Текст книги "Капитали$т: Часть 3. 1989 (СИ)"

Автор книги: Деметрио Росси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Ну-ну… – Николай Николаевич смотрел на меня с недоверием. – Я, кстати, нашим так и сказал, что вы порядочные ребята. Спортсменам помогаете, детскому дому – это вообще святое. Но, смотри, Алексей…

– А братья эти, Николай Николаевич… Да какие они преступники, тем более организованные? Они – наоборот!

– Знаю я это наоборот, – сурово сказал Николай Николаевич.

Но меня понесло.

– Нет, ну сами посудите! Они, по сути, одну с вами работу делают – защищают мелких кооператоров от уголовников. Охранные услуги!

– Это называется рэкет. И за такое сейчас судят. В общем, Алексей, мой тебе совет – ведите себя тише воды, ниже травы. И этим приятелям своим передай, чтобы осторожно. Ты меня понял?

– Все понял, – заверил я.

– Вот и дуй! – скомандовал Николай Николаевич. – А у меня работы полно.

– Спасибо вам, – искренне поблагодарил я, но он только рукой с досадой махнул рукой.

А я отправился в нашу контору, думая о том, что Андрея с Матвеем нужно предупредить…

Глава 5

В следующую неделю случилось несколько событий, которые я бы назвал вполне в духе времени. Так, к нам в контору заявился человек профессорской наружности – в очках, с бородкой и очень прилично, хоть и без роскоши, одетый. Человек очень вежливо поинтересовался у Люси – может ли он видеть руководство организации, на что Люся, в полном соответствии с инструкцией, отвечала, что руководства нет на месте, но она может передать ему, отсутствующему сейчас руководству, суть дела. Руководство же, в лице меня и Валерика (Серега находился в цеху) сидело в соседней комнате, слушало проходящий в приемной разговор и старалось не шуметь. Также, руководство было готово в любой момент выпустить Кракена, то есть – охранника Борю.

Человек профессорской наружности расположился в кресле и начал излагать суть дела.

– Я, видите ли, являюсь представителем демократической платформы в нашем регионе, – важно сказал гость. – Вы понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю, – ответила Люся.

– Ну вот, – довольно сказал гость. – Тогда, очевидно, вы понимаете и цель моего визита?

– Не совсем, – ответила Люся.

– Ну как же! – с болью в голосе воскликнул он. – Демократические силы делают все возможное для того, чтобы… Чтобы изменить все к лучшему! Но у нас мало возможностей по сравнению с партийной номенклатурой!

– Ага, – покорно сказала Люся.

– Меня зовут Борис Борисович, – сказал гость. – Борис Борисович Пантелеев.

– Очень приятно, – пискнула Люся.

– Да… – продолжил Борис Борисович. – И на меня (лично на меня!) сейчас возложена миссия – призвать ответственных коммерсантов, которым не безразлична судьба Отечества… Призвать к решительным действиям. Вы, конечно же, спросите – к каким?

– М-м-м… – сказала Люся.

– Охотно поделюсь своими соображениями! Во-первых, у нас острая необходимость – донести нашу позицию до широких народных масс! У партийной номенклатуры – все! У них телевидение, радио, газеты, агитаторы… Кино и литература! Все! А у нас?.. На сегодняшний день необходимо донести, наконец, слово правды до широких народных масс! А для этого нужна пресса. Нам, дорогая… как вас?.. очень нужен печатный орган! Жизненно необходим! Чтобы никакой цензуры, чтобы вся правда, все как есть! А для этого нужны деньги, знаете ли…

Люся вздохнула так, что нам в соседней комнате было слышно. Валерик беззвучно смеялся. Охранник Боря с напряженным лицом ждал команды – гнать тезку взашей.

– И сколько нужно? – обреченно спросила Люся.

– Детали, с вашего позволения, я хотел бы обсудить с руководством, – гордо сказал Борис Борисович.

– Угу, – ответила Люся. Такой вариант ее тоже устраивал.

– Очень скоро все поменяется, – сказал Борис Борисович назидательно. – И если кто-то считает, что номенклатуре удастся усидеть на своих теплых местах, то такого не будет! Нет! К власти наконец-то придут честные и порядочные люди, искренне болеющие за страну!

