Текст книги "Венера. Переплетая обрывки жизни (СИ)"
Автор книги: De ojos verdes
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
18
На улице смеркалось, когда я поднялась к себе в палату, желая стряхнуть бремя мыслей и забыться сном. Эта долгодневная борьба внутри отнимала очень много сил наряду с общим упадком самого организма. Мои соседки уткнулись в свои телефоны, – на этот раз все, как ни странно, были практически ровесницами, но отсутствие возрастного барьера не способствовало общению, у каждой были свои интересы, которые не пересекались с чьими – то еще.
Честно сказать, я тоже не стала вникать, с кем нахожусь в комнате вот уже четвертый день. Дело не в том, что я была асоциальна или пыталась следовать их примеру. В моей голове крутилось слишком много противоречащих друг другу вопросов и ответов, они не давали мне покоя, поэтому, даже говорить с сидящими рядом не было и малейшего желания.
В прошлый раз было легче. Окружение из взрослых женщин относилось ко мне как к дочери, вспомнить хотя бы Марину с её душераздирающей историей и добрыми советами, которые на миг всколыхнули мою душу. Но тогда я всё еще верила, что ненавижу Феликса. И не отступала от решения винить его во всех своих бедах.
Все изменилось. Теперь я осознала, насколько сильно обманывала себя, тщилась найти эпицентр боли, его причину, где – то за рамками собственной личности. Я теряюсь перед своим будущим, страшусь выбора, который должна сделать…
– Посмотри на меня, – Роза достаточно крепко обхватила своей миниатюрной ладошкой мой подбородок, заставляя взглянуть ей в глаза. – Он тебе не враг, Венера. Его глаза горят желанием быть рядом, а ты уже давно простила. Прими этот факт окончательно.
Утреннее солнце играло в её черных локонах, создавая некий нимб. Подруга навещала меня каждый день, но сегодня приехала почему – то утром. Теперь понимаю, что она хотела до начала процедур, которые отнимали энергию к вечеру, очередной раз надавить на меня.
– Венера, я умоляю тебя. Я больше не хочу видеть ни тебя в таком состоянии, ни Феликса в бешенстве от бессилия.
Я продолжала молчать, мягко высвободившись от её хватки и немного подавшись назад. Через несколько минут Роза устало вздохнула, понимая, что от меня не добьется внятных ответов. Затем встала, поцеловала меня и ушла, оставив в ворохе сомнений, приправленных ароматом её сладкого парфюма.
И весь мой день отяготился чувством вины перед ней и всеми остальными.
Я вновь обвела глазами своих соседок, затем отвернулась к стене и закрыла глаза. На сегодня хватит терзаний.
Через несколько минут завибрировал мобильный, лежавший рядом со мной. Подумав, что Роза пожелала мне спокойной ночи, я в полудреме не стала отвечать. Но через минуту он завибрировал вновь, и это вызвало моё любопытство.
Внутри все обожгло, когда я прочла имя отправителя.
Феликс.
«Спустись. Я жду тебя на улице».
Следующее сообщение:
«Я договорился, не волнуйся».
Я вскочила и прямо в больничных тапках помчалась вниз. Позже я сотни раз удивлялась этому порыву, но на тот момент я летела к нему, желая этого больше всего…
– Венера…
Он стоял у самого входа, докуривая сигарету. Пока Феликс тушил её о небольшой мусорный бак, я пыталась восстановить дыхание. Через долю секунды меня обвили его крепкие руки, прижимая к мерно бьющемуся мужскому сердцу. Не знаю, что со мной произошло, но мои ладони медленно поднялись и легли ему на спину.
Эта секунда поставила точку во всех моих сомнениях.
Я приникла к плечу Феликса с ещё большим отчаянием, будто боясь, что все это растворится в сумерках, он уйдет, а меня ничего уже не спасет, и выпалила шепотом то, что билось в голове:
– Я хочу ребенка, я очень хочу ребенка!
19
Чтобы как – то сгладить ситуацию, произошедшую в день рождения тикин Мэри, дядя Дживан через пару дней пригласил меня на ужин у себя дома в семейной обстановке. Думаю, это Роза постаралась, чтобы он узнал о случившемся. В этот вечер меня ждало очень много сюрпризов…
– Скоро придёт Феликс, Венер.
Моя рука, нарезавшая хлеб, остановилась после этих слов.
