Текст книги "По обстоятельствам, без обязательств (СИ)"

Автор книги: Дасти Винд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Мой первый раз. Моя первая любовь. Мой одноклассник за месяц до выпуска.

И вот теперь я снова таю в объятьях мужчины, которого люблю, кажется, немного слепо, повторяя ошибки молодости.

Но чем хорошая первая любовь? А тем, что она наполняет весь мир.

И это ощущение оживает во мне сейчас – безмерная радость, надежда, легкость отказа от всего прочего, что не с нами и не между нами теперь. Томная нежность каждого неспешного прикосновения, каждого поцелуя, сливающая воедино нас и нашу любовь, становится горячее любых прошлых страстей.

Потому что Она всеобъемлюща.

Она захватывает все твое существо, все мысли и все желания.

Она жертвенна. Она – суть твоей чувственности, слабости и силы.

И от того никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах случайный, жаркий, идеальный на первое ощущение секс не сравнится с наслаждением, которое рождается в близости с любимым человеком.

И время этого счастья неповторимо.

Я лежу на животе, свесив руку с дивана,и пальцами касаясь мягкого ковра. Лёша рядом, пристроившись на боку между мной и подушками, чертит узоры на моей обнаженной спине. Мы молчим, слушая гром и частую дробь ливневого дождя по крыше.

В такие моменты стоит только сказать слово – и они рассыплются, как песчаные замки под приливной волной. Поэтому я не хочу говорить – не желаю быть той, кто вырвет нас из рая. Это делает Лёша.

– Тебе не холодно?

– Немного, – я сажусь, обнимая себя за плечи, а Лёша накидывает на меня свою рубашку.

Обвожу взглядом гостиную, которую до этого не успела разглядеть – тут чисто, уютно, ни единой трещинки на потолке, ни единого выступа на обоях.

– А изнутри даже не подумаешь, что это старенький деревенский домик, – замечаю я. – Ты один занимался ремонтом?

– Да. Это было как хобби, – Лёша пожимает плечами. – Приезжаешь сюда в свободное время и между делом что-нибудь красишь.

– Между делом? Ты про рыбалку?

– Ага. Кстати, нам пора варить уху.

Мы одеваемся. Ну, то есть я остаюсь в Лёшиной рубашке, а Лёша натягивает только боксеры и джинсы. Оставляет меня резать овощи, а сам идет чистить рыбу в сени. Дождь уже тише, да и от грома не закладывает уши, но я нет-нет, да замираю от порыва ветра, ударяющего в окна так, что звенят стекла.

Лёша возвращается на удивление быстро.

– Порезался, – отвечает на мой вопросительный взгляд и засовывая руку под тоненькую струйку воды. – Нож соскользнул. Совсем сноровку потерял.

– Сильно?

– Да нет. Сейчас смою кровяк...

Я отклоняюсь и заглядываю в раковину. Кровь туда не капает, она течет. У меня глаза лезут на лоб.

– Дай руку.

– Не дам. Само пройдет.

– Лёш, там крови целая лужа!

– Я мясистый.

– Ты дурной. Дай руку.

– Отстань, – он, дурачась, уворачивается и чуть отпихивает меня плечом. – Сказал, пройдет.

– Боже, да что ты как... – хватаю его за запястье правой руки, а он резко вскидывает поврежденную левую, и кровь попадает мне на щеку.

– Ой, прости, – Лёша смешно смущается, сведя брови над переносицей и краснея ро самые уши, будто не кровью меня испачкал, а чем-то ужасным. – Дай вытру.

А я таки ловлю его лапу и, развернув к себе, с ужасом созерцаю распоротую по диагонали, от пальца до пальца  ладонь.

– У меня что-то руки тряслись... – оправдывается Лёша. – После секса, наверное, рыбу чистить нельзя.

– Не смешно. Тут швы накладывать надо.

– Ой, ну какие швы? Или ты сама меня сошьешь? Крестиком?

– Да хватит уже! У тебя есть в машине аптечка?

– Есть.

– Дай ключи.

– Ты только штаны надеть не забудь, а то лесника инфаркт хватит.

Аптечку я ищу долго. Тащу её в дом, ругаясь сквозь зубы, потому что тяжело и она размером с саквояж на скорой. Захожу в сени – а Алексей, какой-то тряпкой перемотав ладонь, с довольным видом поторшит рыбу.

– Я перекись нашел в шкафу и марлю. Вот, смотри.

Я морщу нос. Где только он откопал этот хлам.

