё стыкуется. Единственным происшествием, вроде бы ни с чем не связанным, оставался взрыв машины. Что ж, тут и впрямь могла быть виновата какая-то злокозненная белка.

Встретившись с сержантом Вайном, он обменял пластиковый пакет на информацию о том, что до сих пор нет никакой информации о «Датсуне-Черри»: они не нашли ни частей таймера, ни других обычных следов взрыва. Фитилём мог послужить вымоченный в дёгте обрывок верёвки – старый добрый деревенский способ поджога, не то, что ваши городские штучки. Вайн побеседовал с владелицей «датсуна», но ничего не узнал – как ему показалась, потому, что она и сама ничего не знала. Даффи забыл упомянуть о провале операции «Зелёный ларь» – в конце концов, ничего ведь и не случилось, верно? – но высказался-таки в том духе, что кое от кого в Браунскомб-Холле его уже воротит; Вайн хмыкнул.

– А как там старина Джимми?

– Срок задержание продлили на неделю. Сидит у себя в камере и говорит, что он этого не делал. Странный он какой-то. Может, стоило позвать к нему психиатра.

– Попросите его, чтобы он дал характеристику другим обитателям Холла, пока он к этому готов, – сказал Даффи. – Да, кстати, мне вдруг пришло в голову: как у вас тут, в округе, с наркотиками?

– Да ничего особенного. Если и есть что, так это привозят из Лондона. У нас есть отдел по борьбе с наркотиками, но это потому, что местные газетчики считают, что он должен у нас быть. Этих ребят, в основном, бросают на другие участки.

– Так что никаких крупных поставщиков?

– Таких, чтоб мы знали, нет. А мы бы знали, даже если б не имели достаточно доказательств, чтоб предъявить обвинение. А вы хотите, чтобы мы наведались в Холл и устроили там облаву?

– Ну, этого-то пока не нужно. Просто я о чём-то таком подумал.

– Нашим ребятам это пришлось бы по нраву. В основном, им приходится наряжаться немытыми хиппи и торчать в пабе, дожидаясь, когда кто-нибудь клюнет, приняв их за сбытчиков. Чаще хозяин паба вышвыривает их вон, приняв за немытых хиппи.

– Держите этот вариант про запас.

– Понял.

Вернувшись в Браунскомб-Холл, Даффи не удостоил взглядом саламандру и не стал церемониться с гравием. Ему надоело, что на него смотрят свысока. Когда он только приехал сюда, то сразу невзлюбил этих людей, и это было нормально, затем каждый из них – Белинда, Лукреция, Анжела, Дамиан – отчасти пробудил в нём хоть малую, да симпатию. Перемен было почти не заметно, но они заставляли его сомневаться в правильности своего взгляда на мир. Это было плохо. К тому же, это мешало ему работать.

Он начал с того, что позвонил Генри и спросил, можно ли ему сегодня после полудня приехать потренироваться на его раритетном бильярдном столе. Вот и хорошо, а потом он, конечно же, будет счастлив выпить чашку чая вместе с его матушкой. После этого он заявился в кухню, где Дамиан и Салли до сих пор не собирались заканчивать свой припозднившийся завтрак, и пригласил их пройти с ним в бильярдную. Занавеси были раздвинуты, и под утренним солнцем зелёное сукно словно поблекло; комната казалась незнакомой, в ней будто бы стало холоднее. Даффи велел им сесть на обитый вощёным ситцем диванчик, сам опёрся о бортик стола и воззрился на них.

– Я всегда находил, – обратился Дамиан к Салли, – что деспотические замашки в мужчине напрямую связаны с любовным разочарованием.

Так значит, он подслушивал. А может даже, она сама ему рассказала. Даффи было наплевать. Это было полтора дня назад. С тех пор он видел забег борзых. Он уже не был так уверен, что этот спорт ему по душе, но он решил, что будет держать его про запас – на тот случай, если его снова потянет к не тем людям. Идём, Даффи, сядь ко мне на коленки. Нет уж, я лучше поеду в Стоу. Хотите послушать мою старую школьную песенку? Извините, я еду к собакам. То есть, на собачьи бега.

