Текст книги "По обстоятельствам, без обязательств (СИ)"

Автор книги: Дасти Винд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 8

Алексей приходит в первом часу ночи. Я не сплю, хотя не собиралась его ждать. Мысли, одна неприятнее другой, не дают заснуть. Только я решила, что с Алексеем у нас все возможно, как тут же налетела на проблему. Да какую! Такую, которую сама бы ни за что не смогла обойти.

Его дети, его маленькая дочь ждет, что он вернется. И, видимо, предпосылки к этому были.

Не о том прошлом я волновалась.

Алексей не звонит – стучит, негромко и быстро.

– Не спала?

Отрицательно качаю головой.

– Так и подумал, – он снимает пиджак, вешает его на крючок и, не оборачиваясь ко мне, задает вопрос:

– Говорить будем сейчас или завтра?

– Как хочешь. Ты вообще ничего не обязан говорить.

– А ты разве не спросишь? – он оборачивается и чуть улыбается. – Или мое прошлое тебя интересует только в плане работы?

На мгновение теряю дар речи. Да он ещё хуже Макса!

– Извини, – опускаю глаза. – Но людей некоторых профессий я опасаюсь.

– Каких же? – он притягивает меня к себе и, слегка откинув назад голову, оглядывает мое лицо. – Алина, посмотри на меня, пожалуйста.

– Ну бандитов и политиков, доволен? – резко отвечаю я. – А тебя с первого раза не поймешь. Что смешного?

Тыкаю Лёшу в бок, потому что это хренов конспиратор едва не срывается на хохот.

– Бандит? Ха-ха-ха! Я похож на бандита? Нет, серьезно?

– Да! Похож!

– Чем?

– Наглый и много выпендриваешься! И у тебя есть яхта! Что, разве не так? Пусти!

– Не пущу. Дай, поцелую.

– Что я такого смешного сказала? Я...

Он закрывает мне рот поцелуем, и вместо того, чтобы оттолкнуть этого хама, я обнимаю его за шею и прижимаюсь к крепкому телу так плотно, что чувствую удары сердца.

Алексей отстраняется первым и, оглядев меня с победным видом, насмешливо замечает:

– Ты могла просто спросить.

– Я думала: раз не говоришь – значит, что-то скрываешь.

– Скрываю. Но тайна не моя. А кем был – почему нет? Оперативником в федералке.

Мы с Максом почти угадали.

– А что же не пошел дальше? За такое место сейчас держатся.

– Понял, что не мое. Вот и все.

– А ранение получил на службе?

– Ага.

– Да ты крутой!

– Ну... Не очень. Так было надо.

Я отступаю на шаг и удивлено смотрю на собеседника.

– Что значит "надо"?

– А то и значит, что иногда, чтобы кого-то сцапать, надо по-хорошему подставиться.

Я морщу лоб. Что-то подобное я слышала, когда работала по криминалу, но в подробности не вдавалась. Поэтому бросаю наугад, в желании сумничать.

– Гамбит?

Алексей пожимает плечами и проходит мимо меня, в ванную.

– Да как не назови, приятного мало. Но это было мое решение и моя инициатива. Удачная в плане итогов, неудачная в плане ситуации и лично для меня.

Я останавливаюсь в дверях. Скрещиваю руки на груди и плечом прислоняюсь к косяку. Лёша включает воду, кладет ладони на край раковины и проверяет, не готова ли она отвалиться. Предусмотрительно после сегодняшнего утра.

– Я удовлетворил твое любопытство?

– Отчасти. И долго ты ещё там проработал?

– В районе года. За это время познакомился с женой. Она очень гордилась моим званием. Больше, чем я. Она забеременела, мы поженились, я уволился и ушел в бизнес.

– Зря я не взяла у тебя интервью.

– Конечно, зря. Но ты бы все равно спрашивала меня про строительство, разве нет?

Я улыбаюсь, глядя на него. Мой ночной гость стряхивает воду с лица и смотрит на мое отражение в зеркале.

– Чего?

– Пойдем лучше ужинать, – снимаю с крючка полотенце и протягиваю Алексею. – Об остальном поговорим завтра. Или потом. Или тогда, когда сочтешь нужным.