– Марля тут с войны лежит? Пойдем, обработаю руку.

– Потом. Одна рыбка осталась. Поставь, пожалуйста, кастрюлю на огонь. Вода в баклашке у окна.

Его беспечность начинает меня раздражать.

– Лёша, ты не бессмертный, ты в курсе?

– Ага.

– Что "ага"?!

– Не пропадать же добру. Все, не ругайся под руку, а то ещё без пальца останусь.

– Тьфу, – ставлю аптечку у входа и марширую на кухню.

– Алина.

– Что?! – распахивая дверь, рявкаю я.

– Ты прекрасна в ярости, но не сердись, пожалуйста. Я заброшу рыбу в котелок, и ты меня полечишь, хорошо?

Вздыхаю и оборачиваюсь. Он улыбается так тепло и добро, что я не могу больше ругаться.

– Ты... У тебя есть дети, ты должен себя беречь, – замечаю строго, тоном молодой учительницы, которая пытается снискать авторитет у элиты одиннадцатого класса.

– Радость моя, это царапина. Я от неё не умру. И вообще помирать в ближайшее время не собираюсь. Поэтому вот даже забинтовался сам, – заявляет гордо и снова демонстрирует мне свою кривую повязку.

А я молчу, глядя в его темные глаза, которые он насмешливо щурит.

Нет, эти слова я больше не могу держать в себе. Плевать на психологию и какие-то там правила, он теперь должен жить, зная и мою правду.

– Я люблю тебя, Лёш. И руки твои тоже. Поэтому хочу, чтобы они у тебя были целыми.

Он на мгновение теряет дар речи, но быстро находит ответ, как всегда на уровне высшего пилотажа разряжая обстановку:

– Ты вот даже в любви просто признаться не можешь, да?

– Не люблю пафоса.

– Поцелуй меня.

– У тебя чешуя на подбородке.

– А ты в губы целуй. Ну?

Кладу ладони ему на щеки и, подтянувшись, целую. Касаюсь его губ так осторожно, так трепетно, будто мы с ним и не любовники вовсе, а только вот в самом начале пути и  это наш первый, не смелый и немного дилетантский поцелуй. Короткий, но многообещающий.

– Нежность моя... – оглядывая мое лицо из-под полуопущенных век, тихо произносит Алексей. – И в какую же это ночь я тебя себе вымолил?

Мы возвращаемся в город под вечер. Уха удается на славу – мы съедаем целый котелок, и я чувствую себя объевшейся кошкой, которой лень даже пошевелить лапой, чтобы прогнать надоедливую муху. В машине я едва не засыпаю – Лёшу тоже клонит в сон, и он врубает музыку погромче. Только как бы громко не вопил Энтони Кидис, а мобильный моего спутника верещит громче. Алексей исокоса смотрит на телефон, закрепленный на приборной панели и, сбросив текущий звонок, пролистывает сообщения.

– Нифига себе, – замечаю я. Список-то внушительный.

– Есть такое, – сухо замечает Алексей и, пожав плечами, отключает смартфон.

– Зачем? Вдруг что-то важное. Дети не звонили?

– Нет, не звонили. А остальные – подождут. Не хочу говорить по телефону за рулем на мокрой дороге.

– И с перебинтованной рукой, – я сурово хмурюсь. – Это очень безответственно – так относиться...

– Я не поеду в экстренную, – вздохнув, терпеливо повторяет Алексей. – Само пройдет.

– Шрам останется.

– Да и хрен с ним.

– Лёш...

– Алин... Завязывай.

– А кто-то мне с ремонтом обещал помочь! – вдруг на ум приходит новый вариант шантажа.

– А я прекрасно помню. Сегодня сделаем замеры, а на выходных поедем на склад.

– Какой склад?

– Моей фирмы.

– А мне чужого добра не надо.

– А я поделюсь.

– А я сама себе всё могу купить.

Лёша недовольно смотрит на меня. Я вскидываю брови и взглядом указываю на его ладонь:

– Баш на баш, хороший мой.

– Ой, блин, ладно! Съезжу я в больницу!

– Вот как увижу шов – так пойдем на твой склад.

– С журналисткой не поспоришь, да? – он усмехается, глядя на дорогу. – Всегда на шаг вперед.

И тут я вспоминаю о Ларионове. Мое наблюдение совсем вылетело у меня из головы.

– Слушай, Алексей... Кстати, о шаге вперед...

