Текст книги "По обстоятельствам, без обязательств (СИ)"

Автор книги: Дасти Винд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава 15

После приема у меня с собой направления на анализы, рецепты на витамины и бардак в голове.

Я могла ожидать чего угодно, но не беременности.

Об аборте не может быть и речи. Я хочу ребенка и ни при каких обстоятельствах не причиню ему боль. Он ведь, даже будучи одной клеткой, уже показал себя настоящим бойцом.

Доктор пояснила, что антибиотики могли снизить эффект противозачаток.

А я об этом даже не подумала.

Я антибиотик-то пила всего пять дней.

Из-за того, что беременность развивалась на фоне приема лекарств, получаю ещё одно направление на УЗИ, на седьмой неделе. Ничего страшного. В чем я уверена совершенно точно, так это в том, что упрямая малявка внутри меня – здорова, готова расти, развиваться и жить.

Она уже сильнее меня.

Или он.

По поводу всего остального я – в прострации.

Что теперь делать? Позвонить Лёше, которого сама же решила проверить, от проблем которого решила отдохнуть?

Оказаться в центре его внимания? Выйти за него замуж (а вдруг?) по залету, окончательно настроив против себя его детей? А ведь эта змея, их мать, на многое способна, тут сомнений нет. И если она готова угробить своих детей, чтобы заполучить Алексея, то я ради мужчины ребенка не использую никогда.

А Лёша? Всё это слишком похоже на манипуляцию им. Я хотела, чтобы он чувствовал себя собой рядом со мной и сам сделал выбор, а теперь получается, что он мне фактически обязан.

Это вообще нечестно. Это моя ошибка.

Нет, мой просчет.

Нет, моя проблема.

Нет, МОЙ РЕБЕНОК.

И я смогу уберечь его и от ревнивой идиотки Анастасии, и, если понадобится, от всего семейства Алексея, включая его самого.

Придет – тогда посмотрим, тогда решим всë вместе. А пока у меня есть только я и мой ребенок.

Проходит всего несколько дней, и я, привыкшая к тишине, понимаю – возможно, Алексей не решится прийти первым. Возможно, так даже лучше.

И грусть сменяется злостью.

Пошел он к черту.

Но когда поздним вечером звонит мобильный, бросаюсь к нему, как к Святому Граалю. А это всего лишь Макс.

– Да? – устало отвечаю я.

– Здравствуй. Не отвлекаю?

– Привет. Нет. Что?

– Нормальный разговор. Проблемы с идеальным?

Возвожу глаза к потолку, вздыхаю.

– Есть немного, – говорю уже спокойнее. – Извини, Максим. Что-то случилось?

– У меня к тебе просьба. Буду должником.

– Всё, что в моих силах.

– Уже лучше. Сможешь организовать три последних номера вашего журнала за подписью главного? С наилучшими пожеланиями, бла-бла.

– Конечно. Запросто. По одному?

– По два.

– Хм... Ладно, постараюсь. Завтра позвоню, как будет готово, окей?

– Отлично. Место пересечения?

– Без разницы.

– Я могу заехать к тебе на работу.

– Как тебе удобно.

– Огромное спасибо. Ты настоящий друг.

– Да я так и поняла. Ты теперь мой должник.

– Без вопросов. До завтра.

Вздохнув, жму "Отбой", смотрю на экран. Мне хочется плакать. А когда хочется плакать – начинает тошнить.

Я ещё никогда в жизни так себя не жалела.

И эта смена настроений меня невероятно бесит.

Захожу в what's app. Алексей онлайн. Набираю ему сообщение. Ничего особенного: "Привет. Как дела? " Набираю – и не отправляю. Отправлю – будет разговор, мне придется сказать о ребенке. И тогда начнется настоящая война. А когда он напишет сам и захочет прийти, он будет готов остаться со мной искренне, без принуждений и навязанных обязательств.

Ночью я совершенно спокойна. Даже счастлива. На меня будто снисходит умиротворение. И даже утренняя тошнота не воспринимается как что-то ужасное. А на работе – сплошная беготня. От одного кабинета до другого и обратно, опросы, звонки, в обед – встреча. Я подписываю Максу журналы, кидаю их в машину и... вспоминаю о них только вечером, когда еду домой и в зеркале замечаю на заднем сидении блик от обложки.

