Текст книги "Бывшие. Соври, что любишь (СИ)"

Автор книги: Даша Черничная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 30

Ульяна

– Мне Максим сразу показался знакомым, но я не мог понять, откуда знаю его. А вот сейчас, видя вас рядом, вспомнил.

Папа сидит со мной на крыльце и смотрит на наш небольшой яблоневый сад. Листва опала, деревья стоят голые, будто мертвые. Мне кажется, когда-то и моя душа была такой.

– Что ты вспомнил, пап? – спрашиваю едва слышно.

– Я ведь видел вас вместе. Тогда, много лет назад. Я шел со смены, а вы гуляли в парке, за руки держались, он украдкой целовал тебя. Ты вся светилась и смеялась так громко, что звенело в ушах. Это Максим был тогда с тобой.

Да, наверное. Кроме него больше и некому.

– Леша похож на него, – говорит тихо. – Максим не знает?

– Нет.

– Надо сказать, Уль, – вздыхает. – Какой бы Денис ни был хороший отчим, он не отец. И сегодня мы ясно увидели это.

– Надо, пап, – соглашаюсь после небольшой паузы.

Нас с Максимом затягивает в воронку. С каждым днем становится слишком много общего, возникает все больше точек соприкосновения. Дальше просто нет смысла молчать.

– Я расскажу, пап. Как только соберусь с силами – расскажу. Пойду к Леше, проверю его.

– Давай, Уль. Иди, конечно.

Захожу в дом и направляюсь в спальню к сыну, открываю дверь. Лешка лежит на кровати, лицом к стене, всхлипывает.

Сажусь рядом с ним, кладу руку ему на голову, принимаясь гладить мягкие волосы.

– Денис теперь больше не приедет ко мне? – спрашивает, задыхаясь.

– Приедет, Леш. Ты дорог Денису. Понимаешь, у нас с ним все непросто, и это отразилось на тебе.

Леша садится, оперевшись о спинку кровати.

– Нет, мам. Будь он моим настоящим отцом, он бы не уехал.

Ох, сынок, иногда и родные отцы бросают безжалостно.

– Мам, а ты знаешь, где сейчас мой папа? – спрашивает неожиданно.

В голосе звучит робкая надежда, у меня сразу слова застревают в горле. Врать нельзя. Сказать правду рано, для начала следует поговорить с Максимом.

– Знаю, Леш, – выдаю через силу.

– А почему он меня тогда не захотел?

Снова мысленно натыкаюсь на стену. Подобрать правильные слова практически невозможно, но я делаю что могу.

– Нет, не совсем так. Просто он уехал… далеко, а потом я узнала, что жду тебя.

– И ты не рассказала ему?

– Рассказала, просто он не поверил…

Вряд ли Леша понял что-то, но вопросов он больше не задает, только думает о чем-то своем.

Я невольно подмечаю, какой взрослый сын у меня. Больше не малыш. И близко нет. Смотрит так пристально, словно читает мысли.

– Значит, мне не нужен такой отец, который не поверил…

Леша выдает это очень решительно, даже, я бы сказала, по-взрослому. Мне хочется отшатнуться от этих слов, хотя они обращены вовсе не ко мне.

– Ты иди, мам, – говорит уже спокойно, слезы высохли.

– Леш, я люблю тебя.

– И я тебя, – ложится и отворачивается лицом к стене.

Я медленно выхожу из комнаты сына и иду на кухню. Тут сидит папа, перед ним пустая стопка.

Я сажусь напротив, вздыхаю.

– Пап, мы, наверное, поедем завтра в город.

– Хорошо, Уль. Как знаешь. Отопление включили у вас?

– В чате пишут, что нет. Сплитом будем топить.

– Так себе идея.

– Может, обогреватель куплю.

– Опасно…

Разговариваем с отцом на отвлеченные темы, постепенно день близится к завершению. Леша выходит, ужинает с нами, общается с дедом. На новость о том, что уезжаем, реагирует спокойно.

Поутру, когда все котомки и соленья отца загружены в автомобиль, я сажусь, чтобы прогреть двигатель.

Вставляю ключ, но машина не реагирует, попросту не заводится.

Ко мне спешит отец, лезет под капот.

– Аккумулятор сел. Я давно тебе говорил: менять его надо! – выкрикивает. – Иди к Котову, пусть пригонит свою машину, прикурим.

– Уже бегу.

Спешу к старому знакомому, но еще издалека вижу, что двери в гараж открыты. Сам Влад ковыряется в яме.

– Привет!

– Ой! Привет, Ульян! – выныривает из ямы и вытирает руки.

– Сломалась машина? – киваю на белую «Шкоду».

– Барахлит. Вот, разбираюсь.

– Понятно, – вздыхаю понуро.

– Случилось чего, Уль? – спрашивает участливо.

Слышу шорох позади себя и оборачиваюсь.

Максим.

Здоровается с Владом, мне кивает.

– Так что случилось, Уль?

– Аккумулятор сел. Вот, хотела попросить прикурить.

– Я не могу, сорри, – Котов разводит руками. – У самого тачка сломалась. Макс, может, ты?

– Я помогу, – выдает Максим. – Поехали.

Прощаюсь с Владом и иду за Никоновым.

Его машина тоже стоит на улице. Багажник открыт, в нем чемоданы.