Мое задумчивое молчание заинтересовывает его так, что он отворачивается от дороги и едва не проскакивает нужный поворот. Выкручивает руль, зад пикапа заносит на скользкой дороге, и я, взвизгнув, цепляюсь за все, до чего могу дотянуться, потому что чувствую, что мы переворачиваемся. Но нет, машина тяжело буксует в грязи обочины, и Алексей, чертыхнувшись, возвращает пикап на трассу.

– Прости... Испугалась?

– Немного.

– Все под контролем, не боись.

– Ага, заметила, – не без сарказма отвечаю я.

– Так о чем ты говорила? Что за шаг вперед? Дашь мне ключи от своей квартиры?

– Что? Нет, я не о том! И... Ты хочешь ключи от моей квартиры?

– Почему нет? Буду заходить тихо, чтобы ты не просыпалась каждый раз, как я задерживаюсь допоздна.

А почему бы и нет?

Лезу в карман куртки. Достаю колечко с двумя ключами.

– На.

– Спасибо, – он не глядя забирает ключи, чуть сжимая мои пальцы, и кладет связку а карман. – Дубликаты есть?

– Есть, – киваю я. – У меня раньше останавливалась подруга. И я всегда держу про запас два дубликаты. Если потеряем, к примеру.

– Подруга?

Поджав губы, оглядываю собеседника:

– Да, Алексей. Подруга.

– Значит, мужчинам ты свои ключи не давала?

– Нет.

– Почему?

Потому что не спрашивали.

– Потому что никто не предлагал делать мне ремонт.

Лёша запрокидывает голову и начинает хохотать.

– На дорогу смотри! – пряча улыбку, командую я.

– Есть, мэм.

– Но вообще-то, – я отворачиваюсь к окну. – Я не о том хотела сказать. Лёш, я вчера брала интервью у Константина Ларионова...

Замолкаю на полуслове и внимательно смотрю на собеседника. Но тот и бровью не ведет. Поэтому задаю наводящий вопрос:

– Ты его знаешь?

– Имею представление, о ком ты, – уклончиво отвечает Алексей.

– Его фирма – прямой конкурент твоей.

– Да? Возможно.

– Ты не знаешь своих конкурентов?

Лёша вздыхает. Ему явно неудобен этот разговор. Почему?

– Так в чем суть, радость моя?

– А суть в том, что я видела у него досье на твою фирму с расписанием тендеров. Текущих и будущих.

– Что значит "будущих"?

– С датами на месяц вперед.

– А.

Снова никакого эффекта.

– Откуда он может знать, в каких тендерах вы участвуете или планируете участвовать?

– Ну, наверное, ему известны наши перспективные направления. Да и список участников не всегда закрытый.

– То есть ты считаешь, что эта информация может быть у твоего конкурента и это нормально?

– А почему нет?

– Я не доверяю Ларионову.

– Вы с ним тесно знакомы? – Алексей искоса смотрит на меня.

– Фу! Нет, конечно! Но я знаю, что он за человек. Он – бандит из ОПГ. И способен на любую подлость, когда задница прикрыта.

– Он не один такой. Не бери в голову, – беспечно отмахивается Алексей.

– Да нет, ты не понимаешь, – его пофигизм нервирует меня. – Ларионов на самом деле опасен. И сейчас ничего не боится, и тогда...

– Слушай, Лина, – Лёша трет щеку, шкрябая двухдневную щетину. – Я понимаю, что ты из добрых побуждений хочешь мне помочь. Но не надо. Бизнес, фирма – не то место, где мне нужна помощь и взгляд со стороны.

Этот выпад меня обижает. Я скрещиваю руки на груди и, надувшись, отворачиваюсь к окну.

– Не злись, – Лёша кладет мне ладонь на колено. – Но бизнес я веду ровно так, чтобы все риски от гласных и не гласных решений лежали исключительно на мне. И я в курсе, что из себя представляет Ларионов.

Опускаю глаза и смотрю на его руку. Не отвечая, накрываю своей ладонью его, скрещиваю наши пальцы.

– Люблю тебя, – коротко констатирует Лёша и замолкает. Я тоже ничего не говорю. Меня вдруг озаряет странная мысль – только одного мужчину в своей жизни я понимала так же хорошо, как и Лёшу. Своего брата. Мой брат погиб. Ушёл.

Как долго рядом со мной будет Алексей?

Качаю головой, поражаясь собственной дури. Почему, когда все хорошо, обязательно надо выдумать проблему?

– Так что по поводу выходных? – нарушает Лёша нашу тишину. – Когда займемся ремонтом?

