Текст книги "Любовь по смете не проходит (СИ)"
Автор книги: Дасти Винд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Глава четырнадцатая
Мне удалось убедить себя, что все хорошо и впадать в уныние рановато, поэтому ночь прошла сравнительно спокойно, и утром по телефону с Женей я разговаривала как ни в чем не бывало. Шершнев сказал, что задержится и на работу опоздает. Это, кстати, было удивительно. Обычно он всегда приезжал раньше всех. Я так и не смогла припомнить, опаздывал ли он когда-нибудь вообще.
– Что-то по работе? – спросила я.
– Нет, – Женя ответил как-то неуверенно и замялся. – Так… Один вопрос… Потом расскажу.
Я промолчала, только крепче сжала телефон.
– Ладно, мне пора, – мой собеседник вздохнул. – До встречи.
Я, кажется, прибегла ко всем резервам своего самообладания, когда переступила порог конторы. Сюда я пришла работать, и хотя бы на время следовало засунуть паранойю и переживания о личной жизни куда подальше. Работы, как назло, было немного, и мысли в голову лезли самые разнообразные. Да ещё и на почту пришло письмо с приглашением для победителей конкурса на новогодний фуршет в мэрии. Я о вечере-то думала с опаской, не то что о Новом годе, до которого еще оставался целый месяц.
Время тянулось издевательски медленно, и я вздохнула с облегчением, когда Марина позвала меня на обед – значит, ещё четыре часа, и все станет ясно.
– Аня, – в кабинет заглянул Сергеич. – Зайди к шефу.
– Угу, – я поднялась из-за стола. – Что-то важное?
– Какие-то его наработки, я не знаю.
Секретарша заваривала себе лапшу быстрого приготовления, и ядреный запах курицы из пакетика окутал весь этаж до лестницы.
– Аня, Ань.
– Что? – я хмуро глянула на Дашу, которой за стопками папок почти не было видно.
Девушка заговорщицки подмигнула мне и, понизив голос, попросила:
– Узнай про премии, а? В том году выплачивали за месяц до праздников.
– Тебе лучше спросить об этом в бухгалтерии.
– Нет, ты что! – Даша едва не перекрестилась. – Ну, узнай… Пожалуйста…
– Ладно, постараюсь.
Женя сидел в своем кресле и, потирая подбородок, смотрел на экран монитора.
– Привет, – я закрыла за собой дверь. – Вызывал?
– Привет, – он перевел взгляд на меня и как-то грустно улыбнулся. Что-то произошло, я увидела это по его глазам. Уставший, выбитый из колеи, сам не свой – таким был Женя сейчас. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. А ты?
Он кивнул, и ничего не ответив, поднялся, взяв со стола какие-то бумаги.
– Садись.
Я уселась на свое место за переговорный стол. Женя подошел ко мне, склонился и, положив передо мной бумаги, поцеловал меня в щеку. Я чуть обернулась к нему, но на поцелуй не ответила. Только спросила:
– Что это?
– Небольшая доработка по ресторану, смотри… – он отложил верхний рисунок и, не найдя то, что искал, оглядел свой стол. – Куда-то делась… Сейчас…
Пока он рылся среди бумаг, я осматривала его рабочее место, словно искала подсказку. На столе царил форменный бардак – договоры, чертежи, схемы, прайсы. У клавиатуры притулились две печати и продолговатая черная коробочка – со штампом, наверное. А вот под коробочкой лежала бумага размером в половину стандартного А4, в файле, с красным крестом в уголке. Я отвела взгляд. Женя же ездил к доктору. Что там ему сказали?
Может, из-за этого он решил все изменить? Мне, в том числе.
– Женя.
– Секунду. Вот, держи.
Я взяла из его рук два листка, но один выпал и спикировал под стол. Я наклонилась за ним, подняла и, положив перед собой, принялась разглаживать.
– Аня, в чем дело? Что с тобой? – встревожено спросил Женя. – Все в порядке?
Я глубоко вздохнула и на выдохе выпалила, не поднимая глаз.
– Вчера ты виделся с Натой. Когда сказал, что у тебя встреча.
Он молчал. Секунду-другую. Потом спросил тихо, не с напором, а бесцветно, будто бы равнодушно.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела вас вместе. И из ресторана вы поехали к тебе домой.
Снова безэмоциональный, пустой тон.
– Ты следила за мной?
