Текст книги "Капитали$т: Часть 3. 1989 (СИ)"

Автор книги: Деметрио Росси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Я извлекаю из спортивной сумки газетный сверток.

– У меня тоже все готово, – говорит Яков Наумович. – Он передает мне конверт, лежащий тут же, под газетой. В конверте – серо-зеленые купюры.

– В этот раз еще по девять, потому что мы с вами договаривались, – строго говорит Яков Наумович. – В следующий раз будет по девять с полтиной, предупреждаю сразу.

Глава 3

Да, валютного рынка в СССР не существовало. Был официальный курс советского рубля по отношению к иностранным валютам – именно по такому курсу иностранные туристы должны были сдавать валюту государству. Но, свято место пусто не бывает. Неофициальный валютный рынок существовал даже в те времена, когда за такие дела полагалось «вплоть до высшей меры наказания». Существовал валютный «черный рынок» и на закате Перестройки. Был он неуправляемым и хаотичным, единого курса не было, курс определялся балансом предложения и спроса, а также – фактическим наличием валюты. Так, в зависимости от конкретной ситуации, доллар мог стоить и шесть, и восемь, и девять рублей. Яков Наумович по своему обычаю выкатывал нам максимальный курс, но оно того стоило – мы совершенно точно были уверены, что Яков Наумович не наведет бандитов и милиционеров и не всучит подделку.

Спросом пользовались не только американские доллары, но и немецкие и финские марки, в меньшей степени – английские фунты. В нашем «золото-валютном резерве» было около пятидесяти тысяч долларов – преимущественно в американской валюте, но имелись и западно-германские марки, и царские червонцы. Среди зарождающегося класса бизнесменов с нашими финансами мы считались середнячками – мелких цеховиков-производителей и джинсовых спекулянтов мы уже переросли, но в элиту теневого бизнеса еще не попали. Открытие банка и сотрудничество с Орловским и Хоботовым резко повысили наш заработок, а вместе с ним и наш статус. Валюта для нас была самым простым способом хранения заработанного. И вот, Яков Наумович опять повышает курс…

– Все понятно, Яков Наумович, – говорю я с грустью.

– Хорошо, если понятно, – сварливо отвечает он.

– Интересно, на кой хрен Якову Наумовичу деньги? – задумчиво сказал Валерик, когда мы ехали по домам. – Ему же страшно сказать сколько лет уже! Дедушка дедушкой. А туда же!

– Он игрок, – ответил я. – Это же все как азартная игра, у него блеск в глазах, он моложе становится, когда бабки зарабатывает… Деньги как фишки, а рулит всем тяга к игре. Он и в другие времена не боялся рисковать… сильный мужик.

– Жаль его немного, – сказал Валерик. – Всю жизнь прятался, таился, ментов и разбойников боялся, что отнимут, а самого посадят или вообще грохнут. А тут свобода пришла, но и годы уже не те… Сидит, минералку пьет… Ни молодости, ни здоровья нет… Обидно, наверное.

– Это нам обидно, – сказал я, – доллары по девять пятьдесят зарядил, я про такой курс и не слышал никогда! Самая последняя гнида-валютчик меньше берет.

– С другими опасно, – сказал Валерик. – Сам понимаешь, если кинут, то в милицию жаловаться не побежишь…

Валерик говорил правду – мошенничество процветало. Обманывали при поставках товаров и при расчете, обманывали друг друга кооператоры, теневые дельцы и профессиональные кидалы… Буквально на наших глазах разорялись новосозданные кооперативы, люди загонялись в огромные долги, мошенничество грозило полным экономическим параличом. Милиция и суды здесь мало чем могли помочь, поскольку почти весь бизнес делался в тени и с теми или иными нарушениями закона. Как в нашем случае с валютой, например. Мы определенно тянули на уголовку.

В ДК медиков мы теперь занимали две смежные комнаты – как раз между клубом любителей аквариумных рыбок и ансамблем балалаечников. Обстановка в нашей конторе оставалась все такой же скромной и даже аскетичной, как при открытии. Единственным излишеством был современный с массой наворотов телефон, который не трезвонил, как его отечественные собратья, но издавал мелодичную трель.