– В субботу вечером? – отстраненно произношу я.

– Отлично, – не в тон моим мыслям отзывается Алексей. – Значит, вечером в субботу заявлюсь к тебе во всем обмундировании, и будем заниматься ремонтом.

– Угу.

– В чем дело? Ты обиделась?

– Нет, что ты. Просто вспомнила брата. Мы... Мы с мамой едем к нему как раз в субботу.

– Тогда, может, все перенесем?

– Давай просто проведем вечер вместе. А ремонтом займемся в воскресенье?

Лёша на мгновение задумывается.

– Ты будешь занят? – пытаюсь угадать я.

– Нет. Только в пятницу. Веду детей на аттракционы.

Закусываю губу, потому что, неожиданно даже для самой себя, едва не сбалтываю: "Я бы тоже сходила".

Нет, точно не сейчас.

Для его детей я пока – воровка, которая крадет у них внимание отца. И, честно говоря, я понятия не имею, как это исправить.

– Лёша, Лёш.

– Да, радость моя?

– А расскажи мне про своих деток.

– С удовольствием, – Лёша расплывается в улыбке. – Лида... Знаешь, почему мы её так назвали? Когда она родилась... Это было в новогодние каникулы... Я смотрел по телевизору "Операция "Ы", и там как раз была сцена, где Шурик читает стихотворение про "хорошую девочку Лиду". Я, конечно, нервничал, ждал, и тут звонок. И в голове, как щелкнуло – ну все, Лидка родилась.

Я слушаю его, затаив дыхание. Он говорит о детях так воодушевленно и много, столько моментов вспоминая из их жизни, что я не  могу не восхититься силой его любви к ним. Но ещё больше поражает меня собственное едкое, болезненное ощущение ревности – как будто колючий клубок злости опутывает мое сердце. Жизнь Алексея никогда не будет заполнена мной. И этим, если захочет, всегда сможет воспользоваться его бывшая жена, которая подарила ему его счастье.

Глава 11

В субботу я заезжаю за мамой, и мы едем к брату и его семье. Убираем траву, красим ограду и лавочку. Все это молча, без воспоминаний и скорби на двоих. Мы в мыслях слишком далеко друг от друга, чтобы делиться болью. Когда они погибли, мама не плакала. Не плачет она и теперь.

Уже собираемся домой, когда мама неожиданно спрашивает:

– Как твои новые отношения?

– Хорошо. Он признался в любви.

– Значит, не трус.

– Не трус, – соглашаюсь я. – А ещё обещал сделать у меня ремонт.

– Если сделает добротно, пусть и мне с ремонтом поможет.

Пряча улыбку, искоса смотрю на маму.

Это хорошо, что ей интересна моя жизнь. Наверное впервые за пятнадцать лет.

Вечером приходит Лёша. Открывает дверь своими ключами, а я с непривычки пугаюсь и только потом вспоминаю, что этот мужчина, стоящий на пороге и прячущий связку ключей в карман пиджака, свободно может войти в мой дом по моему же решению.

– Как дела? – спрашиваю я, останавливаясь в коридоре. – Ты с работы?

– Да, – Алексей вешает пиджак на плечики, которые я оставила на вешалке специально для него, кладет кожаную папку на обувницу. – Кое-какие проблемы появились. Надо было решать.

– Решил? – я тянусь к своему хорошему.

– В понедельник будет видно, – он ловит меня в объятья и целует. – Соскучилась?

– Угу.

И вечер прекрасен, и мне тепло и уютно, но тут звонит Лёшин мобильный.

– Привет, дочь. Как дела? Да, видел. Хорошие фотки получились. Правда? – Алексей улыбается и отворачивается от меня. – Я рад. Что делаете? Молодцы. Что? Нет. Нет, сегодня не могу. И завтра. Мы же договорились на следующей неделе. Я тоже скучаю. А что... Лида, ты же знаешь, у мамы свои дела, у меня – свои. В футбол приеду поиграть на неделе. А в кино сходим в субботу. Я...

Он поднимается с дивана, вздохнув, идет на кухню.

– Солнышко, я понимаю. Давай, пиццу вам закажу. Какую хочешь. Нет? А что... Я... Лида... Да, Насть? Что она так расстроилась?... В смысле?... Нет, на этих выходных мы не договаривались. Мы вчера... Насть, ты зачем такие вещи говоришь? Я своих детей никогда не обманываю...Тебя? Я – тебя? Ты что от меня опять хочешь? Время? Время я провожу с детьми, а не с тобой, а будешь настраивать их против меня, я от тебя их вообще заберу. Да! Пока деньги сама зарабатывать не научишься. Бывай.