– Нет, так вышло, – я, наконец, подняла глаза. Он устало смотрел на меня. – Инна попросила меня помочь ей помириться с тобой. Я поехала с ней, и она привезла меня к "Абрикосу".
– Зачем ты с ней поехала?
– Потому что поверила твоим словам, что она – все же неплохой человек. Человек, который тебе дорог. Я действительно хотела ей помочь.
Женя кивнул и опустил голову. Подвигал бумажку с крестом под своими пальцами.
– Аня, это… Это долгая история. Наверное, стоило все рассказать тебе раньше.
– Меня не волнует то, что было до меня. Ты… Она… – я запнулась.
Женя потер переносицу, не поднимая головы.
– Аня, мне очень жаль. Все это…
– Подстроила Инна? – не сдержалась я. – Весь этот каламбур? Снова, чтобы защитить тебя? От меня? Или… От чего?
– Нет. То есть отчасти. Послушай…
Но меня понесло.
– Все-таки она чокнутая! Знаешь, я рожу тебе толпу детей и каждого ткну ей под нос!
– Аня…
Я вздохнула, переводя дух. Женя не смотрел на меня, а разглядывал бумаги у себя на столе, продолжая потирать переносицу. Напряжение между нами росло. От его молчания меня бросило в дрожь.
– Аня, послушай…
Обрывки фраз, какая-то дерганность в каждом движении. Он скрывал… Да, определенно что-то скрывал от меня.
– Женя, – тихо, но твердо позвала я его. С этими недомолвками пора было покончить. Шершнев медленно поднял голову и посмотрел на меня.
– Ты изменял мне?
В его взгляде остались только усталость и обреченность. Он медленно закрыл глаза.
– Прости меня.
Я сглотнула, отвернулась, посмотрела на бумаги перед собой. Мгновение собиралась с силами, а потом за раз смахнула все листки на пол и, рывком поднявшись, направилась к двери. Не бегом, но размеренно, наступая на каждый лист.
– Ну что? Будет премия?
Я с каменным лицом прошла мимо.
В нашем кабинете никого не было – Матвей повел Марину на обед.
Я взяла с принтера чистый лист, села за свой стол и, быстро найдя в сети образец, написала заявление на увольнение. Жене я его нести не собиралась. Босс не пошел за мной и догнать не пытался. Так даже лучше, потому что видеть его я больше не могла. Словно он убил того человека, которого я любила. Этого же мужчину я не знала и знать не хотела.
Заявление я отнесла в отдел кадров. Принимавшая документы девушка насмешливо посмотрела на меня.
– Поссорились?
– Не ваше дело, – резко ответила я и, развернувшись на каблуках, вышла из кабинета. Навстречу мне маршировала Инна. Улыбнулась, явно довольная собой.
– Как у тебя дела, Анна? Зайдем сегодня к Жене?
– Обратитесь с вашей просьбой к Нате. Вы же давно знакомы, – процедила я, проходя мимо. – Странно, что ещё не поладили.
– Что, прости?
Я отмахнулась от нее.
В кабинете взяла сумку и куртку. Когда одевалась, увидела на запястье браслет, к которому уже так привыкла, что даже не замечала. Сняла его с руки и бросила в мусорное ведро.
По дороге до выхода всем говорила "До свидания". Одни отвечали на автомате, другие провожали меня недоуменными взглядами. Двери в кабинет босса были закрыты.
Мне огромного труда стоило не сорваться на бег.
Я миновала холл, попрощалась с охранником и вышла на улицу. Морозило, да и небо было низким, плотным и серым. Зимним. Накинув на голову капюшон куртки, я спустилась по лестнице и только на дорожке обернулась. Вдоль темных стекол скользили крупинки первого снега.
Я пришла сюда в жару, а ушла – в холод.
До крови закусив губу, я отвернулась и заторопилась к остановке. По дороге до дома уныние окончательно завладело мной.
В квартире было тихо и серо. Я не знала, что мне делать. Хотелось все изменить – и себя, и прошлое, и чувства, вытащить их наружу и выбросить, только бы не носить внутри, не ощущать этой тяжести, от которой больно дышать.
Зачем он так поступал? Что ему не хватало в отношениях со мной? Или это Ната – настолько умелая любовница, такая яркая, значимая, значительная… Его судьба.
Она, не я.
Тогда какого черта он морочил мне голову? Говорил о счастье, за которое готов бороться, а сам все растоптал.
