Текст книги "По обстоятельствам, без обязательств (СИ)"
Автор книги: Дасти Винд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 6
Весна – бешеное время года. Итоги подводятся не перед Новым годом и не сразу после, а ровно теперь.
Я, конечно, давно пережила тот возраст, когда по весне сносит крышу, кровь бурлит и все такое. Но всеобщее оживление меня стороной не обходит. Мне хочется куда-нибудь сорваться, чем-нибудь увлечься, где-то поискать счастья.
Я не беру работу на дом – теперь в приоритете у меня ремонт. Мебель разобрана, сдвинута в угол и покрыта пленкой – вечерами я шпаклюю потолок и стены. В один прекрасный момент залезаю на антресоль и обнаруживаю там флешку – чистую, не испорченную, без единого развода. Такое не тонет – факт.
Иду к мусорным пакетам, но кулак так и не разжимаю. Что-то удерживает меня от окончательного прощания с этой грязью. Ларионов до сих пор динамит наш журнал с интервью – и это понятно. Теперь бывший бандит – всего лишь подрядчик, и выше, на свой страх и риск, его никто не потащит. Ради чего ему общаться с журналистами? Уже не за чем.
И все же я прячу флешку обратно. Журналистское чутье подсказывает мне, что после такого облома Логинов не будет вести дела спокойно.
Может, флешка на что-то и сгодится.
На улице уже стемнело, а я, все ещё раздумывая над правильностью принятого решения, иду искать на кухне еду. Еды нет – в холодильнике одиноко и пусто. Можно и заказать, но ждать не охота. Быстро собираюсь, не забыв накраситься, и почти бегу к супермаркету.
Что тут греха таить – последнее время я часто задерживаюсь на парковке перед офисным зданием, обязательно захожу в магазин, иногда даже пару раз на дню, и всегда высматриваю среди рядов иномарок здоровенный пикап. Да, я хочу встретиться с Алексеем и немного хитрю. Но не везет – его машина стоит на парковке допоздна, и я, кажется, уже знаю, где окно кабинета моего незнакомца. Мне немного стыдно за слежку, но отчего-то этот процесс приводит меня в восторг. Я знаю, что вечером приеду на парковку, выйду на свежий воздух, пойду домой, а попозже, к ночи, выскочу снова, чтобы пройти под фонарями, мимо высоток, расчерченных яркими квадратами окон, мимо чужой спокойной и не очень жизни, чтобы, возможно, встретить его.
Весна пахнет дымом. А мне совсем не хочется курить. Мне хочется дышать этой весной, петь с ней в унисон и, каждый вечер выбегая на улицу, в мягкий сумрак прохладного, пряного дня, встречать целующиеся парочки и искать между ними свое счастье.
Но сегодня я окончательно пьянею от тепла. Беру в супермаркете пюре быстрого приготовления и, как обычно, обхожу здание со стороны парковки. Ага, в окнах на седьмом этаже горит свет.
Он там, а я внизу. Я хочу к нему, и у меня есть козырь.
Возвращаюсь домой, осторожно достаю из комода новое нижнее белье. Чулки, конечно, в комплекте. Одеваюсь в это переплетение нитей, вместо кроссовок выбираю туфли на высоком каблуке. Лезу за плащом и ловлю свой взгляд в зеркале.
Мне слишком весело, чтобы думать о морали.
И вообще – когда я думаю о морали, мораль не думает обо мне.
Поэтому поверх белья я надеваю Лешин плащ и, покрепче запахнув его, выхожу в подъезд, чтобы снова пройти до офисного здания.
Охранник на пульте чешет пузо и смотрит сериал. Подскакивает, когда за мной скрипит дверь.
– Все закрыто.
– Добрый вечер, – весело здороваюсь я. – Мне к директору фирмы "Аркада".
– Так не работает уже никто, – упорствует охранник.
– А вы можете позвонить? Мы договаривались, что я заеду и отдам ему документы. Сама заработалась допоздна.
– Ладно, – охранник косится на панель, где горят лампочки. Всего пара темных. – Да, на охрану ещё не сдал. Сейчас позвоню.
Я жду и оглядываюсь по сторонам. Здание старое, советское. Тут, кажется, вообще раньше была общага. Никто, конечно, ничего не собирается модернизировать. И все же... Здесь и клиентов так встречают?