Он возвращается и вроде бы так же близок, но все-таки дальше, чем раньше.

– Может, поедешь к ним? Успокоишь? – тихо спрашиваю я.

– И она так будет делать всегда, – сухо отвечает Алексей. – Хоть бы мужика себе нашла! Ведь нормальная была, пока муж был.

– А дочь?

– А дочери скучно. Хочет в футбол и в кино.

– Может, перенесем ремонт?

– Алина, – он оборачивается ко мне. – Мои дети живут со своей матерью. Я делаю все, что в моих силах, чтобы они не скучали. Но они понимают, что у их матери есть своя жизнь. Должны понимать, что и у меня есть своя.

– А Антон что?

– Антон... Он маленький был совсем, когда мы развелись, и мое отсутствие воспринимает довольно спокойно. Ну и слова матери его мало цепляют. А Лида вся на эмоциях.

– Может, вам вместе играть в какую-нибудь игру на телефоне?

– А такие есть? – с сомнением спрашивает Алексей.

– Давай, посмотрим.

И через полчаса я теряю его до самой ночи – он, Лида и Антон играют в какое-то "Царство" и три часа подряд ищут драконьи яйца.

В итоге мы ужинаем поздно, но в моей кровати, выпив стакан виски, оказывается спокойный и довольный собой мужчина.

– Спасибо, – шепчет тихо мне на ухо и ведет ладонью от моего колена все выше, к бедрам, под тонкую ткань сорочки. Я только плотнее сжимаю ноги, дразня его, настаивая, требуя, чтобы он применил силу.

– Доиграешься, – замечает Алексей и, резко подавшись вперед, задирает сорочку до самой груди. Я сопротивляюсь, даже дерусь, но он все равно подминает меня под себя. И тут уже не до слов – его сила и моя слабость распаляют нас обоих. Я цепляюсь пальцами за кованое изголовье кровати и все ещё пытаюсь отбиться от его рук. Пусть останутся синяки, зато из этого боя я выйду победительницей, даже будучи побежденной.

Он ловит мою ногу и, согнув её в колени, наваливается на меня, вжимая в кровать.

С ним я забываю о себе.

Со мной он становится собой.

Идеально.

Воскресенье – ремонт. Я готовлю обед, Лёша что-то мерит, лазает, таскает везде рулетку и мешает мне. Я молчу – мне приятно наблюдать за ним – он в футболке и  спортивных брюках. Такой домашний. Мой.

До обеда едем по строительным магазинам. Лёша берет то, чего точно нет на складах. А я покупаю жалюзи на кухню – красивые, новые, легкие. И ещё орхидею в горшке. Черт знает, что с ней делать, но хочу её на окно. Потом разберусь.

Из строительного идем гулять. Солнце, птички, цветочки, мороженое. Я с ним под руку, никого не боюсь, ни от кого не таюсь.

На мосту останавливаемся полюбоваться на идущий по каналу теплоход.

Лёша обнимает меня за талию, по-хозяйски притягивает к себе.

– Хорошо им там, на верхней палубе, – говорит, кивая на веселящихся пассажиров. – Жаль, яхту рано продал. Покатал бы тебя. Отдохнули бы.

– А зачем яхта? Давай на майские в отпуск поедем? Я могу раздобыть горящий тур, – меня прямо-таки озаряет. Хочу-хочу-хочу с ним в отпуск.

– На майские никак, – Лёша целует меня в висок. – Я с детьми еду в нашу деревню, к их бабушке.

– На все праздники?

– Нет, дня на три.

– Ммм...

– Прости. Не обижайся.

– Да нет, что ты...

– Поехали с нами?

Я, хмурясь, оглядываю его лицо:

– А это надо спросить у твоих детей. Не хочу портить им праздник. Жену ведь тоже возьмешь?

– Я не женат. А Настя останется в Москве.

– Думаешь?

– Она хотела отдохнуть.

– Она поедет с вами, я уверена.

– Фух, – Алексей  вздыхает и отворачивается.  Не глядя на меня, вдруг продолжает. – Если найдешь тур на пять дней – сможем поехать, как вернусь.

– Ты уверен?

Он оборачивается, улыбается едва заметно.