– Я считаю нужным сейчас, – серьезно отвечает Алексей. – Потому что тут надумывать нечего. Идем.

Пока я разогреваю еду, Лёша стоит у окна, опершись ладонями о подоконник и смотрит вниз.

– Когда ты собираешься делать ремонт на кухне? – внезапно обернувшись, спрашивает он.

– Не знаю, – я оглядываю потолок. – Тут слишком много надо двигать. Снимать шкафы, разбирать холодильник.

– Могу помочь.

– Сам?

– Конечно. Или ты хочешь, чтобы я прислал тебе бригаду гастарбайтеров?

– Нет, мне тебя вполне достаточно.

– И это очень радует, – Алексей подходит ко мне и, поймав за запястье, притягивает себе. В его объятьях тепло и тихо, не хочу даже дышать. Зато Лёша, проведя губами по моей шее, глубоко вдыхает и со знанием дела отмечает:

– Ты так приятно пахнешь. С ума схожу от твоего запаха. Это какой-то бешеный аромат секса, нежности и...

Я вздрагиваю от особо крепкого поцелуя и, прикрыв глаза, запрокидываю голову.

– И сгущенки, – заканчивает мой любитель сладкого.

– Что? – томность момента теряется в моем хохоте. – Я пахну, как сгущенка?!

– Что я такого сказал? – ворчит Алексей. – Я люблю сгущенку. Она делает мою жизнь лучше. Чем плохо пахнуть сгущенкой?

– Сексом и сгущенкой?

– Да хватит смеяться, – Лёша сердито трясет меня. – Это комплимент.

Я, едва сдерживая смех, обнимаю его и прижимаюсь так крепко, как могу. Кладу голову на твердое плечо и шепчу, сама не осознавая, как стремительно теряюсь в потоке чувств, которые в этот поздний час захватывают все мое существо.

– Знаю, что комплимент. Знаю... Самый лучший, что я слышала.

Алексей вместо ответа проводит ладонями по моей спине – от лопаток до бедер. Пищит микроволновка, я было рвусь к ней, но меня не пускают – Лёша подхватывает и приподнимает меня так резко, что я вскрикиваю.

– Постой! Надо выключить...

– Черт с ней.

Он сажает меня на стол, распахивает на мне халат и стягивает с плеч бретели сорочки. Гладит пальцами мою грудь так осторожно, что я не могу терпеть – обхватываю его ногами за талию и притягиваю к себе. Теперь вместо пальцев он касается меня губами и языком, и в этой ласке столько нежности, столько безудержного стремления соединить наше отдельное "хорошо" в единое "феерично", что я буквально пьянею и начинаю верить в любовь.

Пазл сложился, звезды сошлись, мир перевернулся.

Если отринуть романтику – этот человек во мне во всех смыслах.

Он – моя свобода от себя, от прошлых гнилых отношений, от повернутости на работе, от поисков смысла жизни и оправданий одиночества.

Словно Лёша не одного Витю послал на хер, а все, что мешало мне быть такой, какая я есть.

Уже глубокая ночь, а мы, растрепанные и разгоряченные, кое-как приведя себя в порядок, едим ужин с одной тарелки, стоя у микроволновки.

– Вкусно, – замечает Лёша. – Но ты готовишь вкуснее.

– Ты мне льстишь.

– Нет, серьезно. Тут химоза какая-то. Всякие консерванты и...

И тут с прихожей звонит его мобильный. Я, вскинув брови, смотрю на Лёшу, а он мрачнеет на глазах, но с места не двигается.

– Не возьмешь? – я опускаю глаза и облизываю соус с пальцев.

– Возьму, – недовольно отвечает Лёша и, оставив мне тарелку, идет в коридор. – Только учти – это моя бывшая жена.

Снова вскидываю брови и, глянув на часы на микроволновке, шепотом замечаю:

– Охренела, – а потом замолкаю, прислушиваясь.

