Текст книги "Капитали$т: Часть 4. 1990 (СИ)"

Автор книги: Деметрио Росси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Да говори уже! – в сердцах рыкнул Матвей.

– Скажи мне, друг сердечный, – начал я, – только честно скажи, договорились?

– Я когда-нибудь нечестно говорил⁈ – вскинулся Матвей.

– Отлично, – кивнул я. – Так вот такой вопрос к тебе. Этот авторынок… он вам с брательником сильно нужен и дорог?

Матвей с удивлением и негодованием посмотрел на меня.

– Ты чего погнал-то, Леш? Что значит – нужен и дорог? Оттуда бабки идут каждый день, такие бабки, что…

– Сколько? – лениво спросил я.

Матвей потупил взор.

– Ты это… вообще… такие вопросы! Некорректные, короче!

– Вопрос по делу, – сказал я. – И давай без ложной скромности. Из-за вашего авторынка и нам тошно.

– День на день не приходится… – пожал плечами Матвей. – Но в среднем… примерно… червонец. Плюс-минус там.

– Десять штук в день? – уточнил я.

– Бывает и больше. А че? Это в начале казалось, что дофига. А сейчас… И народа у нас больше стало, все хотят есть, пить, одеваться…

– Как там у вас все устроено? – продолжил я допрос.

– Ну как… – Матвей нервно дернул головой. – Перекупщики и спекулянты нам платят.

– С каждой проданной тачки или помесячно?

– Кто как… – неопределенно сказал Матвей. – А че? Заносят деньги и живут спокойно. Знают, что никто не кинет, тачку не отберет, мы всегда рядом.

– В общем, менты собираются авторынок отрабатывать, – сказал я. – Нужно думать, как лучше поступить.

– Серьезно⁈ – В голосе Матвея звучала неподдельная боль.

– Лично видел аналитическую записку с рекомендацией, – подтвердил я.

Матвей выругался.

– И че делать теперь?

– Думать, – сказал я спокойно. – Думать будем. Сами там особо не светитесь. И подопечных своих предупреди. Понял?

Матвей угрюмо кивнул.

– Вообще, – сказал я, – есть одна идея. Совершенно дурацкая. Идиотская даже. Гусар хочет авторынок?

– Ну да… – сказал Матвей, непонимающе глядя на меня. – Хочет, ясен пень.

– А и пусть забирает, – сказал я весело. – Отдайте, пусть берет и владеет. А если что-то получится вымутить у него взамен, то вообще идеально будет. Понимаешь?

– Вроде понимаю, – сказал Матвей задумчиво. – Если будет показательная ментовская отработка рынка…

– Мы про это знаем! – сказал я торжественно. – А Гусар не знает, и ментовские друзья его не знают. Вот пусть их менты и отрабатывают. Как тебе идея?

Матвей улыбнулся в первый раз за время встречи.

– А че?.. – сказал он с воодушевлением. – Вообще, остроумно. Только перекупщикам нашим куда деваться? Им каждый день простоя, сам понимаешь, какие убытки.

– Ничего не поделаешь, – сказал я. – Все лучше, чем в тюрьму лет на несколько. Пусть пока отдохнут, а когда все закончится будут работать как работали. Может пару недель, может месяц подождать придется. Ничего страшного, наверстают.

– Триста штук, Леха, – снова поник Матвей. – Месяц – это нам триста штук убытка. Такие бабки! Слушай, а если нашему менту денег дать? Штук сто – полтораста, а? Как ты думаешь, сможет он решить этот вопрос?

Я покачал головой.

– Взятку Николай Николаевич не возьмет. Да и не ко времени это вообще. У них там какие-то свои игры и интриги. Переждать нужно, я тебе говорю.

Матвей тяжело вздохнул.

– Интриги, дипломатия всякая… По мне так перемочить их всех к чертовой матери! Слушай… – Матвей посерьезнел. – Все, что ты мне рассказал – реальная тема, как сам думаешь? Может нам мент дезу сливает?

Вопрос совсем не глуп, удовлетворенно подумал я. Николай Николаевич тот еще мастер интриги. Макиавелли областного масштаба.

– За что купил, за то и продаю, – сказал я. – Информация есть. Вот такая. А как ею воспользоваться – это уже нам самим нужно думать.