– Вы дождётесь, что с вами покончат, – сказал он.

– О господи, снова завели шарманку, – язвительно, с деланным утомлением протянула Салли. – Стариковское занудство, только бы сунуть нос в чужие дела. Не клади каблуки на стол, можно поцарапать. Не делай то, не делай это. Нельзя немножко позабавиться, не то плохо кончишь. Одна рюмка тянет за собой вторую, третью, закуришь травку – и уже наркоман. Минздрав в сто двадцать третий раз предупреждает.

– Я сказал не это, – ответил Даффи. Он чувствовал на себе взгляд Дамиана, Салли раздражённо отвернулась. – Я не сказал, что вы плохо кончите. Мне наплевать, что вы суёте в нос и чем колетесь. Я не сказал, что вы покончите с собой сами, я сказал, что с вамипокончат.

– Продли речь свою, о мудрец из Ист-Энда, – проговорил Дамиан.

– Не думаю, что вы правильно понимаете смысл происходящего. Во всём этом есть кое-что, неясное для меня, но вам-то всё с самого начала должно было быть ясно.

Дамиан издал наигранный вздох – вздох школьника, к которому придирается педант-учитель.

– Анжела говорила вам, от чего умер Рики?

Они покачали головами.

– Рики умер не от того, что его бросили во французское окно, – он помедлил, и Дамиан поощряющее кивнул, – Рики умер от того, что ему вкололи такую дозу героина, что хватило бы убить корову.

В действительности Даффи не знал, была ли доза больше, чем нужно, чтобы отправить на тот свет собаку, но ему нравилось, как звучит это выражение.

– Бедняга Рики, – Салли всхлипнула и спрятала лицо на плече у Дамиана.

– Значит, вы нашли труп. – Дамиан, по крайней мере, воспринимал информацию более продуктивно. Даффи кивнул. – Но почему его сначала выкрали?

– Это сделал другой человек. Человек, которому не нравится, когда в доме валяются дохлые псы, просто случайный человек.

– Чьё имя вы нам, конечно, не скажете?

– Не скажу.

– Но зачем кому-то понадобилось сотворить такое с собакой Анжелы?

– А вы не видите здесь никакой связи?

– Какой связи?

– Собака и машина. Собака и машина.

– Да о чём вы говорите? – Салли подняла голову с плеча Дамиана. Рики принадлежал Анжеле. А эти заграничные авто, – Салли истерически захихикала, – они всегда такие…

– Заткнись, Салли. Слушай.

– Вы же часто гуляли с этим псом, верно, Салли? Вы гуляли с ним так же часто, как Анжела? – Она молча кивнула. – И они решили, что эта собака – ваша. В этом они ошиблись. Вам стоит сделать из этого кое-какие выводы. В следующий раз их будет интересовать не собака, и не машина. У человека не так мало частей тела, которых он может лишиться без угрозы для жизни. А ещё через раз с вами, возможно, будет покончено. Мне уже приходилось такое видеть. Мне приходилось это видеть неоднократно, и поверьте, что последствия тут куда неприятнее, чем когда вы забываете заплатить очередной взнос за купленную в рассрочку стиральную машину.

Дамиана, казалось, позабавило сказанное Даффи, но смеха так и не последовало. Он повернулся к Салли и сказал:

– Может, придётся ползти на коленках к твоему папаше.

Она не ответила, и он, повернувшись к Даффи, спросил:

– Какие-нибудь предположения?

– Сколько вы должны?

– Около восьми.

– Бог ты мой. А сначала задолжали сколько?

– Пятнадцать.

– Ничего себе. Значит, – педантично продолжал Даффи, – выплатили вы семь.

– Около того.

Семь. Шесть да ещё одна. Три раза по две – шесть. Всё верно, подумал Даффи.

– И кто из вас употребляет?

Дамиан и Салли переглянулись.

– Понятно, оба употребляли. Поровну, значит?

– Нет, сказала Салли, – почти всё я.