Еще у нас появились новые сотрудники. В частности, секретарша Люся, которая по документам проходила как «старший специалист по связям с общественностью». Обязанности Люси включали в себя поддержание порядка на вверенной территории и ответы на телефонные звонки. Люся была девушкой некрасивой, но очень ответственной, а в офис ее привел Валерик, с которым она, кажется, училась на одном потоке на заочном. Люся в ее молодые годы уже повидала изнанку жизни – безнадега и безденежье, отсутствие отца, постоянно больная мама и младший брат-оболтус. Эти обстоятельства, безусловно, требовали средств и времени, которых Люсе взять было категорически негде, и сердобольный Валерик, которому Люся, к слову, помогала в учебе, предложил ей серьезную должность в серьезной конторе. И за серьезные деньги. Мы платили Люсе как рабочим в нашем цеху – пятьсот рублей в месяц плюс премия. Люся была счастлива. Теперь она смогла нанять сиделку для матери. С какими-то дорогостоящими импортными лекарствами Валерик помог ей из своих средств. Само собой, мы с Серегой поинтересовались у Валерика по поводу его намерений относительно Люси.

– Что-то серьезное или так? – спросил прямолинейный Серега.

– Да ну перестаньте, – отмахнулся Валерик, – у вас одно на уме, сексуальных маньяков! Девчонка хорошая, помочь надо, а то пропадет. Она вообще одна, понимаете? Нам все равно секретарша нужна, а она надежная!

– Комсомолка? – язвительно поинтересовался я.

– Не знаю, – растерянно ответил Валерик. – А чего?

– Беспартийные тоже годятся, – махнул рукой я. – Пусть работает!

И Люся стала работать, причем со своими обязанностями она вполне справлялась, необходимый уровень уюта поддерживала, на звонки отвечала своевременно и неплохо заваривала кофе. Больше от нее ничего и не требовалось.

Вторым новым сотрудником стал охранник Боря. Боксер из клуба, тяжеловес. Последнее полностью соответствовало действительности – Боря весил не меньше ста двадцати килограмм и вид имел устрашающий. Он был довольно типичным спортсменом-неудачником, который долго-долго подавал надежды, которые а конце-концов так и не оправдал, не продвинувшись дальше кандидата в мастера спорта. Ему светила прямая дорога на тренерскую работу, но наставник из Бори был в высшей степени хреновый. Да еще и многочисленные удары по голове не лучшим образом сказались на умственных способностях – во всех вопросах, которые не касались бокса, Боря соображал с трудом и скрипом. Главной его функцией было – производить впечатление на нежелательных посетителей. А их, к сожалению, хватало…

Одно время мы, как порядочные предприниматели, работали с вывеской, на которой гордо значилось: «Кооператив 'Астра». Мы впоследствии многократно пожалели об этом опрометчивом шаге. На вывеску слетался народ – простые советские люди, жаждущие халявных денег и твердо убежденные, что в кооперативе «Астра» спят и видят – помочь кому-нибудь материально. Приходили липовые беженцы, чернобыльцы и афганцы. Приходили увечные, сирые, убогие и похмельные. Приходили откровенные психи, кидалы, ветераны гражданской войны, контактеры с инопланетянами, изобретатели. Иногда – очень редко – приходили начинающие предприниматели с бизнес-планами. Все эти люди просили денег, требовали денег и умоляли о деньгах. Изредка мы помогали – там, где не помочь было нельзя. Но большинству приходилось отказывать.

Что характерно, именно те случаи, когда мы помогали просителям, доставляли больше всего проблем. Так, благодарная директор детского дома, получившего от нашего кооператива довольно приличные подарки к новому году, разразилась благодарственной статьей в местной газете. В статье благодарная директор пела дифирамбы щедрости, доброте и отзывчивости руководства кооператива «Астра». После этого наш мир перестал быть прежним. Количество просителей увеличилось взрывообразно, и не было таких ругательств и проклятий, которые мы не обрушили на голову ничего не подозревающей руководительницы детского дома. Несчастная тетка, безусловно, хотела как лучше… После этого случая мы сняли вывеску, но это уже мало помогло…

Изначально просители атаковали Люсю, которая с неприступной вежливостью выслушивала всех мошенников и городских сумасшедших, и твердо обещала поставить руководство в известность. Иногда просители удовлетворялись этим обещанием и уходили, но иногда проявляли неприятную настойчивость – пытались скандалить и требовать руководство. В этом случае, на сцене появлялся Боря, и обычно одного его появления хватало, чтобы незваные гости по добру, по здорову ретировались восвояси.