– Молодец, растяпа, – шепчу себе под нос и, встряв в пробке, звоню Максу.

– Забыла?

– Да! Уже еду домой. Журналы со мной. Заберешь?

– Нет проблем. Откуда?

– Со стоянки, перед офисным зданием. Сейчас точный адрес скажу...

– Не нужно. Я помню.

Через пятнадцать минут я добираюсь до места встречи, и меня вдруг озаряет мысль. А ведь за всю неделю нашего перерыва я здесь ни разу не столкнулась с Алексеем. Вряд ли он избегает меня, но всё же... А что, если, как и говорила Анастасия, он пошёл по легкому пути? Вернулся туда, где давно постелено...

Что ж, наверное, в этом отчасти виновата я сама. Надо было держать, надо было тянуть, а я не захотела.

Макс стоит у своей машины, опершись бедром о капот. Место для встречи выбрал неудобное – прямо на въезде – ему же парковаться не надо, а думает он только о себе.

Останавливаюсь рядом – так, чтобы никому не мешать. Леплю на лицо улыбку, выскакиваю навстречу.

– Привет.

– Здравствуй. Ты бледная.

– Знаю, устала, – открываю дверь заднего сидения, беру журналы, выпрямляюсь и вижу, как мимо моей машины, к выезду со стоянки, вальяжно катится черный пикап.

Резко отворачиваюсь.

Алексей не тормозит. Не останавливается. Не подъезжает.

Я, наверное, впервые оказалась права. И эта правда бьет наотмашь.

Прижимая к груди журналы, на каблуках поворачиваюсь к Максу. Тот протягивает руку.

– Отлично! Спасибо.

– Поцелуй меня, – с дрожью в голосе прошу я. – Максим, поцелуй меня.

– Что?

Я роняю журналы, я делаю шаг вперед и, схватив обескураженного собеседника за запястье, тяну его к себе. Наш поцелуй похож на удар – резкий, болезненный, отчаянный. Макс обнимает меня, отвечает не в тон – хищно и жадно. Почти зло.

У меня закладывает уши, и я будто издалека слышу пронзительный визг шин, истерично долгий гул клаксона и громкий, злобный крик:

– Куда, блять, прешься, козлина?! Глаза протри, фермер, твою мать!!!

Макс отпускает меня. Оглядывает, поджав губы.

– Что-то исправили или сломали? – спрашивает мягко, с пониманием.

Я оборачиваюсь. Пикап на всех парах выскакивает на главную, едва не влетев под грузовик. Сердце замирает. И бьется снова.

– Я не знаю, Максим, – тихо отвечаю я, взглядом провожая черную тойоту. – Но так будет лучше.

– Не люблю эти слова, – Макс поднимает с земли журналы, отряхивает их. – Они несвойственны такой умной женщине, как ты.

– Спасибо. Испачкались?

– Чуть-чуть. Не беспокойся.

У меня горят щеки. Я не могу прийти в себя. Я себя не понимаю.

Макс тормошит меня за плечо.

– Али-и-ина.

– Да? Что? – поднимаю глаза и вижу у Макса кровь на губе. – Боже, Максим, прости! У тебя тут...

Он ловит меня за руку и осторожно, но решительно пресекает мои жалкие попытки исправить ситуацию:

– Все нормально. Заживет. Но, послушай, дорогая...

Никаких угроз, но я отступаю. Макс продолжает, сухо и по-деловому:

– Если меня спросят, кто мы друг для друга, я отвечу, что никто. Прости, но мне твои личные проблемы не нужны.

– Я понимаю. Это очень глупо.

– Береги себя.

Макс уезжает, а я остаюсь наедине со своими ошибками.

Мужчины поступают так, как им удобно. Женщины поступают обратно тому, к чему их принуждают.

И вместе мы рушим жизни друг друга.