– Алло, Алексей Алексеевич, тут вам девушка документы привезла... Да я понял, понял. Говорит, вы договаривались... Ну, извините, – охранник закатывает глаза. – Конечно. А с девушкой...
Он отодвигает трубку от уха. Как комендант в общаге, честное слово.
– А как вас представить?
– Алина, – мягко отвечаю я.
– Алина, – эхом повторяет в трубку охранник. – Что? Документы у нее взяя-а... А, ну ладно. Как хотите.
Он бросает трубку.
– Тьфу, блин. Без оров никак. Проходите уже. Лифт направо, седьмой этаж.
– Спасибо.
Лифт лязгает и трещит. Забавно будет тут застрять. Скажут – вылезай через щелку, плащ застрянет, и я выскочу в нижнем белье.
Ужас.
Тихо смеясь, я выхожу на седьмой этаж. Как будто оказываюсь в другом здании – просторный холл, высокие окна, полукруглый стол у ресепшена, диванчики, столики с журналами. Створки лифта щелкают, и я остаюсь в полумраке ровно до тех пор, пока справа не распахивается дверь.
Алексей замирает, но я вижу только его силуэт. Лицо, эмоции – все в тени. Я делаю шаг к нему и, отборосив назад волосы, интересуюсь.
– Вы – Алексей Батурин?
– Допустим, – он старается говорить сурово, но все равно слышу насмешливые нотки в его голосе. – А вы кто?
– А я... – шагаю к нему так, что полы плаща расходятся только вдоль ног. – А я хочу взять у вас интервью. Вы разве забыли?
Останавливаюсь, когда подхожу вплотную, грудью упираясь в его грудь. Алексей смотрит на меня темнеющими глазами. Улыбается едва заметно.
– Ты уверена? Играешь не по правилам.
– Уверена. Видишь, твой плащ захватила, – я осторожно отовожу одну полу в сторону.
Алексей пожирает меня взглядом.
– Тогда, – он чуть отступает. – Пройдемте в мой кабинет.
В кабинете Алексей пропускает меня вперед, выключает свет и, щелкнув ключом, застывает позади. Я жду, не дыша.
Очень медленно, на грани издевательства, его руки скользят вдоль плаща, осторожно раздвигая полы.
– Значит, соскучилась? – Алексей кладет ладонь мне на бедро и ведет руку выше, к животу, потом к груди, повторяя пальцами изгибы моего тела. Сама того не замечая, тянусь к его ладони и вздрагиваю, когда он, отодвинув тонкую ткань бюстгальтера, сжимает мою грудь,
Ощущаю себя маленькой и слабой во власти его крепких рук. У меня кружится голова от захватывающей все мое существо мужской силы.
Его запах, его дыхание, его уверенные, без лишней суеты движения – и весна уже растекается по крови неодолимым желанием близости.
Он резко разворачивает меня и, посадив на стол, спускает плащ до локтей. Берет за подбородок и, чуть потянув меня вверх, повторяет вопрос.
– Скучала?
– Да, – я берусь за пряжку его ремня.
Большим пальцем Алексей проводит по моим губам. Я ловлю его палец языком и чуть прикусываю подушечку.
– Тогда зачем ждала так долго? – он подается вперед, а я опускаюсь на стол, обхватывая ногами его бедра, притягивая его к себе, в свое тепло, в свои объятья. Мне надо от него так мало, а хочется потребовать так много. Но я не желаю рушить то, что есть между нами – исключительное наслаждение, замешанное на свободе.
В сексе нет места требованиям.
Расстегиваю на нем рубашку, приподнимаюсь, чтобы поцеловать своего любовника в шею, туда, где могу почувствовать биение его сердца. Он придерживает меня за талию, лаская и освобождая от тех полосок одежды, что уже сыграли свою роль, опускает на стол осторожно, свободной рукой расстегивая брюки. И я не успеваю ощутить лопатками холод гладкого дерева, как мой партнер, разгоряченный и напряженный, оказывается во мне. Я изгибаюсь ему навстречу, я теряю себя от его напора, я кричу, когда он, взяв меня под колено, заставляет согнуть ногу, а потом кладет ее себе на плечо.
Мы нужны друг другу лишь потому, что в безответственной, распущенной, разнузданной близости забываем обо всех остальных.
По крайней мере, я так считаю.