– Угу, – сказала Люся.

– И новая власть должна будет опереться на честных коммерсантов, которые тоже искренне болеют за свою страну. Я надеюсь, что ваше руководство искренне болеет за страну?

– Искренне, – сказала Люся со спокойствием, достойным далай-ламы.

– В таком случае, передайте, пожалуйста, мою визитную карточку вашему руководству.

– Я передам, – стоически сказала Люся.

Борис Борисович Пантелеев вежливо попрощался и покинул стены нашего кооператива. Я помнил этого человека еще по «своему времени». В моей реальности он займет весьма высокое положение в девяностых годах, вплоть до губернаторского поста, с которого, впрочем, вылетит со скандалом. Но сейчас Борис Борисович никто и звать его никак. Просто щепка, которую ветер перемен прибьет к нужному берегу. Сейчас он беден, жаден и полон амбиций. На этом можно хорошо сыграть, при необходимости…

Убедившись, что посетитель ушел, мы с Валериком вышли в «приемную».

– Ну что, Люся, как тебе показался проситель? – спросил я.

Люся скорчила брезгливую гримасу.

– Скользкий. Неприятный. Высокомерный, хоть и вежливый. На барина похож, на такого… самодура!

– Пошел он нахрен, – сказал Валерик. – Денег ему, ага, вот прям сейчас…

– Это твое мнение? – спросил я Валерика.

Он с удивлением посмотрел на меня.

– Ага. А чего? Обычный кидала, такие каждый день ходят. Демократическая платформа, ага! Гнать в шею.

– А я считаю, – сказал я сказал я очень серьезно, – что с ним нужно связаться и встретиться. И бабок ему дать, небольших, конечно. Штуку, может две. И обязательно под расписку.

Мои сотрудники в лице Люси и Валерика с изумлением смотрели на меня.

– Да с хрена ли⁈ – выразил общее негодование Валерик.

Я вздохнул.

– Ты, Валера, думаешь, что наша партия и наша власть – вечны? Не чувствуешь, чем в воздухе пахнет?

– Говном, – мрачно сказал Валерик.

– Это да, – согласился я. – И еще – переменами. Ты представь, мы в один прекрасный день просыпаемся – и нет горкомов и обкомов, нет ЦК КПСС, руководящей и направляющей!

– И кто же тогда есть? – скептически спросил Валерик. – Вот этот, что ли… как его там?..

– Борис Борисович Пантелеев, – подсказала Люся.

– Во-во… Ты думаешь, что этот Пантелеев твоего батю сменит, что ли?.. Ты чего, Леха? Вроде трезвый, а несешь чушь…

– Валер, – сказа я терпеливо, – вот прямо сейчас мы можем завязать отношения с этими людьми. Получить на них влияние – буквально за копейки! Чтобы в будущем они плясали под нашу дудку, а не под чью-то еще! Глупо такой возможностью не воспользоваться.

– Смотри сам, – пожал плечами Валерик. – По мне так обычный проходимец, но если считаешь нужным…

– Вот и договорились, – подвел итог я.

А вечером следующего дня родители впервые заявились ко мне на квартиру, чем я был слега озадачен. Маменька рассматривала мою довольно убогую обстановку и вынесла вердикт – не квартира, а гостиничный номер какой-то!

Что же, подумал я. Маменька не так уж далека от истины. Я действительно не воспринимал эту квартиру как свой дом. Вообще, в этом времени у меня еще не было «своего дома», если уж на то пошло. Только условные «гостиничные номера», в которых нужно пересидеть и перекантоваться до лучших времен.

Отец достал из портфеля бутылку коньяка, чем озадачил меня во второй раз. А маменька посетовала, что в этом гостиничном номере, наверное, и выпить не из чего. Это маменька зря, коньячные бокалы у меня нашлись и даже очень приличные – купил, сам не знаю для чего, в комиссионке по случаю.

Мы чинно расселись и чинно выпили «за все хорошее», как полагается приличным людям. Я ждал, когда мне расскажут, наконец, что случилось. И маменька начала рассказывать:

– Неприятности у отца могут быть… – сказала она похоронным тоном.