Алексей

Я смотрю из окна, как она рано утром идет к машине. Смотрю поздно вечером, когда приезжает. Не поднимает головы, как раньше, не ищет светлый квадрат окна. Я хочу спуститься к ней, идти рядом, до подъезда, а вижу только, как она уходит в вечер.

Я не имею права её тревожить, пока не решу проблемы своей жизни. На тишину у меня неделя, не больше.

– Шеф, документы завернули.

Оборачиваюсь, отрывая взгляд от её машины.

– С какого?

Сергей мнется, опускает глаза:

– Со всех.

– Ладно, – снова отворачиваюсь к окну. – Идите домой.

– Завтра платежи по кредитам...

– Знаю. Иди, Сергей. И девчонкам скажи, пусть убегают.

– Ты не думаешь, что нас кто-то сливает?

– Это очевидно.

– Но как?

– Не знаю. Может, у нас завелся крот? – мне самому смешно от этого вопроса. Ларионов платит моей же монетой. Крота на крота. Сколько я в свое время на него нарыл дерьмовой мелочи – да все впустую. Посадили замов, шестерок, даже его счетовода. А он вышел чистым.

У меня странное ощущение, что главный козырь у него ещё в рукаве.

– Иди, Сергей.

В конторе тишина. Я сижу за компом и смотрю на яркий экран. Перевожу взгляд на мобильный. Пишу сообщение.

"Привет. Как ты? " – слишком просто. Удаляю.

"Спокойной ночи" – да ну, нет.

Нахожу песню, нашу, ностальгическую. Оказалось, по молодости оба гоняли её на репите на волкмане, про криптонит и Супермена. Алина под неё прыгала, как сумасшедшая.

Отправляю.

Молчание.

А она онлайн.

У меня в глазах двоится. От компьютера, от мобильного, от всей этой херни.

Тишина кабинета какая-то слишком громкая. От неё уже голова болит.

Вчера с Лидой были на приеме у психолога. Настя тоже приехала. После нашего совместного сеанса, психолог назначила время отдельно для меня. Будем обсуждать мою бывшую жену, в этом я уверен.

– Поедем к нам, – зовет Настя, выходя из кабинета психолога отчего-то очень довольная собой. – Поужинаем, все вместе. Как семья.

Садится вплотную, цепляется за локоть.

Снимаю её руку с моей.

– Мы с тобой не семья, Насть.

– Что у тебя опять не так? Любовница не дала?

– Ты говоришь о женщине, которую я люблю. И я тебе в сотый раз повторяю – не лезь. Просто не лезь к нам.

Подтягивается и шипит мне в ухо:

– А я в сотый раз отвечаю: ещё попросишься обратно.

Лида выбегает последней. Бежит ко мне, не к матери.

– Я тебя люблю, пап!

– И я тебя, дочь.

– Мороженое купишь?

– Я же обещал.

Все будет лучше.

Завтра ещё один сеанс. И завтра же встреча с Ларионовым. По его просьбе. Хотя, скорее, по требованию.

Откидываюсь на спинку стула. Закрываю глаза. Открываю – утро.

Мое сообщение Алине до сих пор не прочитано. Значит, пока молчим. Пока не время.

И снова смотрю на неё из окна.

Может, это конец? Может, и не нужен уже? Она всегда уверена в себе, всегда знает, что хочет. У неё – всё налажено. А я с кучей своих проблем, из которых по щелчку и не вылезешь.

– Алексей Алексеевич, из банка звонят. По кредитам.

– Хорошо, Марин. Сейчас возьму.

И снова нам дают отсрочку. И снова я не еду к Ларионову. С такими не договариваются. Выкарабкаемся.

Если не грохнет, по старой памяти.

Вечером еду к психологу. Лида с матерью будут позже. Настя не знает, что у меня сеанс. Не её дело.

Говорю немного – мне вполне ясен посыл. Но разговорами клубок никогда не распутаешь. Надо брать и дергать. Главное так, чтобы она детей в своей паутине не закуклила окончательно.

– Алексей, у вас не оплачены три сеанса, – напоминает мне психолог, когда я уже собираюсь уходить.

– Настя не переводила деньги?

– Нет. Вы договаривались, что платит она?

Я киваю, прощаюсь и ухожу, обещая, что перевод будет.