Мы сидели у себя в конторе, пили сваренный Люсей кофе и неспешно говорили о делах.

– С компьютерами нужно что-то решать, – сказал я, прихлебывая из чашки. – Это не дело – зависеть от милости Саши и Юрика. Нужно самим ехать в загранку и везти компьютеры. Шутка ли – двое переплачиваем!

– Витя не пишет? – спросил Валерик. – Вот если бы с ним совместное предприятие замутить – было бы дело!

– Пишет, – с досадой сказал я. – Раз в три месяца, все как договаривались. Жив-здоров, учу язык… Он, походу, думает, что его письма в КГБ читают. Такое ощущение…

– Может и читают, – пожал плечами Серега. – Ты ему напиши конкретно – есть ли возможность отправить компьютеры хотя бы в Польшу? А из Польши мы уже сюда затянем, проблем не будет!

– Напишу, – сказал я. – Делать быстро нужно, такие заработки – это же ненадолго, желающие появятся, конкуренция попрет…

– Вот еще бы предприятий двадцать модернизировать… – мечтательно сказал Валерик. – И нормально было бы… По «Мерседесу» бы взяли, как у этой тетки… как ее?

– Светлана Романовна, – подсказал я.

– Точно! Директор завода, а машина как у Брежнева или Высоцкого… – Валерик завистливо вздохнул.

– Будет тебе белка, будет и свисток, – решительно сказал я. – Ты лучше скажи, все ли в цеху нормально?

– Да чего там случится, в цеху? – отмахнулся Валерик. – Нет, пацаны, я скажу, что думаю. Саша ведет себя неправильно. Банк работает почти год, мы соучредители – хоть копейку видели от него?

– Валера, – сказал я мягко, – побойся бога. Мы благодаря Орловскому полмиллиона сняли.

– Да ни хрена! – взорвался Валерик. – Мы и без Саши можем на любое предприятие что угодно продать, в том числе и твоему бате благодаря! Да и сами мы уже кой-чего значим. Вся его помощь в том, что он нам компьютеры по двойной цене поставляет. Благодетель!

– Ты чего конкретно предлагаешь? – спросил я.

– Не знаю, – сказал Валерик нервно. – Нужно ему дать понять, что если мы вместе, то нужно как-то делиться. А если не вместе, то пусть тогда сам барахтается. Вообще, если бы не мы, то его уже два раза грохнуть могли! Вспомните, как он в прошлом году прибежал, когда его Седой на сто пятьдесят штук подгрузил!

– Было дело, – подтвердил Серега.

– Да его никто не трогает только потому, что знают – он с нами двигается. В общем, Леш, ты с ним ближе общаешься – обсуди этот вопрос. Это не дело – банк работает, а прибыли мы не видим вообще.

– Вас к телефону, Алексей Владимирович! – Внезапно возникшая Люся прервала наш спор.

– Иду… – сказал я.

– Алексей Владимирович? – сказал полузабытый голос. – Рад вас приветствовать.

– Добрый день, – ответил я.

– Это Петр Петрович. Не забыли?

– Не забыл, – сказал я сухо. – Чего вы хотите?

– Встретиться. Через полчаса подъезжайте на угол Карла Маркса и Пушкина. Буду ждать.

– Хорошо, – сказал я.

Вот уж не было печали… За время, прошедшее с нашей первой встречи, Петр Петрович звонил мне два или три раза – это были, в общем-то, звонки ни о чем, чекист просто интересовался тем, как идут дела в банке. Я объяснил ему, что о финансовой составляющей имею смутное представление, но вообще банк функционирует, работает большей частью с крупными предприятиями региона. Где-то с полгода от Петра Петровича не было ни слуху ни духу, я уже решил, что он и не появится вовсе, но нет – всплыл и чего-то хочет. Не задался сегодня день, подумал я.

