Текст книги "Капитали$т: Часть 4. 1990 (СИ)"

Автор книги: Деметрио Росси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 16

В трехкомнатной квартире Бориса Борисовича – предвыборный штаб. Не то чтобы очень тайный, но и без вывески. Здесь решаются важные вопросы, идут переговоры, сюда свозят наглядную агитацию и не только. За квартирой, конечно, следят. Уставшие и помятые мужчины в сером замызганном «жигуленке». Наверное КГБ, впрочем, нам без разницы. Следят, как бы чего не случилось, и наши ребята – четверка молодых спортсменов на кофейного цвета «восьмерке» – бездельничают с утра до вечера за приличную зарплату, жуют жвачку и показывают неприличные жесты мужчинам в «жигуленке». Эпицентром предвыборного нашего штаба является просторная кухня Бориса Борисовича, где рекой льется кофе и потоки черного нала.

Черный нал раздаю, конечно же, я. К моему удивлению, по большому счету это очень небольшие деньги. Кандидат обходится тысяч в пятнадцать-двадцать, весь бюджет кампании – четверть миллиона. Цена хорошей иномарки. Если политтехнологам двадцать первого века рассказать о таких расценках – долго смеялись бы. Впрочем, все только начинается.

Несмотря на то, что рыночные отношения набирают оборот, деньги пока еще значат не так уж и много, эпоха коробок из-под ксероксов, наполненных долларами, еще не настала. Большие и малые начальники зубами впились в ресурс, над которым они поставлены, и категорически не хотят делиться. Так, у нас возникли проблемы с городской типографией, которая, в лице директора, наотрез отказалась печатать листовки наших кандидатов. Конечно, мы могли бы попробовать надавить на директора административно, или подкупить… но зачем, если у нас в избытке имеется силовой ресурс? Компания боксеров без труда проникла в директорский кабинет, напугав престарелого вахтера и секретаршу бальзаковского возраста. В директорском кабинете были заданы вопросы – почему товарищ директор вставляет палки в колеса зарождающемуся демократическому процессу? И вообще – застрахована ли его, товарища директора, номенклатурная дача? И личный автомобиль «Волга»? Разрядники по боксу заявили, что могут приходить и задавать эти вопросы регулярно. Впечатленный директор энергично заявил, что никакой необходимости в регулярных встречах нет, и что пока он здесь директор – демократическому процессу ничего не угрожает! Проблема с типографией была решена.

Обком, как и было договорено, на нашу предвыборную возню особого внимания не обращал. Чего не скажешь о горисполкоме, боссы которого привыкли к полной монополии и отнюдь не были рады появлению каких-то пришельцев.

Так, в один из дней, когда предвыборная компания была в разгаре, в кабинет моем появилась Люся и заявила, что пришел посетитель, который представился Николаем Петровичем и срочно хочет пообщаться.

– Николай Петрович? – переспросил я. – Что-то припоминаю, пригласите его, Люся!

– Хорошо, – покорно сказала Люся, и почти в тот же миг в кабинете возник мужчина, одетый по стандартной номенклатурной моде – в импортный плащ и приличный темный костюм. Лицо этого мужчины показалось мне знакомым. Я судорожно порылся в памяти и откуда-то из ее недр всплыло – самое начало моего появления в этом суматошном времени. Больница. Сосед по палате. Тот самый, который впоследствии помог нам организовать видеосалон, принесший первые приличные деньги.

– Николай Петрович! – широко улыбнулся я старому знакомому. – Очень рад вас видеть!

– Да вот, посмотреть пришел на ваши баснословные успехи, – сказал он шутливо. – Народ гудит, по городу ползут слухи, никто понять не может – что это за акулы капитализма у нас объявились?

– Вы же знаете, с чего все начиналось… – развел руками я.

– Знаю, знаю, – кивнул Николай Петрович. – Боевики всякие… Фильмы ужасов. А теперь… Такие перспективы открываются у молодежи! – Николай Петрович вздохнул с деланной завистью. – Как говорится, где мои семнадцать лет?

– На Большом Каретном! – ответил я. – А где мой черный пистолет?

– Вот, – сказал Николай Петрович, переходя на серьезный тон, – как раз об этом я и пришел поговорить.