– Ладно, – мрачно сказал Матвей. – Мы тоже подумаем, посоветуемся. Пацаны, конечно, недовольны будут, это сто процентов. Такой кусок добровольно отдать…

– Ты им хотя бы все карты не раскрывай, – сказал я с опасением.

– Обижаешь, – шмыгнул носом Матвей.

Глава 11

В городе наступил сигаретный голод. В государственной продаже сигарет не было совсем. Вообще не было. И даже у азербайджанских спекулянтов возник какой-то перебой с табаком. Что-то купить можно было только у цыганок на рынке, по цене в три-четыре раза выше государственной. Именно тогда цыганские бароны заработают деньги, на которые будут построены монструозные кирпичные особняки в разных регионах СССР. Другого такого золотого времени для цыганской мафии больше не будет. Сигареты шли прямо с фабрик не в торговые сети, а на склады к дельцам теневой экономики, и уже оттуда – на рынок.

Несколько раз ожесточенные курильщики били цыганок и отбирали у них сигареты. За дам вступались усатые и золотозубые джентльмены, которые небольшими стайками прогуливались тут же. А уже за джентльменов вступались бандиты – цыганская мафия, во главе с нашим хорошим знакомым Ваней, аккуратно оплачивала охранные услуги Гусару и его приближенным.

Становилось неспокойно. Советский человек мог прожить без копченой колбасы и сыра. Он мог легко обойтись без гречневой крупы и зеленого горошка. И даже водку могла заменить брага или самогон. А вот без курева советский человек прожить не мог – курить-то надо! И альтернативы никакой не придумаешь! Выгребли со складов стратегические запасы махорки, которая покоилась там еще со времен застоя – исчезла и махорка. По слухам, некоторые особо предприимчивые пенсионерки начали продавать стеклянные банки с окурками. Народ нервничал.

Местная власть в лице первого секретаря обкома заявила – сделать мало что возможно, поскольку табачные фабрики, снабжающие регион, закрылись на ремонт. Лично меня это заявление здорово позабавило. Скорее всего, подпольное производство работало и сто процентов производимого товара шло на черный рынок… Власть предложила выход из проблемы – ввести талоны на сигареты. Естественно, никаких проблем талоны не решали, курение становилось роскошью, непозволительной для многих. Тут уже зароптали даже самые лояльные советские граждане. Народ в очередях и общественном транспорте становился все злее, потому что курящий человек, у которого нечего курить – это не самый лучший человек в мире. Он раздражителен, нервозен и агрессивен.

Нам тоже пришлось решать табачную проблему – в кооперативе числилось два десятка здоровых мужиков, которым нужно было курить. Мы – руководство кооператива (все поголовно некурящие), озаботились нуждами вверенного нам коллектива. Тем более, что мы обладали ресурсом не менее ценным – водкой.

С цыганом Ваней, контролировавшим большую часть нелегальной торговли сигаретами, мы были хорошо и давно знакомы. В прошлом году мы помогли ему урегулировать конфликт с Матвеем, который категорически отказывался допускать Ваниных соплеменников на контролируемые им рынки. Еще несколько раз мы покупали у Вани золото – в общей сложности до килограмма. Дорого, но деваться было некуда, наличные рубли прибывали в больших объемах и от них необходимо было избавляться любым способом. И вот теперь нам понадобились сигареты, которые были буквально на вес золота…

Ваню мы нашли, как водится, на рынке, в чебуречной. Он, в компании цыган, сидел за столиком и важно прихлебывал чай из чашки. И Ваня, и его товарищи вид имели в высшей степени преуспевающий – кожаные плащи, элегантные костюмы, шляпы, белоснежные рубашки и, конечно, золото – перстни, браслеты, цепи, зубы…

– Привет, Ваня! – лихо поздоровался с ним Серега. – И всей компании тоже доброго дня! – отнесся он к прочим, сидящим за столом.

Ваня благодушно заулыбался. Он что-то сказал и сидящие рядом с ним тоже заулыбались. Кажется, они были рады нас видеть.

– О, ребята! – сказал он. – Как вами, живы-здоровы, все в прядке?

– Нормально, – сказал я. – Мы вообще-то по делу.