– Кто там? – полюбопытствовал Серега.

– Да так, нужно по делу съездить, – неопределенно ответил я. – Ничего интересного.

Своих компаньонов я о своем общении с чекистами не информировал.

– Да ладно, по делу, – усмехнулся Валерик. – К девчонке какой-нибудь поехал, не иначе!

– Дело молодое, – с улыбкой согласился Серега.

Я показал Валерику кулак и сказал:

– Ушел. Ведите себя прилично!

В назначенное время я подъехал на угол Пушкина и Карла Маркса, как и было условлено. Из припаркованной рядом невзрачной «копейки» вылез человек в темных очках, светлых брюках и линялой рубашке с коротким рукавом. Петр Петрович. Он кивком приветствовал меня и уселся на заднее сиденье «Нивы».

– Еще раз добрый день, Алексей Владимирович, – поздоровался он.

– Добрый, – сказал я. И не удержавшись добавил: – Вы сегодня на шпиона похожи.

– Это из-за очков, – добродушно сказал Петр Петрович. – День жаркий, солнечно… А вы не ожидали моего звонка, Алексей Владимирович?

– Не ожидал, – честно ответил я. – Думал, что все. Вы не объявитесь больше.

Петр Петрович широко улыбнулся

– Ну что вы, как можно? Будьте уверены, Алексей Владимирович, мы вас не оставим своим вниманием. Персоной вы становитесь заметной, даже публичной. Детскому дому помогаете – мы читали, читали! Достойный поступок хорошего человека и настоящего патриота. И неформалам, если я не ошибаюсь, вы денег дали на организацию концерта?

– Мы, – буркнул я.

Петр Петрович укоризненно покачал головой.

– А вот это напрасно. Все же, культурно чуждый нашему народу элемент… Впрочем, мы не настаиваем, это ваше дело. И спортсменам вы помогаете! Алексей Владимирович, ну честное слово! Если бы все кооператоры были настолько ответственны…

– Вы меня вызвали благодарность выразить?

– И это тоже, – весело сказал Петр Петрович, – отчего же не выразить благодарность, если есть за что… Но теперь давайте по делу. Речь, как вы уже наверняка догадались, пойдет об известном вам банке.

– Догадался, – сказал я мрачно.

– Вот и замечательно. Я довожу до вашего сведения, что Александр Сергеевич Орловский в настоящее время всеми правдами и неправдами пытается получить разрешение на вывоз крупной партии металлического лома зарубеж.

– И что из того? – спросил я. – Я-то здесь причем?

– Сейчас все поймете, – уверил меня Петр Петрович. – Алесандр Сергеевич очень пытается получить необходимое разрешение, но почему-то у него ничего не выходит! Никак! У нас есть информация, что буквально со дня на день он обратится к вам за содействием в этом вопросе. Чтобы вы воспользовались возможностями вашего отца и помогли… И вы согласитесь, Алексей Владимирович.

– Вы полагаете? – саркастически поинтересовался я.

– Более того – я уверен, – очень серьезно сказал Петр Петрович. – Наша курица выросла и ей пора начать нести золотые яйца, Алексей Владимирович. Вы согласитесь помочь Орловскому. Но, конечно же, беспокоить вашего отца по таким пустякам не нужно – мы все сделаем сами, он получит все необходимые согласования и разрешения в самые короткие сроки.

– Мне это все не нравится, – сказал я.

– Мне тоже много чего не нравится в этом лучшем из миров, – философски сказал Петр Петрович. – Но наша жизнь устроена так, что людям приходится делать неприятные вещи. Ничего не попишешь, такова жизнь… Но я продолжу с вашего позволения. На вырученную от продажи металлолома валюту Орловский планирует закупить партию электроники для последующей перепродажи здесь. С ввозом мы тоже можем помочь – никаких проблем не возникнет. Одним словом, режим наибольшего благоприятствования. Мы даже можем подыскать наилучшего поставщика электронного ширпотреба, если нужно – скидки и все такое…

– И что вы захотите за помощь? – спросил я.