Он надевает пиджак, поправляет рукава. Я смотрю на его силуэт на фоне окна, лежа на столе для переговоров, запрокинув голову и прикрыв грудь плащом. Алексей оборачивается и, глядя на меня, улыбается. Эта улыбка – словно флажок для волка. От моей умиротворенной, приятной расслабленности не остается и следа.
– Мне пора.
– Постой! Давай, довезу до дома. Уже поздно.
– Нет, спасибо. Я дойду сама. Тут же близко.
В кабинете повисает тишина. Я поправляю чулки, плотно запахиваю плащ.
– Почему? – голос Алексея становится ниже, раскатистее, словно большой босс готовится сделать мне выговор.
– Что "почему"? – я откидываю волосы и весело смотрю на собеседника.
– Почему мы не идем дальше?
Контрольный выстрел в голову.
– А зачем? Мы же играем, разве нет? – беспечно отвечаю я вопросом на вопрос.
Алексей поджимает губы и, задумчиво глядя на меня, кивает.
– И когда мы прекратим играть?
– Когда нам станет неудобно, – я переступаю порог кабинета. – Увидимся!
– А, может, и нет, – глухо отзывается мой незнакомец.
Я притворяю дверь и, прислонившись спиной к косяку, замираю, обхватив ладонями плечи.
Мне хочется, чтобы он вышел. Задержал меня, остановил. Чтобы сказал, что для него мы – вовсе не игра, что можно прыгнуть вместе – и не разбиться, а подняться, и, если не взлететь, то хотя бы встать на ноги.
Но он не выйдет, а я останусь при своем мнении. Это лишь минутная слабость, не более.
Я больше не буду искать Алексея возле офисного здания, но мы столкнемся на парковке через два дня, поздно вечером, и вместе поднимемся на седьмой этаж, в его кабинет, чтобы до краев насладиться друг другом.
Снова мы увидимся только через неделю, рано утром. Он подойдет к моей машине, а я, смеясь, замечу, что не захватила плащ. Он, кивнув, закурит и, выпустив дым в сторону, не глядя на меня, скажет:
– Я познакомился с одной женщиной. Думаю, мы с ней будем вместе. Попытаю счастье, так сказать... Поэтому... – пожмет плечами и посмотрит на меня хмуро и немного виновато. – Я выхожу из игры.
Я все могу сама. Даже без нытья признавать свои ошибки. Даже улыбаться, когда бьют наотмашь. Поэтому отвечу спокойно и приветливо, как всегда:
– Надеюсь, все у тебя получится. Приятно было провести время. Удачи, Леш.
Я сяду в машину и потороплюсь захлопнуть дверь, так и не услышав, что он скажет мне вслед:
– И тебе, радость моя. И тебе...
Поставив кресло по центру гостиной, взяв в руки бокал вина, я любуюсь обоями цвета аметист на одной из четырех стен комнаты. Три других стены – девственно серые, потому что рулонов в магазине больше не осталось, и я взяла остатки на свой страх и риск. Получилось великолепно.
Я возилась с этой чертовой стеной три ночи подряд – и вот она идеальна. Я пью за нее и за себя, за свое старание и упорство. Кажется, я даже своим красным дипломом не гордилась так, как теперь этой стеной.
А вот если бы у меня была ванна цвета аметист...
Счастливо улыбаясь, я касаюсь губами бокала, чуть наклоняю его – а он пуст.
– Ну вот, – я перегибаюсь через подлокотник кресла за бутылкой вина, которая стоит на полу, среди газет, и так и замираю с вытянутой рукой, потому что в дверь звонят. На часах – десять минут одиннадцатого. Мне никого не надо, но звонок испускает трель за трелью.
Почему-то на цыпочках подбираюсь к двери, заглядываю в глазок и, увидев гостя, прижимаюсь лбом к прохладному металлу.
У мужчин, кажется, где-то в паху встроен радар, который, уловив волны спокойствия и умиротворения от знакомой женщины, тянет своего владельца именно к ней – чтобы все "исправить" – разбередить душу, поднять нервы и запудрить мозги.
Вздохнув, открываю дверь.
– Доброй ночи. Какими судьбами?
Виктор выглядит вымотанным – он осунулся, под глазами – темные круги, а сами глаза красные от недосыпа. Он устал – значит, был тяжелый процесс.
Он любит себя загонять. Это его козырь – пахать так, чтобы сдохнуть, чтобы выиграть даже через собственный труп.