– Слушаю вас внимательно, – сказал я, стараясь, чтобы сарказма не чувствовалось

– Да чего там внимательно… В нашей структуре говорят – какая-то мафия к власти рвется!

Я искренне рассмеялся.

– Мафия – это мы, что ли?

– А то кто же еще⁈ – строго посмотрел на меня Николай Петрович. – В городском совете тридцать пять депутатов. По слухам, вы хотите завести в горсовет человек десять. Так или нет?

– Примерно так, – подтвердил я, удивляясь точности слухов.

– Вот видишь! – важно сказал Николай Петрович. – Десять человек хотите завести. Почти третью часть всего состава! А… зачем? Зачем, спрашивается?

Я пожал плечами.

– Чтобы решать свои задачи. Тут ко мне недавно товарищ из обкома приходил, тоже интересовался. Я ему объяснил, что политика нас не интересует. Только хозяйственная деятельность и ничего больше.

– Хозяйственная, говоришь… – прищурился на меня Николай Петрович. – Значит, денег хотите?

– Не буду скрывать, – ответил я, – материальный фактор играет первостепенную роль. Но не только это. Есть еще некоторые моменты…

– Это все прекрасно, – сказал Николай Петрович. – Денег все хотят, не вы одни. Короче, ситуация такая… Председатель горисполкома у нас Соловьев. Уже давно, лет пятнадцать. Твой отец его хорошо знать должен, горсовет председателя всегда с ведома горкома утверждает.

– И что? – не понял я.

– И то, – с досадой сказал Николай Петрович. – В исполкоме у нас очень дружный коллектив образовался. А тут вы. Никто ничего понять не может. Что за люди? Чего хотят?

– И вы ко мне пришли от имени и по поручению? – улыбаясь, спросил я.

– Так точно! – воскликнул Николай Петрович. – Наши беспокоятся. Потому что, знаете ли, методы… Мы слышали про ситуацию в типографии, например. Нехорошо, молодые люди. У директора теперь гипертонический криз. Мужчина пожилой, заслуженный, а вы в кабинет вламываетесь! Некультурно!

Я развел руками.

– А что оставалось делать? Категорически отказывался печатать наших кандидатов…

– Нехорошо, – повторил Николай Петрович, укоризненно качая головой. – Вот вы скажите, Алексей… только честно! Я вам враг? А⁈ Два раза вы к нам обращались и оба раза вам навстречу шли! Как своему! Тогда с видеосалоном в ДК – мелочь, но пошли на нарушение, только чтобы отношений не портить, дипломатия! А этот особняк? – Николай Петрович огляделся вокруг. – Уже не такая и мелочь, правда? Цена аренды – символическая! А все почему? А все потому, что сотрудничать нужно, дружить! Эх, молодые люди! Не цените вы стариков!

– Все верно, Николай Петрович, – сказал я саркастически. – Но насчет этого особняка – побойтесь бога! Если бы не мы, то он бы уже рухнул! Вы давно в старом городе гуляли?

– А что такое? – поднял брови Николай Петрович.

– Разваливается все! – ответил я с нарочитым отчаянием. – Рядом со зданиями ходить опасно! Лепнина сыплется, плитка отваливается… Что-то у нашего прекрасного горисполкома не получается, вы не находите?

– Алексей… – задушевно сказал Николай Петрович, – ну мы же не на митинге, правда? Я тебе еще три года назад говорил, в больнице, что все катится в жопу! Не по-моему вышло?

– По-вашему, – согласился я.

– Ну вот, – в голосе Николая Петровича чувствовалось удовлетворение. – Тут вся страна разваливается к чертовой матери. А ты про какие-то здания. Давай по делу говорить!

– А по какому делу? – спросил я с недоумением. – Выборы еще не состоялись, результаты не известны…

– Не морочьте мне голову, – строго сказал Николай Петрович. – По Октябрьскому району ваши кандидаты продуктовые пайки раздают инвалидам и многодетным мамашам! Есть такое?

– Раз вы говорите, значит есть, – вздохнул я. – А что? Законом не запрещается…

– Короче, – сказал Николай Петрович по-деловому. – Всем нашим ясно, что твои в городской совет попадают. Людям в горисполкоме нужна определенность. Чего ты захочешь, Алексей, от нас, грешных?

