Текст книги "Капитали$т: Часть 4. 1990 (СИ)"

Автор книги: Деметрио Росси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– Срочно нужно тридцать тысяч, – говорит Борис Борисович, и глаза его сверкают. – Иначе все пропало, – добавляет он трагически.

Я молча открываю сейф и извлекаю из него денежные пачки. Рассовав их в свой бездонный портфель, Борис Борисович просто лучится счастьем. Человек, удовлетворенный финансово. Я не упускаю возможности немного подпортить ему настроение.

– Вы, Борис Борисович, передайте народным избранникам, что каждую копейку полученных бабок придется отрабатывать. А если будут плохо стараться, поставим на «счетчик». Знаете, что это за штука?

Борис Борисович кивает. Он знает, что такое «счетчик», но у него все под контролем, никаких сбоев не будет, люди проверенные и верные!

– Хорошо, – отвечаю я. – Вы торопитесь, наверное? Вижу, что торопитесь, но, Борис Борисович, без охраны не ходите, бабки все же не маленькие, людей за червонец убивают.

Борис Борисович морщится. Он не любит охрану из наших спортсменов, они слишком простые ребята, и вообще – охрана стесняет его свободолюбивую натуру!

Борис Борисович уходит, а я похмельно-философски думаю о том, что, получив большие деньги, человек начинает искренне считать себя бессмертным. Хотя, казалось бы, должно быть с точностью до наоборот – большие деньги подразумевают большой риск, а значит и увеличивают шансы на преждевременную смерть, тем более в эпоху первичного накопления капитала. Еще недавно тот же Борис Борисович боялся на улицу лишний раз нос высунуть, особенно после смерти Ярослава, а теперь вот в себя поверил. Большие деньги дают ложное ощущение прекрасного будущего, а наш светоч демократии по самым скромным оценкам тырит не меньше трети предвыборного бюджета. Впрочем, лениво думаю я, хрен с ним. Пусть тырит. Если бы не его звонок в Москву, когда меня «приняли» борцы с оргпреступностью, то вообще неизвестно, чем бы все это закончилось…

Отпустив Бориса Борисовича, я еду в исполком – договариваться с его нынешними хозяевами о будущем сотрудничестве. Разговор предстоит непростой – хозяева горисполкома считают себя некоронованными королями, а теперь, когда власть партийных органов существенно урезана, у них и вовсе потерялись берега. А содействие этих людей, по крайней мере, на первом этапе вхождения во власть, необходимо. Придется возвращать их к реальности…

Глава 26

Моя встреча с председателем горисполкома товарищем Соловьевым состоялась в исполкомовской столовой, предусмотрительно закрытой для посетителей.

Товарищ Соловьев был вполне типичным начальником средней руки – очень самоуверенным, чувствующим свое превосходство над окружающими, но с чутьем…

Принял он меня благодушно-расслаблено и слегка высокомерно.

– Наслышан, наслышан, – сказал он, приглашая меня за стол. – И отца хорошо знаю, как не знать. Отдыхает от трудов праведных?

– Да какой отдых… – улыбнулся я. – Дом строит. Семейное, так сказать, гнездо.

– Это хорошо, – кивнул Соловьев. – Дом – это прекрасно. А мы все по кабинетам да по заседаниям… Звереем потихоньку! Сам-то чем занимаешься? Коммерцией, говорят?

– Все верно, – подтвердил я. – Удовлетворяем растущие потребности населения. В меру скромных сил.

Соловьев нервно побарабанил пальцами по столу.

– Вот и удовлетворяли бы дальше, – сказал он с нотками раздражения в голосе. – А полезли в политику. Каким-то негодяям денег даешь… Как так-то?

– Ну почему же негодяям? – возразил я. – Очень приличные люди! Со свежими идеями и большим желанием работать! На благо города работать!

Люблю бить профессиональных демагогов их же оружием. Как правило, демагогам это не нравится. Не понравилось и товарищу Соловьеву, который недовольно нахмурился.

– Мне Леонид сказал, что у тебя есть какое-то предложение. Рассказывай, чего хочешь.

Я довольно кивнул, мысленно посылая благодарность городскому прокурору, который предварительно пообщался с председателем исполкома.

– У нас в городе с десяток нелегальных рынков, – начал я. – А где нелегальная торговля, там и криминал – вымогательство, кражи, мошенничество, обман покупателей. Да и те рынки, которые считаются легальными… Подпольная торговля, наперстки…

– Погоди, погоди… – перебил меня Соловьев. – А я здесь причем? Народ учится торговать. Это тебе, парень, в милицию с такими вопросами, это милиция решает…

– Милиция, как мы видим, ничего решить не может, – сказал я. – Милиция или куплена, или ей просто нет никакого дела до происходящего. Я предлагаю – вместо десяти нелегальных рынков сделать два-три легальных. Пусть город выделит землю, у нас уже есть на примете… И на этих рынках уже все сделать цивилизованно.