– Я развожусь.
– Ты... – я теряю дар речи. – Ты... Это правда? Вы подали на развод?
– Пока нет. Только пришли к обоюдному согласию, – он смотрит на меня без триумфа, без всяких эмоций, будто только констатирует факт.
– Хочешь поужинать? – я открываю дверь пошире. – У меня, правда, ремонт, но место мы найдем.
Он смаргивает, протирает глаза, пальцами разминает переносицу.
– Да. Да, есть хочу – умираю.
На кухне у меня чисто и убрано. Облезло – но тут ничего не поделаешь.
– Пасту с креветками или жаркое с говядиной? – по-хозяйски деловито интересуюсь я.
– Мясо, – коротко отвечает Витя, включая воду в ванной.
Достаю припрятанное на подарок дорогое виски, кидаю в бокал два кубика льда – мой гость так любит. Успеваю погреть мясо и достать овощи на нарезку, когда он заходит, промакивая лицо полотенцем. Встряхивает руку, отчего часы, поднятые повыше, соскальзывают на запястье. Я украдкой, искоса наблюдаю за Витей. Он, взъерошив пятерней волосы, подходит ко мне и, обняв со спины, кладет подбородок на мое плечо.
– Мне этого так не хватает, – от его тихого голоса и теплого дыхания бросает в дрожь.
– Чего? – откладывая нож, спрашиваю я.
– Уюта.
Ему ничего не нужно пояснять. Его жена, как и он, повернута на работе. Она не готовит, обедают и ужинают супруги, по словам Вити, практически всегда врозь, в ресторанах или в офисе, иногда – на светских мероприятиях. Когда мы ещё только познакомились, и я, конечно, не знала, что Виктор женат, он мог просто прийти ко мне и отрубиться прямо в кресле, пока я собиралась на свидание. Я его не будила – тихо стелила постель, тихо готовила поесть. Мне было уютно от его доверия, я восхищалась его безоговорочной преданностью работе и подзащитным, которых Витя вытягивал из такого дерьма, что ушей уже было не видно. В принципе, как я потом узнала, только работе он и был верен.
– Садись, кушай.
– Хрена себе, аперитив, – отвернувшись, он замечает бутылку виски. – Но, мне, пожалуй, что-нибудь без алкоголя.
Беру бутылку колы из шкафа. Витя пьет крепкие напитки только тогда, когда имеет время остаться на ночь. Сегодня явно не тот случай. Достаю чистый стакан и два новых кубика льда.
Мой гость усаживается за стол и удовлетворено кивает, когда бокал с виски я заменяю стаканчиком колы. В итоге виски достается мне.
Витя, набросившись на жаркое, едва ли не постанывает:
– Господи, как вкусно-то.
– Ты вообще ешь на работе?
– Бывает.
Сажусь на стул рядом и не могу удержаться, чтобы не тронуть руку долгожданного и нежданного гостя – просто касаюсь запястья, провожу пальцами по циферблату часов, по ладони, по обрубкам безымянного пальца и мизинца.
Поэтому Витя не носит обручального кольца. Поэтому он – левша.
– Когда учился в школе – был в хоккейной команде, – рассказывал он мне когда-то. – Мы отлично играли. Просто превосходно. Я катал защитником. Дрался, конечно, и травм хватало. Не так, чтобы всегда. Терпимо. А вот это...
Он поднял тогда руку и согнул остатки пальцев.
– Это – моя самая большая ошибка в жизни.
Витина команда проигрывала городской чемпионат, летела в финале. Он развязал драку в третьем периоде, а дрались мальчишки без каргов. Дрались жестко, как могут драться шестнадцатилетние парни, которым, как они для себя решили, нечего терять.
В толчее и неразберихе Виктору проехались по руке. Средний палец и ладонь зашили, безымянный и мизинец восстановить не смогли.
Вот и вся история. Пацан, мечтающий о хоккее и успехе, сконцентрировался на том деле, где для жесткой борьбы и больших денег пальцы не требуются.
Глажу его по руке, вспоминая эту историю. Витя до сих пор смотрит хоккей с каким-то унылым, злым видом. И я охотно верю, что он с бОльшим азартом бодался бы с соперником на льду, чем с прокурором в зале суда, но с ладонью у него проблемы до сих пор.