Я терялась в вопросах и своей безысходности. И пыталась найти ему оправдания.
Может, он обманул меня? Соврал, чтобы остаться свободным, наслушавшись проповедей Инны о ярме и взаимных обвинениях. Но насколько надо быть трусом и лгуном, чтобы так поступить?
– Слабак, – шептала я, стоя на балконе и куря найденную в Пашкиных закромах сигарету. Меня не хватало на все те чувства, что рождались во мне. Мыслей было слишком много, я не могла их собрать. Что оставалось? Смотреть на снег и плакать. Но я не плакала. Я не понимала, что со мною происходит.
Я просто любила его и изменить это не могла.
А он смог.
– А чего дверь открыта? Аня, ты дома?
Я ткнула недокуренную сигарету в пустой горшок из-под давно сдохшего цветка и, переведя дух, чтобы не закашляться (а очень хотелось), вышла с балкона и направилась в прихожую.
– Привет, – Паша недоуменно оглядел меня. Марго за его спиной гремела пакетом с бутылками.
Я открыла рот и… закашлялась. До слез.
– Аня, ты чего? – Пашка, подскочив ко мне, принялся хлопать меня между лопаток. – Подавилась? Нет? А что… Фу… Ты курила, что ли?
– Аня, иди сюда, – Марго потащила меня на кухню, к распахнутому окну. Я вдохнула морозного, свежего воздуха и смогла перевести дух.
– Чего случилось, воблешка? Зачем сигареты сперла? Почему не на работе?
– Уволилась, – сухо ответила я.
Марго и Пашка переглянулись. Последний закатил глаза и, подтянув брюки, злобно заметил:
– Поцапались.
Я покачала головой.
– Расстались.
– Что этот ушлепок тебе сделал? Я его урою! – и брат, набычившись, решительно зашагал к двери.
– Паша! – хором крикнули мы с Марго, но он и не думал останавливаться. Рита вздохнула и посмотрела на меня.
– Что произошло?
– Прошлое явилось, – ответила я и отвернулась к окну. – Притормози этого бойца, пожалуйста. Я сама во всем разберусь. Попозже.
Рита погладила меня по плечу и, ничего не ответив, заторопилась за моим братом.
– Вино привезли? – не оборачиваясь, спросила я.
– Да, – Марго помедлила у двери. – Тутовое не дали. Ваша мама сказала, чтобы за ним ты ехала сама.
Я кивнула. Ещё постояла у окна, дожидаясь, пока и Рита выскочит в подъезд, а потом, взяв мобильный, открыла сайт вокзала.
Когда злой Пашка и хмурая Рита вернулись, я уже собирала вещи.
– Слушай, я этому козлу…
– Паш, я тебя люблю, но я сто раз тебе говорила – сама разберусь, – я на ходу бросила в дорожную сумку кучку блузок и повернулась к брату. – Понадобится помощь – попрошу. Пока не надо.
– Понял, – Пашка вздохнул и, одной рукой притянув меня к себе, обнял. – Ты же мелкая такая, всегда тебя защитить хочется. А мужики все – козлы.
– Кроме тебя, конечно. Спасибо, Паш.
– Отец тебя ждет.
– Ну вот, по первому снегу и поеду.
– Давай, я с тобой?
– Не надо. Одна хочу.
Пашка кивнул и, отвернувшись, взял с зеркала ключи от машины.
Он довез меня до вокзала, дождался со мной электрички, посадил в вагон и ещё долго смотрел вслед, стоя на перроне и уперев руки в бока.
Маргарите повезло. С Пашкой и правда было просто.
Я откинулась на спинку сидения и не отводила больше взгляд от окна.
Только когда город скрылся за синей в сумерках пеленой снега, я поняла, как давно хотела вот так сбежать домой.
Было уже около восьми, когда я вышла на станции. Давно стемнело, а снегопад поутих. На перроне, под фонарями, падающие снежинки походили на мошкару, что так много было здесь летними вечерами. Наблюдая за их кружевным танцем, я едва не забыла про автобус, который отходил от станции в последний за день рейс. Успела, благо водитель, заметив меня, бегущую и оскальзывающуюся над днем подтаявшем, а ночью подмерзшем снеге, повременил со стартом и снова открыл двери.
– Спасибо, – сдавленно, пытаясь отдышаться, поблагодарила его я.