– Самую малость, – пожал плечами я. – Вы Пантелеева Бориса Борисовича знаете?

– Ну-у… – протянул неопределенно Николай Петрович. – Слышал, конечно. Прыткий гражданин.

Ага, подумал я. Бориса Борисовича не любят в горисполкоме. Что же, тем хуже для них.

– Нужна нам совершенная мелочь… – продолжил я. – Всего-то и навсего, чтобы Борис Борисович стал секретарем горсовета… – Нет, не на веки вечные, – поправился я, увидев ошеломленные глаза Николая Петровича. – Всего на годик. Один год. Что, так много, что ли?

Николай Петрович ошеломленно глотал воздух, выпучив глаза. В этот момент он очень напоминал извлеченную из аквариума экзотическую рыбу.

– Этот проходимец⁈ Секретарем⁈ Да что вы… Да как…

Вид изумленного и возмущенного Николая Петровича меня изрядно веселил, но торги нужно было продолжать.

– Вы напрасно так остро реагируете, – сказал я примирительно, – и предвзято относитесь к уважаемому Борису Борисовичу.

– Демагог и проходимец, – твердо сказал Николай Петрович.

– Все верно, демагог и проходимец, – легко согласился я. – Но может быть полезен. Всего год, Николай Петрович. Я уверен, что у нас может получиться прекрасное сотрудничество. И потом, уж простите, но мы не очень нуждаемся в чьем бы то ни было разрешении. Десять человек мы проведем в горсовет, вы сами признали. Остается еще восемь. Вы правда считаете, что среди будущих депутатов не найдется восьми человек, которых можно убедить проголосовать за Пантелеева? Бросьте, Николай Петрович! Давайте мирно и по-дружески все решим!

Я блефовал, конечно. Не было никаких гарантий, что поддерживаемые нами кандидаты действительно выиграют. А даже если выиграют… Я давал им денег на предвыборную кампанию, но из этого совершенно не следует, что они куплены со всеми потрохами. Включая Бориса Борисовича. Впрочем, Николай Петрович задумался.

– Ладно, – сказал он, тряхнув головой, как бы отгоняя неприятные мысли. – Не чужие люди, решим! Ты вот что скажи – чего мутить надумали? Зачем вам секретарь горсовета?

Я улыбнулся.

– Всему свое время. Мы же коммерсанты. Коммерческая тайна – слышали такое?

– Тайны мадридского двора, – недовольно сказал Николай Петрович. – Ладно. Ты просишь должность секретаря, я понял. Что мне пообещать своим? Что взамен предложишь?

– Долю в бизнесе, – ответил я.

– Долю? Кому? – деловито спросил Николай Петрович.

Я развел руками.

– Вам. Или вашему руководству, коллегам. Я же не знаю, кто у вас там вопросы решает…

– Сколько?

– Лимон, – улыбнулся я. – Лимон за первые полгода. Или, если в СКВ, то пятьдесят тысяч долларов.

– Интересно, – сказал Николай Петрович, глаза которого загорелись, когда речь зашла о долларах. – Криминал, наверное? А, Алексей? Говори как есть!

– Боже сохрани! – я размашисто перекрестился на монитор. – Наоборот! Все в высшей степени легально! Выводим экономику из тени!

– Лады! – тряхнул головой Николай Петрович. – Короче, я скажу своим, что сам думаю. Парень ты нормальный, серьезный. Работать с тобой можно. Надеюсь, сработаемся, а?

– Сработаемся! – оптимистично заявил я.

Мы обменялись крепким рукопожатием, а я подумал, что день начинается неплохо. Напрасно я так подумал…

Позвонил Григорий Степанович Бубенцов и тоном, не терпящим возражений, сказал:

– Алексей? Подъедь-ка ко мне. Тут один вопросик возник… В общем, жду.

Я чертыхнулся про себя. Обыкновенно, возникший «вопросик» у Григория Степановича означал какую-нибудь проблему с криминальным миром. А у нас с Гусаром только-только установился… даже не мир, потому что войны как таковой и не было. Мы просто как бы перестали замечать существование друг друга. Гусар получил контроль над авторынком, о котором так мечтал, а заодно и связанные с этим контролем проблемы. Одним словом, затишье было шатким и могло закончиться в любой момент. И тогда – открытое противостояние, война на истребление. Так что, «вопросик» Григория Степановича меня заметно напряг.

