Текст книги "Бывшие. Соври, что любишь (СИ)"

Автор книги: Даша Черничная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 34

Ульяна

Мне все приснилось.

Это была галлюцинация от седативного. Побочка от сотрясения. Последствия удара.

Максим не мог все узнать. Кто бы ему сказал? Да никто бы не сказал.

Перед выпиской я захожу к сыну. Он уже не такой бледный, как в первые дни после аварии. Улыбается, все рвется на улицу. Бегать, прыгать.

Понимаю его.

Мальчишка. Шило в попе. Хочется активности или на крайний случай поиграть, залипнуть в телефоне, послушать музыку. А делать ничего из этого нельзя.

Вот и остается страдать в одиночестве.

Я бы хотела забрать Лешку сегодня, но, во-первых, это может быть опасно для его здоровья, а во-вторых, отопление в нашем доме так и не дали.

В домовом чате творится вакханалия. Люди поднимают все свои связи, но все без толку. Я понимаю: когда вернусь домой, буду, как пещерный человек, жить в холоде.

Надо бы купить обогреватель – жаль, что он не сможет нормально отапливать всю квартиру.

– Леш, я приеду к тебе завтра. Хочешь, привезу что-нибудь вкусненького? – щелкаю сына по носу и мягко улыбаюсь.

На лице у него синяки. Он не такой разукрашенный, как я, слава богу, но тоже нехило приложился. Провожу кончиками пальцев по скуле, Лешка шипит, и я быстро убираю руку.

– Ма, а привези мне тех булочек с корицей из кофейни на набережной? – и глазки делает такие милые-милые.

– Меня твой тренер отчитает за срыв диеты, – тихонько смеюсь.

– Э-эх, – натурально так вздыхает.

– Лех, привезу, конечно. С корицей и те корзиночки, да?

– Да! – выкрикивает и, счастливый, улыбается.

Позади слышится шорох, открывается дверь. На пороге стоит Максим. Смотрит на нас внимательно.

– Привет, – проходит по палате и протягивает руку Лешке.

Сын пожимает протянутую ладонь. Максим держит руку сына дольше чем нужно, зависает взглядом на его лице. Хмурится, будто пытается что-то понять.

– Максим, а ты зачем приехал? – вмешиваюсь.

Мне бы понять странное поведение Никонова, но это сложно. Он в последние дни молчалив и задумчив. На расспросы не отвечает. Приезжает хмурый, приходит ко мне, заглядывает к Лешке, а потом уезжает еще более хмурый.

– Я за тобой, – Никонов смотрит мне в глаза. – У тебя же выписка сегодня.

– Да, но я думала вызвать такси, – произношу растерянно.

– Я отвезу тебя домой, – настаивает на своем.

– Максим, это правда лишнее. Ты и так ездил к нам каждый день, хотя не должен был.

– Приезжал и буду приезжать. Если надо, стану наведываться по несколько раз в день, – слышу нотки злости в его голосе и решаю закрыть эту тему.

Приехал и приехал. Хочет отвезти домой – пусть.

Максим смотрит на моего сына и спрашивает уже мягче:

– Леш, ты как сегодня?

– Все супер, дядь Максим, – по-свойски выдает сын, а у Макса дергается кадык от его фразы. Лешка не замечает этого и продолжает: – Мама обещала завтра привезти булочки с корицей, я в предвкушении.

– Привезем, – кивает Макс, а я открываю рот от изумления.

Прощаемся с Лешей и выходим в коридор.

– Что значит «привезем»? – шиплю на Никонова.

– Это значит, что ты и я поедем в кондитерскую, я куплю все, что нужно, и мы привезем это… твоему сыну, – буквально выдавливает из себя последние два слова.

Когда мы выходим из стен больницы, я говорю:

– Максим, не нужно всего этого. Мы никто друг другу, просто люди, оказавшиеся в одном месте в неподходящее время. Ни к чему все эти обещания и помощь. Я справлюсь сама, правда.

Никонов медленно оборачивается и вперивается в меня взглядом.