– Да не за что. Ведь волки съедят, – не улыбнувшись, ответил он.
Через час я стояла перед калиткой родительского дома. Стояла и ждала, что залает пес, но тот молчал, а я не хотела стучать.
Зачем я приехала к ним со своими проблемами? Плакаться, что ли? И это когда отец только отошел от приступа. И почему не подумала об этом раньше… Теперь же не к соседям идти.
Я вздохнула, закрыла глаза и постучала.
Тут же залаял лентяй Джек.
– Иду, – крикнула мама.
Пока она шла до калитки, я твердо решила ничего не говорить отцу. Просто соскучилась, просто сорвалась. А если будет выпытывать – упьюсь тутового вина.
– Аня? Что случилось? – мама, кутаясь в пуховый платок, рассеянно оглядывала меня.
– Паша не привез мое вино, – на полном серьезе ответила я. – Вот и приехала.
Мама часто заморгала, а потом, поджав губы, качнула головой.
– Поругались…
– Расстались, – поправила я.
– Серьезно? За один день? Пф-ф-ф, – мама фыркнула. – Заходи, разберемся. Отцу скажи, что просто соскучилась. И улыбнись. Давай-давай, все живы.
– Да улыбаюсь я!
На крыльцо вышел отец и удивленно уставился на меня.
– Дочь, ты что ли?
– Я.
– Ну… Проходи, милая, проходи. Как раз чай пили.
– А я за вином…
– Ну да… За вином… Проходи, холод не пускай.
– Пап, я…
Стоило мне войти в прихожую, как я тут же очутилась в объятьях отца. И мне огромного труда стоило не разреветься.
Потом мы пили чай с лимонным печеньем, смотрели старую французскую комедию, которую давно успели забыть. Папа – как всегда, молча, мама – с едкими замечаниями. Я свернулась в кресле и изредка машинально улыбалась. Женя не звонил и не писал. И мне было… пусто. Не плохо, нет, потому что я точно знала, что это не конец, осознавала, что ответы впереди и, возможно, я и смогла бы его понять.
Но простить… Измену? Черт, я не могла в это поверить. Для меня такой его поступок казался невозможным, абсурдным, уничтожающим.
– Аня, – мама тронула меня за плечо, и я, вздрогнув, открыла глаза. В гостиной было темно, только с коридора слабо бился свет, теплый и уютный.
– Я уснула?
– Да, отца я тоже отправила спать, хотя он очень хотел с тобой поговорить.
Я спустила ноги на пол и, откинув волосы со лба, уставилась на мохнатые тапочки, притулившиеся у кресла.
Мне бы тоже хотелось побеседовать с папой.
– Ты будешь вино? – спросила мать. – Я достала из погреба.
– Тутовое?
– Конечно.
Она отвернулась и направилась на кухню. Я, протерев глаза и потянувшись, поплелась следом. На кухне у вытяжки был включен свет, и это его оттенки добавляли обстановке тепла и уюта. Мама достала стаканы (домашнее вино у нас пили стаканам) и поставила один передо мной.
– Что скажешь, Нюта?
Я села на стул и, поджав под себя ноги, покачала головой.
– Мам, я, правда, не хочу все это лопатить. Давай, просто посидим.
– Хорошо, – мать плеснула себе вина и села рядом. – Как Паша с Ритой добрались? Без приключений?
Я вздохнула. Нет, так дело не пойдет. Мне нужна была поддержка родителей, но я вряд ли могла бы в ближайшее время сказать отцу, что внуков у него, возможно, не будет.
– Мама… – я обняла стакан ладонями. – Женя сказал, что изменил мне.
– Ох…
– И я… Я поверить не могу, – защипало глаза. Я сморгнула, но по щекам потекли слезы. – Что, после того как я приняла, что он… что мы… Я ведь так боюсь… Боялась…
– Чего, Нюта?
И я рассказала ей обо всем. Шепотом, со всхлипами – про Женю, про лечение, про ЭКО, про его семью и Инну, про Нату и про измены, про чужие слова и "ярмо". Мама, задумчиво щурясь, смотрела на меня и кивала, ничего не говоря, только слушая.
– Зачем он так сделал? Почему? Я же… У нас же все было хорошо. Он сам говорил, что мы готовы… А потом… Зачем?
– А почему ты сама у него это не спросила? – подала мама голос, и я растерянно уставилась на нее.
– Что не спросила?