– Что тут у тебя случилось? – Витя обводит потолок взглядом. – Затопили?
– Угу. Теперь делаю ремонт.
– Хочешь, приеду помочь на выходных?
Я убираю руку от его руки и спрашиваю напрямик.
– Что у тебя с женой? Вы все-таки решили развестись? Серьезно или так, для устрашения?
Виктор откладывает вилку и берет бокал с колой. Покачивает его, наблюдая, как тающие кубики льда постукивают друг о друга.
– По-моему, такой конец был очевиден.
Я настороженно смотрю на собеседника. Жду пояснений, но он молчит. Снова подталкиваю его к ответу:
– Так что теперь?
Он делает глоток.
– Скоро я буду свободен. От жены, от штампа в паспорте и, возможно, от работы.
– Кислород она тебе все же перекроет? Сказала об этом?
– Намекнула.
Я прислоняюсь лбом к его плечу.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже, – без тени иронии отвечает Виктор. – Как будто мне снова отрубают пальцы.
Я хочу сказать "потому что ты снова отыграл грязно", но прикусываю язык. Возможно, тогда для него это был единственный выход пробиться к успеху. После школы Витя поступил в какой-то безвестный провинциальный ВУЗ, потому что на столичные университеты у его семьи денег попросту не было. Поселился у двоюродной бабушки, в пригороде, помогал ей по хозяйству, летом продавал овощи и фрукты с огорода, зимой – варенье и грибы.
На практику Витя возвращался в Москву, но здесь он был не нужен ровно до тех пор, пока не познакомился со своей будущей женой. Про то, как они встретились и как случился их союз, Виктор не рассказывает, а я не спрашиваю, но мне думается, что брак с женщиной, выше его и по статусу, и по возрасту, был лишь пунктом в плане успешного карьериста. А теперь выходит, что этот план разрушала я. Вроде бы пришло время упиваться своим триумфом, а мне горько, совестно и совсем не радостно.
– Я могу чем-нибудь тебе помочь?
– Нет, сам разберусь, – он опускает взгляд. Смотрит не на меня, а на часы на своей руке. – Сам по этому пути пошел, самому и расплачиваться.
– Это я тебя с дороги сбила.
Виктор поднимает глаза, чуть улыбается, оглядывая меня, потом гладит ладонью по щеке, и я тянусь за его лаской, как кошка, разве что не мурлычу.
– Не наговаривай на себя. Это я тебе вовремя не сказал, что женат. Протянул время, как последняя скотина.
– Скотина, – согласилась я. – Но не надо перекладывать мою вину на себя.
– А ты чем виновата? Что я влюбился в тебя по уши, как в первый раз?
Вот и вся суть наших разговоров теперь – мы ищем виновного, убеждая друг друга, что это "не ты, а я", как будто подобная жертвенность сделает нас лучше.
Как будто самобичевание нас оправдывает.
Виктор кладет руку мне на затылок и, притянув к себе, целует – мягко, нежно, трепетно. Отстранившись, прижимается лбом к моему лбу и произносит тихо и отрывисто:
– Надо только рискнуть и пофигу, что всем. Это ведь того стоит...
– Это вопрос?
Виктор не отвечает. Убирает руку, поднимается, заправляет рубашку.
– Ладно... Мне пора.
– К жене?
– Лина, хватит, – неожиданно резко отвечает он. – Я хочу быть с тобой. И... Короче, я на работу. Спокойной ночи.
И уходит, щелкнув замком.
– Спокойной ночи, – мой ответ падает в тишину.
Усевшись на стул, где до этого сидел Виктор, я подтягиваю колени к груди и, взяв стакан с виски, делаю глоток. Горло горит от горечи и остроты, но послевкусие приятное, терпкое. Что-то напоминает, но не могу припомнить, что.
Из ощущений на душе только пустота. Виктор так часто уходил, что кроме нее ничего и не осталось.
Звонит мобильный. Я пару секунд равнодушно смотрю на экран. Что он ещё от меня хочет? Разве наш разговор не окончен?
– Да?
– Слушай, – кашлянув, начинает Витя. На заднем фоне гудит его машина. – Я совсем забыл сказать. На выходных в "Сириус-холле" меценаты проводят благотворительный концерт-открытие после реставрации. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
Думаю переспросить – уверен ли он? Не слишком ли опрометчиво сейчас, во всеуслышание заявлять о нас? Но Виктор подводит черту безапелляционным тоном:
– Суббота, восемнадцать тридцать. Будь готова, я заеду за тобой.