Я подмечаю изменения во внешности мужчины, которые произошли за последние пару дней. Стало больше седых волос, он как-то посерел, будто не спал все это время. Под глазами мешки, а в самих глазах… тоска смертная.

– Уверена, что мы никто друг другу? – спрашивает холодно.

– Ну… да, – даже теряюсь. – А кто мы, Макс? Наше общее прошлое так далеко, что смахивает на легенду.

– Мы поговорим об этом, Ульяна. Обязательно поговорим, – произносит холодно. – А теперь садись в машину.

Мне не нравится, как он разговаривает со мной. Грубо, зло. Но кажется, если я сейчас вступлю в конфронтацию, меня просто размажут по асфальту. Именно поэтому я молча отдаю Максиму свою сумку, которую он тут же уносит в багажник, а сама сажусь вперед, на пассажирское сидение.

Спешу пристегнутся. Руки ледяные и мокрые, подкатывает тошнота.

Никонов трогается излишне резко, я вскрикиваю. Страх застилает глаза. Это первая поездка после аварии, и мне ужасно не по себе.

– Прости, я буду ехать медленно, – говорит Макс и реально выезжает очень спокойно и неспешно.

– Спасибо.

В дороге я более-менее успокаиваюсь. Возле моего дома благодарю Максима, быстро выхожу. Никонов достает сумку и ждет, что я открою дверь в подъезд.

– Дальше я сама.

– Открывай.

– Максим…

– Ульяна, я еле держусь. Пожалуйста, не провоцируй меня, – а у самого глаза красные, будто реально вот-вот набросится на меня.

– Хорошо.

Заходим внутрь, поднимаемся ко мне.

Максим без спроса входит в квартиру, хмурится.

– Почему у тебя так холодно? – спрашивает в шоке.

– Отопление еще не дали, – пожимаю плечами.

В квартире страшно неуютно. Все поверхности ледяные. С тоской осознаю, что в таких условиях придется пожить какое-то время.

– Ноябрь на дворе! – чуть ли не выкрикивает Никонов. – Что значит – не дали?

– Там с котельной неполадки, управляющая мутит что-то. Мы ничего не можем сделать, – развожу руками и устало вздыхаю.

– Как ты собиралась тут жить? – спрашивает шокированно.

– Купила бы обогреватель, – поджимаю губы.

Отчего-то мне становится неловко за свою жизнь. Неидеальную, суровую. У Максима наверняка все иначе. Прислуга, помощники, которые решают любые проблемы.

– Ты не будешь тут жить. Тем более не привезешь сюда Лешку, – выдает решительно.

– Прости? – нет, наверное, мне послышалось.

Максим стоит напротив и буравит меня взглядом.

– Собери вещи. Ты переезжаешь ко мне.

Глава 35

Максим

Я с трудом держусь. Если честно, сейчас у меня одно желание – разнести к херам квартиру.

Эти дни я честно пытался собраться. Выдохнуть и прийти в себя. Отыскать где-то здравый смысл и постараться посмотреть на ситуацию глазами той двадцатилетней брошенной беременной Ульяны.

Молодая, совсем зеленая. Идеалистка, смотрящая на мир в розовых очках и видящая в людях лишь хорошее.

Дал ли я ей что-то хорошее? Вряд ли… если только сына.

Я часто приезжал к Леше, по несколько раз в день. С каждым визитом я все больше и больше находил своего в его чертах. Тот же разрез глаз, губы, волосы. Схожесть с Глебом тоже есть, и она немалая.

А ведь я и раньше ловил себя на мысли, что Леша похож на Глеба, но совершенно не придавал этому значение. Мало ли сколько похожих людей бродит по свету?

Я знал, когда Леше кололи лекарство, от которого он засыпал, и приезжал в это время. Смотрел на него спящего и думал об одном.

Как сейчас поступить правильно?

В квартире Ульяны будущее прояснилось. Она не будет жить в этом ледниковом периоде вместе с моим сыном.

– Что ты сейчас сказал? – Ульяна моргает несколько раз, а я не могу отвести взгляда от ее лица.

Внутри все сжимается от боли.