– Да? Нет уже, проснулся. Нет, не дома. Что стряслось? – меня немного бесит, что отвечает Лёша очень спокойно, даже мягко. Было бы приятней, если бы он сразу поставил собеседницу на место. – Дети спят? Что значит – с няней, а ты где? Где? Зачем? Насть, что ты ревешь? В чем... дело... Ну вы же развелись, какая разница, кто у него... Угу. Козлы все, хорошо. Тебе такси вызв... Фууууф.... Езжай домой, утром я... Так, не ори... Настя, твою дивизию, что ты орешь на меня? Что... Что ты хочешь? Я тебе такси вызову. Нет, не могу... Ой, бляяя...

Я закатываю глаза. Лёша возвращается на кухню, кладет телефон на стол и смотрит в окно.

– Что стряслось? – спрашиваю я.

– Увидела бывшего мужа с молодой любовницей. Зачем-то приехала ко мне.

– За валерьянкой.

– Ага, видимо. Слушай, – Лёша оборачивается, хмурится, глядя на меня. – Она, кажется, пьяная. Я поеду, заберу её и отвезу к детям, от греха подальше. А потом вернусь. Прости.

– Лёш, все нормально, – я подхожу к нему и, приподнявшись на цыпочки, целую в губы – легко и быстро.

Лёша с нежностью, от которой у меня сердце заходится в груди, оглядывает мое лицо. Осторожно проводит большим пальцем по подбородку и тихо поясняет:

– Соусом перепачкалась.

Я приоткрываю рот и облизываю губы, чуть цепляя языком его палец.

– Так ты и не поспал, – замечаю сокрушенно.

Лёша сглатывает и кивает.

– Зато получил от тебя заряд бодрости. Спи и ни о чем не думай. Это мои проблемы.

Ещё один поцелуй на прощание – и он уходит.

Я жду его до утра – но Лёша не возвращается, не звонит и не пишет.

Плюю на все и звоню сама, ровно в семь. Он берет трубку после третьего гудка.

– У тебя все нормально? – с тревогой интересуюсь я.

– Нет, – запыхавшись, резко отвечает Алексей. – Эта ненормальная укатила раньше, чем я приехал. И поцеловала столб на пустой дороге.

– Господи, она цела?

– Не очень. Я с больницы еду к детям. Алина, прости, но сегодня мы, наверное, не увидимся. У неё тут никого нет, я должен помочь.

– Да, я понимаю.

Понимаю, черт возьми.

Понимаю, что этой Насте снова нужен заботливый Алексей под боком. Со вторым мужем выгорело, так она решила вернуть первого – проверенного, надежного, близкого. Своего.

Дело за ним. И отчасти – за мной.

Но почему, злясь и обижаясь, я не могу не думать о той плачущей девочке, Лёшиной маленькой дочке, которая просто хочет, чтобы папа всегда был рядом?

Не потому ли, что я, как никто другой, понимаю, как ей больно?

Алексей

– Когда ты вернешься? – это вопрос застает меня врасплох. Оборачиваюсь, по дороге начиная поглаживать затылок, как будто так смогу привести мысли в порядок, но что-то ничего не получается. В этом и беда – рядом с Настей мне всегда кажется, что я все делаю неправильно. И от того у меня перед ней виноватый вид, который обычно так её бесит. Но явно не теперь.

– Я сейчас заеду к детям, отвезу Лиду в школу, а Антошку – в сад, и поеду на работу.

– А вечером приедешь? – дрожащим голосом спрашивает меня бывшая жена.

– Куда?

– Ко мне.

У нее разбит нос, под глазами – темные круги, а правая нога – в лангете. Столбу пришлось хуже. Он сломался весь. Настя умеет ломать даже столбы, хоть и оказывается потом на больничной койке.

– Ты хочешь, чтобы я привез к тебе детей?

Она облизывает губы и, подумав, неуверенно кивает:

– Да, пожалуй. Они будут просить.

– Хорошо, – кладу ладонь на ручку двери.

– Лёша...

Она меня когда-нибудь отпустит? И не верится, что раньше выгоняла.

– Да, Насть?

– Спасибо, что ты у нас есть.

– Не вешай нос, мать.

Выхожу в коридор и, потирая переносицу, пытаюсь думать, что сделать сначала. Спать охота ужасно, поэтому, поговорив с дежурным и взяв за подарочек на посту  номер лечащего, который придет только после девяти, спускаюсь в холл к автомату с кофе.

Автомат не работает. Стою у него и смотрю на чашку кофе на плакате. Обидно.