– Не у меня, – поправил отец, – у Гриши Бубенцова. А рикошетом уже по всем остальным. По мне в том числе.

Григорий Степанович Бубенцов был непосредственным начальником моего отца – первым секретарем горкома, а отец при нем – вторым. Затем номенклатурная фишка поперла – Григорий Степанович скакнул в обком на должность первого секретаря, взяв высшую планку провинциальной партийной карьеры. Отец занял его бывшее место и стал первым секретарем горкома. А теперь Григорий Степанович где-то накосячил.

– Что случилось? – спросил я, изображая максимальное участие.

Случилось страшное – то, о чем еще лет пять назад никто и вообразить не мог. Журналист из какой-то мелкой газетки, еще и из соседней области, написал о работе обкома нечто неприятное. Собственно, ничего ужасного в том материале не было – самая обычная критика, при том довольно мягкая. Но Григорий Степанович взъярился. Обком критикуют! Происки врагов! Интриги! И понятно – говорить с трибуны о гласности это одно дело, а вот когда этой гласностью тебя от души приложили – это другое… Милицейскому генералу был отдан приказ – сделать так, чтобы негодяй-журналист дал опровержение в ближайшее время. Генерал взял под козырек (полный идиот, как сказала моя маменька).

И громоздкая и неповоротливая чиновничья машина закрутилась. Проклятого журналиста, естественно, отловили, упаковали, привезли к нам в город и стали шить дело – опера подкинули ему пару патронов, а один из обкомовских работников предложил сделку – дать в газете опровержение, а милиция в свою очередь уничтожит материалы, которые сама и сфабриковала. Но журналист оказался на удивление крепким и духовитым. Он категорически отверг предложенную сделку и все время требовал адвоката. Да еще и начальство журналиста подсуетилось – о происшествии узнали в ЦК.

И вот, усталый и раздраженный голос уже спрашивает из телефонной трубки у самого Григория Степановича:

– А что у вас там за ситуация с этим журналистом?

И Григорий Степанович поспешно отвечает:

– Я разберусь! На личный контроль возьму! Милицейское самоуправство…

Но раздраженный и усталый голос не дал договорить, перебил:

– Мы уже сами разбираемся…

Проклятого журналиста пришлось отпустить. И ко всему прочему – местная номенклатура ждала проверяющих из ЦК и соответствующие оргвыводы. Григорий Степанович с горя запил – он прекрасно понимал, что скорее всего лишится должности. Под большим вопросом была и должность моего отца, как креатуры Григория Степановича.

– Такие дела… – сказал отец, рассказав эту грустную историю.

– И что думаешь делать? – спросил я.

Отец откашлялся.

– А знаешь, – сказал он с внезапным подъемом, – я даже и рад, в какой-то степени. Облегчение чувствую. От нас народ уходит. Из горкома и из обкома даже. Сначала понемногу уходили, а теперь… Многие идут в этот ваш… бизнес.

– Немыслимо, – сказала маменька, качая головой. – Чтобы человек уволился из системы… Да еще самостоятельно… Люди годами работали, только чтобы туда попасть… А теперь все разбегаются.

– Да… – сказал отец.

– Так что делать-то думаешь? – снова спросил я.

Отец отхлебнул еще из бокала и сказал:

– Есть возможность получить землю. Десять соток, под строительство дома. Хорошее место «Золотая роща» – речка, чернозем и до города рукой подать…

– Место, действительно, неплохое… – сказал я.

А папенька-то, оказывается, не такой уж нестяжатель, каким всегда хотел казаться…

– Построим дом, сад посадим… – сказал отец. – Не нам, так детям, внукам… – он испытующе посмотрел на меня. – Средства на постройку… мы кое-что скопили с матерью, стройматериалы достанем… А у тебя как идет эта… коммерция?

– Нормально идет, – сказал я. – На стройку хватит, за это не беспокойся.

– Хорошо. – Он кивнул и разлил по бокалам остатки коньяка. – Если я чем-то смогу помочь… Ты меня понимаешь?

Я кивнул.

– Я не очень разбираюсь в этой вашей деятельности, но сейчас, когда все заканчивается… Если чем-то могу помочь – скажи. А теперь давайте выпьем за новую жизнь.