Григорий Степанович Бубенцов сильно изменился за последний год – превращение из плакатного коммуниста в плакатного же буржуя шло ударными темпами. Появились в бывшем первом секретаре обкома черты, настоящему коммунисту несвойственные, поперли наружу барство, любовь к красивым вещам и даже к роскоши. Так, Григорий Степанович сменил «Волгу» на «БМВ», щеголял в дорогих костюмах иностранного пошива, а золотых часов у него было несколько – на разные случаи жизни. Кроме того, по слухам, строилась у Григория Степановича дача – в три этажа, с сауной, зимним садом и бильярдной. Вообще, Григорий Степанович испортился – стал раздражителен и высокомерен. При общении со мной, впрочем, сдерживался. Наверное, крепко врезался ему в память случай, когда мы ему привезли в багажнике мелкого криминального деятеля по прозвищу Береза…

– Здравствуйте, – улыбнулся я молодой секретарше, скучавшей за компьютером в приемной Григория Степановича.

– Здравствуйте! – Секретарша ответила мне улыбкой. – Проходите, вас ждут.

Я учтиво поклонился и вошел в кабинет.

– Здравствуй, Алексей, здравствуй… – сказал Григорий Степанович мрачно. Я отметил, что в комнате крепко пахнет спиртным. В разгар рабочего дня… Печально.

– А я тебя, понимаешь, жду… – продолжил он. – Возник тут, понимаешь, вопросик небольшой…

– Внимательно вас слушаю, – сказал я.

– Оно как будто с одной стороны вопрос пустяковый, – сказал Бубенцов. – но вот с другой… Может и неприятность получиться. А ты у нас здесь затем, чтобы неприятностей избегать, ведь верно?

Я кивнул, хотя не был на сто процентов согласен с вышесказанным.

– Тем более, что это касается нас всех! – объявил Григорий Степанович с видом мудреца. – Все мы, как говорится, кормимся возле заводской трубы!

Я тяжело вздохнул. Григорий Степанович сохранил все свои скверные обкомовские привычки. В частности, произносить огромное количество банальностей, стараясь максимально долго избегать сути дела.

– В общем, что произошло… – продолжил он рассказывать. – Понадобились нам срочно стройматериалы. Вон – корпус достраивать нужно и вообще. Нашли у одних фирмачей все необходимое. Хотим купить, а они говорят – нет, так не пойдет. Давайте меняться – водку на стройматериалы.

Я понимающе кивнул. На черном рынке бартер существовал всегда, менялось все на все в соответствии с курсом и конъюнктурой. А теперь бартерные отношения выходили уже на уровень предприятий – официально. Вот только я очень сомневался, что стройматериалы понадобились Григорию Степановичу для того, чтобы достроить производственный корпус. Скорее всего, предполагалось точно также поменять их на какой-нибудь дефицит или просто загнать за валюту.

– В аккурат вышло пять вагонов водки, – сказал Григорий Степанович сокрушенно.

Я прикинул про себя – такой объем продукции завод делает за два с лишним дня. Немало, скажем так.

– Они все поставили в срок, – продолжил Григорий Степанович. – Ну и я им, как договорились, вагон сразу, вагон десятого… И пятнадцатого должен был три вагона отправить, но… – Григорий Степанович недовольно скривился. – Выборы эти, будь они прокляты! Мне строго настрого приказали – всю водку, сколько есть, все в госторговлю до последней бутылки! Ревизоры и контролеры с завода не вылезают, даже кгбшники были! Еле-еле на собственные нужды наскребаем! Нету у меня сейчас трех вагонов! Нету! Я им предложил подождать – выборы закончатся и все нормально будет. Даже неустойку предложил – пятьсот ящиков! Не хотят ждать. Приехали какие-то грузины, угрожают! Вот такая ситуация, Алексей. Не могу я с ними договориться, может у вас с ребятами получится?