– Почему он тебе изменил. Или… – мама глотнула вина, выдержав паузу. – Почему так сказал? Ты же убежала, как черт от ладана. Не похоже на тебя.
– Не понимаю, к чему ты клонишь. Мне было плохо. Я не знала, что делать.
– Ой ли, – мама вскинула брови. – Ни концерта, ни угроз. Взяла и удрала. Легко и просто, как будто этого и хотела.
Я нахмурилась. Слезы высохли.
Вот и слова поддержки. Поэтому мы с матерью почти никогда не говорили по душам. Она не умела сочувствовать.
– Я что, должна была выпытывать у него, что его во мне не устроило? Серьезно?
– Поговорить ты с ним должна была точно. И должна до сих пор. Сама же знаешь, что это не бесповоротно, – мама, глядя на меня, снова прищурилась. – Подними-ка голову и не прячь глаза, Нюта. Скажи мне, девочка моя, ведь тебе слова этой стервы тоже запали в душу? Глубоко запали, едко, как проклятье. И ты испугалась. Испугалась, что так и будет. А он дал тебе повод. Хотела же убежать, признайся?
– Я… не знаю…
– Взять, все бросить и убежать. Как улитка спрятаться, – мать горько улыбнулась. – Не смотри так обиженно. Я не зла тебе желаю, а силы. И здравого смысла. Не знаю, правду он тебе сказал об измене или нет, но, если ты готова к тем испытаниям, что вас ждут, узнай это. Не беги. Подумай спокойно, головой, как всегда делала. Сможешь ли, справишься ли…
Мы помолчали. Я глотнула вина и всхлипнула.
– После его слов что-то разбилось, да? – мама накрыла мою ладонь своей. – Меньше любовь стала?
– Не знаю. Это было слишком неожиданно.
– Раз не знаешь, поговори с ним. Он, хоть и старше тебя, но, как я думаю, тоже запутался. С такой-то семьей. День-другой – езжай обратно. Мы тебе во всем поможем, но решать за тебя никто не будет.
Рыдания подступили к самому горлу, и я спросила сдавленно:
– А, может, так лучше? Если мы расстанемся? Что, если… Если у нас никогда не будет детей? Если не получится…
Мама недовольно посмотрела на меня.
– А если завтра ядерная война?
– Мама!
– А ты будущее "еслями" не мерь. Неврастиничкой станешь. Хотя, по-моему, уже…
– Ну спасибо…
– Допивай свое вино, и иди спать. Утро вечера мудренее, – она отвернулась к окну и закусила губу, о чем-то раздумывая. Я ждала, напряженно наблюдая за ней.
– Одно запомни, – со вздохом произнесла она и обернулась. – Тебе нужно с ним поговорить. И только потом решить для себя – да или нет, никого не мучая.
– Ты думаешь, он мне соврал?
Почему-то вспомнилась бумажка с красным крестом под его пальцами.
– Думаю, – мать кивнула.
Я поднялась и поцеловала ее в щеку.
– Спасибо, мам. Спокойной ночи.
– Спокойной, – мама снова отвернулась к окну, а я, ещё раз проверив мобильный на наличие сообщений, поплелась в свою комнату.
Может, я и хотела сбежать, но он позволил. Он оттолкнул меня и не захотел догнать.
Почему?
И уже в полусонной дреме поднялись из памяти его же слова: "Иногда, когда ты кого-то сильно любишь, ты пытаешься защитить его всеми возможными способами. Даже причиняя ему боль. Потому что эту боль он выдержит, а ту, от которой его пытаются защитить – нет".
– Господи, Шершнев, – прошептала я, проваливаясь в сон. – Ты переиграл в босса…
* * *
В жизни Алексея иногда бывали такие дни, когда он ощущал себя всесильным. Жизненные неудачи тогда отходили в тень, обиды забывались, и он был готов рваться к цели и побеждать. Сегодняшний день начался именно с такого ощущения. Алексей пребывал в очень хорошем расположении духа, хотя повода вроде бы и не имелось, разве что только выпал первый снег. Красивый, чистый, крепкий, с хрустом под ногами и буксующей зимней резиной. Но большая машина Алексея ничего не боялась, как и он сам.
На работе он, по случаю отличного настроения, решил побыть "хорошим полицейским" и, всем без исключения пожелав доброго утра, направился прямиком в кабинет Шершнева – очень Алексея беспокоил вопрос с премией. Детям нужны были подарки к Новому году, и искать всякую ерунду, типа штаба щенячьего патруля и Леди Баг в водной трансформации (это вообще что?) следовало заранее.