Ее лицо – совершенное, красивое – сейчас исполосовано мелкими порезами и украшено огромным синяком, который за пару дней несколько раз успел поменять оттенок. Хочется положить на него руку, погладить, унять боль. Ведь наверняка болит…

– Я сказал, что ты сейчас же переезжаешь ко мне.

Пауза. Ульяна снова моргает, будто не может поверить в то, что слышит, а потом выдает твердое:

– Нет.

– Я не спрашивал.

– Ты не спрашивал, а я тебе отвечаю: нет!

Бросаю ее сумку на пол, надвигаюсь на Улю.

– Послушай… знаешь, сколько терпения у меня осталось? Во-от столько, – показываю миллиметр между большим и указательным пальцем.

– А мне что с этого, Максим? – упрямая, зараза. Поднимает подбородок, смотрит на меня свысока, хотя достает мне до плеча. – Что мне до твоего терпения? Уходи отсюда и терпи где-нибудь в другом месте.

– Ты сына своего как сюда привозить собралась? Тут иней разве что на подоконнике не лежит.

– За время, пока он в больнице, отопление, возможно, дадут.

– А если нет? – закипаю, терпения правда не остается.

Ульяна отходит от меня и идет в сторону кухни, резко оборачивается.

– Тебя не должно волновать, как мы будем тут жить, Максим.

– Уверена?

– Да! – выкрикивает.

– Кто отец Леши, Ульяна?

Дергается. Испуганно смотрит на меня, а потом опускает взгляд. Грудная клетка вздымается от быстрого дыхания.

Я не хотел вот так. Напролом. Думал спокойно обо всем поговорить, когда ей станет лучше. Не сдержался.

– Кто, Ульяна? – надвигаюсь на нее.

– Почему ты спрашиваешь? – я не узнаю ее голос.

Подавленный, дрожащий, еле слышный.

– Я видел свидетельство о рождении Лешки.

Она с силой зажмуривается и выдыхает. На меня не смотрит, а я, наоборот, заглядываю ей в лицо.

– Уль… у меня только один вопрос: за что ты так?

Секунда, и она распахивает глаза. Тут больше нет страха, только огонь зла и боли.

– За что я так? – выплевывает мне в лицо. – Ты хотел спросить, за что я так с тобой?

– Почему не сказала?

– Это я-то не сказала? – хмыкает со злостью. – Я как раз-таки тебе сказала, Максим. А вот ты помнишь, что ответил мне? Ах да, конечно, ты помнишь только то, что хочешь. То, что выгодно тебе. Какая чудесная избирательная память. Но я-то ничего не забыла, я напомню тебе каждое твое слово.

Она сжимает кулаки, того и гляди набросится на меня.

– Ты не поверил мне, когда сказала, что я беременна, Максим! Сказал, что это ничего не меняет. Представляешь? Во мне рос твой ребенок, а для тебя это не значило совершенно ничего. Ты мне не поверил, даже не попытался разобраться! Просто сказал, что я тебе не нужна.

Я немею от услышанного, а по лицу Ульяны бегут дорожки слез, губы кривятся в болезненной улыбке.

– А теперь ты стоишь тут и спрашиваешь, за что я так с тобой? А не пошел бы ты, Никонов?

Все-таки толкает меня.

Я прокручиваю в голове наш разговор.

– Я плохо соображал тогда, Ульяна. Практически не спал. Со всех сторон на меня давили…

– Ох, бедненький! – хлопает руками по бедрам. – А рассказать тебе, как я жила-поживала? Как блевала дальше, чем видела, три месяца? Как похудела до неузнаваемости! Как в больницах лежала на сохранении. Как диплом с пузом защищала? А потом на шее у отца сидела, потому что надо было что-то есть, а с маленьким Лешкой я не могла выйти на работу.

– Я не знал ничего, – произношу растерянно.

– Ну вот теперь знаешь, – произносит холодно. – А сейчас уходи, Максим, ты нам не нужен.

Выкрикивает в сердцах, а у самой руки трясутся. Губы дрожат, слезы льются потоком, не прекращаясь.