– Я думала, хотя бы здесь мне дадут возможность отдохнуть от матери с сыном, – искренне призналась я, не скрывая своей злобы.
– Я знаю, о чем ты думаешь, но это не моя идея, – Роза виновато пожала плечами, – папа настоял. Сказал, что нас всех ждёт серьёзный разговор. Да и потом, знаешь, это хорошо, что Феликс сегодня приедет. Есть кое – что, что я хотела бы вам всем вместе сказать.
Я была так расстроена новостью о скором приходе своего мучителя, что не обратила должного внимания на её последние слова.
Спустя полчаса, когда стол уже был накрыт, господин прокурор появился в дверном проёме, вновь вызывая у меня ощущение, будто комната уменьшилась в размерах. Я сразу же от греха подальше уселась между Розой и Рипсиме.
С ними он был совершенно другим. Все старались сохранять дружескую атмосферу, а мы с Феликсом попросту не общались. Никто из присутствующих явно не заслуживал испорченного настроения, поэтому я изо всех сил делала вид, что расслаблена. Но это невозможно, когда в двух метрах сидит он…
Сначала все интересовались друг у друга обыденными вещами – у кого как дела, какие новости, а затем Роза вдруг встала и со смущенной улыбкой сообщила всем присутствующим, что нас ждёт пополнение.
Боже мой, реакция всей семьи вызвала у меня такую бурю внутри, я была так растрогана моментом… Сколько радости было в глазах каждого… Дядя Дживан был в таком восторге… Феликс улыбался… Я случайно взглянула ему в глаза, когда он обнимал сестру. И снова задалась вопросом, как у их отца получилось воспитать детей настолько дружными и любящими? Это же просто невероятно, если учесть, что Феликс жил с матерью…
– Рипсиме и Мариам, а вам не надо разве готовиться к завтрашним урокам? – в какой – то момент строго объявила тётя Эльза, взглядом вынуждая обеих покинуть десертный стол после съеденных кусков торта.
Я не подозревала, что муж с женой, общаясь на языке тайных сигналов, выпроводили младших дочерей, чтобы начать свой разговор.
– Откровенно говоря, я надеялся на приятный вечер в кругу семьи, но не ожидал, что он станет для меня таким памятным, – дядя Дживан взглянул на Розу с бесконечной любовью, – однако же, дорогие мои, я хотел бы обсудить с вами и не очень приятные, но нужные вещи… И хочу, чтобы этот разговор остался в стенах этой комнаты. Главным образом, Феликс, дело касается тебя. Ты практически два месяца избегаешь общения со мной, а ведь тебе до сих пор неизвестно, на ком ты женат.
Взгляд Феликса был красноречивее любых слов, которые он мог бы обо мне сказать… Как считал он сам – как раз ему – то лучше всех и известно, на ком он женат. Я застыла.
– Ты помнишь Гаспара? Моего давнего друга, которого мы не видели уже лет десять?
Меньше всего я ожидала услышать что – либо о своём отце. Мы впятером какое – то время сидели молча, Роза сжимала мою руку. Они с тётей Эльзой знали историю моей семьи. Дядя Дживан, как выяснилось в день свадьбы подруги, тоже был в курсе. Оставался только Феликс. И он тоже уже был осведомлён, что мой отец болен шизофренией, и что брат не смог присутствовать на нашем фарсе именно по этой причине. И для меня было странным, что за те три недели совместной жизни он ни разу не уколол меня этим. Хотя, я и видела – то его только раза два.
Но как же я была удивлена, увидев лицо Феликса в эту секунду. Он просто остолбенел, когда услышал имя моего отца.
– Только не говори, что она дочь Гаспара, – словно отрицая действительность, произнёс господин прокурор.
– Ты меня удивляешь, сын. Работаешь в органах, а о своей жене ничего узнать так и не смог? – саркастически ответил ему Дживан Сарксисович, недовольно глядя на сына.
– Не хотел, – коротко ответил тот, словно отрезал, чем и напомнил всем присутствующим очередной раз, что никогда меня за человека не считал, чтобы ещё и напрягаться и узнавать обо мне что – то.
Я стиснула зубы и с осуждением уставилась на дядю Дживана. Зачем моё присутствие? На эти душераздирающие темы поговорил бы с сыном наедине. Он же знает наше отношение друг к другу, знает, как мне больно слышать обо всём этом, да ещё и при Феликсе, которому я меньше всего хочу открывать своё прошлое.