И мы выпили за новую жизнь.

– Генерала тоже снимут? – поинтересовался я, как бы между прочим.

– Уже отстранен, – сказал отец. – За грубое нарушение социалистической законности. И районный прокурор тоже, он ордер на арест журналиста выписал. Городской не захотел, отказался – битый мужик, так они районного уломали. И завотделом, который с журналистом договориться пытался – тоже отстранен. Полетели головы…

– На ровном месте, – вздохнула маменька. – Такие неприятности, столько горя…

А я напряженно думал. Железо нужно было ковать пока горячо.

– Сколько ты еще проработаешь? – спросил я отца.

Тот неопределенно мотнул головой.

– Пока комиссия… Потом пленум обкома. Пока определятся… с новой кандидатурой. Сейчас это все не так быстро… Может два месяца, может больше. Но минимум – два месяца.

– Хорошо, – кивнул я. – Скажи, а в финансовой сфере, в госбанке у тебя есть товарищи? Люди, которые бы помогли решить вопрос!

– Я подумаю, – сказал отец. – Подумаю, посоветуюсь. И тебе позвоню. И еще…

– Да… – сказал я устало.

– Я надеюсь, что ты очень хорошо понимаешь, что делаешь.

– Я очень хорошо понимаю, – сказал я.

Мы пристально посмотрели друг на друга, и отец сказал:

– Знаешь, Алексей… последнее время я тебя не узнаю.

– Да просто вырос, – улыбнулась маменька.

И она была, конечно, права…

Орловский позвонил через неделю после нашего разговора с Петром Петровичем. Его звонок застал меня в нашей конторе, где я скучал, разгадывая кроссворд. Александр Сергеевич был деловит и загадочен.

– Алексей? Не занят? Через час подъезжай в банк, если не занят. Есть хорошие новости для вас!

– Подъеду, – сказал я, сильно сомневаясь, что у Саши есть хорошие новости. По всему видать – обложил его чекист Петр Петрович незримыми ленточками, так что Саше не с чего особо веселиться…

В банке Орловский был само обаяние.

– Садись, старик! Чай, кофе, может чего покрепче?

– Спасибо, – сказал я. – Ты рассказывай, чего стряслось.

Орловский самодовольно улыбнулся.

– Есть хорошие новости для вас! Просто отличные!

– Ну так говори уже… – Я начинал терять терпение.

– По компьютерам мне удалось договориться с Юриком. Отдаст без наценки. Компьютер за девятьсот баксов выходит, можешь себе представить⁈

– Офигеть, – сказал я безразлично.

Орловский немного подвис. Я должен был изображать бурную радость, но не изображаю. А вообще – сообразительный малый, умеет считать. Делает скидку на компьютеры тысяч на сорок, а взамен – попросит о содействии в сделке на два миллиона. Партнер хренов. Я кипел благородным негодованием, и, похоже, что это было видно.

– Я не понял, старик, ты что, не рад, что ли? – озадаченно спросил Орловский.

– Да рад, рад… – ответил я мрачно. – Ты извини, день сегодня такой… Магнитные бури, наверно.

– А-а-а… Бывает. Кстати, компьютеры через два дня приедут, готовьтесь встречать. И бабки готовьте.

– Всегда готовы, – сказал я. – Саш, если у тебя все, то я поеду, ладно? Башка чего-то совсем того…

– У меня анальгин есть, – заботливо предложил он. – И хотел еще один вопросик обсудить. Если ты не против…

Ага, вот оно самое начинается.

– Спасибо, не люблю анальгин,– отказался я. – А вопросик… Если срочно, то обсудим, конечно.

– Вообще-то срочно, – сказал он. – То есть, не то чтобы горит, но…

– Я тебя понял, Саша… Говори.

И Саша стал говорить.

– Слушай, старик, – сказал он, заговорщицки снижая голос, – тут нарисовалась одна тема… Есть возможность взять металл у нас на меткомбинате и продать в загранку. Продавец есть, металл хоть завтра отгрузит. Покупатель есть – «финики», там фирма серьезная, европейского уровня. Тонна выходит сто пятьдесят долларов. Тонн пятьсот загоним на пробу, на первый раз, а от них привезем те же компьютеры, видики, телефоны фирменные. Как тебе перспектива, а?