– В чем? Что с тобой мне жить хочется? Что с тобой я вздохнуть могу? Переживаешь, что вернусь к бывшей жене? Не вернусь. Я не люблю её и любить не намерен. А дети повзрослеют, дети поймут. Я у них есть, а у меня есть ты.

Я возвращаю ему улыбку, а он поднимает руку и гладит меня по затылку.

– Поцелую?

– Целуй, – я прижимаюсь к нему, кладя ладони на грудь, и запрокидываю голову. В моих глазах он и солнце. И оба греют.

После обеда, отдохнув в объятьях друг друга, начинаем разбирать кухню.

– Так... – Лёша оглядывает гарнитур. – Сначала справа разберем, потом слева. А про инструменты ты говорила, что есть. А где?

– На антресоли, вон там, – беспечно тыкаю пальцем в сторону коридора.

Лёша возвращается через пару минут. С чемоданчиком и...

– Смотри, что нашел, – вертит перед моим носом флешкой. – За кирпичом была. Так задумано или потеряла?

Замечает, что я теряюсь. Выкидывает брови, когда хватаю флешку из его рук.

– Так задумано, – отвожу взгляд.

Нет, и ему не скажу, что здесь за тайны. Сейчас, по крайней мере.

– Что там? – сухо интересуется Лёша.

– Неважно.

– Поэтому прячешь? Те самые видео, о которых ты говорила?

– Какие видео? – неужели когда-то сболтнула? Да нет, не могла.

– Ну, те... С твоими бывшими любовниками...

Отворачиваюсь, прижимая к себе флешку, и едва сдерживаю смех. А мужчины-то и правда всегда думают только об одном.

– Алина? – ах как грозно теперь звучит мое имя.

– Нет, Лёш, – отвечаю тихо и сама поражаюсь, какую гадкую ложь выдает мой мозг. – Тут... Тут фотографии... Старые. Брата. Семейные.

Мне мерзко от собственного вранья.

– А... – Лёша моментально меняет тон. – Извини.

Кладет ладони мне на плечи. Гладит.

– Давай, уберу на место.

– Да, – не глядя, протягиваю ему флешку. Мне стыдно и перед ним, и перед братом, царство ему небесное. – Спасибо.

– Прости, – Лёша легонько целует меня в щеку и уходит прятать на антресоль бомбу замедленного действия.

Ложь дегтем падает в бочку меда. Вроде бы ничего не изменилось, но мне паршиво. Я виновата. Я его обманула.

А он делает ремонт у меня дома, счастливый и довольный. Мы проводим вместе весь день, мы ужинаем вдвоем, мы засыпаем рядом. Сегодня ему никто не звонит, он целиком мой – каждой мыслью, каждой улыбкой. А я обнимаю его всё крепче потому, что боюсь. Боюсь, что ложь не будет безответной.

Понедельник – день тяжелый. Но мне с утра на открытие выставки, значит, можно не торопиться. Зато Лёша уходит в семь. Я и целую его, и обнимаю, и всем видом показываю, как хорошо будет, если он немного задержится – до офиса ведь два шага. Но он торопится, и даже не хочет завтракать.

– На работе перекушу.

– Да куда ты такой буйный?

– Вчера же не работал. А сегодня документы подавать.

– Ну... Удачи!

Он подмигивает мне и уходит. Дверь закрывает своим ключом.

Лежу поперек кровати и смотрю в потолок. Вчерашней лжи как будто и не было. Не хочу об этом думать.

Принимаю душ, завтракаю йогуртом, оглядываю себя в зеркале и, решив, что и так нормально, беру к кофе шоколадную конфетку. Хочется вторую, поэтому возвращаюсь к зеркалу и только тут замечаю на обувнице черную папку. Лёша забыл. А ведь там точно что-то важное, раз таскает с собой.

Звоню на мобильный – не отвечает.

Собираюсь быстро и сразу при параде – поеду на работу прямиком из его офиса. Пока крашусь, Лёша кидает короткое сообщение:

"Занят. Важное?"

"Папка"

"Черт"

"Занесу"

"Ок"

Классный разговор.

Беру из шкафа блейзер, накидываю на плечо и в туфли. До офиса Алексея дохожу за пятнадцать минут. Парковка уже под завязку. Вижу свою машинку – застоялась за вчера, пыльная, чумазая. Как раз до открытия выставки успею заскочить на мойку.

На проходной – толпа народу. Люди торопятся на работу. Я терпеливо жду, говорю охраннику куда и к кому. В лифт едва втискиваюсь.

Однако, здесь людей!

На нужном этаже буквально вылетаю на простор. Поправляю одежду и, откинув волосы, иду к знакомой двери.