– Ты думаешь... – все ещё сомневаюсь я.
– Это нужно нам обоим. Хватит топаться на одном месте. Так ты готова?
– Да, я готова! – его пылкость и решительность воодушевляют меня. – Буду ждать.
– Люблю тебя. До встречи.
Что-то мне подсказывает, что этот вечер решит все.
В субботу все идет не по плану уже с самого утра. Меня то ли продуло, то ли где-то защемило, но жутко болит правая сторона лица. Таблетка действует не сразу, и пол дня я лежу на диване, пытаясь хоть как-то прийти в себя. Выпиваю ещё одну. Боль притупляется, но любое мимическое движение напоминает, что загасила я ее лишь на время. Под глазами – заметные круги, поэтому с макияжем вожусь долго и подбираю тщательно. Виктор задерживается, поэтому, позвонив мне, говорит, что за мной заедет Макс.
– Я возьму такси, не нужно напрягать Максима, – слышу голос Вити, и настроение поднимается. Что мне теперь – грустить из-за мигрени?
– Он тоже идет, так что без напрягов. Я, может, чуть опоздаю. Только не переживай. Все будет хорошо.
Отвечаю спокойно и понимающе:
– Ничего страшного. Буду тебя ждать.
Макс приезжает точно вовремя – при смокинге и с совершенно невозмутимым выражением лица. Я – в длинном черном платье со вставкой серебристого кружева от разреза до декольте. Волосы уложены локонами и слева подколоты серебряным гребешком – подарком Виктора.
– О, – Макс открывает передо мною дверь машины. – Какая ты красавица.
– Спасибо. А раньше не замечал?
– Вопрос не по адресу. Я не слишком сведущ в подобных мелочах.
– А что для тебя не мелочи? – я пристегиваюсь и весело оглядываю собеседника. – Скажи честно, Макс, ты – гей?
Максим вскидывает брови.
– Если я не таскаюсь за женщинами, я, выходит, гей?
– Не таскаешься или не интересуешься?
– Я выразился четко.
– Ты не любишь женщин?
– Я должен любить вас всех?
– Хотя бы некоторых.
– Что ты от меня хочешь?
– Правды.
– Я гетеросексуал. Без проблем по части потенции. С большим членом.
– Ого.
– Но у меня нет любимой женщины. Я ее ещё не встретил.
– А ты хотя бы пробовал?
– Секс? Конечно.
– Искать женщину.
– Может, в этом и проблема, – мой собеседник пожимает плечами. – У меня нет времени.
– Или ты просто зануда.
– Возможно.
На этом наша милая беседа завершается. Макс следит за дорогой, я смотрю в окно. Именно Макс познакомил нас с Витей. Это случилось на закрытом показе одного отечественного блокбастера. Максим не ставил целью столкнуть нас – ему плевать на все, что не касается его работы, но на премьере мы с Виктором сели рядом. Уехали порознь, но с номерами телефонов друг друга.
Макс знал, что Витя женат. Только не был в курсе, что мы стали встречаться. И все же я до сих пор сомневаюсь, сказал бы этот лис мне что-то, если бы Витя не скрывал наши отношения от всего своего окружения. Макс живет чужими секретами, и они всегда остаются при нем, даже когда получают огласку.
Макс был бы идеальным мужчиной, будь он на порядок глупее.
У главного входа здания, перед лестницей, ведущей к огромным дверям с тёмными стеклами, толпятся журналисты. Макс оставляет машину на парковке и, подав мне локоть, ведет вдоль дорожки, в противоположную от входа и толчеи сторону.
– Мы куда? – спрашиваю я.
– Ты же знаешь, я не люблю всего этого, – Макс машет рукой в сторону встречающих гостей представителей администрации холла. – Мы пройдем с тени.
Тень – это дверь под лесами, с правой стороны здания, где ещё идут ремонтные работы. Нас там ждут и пропускают без вопросов. Макс тянет меня вперед, по узкому темному коридору, но даже здесь слышен шум с улицы. Сжимаю локоть своего спутника.
– Скажи честно, Витя задумал это специально?
Макс не играет в дурака. Останавливается аккурат перед дверью, так, что свет падает на его лицо, и без тени эмоций переводит взгляд на меня.