– Предполагаемая сделка должна принести около двух миллионов рублей прибыли при минимальных затратах. Мы полагаем справедливым следующее: миллион из этих двух получаем мы, двести пятьдесят тысяч – вам, как посреднику, Алексей Владимирович, а семьсот пятьдесят тысяч получит Александр Сергеевич Орловский. Отмечу, что эту схему можно будет прокрутить неограниченное количество раз. Неограниченное! – В голосе Петра Петровича звучало возбуждение. – Как вам такое предложение?

Я молчал. Думал.

Глава 4

Петр Петрович тоже молчал. Ждал моего решения. А мне очень хотелось его послать. С другой стороны… О, это проклятое «с другой стороны», оно всегда возникает!.. Так вот, с другой стороны, мне предлагают деньги за сделку, с которой Орловский не дал бы ни копейки. Хоть мы и партнеры, ага… И вот, мне предлагают хорошие деньги – четверть миллиона или двадцать пять с небольшим тысяч долларов. Как на дороге найти… Но слишком уж не хочется иметь дело с Петром Петровичем и его конторой… Да и миллион – несуразная сумма.

– А между тем, Алексей Владимирович, – подал голос Петр Петрович, – я не совсем понимаю, о чем здесь можно думать. Озвученное предложение кажется мне весьма выгодным для всех сторон. Для всех!

– Орловский может не согласиться, – сказал я. – Да и с миллионом вы загнули, честно говоря.

Петр Петрович ухмыльнулся.

– Нет, Алексей Владимирович. Миллион, никак не меньше.

– Знаете, – сказал я. – Этот разговор уже описан Ильфом и Петровым, не будем повторяться.

– Хорошо, – кивнул он и добавил совсем другим тоном, устало и зло: – Я вас, баранов, двадцать лет жизни пас. Вам не нравилось. А теперь я и такие как я – мы умываем руки. Паситесь сами, как знаете. Но своей доли шерсти мы не уступим. Будет платить, никуда не денется. И вы в этом поможете. Согласится – не согласится, что за детский сад? Его согласие никого не интересует. На вас документированного ущерба государству – на сотни тысяч. Плюс – злоупотребления, взятки, коррупция. Прямой подрыв государственной безопасности. Возомнили себе, что все можно?

– Петр Петрович, а вы не боитесь? – очень вежливо спросил я. – Все-таки миллион – большие деньги. А вы живой человек, такой же как все, из костей и мяса. То, что у вас в кармане «корочка» со щитом и мечом, это все пустяки, она не спасает от металлической трубы, прилетающей в голову в темном подъезде. Вон, в андроповские времена в Москве вашего коллегу менты за пузырь коньяка и палку колбасы до смерти забили. А тут целый миллион. И времена отнюдь не андроповские, если вы не в курсе…

Повисла долгая и напряженная пауза. Наверное, на полминуты. А потом Петр Петрович сказал прежним тоном:

– Ну что вы, Алексей Владимирович, в самом деле! Я погорячился, вы тоже. Время нервное, сплошной стресс кругом. Миллион – не миллион… Пусть будет нам двадцать пять процентов с первой сделки. А оставшиеся семьдесят пять как хотите, так и делите. Вот и все, Алексей Владимирович, не смею больше вас задерживать.

Петр Петрович вылез из салона и резво направился в сторону своей «копейки». А я думал, тяжело и напряженно. Уже через год ведомство Петра Петровича будет значить ничтожно мало. Через два года оно не будет значить вообще ничего – «меченосцы» разбредутся кто куда – охранять бизнес, торговать секретами, бандитствовать и спиваться, вот и все их перспективы. Сейчас они пока еще сильны. С помощью Петра Петровича, или как его там на самом деле, мы действительно можем сделать хороший бизнес… Преодолеть зависимость от Орловского и Хоботова с их поставками, которые сегодня есть, а завтра неизвестно… Голова моя шла кругом и отказывалась соображать. В любом случае – Петра Петровича нужно идентифицировать. Установить личность и прочие анкетные данные. И слегка надавить – посмотрим тогда, как он запоет. А то смельчак какой выискался… Впрочем, не хочу об этом думать! Надоели.