– Вам... Вы...

Я и не заметила её сперва. За полукруглым столом с высокой стойкой сидит девушка. Со своего положения вижу только её макушку. Делаю шаг вбок, поближе, но девушка не поднимает головы.

– Простите, я к Алексею Алексеевичу. Он в курсе...

Девушка кивает и, опуская голову ещё ниже, всхлипывает. Мне бы пройти, но лезу куда не надо.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Нет, – девушка закрывает лицо ладонями и совершенно внезапно для меня начинает рыдать в голос. Не знаю, что сказать. Стою и мнусь рядом.

Дверь в холл открывается и, сам того не ведая, меня выручает молодой светловолосый мужчина в черном костюме. Проходит к столу, мельком оглядывает меня.

– Добрый день, – здоровается и, не дожидаясь ответа, обходит стойку и наклоняется к девушке. – Марина, ну что ты... Ну успокойся.

Хорошо хоть утешитель нашелся.

– Что... Что он всегда орет... Он... Он кто вообще... – рыдает девушка, а я пячусь к двери. – Такоооой...

– Такая у него манера. Ну, Марин. Ну что ты... Мы же привыкли...

– Козеееел...

Оборачиваюсь и захожу в коридор "Аркады". И так услышала вдоволь.

Из кабинета в кабинет здесь носятся люди, потрясают бумагами, возмущаются, налетают друг на друга. Как будто я в редакции, и горит номер. Смаргиваю и, прижав к себе папку, иду к кабинету Лёши. Не дохожу пары шагов, как дверь распахивается. На меня вылетает высокая блондинка с неестественно темным загаром, жутко контрастирующим со светлым брючным костюмом, через которое видно красное кружевное белье. Блондинка как-то кренится вправо, резко переступает с одной ноги на другую и хлопает дверью со всей дури.

– Козел! – оборачивается и только тут замечает меня. У дамы красивое лицо, если не считать странного тона кожи – огромные глаза, не накаченные пухлые губы, незаметные морщинки. А ещё она опирается на костыль.

И тут до меня доходит – передо мной сама Анастасия "бывшая" Батурина. Видимо, она тоже что-то смекает, потому что ярость на её лице сменяется сначала заинтересованностью, а потом раздражением.

– Позволите? – спрашиваю я, кивая на дверь.

– Да, – она вдруг шмыгает носом и отворачивается. – Идите-идите.

Стучусь, а сама не свожу с неё глаз. Идет Анастасия очень уверенно. И быстро. Если бы не костыль и не подумала бы, что у неё травма.

Будто почувствовав мой взгляд, бывшая жена моего хорошего оборачивается. Мы пристально смотрим друг на друга. Она переставляет костыль так, словно хочет подойти ко мне, но тут перед моим носом распахивается дверь, и наш несостоявшийся разговор исчерпан.

– Я же сказал "Входите"! – громко, зло и отрывисто орет мне в лицо Алексей.

Анастасия не отводит глаз, а я, разинув рот, смотрю на Батурина.

– Ни фига себе приветствие...

– Алина... – Алексей, тряхнув головой, оторопело оглядывает меня.

– Я принесла папку.

– Да... – он так тормозит, словно в его голове что-то заело. Не может переключить режим со злобного босса на нежного ухажера? – Да, прости, меня тут долбят все, кому не лень. Заходи!

Я отворачиваюсь от его бывшей жены, но знаю – она смотрит на нас. И она все видит и слышит.

– Будешь кофе?

Я закрываю за собой дверь и оборачиваюсь.

На столе у Лёши – взрыв бумажного реактора. Я бы тоже вышла из себя, будь передо мной такой бардак.

– Нет, спасибо. Мне ехать надо. Слушай...

Начинаю говорить и запинаюсь. Хочу спросить – "так значит с утра ты спешил на встречу с бывшей женой? ", но почему-то не решаюсь заводить этот разговор здесь.

– Да, радость моя? – совершенно смягчаясь, ласково торопит меня Алексей.

– Там твоя секретарша плачет, – бросаю первое, что приходит в голову.

– А... – Лёша как-то тушуется. Ему, кажется, стыдно передо мной, и он начинает оправдываться. – Мне из-за её ошибки теперь переподписывать кучу бумаг. Как будто дел больше у меня нет. Выпру ее, нахер.

– Выпри, – соглашаюсь я. – Но, мой тебе совет, завязывай с орами на подчиненных. Это не действенная методика. Некрасивая. И бизнесу во вред.