– Приветствую, – Алексей завалился в кресло перед столом босса и, откинувшись на спинку, сцепил на уровне груди пальцы в замок. – Что, Женек, по кофею?
Евгений стоял у окна. Через полоски жалюзи, чуть приоткрытых, ему на лицо падал холодный свет с улицы, и Шершнев казался бледным и вообще синим, как труп. Алексея это нелестное для друга сравнение смутило.
– Эй, хватит медитировать.
Женя кивнул и вернулся за свой стол.
– Так, Леш, – босс дернул полу пиджака, попавшую ему под пятую точку. – Завтра нас ждут на совещании в министерстве. Вопросы пришлют, я просмотрю, а ты возьми список у Даши.
– Да все как всегда, – Алексей отмахнулся. – Чего достигли, где не справились, сколько откатов не доплатили. Ты мне лучше скажи, ты что в образе с утра пораньше?
Шершнев холодно посмотрел на собеседника.
– Мы работать собираемся или как?
– Или как. Ты, когда не в духе, с тобой работать невозможно, – Алексей перегнулся через стол и снял с небольшой стопки бумаг самую верхнюю, которую приметил пару минут назад. – Это что? Заява на увольнение?
– Да.
– От Ани?
– Да.
– И ты подписал?
– Как видишь.
– За каким фигом, друже?
– Так надо, – Женя протянул руку и, отобрав у Алексея заявление, вернул бумагу на место.
– Не понял, – Алексей нахмурился. – Что у вас стряслось? Хорошая же девка…
Женя опустил глаза.
– Стечение обстоятельств.
– И?
– Я в воскресенье встречался с Натальей. Аня нас видела.
Алексей вскинул одну бровь.
– Где? В постели?
– Да нет, конечно. В ресторане. И как мы потом поехали домой.
– В смысле – домой? Ты опять с катушек слетел?
– Ты меня ещё учить будешь?
Алексей поднял руки ладонями от себя.
– Без базара. Так ты опять за эту… Хм… Зацепился?
– Ни за кого я не цеплялся, – Женя протер глаза. – Она родила несколько месяцев назад. Не здесь, в своем городе. И теперь пытается выяснить, кто отец ее ребенка.
Алексей хмыкнул.
– Как на нее похоже… Думала, тебя взять в оборот?
Женя откинулся на спинку кресла и пожал плечами.
Не знаю… Она сильно изменилась. Словно ей уже никто не нужен. Сказала, что теперь стала счастливой. Что-то поняла для себя. Она все пыталась увидеться, а я ее игнорировал. А теперь решил разобраться, чтобы отстала, и вот…
– Чего "вот"? Между вами что-то было?
Женя злобно посмотрел на собеседника.
– Я, по-твоему, тупой кобель?
Алексей развел руками:
– С кем не бывает.
– Не бывает. Кофе попили, она мне показала фотки своего пацана, а я ей объяснил, что детей у меня быть не может. Она попросила пройти тест. Я сказал, что смысла тратиться нет. Мало того, что пацан темный, так я ещё и пустой. Попросила доказательств – я предложил завезти ей документы. Все. Отвез ее к родственнице, у которой она остановилась, а потом заехал за бумагами, домой.
– А потом – к ней?
– Леш, я просто отдал ей эти бумажки, с результатами, – Женя опустил глаза. – У меня уже новые есть.
– Значит, выстоял…
– Да чего там стоять. У меня Аня… была…
– Не гони.
Но Женя продолжал, не слушая собеседника:
– Наташка документы увидела, начала меня жалеть. Типа, только когда своего ребенка на руки взяла, поняла, что такое счастье. А я, вроде как, никогда этого не пойму.
– Отличное счастье – не знать, от кого залетела, – Алексей подался вперед. – А Ане зачем лапшу навешал? Ну, видела она тебя с этой "всем и каждому", ты бы объяснил ей, как мне. В чем проблема-то?
Женя потер ладонью верхнюю губу и, приподняв клавиатуру, протянул Алексею бумагу с красным крестом.
Алексей повертел ее в руках, нахмурился.
– И чего? Тут по-русски – ни слова.
– Цифру видишь?
– Двадцать процентов? И знак впереди…
– Менее. Менее двадцати процентов на положительный результат. Все стало только хуже.