Я поехал домой, к себе. Странно, но я не воспринимал свою квартиру как дом. Скорее, как временное убежище. Нечто, необходимое для конспирации. Потому, наверное, никаких особенных ремонтов не делал, довольствуясь минимумом. Да и советский стиль «дорого – богато» откровенно нагонял на меня тоску.

Я наскоро перекусил кефиром и бутербродами, улегся на диван и врубил магнитофон. Магнитофон у меня модный и дорогой – двухкассетный «Панасоник» с радиоприемником и кучей примочек. Комнату заполнил «Мираж»: «Музыка на-а-ас связала!» «Мираж» навеял романтическое настроение, и я пошел звонить Лере. Она как раз должна была вернуться из института…

Лера. У нас все серьезно. Наверное, но это не точно. За последний год мы стали близки… во всех смыслах. Иногда в наших отношениях возникают перерывы, особенно если дела наваливаются. Можем не видеться по неделе. Это не нормально, наверное, но деваться некуда – жизненный ритм, чтоб его черти драли! А она – странная. В хорошем смысле слова. Я иногда думал о том, кто из моих знакомых, попав в мое время, смог бы в самые короткие сроки там адаптироваться и добиться успеха. Так вот, мне кажется, что Лера смогла бы. Я думаю, что ей бы понравилось у нас…

Я поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Алло, – сказала она, и я обрадовался.

– Привет!

– Привет! – она, похоже, не ожидала, что я позвоню. – Как ты, все в порядке?

– В порядке, – сказал я. – Но очень устал. Поедем куда-нибудь, или… Приезжай ко мне!

Она на секунду задумалась и сказала:

– Пойдем гулять!

– Гулять так гулять… – сказал я. – Стрелять так стрелять, любить так любить…

– Вижу, что у тебя все же что-то случилось. Какой-то ты не такой…

– Все в порядке! – заверил я. – Все прекрасно и замечательно. Лучше быть не может.

– Все настолько плохо? – беспокойно спросила она.

– Не знаю. Может быть. А может и нет.

– Расскажешь?

Я улыбнулся грустно.

– Нет, не расскажу.

– Ну и не рассказывай, согласилась она. – Зайди за мной через час.

– Зайду! – сказал я.

Мы едем по городу. Болтаем о том, о сем. Город снаружи сер и неуютен, хоть и лето, фонтаны, розы в клумбах… Все это украшательство кажется каким-то ненастоящим и даже неуместным.

Очередь у ликеро-водочного. Очередь у мебельного. Очередь у промтоварного. Очередь, как обязательный атрибут пейзажа, особенно вечером. Товаров нет, потому что товарищам директорам невыгодно отправлять товар в торговую сеть, гораздо выгоднее продать созданному при заводе кооперативу. А товарищам торговым работникам не выгодно выкладывать товар на прилавок и продавать населению. То же мясо выгоднее и удобнее продать хозяину шашлычной с черного хода. У нас как всегда, думаю я мимоходом. Залезть на елку и не поцарапаться, без трусов и с крестиком… Оставили государственные цены и почти разрешили почти свободный рынок. Естественно, товар при таких условиях если и дойдет до потребителя, то в минимальном количестве. В сто раз выгоднее этот товар продать по более высокой рыночной цене, а в идеале – за границу… Но у нас – вот так. Чтобы и рынок, и фиксированная госцена. Чтобы быть беременной, но немножко.

Очередь за водкой гротескна и величественна. Все прочие очереди, включая очередь за сахаром и железнодорожными билетами – и в подметки ей не годятся. Очередь за водкой не вмещается в магазине, она нервно извивается, заполняя собой улицу, и похожа на какой-то чудовищный инопланетный организм.

– Мда… – говорю я задумчиво, когда мы все же проехали монструозную водочную очередь

– Ужас, – соглашается она, и тут же поправляется: – Но есть же и хорошее! Не только ведь это, есть же и хорошее…

После сегодняшнего общения с Петром Петровичем мне кажется, что ничего хорошего в мире нет. Только очередь за водкой.

– Например? – спрашиваю я.

Она моментально оживляется.