Серега согласно кивнул.

– Что за дело? – Ваня напустил на себя озабоченный вид.

– Курить есть? – спросил Серега без обиняков.

Ваня блеснул глазами и вытащил из кармана плаща пачку «Сейлема».

– Кури, друг!

– Да нет… – улыбнулся Серега. – Мы сами не курим. У нас производство, народ работает. Мужикам курить нечего. Прикупить сигарет хотели. Сделаешь?

Ваня нахмурился. Улыбка исчезла с его лица, он крепко задумался, явно решая в уме какую-то сложную задачу.

– Друзьям – всегда поможем! – После раздумья Ваня стукнул себя кулаком в грудь. – Поможем, в лучшем виде сделаем, если в наших силах! Сколько нужно?

– Сколько не жалко, – сказал я. – Но хотя бы пачек триста «Космоса» или чего-то в этом роде. Ну и «Примы»… Сам понимаешь.

Ваня, конечно, понимал. И был совершенно не рад нашему предложению. Потому что продать нам по той цене, что его многочисленные родственницы выставляют на рынках – не очень этично. А продать дешевле – значит нанести себе убыток. Поэтому Ваня был расстроен.

– Да ты не парься! – успокоил его Серега. – Заплатим как полагается.

Он раскрыл барсетку, набитую пачками денежных купюр. Ваня посмотрел на деньги, и лицо его приобрело брезгливое выражение, словно ему показали что-то неприятное.

– Вы чего, ребята⁈ – сказал Ваня, и в голосе его звучала оскорбленная добродетель. – Не нужно бумаги! Что такое бумага⁈ Вот он, – Ваня кивнул в сторону одного из сидящих – молодого черноусого цыгана, – у себя дома червонцами сортир обклеил! Все равно девать неуда!

Черноусый самодовольно усмехнулся.

– Так что, – продолжил Ваня, – бумаги не нужно! Вы ведь, ребята, водкой занимаетесь?

– Немного занимаемся, – подтвердил я.

Теперь уже все сидящие за столом смотрели на нас с заинтересованностью.

– Так давайте меняться! – заявил Ваня. – Сигареты на водку!

Я вздохнул. Бартер в среде теневых торговцев существовал всегда, менять один товар на другой было нормальной практикой. В общем-то, все менялось на все, в соответствии со стоимостью.

– Как считать будем? – спросил Серега.

– По справедливости! – Ваня воздел руки к небу, как бы призывая всевышнего в свидетели.

Минут десять мы торговались, но в итоге затратив всего двадцать ящиков водки мы решили табачную проблему своих сотрудников по крайней мере на несколько месяцев.

Через несколько дней вышла очередная статься в «Вечернем городе», рассказывающая о дружбе некоторых довольно высокопоставленных милиционеров с криминальными авторитетами. Статья была хлесткая и злая, но в то же время – немного наивная. Все еще в духе «отдельных недостатков» в работе нашей славной милиции, которые, конечно же, необходимо изжить. Ярослав хороший журналист, но неисправимый романтик, подумал я.

После публикации Борис Борисович слегка струхнул. Он прибыл к нам в контору со свежим экземпляром газеты в настроении мрачном и меланхоличном.

– Вы знаете, Алексей… – сказал он, явно переигрывая с драматичностью. – Я, конечно, все понимаю, но… Мы должны доносить до читателя правду, однако же… Наша милиция… А если мне подкинут пару каких-нибудь патронов? Что тогда⁈

– Ну что вы, Борис Борисович! – возразил я. – Вы у нас фигура заметная! Местный светоч демократии! Никто не посмеет вас тронуть. Вот Ярослав…

– А что Ярослав⁈ – вскинулся Борис Борисович.

– Отпустите сотрудника недели на две-три, – сказал я. – Он-то не светоч демократии, широким народным массам не известен. Могут тронуть. Пусть побудет пока где-нибудь…

– Он что-то такое говорил, – кивнул Борис Борисович. – Собирался к тетке, в Киев, кажется… Я не помню.

– Вот и пусть едет. Отдохнет и развеется. А мы здесь посмотрим на реакцию тех, кому статья адресовалась.