– Когда он обанкротился, его психическое состояние было подорвано. Это стало ударом для нас всех. Но, естественно, семья пострадала в первую очередь. Им пришлось продать то, что осталось, чтобы содержать его на дорогих препаратах и попытаться вернуть в норму. К сожалению, не вышло… Человек сам не захотел выйти из этого, – он повернулся ко мне с виноватым взглядом, – прости, дочка, что я вновь заставляю тебя это всё вспомнить. Прошу тебя понять, что я желаю своим детям – а ты мне действительно дочь – только лучшего. Поэтому, считаю, что обязан рассказать Феликсу немного о тебе. У него сложилось искажённое мнение. Если не вмешаться в ваши отношения, вы продолжите друг друга винить во всех бедах… Да, мой сын поступил очень глупо, позволив алкоголю затуманить свой мозг…
– Папа! – одёрнул Феликс отца. – Не надо оправдываться за мои поступки! Я сделал это, потому что она…
– Помолчи.
Феликса прервали настолько властно, что он от досады сжал челюсть. Никогда бы не подумала, что такой зверь в состоянии повиноваться кому – то. Он даже сейчас, зная, что действительно виноват, что его осуждают находящиеся здесь близкие, не хочет признать долю своей вины и ответственности.
Я же просто цепенела от всего происходящего. Мне казалось, что я нахожусь на суде, а Дживан Саркисович – мой адвокат, который произносит завершающую речь защиты. А Феликс, что ни говори, четко занял свою нишу обвинителя. И если бы не рука Розы, крепко сжимающая мою, я бы, скорее всего, уже выскочила из этой комнаты, не желая видеть, как источнику моих бед ведают о самом сокровенном.
– Итак, мой сын поступил очень глупо. И никто из нас до сих пор не может поверить в то, что он способен на такую жестокость… Однако, прошлого не исправить. Но! Можно попытаться исправить ваше совместное будущее, сделав определенные выводы. Сегодня я вызвал вас на конструктивный диалог, потому как не хочу, чтобы вы тратили свою молодость на ненависть.
Мужчина взял бокал коньяка и отпил глоток, напомнив мне этим кадры из фильма «Крёстный отец». Он был похож, скорее, на актёра Сергея Газарова, но его жесты были такими благородно – манящими, что походили на повадки Марлона Брандо. Все присутствующие молча его слушали, ибо в этой семье дядя Дживан был неоспоримым авторитетом.
– Вот ты даже не попытался узнать о Венере ничего, а я за пару часов после звонка твоему деду уже был в курсе того, на какой девушке хочу женить своего сына.
О Боже! Куда же я попала, черт возьми? Что за криминальные хроники? Они серьёзно сейчас собираются обсуждать мою жизнь? Я холодела всё больше и больше…
– После школы она не стала поступать в университет. У её матери была возможность принять помощь родственников и дать образование своим детям. Я уверен, она только об этом и мечтала. Вот только дети оказались слишком гордыми. Сначала старший бросил университет и пошёл работать, а затем и младшая после окончания школы стала зарабатывать деньги, танцуя в престижной студии. Всё сводилось к деньгам, потому что на тот момент ещё была надежда вернуть Гаспара к нормальной жизни за счёт хороших лекарств. Кому – то нужно было за ним ухаживать – это делала жена, а вот дети взяли на себя роль кормильцев. И никто из них не захотел принимать чью – либо помощь. Я прекрасно знаю это, потому что не раз говорил с Артаком на данную тему. Даже родного дядю они не слушали в этом вопросе.
– Пожалуйста, хватит… – я прикрыла ладонью лицо, вот – вот готовая заплакать.
Я не хочу, чтобы Феликс знал мою историю. Это моя жизнь, я не жалею о том, как поступила! Но и обсуждать и осуждать её никому прав не давала.
– Подожди, Венера. Сегодня я выскажу всё, что хотел. Феликс, твоя жена оказалась очень пробивной, знаешь? Спустя какое – то время она поняла, что своя студия принесёт ей больше средств, чем работа на другого человека. Дальше – аренда помещения, набор групп, процветание её маленького начинания благодаря тому, что была хорошим преподавателем и профессионалом своего дела.
Несмотря на то, что моя голова была опущена, я кожей чувствовала, какое выражение приняло лицо Феликса при этих словах. Потихоньку волна омерзения к нему стала нарастать внутри меня с новой силой.