На парковке встречаю Настю и Лиду.

– Ой, ты уже здесь?

– Папа, привет!!!

– Да, пораньше приехал. Лидок, беги вперед.

Настя улыбается, подходит ближе. Замечает участливо:

– Выглядишь уставшим.

– Есть немного. Анна Викторовна сказала, что не получала деньги за сеансы. Я тебе скидывал на психолога, разве нет?

– Понимаешь... – Настя закусывает губу. – Ты же в курсе, что у нас сейчас небольшие финансовые трудности?

– У кого "у вас"?

– У меня и детей.

– Дети тут причем? Какие у тебя трудности? Работу найти не можешь?

– Ладно! Так и быть. Скажу! Я собираюсь открыть студию красоты. У меня были кое-какие накопления. Их, конечно, не очень хватает. И я хотела попросить помощи у тебя.

Мы уже в коридоре перед кабинетом. Я останавливаюсь, поворачиваюсь к Насте.

Она улыбается, весело смотрит на меня.

– Я уже зарегистрировала ИП. Ты же поможешь мне?

– Чем? Бухгалтера прислать?

– Ну, с начальным капиталом.

– Бери кредит под машину. Субсидию для малого бизнеса. Возьмешь хоть копейку из детских денег, я подам на тебя в суд.

Мгновение оторопелого молчания.

– Ты шутишь?

– Нет. Если ты не можешь обеспечить детей, их обеспечу я. И квартира, между прочим, оформлена на них.

Улыбки больше нет. Смотрит на меня, вытаращив глаза. Потом хмурится, взгляд темнеет.

– Не шути так, Алëша.

– Какие шутки, Настя. Твой бизнес я тянуть не собираюсь.

– Опять твоя мымра мозги тебе промыла?

– По себе других не судят. Короче, Насть. Мне надоело это повторять, но всё, что касается детей – это наши общие проблемы. В остальном – разбирайся сама. Если твои проблемы влияют на детей, я их заберу. Детей, а не проблемы. Если ты будешь и дальше их использовать против меня, мозги им портя и нервы. И квартиру в придачу.

– Ты палку перегибаешь. Я и так стараюсь...

– Ни черта ты не стараешься. Заплати за сеансы. Чеки пришли мне. Все деньги, которые я даю на детей, теперь подотчетные. Нет – я подаю в суд.

– Да как ты можешь... Сколько можно меня унижать? Ты... Ты ещё и угрожаешь мне?

– Это не угроза. Это предупреждение. Очередное и последнее.

– Ты не отберешь у меня детей. Они с тобой не пойдут!

– Ты уверена?

К нам подскакивает Лида, которая до этого листала новые детские книжки на стойке, у диванчика.

– Пап, идем? – берет меня за руку.

– Лëша, ты все, что у нас есть, – Настя хватает меня за запястье. – Мы не сможем...

– Нет у меня тебя. Есть наши дети. Дети, которых ты теряешь.

Она остается одна в коридоре. Уже без слез, смотрит нам вслед, вскинув брови. В шоке. Лида оборачивается, бросает хмурый взгляд на мать.

– О чем вы говорили?

– О том, что маме надо быть внимательнее к вам.

Дочь вздыхает печально и шепотом спрашивает:

– Ты ведь не вернешься к нам?

– От вас я не уходил, – терпеливо повторю в тысячный раз. – Мы с твоей мамой просто расстались. Она полюбила другого мужчину.

– А нас разлюбила.

– Нет.

– Да.

Я замираю перед дверью психолога.

Лида смотрит на меня снизу вверх.

– Дочь, ты ошибаешься.

– Но ты ведь нас не разлюбишь?

– А ты как думаешь? Могу я вас разлюбить?

Лида крепко сжимает мою руку.

– Антон сказал, что ты никогда не поступишь, как мама. И мы не будем, как она.

– Не вините её во всем. Ей просто нужно о многом подумать. Она очень устала.

– А ты?

– А я привык.

Лида снова вздыхает и заходит в кабинет.