– Сильно! – сказал я. – А зачем ты мне все это рассказываешь, Саш? В долю взять хочешь? Я – всегда пожалуйста. Мы же партнеры?

– Партнеры, – озадаченно подтвердил Орловский. – Только все не так просто, дружище. Кто-то нам усердно мешает, по линии Внешторга. Какая-то сука… – со злостью сказал Орловский.

– Нехорошо, – согласился я. – Только я не очень понимаю, чем могу помочь?

Орловский тяжело вздохнул. Кажется, этот разговор представлялся ему совсем иначе.

– Леш, ты можешь поспрашивать у своего бати – есть ли у него выходы на уполномоченного Внешторга? Или у его друзей? Я в долгу не останусь, сам понимаешь.

– Про скандал в обкоме слышал? – спросил я. – Мой батя сам на нитке висит. Не сегодня – завтра, в отставку, на какой-нибудь завод, парткомом командовать.

– Слышал, – сказал Орловский. – Все слышали, конечно. Но связи-то у него в любом случае останутся. Да и не факт, что его с должности попросят. Это же обкомовские накосячили, причем тут горком?

– Ну хорошо, – сказал я. – Допустим. Допустим, нам удастся решить эту проблему. Как прибыль делить будем, Саш? Ты сколько заработать на всей этой схеме вообще собираешься?

Орловский молчал. Он был мрачен.

Глава 6

Ну вот, думал я, пусть Саша теперь сам выбирает. Как выберет, так и будет. Если пожадничает, то будет так, как предложил Петр Петрович. Пусть тогда чекисты вступают в игру, и Саша платит им процент. С учетом моего посредничества, естественно. Если не пожадничает – будем искать другие варианты. Как партнеры.

Мои размышления прервал Орловский.

– Послушай, старик, – сказал он с печалью в голосе, – ну реально, что я могу обещать? Как я могу сказать – сколько заработаю? Это же невозможно! Первая сделка – пробная. Пробный шар! Вот, я вам скидку на компьютеры выбил, честь по чести… А если дело пойдет, то нет вопросов! Я всегда открыт для сотрудничества, ты же знаешь!

Ясно-понятно. Конкретных предложений нет. Ну что же, Саша… Ты сам выбрал. Скупой, как говорится, платит дважды.

– За скидку спасибо, конечно… – сказал я весело. – Это получается где-то тысяч на сорок мы разбогатеем. Спасибо, че…

Орловский посмотрел на меня с неприязнью.

– Я не понял, Леша… Ты что, хочешь сказать, что мало зарабатываешь в партнерстве со мной? Да если бы не я, то вы бы до сих пор своей пленкой на колхозном рынке торговали!

– Тише, тише, Саш! – сказал я примирительно. – Компьютеры, если ты не забыл, мы не на халяву берем, твой Юра нормально на нас зарабатывает. Не хочет сотрудничать – нет проблем. Других поставщиков найдем. Ты вот говоришь – если бы не я… А если бы не мы, то тебя скорее всего «синие» порезали бы. Уж прости, что напоминаю. Нет, нет, ты подожди… Что касается твоей просьбы, то я узнаю все, что можно узнать. Если будет хоть какая-то возможность помочь, то поможем. А по поводу партнерства и остального – смотри сам.

Орловский заметно повеселел. Ох, рано, рано, подумал я.

– Ну, Леш, я же знал, что никаких разногласий между нами нет! Чего мы, не договоримся, что ли? Спасибо тебе, старик, я знал, что ты не подведешь!

– Да ты погоди, – поморщился я, – еще же ничего не сделали! Вот когда решим вопрос, тогда и скажешь спасибо…

– Да ладно, елки-палки! Сегодня приглашаю всю вашу банду в «Юпитер», посидим, отдохнем, нервы успокоим…

– В «Юпитер» так в «Юпитер», – согласился я. – Тогда до вечера.

– До вечера, – радостно попрощался Орловский.

Я вышел из его кабинета задумчивым и серьезным настолько, что даже не стал троллить его секретаршу. Просто вежливо сказал ей:

– До свидания.