Чтобы мне одному не было обидно в полшестого утра  достаю мобильный и звоню своему заму.

– Да? – парень в ужасе. Он всегда в ужасе, когда я звоню.

– Слушай, Серега. Я сегодня припозднюсь. У меня тут жена бывшая в столб въехала.

– Что с ней?

– Жить будет. Мне к детям надо. Поэтому ты сегодня за старшего. Кредиторов посылай к херам, дебиторам грози судом, заказчиками  с ТСЖ на Юверский отвези конфеток. Все, бывай.

– Алексей Алексеевич, а по семнадцатому, на болоте...

– Там отгрузка стройматериалов с часу до двух. Отправь, кто из бригады Коржика свободен, пусть проконтролируют.

– Ага.

– Не "ага".

– Так точно.

Смешной пацан. Но толковый, грамотный.

Тороплюсь к машине, и тут звонит Алина. Смотрю на её фотографию на телефоне – сделал, пока она не видела – сидит за ноутом с деловым видом. Такая неприступная на вид. Железная.

Меня к ней тянет. Всегда и прямо сейчас. Странное дело, она сама как натянутая тетива, всегда в напряжении, всегда готова к чему-то. И мне нравится, как она расслабляется рядом со мной. Знать, что её мягкость, её слабость, её нежность – только для меня, это дорогого стоит. Никогда бы не подумал, что смогу изменить человека, тем более женщину, в лучшую сторону. Никогда бы не подумал, что мои чувства, да, именно чувства, старание их проявить – что это вообще кому-то нужно, кроме моих детей. Настя со мной стала злой, психованной, в чем сама упрекала меня и не раз. Я так и не понял, что сделал неправильно. Я старался – а становилось только хуже.

Отвечаю на звонок. С Алиной не нужно объясняться долго – она будто чувствует меня с полуслова.

Может, нам так просто только потому, что мы ещё в начале?

– Я понимаю, – волшебные слова в её устах.

"Я понимаю" – не разочарованно, не с презрением, не в духе "все с тобой ясно", а так, как и должны звучать эти слова. С добротой, простой, милой открытостью. С нежностью.

И от этого хорошо.

Надо бы купить ей вечером цветов и тот ликер, который она в первую очередь сцапывает с полки, когда заходит в супермаркет.

Неудобно получилось – ночью уехал ловить бывшую.

Останавливаюсь у машины и, оглянувшись на здание клиники, поджимаю губы.

Хотя не я теперь ловлю Настю. А она меня.

Зря я тогда согласился с ней и снова пошел на поводу её аргументов.

– Давай побудем вместе, – сказала она. – Давай вспомним, кем мы друг другу были.

Я прекрасно все помню: сначала было хорошо и гладко  потом – не очень. А дальше и вовсе... Кошмар.

Я все помню, но так и не смог понять, что она от меня хотела. Ей ничего не нравилось – ни город, ни моя работа, ни моя зарплата, ни мои подарки, ни мое внимание. Сначала она перестала любить цветы, потом заявила, что ей скучно, когда мы ходим куда-то вдвоем, что нам не о чем говорить. Один раз заметила, что у меня дурацкая фамилия, и она хочет свою обратно. Мы даже ходили к психоаналитику, долго, целый год. Но он так и не смог нам помочь.

Только значительно позже я понял, почему.  Настя перестала любить меня раньше, чем цветы и нашу совместную жизнь. Только жена никогда не хотела быть в чем-то виноватой, плохой, отрицательной. И виноватым по её сюжету должен был стать я.

В общем, умнее объяснения я не нашел. А она ничего умнее не придумала, чем провоцировать меня на скандал везде и всюду.

Я любил её долго. Сначала кончилось доверие. Потом терпение. А потом любовь.

Все последовательно. До зубной боли.

И зря я снова её послушал. Зря подумал, что можно попробовать. Не только ради детей, наверное, но и ради прошлого. Оно ведь и хорошим было тоже.

Я поднимаюсь до её нынешней квартиры. До их квартиры – Насти, её мужа и наших детей. Муж оставил жилплощадь им целиком, потому что его часть я оплатил деньгами.