Глава 17

Я выслушал Григория Степановича очень внимательно, а выслушав, задал вопрос:

– Какие бумаги имеются?

– Имеются бумаги, – сказал Бубенцов недовольно. – Договор на поставку пяти вагонов водки имеется. Какой-то шарашкиной конторе. Договор правильный, но в суд они с ним не пойдут.

– Почему же не пойдут? – спросил я.

– Да потому что шарашкина контора! Им и водка нужна – на что-то выменять. Они же неформально приехали решать вопрос, понимаешь? Неформально!

В принципе, все было понятно.

– А договор на поставку… чего они там вам поставили? – снова задал я вопрос.

– Имеется, – подтвердил Григорий Степанович. – Поставили они стройматериалы, в срок и без нареканий. Та же шарашкина контора.

Я с удивлением посмотрел на директора.

– Получается, что по сути они правы, – сказал я. – Свою часть договора они выполнили, а мы – нет. Что конкретно я могу им предложить?

– Я же говорю, – ответил Григорий Степанович с некоторым раздражением, – пусть подождут немного. До конца майских. Тогда я смогу рассчитаться. Раньше – не смогу. Неустойку… можно обсудить, но в пределах разумного.

– А если они откажутся? – поинтересовался я.

– Значит нужно сделать так, чтобы не отказались. – Мутные похмельные глаза Григория Степановича не выражали ничего.

Я чертыхнулся. Только-только наступило затишье и вот опять… А Григорий Степанович борзеет потихоньку. Сложившаяся ситуация – еще не кидок, но где-то очень близко, буквально в одном шаге от кидка. А разгребать нам… Он рассуждает так – мы получаем свои полторы тысячи бутылок в день, вот и должны отрабатывать. Эх, Григорий Степанович, подумал я с досадой. Перестраивался, перестраивался, да так и не перестроился нихрена. Не понимает времени, не чувствует. Не может себе представить, что за три вагона водки его просто возьмут и убьют. Взять на себя обязательства и не выполнить… Партсобраний, выговоров и предупреждений не будет. Еще не известно, что там за грузины…

– Они контакт оставили? – спросил я.

– Вот, – Григорий Степанович протянул блокнотный лист с телефонным номером. – Они, вроде бы, в «Советской» остановились.

– Сделаем все, что возможно в этой ситуации, – сказал я.

– Вот и хорошо, – царственно кивнул Бубенцов. – Я уверен, что вы справитесь!

Григорий Степанович был настроен оптимистически. А нам теперь лезть в очередное мутное дело с не очень понятным исходом…

Встречу с грузинами мы назначили в баре гостиницы, где они остановились. После короткого совещания решили, что на встречу пойдем мы с Серегой в сопровождении группы силовой поддержки. Тут же оперативно получили информацию из гостиницы – приезжих из солнечной Грузии всего три человека, ведут себя разгульно – каждый вечер с девочками в ресторане, но при этом – без происшествий, все чинно и благородно. И вообще, ребята щедрые и интеллигентные.

– Вот и прекрасно, – сказал Серега благодушно. – Поговорим, решим без шума и пыли.

Я не разделял его благодушия.

– Пацанов в баре нужно рассадить заранее. И у входа пару человек на всякий случай поставить.

– Рассадим, поставим! – улыбнулся Серега. – Ну чего ты в самом деле, нервничаешь по пустякам? Дело-то плевое!

Я скептически покачал головой. Дело действительно выглядело плевым…

На встречу мы пришли ровно в назначенное время – в шесть вечера. Бар уже потихоньку наполнялся посетителями – размалеванные девицы скучали за стаканом сока, какая-то студенческая компания веселилась за бутылкой шампанского, наши парни в спортивных костюмах налегали на «Пепси» и старались не смотреть в сторону девиц, которые, в свою очередь, с них глаз не спускали. Бармен, хозяйничавший за стойкой, одарил на беглым взглядом и отвернулся – он хорошо знал, что мы относимся к разряду посетителей, на которых лучше не заострять внимание. Из колонок лилось новомодное:

'Когда горят огнем витрины

На старых улицах Москвы

Не трудно встретить этого мужчину

Небесной красоты…'

Грузины сидели у окна – чинно пили кофе и курили. Молодые ребята, старшему наверняка не было и тридцати, одетые с иголочки – кожаные пиджаки, вельветовые джинсы, золотые браслеты и перстни, сияющие ботинки… на бойцов явно не тянут, подумал я с некоторым облегчением. Серега лихо подмигнул мне, похоже, что он пришел к такому же выводу…

– Добрый вечер! – поздоровался я с гостями города. Гости заулыбались, пригласили нас за столик, предложили заказать что-нибудь.