– Потом её отцу стало хуже. Пришлось увезти его в Москву. Им посоветовали одну клинику, где берутся за такие случаи. А ты прекрасно понимаешь, какие нужны деньги… Её брат Вардан работает практически сутки напролёт в двух местах. Прекрасный, кстати, парень. Достойный сын своего отца.
Я не контролировала беззвучный поток слёз при воспоминании об этих минутах. Очень больно, прямо невыносимо слушать о себе и своей семье от третьего лица.
– И дочь тоже, – продолжил дядя Дживан, пока Роза пересела ко мне и обняла, – она втайне от всех стала выступать на публике. Я очень уважаю это решение. Тобой руководило желание помочь семье теми способами, которые доступны тебе. Мы же все люди, с каждым может случиться нечто такое, что вынудит поступиться кое – какими принципами. Был только один вопрос, который меня мучил – как же такую красавицу оставили здесь одну?
– Наверняка её семья переживала за неё каждую секунду. У меня трое дочерей, и я прекрасно знаю, что может чувствовать мать, – вмешалась впервые тётя Эльза, заботливо вкладывая в мою ладонь стакан воды.
Я отпила и попыталась успокоиться. Совсем не хотелось стать объектом чьей – либо жалости.
Дядя Дживан тяжело вздохнул.
– Само собой, я уверен, что они переживали. Наверное, это даже хорошо, что ни брат, ни мать не знают о твоём дополнительном способе заработка. Я очень много думал об этом и попытался представить Розу на твоём месте.
Боковым зрением я заметила, как Феликс дёрнулся при этих словах. Для него это была просто пощечина. Человек, утверждавший, что я и волосинки его сестры не стою, вдруг слышит, как его собственный отец проводит между нами параллели…
– Я бы хорошенько отхлестал её за своенравность… Был бы против такого положения дел.
Я понурила голову. Ничего другого я и не ждала. Каждый может осудить меня. Всем претит мой образ жизни. Я и сама не была в восторге от всего этого, поэтому ничего не могла сказать в своё оправдание. Происходящее становилось просто невыносимым…
– Но, Венера, клянусь тебе, я бы гордился её духом. Не каждая дочь ради своего отца осмелится влезть в такое. Разве я не прав? – наступила пауза, вроде тех, что предшествуют буре. – И вот теперь ты, Феликс, вот объясни мне, что за черт тебя дернул проявить спящие гены своей матери именно по отношению к этой девочке? Ты же взрослый и сильный мужчина, состоявшаяся личность, почему твоё сознание проигнорировало эти факты?..
Ну, знаете ли, с меня хватит… Пулей вылетев из гостиной, где – уверена, дядя Дживан продолжал поучать своего сына, я закрылась всё в той же комнате Розы и злобно уставилась в потолок, ненароком вспоминая нашу роковую встречу с Феликсом. Не было больше слёз, только искреннее жгучее чувство ненависти. Вершитель моей судьбы. Из – за него я теперь связана по рукам и ногам обстоятельствами. И вынуждена молча сносить ядовитые укусы его матери. А сегодня ещё дядя Дживан решил вдруг провести психоанализ моей личности, чтобы доказать своему сыну, что я достойный уважения человек. Ха! Как жаль, что ему не особо ведома другая сторона душонки сына. Он же насквозь пропитан этим пороком всевластия. Слишком наивно предполагать, что его мнение обо мне изменится после пары фраз. Ведь Феликс действительно всё мог бы узнать сам, если бы захотел! Вот именно! С самого начала его целью была моя гордость. «Я хочу, чтобы ты пришла и сказала «Возьми меня», разве не это он мне сказал после отказа? Даже сама мысль о том, что какое – то смертное недостойное создание может не пасть ниц перед ним, была для него абсурдной. Как же я ненавижу его, матерь Божья. Как же я хочу, чтобы ему всё вернулось в утроенном размере. Чтобы он пережил все те минуты унижения, боли и безысходности, что перенесла я по его вине… Хотя, что это изменит? Я уже не стану прежней. И никогда не забуду ничего. А его боль меня не осчастливит.
Я поражаюсь тому, сколько во мне жестокости он пробудил. В такие минуты я забываю обо всём…
– Венер, Феликс тебя ждёт внизу в машине, – тихо отворила дверь Роза, как – то смущенно и виновато глядя на меня. – Тяжелый был вечер. Но, может, теперь всё изменится?