Она удивленно посмотрела на меня и что-то неразборчивое пробормотала в ответ. Наверное, попрощалась.

Петру Петровичу я позвонил из первого же попавшегося автомата. Эх, сотовая связь, как долго тебя еще ждать…

– Да! – сказал в трубку бесцветный голос.

– Петр Петрович? – спросил я.

– Я слушаю.

– Это Алексей Петров. Помните такого?

– Я вас слушаю, – повторил собеседник.

– Только что имел разговор с нашим общим знакомым. Он просит помощи, как это и предполагалось. Я обещал посодействовать. Как договаривались.

– Отлично! – похвалил Петр Петрович.

– Сроки? – спросил я.

– Максимум через неделю его вопрос будет улажен. Можете ему это твердо обещать. И еще, Алексей Владимирович, нам нужно встретиться и обсудить некоторые моменты.

– Где, когда?

Петр Петрович слегка замялся.

– Я вас поставлю в известность, будьте на связи. Всего доброго.

– До скорых встреч! – сказал я, и трубка ответила мне короткими гудками.

Город потихоньку преображался. Первые поветрия свободного рынка – шашлычные и чебуречные, лотки с сахарной ватой, самодельными вафлями, расцвели «балки» и «барахолки», где собирался самый разный люд – от радиолюбителей до побывавших за рубежом граждан, барыживших импортными шмотками… Чуть ли ни каждую неделю открывались новые комиссионки и кооперативные магазины, торговавшие медом, столяркой, книгами, рыбой, цветами – всем, на что имелся спрос…

Видеосалоны вышли на свой пик – их открывали в подвалах жилых домов, бомбоубежищах, в общежитиях – всюду. Свой видеосалон – наш первый бизнес, мы почти безвозмездно передали нашим приятелям-неформалам – Андрюхе и Петровичу.

Кооператоры имели деньги, порой очень приличные, которые было почти не во что вкладывать. Об открытии счета в заграничном банке подавляющему большинству страшно было и подумать. Валюта и драгоценные металлы в значимых количествах оставались все так же недоступными, как и раньше. Инвестировать было практически некуда – не существовало рынка ценных бумаг, все значимые и не очень значимые предприятия принадлежали государству… А деньги были и их нужно было куда-то тратить. У простых советских людей, получивших большие деньги, начинало срывать крышу. Они гуляли в ресторанах сутками напролет, покупали подержанные иномарки и драгоценности, сорили деньгами на курортах, заводили многочисленных любовниц, играли в карты и строили монструозные кирпичные дома. На улицах появились первые «Форды», «Опели», «Тойоты», «Вольво» и даже «Мерседесы». На фоне многих, мы вели себя довольно скромно. Большую часть заработанного переводили в валюту, довольствовались продукцией отечественного автопрома, в злачных местах вели себя прилично, общего внимания не привлекали…

Параллельно с коммерческим миром свой ренессанс переживал и мир криминальный. Это было по-настоящему золотое время для кидал, карточных шулеров, наперсточников, вымогателей и тому подобного народа, чуявшего своим звериным чутьем запах перемен и больших денег.

Неформалы Андрюха и Петрович, унаследовавшие наш видеосалон уже через пару месяцев работы столкнулись с проблемами. На них жестко наехали какие-то ПТУ-шники. Пришлось Сереге ехать и разбираться. Рассказывал он об этой «стрелке» со смехом:

– Мы приехали втроем. А эти малолетки пришли – человек тридцать. Орут чего-то невразумительное, то ли пьяные, то ли обкуренные. Так я в воздух шмальнул разок, их как ветром сдуло!

После этой «стрелки» ПТУ-шники дорогу в видеосалон позабыли навсегда, за что Петрович и Андрюха были нам очень признательны.

С новым криминальным королем города меня познакомил ни кто иной, как Евгений Михайлович Лисинский в свой штаб-квартире – кафе «Уют». Володя Седой, без вести пропавший в прошлом году, так и не объявился, а свято место, как известно, пусто не бывает. Новый криминальный лидер – мужчина где-то за пятьдесят, худощавый, с седым ежиком коротко стриженных волос – большую часть жизни провел в местах лишения свободы. Звали его Виктор Федорович, а кличка у него была звучная – Гусар.