Алексей, потирая подбородок, задумчиво смотрит на меня, будто пытается понять, к чему вообще относится мое замечание. Наконец, понимает. И начинает хмурится.

– Алина, я давно руковожу людьми. И понимаю, как и что тут работает.

Коротко и ясно – не лезь. Но я хочу, чтобы он меня услышал.

– Унижать криком других людей как раз и значит ни черта не понимать в принципах мотивации.

– Ты решила поучить меня менеджменту? – Алексей переходит на подчеркнуто официальный тон.

– Нет, – честно отвечаю я. – Просто хочу понять, как чуткий и внимательный мужчина, любящий и терпеливый отец, теряет все навыки нормального общения, стоит ему переступить порог своей компании.

Алексей молчит и не сводит с меня глаз. Кладу папку на край переговорного стола.

– В тебе море обаяния, Лёш, – с грустью замечаю я. – Может, легче пользоваться этим преимуществом, а не силой своего командного голоса?

– Я тебя понял, – сухо отвечает он. – Спасибо за участие.

Нет, не понял.

Едва сдерживаюсь, чтобы не присесть в реверансе. Только киваю и, развернувшись, ухожу.

Не стоило мне, наверное, учить его общению с персоналом. Имею ли я на это право? А, может, я просто включила стерву, когда увидела его бывшую жену так близко от него, и решила покачать права?

Глупо вышло. Зря я поперла напролом. Мне всегда не хватало той самой благородной выдержки, выдающей тихую, несколько лицемерную изворотливость за женскую мудрость.

Цепляюсь за мысль, чтобы не думать о последствиях нашего недопонимания. Иду к лифту, слушая, как все ещё всхлипывает бедная Марина. Ей, выходит, тоже не хватило мудрости?

А что, собственно, такое, эта женская мудрость? Всего лишь гордая, не лишенная нежности, снисходительность к мужскому уму и мужской горячности, подкреплённая многовековой верой в то, что мед в уши и масло в рот решат любые проблемы в пользу женщины. Не мудрость даже, а мужрость.

На дураках, может, и срабатывает. Только я не хочу считать своего мужчину дураком.

За этими мыслями даже не соображаю, как оказываюсь на улице. Спускаюсь с лестницы, на мгновение замираю, пытаясь вспомнить, где видела свою машину, как тут меня окликают:

– Алина!

И, опираясь о костыль, ко мне, подходит бывшая жена Лёши.

– Алина, верно? – она снова заинтересованно оглядывает меня. Это бесит. Стояла, значит, здесь и ждала, когда я выйду.

– Да, верно, – стараясь сохранить остатки дружелюбия, киваю я. – Простите, но не знаю кто вы. Мы знакомы?

Она едва заметно усмехается.

– Если только заочно. Я – жена Алексея, Анастасия.

Жена? Она издевается? С дружелюбием тянуть мне больше не хочется.

– Хм... – морщу лоб, будто силясь что-то вспомнить. – Вроде бы уже один брак как не жена. Или я ошибаюсь?

– Значит, вам обо мне известно... – с многозначительной улыбкой тянет Анастасия.

– Конечно. Лёша любит рассказывать о детях, а у детей, как водится, есть мать.

– Полезное наблюдение.

– Вижу, что весьма.

– Алина, послушайте, – она отводит взгляд, смотрит куда-то вдаль. – Мы явно не питаем друг к другу приязни, но...

Выдержав паузу, снова переводит взгляд на меня. Актриса больших и малых...

– Но нам нужно поговорить. Необходимо, я бы даже сказала.

– О чем же?

– Об Алексее и наших с ним детях...

Журналистская натура во мне щелкает пальцами – конечно! Но любопытство свое стоит попридержать.

– Не лучше ли обсудить все с самим Алексеем? – спрашиваю я. – Так ли нужен мне этот разговор, как вам?

– Судите сами, – она вздыхает и качает головой. – Алексей слышит только то, что хочет слышать. А нам, я думаю, стоит познакомиться не под его наблюдением. Ведь нам есть, что обсудить... То, о чем он никогда не скажет.

– Но скажете вы?

Анастасия пожимает плечами.

– Вероятнее всего. Я не враг своим детям, и хочу, чтобы мы знали друг друга не с Лёшиных слов.

И я заглатываю наживку:

– Вы меня заинтриговали.

– А как вы меня интригуете!

– Приятно слышать, – я смотрю на часы. – У меня есть час. Поговорим за кофе?