– Кому выделит? – снова перебил меня Соловьев.

– Нам, – сказал я твердо. – Нашему кооперативу и нашим друзьям.

Соколов задумался.

– Это что же… – медленно произнес он. – Это получается, что рынки будут частные?

– Кооперативные, – улыбнулся я. – А городу мы заплатим за аренду. Сами подумайте, во-первых, деньги на пустом месте, эффективная организация работы! Во-вторых, борьба с нелегальной торговлей! С теневой экономикой! Сплошные плюсы же!

– Плюсы… – повторил Соловьев, который явно что-то прикидывал в уме. – Плюсы – это хорошо. Значит, мы вам землю в аренду, а вы в свою очередь торговые места в аренду торгашам да кооператорам? А разницу себе в карман?

– Отчего же себе⁈ – широко улыбнулся я. – Леонид, который вам звонил по поводу меня, в курсе наших планов. Кроме того, в курсе и руководство городской милиции. И горячо эти наши планы одобряет. Так что, мы не сами… А главное – городу выгода! В газетах пропишем, до самой Москвы дойдет! – я подмигнул Соловьеву.

– Городу, говоришь… – Соловьев вперил в меня выжидающий взгляд.

– Не только городу. Всем, кто будет нам помогать в этом нужном и важном деле. Мы не жмоты какие.

– Сколько? – спросил он беззвучно, одними губами.

Я взял лист бумаги, изобразил на нем цифру пять с четырьмя нулями. И значок доллара на конце.

– Это в первый год, – сказал я.

В глазах товарища Соловьева загорелся интерес.

– Это – да, – сказал он. – Вот это – разговор! И городу хорошо, и… Короче, будем думать, советоваться. Еще не известно, как обком отреагирует на эту инициативу.

– А какая нам разница, как обком отреагирует? – невинно поинтересовался я.

Соловьев посмотрел на меня с недоумением.

– Как это, какая разница? Ты, парень… это самое! Обком это обком!

Товарищ Соловьев, очевидно, категорически не хотел перестраиваться.

– Это дела хозяйственные, а не политические, – сказал я. – Хозяйственными делами исполком занимается без оглядки на обком.

Соловьев раздраженно скривился.

– Да тут черт ногу сломит, где хозяйственные дела, а где политические! Скажут – поддерживаешь частника в ущерб государственным интересам!

– А если скажут что-то такое, – сказал я вкрадчиво, – то мы постараемся переубедить чересчур консервативных товарищей. И не забывайте… – Я кивнул на листок с цифрами.

– Ладно, – сказал Соловьев, подавляя вздох. – будем считать, что договорились. Предварительно пока, не окончательно. Что еще? Мне Петрович говорил…

Я улыбнулся. С товарищем Соловьевым разговор повел не только прокурор, но и мой старый знакомый – исполкомовский работник Николай Петрович, который помог нам еще в самом начале, в видеосалонных делах.

– Да, – подтвердил я. – Я предварительно поставил в известность Николая Петровича. Есть мнение, что Борис Борисович Пантелеев должен занять пост в руководстве будущего городского совета. Это новый человек, но человек проверенный в деле и контролируемый. – На последнем слове я сделал ударение.

Товарищ Соловьев снова посуровел. Я где-то понимал его – пускать посторонних в собственную кормушку никому не приятно.

– Это серьезный вопрос… – медленно сказал Соловьев. – Такие вопросы, сам понимаешь…

– Ах да! – спохватился я. – Совсем забыл! Я гарантирую, что будущая фракция Бориса Борисовича Пантелеева поддержит на посту председателя исполкома, конечно же, вас.

Товарищ Соловьев подобрел.

– Поддержит, говоришь? Это конечно, но… Все же, надо подумать. Может и удастся протащить этого твоего Пантелеева в замы секретаря, а?

– Все же лучше в секретари, – сказал я. – А кто там претендует на секретарское место? Вы скажите, мы с этим человеком пообщаемся.

Соловьев посмотрел на меня с подозрением.

– Не нужно тебе ни с кем общаться. Знаю я… Наслышан, в общем! Я сам пообщаюсь с кем надо. Решим этот вопрос сразу после выборов. Уговор? Будет твоему Пантелееву должностишка. Пусть подавится!