Теперь Настя со мной не разговаривает. Зато я не устаю ей напоминать, чтобы сохраняла чеки. Попыталась угрожать мне алиментами – я попросил нашего бухгалтера рассчитать ей, сколько она получит, если перечислять деньги на детей я буду с зарплаты. Больше про суд она мне не писала.

И да, я не верю, что квартирой она дорожит больше, чем детьми, но... Пусть поймет, что может остаться без всего, если не прекратит строить сериал из наших жизней. Мне плевать на её личные драмы.

Через пару дней она звонит мне и просит бухгалтера – чтобы оформить документы на субсидию.

Нет, она точно пока не сдалась в плане зацепить меня. Но, чувствую, больше так в открытую и гадко играть не будет. Может, она и манипулятор, но не дура. И за детей боится, и за то, что останется без гроша и статуса "состоятельной".

Пусть пашет. У меня тоже работы немерено.

На выходные едем на объект в области. Взяли без конкурса, ребята сами на нас вышли. Торопят, хотят успеть до осени привести дом в божеский вид. Поэтому дел по горло.

Выхожу с работы поздно, когда уже темень во всех дворах.

И вижу Алину у её машины.

– Лина! Лина, постой!

– Простите? – незнакомая женщина, испуганно прижимая к себе сумку, оборачивается ко мне. – Вы... Вы, наверное, ошиблись.

– Да, – делаю шаг назад. – Ошибся, извините.

Остаюсь на стоянке один.

Пойти к ней сейчас? А почему нет?

По привычке иду к супермаркету, чтобы взять ликер, когда со спины фары освещают лестницу и группку молодежи с пивом. Под пронзительный гудок народ разбегается, но сигналят мне.

– Эй, Батурин! Долго от меня бегать будешь, а?

Ларионов всегда сам водит машину. Гелик, конечно.

Я оборачиваюсь, потирая затылок. Принесла нелегкая.

– А тебе чего от меня надо, любезный?

Ларионов захлопывает дверь и идет ко мне, потирая руки. Бросает, мотнув головой:

– По-хорошему бизнес не хочешь вести, а? Думаешь, один выплывешь?

– Выплыву. Не по дерьму зато. Ваши косяки переделывать буду.

– Какие такие косяки?

Достает пачку сигарет. Предлагает. Отказываюсь, вытаскиваю свои.

– Хреновых ты работников набрал, – замечаю я, выпуская дым из уголка рта. – Людей, говорят, дурят. Акты подделывают. Материалы воруют. На дешевое фуфло меняют.

Ларионов отворачивается, усмехаясь.

– Ну, если бы ты со мной работал, не воровали бы, да? Законник.

– Тебе это вот всë зачем?

– Что зачем?

– Фирма моя. Я. Мы же не друзья.

Ларионов насмешливо смотрит на меня.

– Шанс тебе дать хотел. Думал, может, мозгов прибавилось за это время.

– Ты лапшу мне на уши не вешай.

– А что вешать? Знаешь, сколько со мной вашей братии теперь работает? В предвыборной компании помогать будут некоторые... Я что хочу сказать... Надо жить дружно. Сейчас особенно.

А то сейчас в спину не стреляют.

– Я тебе дорогу переходить не собирался, – пожимаю плечами я. – Бизнес.

– Ага. Бизнес, – кивает Ларионов и, выкинув окурок щелчком пальцев, поворачивается ко мне. – Нос не суй на мои объекты, бизнес...

– Работайте лучше.

– Так мы и стараемся. Роем вовсю. У тебя научились. Бывай.

Докуриваю сигарету, провожая Ларионова взглядом. Он с самого начала знал, что я не соглашусь с ним работать. Только перед кем-то пытается выслужиться, показать, что исправился. И идет по пути праведника.

Но ведь посадил мне кого-то шею. Кого?

Поднимаю глаза на темные окна своего кабинета. Перевожу взгляд на дорожку, ведущую от супермаркета к её дому.

– Прости, радость моя, завтра приду пораньше, – и возвращаюсь на работу.

Но завтра уже поздно.

Я выезжаю с работы пораньше. Не хочу к ней с пустыми руками. Может, серьги возьму или кулон. А там – кто знает, что к ним ещё следует подобрать.