– В «Юности» Владимира Войновича печатают! Роман о солдате Иване Чонкине! Читал⁈

– Читал, – киваю я. Она смотрит на меня торжествующе.

– Ну вот! Раньше никогда такого не было…

– Да, – говорю я, – дефицит материальных ценностей компенсируется доступностью ценностей духовных.

– Ты зря иронизируешь! Водка, колбаса и все остальное – это появится. Ну пусть еще год или два, но все в конце концов придет в норму!

– Через два года – обязательно, – безразлично говорю я. Впрочем, действительно, колбаса с водкой и прочим к девяносто второму появятся. Правда, доступность этих прекрасных деликатесов будет все равно невысокой, но уже в силу цены…

– Что у тебя случилось⁈ Рассказывай! – требует она.

Я пожимаю плечами.

– Ничего особенного. Нормальная нравственная дилемма. Один не очень хороший человек предлагает заработать большие деньги с ним в компании. Пока что во мне борются брезгливость и жадность. И пока у них боевая ничья.

– Этот не очень хороший человек – преступник? – спрашивает она. Лицо у нее очень серьезное.

Я пожимаю плечами. Преступник ли Петр Петрович? Черт его знает… С точки зрения советских кодексов – преступник. С точки зрения нравственности… здесь все сложнее. Сам для себя, по всей видимости, Петр Петрович решил, что ограбить тех, кто ограбил родное государство – не зазорно. Впрочем, он может быть и вовсе не склонен к какой-либо рефлексии.

– Смотря как посмотреть, – говорю я. – Я не судья, чтобы признавать преступником. Для меня это человек, с которым я не хотел бы иметь дела. Но, кажется, придется.

– И на кону действительно большие деньги? – спрашивает она.

– Действительно большие.

– Знаешь… – говорит она серьезно. – Я бы выбрала деньги.

– Да, да, я читал, – улыбаюсь я. – Это у Пушкина было же: «Плюнь да поцелуй злодею ручку»…

– У большинства, – говорит она, – даже возможности такой нет – выбирать. А большие деньги… почти никто и не видел, как они вообще выглядят!

Я улыбаюсь и говорю:

– Поехали ко мне…

На следующий день с утра мне позвонил отец:

– Заедь.

Это означало, что заехать нужно как можно быстрее, лучше – сию секунду. Телефонные разговоры отец недолюбливал, считал телефон большим злом и предпочитал общение глаза в глаза.

Я завез Леру в институт к началу первой пары, а сам отправился к родителям.

Родители за последний год сильно сдали. Особенно отец – что-то в нем надломилось, он будто ко всему потерял интерес, расклеился… Обычно он пропадал на работе с утра и до позднего вечера, а сейчас старался пораньше вернуться, чтобы сидеть с газетой в кресле или смотреть телевизор…

– Совсем редко бывать стал, – упрекнула меня мать. Я виновато развел руками:

– Работа и учеба… Дел невпроворот!

– То-то ректор говорит, что в институте тебя совсем не видят… – укоризненно сказала она.

– Ректор преувеличивает, – улыбнулся я. – Отец у себя?

– У себя. – Она махнула в направлении кабинета.

Отец еще только собирался на работу – как известно, начальство не опаздывает, но задерживается. Он был хмур, как это бывает по утрам с любым нормальным человеком, но при этом – настроен доброжелательно…

– Приехал? Садись. Рассказывай, что у тебя нового.

Я уселся в кресло и с некоторым недоумением посмотрел на отца.

– У меня все нормально, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее.

– Да? – спросил он недоверчиво. – А почему Николай тобой интересуется?

– Николай?

– Да, Николай Николаевич, полковник.

Да, Николай Николаевич – старый отцов товарищ и начальник городской милиции, время от времени выручал нас. Начиная от давней истории, когда мы случайно попали под раздачу во время показательной борьбы с видеосалонами и заканчивая «спуском на тормозах» дела наших друзей-штангистов. Что характерно, старый мент был совершенно равнодушен к деньгам, но отблагодарить мы его все равно смогли – презентовали милицейскому управлению компьютер. Который, как и полагается, стал памятником себе – с работой на компьютере у сотрудников не ладилось.