– Уговор, – кивнул я. – Только я сразу могу сказать, что если решить вопрос положительно не получится… При всем моем к вам уважении, в горсовете появится оппозиционная фракция. Со своим печатным органом.

– Разберемся, – царственно сказал Соловьев. – Все у тебя или еще что-то?

– Еще что-то, – сказал я виновато.

Соловьев рассмеялся.

– Ну, ты, парень хват! Давай, излагай, слушаю.

– Новые рынки – это, конечно, хорошо, – начал я, – но вообще, в городском масштабе ситуация с торговлей… Это же катастрофа.

– Это в каком же смысле? – удивился Соловьев.

– Да очень просто! – с жаром ответил я. – Вот вы в универмаге «Родина» давно были?

– По магазинам у меня жена ходит, – холодно сказал Соловьев. – Некогда мне по магазинам шататься. У отца своего спроси – было ли у него время…

– А я был позавчера буквально. Три этажа. Огромные торговые площади пустуют. Продавец сидит в огромном зале, а на полке – два утюга. Это разве по-хозяйски? Там если весь ассортимент нормально сгруппировать – и половины первого этажа хватит.

– Короче, чего хочешь? – не выдержал Соловьев. – И «Родину» тебе отдать в аренду?

– А мы не откажемся, – улыбнулся я. – Но дело же не только в «Родине»! Дело же в том, что организована торговля через известное место.

– Через жопу, – уточнил товарищ Соловьев. – Тут ты прав, спору нет. Чего делать-то?

– Для начала – разобраться с городским управлением торговли, – осторожно сказал я.

Товарищ Соколов изумленно посмотрел на меня:

– И управление торговли⁈ – вскричал он. – Это тебе не ля-ля конференция с трибуны – языком трепать! Это дело серьезное! Ты, парень, про золотую рыбку сказку читал?

– Читал, – кивнул я. – И «Репку» читал. Помните – внучка за бабку…

– Жучка за внучку… Аппетиты у вас, у частников… Однако!

– Ведь есть же депутатская комиссия по торговле, – сказал я, улыбаясь. – Вот как раз нам бы… А мы туда, – я кивнул на листок с прописанной суммой, – еще какую-нибудь циферку прибавим! Кошка за Жучку! Так репку и вытянем!

– Ладно, сказочник, – сказал Соловьев с притворным недовольством. – Насчет комиссии, я не возражаю. Решим после выборов. Но ты мне вот что скажи. Куда столько денег-то? Ведь это же страшные суммы! Это же и представить невозможно!

Я пренебрежительно махнул рукой.

– Это пока еще не деньги. Будущий стартовый капитал, который еще заработать нужно.

– Смотри, парень… – прищурился Соловьев. – Ты все эти барахолки и толкучки хочешь официальными сделать, а там ведь… кормятся! И милиционеры, и лихие ребята… Ох, смотри!

– Разберемся, – сказал я уверенно. – В общем, мы договорились?

– Землю под рынки получите, – сказал Соловьев, к которому вернулся начальственный тон. – Тут все твердо. С Пантелеевым твоим… Пес с ним, чего-нибудь придумаем. Что там еще? «Родина»? Я поговорю со своей стороны, но это… и вы должны будете со своей, так сказать…

– Поговорим, – кивнул я.

– Чего еще? Комиссия по вопросам торговли? Не возражаю, но определенно решим после выборов. Все понятно?

– Все понятно! – заверил я.

– Тогда ступай! А то чувствую – давление скачет! Еще поторгуюсь тут с тобой полчаса, так вообще кондрашка хватит!

– Не дай бог! – фальшиво посочувствовал я. – Очень рад был пообщаться!

– Рад он… Иди уже! Привет отцу, – сварливо сказал Соловьев.

И все было прекрасно. И было странное – чувствовать себя на гребне волны при окружающем упадке. И кругом было странное, непонятное для советского человека. Например, президент СССР. Нормальный советский человек привык, что правит всем генсек. А тут какой-то президент, как у американцев. Тем более, Горбачев, которого уже терпеть не могут. Период острой любви закономерно сменился периодом ненависти. Вполне естественно, особенно, если учесть, что перестройка провалилась. Союз держится даже не на честном слове, а вообще непонятно на чем. Республики хотят свою долю в валютных поступлениях. И децентрализацию. И еще чего-то. А народ хочет, чтобы еда в магазинах без талонов и, по возможности, без больших очередей. Голода пока нет, но старая шутка о том, что в магазинах полки пустые, а у людей холодильники ломятся, уже перестает быть актуальной. Холодильники тоже пустеют…

Впрочем, с начала года в Москве работает «Макдональдс», в который стоят поражающие воображение даже бывалого советского человека очереди. Люди хотят заокеанских гамбургеров и колы. Некоторые злопыхатели пророчествуют о том, что американские котлеты и сосиски скоро закончатся и будут продавать обычные наши, столовские. Но котлеты с сосисками почему-то не кончаются… Мои компаньоны, услышав о фирменном ресторане, загорелись прокатиться в Первопрестольную, отведать невиданных деликатесов, но я сказал, что там ничего крепче колы не наливают, и они моментально охладели к гастрономической новинке.