Мне открывает няня. Из-за неё первым выскакивает зареванный Антошка. Хнычет и бросается мне на руки. Лида выходит чинно. Спрашивает спокойно, но сурово:

– Как мама?

– В полном порядке. Вечером поедем к ней, так что не ревите.

Лида кивает, как взрослая решает уйти, все ещё обижаясь на меня, но в последний момент прыгает вперед и, обняв мои колени, начинает пищать. Беру её на вторую руку.

Няня пропускает нас, качая головой.

– Они почти не спали, Алексей.

– Ясно. Кушать хотите?

– Неееет!!!

– Тогда пошлите спать. Марина, расстелите диван в гостиной, пожалуйста.

Пока няня готовит нам спальное место в зале, я несу детей в ванную. Там мы умываемся, я снимаю пиджак, закатываю рукава рубашки. Лида, сидя на краю ванны, смотрит на игрушки на стиральной машине.

– Мама вчера сильно расстроилась, – переводит взгляд на меня. – Из-за меня.

– Почему из-за тебя? Разве не дядя Серёжа её расстроил?

– Не очень. Я не стала ждать завтра, чтобы поговорить. И рассказала ей про... Алину, когда ты уехал.

Антон недовольно смотрит на сестру.

– Лида, ты не виновата. Мама – взрослый человек. Она сама может отвечать за свои поступки. Но некоторые вопросы лучше обсуждать взрослым, хорошо, дочь?

Присаживаюсь перед ней, вытираю пальцами слезинки со щек.

– Ей очень плохо, пап?

– С мамой все хорошо. Она немного отдохнет – и дня через два будет дома.

И тут в наш разговор вмешивается Антон.

– А, может, мама поедет отдыхать в Египет? А мы снова у тебя поживем?

– Антон! – одергивает брата Лида.

– А чего?

– Мы маме сейчас нужны.

– Правильно, дочь, а мама – вам.

– А тебе?

Не могу смотреть в эти печальные глаза.

– Мы обсудим это с мамой.

И Лида снова начинает плакать, тихо, без рыданий. Не знаю, что ей сказать, чем её успокоить. Здесь любое слово будет использовано против меня.

Мы идем в гостиную, забираемся на разобранный диван. Марина уже накидала подушек, принесла одеяло и Лидину кошку – Марысю. Я включаю телевизор, убавляю звук. Ложусь на подушки. Под одну руку ныряет Антошка, под другую – Лида в обнимку с плюшевой кошкой. Марина застывает в дверях и знаками показывает, что побежала.

Антошка засыпает почти мгновенно. Подергивается и сопит мне в бок. Лида теребит пуговицу моей рубашки.

– Пап.

– Да, доча?

– Ты же знаешь Сашу, моего одноклассника?

– Рыжего? Ну да. Который тебе подарки дарит. А что? Обидел?

– Да нет. Наоборот.

– Ты его?

– Вроде... Не знаю, он мне не нравится. А я ему нравлюсь. Он хороший, но я не хочу, чтобы он ходил за мной.

– Так и скажи.

– Он обидется. А я не хочу его обижать.

– Но тогда, получается, ты его обманываешь.

Лида молчит. Вижу – силится не закрыть глаза. Устала, нанервничалась.

– А у вас с мамой тоже так?

Я ждал этого вопроса. Лида любит аналогии, хотя ещё и не знает, что это такое.

– У взрослых всегда все сложнее, – отвечаю я, мельком глянув на кошку Марысю.

Дочь закрывает глаза и прижимается ко мне ещё крепче.

– Я тебя люблю, пап. Это же просто.

Алексей

Они так торопятся к матери, что даже, когда заезжаем в супермаркет, не набирают себе сладостей. Все, конечно, маме.

Проспали мы весь день. То есть, я только подремал пару часов, а потом, аккуратно выкрутившись из цепких детских лапок, пошел на кухню отвечать на звонки. Честно, я не вижу смысла в заме, который не может подменить своего директора хотя бы на пару-тройку дней. Серега – результат моих долгих поисков. Он не падает в обморок от моих замечаний, он не лентяй и сам умеет рявкнуть, когда надо. Молодой и хваткий.