Я не сдерживаюсь, срываюсь к ней. С силой вжимаю в себя. Ульяна тут же начинает брыкаться, толкается. Но я не отпускаю. Она быстро устает и просто воет мне в свитер, а я глажу ее по волосам.

Руки дрожат, пальцы путаются в ее волосах. Грудину разрывает от чувств. Хер его знает, что делать дальше. Как поступить правильно и распутать все, исправить. Но то, что я не оставлю больше ни ее, ни Лешку – факт.

– Перестань плакать, Уль. Все, успокойся, – прошу сдавленно. – Не надо.

Она медленно успокаивается, и я поднимаю ее лицо.

– Нельзя оставаться тут, Уль. Поехали к нам с Глебом? Хотя бы на эту ночь? А завтра поговорим спокойно. Ты же понимаешь, нужно что-то делать со всем этим. И тут правда очень холодно.

– Нет, Максим, – произносит сдавленно. – Я прошу тебя уехать. Нельзя нам сейчас быть рядом. Наговорим друг другу лишнего, потом жалеть будем. Я хочу побыть одна.

– Поехали ко мне? Я не буду тебя трогать, чтобы не провоцировать. Уйду, ты даже видеть меня не будешь. Просто поехали.

– Ты снова не слышишь меня… – отворачивается.

Внутри горит все. Не хочу ее оставлять тут, но с трудом разжимаю руки, отхожу спиной вперед:

– Я приеду завтра утром.

– Зачем?

– Чтобы забрать тебя.

Глава 36

Ульяна

Ночью пошел снег.

Сплит-система работает на тепло, но все равно не греет нормально. Я одета как капуста, в несколько слоев. На ногах теплые сапоги, носки не справляются.

Укрывшись с головой одеялом, листаю чат дома. Сейчас люди остались лишь в нескольких квартирах – им некуда пойти, остальные разъехались по друзьям и родне.

Всю ночь я не могу сомкнуть глаз. Сказывается нервное напряжение и неблагоприятные условия для сна.

Я в прямом смысле остываю и думаю о том, что надо было соглашаться и ехать к Максиму. В квартире правда невозможно находиться. Это просто опасно для здоровья.

Теперь он все знает. И хорошо, что так. Правильно. Только вот что дальше делать со всем этим?

Засыпаю под утро, сплю плохо, постоянно дергаюсь. Мне чудится, что руки и ноги отмерзли и их попросту нет.

Утром просыпаюсь от звонка в дверь, еле-еле плетусь открывать.

На пороге Максим. Еще более хмурый и уставший. По всей видимости этой ночью не только я не спала.

– Готова ехать? – спрашивает бесцветно.

Если бы не свежая одежда, я бы подумала, что он ночевал под моей дверью.

– Готова, – отвечаю после короткого вздоха.

Вещи собираю быстро. Беру совсем немного и только на первое время. Не думаю, что надолго задержусь у него.

Почему я согласилась поехать с ним?

Только ли из-за холода? Из-за Лешки? Или из-за понимания, что ситуацию надо как-то решать? Потому что осознаю: у Лешки есть отец. Он имеет право, да… ну и я не вечна. Авария открыла мне новую сторону проблемы. Случись что со мной, у Лешки есть к кому пойти. Родной отец.

Да и Максим, очевидно, сам хочет разобраться во всем.

В машине мы едем молча. Я заторможенно смотрю на улицы, укрытые снежным полотном, а Максим не отрываясь смотрит на дорогу. Что-то в нас двоих перегорело, мы выдохлись.

Никонов привозит меня в свою квартиру. Элитный дом, с охраной, видеонаблюдением. Насколько я знаю, тут самые дорогие квартиры в городе и вид на набережную.

Максим заезжает на подземный паркинг и помогает мне выбраться из машины. Голова у меня раскалывается, так что я не отказываюсь от его заботы. Все-таки авария еще дает знать о себе.

В лифте молчим. Я не смотрю на Максима, но чувствую на себе его взгляд.