– В каком смысле – интересовался? – спросил я.

Отец пожал плечами.

– Понятия не имею. Попросил передать, чтобы ты подъехал к ним, в управление. Вот, я передаю. И заодно интересуюсь – чего натворил? Лучше сразу мне скажи. Такие вещи лучше сразу…

– Да ничего я не творил! – возмутился я. – Да если бы я натворил чего, то Николай Николаевич тебя бы первого в курс ввел!

– Вообще-то, да, – сказал отец. – Так значит, ничего такого не происходило?

– Ничего! – заверил я.

– И на твоей… работе? Как там у вас обстоят дела, кстати?

Я ответил, стараясь говорить как можно аккуратнее:

– Дела идут. Пленку производим и отправляем в торговую сеть. Народ покупает. Кстати, уже не так хорошо, как раньше, привыкли, что всегда в наличии. Наверное, будем на другие области выходить…

– Это хорошо, – кивнул отец. – Если делу на пользу, то какая разница – частник или не частник?.. Главное, чтобы дело делалось! Вот у вас я вижу, делается! Но к Николаю заедь, вот прямо сегодня! Может у него срочное что!

– Заеду, – пообещал я.

– А сейчас – извини, – сказал отец. – Мне пора. Да и тебе тоже.

Я пожелал ему хорошего дня, а сам задумался – что там еще понадобилось Николаю Николаевичу?..

Прямо от родителей я отправился в милицию.

Кабинет Николая Николаевича был скромен, казенен и неуютен. Он пах старыми бумагами, табаком и одеколоном «Саша», а из украшений в нем только и было, что бюст Дзержинского и портрет Горбачева над рабочим столом. Николай Николаевич принял меня приветливо, но в кабинете разговаривать не захотел, предложил прогуляться. Мы прохаживались по небольшому скверу и разговаривали.

– Молодец, что приехал так быстро! – похвалил меня Николай Николаевич. – Как жив-здоров, рассказывай!

Ох уж мне эти вступительные слова…

– Все в порядке, – сказал я. – Работаем потихоньку… А что случилось, Николай Николаевич? Отец сказал, чтобы я к вам срочно заехал…

Николай Николаевич поморщился.

– Да ты не спеши… Ничего пока не случилось, просто поговорить хотел с тобой. Предупредить.

– О чем? – опешил я.

Николай Николаевич пошелестел бумагами.

– Помнишь, ты меня просил за этих парней… спортсменов?

– Конечно, помню, – сказал я.

– А ты их вообще откуда знаешь? – Николай Николаевич внимательно смотрел на меня. Мне стало неуютно.

– Хорошие знакомые, – сказал я. – Мы им помогали в делах, они нам помогали. Да нормальные ребята…

– Нормальные… – задумчиво сказал Николай Николаевич. – Видишь, Алексей, какое дело… Я в ваши дела нос совать не собираюсь. Но вот какая штука… Есть у нас особое управление… Шестое управление. У них все серьезно – занимаются организованной преступностью. Читал, наверное, в газетах что-то такое?

– Что-то читал… – сказал я со вздохом. Вот уж, что называется, не было печали…

– Ну вот, значит понимать должен, – сказал Николай Николаевич. – Я-то для чего всю эту беседу завел?.. По данным шестого управления эти твои спортсмены входят в организованную преступную группу.

– Преступную? – улыбнулся я.

Но Николай Николаевич сурово перебил меня:

– Погоди! Я тебе больше скажу – в оперативных данных время от времени всплывает название кооператива «Астра». Ты там директором значишься?

– Так точно! – сказал я.

Николай Николаевич неодобрительно покачал головой.

– Ну вот и думай. В том числе – о круге общения… И вообще…

Я театрально скрестил руки на груди.

– Николай Николаевич! Вы же знаете – мы никогда ничего такого… Торговля, перепродажа всякая – это да! Но чтобы что-то совсем плохое, чтобы уголовщина – мы к такому на пушечный выстрел не подойдем! Мы современной техникой предприятия снабжаем, хоть у любого директора спросите – нас все знают! У нас репутация! Это ваших сотрудников кто-то в заблуждение ввел.