– Давайте о деле, – вежливо, но твердо сказал я. – Меня Алексей зовут, а это Сергей.

– Георгий!

– Давид!

– Зураб!

Мы обменялись рукопожатиями. Старшим у них, кажется, Георгий, отметил я. Гости буквально излучали доброжелательность и светились улыбками.

– Вот, – сказал Георгий, улыбаясь нам, как старым знакомым, – по ним сразу видно, что хорошие ребята! Молодые! Мы с ними сейчас в два счета все уладим и вино пить пойдем! Так я говорю, ребята?

– Постараемся, – сказал я уклончиво. – Давайте обсудим и договоримся.

– Э, дорогой, – сказал представившийся Давидом – широкоплечий парень с аккуратными черными усами. – Сначала объясните – кто вы сами-то есть? Крыша этого директора?

– Этого барана, – с досадой поправил его Зураб.

Слово «крыша» только появилось и было, что называется, на слуху.

– Партнеры по бизнесу, – ответил я. – Но можно сказать и так, как ты сказал. Решать вопрос с нами нужно.

– Все, нет вопросов, – вскинул руки ладонями вперед Давид. – С вами, значит с вами.

– Лучше с вами, чем с этим придурком, – мрачно подтвердил Георгий. – Ни одного слова сказать как мужчина не может, хвостом метет туда-сюда! А кстати… – грузин хитро прищурился на меня. – Это ваши парни? – Он кивнул на спортсменов, молча сидящих за бутылкой «Пепси» возле барной стойки.

Я неопределенно пожал плечами.

– Боксеры, наверное? – Спросил Георгий, и, не дожидаясь ответа, продолжил: – У нас хороших боксеров мало. У нас все больше борцы… Ладно, ребята. Давайте по делу. Три вагона водки должен ваш директор. Признаете?

– Никто не отказывается, – сказал Серега.

– Хорошо, – кивнул Георгий. – Считай, полдела сделали. Отдавать он когда думает?

– Он отдаст, – сказал я, – никто не отказывается отдавать, но сейчас есть проблема. Столько водки физически в наличии нет. После майских праздников он полностью рассчитается. Да, мы понимаем, что в этой ситуации наш партнер неправ. Готовы обсудить размер неустойки.

Грузины нахмурились.

– Э-э-э… друг! Как – после майских? Это десятого мая, что ли? Нет, нас не устраивает. У нас эту водку на следующей неделе ждут, – сказал Давид. – Максимум до понедельника потерпеть можем. Больше никак не можем!

Я развел руками.

– Не получится. В связи с выборами вся водка в госторговлю уходит. Давайте какой-то компромисс искать, договариваться. Если хотите, посчитаемся, он деньги отдаст.

Это предложение я внес на свой страх и риск, Григорий Степанович подобных полномочий мне не давал. Впрочем, по моим прикидкам, водки там было примерно тысяч на шестьсот, если считать по госцене. Деньги приличные, но не запредельные, товарищ директор вполне мог бы выплатить из личных сбережений.

– Нет, – скривился Георгий, – деньги – не нужно. Если бы договаривались за деньги, то отдал бы деньги. Но мы за водку договаривались.

– Короче, – сказал Серега, которому этот разговор начал надоедать, – расклад мы вам обрисовали. Никто вас кидать не собирался, водку получите в мае, по поводу неустойки советую подумать, мы не отказываемся. Хоть водкой, хоть бабками.

– Вайме! – притворно огорчился Георгий. – А так хорошо разговор начинался, думали, что такой пустяк за пять минут разрешим. А вы вот как!

– Думайте, – сказал Серега. – Только учтите, что директор не сам по себе, за ним люди. Порвать его вам мы все равно не дадим. Так что думайте, уважаемые.