На этаже всего две квартиры. Максим открывает дверь и проводит рукой:

– Проходи.

Делаю шаг в светлый коридор и сразу чувствую, как тут тепло. К сожалению, надо признать, что Максим прав. Я бы не смогла остаться в своей квартире. Там попросту невыносимо. И Лешку бы не привела туда.

Можно было бы поехать к отцу, но кататься от него в больницу на электричке, боюсь, не смогу. Попросту не выдержу дорогу. Машины у меня теперь нет… Это так, металлолом. Да и когда Лешку выпишут, у отца неудобно жить. Скорее всего, к тому времени у меня закончится больничный и надо будет выходить на работу, а я не хочу оставлять сына на отца, он и так тянул нас столько времени.

– Тут кухня-гостиная, выход на террасу. Дальше по коридору моя спальня, ванная напротив. Комната Глеба за углом, там также две гостевые спальни и ванная. Выбирай любую гостевую.

– Нехилые хоромы для двоих, – присвистываю я.

Максим не отвечает, уходит в кухню, а я прикусываю язык. С чего я вообще взяла, что он планировал эту квартиру для двоих? Вполне возможно, что покупал ее и для своей жены.

Я решаю особо не шнырять по чужой квартире и захожу в первую комнату. В шкафах пусто, значит, это точно гостевая. Ставлю свою небольшую сумку у кровати и снимаю куртку, оставаясь в футболке и джинсах.

Мои руки и ноги все-таки не согрелись в машине, так что я решаюсь на наглость и беру свои вещи, иду в ванную. Стою под горячими каплями, отогреваюсь.

Потом в комнате переодеваюсь в теплый спортивный костюм, сушу волосы. Не прихорашиваюсь, ни к чему это.

Можно было бы отсидеться тут, только это будет вообще по-детски, поэтому выхожу из своего временного убежища. Да и голод не тетка, позавтракать очень хочется.

На кухне никого нет, но дверь на террасу открыта. В комнату влетает холодный воздух, я ежусь. Подхожу к двери, чтобы закрыть, и вижу, как, оперевшись о перила террасы, курит Максим. Он снял куртку и остался только в свитере и темных джинсах.

Словно почувствовав мое присутствие, оборачивается, тушит сигарету и возвращается на кухню.

– Замерзла? – спрашивает, плотно прикрывая дверь.

– Да, на улице холодно.

– Передают, что завтра снега будет еще больше.

Разговор ни о чем, но тем не менее я успокаиваюсь, когда понимаю, что скандалить и забирать у меня ребенка никто не будет.

Максим проходит мимо меня и открывает дверцу холодильника.

– Будешь творожную запеканку?

– Кто готовил? – подхожу к Максу со спины и смотрю на заставленный контейнерами холодильник.

– Несколько раз в неделю к нам приходит женщина и готовит на несколько дней.

– Понятно. Я всеядна, буду все, что ты дашь, – отвечаю спокойно.

– Присаживайся, – он кивает на стул.

Я устраиваюсь за столом, а Максим уходит на минуту, переодевается в домашние брюки и футболку и возвращается, принимается разогревать еду.

– Где Глеб?

Уроки начнутся через два дня, у ребят пока каникулы.

– Он у моих родителей. Планировал сегодня вернуться.

Значит, мы будем не одни.

Макс расставляет тарелки с завтраком, горячий кофе, и мы едим в молчании.

– Что дальше, Макс? – спрашиваю устало.

Он приваливается к стене, прикрывает глаза на секунду, а потом спрашивает:

– Лешка считает отцом Дениса? Как так вышло, Ульяна? – без претензии и упреков.

– Леша знает, что Денис ему ненастоящий отец. Денис был рядом со мной. Когда была беременна и когда родила. Через полгода мы поженились, а потом развелись.

– Ты любила его? – поворачивает голову, смотрит тяжело, придавливает взглядом. В висках у меня пульсирует.

– Это тебя не касается, Максим, – я тоже давлю голосом, не пуская на свою территорию.

Никонов ничего не говорит, но буравить меня глазами не перестает.