Только выруливаю с места, как замечаю её. Это кажется каким-то чудом, когда весь день думаешь о человеке, а потом вот так, случайно встречаешь его. Хотя какая тут случайность – наверное, опять подгадал.

Сбавляю скорость – она стоит прямо перед выездом, а я не могу остановится, потому что впереди кто-то хер знает как припарковал свое корыто. Объезжаю его, едва не задев бортом, прижимаюсь, пропуская встречного и оборачиваюсь.

Оборачиваюсь, чтобы подъехать к ней.

Когда она целует другого мужчину.

Того, с кем я видел её не однажды.

Он подвозил её как-то раз, и в театр, где мы случайно встретились, они пришли вместе.

Старый друг. Который не стал ждать, как я.

И она ждать не стала.

Я бью по газам. Резко даю вправо и чуть не влетаю в газель. По хрену, если честно. Только бы уехать сейчас отсюда. Только бы не выйти им навстречу.

Ждал? Дождался.

От злости перед глазами все плывет. Как-то выезжаю на главную, как-то вклиниваюсь в поток.

За каким чертом вот так вот?

Час, два мотаюсь по пробкам. Нет, без вопроса я её не оставлю. Что-то не так, что-то не в её духе. Верить не хочу, понимать тоже.

Потемну возвращаюсь обратно. Еду мимо офиса, сразу к ней. Жду, пока кто-нибудь откроет дверь подъезда. Поднимаюсь, пыхтя, как бык.

У её двери замираю. В этом проекте ванная комната в прихожей, у двери. Поэтому слышно, как вода шумит по стояку.

Она дома.

Звоню.

Шум воды резко обрывается. И тишина.

Звоню ещё раз.

– Алина.

Знаю, что она там. Может, не одна. Не знаю, почему.

Стучу. Нет ответа.

– Алина, – ладонью бью в дверь, раз, другой. – Алина, открой! Нам надо...

Тихо.

– ... поговорить.

Закрываю глаза, опираясь рукой о косяк, лбом прислоняюсь к металлу двери. И слышу тихий голос.

– Уходи. Пожалуйста.

Ходит слух, что первая любовь самая яркая, запоминающаяся, искренняя. Это не совсем так. Потому что лучше запоминаешь последнюю. Потому что зрелость любит отчаяннее.

Она как осень после лета. Как ощущение скорого праздника. Как тоска по всему хорошему, по каждому воспоминанию юности. Как лучшая книга жизни, потому что и душу трогает, и разум, и сердце. Потому что больше не хочешь искать. Она вымотает, она воздух перекроет возможно. Останется тайной, останется одним из главных сожалений. Или растечется по всей жизни теплой радостью, если рискнули, смогли и вырвались.

– Алина...

– Прошу тебя, хватит...

Замечаю про себя, что слышно еë хорошо. Надо бы запенить короб.

Господи, дурь какая.

Она не откроет.

Я стою и чего-то жду. Долго. До того момента, как женщина из соседней квартиры, высунув нос через щелку, доверительно сообщает мне, что если я, слишком тупой и нормальных слов не понимаю, она может позвать управдома или даже позвонить в полицию.

– Извините.

– Да чего уж там, – соседка приоткрывает дверь чуть шире и сочувственно кивает. – Тут каждые полгода такие сцены. Вы не первый и не последний, но больно упорный.

– Ясно. Спокойной ночи.

Отворачиваюсь и спускаюсь вниз.

До утра стою у подъезда, будто жду его или её. Лучше его, потому что хотя бы в морду дам. Хотя бы что-то сделаю вовремя.

Легкие уже болят, потому что курю, не переставая.

Ей, наверное, без меня лучше.

Мне, наверное, без неё жить.

Всё это как будто уже было.

Всё это как будто опять со мной.

Я увижу её ровно через неделю, на очередном благотворительном вечере. Она, конечно, будет не одна, а со своим новым мужчиной – старым другом, который, сухо улыбаясь, вложит её руку в ладонь Ларионова.

Тот поведет Алину на медленный танец.

Мимо меня. А я, отступив в сторону, выйду из зала следом за её любовником.