– Кстати, – Борис Борисович был озадачен, – я как раз хотел поставить в известность… Ярослав вчера говорил, что заметил слежку. Может быть, воображение! Парень художественно одарен, сами понимаете. А тут – расследование, сенсации, романтика… Может и показалось. Но…

– Пусть уезжает немедленно! – воскликнул я с досадой. – Прямо сегодня. Куда ему там нужно, в Киев?

– Хорошо, хорошо, – Борис Борисович был растерян. – Я прямо сейчас поеду в редакцию и распоряжусь…

Вечером того же дня Борис Борисович позвонил мне домой и сообщил, что Ярослав благополучно отбыл. Я вздохнул с облегчением. Одной головной болью меньше.

– К вам посетители, – сказала Люся растерянно. – Их охрана не пускает, а они не уходят. – Там уже скандал начинается на вахте…

– Что за посетители? – удивился я.

– Говорят, что от Гусара. – Люся вопросительно посмотрела на меня.

Я бессильно откинулся в кресле. И снова здравствуйте!

– Пусть пропустят.

Боря – наш начальник охраны, который стоял за Люсей и тоже ждал распоряжений, недовольно покачал головой.

– Шантрапа какая-то, – нахмурившись сказал он. – И борзые такие! По башке им настучать…

– Разберемся, Боря! – сказал я весело. – Успеешь еще им по башке настучать. Пропускай гостей. Люся, чайку завари.

Сотрудники ушли выполнять распоряжения, и уже через минуту в мой кабинет вошли два парня – в потертых кожаных куртках и коротко стриженные.

– Здорово! – недовольно бросил один из парней и тут же перешел в атаку: – А чего это твои вертухаи вообще страх потеряли? Им люди ясно говорят – по делу пришли! А они рычать начинают.

– Работа у них такая, – развел руками я. – Забота у них такая. Жилы бы страна родная! И нету других забот.

– Ты че, гонишь? – с вызовом спросил второй.

Я улыбнулся.

– Да нормально все, парни! Располагайтесь, сейчас чаек принесут. Рассказывайте, что у вас.

– Мы от Федоровича, – важно сказал первый. – От Гусара. По делу.

– Внимательно вас слушаю, – кивнул я.

– Короче, – начал рассказывать парень, – У Федорыча скоро день рождения. Юбилей. Отмечать в воскресенье будет, в «Софии». Понял, нет?

Я кивнул.

– Так вот, – продолжил он, – Федорыч тебя приглашает. И близкого твоего.

– Это кого? – не понял я.

– Да качка этого, – сказал парень с ухмылкой, – Матвея. Че, придете? Что Федоровичу передать? Там все будут.

Я выругался про себя. Не пойти на день рождения Гусара означало, что конфликт из тайного становится явным. Пойти – оказаться во враждебном окружении с непонятными последствиями. Зная Гусара, вполне можно предположить какие-нибудь провокации и интриги. Впрочем, если Матвей и компания надумали все же слить контроль над авторынком, то лучшего повода и не придумаешь…

– Так че молчишь? – требовательно спросил парень, самодовольно поглядывая на меня. – Я же с тобой разговариваю, а не песни пою! Вас в круг достойных людей зовут, а ты думаешь чего-то. Че передать Федоровичу?

– Приду, – сказал я. – Только ты меня еще про Матвея спросил. Я приду, а за него ничего сказать не могу.

Парень удовлетворенно усмехнулся.

– Ну ништяк, – сказал он. – Мозгуйте, короче. Тут есть еще один вопрос. Федорович интересуется – вы грева на «крытку» собираетесь в этом месяце отправлять или как? За забором курить нечего, а у вас, говорят, куражи… – Парень усмехнулся, продемонстрировав золотую фиксу.

Я с трудом сдержал досаду. Цыган Ваня, судя по всему, рассказывает «крыше» обо всех сравнительно крупных сделках.

– Чем сможем – поможем, – сказал я. – Завтра пришлите кого-нибудь.

– Пришлем! – пообещали парни и с чувством выполненного долга удалились. Даже чая не дождались.

А потом прибежал Валерик – возбужденный и радостный.

– У меня новость – закачаешься! – объявил он, заваливаясь в кабинет.

– У меня своих новостей – вагон, – ответил я с неудовольствием. – И от любой закачаться можно.