– Какую версию ты озвучила Леше? – вроде голос звучит ровно, однако я слышу, как он подрагивает.

– Самую правдивую, Максим, – криво улыбаюсь. – Я сказала ему правду: родной отец уехал далеко, а я узнала о беременности только после его отъезда. Затем я сообщила о том, что жду ребенка, но отец не поверил в это.

– Хреновая какая-то правда у тебя получается, – усмехается устало.

– Какая есть, Максим. Другой у меня не было.

Максим растирает лицо ладонями, поднимается, проходится по кухне, явно не в силах усидеть на одном месте. Опирается руками о раковину и роняет голову на грудь.

– Знаешь, что самое обидное во всем этом? Я даже не помню тот разговор. Помню, как бесился. Со всех сторон давили, взяли в тиски, – произносит тихо и резко разворачивается: – Думаешь, я бы бросил вас, если бы знал правду?

Поджимаю губы.

– Тебе бы пришлось делать выбор в любом случае. Леша или Глеб. Глеб или Леша. Ты бы не смог быть в двух местах одновременно, как бы тебе этого ни хотелось. Но в любом случае история не знает сослагательного наклонения, Макс, – последнее говорю уже тихо. – Ты уехал, а мы остались тут. Ни к чему теперь копаться в прошлом, все случилось так, как случилось.

– Прости меня, Уль, – выдает неожиданно. – За все прости, если сможешь.

– Надо подумать, как сказать всем, – вздыхаю вместо ответа.

– Кто-то еще знает?

Закусываю губу:

– Настя и Денис узнали недавно. Отец догадался после вашей перепалки с Денисом.

– Я теперь понимаю смысл его слов. Он сказал, что если бы не я, у вас с ним все было бы иначе.

Не отвечаю на это.

Не было бы у нас с Денисом иначе. Я бы не полюбила его, к сожалению, – а может, к счастью.

– Максим, будет лучше, если мы скажем правду Леше и Глебу, когда Лешка выздоровеет.

– Согласен. Врач тоже просил без потрясений, – отвечает тихо. – Но лучше не затягивать. И фамилия. Я хочу, чтобы мой сын носил мою фамилию.

– Ты слишком многого хочешь, Максим.

Глава 37

Ульяна

К моему удивлению, Глеб достаточно ровно отнесся к тому, что я ненадолго поселюсь у них с отцом. Он даже обрадовался, ведь какое-то время друг будет жить с ним.

Максим объяснил это Глебу просто: у меня проблемы с жильем, а так как мы старые знакомые, то Никонов решил помочь. По-дружески, да.

Жить в одном доме с мужчиной, который не является твоим, и его ребенком очень странно.

Настолько, что я сбегаю из дома ни свет ни заря, а возвращаюсь ближе к девяти вечера.

Вот и сегодня я на цыпочках выхожу из своей комнаты. Такси уже подъезжает, так что мне нужно торопиться.

– Ульяна, – звенит голос позади, как раз когда я собираюсь наклониться, чтобы потянуть собачку молнии на сапогах.

– Максим! – взвизгиваю и тут же прикрываю рот рукой. – Напугал!

Макс стоит одетый в костюм. Он тоже просыпается рано, но не уезжает – ждет сына, чтобы отвезти в школу.

Никонов подходит ближе, давит на меня взглядом.

– Отмени такси. Останься. Вместе позавтракаем, а потом я отвезу вас в школу.

Я даже раскрываю рот от шока.

– А вдруг нас увидят? Я не хочу слухов, – тут же мотаю головой. – Да и мне нужно быть в школе пораньше.

Мне не нужно быть в школе пораньше. Все, что требовалось сделать, я сделала давным-давно и реально просто сбегаю отсюда каждое утро.

Разворачиваюсь, чтобы уйти, но Максим перехватывает меня за талию, прижимается сзади.

– Перестань от меня прятаться, пожалуйста.

Сердце разгоняется за какую-то секунду, в голове мутится.

– Боже, что ты делаешь? – хватаю его руку и пытаюсь вывернуться.

– Прошу тебя остаться и пытаюсь пресечь очередной твой побег, – говорит возле моего уха.