– Роза, скажи своему отцу, что с этим чудовищем я никуда не поеду. Вызовите мне такси, я вас умоляю. Я не вынесу его общества наедине, – твердо произнесла я, встав с кровати.
Подруга понимающе вздохнула и снова удалилась. А я не спешила выходить. Не особо – то я и рвалась в тот дом.
Спустя какое – то время мне сообщили, что внизу уже ожидает такси. Я со всеми попрощалась, стараясь не подавать виду, как была задета сегодня. Провожал меня дядя Дживан. Я неловко молчала. У самой машины он взял меня за локоть и осторожно повернул к себе.
– Прости меня, если тебя обидел. Я не могу позволить, чтобы вы оба страдали. Венера, я тебя уверяю, Феликсу тоже несладко. Он даже сам себе пока не может признаться, как ошибался. Разве я тебе враг? Разве стал бы я так настойчиво связывать твою жизнь с тем, в ком не был бы уверен? Рано или поздно путем проб и ошибок вы придёте к пониманию и прощению. А пока нашей целью было заткнуть общество, чтоб не навести туч на репутации обеих наших семей. Ты очень сильная девочка, всё у вас – точнее, у нас – наладится.
Он по – отечески приобнял меня. Жаль, что я не верила его словам. Никогда не быть мне рядом с Феликсом понимающей и прощающей.
Дядя Дживан расплатился с водителем и открыл мне дверь. Прежде чем сесть, я всё же не сдержалась и напомнила ему:
– Вы же не забыли, что за мной право уйти, когда я посчитаю нужным? Пусть я этого не сделаю в ближайшие месяцы, а, может, и годы… Но, простите, ваш сын для меня со временем не станет лучше. Это как добровольно сдаться в руки человека, который уже пробовал тебя убить. Простите ещё раз.
20
Когда я узнала, точнее – почувствовала, что беременна, внутри меня воцарилось умиротворение. Долгое время я никому не сообщала об этом, пытаясь сама хотя бы немного понять, что же изменилось. Я прислушивалась к своим ощущениям, терялась, испытывала панику, страх, даже некое сожаление и досаду, что позволила себе зайти так далеко… Но в один прекрасный момент всё вокруг для меня перестало иметь значение. Кроме этого чуда. Банально, но…во мне будто цвели пышные цветы, и я всем нутром чувствовала раскрытие каждого лепестка. Я прощала. Я оставляла позади каждую слезинку. Я хотела только мира. Хотела иметь возможность родить здорового малыша. И меня не волновало, как я буду его воспитывать – с его отцом или без.
Феликс… Всё странно. Не могу знать, есть ли на этой планете хотя бы ещё одна такая же пара, которая познала моменты истинной близости, но при этом практически не общалась по сей день?
Я – то ведь тоже хороша. Не так много времени прошло с тех пор, как я клялась в том, что никогда не смогу простить, понять, принять. И что же? Перед страхом остаться бесплодной, продолжать бессмысленную одинокую жизнь в ненависти и обиде на всех и вся, быть просто ненужной…я вдруг на миг остановилась и сложила своё оружие – эту самую ненависть, ставшую панцирем. А Феликс благородно принял мою капитуляцию и дал мне то, чего я хотела.
Почти полгода прошло с того момента, как я в одних тапочках выбежала к нему, ища защиты, ища опоры, надежды на то, что всё будет хорошо. Мне пришлось очень многое перебороть в себе, чтобы позволить нашей близости случиться. Ещё до выписки во мне наконец – то созрело тяжелое решение. Я должна была быть твердо уверенной в том, чего хочу, а для этого было необходимо переступить через самую мою большую рану. Я решилась – поехала в Москву, чтобы увидеть отца.
Солеными от слез губами я целовала его лицо – родные черты, которые ни капли не изменились. Много часов подряд я сидела на подлокотнике кресла, в котором он полулежал, и крепко обнимала его, продолжая время от времени прикасаться к щекам, векам, вискам. Нас разделяли годы. Десятилетия. Пространство. Жизнь. Он больше ничего не понимал, никого не узнавал, ничего не желал. Моего отца уже не было. Это был футляр без содержания. И, пожалуй, это самое дикое сравнение, которое пришло мне в голову.
– Ему пора ложиться, – мама настоятельно приподняла меня за плечи, отводя в сторону, чтобы помочь ему встать.