– Такие слова говоришь… – покачал головой Георгий. – Порвать… Зачем так говоришь? Мы люди мирные, нам лишние проблемы не нужны.

– К какому решению приходим? – спросил я.

Весь этот разговор был каким-то вязким и ненатуральным, будто плохая театральная постановка. И еще, меня смущало то, что гости с юга совершенно не высказывали никакого беспокойства. Значит, уверены в своих силах. Либо же, имеют какой-то тайный козырь… Вопрос – какой?

– Друг, – проникновенно сказал Георгий, – меня послали передать, что водка нужна на следующей неделе – я передал. Ты говоришь, что на следующей неделе не будет, будет в мае. Хорошо, я слышал твои слова. Сегодня я их передам своим друзьям, которые принимают решения, а завтра – скажу тебе их ответ. Давай встретимся завтра, здесь же и в это же время. Договорились?

– Договорились, – кивнул я.

– Хоть до чего-то договорились, – пошутил Давид, слегка разряжая обстановку.

Из гостиницы мы выходили злые и мрачные. Серега матерился – наверное, минуты три подряд и почти ни разу не повторился. Досталось всем причастным – и гостям с юга, и Григорию Степановичу.

– Этот урод косячит, а нам теперь дерьмо за ним разгребать! – энергично закончил он.

– А разгребать придется, деваться некуда, – вздохнул я. – Раз с завода кормимся, значит должны… Как-то эти грузины очень спокойно держались, Серег. Вот что меня напрягает.

– Нахрен! – сказал Серега решительно. – Понтовщики обычные, я таких видел-перевидел. Завтра их дожмем, никуда не денутся. Дать им ящиков сто сверху и нормально будет.

– Надеюсь, что так… – сказал я.

От навалившихся забот голова шла кругом. Как-то слишком много всего…

– Слушай… – спросил я Серегу. – А тебе не надоело?

Тот удивленно посмотрел на меня.

– Что – надоело?

– Ну вот это все, – улыбнулся я. – Вся это свистопляска… Может лучше, когда меньше, но спокойно…

– Гонишь, Леха, – сказал Серега с усмешкой. – Я сам такую жизнь только по телеку видел в кино, причем в американском. Я тебе отвечаю – иногда думаю, что все это сон, я сплю и вот-вот проснусь, а вокруг будет старая жизнь и идти мне утром на завод в первую смену… – Серега мотнул головой, будто отгоняя неприятные мысли. – А спокойно… У кого сейчас спокойно? У учителей может? Или у врачей, у работяг? Там же мрак беспросветный. Так что, нет, не надоело.

В этот день у меня была еще одна встреча – с коллегами-кооператорами. Парни, лет по двадцать пять, бывшие комсомольцы, очень неплохо зарабатывали на модной теме – компьютерах и оргтехнике. Все как полагается – офис в центре города, иномарки, милицейская крыша (впрочем, представителям Гусара они тоже давали какую-то мелочь, чтобы не портить отношений). Ребята шли к успеху, но немного заигрались – влезли в политику, что автоматически подразумевало неприятности. Ребята-компьютерщики финансировали предвыборную кампанию одного скандального, известного на весь Союз журналиста, которому пришла фантазия избираться в нашем городе. Естественно, обком, который поддерживал на этом округе директора оборонного завода, такую самодеятельность воспринял очень болезненно. И началась бессмысленная и беспощадная борьба, в которой с одной стороны были власть и административный ресурс, а с другой – деньги и креативность. Само собой, все типографии были для них закрыты, но ушлые компьютерщики заказывали листовки в соседней области. Еще они достали где-то партию какого-то высокопрочного клея, так что отодрать приклеенную листовку не было никакой возможности. Кроме того, парни наняли студентов, которые курсировали по городу на такси, вооруженные мегафонами, и призывали трудящихся голосовать за журналиста

Мы пили чай у меня в офисе и разговаривали о вечном.

– Зря в это говно полезли, – честно сказал я ребятам. – Был бы еще кандидат нормальный, а то – журналист… В Москву попадет, а вам и спасибо не скажет.