Алексей кивнул и, отложив бумажку, выжидательно посмотрел на собеседника.
– А Аня видела это письмо?
Женя покачал головой.
– То есть, ты просто дал ей понять, что изменял?
– Да.
– Ф-у-у-ух, Шершень. Ну ты и придурок, – Алексей развел руками. – Зачем? Зачем ты так с ней? Она тебя любит, идиота, любит, понимаешь?
– Она молодая, у нее все впереди. Ей так будет лучше. Она измотает себя. Как получилось с работой.
– Она что, дура? Наивная девочка в розовых очках?
– Нет, но она не понимает…
– Ты не понимаешь, – Алексей ткнул в друга пальцем. – Ты. Взял и решил все за нее. А имел ли на это право?
– Она найдет себе нормального мужика. И с ним будет счастлива. С кучей детей.
– Да мать твою, Шершень! Можно иметь кучу детей и не быть счастливым! Зачем ей кто-то, если она любит тебя?
– Я ей жизнь сломаю.
– Ты уже ее ломаешь. Тупостью своей. Жертвенностью, которая нафиг никому не сдалась. Зачем ты так с ней? Без правды, через ложь. Эх…
Алексей поднялся. Руки чесались взять собеседника за воротник и хорошенько так тряхнуть. Но в том положении, в котором они были сейчас, приходилось обходиться словами. Может, Аня ему и залепит потом.
– Ты умный парень, Жень. В работе ас, архитектор от Бога, но любимым быть не умеешь. Вот нет ее теперь в твоей жизни. Хорошо тебе? А ей каково? Не подумал?
Почему-то было обидно. Ведь не касалась его эта их любовь, но каждый раз видя, как они вели себя вместе, как счастлив был Женя, как смотрела на него эта девочка, рядом с Шершневым превращавшаяся в сильную, уверенную в себе, влюбленную женщину, Алексей чувствовал зависть. Хорошую такую зависть. И тоску. Этим двоим вместе море было по колено. А поодиночке они рисковали застрять в болоте собственных амбиций.
Алексей хлопнул дверью. Постоял, глядя на Дашу, которая расставляла чашки с кофе на подносе.
– Принесешь мне в кабинет?
Секретарша кивнула, хотела что-то сказать, но не успела. Дверь кабинета неплохо приложила Алексея по спине.
– Э! – он отпрыгнул в сторону. – Сдурел, друже?
– Про субординацию не забывай, – бросил Шершнев, проходя мимо и на ходу натягивая пальто. У лестницы только сподобился обернуться.
– Спасибо, Лех, – и, козырнув, как на плацу, поспешил вниз.
– Всегда пожалуйста, балбес, – тихо ответил Алексей уже в пустоту.
Женя уже пересек холл, когда одна мысль, уже не раз приходившая ему в голову, но до сего момента упрямо отгоняемая, заставила его замереть у двери.
– Доброе утро, Евгений Александрович, – Елена из сметного, вошедшая в офис, томно улыбнулась ему. – А я вчера как раз вспоминала наш разговор о расширении отдела.
– Хорошо. А про смету по Ставицкой вы вспоминали?
Улыбка сползла с лица Елены.
– Да, конечно, – растерянно ответила сотрудница. – У меня почти все готово.
– Отлично. После обеда Ставицкая ждет документацию.
– Но… Я могу не успеть.
Женя пожал плечами.
– Сможете успеть, если займетесь работой и не будете опаздывать.
Он вернулся на второй этаж и направился прямиком в бухгалтерию.
– Здравствуйте, Евгений Александрович! – наперебой начали приветствовать его девушки.
– Здравствуйте. Инна Витальевна у себя?
– Да, только вошла.
Женя, конечно, постучал, дождался сухого "Войдите", и, шагнув в кабинет главного бухгалтера, закрыл за собой дверь.
– Доброе утро, Женя, – Инна улыбнулась. – А я тебя ждала. До меня дошли слухи, что Анна ушла. В чем дело?
– Вам виднее.
– Кхм, – Инна, кашлянув, на мгновение отвела взгляд, а потом, поведя плечами, поднялась. – Может, оно и к лучшему. Хочешь кофе?
– Нет, Инна Витальевна, я тороплюсь. Вернитесь, пожалуйста, на свое место.
Официальный тон племянника смутил Инну.
– Что такое?