На данный момент в моей компании меня устраивают почти все. Почти – потому что я до сих пор не могу найти нормальную секретаршу. Что по дружбе, что по объявлению мне попадаются впечатлительные барышни, на которых стоит гавкнуть, как все у них из рук и вываливается. Я их что, к алтарю нести должен, если они даже реквизиты в карте партнера нормально заполнить не могут? Скажешь спокойно – забудут, один раз гаркнешь – хоть в памяти отложится.

А орать имею право – я и по меркам столицы никого в своей фирме не обделяю.

Дети на позитиве. Переживают, конечно, но выспалась, съели все вместе две пиццы, и теперь отправляемся к маме.

В клинике Антон притихает, но Лида слишком деловая, чтобы пугаться. Пристает с вопросами и к врачам, и к медсестрам, и к больным.

– Лида, оставь доктора в покое. Ко мне иди.

– А знаете мою маму? Она в третьей палаты лежит, у неё нога сломана.

– Дочь, – зову уже сурово, и девчонка, подпрыгнув, будто первый раз услышав, бросается ко мне.

Заходим в палату, и оба вскачь бегут к матери. Настя сидит на кровати, вытянув ногу, но разве для детей это помеха? Они визжат, как сумасшедшие, виснут на матери и всячески пытаются придушить. Настя смеется, чуть отодвигая ногу, и, неуклюже заваливаясь на правый бок, роняет костыль. Его грохот приводит детей в чувства. Лида шикает на Антошку, и тот притихает, прижавшись к маме. Дочь поднимает костыль и подставляет его к тумбе.

– Как я вас рада видеть! – улыбается Настя. – Вы...

– Зачем ты вчера уехала, мама? – Лида не сводит с опешившей матери глаз. – Если бы не уехала – ничего бы не случилось, правда?

– Мне... Мне надо было уехать. Лида, а ты сегодня ходила в школу?

– Нет. Приехал папа, и мы вместе уснули на диване, – Лида теперь смотрит на отключенные от сети приборы на тумбе.

– Лёша, ей надо было пойти в школу, – принимается отчитывать меня Настя.

– От одного дня ничего не будет.

– Нет! Будет! У них могла быть контрольная. Важный материал! Она же в

четвертом классе!

– Если бы ты не уехала, я бы пошла в школу.

– Лида! Не сваливай всю вину на меня! Ты могла...

– Настя, она не спала всю ночь. В школе я все улажу.

Моя бывшая жена не сводит с меня презрительного взгляда. Но вдруг, будто что-то вспомнив, резко меняется в лице. И вот уже взирает на меня с виновато-рассеянным видом. Будто я совсем дурак и не заметил перемены.

– Спасибо, Лёшка. Папа ведь молодец у нас, да? Мы так его любим.

После это фразы я выхожу из палаты, пообещав подождать детей в коридоре.

– Вы – муж Вяземской? – ко мне подходит врач, такой большой, словно съел на завтрак всех интернов. – Я с вами разговаривал по телефону?

– Бывший муж. Да, со мной.

– Хм... – уточнение явно несколько сбивает здоровяка с толку. – Ну... Завтра мы её уже выпишем. Ногу две недели в лангете. Гипс не накладываем. Ничего там нет серьезного. Я могу с ней поговорить?

– Там дети. Спасибо вам.

– Значит, зайду попозже. Всего доброго.

Нет ничего удивительного в том, что утром, развезя детей по их "работам", поговорив с преподавателем Лиды, сбросив пару дел на Серегу и заехав в один дом, чтобы проверить, как идут работы, я спешу в клинику.

– Доброе утро, Лёша, – Настя и накрасилась, и принарядилась, и даже волосы успела уложить.

– Привет. Хорошо выглядишь.

– Спасибо. С цветами была бы ещё лучше.

– Наверное, – неопределенно отвечаю я и киваю на спортивную сумку у койки, которую я вообще-то не привозил. А кто? – Забираю?

– Да, мне вчера завезла подруга. Не хотела тебя беспокоить. Ты и так много для меня сделал.

Закидываю сумку на плечо и иду к койке, чтобы помочь Насте подняться. Одной рукой она опирается на костыль, другой – на меня. Не успеваю сделать шаг, как Настя, схватив меня за лацкан пиджака, притягивает к себе.

– Поцелуй меня.