– А мы не за спасибо, – застенчиво улыбнулся очкарик, похожий на хиппи, почему-то одетого в деловой костюм. – мы за то, чтобы в Верховный Совет в кои-то веки нормальные люди попали. И мы счастливы, что имеем такую возможность – помочь нормальным людям туда попасть.

Понятно, думал я безразлично. Ребята – романтики. А вот это зря, конечно, отходняк будет очень жестким. И вообще, откуда столько прекраснодушных романтиков в Советском Союзе? Но, конечно, говорить я ничего этого не стал, а сказал:

– Дело ваше. Лично я политикой не интересуюсь. Нервную систему берегу.

– Но как же? – удивился очкарик. – Мы точно знаем, что вы поддерживаете кандидатов в городской совет!

– Все верно, – подтвердил я. – Но, ребята, я вас разочарую. Это не политика, это грубая хозяйственная деятельность… Вам такое не интересно…

– Ну, если так… – очкарик развел руками. – Еще мы слышали, что у вас с нашей местной типографией нормально все. Может, посодействуете?

– Не бесплатно, конечно, – добавил компаньон очкарика.

Ребята с надеждой смотрели на меня, а я смотрел в стол. Не мог же я сказать им, что журналист и так выиграет (что точно), и забудет о своих благодетелях (что весьма вероятно), а в конце-концов – очень плохо кончит. Бизнес-перспективы ребят тоже не очень радужны. Я сказал им правду, неприятную, как это часто с правдой бывает. Я сказал:

– У меня твердая договоренность с обкомом. Я не лезу на их поляну, они не лезут на мою.

Очкарик понимающе кивнул, и что-то презрительное мелькнуло в его глазах. Так, наверное, всегда бывает, когда романтик встречается с прагматиком. Его компаньон сказал:

– Мы знаем, что у вас с ликеро-водочным хорошие отношения. Может, посодействуете? А то нам еще листовки печатать и прочее… Без водки – никак.

– Сколько нужно? – улыбнулся я.

– Сколько не жалко, – вздохнул партнер очкарика.

Я кивнул.

– Завтра с утра пригоняйте машину – отгрузим тридцать ящиков.

– Почем? – деловито спросил партнер очкарика.

– По пятнашке, – сказал я.

Немного выше госцены, но дешевле, чем у спекулянтов.

Компьютерщики довольно заулыбались.

А потом, уже совсем поздно, ко мне пришел Борис Борисович. Конечно же, со сметой – деньги были нужны на все. На бумагу для газеты, на распространителей (в киоски «Союзпечать» нашу самиздатовскую газету принимать отказывались), на транспорт – возить кандидатов по встречам с избирателями, на фотографов – снимать кандидатов в правильных ракурсах, еще на черт знает какие нужды… Я отсчитывал деньги, а Борис Борисович со священным трепетом смотрел на этот процесс. А потом мы менялись – я отдавал Борису Борисовичу кучу купюр, а он мне – расписку, которая шла в сейф ко всем остальным.

Еще я тонко намекнул Борису Борисовичу, что должность секретаря горсовета у него почти в кармане. Если все, конечно же, пойдет по плану. Борис Борисович расцвел и умчался куда-то – приближать свое светлое секретарское будущее.

Когда я приехал домой и совсем собрался спать, позвонил Серега. Судя по голосу, был он слегка озабочен.

– Слышь, Леха, – сказал он серьезно, – может быть подтянуть завтра на разговор с грузинами Матвея и пацанов? А то, походу, они правда как-то несерьезно все восприняли.

– Да плевать, как они восприняли, – сказал я устало. – Наша задача – сделать так, как нам нужно. А насчет Матвея… не знаю, Серег, башка не соображает совсем, день был какой-то дурацкий… Давай так – завтра с утра я подумаю и, если надумаю, то сам с ним свяжусь.

– Ну лады… – сказал Серега. – Тогда до завтра, че…

– До завтра.

Сны этой ночью мне снились какие-то душные и дурацкие, как будто я скитаюсь по лабиринту, из которого нет выхода. И вроде бы появляется та самая дверь на свободу, и я спешу к ней изо всех сил, но как только приближаюсь – она исчезает, будто не было… Остаются только низкие пыльные коридоры, я в отчаянии луплю кулаками по сырым стенам и, сцепив зубы, снова иду искать выход…