Я читаю газету, сидя на заднем сиденье «Волги». Глаза привычно скользят по политическим новостям – демократы против партократов, обострение дружбы народов, а во внешней политике все хорошо – мы дружим с бывшими врагами и вообще не собираемся ни с кем воевать. Мы мирные. Добрые и мирные. Но преступность немного зашкаливает, да. Тут убили, там украли… Вот про футбол, про экстрасенсов, а вот… я читаю, и буквы как-то прыгают у меня перед глазами, не хотят складываться во что-то осмысленное, а сердце колотится, потому что…

«Популярный рок-певец Виктор Цой попадает во второе ДТП за полгода. На этот раз судьба отвернулась от любимца миллионов, полученные при ДТП травмы были несовместимы с жизнью…»

И еще что-то там было написано, но я уже не читал. Вот так, думал я обреченно. Судьба проклятая, не объедешь… Получается, что он должен был умереть. Должен был умереть, и умер. Получается, что есть вещи, которые изменить нельзя никак. Судьба, как трактор, движется в заданном направлении, мнет и ломает растения, которые попались на пути, давит полевых мышей, пугает птиц. Трактор безразличный и бессмысленный… А я? Ведь одним фактом своего существования я нарушаю множество причинно-следственных цепочек… Или не нарушаю? Может быть, эти цепочки лежат вне сферы досягаемости этого трактора? А Цой находился прямо перед ним? А возможно, что этот трактор просто до меня не доехал? Вообще, немного напряжно осознавать, что ты – талантливый или бездарный, богатый или бедный, не имеешь никакого значения, а имеет значение только один этот трактор…

С Пашей Немцем мы встретились в «Софии», на втором этаже у барной стойки. Немец, как обычно, был улыбчив и жизнерадостен.

– Ну что, коммерсант, порешал свои вопросы? – весело спросил он меня.

Я многозначительно кивнул.

– Все в порядке! А как у вас тут обстановка?

– Обстановка… – усмехнулся Немец, но как-то нерадостно. – Обстановка приближенная к боевой! Раньше-то нашей братвы на город человек двадцать было. И то, мы на месте не сидели, мы по всей стране двигались… А сейчас? Нахулиганил где-то и уже к братве себя причисляет!

– У нас та же самая история, – улыбнулся я.

Действительно. коммерция и криминал – две сферы деятельности, в которые пришло множество людей, раньше ничем подобным не занимавшихся. И этот поток все увеличивался… Само собой, системы взаимоотношений и ценностей, сложившиеся как в коммерческих, так и в криминальных структурах, не выдержали такого наплыва пришельцев. Все стало меняться и очень быстро. Для пришлых и коммерция, и криминал не были образом жизни, но были исключительно средством зарабатывания денег. И Немец неплохо понимал это.

– Сейчас всем трудно будет, – сказал он, уже не улыбаясь. – Много голодных, которые вообще без понятий, только бы бабки! Им все равно, с кого брать. С девочек, с барыг… Трудно будет. Газеты-журналы, небось, читаешь?

– Читаю, – сказал я.

– Ну вот. Уважаемых людей мочат направо-налево… Ладно. Давай, рассказывай, чего хотел?

– Сотрудничество, – сказал я.

Немец широко улыбнулся.

– У тебя дело коммерческое, а у меня воровское. Ты свое делай, а я свое буду. Мы уже один раз друг другу помогли… доведется, так еще поможем. Ты, пацан, на водке сидишь, насколько мне память не изменяет?

– Все верно, – подтвердил я.

– Сможешь организовать сколько-нибудь? А то ребята освобождаются, а встретить нечем.

– Завтра пусть кто-нибудь подойдет к нам в офис, – сказал я. – Прямо с утра. Двадцать ящиков хватит?

– Нормально, – кивнул Немец.

– Раз в месяц можем выделять по столько. И не только водку, а чем богаты будем. И еще вот. – Я протянул ему конверт.

Немец повертел конверт в руках.