– Наааасть, – мотаю головой в ответ. – Идем, а?

Глаза её темнеют.

– Ты меня больше не любишь?

– Мы уже больше не любим друг друга. Наша последняя попытка провалилась с треском. Не помнишь, что ли? Сотрясения у тебя вроде нет.

– Все шутишь, да? А это не смешно! Кто она?

Начинается.

– Ты о ком?

– У тебя есть женщина. Это из-за неё ты отворачиваешься от меня.

– Мы друг от друга отвернулись задолго до других женщин в моей жизни. Пошли.

– Нет, стой, – ловит меня за запястье, и мы садимся на койку. – Лёша, ты не понимаешь или не хочешь понять. Ты нам нужен. Мне и детям. Ничего, что со второго раза не получилось. Мы будем стараться. Мы...

– Настя. Нет "нас". И мы уже постарались.

– Мы не сможем без тебя. Как ты не понимаешь!

– Всё я понимаю. Детей я никогда не брошу. А ты и я – свободные люди.

– Лёша, – она утыкается носом мне в плечо. – Лёша, пожалуйста. Я так устала. Я так ошиблась. Я не знаю, что мне теперь делать одной.

– Жить. Я же жил.

– Господи, Лёша, прости меня! Я столько ошибок наделала. Я...

И она начинает ворошить прошлое. Долго, больно, нудно. Мне не хочется её слушать. Я – всего лишь то плечо, которое она ищет, когда рядом нет другого.

– Настя, Насть, – я искоса смотрю на неё. – Ты три раза делала выбор не в мою пользу. Последний раз – месяц назад. Я понял тебя. И свой выбор тоже сделал. У нас с тобой чудесные дети. И больше ничего.

– Ты просто обижен.

– Не без этого. Но давай я буду жить своей жизнью, а ты – своей.

– Так кто она? – в голосе уже знакомые злые нотки.

Я оборачиваюсь и в упор смотрю на свою бывшую жену.

– Настя, ты была счастлива без меня?

– Это тут причем?

– Я вопрос задал.

– Я... Я не знаю...

– У меня ворох твоих сообщений про это. С фотографиями. Ну раз ты была счастлива без меня, разве я без тебя должен быть несчастлив? Скажи мне?

Опускает голову и молчит.

– Пошли, – беру сумку, поднимаю Настю за локоть, даю ей костыль. – Ты вспомни, за что меня терпеть не можешь. Сама говорила, что такой, как я, тебе не нужен.

– Я ошиблась. Я не понимала, какие все остальные... Ты – уникум, Лёша. Ты – другой, – когда-то я без надежды ждал таких слов от неё. – Я ни с кем так хорошо себя не чувствовала, как с тобой! Как за стеной! Лёша, я... Мне так больно... Я не представляю, как буду жить без тебя. Ты...

Не хочу думать искренне она или снова ломает трагедию. Я не слишком чуток к подобным вещам.

– Идем, – тяну её к выходу. – Нам пора.

– А ты... Ты – бесчувственная сволочь!

О. Уже что-то похожее на правду.

– Да нет, Насть, – оборачиваюсь так резко, что она влетает мне в грудь. – Мне и больно бывало, и плохо, и хреново, хоть в петлю лезь. Но свое хреново-плохо-больно я ни на кого не вешал и тебя, заметь, ни в чем не обвинял. А теперь мне хорошо. И оставь этот факт в покое. Потому что и "хорошо" свое я теперь с тобой, бывшая моя любимая, делить не собираюсь. Договорились?

– Ты... Ты... Меня бросаешь... Меня с детьми?

– Детей не трогай. Дети бывшими не бывают. Мы с тобой много чего решили. А будем ли друзьями – теперь от тебя зависит.

Она опускает глаза. Она отступать не будет. Да мне уже все равно.

Но в этот раз ошибаюсь я.

– Прости, – тихо звучит ответ. И никаких сцен.

– И ты меня... – вздыхаю едва ли не с облегчением. – Тогда что, поехали? У меня дел по горло... Ой, да, забыл! Я тебе мороженное купил, целое ведро. Фисташковое же, правильно?

И тут Настя отбрасывает костыль и, повиснув на мне, начинает рыдать в голос.

Что я опять сделал не так?