– А это мой молодой, но очень способный коллега – Алексей! – представил меня Евгений Михайлович.

Гусар благосклонно кивнул.

– Хорошие ребята, – продолжил лить елей Лисинский, – детскому дому помогают, вот недавно в газете про них писали…

Я мысленно выругался. Такой подставы от Евгения Михайловича я не ожидал.

– Детский дом – святое, – одобрительно кивнул Гусар. – Все правильно, с общего стола питаетесь, значит и пользу должны приносить. Вот Женя, – он махнул рукой в сторону Лисинского, – в нашей «крытке», считай, сам целый этаж греет. (Евгений Михайлович скромно потупился) И за это ему от людей – уважение. И если будет надобность, то любой за Женю скажет слово, а если сам попадет за забор, то и отношение будет соответствующее. (Суеверный Евгений Михайлович легонько постучал по дереву) Так, Женя?

– Тебе виднее, Виктор Федорович, – скромно ответил Лисинский.

– Ну а вы, молодежь, – обратился ко мне Гусар, – что себе думаете? Народу курить нечего, чая нет ни хрена, со жратвой проблемы – на сечке сидят неделями. Может есть возможность помочь? А то ваш брат-кооператор… знаю я вас. Пока жаренный петух в жопу не клюнет – не беспокоитесь. А чуть что начинается – Федорыч, помоги, спаси!

Я ответил, стараясь говорить максимально корректно:

– С жаренным петухом мы обычно разбираемся сами. И в помощи не нуждаемся.

– Ну-ну, – усмехнулся Гусар.

– Да, – подтвердил я. – Если вы не в курсе, то можете спросить у Евгения Михайловича. Но сами помочь не отказываемся, по возможности. Если речь идет именно о помощи, а ни о чем-то другом.

Гусар усмехнулся.

– Вот молодежь, а, Жень? – сказал он. – Молодые да ранние, соображают! А ты, пацан, не парься. Разговор о помощи, ясно. Считаешь нужным помочь – помогай. Нет – ну бог тебе судья. На нет, как говорится, и суда нет!

Мысленно я отдал должное этому человеку. Ловкий манипулятор. И при случае может пригодится. Естественно, ни о какой «крыше» и речи быть не может. Но можно подкидывать ему время от времени каких-то продуктов или сигарет. Для наших доходов это в рамках статистической погрешности.

– Чем сможем – поможем, – твердо сказал я.

Гусар одобрительно кивнул.

После этой встречи я высказал Евгению Михайловичу все, что думаю, как по поводу случившегося, так и о нем лично и о его друзьях-уголовниках. Евгений Михайлович слушал меня с видом оскорбленной добродетели, а затем сказал:

– Видите ли, Алексей… В наших интересах, чтобы именно Федорович был здесь у жулья за главного…

– В наших – это в чьих? – перебил я.

– В наших – это значит в интересах деловых кругов, – назидательно сказал Лисинский. – Дело в том, что он уже интересовался работой вашей конторы… и я решил, что лучше вам с ним пообщаться лично и сразу разрешить все возможные недоразумения. И все прошло неплохо, как мы видим.

– Что это за человек? – спросил я, слегка остыв.

– Только освободился с «особого», – сказал Евгений Михайлович. – И у него мандат от таких людей, Алексей, что и сказать страшно. Мандат правильный. И у деловых людей есть только три варианта… – Евгений Михайлович надолго замолчал.

– Что за варианты? – скептически поинтересовался я.

– Первый вариант – давать столько, сколько скажут. Обычно это десять процентов. Второй вариант – давать добровольно и по возможности. И третий вариант – воевать. Вам, Алексей, был предложен второй вариант, наиболее мягкий.