Я бесшумно вышла, чтобы не мешать.
– Он даже не постарел, мама. Он такой же, как в тот день, когда я его видела последний раз, – тихо прошептала я, когда она вошла в кухню.
– Для него время остановилось, дочка. В нём время остановилось.
– Это очень страшно, – я вновь не сдержалась и зарыдала, закусив губу.
Мама села напротив и взяла меня за руку, и слова её стали для меня истинным утешением:
– Послушай меня внимательно. Ты не виновата в том, что с ним случилось. Я не виновата. Вардан не виноват. Но в отличие от тебя мы покорились этому решению жизни. Мы приняли это положение. А ты всё продолжаешь искать виноватых, ты живёшь в этой боли. И никак, моя девочка, не хочешь понять, что ничего не изменить. Он был прекрасным отцом. Так пусть в твоей памяти останутся только эти живые мгновения. Я не говорю – забудь. Я прошу не вспоминать всё то, что было после. Гаспар дал нам столько счастья, он так сильно любил тебя, что ты обязана хотя бы попытаться быть и в дальнейшем счастливой.
– Как мне покориться этому, мама?
– Так же, как и мы с твоим братом. Не ищи справедливости. Живи теперь ради своей семьи – мужа, будущих детей. У тебя ведь был хороший пример перед глазами.
– А вы? Как же я там…
Мама так заразительно рассмеялась, что я недоуменно уставилась на неё заплаканными глазами.
– Глупая, несколько часов на самолёте – и мы увидимся. Жизнь кипит, продолжает бить ключом. Ты такая молодая, у тебя есть возможность устроить всё красиво и счастливо. Я уже столько лет твержу это тебе и твоему брату! Поверь, для нас с твоим отцом это высшее благословление – знать, что дети нашли достойную пару. У твоего брата, кажется, кто – то появился, знаешь? Ты не замечала, как горят его глаза в последнее время? Я уже и не думала, что доживу до этого дня…
Мы практически до самого прихода Вардана говорили о том и о сём, а я вдруг открыла для себя, что ощущение счастья, испытанное в детские годы, – это действительно состояние души, которое я могу воскресить. Поразительно, но, кажется, у моих родных всё было замечательно. Они не страдали, как мне виделось раньше. Они не были мучениками, которые принесли себя в жертву на алтарь жизни. Мама с любовью и прежней заботой ухаживала за отцом, читала ему, рассказывала новости от родственников. Она обращалась с ним как с полноценным дееспособным человеком, и меня восхитило это. Брат действительно возвращался домой оживленным, глаза его горели блеском влюбленности, он постоянно с кем – то переписывался и разговаривал, но нам не раскрывался пока. Я облегченно вздохнула, поняв, что он дал себе шанс любить и быть любимым. Ведь он так этого достоин…
Если бы я действительно тогда уехала… Если бы дядя Дживан позволил мне прилететь в то утро, всего этого не было бы. Я стала бы новым бременем, я была так сломлена, что своим состоянием явно не принесла бы ничего хорошего. А сейчас? Как же наивно было с моей стороны полагать, что я в любой момент могу уйти от Феликса и вернуться к семье. Я всегда считала себя предателем, который настолько труслив, что оставил родных людей одних нести этот крест. А оказалось, что придуманный невидимый крест несу я одна. Окутав себя нитями страдания, всевозможных обид и ненависти, я внушила своему сознанию, что недостойна ничего хорошего. И что закономерный исход моего существования – это отъезд к отцу, за которым я должна ухаживать. И вот тебе открытие. Он во мне не нуждается. Он не крест. Не бремя. Он не требует от меня подвигов. Всё, самобичеванию пришел конец.
Непостижимым образом для меня открылась новая дверь в настоящую жизнь, где я должна была решить – быть или не быть…
Я возвращалась в свой дом, в свой ад, в свою обитель – не знаю. Но возвращалась с чувством полной уверенности в том, что тоже имею право на счастье.
Счастье для меня – иметь то маленькое существо, комочек счастья, которому я с лихвой могу дать ту любовь, что копилась во мне столько времени…
Но, как это бывает, не всегда твои желания и представления совпадают с желаниями окружающих.
На подсознательном уровне о своей беременности я долгое время никому не сообщала из страха перед свекровью. Эта женщина ненавидела меня пуще прежнего. Стоило ей почуять, что лёд в моих отношениях с Феликсом тронулся – она превратилась в истинную кобру, жалившую меня теперь по любому случаю.