– Тебе должно быть виднее. Я не склонен искать подвох в его просьбе.
Киваю в ответ и молчу. Может, я, правда надумываю.
Мы выходим в бенуар, минуя холл, с боковой двери. Макс ведет меня в кресло первого ряда. Справа уже сидит пожилая пара. Здороваюсь и усаживаюсь, положив сумочку на колени. Макс садится рядом.
– Неплохо, – замечает, оглядывая огромный, многоярусный зал, привычно оформленный в золотых и красных тонах. В партер проходят гости, амфитеатр уже полон. С балконов слышатся смех и возгласы. Сцена сокрыта за тяжелым бордовым полотном, а в оркестровой яме располагаются музыканты.
Достаю мобильный – ничего. Выключаю звук. Гостей все больше, времени до начала представления все меньше.
Макс, как всегда, при делах – говорит по телефону, не переставая. Здоровается с кем-то, проходящим в партер.
Раздается звонок, по всей видимости, второй. Шум поднимается ещё больший – гости торопятся занять свои места.
– Привет, еле успел, – к нам подскакивает Виктор, целует меня в щеку, жмет руку Максу.
Я перевожу дух.
Ну вот и все -никаких больше тайн.
Макс было поднимается, чтобы уступить Вите место рядом со мной, но Виктор хлопает друга по плечу.
– Я лучше с краю сяду. Вдруг будут звонить – придется выйти.
– Ты уверен? – уточняет Макс.
– Да, а в чем дело?
– В том, что ты пригласил сюда девушку. Свою девушку. Или я что-то не понимаю?
– Бля, Макс, что ты опять привязался? – Витя садится рядом с ним, перегибается, чтобы увидеть меня. – Алина, все же нормально? Не слушай этого выдумщика.
– Я – выдумщик? – холодно переспрашивает Макс. В ответ Витя злобно шипит:
– У меня клиента могут задержать с минуты на минуту. Я что, по-вашему, должен делать? Послать его?
Макс оборачивается ко мне, и оба, не сводя глаз, ждут моей реакции.
Дают третий звонок. Гаснет свет.
– Ничего страшного, – отвечаю я, отворачиваясь – Все нормально.
Занавес поднимается.
Все, кроме одного человека в партере, смотрят на сцену. И я вижу его лицо в свете софитов. Алексей, не сводя с меня глаз, поднимает одну бровь. Я выдавливаю жалкую улыбку и перевожу взгляд на сцену.
До перерыва Виктору никто не звонит. Зато Макс выходит пару раз, прижимая мобильный к уху. Витя в эти моменты оборачивается, душевно улыбается мне, но не подсаживается ближе.
Я не собираюсь его ни о чем спрашивать, убеждать, настаивать, говорить, объяснять или, наоборот, выслушивать объяснения. Это конец, жирная точка, его очередное отступление, бессовестно явное и пренебрежительно оскорбительное.
Поэтому, когда раздается звонок на перерыв, я поднимаюсь и ухожу. Мимо него и мимо Макса.
– Лина, стой! – Витя было хватает меня за руку, но тут же отпускает. – Куда ты?
– Иди к черту.
Торопливо миную коридоры, спешу к запасному выходу. Меня выпускают без вопросов, и вот тут, под лесами, Витя догоняет меня и ловит за запястье.
– Что опять за сцены? – раздраженно интересуется он.
Я дурею от злости.
– А ты не знаешь? Не догадываешься? Ты – хренов трус, Витя.
– Да что я сделал?!
Боже, сама невинность. Мне хочется его ударить, чтобы хоть как-то вогнать в его голову мысли, что он может быть неправ.
– Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе. Поэтому прислал Макса, поэтому не сел рядом. Да?
– Ну что за бред, Лина? Что ты опять начинаешь? Пойдем в зал.
– И ты сядешь рядом?
– Да что... – он шумно выдыхает и обводит глазами леса над нами. – Ладно. Хорошо. Я сяду рядом, но если мне понадобиться позвонить или выйти...
– Что, прости? Это угроза? Предупреждение? А, может, мне прийти к твоей жене и спросить, как продвигается ваш бракоразводный процесс? Она удивится или как?
– Тебе не идет быть истеричкой, – сухо замечает Витя.
– А ты хреново врешь для адвоката. Правильно сделал, что вверил карьеру в руки своей жены.