– Да ладно⁈ – поднял брови Валерик. – Опять стряслось чего-то? Кстати, что за хмыри приходили? Я мельком видел – какие-то протокольные морды…

– Морды – протокольные, – подтвердил я. – Приходили, все верно. Звали на день рождения.

– К кому⁈ – удивился Валерик еще больше.

– К Гусару, – вздохнул я. – Крестные отцы хотят видеть меня и Матвея.

Валерик обиделся за любимый фильм.

– Ты не гони, – сказал он, устраиваясь в кресле. – Какие они крестные отцы… Козлы они безрогие! Нас с Серегой не позвали?

– Нет, – улыбнулся я.

– Говорю же – козлы! – расстроился Валерик. – Еще чего-нибудь случилось?

– Борисыч рассказывает, что за журналистом, который статью написал про ментов – слежка. Он уже уехал из города.

– Час от часу не легче, – сказал Валерик. – Но если уехал, то и нормально. Пусть отсидится. Бабок ты ему дал?

– Дал, – подтвердил я. – А что у тебя за новость?

– Цой приезжает, ты слышал, наверное? – спросил Валерик с загадочным видом.

– Слышал, – сказал я. – На стадионе выступать будет. Говорят, что билеты за один день раскупили все, очередь была больше, чем за водкой.

– Точняк! – сказал Валерик. – А чего, ты на Цоя не собирался? На стадион⁈

– Нет… – покачал головой я. – Не собирался.

Это было бы очень странно, прийти и слушать человека, зная, что через некоторое время он погибнет. Просто разобьется на машине.

– Ну ты даешь! – воскликнул Валерик. – Да все «Кино» слушают, а ты… Шатунова, что ли?

– Отстань, – сказал я, сморщившись, будто от зубной боли.

– Нет, погоди! – Валерик был непреклонен. – Ты Петровича помнишь⁈

– Это который… – медленно начал я, но нетерпеливый Валерик не дал мне договорить.

– Это с которым мы звукозапись в ДК замутили! Помнишь?

– Ну помню, – сказал я, начиная раздражаться. – Заладил – помнишь, помнишь… суть говори!

– Он, кстати, нормально так поднялся, Петрович. – Валерик игнорировал мою просьбу говорить суть. – У него штук пять точек со звукозаписью, тащится, короче, от всей этой музыкальной темы. И что ты думаешь? Подогнал мне сегодня десять билетов на Цоя! Так что, пойдем всем коллективом, нехрен отмазываться!

– А я думал, что тебе больше Шуфутинский нравится! – съязвил я. – «А у меня все схвачено, за все заплачено!»

– Нет, ну и Шуфутинский тоже, – смутился Валерик. – Но я же не все рассказал, ты меня перебиваешь все время!

– Колись уже, – сказал я обреченно. – Вместе с Цоем приезжает Майкл Джексон?

– Короче, – важно сказал Валерик, – Петрович хорошо знает всех этих концертных деятелей наших, его кенты по музыке. Так вот, он обещал, что после концерта к Цою может провести! К Цою, прикинь! У меня календарь есть – «Кино», с собой возьму, пусть подпишет. Ты понял? Будет у меня календарь с автографом Цоя! Вообще, я тебя хотел с собой взять, но теперь – посмотрю на твое поведение!

– Мда… – сказал я неопределенно.

Искушение было большим. Цой разобьется в аварии. Кажется, на «Москвиче». Невосполнимая утрата для всего рок-сообщества. Сверхновая звезда, которая вспыхнула и погасла. «Перемен!» – поет весь Союз. И перемены, что характерно, наступают, только не совсем те, на которые рассчитывали… А что, если попробовать, думал я. Что, если попробовать спасти этого человека? Некоторое время назад я сформулировал для себя теорию, по которой получается так, что есть события, которые изменить нельзя. Вот никак. Это масштабные события, которые завязаны на судьбы многих людей и стран. На судьбы мира. Но есть и события, которые изменить можно. Ведь мы же поймали маньяка и не дали ему совершить несколько убийств! И вот вопрос – к какой из этих двух категорий относится гибель знаменитого рок-музыканта Виктора Цоя? Она предопределена или что-то можно сделать? Сработает ли «эффект бабочки», если мы просто перекинемся парой слов? А если это будет нечто большее, чем пара слов⁈ Я лихорадочно думал. Цой разбился на «Москвиче»… Что такое автомобиль «Москвич» в плане безопасности? Гроб на колесах. А что, если… Допустим, я сделаю так, что он не погибнет. И снова вопрос – не сделаю ли я хуже? Спасая одну жизнь, не подставлю ли я под удар других людей? Мысли прыгали в голове, а Валерик иронически смотрел на меня.