Женя опустился в кресло напротив тети.
– Инна Витальевна, – он поправил пальто. – Нам, к сожалению, придется с вами расстаться… Не стоит меня перебивать, я не закончил. Я не могу и не хочу работать с людьми, которые ни во что не ставят мои решения, мой авторитет, как руководителя, и мои права, как человека. Я не имею никакого желания работать с вами, потому что ваши интриги в отношении меня и близких мне людей не просто доводят мое доверие к вам до нуля, но вызывают вполне обоснованную неприязнь и даже злость. Вы не имеете права на мою жизнь. Я вам благодарен за помощь. Вы хороший специалист. Заявление от сегодняшнего числа. Вашего зама, Зарину, введите в курс дела. Всего вам хорошего.
Он поднялся.
– Женя, ты не можешь, – Инна едва сумела сохранить самообладание. Нижняя губа у нее задрожала. – Я все делала для тебя! Я жизнь свою отдала тебе. Я…
– Только мою жизнь взамен вашей строить не нужно. Оставьте меня в покое, -
Шершнев направился к двери.
– Женя, ты должен понять…
– Это вы, – он резко развернулся. – Вы должны понять, что я не ваш сын и никогда им не был.
– Твоя мать тебя бросила. Я… Я воспитала тебя!
– Не вмешивайте сюда мою мать. Ее вина лишь в том, что она пустила вас в нашу семью. Всего доброго, Инна Витальевна. И займитесь своей жизнью, пока не поздно.
Он не хлопал дверью, вышел тихо. Постоял у кабинета, переводя дух. Захотелось курить, но по рекомендации врача он был в завязке. Только похлопал по карманам и вспомнил, что кое-что забыл на столе в своем кабинете. Когда он вышел на улицу, с неба, кружась в пока ещё сдержанных порывах ветра, падал снег.
* * *
Ещё не рассвело, а я уже мерила шагами свою комнату. Мне нужно было возвращаться, но я даже не представляла, как именно начать разговор. И где. Приехать на работу? Нет, это исключено. Выяснять там отношения я не хотела. Женя тоже был бы не в восторге.
От одной мысли о шефе у меня начинала болеть голова. Не понимая, чему верить, я и злилась на него, и проникалась сочувствием на грани с обожанием. Изменник? Или попытавшийся таким образом защитить меня человек? Давно ли он придумал этот ход? Почему-то мне казалось, что все вышло спонтанно. Нет, он явно допускал этот вариант, наверное, обдумывал его раньше, но вчера… Неужто подвернулся удачный случай, и он решил им воспользоваться?
И снова я начинала злиться.
– Дочь, пошли завтракать, – отец заглянул ко мне, предварительно постучав.
– Да, иду.
– Когда в город?
– Не знаю, – отмахнулась я. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – буркнул отец. – Только надоел этот дежурный вопрос. Себя я чувствую нормально, а ты?
– А со мной все вообще хорошо.
– Поэтому вчера с матерью допоздна сидела? А со мной, значит, говорить уже не хочешь?
– О мужчинах? Прости, пап, но мне нужен был совет женщины.
– Надо же! У этой женщины был только я! Чего она тебе посоветует?
Я едва сдержала улыбку, глядя, как отец сердится.
– Пап, – я подошла к нему и погладила по руке. – Не обижайся, пожалуйста. Ты все равно самый чуткий и внимательный родитель. Но меня нужно было встряхнуть.
– Так, значит, ничего мне и не скажешь?
– Ну, мы с Женей немного поссорились, и оба где-то оказались не правы. Хотя я решила, что не прав только он.
Может, так оно и есть.
И что тогда? Конец.
Я закусила губу.
– Идем завтракать.
После блинов с творогом и какао, я вышла во двор. Поздоровалась с Джеком и направилась в амбар, за лопатой для снега. Через полчаса пришел Витька с младшим сыном – помочь отцу. Меня, конечно, решили намылить и, вместо того, чтобы расчищать двор, мы только больше нахавозили.
Я замахнулась снежком и даже вскрикнула от неожиданности, когда кто-то схватил меня за локоть.
– Ай! Мама, ты чего?
– Я "чего"? Езжай в город! Снег уже идет. Что ты время тянешь?
– Я не тяну, – снежок рассыпался у меня в ладони, и я опустила руку. Вскинула голову – с мутного неба, кружась, летели белые мушки. – Мне нужно… отвлечься.