– Ладно, – сказал я примирительно. – Дадим вашему уголовнику какую-нибудь морковку… Но если он начнет лезть в наши дела…

– Уверяю вас, – не дал мне договорить Евгений Михайлович, – это очень сдержанный и порядочный человек. – Между прочим, известная вам Светлана Романовна уже презентовала ему новый автомобиль, это к сведению. Света – умная женщина. Она понимает, что лучше дать самой, добровольно, чем ждать, когда возьмут силой. Она понимает положенный порядок… А у вас еще и этот банк, Алексей… Разве я не говорил вам, что частный банк…

– А теперь о банке, Евгений Михайлович, – сказал я очень серьезно. – Вы дайте понять вашему приятелю, что там уже занято. И даже не то что занято – там трамвай переполнен, с подножек свисают! Лезть некуда. Если полезет, то отправится обратно, откуда прибыл. А то и еще хуже может случиться… Вы же понимаете.

На следующий день мы купили на колхозном рынке у типичных колхозников – представителей азербайджанской диаспоры – машину картошки. И у них же – двести пачек дешевых сигарет. А водка у нас была своя собственная – директор нашего местного ликеро-водочного завода рассчитался с нами за «модернизацию и автоматизацию» не деньгами, а выпускаемой продукцией – дешевой и популярной в народе водкой. С ликеро-водочного нам отгрузили целый вагон, чему мы были очень рады – водка в каком-то смысле была в то время ценнее денег. Часть ее мы реализовали через цыган с хорошей наценкой, но около ста ящиков еще оставалось, из которых мы решили выделить десять ящиков Гусару, в дополнение к картошке и сигаретам. Весь этот гуманитарный груз мы и отправили главарю мафии на дом.

С Борисом Борисовичем Пантелеевым я созвонился вскоре после его визита в нашу контору. Мое предложение – встретиться и обсудить текущее положение дел, Борис Борисович встретил с энтузиазмом. Договорились на семь вечера в «Театральном».

К встрече я приготовился заблаговременно и тщательно. Но об этом позже… Борис Борисович появился в ресторане сияющий, гладко выбритый и жизнерадостный. Походил он то ли на профессора, то ли на конферансье и был очень рад меня видеть.

– Я был уверен, – сказал он торжественным баритоном, – что у нас замечательная деловая молодежь, которая еще себя покажет, утрет носы всей этой номенклатурной своре!

Борис Борисович явно не был в курсе дела, что я сам происхожу из типичной номенклатурной семьи, и разошелся не на шутку.

– Скоро их будут судить! – провозгласил он после того, как первая бутылка коньяка опустела наполовину. – Только суд и дальнейший запрет на занятие государственных должностей. Это будет процесс века!

Глаза у Бориса Борисовича разгорелись – он был готов участвовать в судебном процессе прямо сейчас, не поднимаясь из-за стола!

Черт побери, как он быстро напивается, подумал я с удивлением. Это, конечно, хорошо, но пока он мне нужен в сознании.

– Борис Борисович, – сказал я вкрадчиво, – я знаю, что вы планируете открыть газету. Как у вас сейчас с финансами обстоит дело?

Дело с финансами обстояло не очень хорошо.

– Многие наши коммерсанты, – гневно сказал Борис Борисович, – не понимают, в каком времени живут! Они считают, что партийная номенклатура сама отдаст власть. Не отдаст! – Борис Борисович долбанул кулаком по столу так, что звякнула посуда. – Власть нужно брать, молодой человек! А для этого нужны деньги! Вспомните историю той революции, которую устроили большевики. Им давали деньги, в том числе и богатейшие коммерсанты! И как большевики их отблагодарили⁈ – Борис Борисович вопросительно уставился на меня.

Я помнил, как отблагодарили щедрых коммерсантов большевики, но вести дебаты на историческую тему со стремительно хмелеющим представителем демократической платформы – это было выше моих сил.

– Вот, – сказал я, выкладывая на стол две пачки денег в банковских упаковках. – Две тысячи рублей. На вашу будущую газету.

Борис Борисович смотрел на меня с нежностью родного отца. Он уже был готов разразиться благодарственной речью, но я не дал.

– Расписочку напишите, пожалуйста, – сказал я, протянув Борису Борисовичу ручку с бумагой. – Нет, нет, вы не беспокойтесь, отдавать не нужно, напишем – «получено на безвозмездной основе на нужды демократических сил».

Торжественно и размашисто Борис Борисович написал расписку, которую я аккуратно спрятал в портфель…