– Знаешь, Валера, – сказал я задумчиво, – а я пожалуй пойду с тобой на этот концерт…

Глава 12

Накануне дня рождения Гусара я встретился с Евгением Михайловичем Лисинским, все в том же кафе «Уют». Евгений Михайлович очень изменился за последний год – он пополнел, как-то одряхлел и ссутулился, страдал одышкой и даже ходил, будто преодолевая невидимое препятствие. Но глаза его горели все тем же азартом собирателя материальных благ, в этом смысле все было по-старому.

Евгений Михайлович купил «Мерседес» – сверкающий, идеально вымытый серебристый пришелец из Германии гордо красовался на парковке у кафе. С обязательным водителем внутри – Евгений Михайлович боялся за свое приобретение.

– Поздравляю с покупкой, – сказал я весело. – Можно сказать, что мечта простого советского коммерсанта полностью сбылась? Вот он – легальный «Мерседес», можно открыто сесть и поехать куда угодно, даже не состоя в родстве с генсеком!

Евгений Михайлович грустно улыбнулся.

– Спасибо на добром слове, молодой человек. Только это не сбывшаяся мечта. Это лебединая песня… Не приз, а памятник сбывшемуся и несбывшемуся. Больше несбывшемуся, чем сбывшемуся…

– Отчего же такой пессимизм? – поинтересовался я. – Ведь все прекрасно и замечательно, дела идут!

Евгений Михайлович обреченно махнул рукой.

– Вы впадаете в ту же ошибку, что и все, – сказал он. – Вы молодой, вам позволительно. А я уже не молодой, мне уже нельзя!

– Что за ошибка? – с улыбкой поинтересовался я.

– Она вся лежит в области психологии, – сказал Евгений Михайлович. – Получив немножечко успеха, человек радуется и думает, что так теперь будет всегда. Нельзя так думать, Алексей. Это плохо для вас. Нет ничего боле скоротечного, чем успех, уж поверьте. К слову, вы играете в карты?

– Под интерес – никогда, – сказал я.

– Это хорошо, – кивнул Лисинский. – Просто в картах это очень наглядно видно. Ведь каждая игра – это как жизнь в миниатюре. Кто проигрывает больше всего, вы знаете?

– Тот, кто в начале больше всего выигрывает? – ответил я вопросом на вопрос.

– Совершенно верно! Человек выигрывает – раз, другой, третий! И потом решает, что все, успех с ним если не навсегда, то на эту игру точно. И все. Как только он так решает, успех тут же улетучивается. И человек проигрывает. Профессиональные каталы давно научились использовать эту слабость человека – они проигрывают несколько партий в самом начале…

– Знаю, – улыбнулся я. – Это все очень интересно, но только… как это относится к купленному «Мерседесу»?

– Все в любой момент может закончиться, – строго сказал Евгений Михайлович. – Вот прямо завтра. Или даже сегодня вечером. Когда угодно! И когда оно закончится, я буду думать – вот, имел возможность купить эту штуку и не купил. Я очень хорошо знаю, что любой успех не навсегда, молодой человек!

Евгений Михайлович был торжественен и строг.

– Вы, конечно же, правы, – вздохнул я. – Но, Евгений Михайлович, я хотел поговорить немного о другом…

– Да, я прекрасно понимаю, о чем вы хотели поговорить, – сказал Лисинский. – У Вити Гусара завтра день рождения и, насколько я знаю, вы в списке приглашенных?

– Совершенно верно, – подтвердил я. – Вы тоже приглашены?

– Да, я тоже приглашен, – подтвердил Лисинский. – И еще многие люди… Я слышал, что будет человек двести, если не больше. Это не просто празднование дня рождения, Алексей. Это триумф.