– Я нюхаю только когда играю в снукер, – заискивающе проговорил Дамиан, – это здорово успокаивает нервы. Перестаёшь, прицеливаясь, дёргать головой – вот как вы сейчас, мой дорогой Даффи. Начинаешь видеть возможности, которые прежде не замечал. Та позиция – через весь стол в боковую лузу – её без маленького допинга и не заметишь.

Это была последняя попытка Дамиана приободриться. Даффи неумолимо продолжал.

– Значит, почти всё употребляет она, вам достаётся небольшое подспорье, чтобы вы лучше играли в снукер. Но покупатель-то вы?

– Ммм.

– Что ж, на их месте, я бы взялся сперва за вас, вытянул бы из вас все жилы, а уж когда они поймут, что взять с вас больше нечего, вот тогда настанет её черёд.

– Я хотела продать «датсун», – сказала Салли, – а они его взорвали. Короче, сами себя лишили выгоды.

– Они куда более охотно лишат вас носов и ушей, – кровожадно проговорил Даффи.

– О боже, – сказал Дамиан, – боже, боже, боже.

– А о чём мы вообще здесь толкуем? – спросил Даффи. – Какой у вас ассортимент?

– Да бог с вами, только кокс, – в голосе Дамиана слышалось раздражение. К другому я бы и не притронулся. И вообще, – с ненужной поспешностью умывая руки, добавил он – я брал не для себя, а для неё.

Ну конечно, подумал Даффи. Она клиент, а ты всего лишь посредник. Она забирается на бильярдный стол и стаскивает трусики, а ты всего лишь невинный парень с кием. Она с твоей подачи прокалывает шины моего фургона, а ты в последний момент линяешь – вдруг кто-то увидит. Она идёт ко дну, тебе удаётся выплыть, но не будь таких, как ты, она вовсе бы не стала тонуть. Ну, давай, попробуй-ка это; я? – нет, я сейчас не в настроении. Постель? Тебе нечем предохраняться? Да брось, рискнём, не будь занудой. Ещё рюмку? А может, и две? Я – нет, я не буду. Я за рулём. А потом Дамианы этого мира исчезают, а такие, как Салли, становятся наркоманками, матерями-одиночками, алкоголичками, женщинами с искорёженной судьбой. И если можно было что-то сказать в пользу сурового бандитского правосудия, так это что оно с равной неумолимостью карало и Дамианов, и Салли.

– Значит, вы начали с пятнадцати. Как это вы допустили такой должище?

– У них такая милая кредитная система, – с энтузиазмом начал Дамиан – и остановился. С началом серьёзных неприятностей фразы такого рода стали неуместны.

– У вас было что-то около тысячи, но за вами оставалось ещё четырнадцать, так что вы решили получить их от Анжелы.

Это был не вопрос, это было утверждение. Они молчали. Он продолжал.

– Я не полицейский. Но я и не дурак. Не понимаю, почему вам было не попросить у неё в долг.

– Люди всегда так серьёзно относятся к деньгам, – сказала Салли так, словно это было какое-то откровение, – у неё есть деньги, она всё равно не знает, куда их девать, а когда выйдет за Генри, получит ещё больше. Да и вообще так было забавнее.

Ну конечно, подумал Даффи, снова я забываю про то, что это – «здорово». Здорово вымогать деньги у своей подруги, вместо того, чтобы попросить у неё в долг – ведь его ещё потом и отдавать. Да, вот в чём тут главная разница: первое – здорово, а второе – не здорово.

– Это же была как бы шутка, – почти извиняясь, произнёс Дамиан, – по крайней мере, сначала. Мы всё думали, у кого могут быть лишние денежки, ну и подумали об Анжеле и о том, как бы можно было заставить её раскошелиться. И тут мы вспомнили, как она уединялась наверху с одним пареньком. Мы их ни на чём таком не ловили, ничего наверняка не знали, может, она ему просто вид с крыши показывала, но решили попробовать.

– И вы позвонили из телефона-автомата и подделали иностранный акцент?