Тот хрупкий мир, что воцарился межу мной и мужем, вот – вот готов был рухнуть из – за её козней, ведь мы и так пока ещё не понимали, что будем делать дальше, кто мы друг другу, как простим прошлое?
Я терпела ровно до того момента, пока не убедилась в том, что жду ребенка. Почти два месяца я отгоняла от себя эту мысль, ссылаясь на свой нестабильный цикл, потому что никаких других перемен кроме задержки у меня не наблюдалось. Но как бывает, наверное, у многих, в определенный миг внутри каким – то необыкновенным ключом бьет радостную тревогу всё естество. А потом это подтверждается тестом и улыбчивым гинекологом. Казалось, Михран Альбертович был рад больше меня самой, и всё приговаривал, что мы с Феликсом молодцы, и всё теперь в моем организме наладится. Взяв с него обещание, что никому не сообщит эту новость, я отправилась к Розе и вдоволь наигралась с Анушик, хотя ей тоже ничего не сказала. Мне нужно было время, чтобы полностью осознать эту мысль. Понять, как двигаться дальше в сложившейся ситуации.
Спустя почти три недели я решила рассказать Феликсу. В этот день он вернулся домой позднее обычного, и это не сильно удивляло. Род его деятельности был таков, что и на том спасибо. Я знала, что Феликс безумно предан своей работе, это было для него призванием. Но я по сей день не знала, что конкретно творится в его жизни за стенами нашей спальни. Мы ведь действительности практически не общались. Мы будто пока были стеснены обстоятельствами прошлого, и никто из нас до конца не был уверен в том, как ко всему относится другой.
Подождав, пока он примет душ и в своем обыкновении выйдет в одном только полотенце на бедрах, позволяя мне очередной раз рассмотреть татуировку на лопатке, я сидела на краешке кровати. Эта татуировка… Она меня пугает и завораживает одновременно. Удивительно то, что почти за два года совместной жизни я увидела её только в ночь нашей первой близости. Может быть, потому что раньше попросту не позволяла себе на него смотреть. Королевская кобра в броске. Туловище её тянулось спиралью по его плечу вплоть до локтя, на котором заканчивалось острым кончиком хвоста. Она была такой правдоподобной с озлобленным глазами и этими двумя смертоносными маленькими кинжалами в пасти, что на слабонервных, коей я и являлась, могла произвести неизгладимое впечатление. Вместе с тем эта кобра была так изящна и прекрасна каждой выведенной рукой мастера деталью, что дух захватывало, когда рассматривал её поближе.
И вот, я в очередной раз пыталась оторвать взгляд от этого зрелища, вспоминая, что нас ждет серьезный разговор.
– Феликс, – начала я осторожно, поднимаясь с кровати, – у меня для тебя кое – что есть.
Надо было видеть выражение его лица. Никогда я не делала ему подарков. И это было естественно для меня. Раньше. В отличие от него, который с недавних пор преподносил мне самые различные по стоимости и значению ювелирные украшения, в чем я совершенно не нуждалась, благополучно складывая их в шкатулку.
С волнением и замиранием я вручила ему небольшую квадратную коробочку. Она была по классике жанра заполнена, но не лепестками роз, а различной мишурой, сверху которой лежал свернутый и обвязанный лентой снимок. С интересом и оживлением Феликс развязал кусок атласа и уставился на черно – белое изображение. Потом поднял на меня вопросительный взгляд. Я предполагала, что Феликс явно не из тех мужчин, которые могут разобраться в снимке с УЗИ.
– Там внутри… – только и смогла вымолвить.
Он опустил пальцы в мишуру и покопался пару секунд, выудив простую детскую соску. Я затаила дыхание. Феликс быстро – быстро переводил глаза со снимка на соску, наверное, раз десять. А потом вдруг усмехнулся радостно, неуверенно спросив:
– Правда?
– Да.
Величайшее упоение, этот дикий восторг, безграничное счастье на его лице…они меня лишили дара речи. Я поняла, что не смогу ему сегодня сказать, что хочу на время уединиться в своей квартире, дабы сохранить нервную систему на расстоянии от его матери. Просто не могла испортить этот момент.
Скажу потом, решила я. И позволила ему неуклюже, но впервые по – настоящему обнять себя…