– Хватит! Это уже не в какие...
Я не дослушиваю – вырываюсь и ухожу. Останусь хоть на секунду – выцарапаю ему глаза.
– Лина! Если уйдешь сейчас...
Я, не поворачивая головы, вскидываю руку с поднятым средним пальцем. Оскорбленный Виктор в этот раз не идет за мной. То ли трусит, что выйдем на открытое пространство, то ли обиделся окончательно. Я иду быстро, почти бегу, путаясь в платье, опустив голову. Мне бы убежать отсюда подальше. От Вити, от его вранья, от любви, которая никому не нужна, от мужчин, которые не рискуют своим благополучием ради женщин, которым клянутся в любви. Можно убеждать себя в обратном, свято надеяться и верить, что есть, наверное, другие, исключения, один на миллион, но я его не знаю. Поэтому бегу, спотыкаясь и пару раз едва не падая. Пребываю в некой прострации – смотрю в одну точку, куда-то под ноги и не могу поднять глаза. Или я застыла, или мир, но из этого вакуума меня вырывает не громкий окрик, не взвизг шин и не гул клаксона, а чьи-то сильные руки.
И я не слышу, как орет водитель красной машины, не понимаю, когда я успела перескочить бордюр, но вижу перед собой Алексея, который, тряхнув меня за плечи, грубовато интересуется:
– Ты в себе?
– Я... Я... – оглядываю центральный вход в концертный зал за его спиной. Перерыв уже закончился – на улице, кроме нас и случайных прохожих, никого. – Я... Нормально.
– Уверена?
– Пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Я не могу... Не хочу сейчас...
– Тебя подвезти? – перебивает он несвязный поток обрывочных фраз.
Медлю с ответом. Оборачиваюсь, оглядывая улицу, машины, людей. Будто вижу все впервые. Будто только что проснулась.
– Разве тебя там никто не ждет? – я киваю на здание концерт-холла.
– Мое отсутствие их не слишком разочарует, – Алексей поворачивается боком и приподнимает локоть. – Так что, идем?
Я опираюсь о его руку и закрываю глаза, испытывая некое чувство, обитающее на границе равнодушия и умиротворения.
Как так выходит, что один и тот же человек всегда оказывается ровно там и тогда, когда он нужен? И сейчас я будто делю с ним всю тяжесть обиды и разочарования, которые едва ли не физически ощутимо давят мне на плечи.
Наш путь проходит в молчании. Алексей не пытается начать разговор, я – не имею желания. Боль снова пробивается, и мне теперь тяжело даже моргнуть. Леша подвозит меня до подъезда. Выскакиваю из машины быстро, прежде чем водитель соображает выйти и открыть передо мною дверь. Не хочу галантности из жалости, а сейчас мне все хорошие поступки Алексея видятся именно такими.
На улице уже темно, и от этого легче. День ушел.
И все ушло.
– Спасибо, Леш, – я оборачиваюсь и пытаюсь улыбнуться.
Алексей вскидывает бровь.
– Что у тебя со щекой?
– Наверное, продуло.
– Ты похожа на косого хомяка. А твое "продуло" – на флюс.
– Ты что, стоматолог? – зло интересуюсь я.
– Да нет, – Алексей потирает подбородок. – А вот мой хороший знакомый – да. Может, отвезти тебя? С такими вещами не шутят.
– Ничего там нет, – душа болит сильнее, чем лицо, поэтому мне плевать, флюс там или что-то ещё. – Ещё раз спасибо и спокойной ночи.
Захлопываю дверь. Алексей разворачивает машину боком, опускает стекло.
– Если будет совсем плохо – звони.
– Хорошо.
Я очень тороплюсь домой. Слезы в моей жизни – момент редкий и интимный. Я плачу долго и в подушку. От рыданий боль становится просто невыносимой. Съедаю ещё таблетку и даже засыпаю, чтобы проснуться в шесть утра и понять, что я не могу перевернуться на правый бок. Больно вообще везде, я не могу открыть рот. А ещё боюсь смотреть в зеркало, поэтому отворачиваюсь от него, стараюсь привести себя в порядок без оценки состояния в отражении и перестать паниковать. Голова кружится, и, надевая куртку, я едва не падаю в обморок, плечом задев дверь. Достаю мобильный – хочу вызвать такси, но не успеваю открыть программу, как мне звонят с незнакомого номера.