Очень тихо, но так, что подгибаются колени.

– Я не могу, – бормочу и вырываюсь.

Вылетаю на лестничную клетку, скатываюсь на два этажа вниз и приваливаюсь к стене.

Пытаюсь выровнять дыхание, но я будто во сне. Это все вообще было реально? Что на него нашло?

Да, я видела его взгляды в те редкие моменты, когда мы сталкивались в его коридоре, но старалась игнорировать их. Что мне теперь делать с этим? Как возвращаться?

Телефон пиликает сообщением от водителя, который спрашивает, собираюсь ли я вообще выходить.

Нетвердой походкой спускаюсь, игнорирую размусоливания таксиста на тему того, какие все безответственные и что он тут вообще-то в простое стоял.

Ничего, что простой оплачивается из моего кошелька.

Завтракаю прямо на работе. У нас тут стоит небольшой холодильник, из которого я достаю колбасу, сыр и хлеб, делаю себе бутерброд и кофе.

Пока никого нет, быстро все съедаю и подчищаю за собой следы. Приемы пищи в учительской не приветствуются, да и я раньше не наглела, но сейчас не могу переступить через себя и сесть за один стол с Максимом и Глебом. Мы не семья. Мы друг для друга никто. У нас нет общего статуса, кроме того, что я учитель Глеба.

Школьное утро затягивает.

Уроки, контрольные, проверки. Ольга зашивается со своим классом.

– Нет, ну ты смотри! Прохлаждается она! Скажу Анне Сергеевне, чтобы класс тебе дала! – шикает на меня, а я лишь улыбаюсь.

– Все классы распределены, так что давать мне некого.

– Значит, моих заберешь!

– Не заберу, мне нельзя. В твоем классе мой сын, – уже откровенно посмеиваюсь.

– Точно, – взмахивает она руками.

– А что такое, дети достали тебя?

– Дети? Их родители! Матерям Артамонова и Шевелева в голову точно что-то стукнуло! Планируют поездку на базу отдыха за городом. Типа хотят для детей мероприятие организовать, только почему-то настаивают, что мужчины тоже должны присутствовать. И непременно там должен быть отец Глеба Никонова.

Сердце отбивает припадочный ритм.

– А Максим Аристархович что? – стараюсь говорить ровно.

Ольга вздыхает удрученно.

– А Максим Аристархович сказал, что сейчас ему не до школьных активностей. И ты знаешь, я понимаю его! У мужика бизнес, а эти клуши раскудахтались! Наверняка хотят на природе перед ним порисоваться.

– И чем все закончилось?

– Да ничем! Продолжают продавливать свою идею! Ой, звонок! Я побежала!

У меня окно в расписании, поэтому сбегаю в больницу навестить Лешку, потом приезжаю обратно.

День пролетает быстро. После обеда школа заметно пустеет, а у меня факультатив с учениками, которые будут сдавать мой предмет на экзамене. Когда уходят и они, снова плетусь в учительскую.

Учителя потихоньку расходятся, я же думаю о том, что такими темпами мне пора тут диван ставить.

Распахивается дверь, и в учительскую заглядывает Никонов.

– Максим… Аристархович? – быстро исправляюсь и поднимаюсь на ноги.

Максим окидывает взглядом учительскую, в которой кроме меня нет никого, и говорит тихо, зная, что нас не услышат:

– Поехали домой, Уль.

На часах пять вечера, я планировала отсидеться тут еще часа два-три.

– Но мне надо проверить контрольные, – оборачиваюсь, чтобы показать на стопку с тетрадями, а на столе ничего нет, потому что их я проверила еще утром.

Роняю руку и выдыхаю. Чем крыть?

Максим не теряясь заходит в учительскую и прикрывает за собой дверь, подходит к вешалке, снимает мое пальто, распахивает полы и помогает мне одеться.

Я же покорно просовываю руки в рукава и только собираюсь отойти, но Максим разворачивает меня, а потом перехватывает за грудки и дергает на себя, впечатываясь своими губами в мои.