– Я привык иначе бабки зарабатывать, – сказал он с внезапной задумчивостью. – Так, чтобы и головой и руками работать. Иногда дернешь портмоне, а внутри мелочишка, но все равно в кайф! Ты ловчее, умнее, хитрее оказался, дело сделал, чисто сработал! А такие бабки… это же как на дороге найти, кайфа от них никакого нету… – Немец спрятал конверт во внутренний карман пиджака и продолжил: – Короче, пацан, корешиться мы с тобой не можем, ты, как ни крути, а коммерсант, по-нашему – барыга. А вот помогать друг другу, как между нормальными людьми полагается… помогать друг другу можем. Понял, нет?

– Я-то понял, – ответил я. – А как теперь с Матвеем, товарищем нашим?

Немец наморщил лоб.

– Это здоровый такой? Штангист?

– Штангист, – подтвердил я.

– Короче, – сказал Немец, понижая голос, – с кого получал, с того пусть и получает. А в бывшие гусаровские дела лезть ему не в масть. Понял? Нашим тоже кормиться чем-то нужно. Пусть лучше одного спекулянта пощиплют, чем десяток работяг. И ментам спокойнее.

– Резонно, – согласился я.

– Ну вот и лады… – кивнул Немец. – А вообще, пацан, смотрю я на все это, смотрю… и думаю – а ведь в зоне спокойнее было! Веселое время начинается, а⁈

– Веселое, – согласился я.

На улице было хорошо. Стоял один из тех дней, которых в году бывает пять-десять, не больше – не жарко, не холодно, не пыльно, не ветрено, в такие дни природа как бы дает понять, что жизнь может быть не только страданием и бесконечной борьбой, но и удовольствием. Не часто балует природа людей, чтобы не привыкли к удовольствию, не забыли о том, что терпеть и приспосабливаться – это их, людей, прямая обязанность…

Машину я отпустил и пошел домой пешком – такой день терять не хотелось, это было бы просто кощунственно. Проходя мимо городского парка, я поравнялся с двумя пенсионерами, которые прогуливались неспешно и спорили о происходящем вокруг.

– Это все ерунда, Иваныч! – уверенно говорил один. – Балуется народец! Ты вспомни, мы ведь войну пережили, ведь тяжелее же было! В сто раз тяжелее, в тыщу!

– Так то война! – степенно отвечал второй. – В войну не обидно, в войну все горя одинаково хлебают полной ложкой! А здесь – посмотри, безо всякой войны, без революции – разруха, очереди, масло подсолнечное по талонам – уж дальше ехать некуда! Мы ведь работали всю жизнь! Я тридцать лет на механическом – день в день!

– Нет, не говори, Иваныч, – возражал первый. – Мы-то еще ладно, а вот нашим родителям каково пришлось? Мой отец империалистическую прошел, газы нюхал, в госпитале валялся. Потом всю гражданскую с Буденным. Потом работа, так там не то что подсолнечного масла, хлеба вдоволь не видали. Шахтеры килограмм хлеба в день отоварить по карточкам могли! И хорошо, если комнату дадут в коммуналке, а то ведь койка в казарме! А сейчас у всех худо-бедно отдельные квартиры, хлеб, картоха есть… Колбаса⁈ Да черта ли в ней? Все стонут, что колбасы нет, а сами телевизоры да холодильники покупают!

– А водка? – задал сакраментальный вопрос второй.

– Да черта ли мне в этой водке, Иваныч⁈ – возмутился первый. – Все как с ума посходили с этой водкой. Нет, чтобы книжку из библиотеки взять, или тихонечко телевизор смотреть, просвещаться, так они жрут эту водку, как шальные! Нет, Иваныч, шалит народец, шатается!

А Иваныч снова начал что-то недовольно объяснять. Я уже не расслышал, что именно. Ощущение странного снова вернулось. Чувствовалось будущее, которое вот-вот должно было прорваться через истончившуюся ткань настоящего, оно уже прорывалось, словно проникало сквозь образующиеся прорехи… Еще немного, и оно хлынет потоком, который кого-то смоет, а кого-то вознесет, заполнит собою все, уничтожит настоящее и прошлое… И было в этом что-то ужасное. Но в то же время – величественное. Перемены приближались, они готовы были стать реальностью в любой момент…

'The world is closing in

Did you ever think

That we could be so close, like brothers

The future’s in the air

I can feel it everywhere

Blowing with the wind of change' – вспомнилось мне.

Будущее летает в воздухе. Я чувствую его со всех сторон. И я готов.

От автора.

Всех читателей благодарю за терпение и поддержку. И еще раз приношу извинения за такую серьезную задержку выхода книги. К сожалению, на это были объективные причины, этот том дался с очень большим трудом. Очень надеюсь, что теперь вошло все в обычную колею.

Следующий том по ссылке: /reader/376294/3476953