– У нас в последнее время какие-то странные отношения складываются, – сказал я. – Прямого конфликта еще нет, но…

– Это то самое, о чем я говорю, – ответил Евгений Михайлович. – Витя Гусар решил, что поймал бога за бороду. Его слушают. Молодежь смотрит ему в рот. Ему несут большие бабки. Большие бабки просто так! Есть сила, деньги и влиятельные друзья… – Когда Евгений Михайлович сказал о влиятельных друзьях, какая-то тень пробежала по его лицу и он замолчал.

– А вы говорили, что он договороспособный, – сказал я с упреком.

Евгений Михайлович посмотрел на меня снисходительно.

– Недавно к одному моему другу пришли от Вити Гусара, – сказал он. – Этот друг – он многостаночник, занимается всем понемногу. Что-то перепродает, что-то производит… Обычное дело. К нему пришли и сказали, что он должен отдавать десять процентов прибыли. Мой друг очень удивился – проблема в том, что он сам не всегда знает, сколько заработал за месяц. А если знает, то очень приблизительно. Иногда даже бывает так, что прибыли вообще нет, а есть убыток. И он все объяснил этим ребятам, но они не поняли – как это, нет прибыли?

– И на чем договорились? – спросил я.

– Договорились на том, что он будет давать небольшую сумму каждый месяц. Независимо от прибыли. Вы, Алексей, смотрите наши современные фильмы?

– Редко, – признался я.

– А я иногда смотрю, – улыбнулся Лисинский. – Особенно детективы и всякие боевики. У меня такое ощущение, что наши киношники посмотрели фильмы про дона Корлеоне и адвоката Терразини. Про мафию. Посмотрели и очень впечатлились, а потом им стало обидно – как это, у них есть, а у нас нету? И они стали снимать. И получилось, что наша мафия не хуже, чем за бугром, очень могущественная и хитрая, понимаете? Все смотрят и боятся – мафия! А на деле это ребята, которые понятия не имеют, что такое прибыль и как ее считать.

– Они научатся, – сказал я серьезно. – Еще год-два… И могут появиться совсем другие люди.

– Может быть, – согласился Евгений Михайлович. – А что касается Вити Гусара… Он детдомовский, кажется. Детдом, кражи, малолетка. Потом опять кражи. Зоны, изоляторы, тюремный режим… Сколько он там мог украсть в лучшем случае? Тысячу? Ну пусть даже пять. Он не видел денег, никогда. А сейчас поперло. Конечно, у него закружилась голова. Он же вообще не знал, что такие деньги бывают. И более сильные люди пускались во все тяжкие… И по поводу ваших сложных отношений… вас он опасается. Не боится, нет, просто понимает, что за вами есть сила. А значит, вы потенциально опасны.

– Знаю, – кивнул я.

– Это хорошо, – сказал с улыбкой Евгений Михайлович. – А знаете, Алексей, мне вообще не нравится происходящее. Мне не нравится, что в бизнес идут люди, которые по духу не такие. Слабые люди, которые просто движутся на запах денег.

– Это было неизбежно, – сказал я.

– Увы, – вздохнул Евгений Михайлович. – Я вспоминаю старые времена. Никто из нас не дал бы денег каким-то шаромыжникам, которые бы просто пришли и попросили. Можешь отнять, украсть – попробуй. Но среди нас не было слабаков. И случайных людей не было. А теперь пришли случайные люди, и все превратится в дерьмо.

Я задумчиво пил чай. В словах Евгения Михайловича был смысл.

Деньги прибывали в большом количестве, но как-то не радовали. На ликеро-водочном заводе мы зарабатывали до пятнадцати тысяч в день. Производство пленки и столярный цех давали сильно меньше – тысяч до трех. Время от времени мы зарабатывали неплохие деньги на перепродаже электроники, которую закупали у московских оптовиков – наиболее модный бизнес девяностого года. Но не самый доходный – в него полезли многие желающие легких денег, создали конкуренцию и порезали цены. Тем не менее, всего выходило тысяч до двадцати в день. На увеличение числа продавцов электроники повлияло еще и то, что слухи, согласно которым всю компьютерную технику нужно будет регистрировать в соответствующих органах, оказались слухами. Все дружно выдохнули.

Приходящие рубли не радовали, поскольку обесценивались со страшной силой. Курс доллара на «черном рынке» скакнул выше отметки в шестнадцать рублей за вечнозеленый. И ты его еще пойди и найди по такой цене! Немецкую марку можно было взять рублей по восемь-десять. Как раз в это время появилась аббревиатура, которая надолго поселится в лексиконе простого советского человека – СКВ или свободно конвертируемая валюта.

Происходило действительно что-то сюрреалистическое – за валюту можно получить реальный срок (и получают!), и при этом газета «КоммерсантЪ» публикует почти официальные валютные сводки с «черного рынка». А в «Огоньке» молодая, но очень перспективная фирма «МММ» предлагает всем желающим компьютеры и оргтехнику за рубли (кто бы мог подумать?!!) и даже без предоплаты. Длинноногая барышня на последней странице советского глянцевого журнала сидит на россыпи из сторублевок, оперевшись на системный блок, а у уха ее – телефонная трубка… Стоимость IBM PC достигает сорока тысяч рублей. Для обычного советского рабочего или служащего это что-то из области ненаучной фантастики.

У происходящего обрушения рубля есть и политические корни. Прибалты трындят о своей независимости? Рулящие товарными потоками дяди из Госснаба просто берут и сокращают поставки в Прибалтику отечественных автомобилей. Прибалты меланхолично пожимают плечами и увеличивают закупку иномарок, а заодно и спрос на валюту, обрушивая и без того падающий «черный» курс рубля. В Прибалтику прут валютный нал со всего Союза – рюкзаками и чемоданами. «Мерседес» в 128-м кузове приходит за десять тысяч марок, и мгновенно перепродается за двести тысяч рублей. «БМВ» седьмой серии приходит за семь тысяч марок и продается за сто восемьдесят тысяч рублей. Прибыль – сто процентов и выше, но опасно, автомобильный бизнес криминализирован почти как наркобизнес или торговля оружием, мой друг Матвей, крышующий авторынок, об этом знает не понаслышке.

Для того, чтобы сохранить заработанное, нам нужно примерно полторы тысячи долларов в день. Наши валютчики – очень толковые и серьезные ребята, могут достать максимум тысячу. И это еще при хорошем раскладе. Остальное приходится распихивать куда попало – покупать золото у цыгана Вани и антикварные вещи у Марлена Александровича. Все равно остается несколько десятков тысяч в месяц, которые некуда потратить – мы даем какие-то деньги детскому дому, боксерскому клубу и клубу каратистов, помогаем обществу инвалидов, содержим газету Бориса Борисовича… Идет девяностый год, и это очень странное время. Упадок, депрессия и алкоголизм с одной стороны, а с другой – в воздухе буквально ощущается сумасшедшая энергия и надежда на лучшее, наверное, что-то подобное бывает на золотых приисках и алмазных копях. Там любой может в одночасье стать миллионером, если, конечно, фортуна будет благосклонна.

Советская идеология практически перестала существовать, о коммунизме даже анекдоты рассказывать перестали. Вместо идеологии образовался вакуум. Впрочем, фактически этот вакуум образовался еще о моего здесь появления, а сейчас он просто очевиден каждому. И вот, одни граждане лихорадочно обогащаются, другие пьют горькую, а третьи – ищут ценностей духовных, вечных. Образовавшийся духовный вакуум принялись заполнять торговцы духовным товаром по сходной цене – от кришнаитов до евангелистов. А на государственном телевиденье Алан Чумак «заряжает» воду, кремы и прочие жидкости в прямом эфире. Ну и лечит разнообразные болезни, заодно. Вся страна смотрит телевизионные сеансы исцеления. По слухам, некоторым даже помогает…

Празднование дня рождения Гусара шло с размахом. Ресторан «София» был закрыт на спецобслуживание. Народу в банкетном зале набилось невпроворот – как верно сказал Лисинский, пришли поздравить именинника никак не меньше двухсот человек. Это было в высшей степени странное собрание! Кого здесь только не было! Карманники и картежники, бывшие цеховики и кооператоры, несколько директоров государственных предприятий, наперсточники, директор рынка, бармен, банкир комсомольского происхождения…