– И вы в город собираетесь?

– Да, появились кое-какие дела, – отвечает обтекаемо, открывает мне дверь и помогает сесть.

– Как ты? Как Леша? – спрашивает по дороге.

– Мы в порядке. Хотели в город вернуться, но аккумулятор сдох.

– Сейчас исправим.

Полчаса пытаемся завести машину, и наконец получается.

– Уль, если ты не против, давай вместе в город вернемся? Ты будешь ехать впереди, а мы за тобой.

– Зачем это?

– А вдруг случится что-то на трассе?

Раздумываю я недолго, в целом в его словах логика есть.

– Хорошо.

– И надо бы сразу в магазин за новым аккумулятором, Уль. Этому кранты.

После обеда выдвигаемся. Едем спокойно, я не лихачу, никуда не тороплюсь – после дождя дорога скользкая, ни к чему это.

Постоянно вижу черный внедорожник позади. От этого становится спокойнее, ведь я понимаю, что мы не одни, и, случись что, Максим поможет.

Я не успеваю среагировать.

На встречку вылетает машина. Я жму на тормоз и чувствую, как «Поло» начинает закручивать.

Последнее, что я слышу, – крик собственного сына…

Глава 31

Максим

Все происходит на моих глазах.

Авария страшная.

Машину Ули закручивает, вторая тачка сразу летит в кювет, переворачивается на крышу. Это какая-то старая китайская малолитражка, которую и от порыва ветра сдует, а тут такой удар.

Дальше все как в тумане. Мы с Глебом останавливаемся, спешим к «Поло».

И Уля, и Лешка без сознания, у обоих на лице кровь.

Я тяну руки к Леше, его вытащить проще всего.

– Не трогайте! – кричит какой-то мужик, который на бегу надевает латексные перчатки и спешит к «Поло». – Я врач. Их нельзя трогать, может быть сломан позвоночник. Вызывайте скорую.

Скорая приезжает очень быстро. Врачи проводят какие-то манипуляции и перекладывают Лешку и Улю на носилки.

– Знаете, где их документы? – спрашивает фельдшер.

– Сейчас.

Лезу в покореженную машину, забираю с заднего сиденья сумки и ноутбук, открываю молнию. Свидетельство о рождении Леши нахожу в большой папке. В сумке Ули – паспорт.

– Вы родственник? – спрашивает врач.

– Да! – решительно выдаем мы с Глебом, я даже оборачиваюсь на него.

Сын бледный, испуганный.

– Мы везем их в Первую больницу, можете ехать за нами, – сообщает врач, забирает документы и закрывает дверь.

За это время успевает прибыть полиция. Я даю им свои координаты и объясняю, что остаться на месте происшествия некому.

Мы с сыном торопимся в тачку, чтобы успеть за скорой.

– Пап, я их вещи из багажника к нам переложил, – сообщает Глеб.

Перевожу удивленный взгляд на него.

– Вот это да. А я и не подумал. Молодец, сынок, – кладу руку ему на плечо.

От скорой не отстаю, нарушаю правила дорожного движения, но до этого сейчас мне нет никакого дела.

Мне дико страшно за Улю и ее сына. Больше всего пугает то, что они так и не пришли в сознание.

По дороге связываюсь со знакомым из министерства здравоохранения, коротко описываю ситуацию.

– Макс, все нормально будет. Первая больница хорошая. Ее недавно оснастили новым оборудованием. Я сейчас позвоню главврачу, расскажу, что произошло. Не беспокойся, спасут твою знакомую и ее сына.

На подъезде к городу я слышу незнакомый сигнал телефона.

Глеб оборачивается назад и достает с заднего сиденья сумку Ульяны.

– Пап, это телефон Ульяны Романовны звонит.

– Давай сюда, – протягиваю руку.

На дисплее высвечивается имя: Настя.

Я знаю только одну Настю в окружении Ули. Нажимаю на кнопку и принимаю вызов.

– Смирнова? – спрашиваю вместо приветствия.

На том конце заминка.

– Это кто? – спрашивает знакомый голос.

– Никонов.

– Э-э… я ничего не понимаю.Что делает у тебя телефон Ульяны? – спрашивает нервно.

Быстро пересказываю, что произошло, и называю больницу, куда везут Лешу и Ульяну.

– Буду через десять минут! – выкрикивает Настя.

Слышно, что она очень испугалась за подругу. Думаю, будет лучше, если она приедет, вдруг Настя знает что-нибудь важное, что пригодится врачам. Возможно, про аллергию или что-то в этом роде.

У въезда в больницу мы с машиной скорой разделяемся, так как нас не пускают даже за ворота.

Бросаю тачку криво посреди тротуара, и за руку с Глебом мы летим в приемный покой.

Здесь нам говорят, что обоих увезли на обследование. И у Лешки, и Ульяны подозрение на ЧМТ. Показывают, где можно подождать.

Снова бежим с Глебом под неодобрительными взгляды медперсонала.

– Куда! – кричит медсестра, когда мы вступаем на запретную территорию. – Не видишь, написано: «Посторонним вход запрещен!» Садитесь тут!

– Мне нужно узнать, что с женщиной и ребенком. Их только что привезли на скорой после аварии.

– Фамилия?

– Стафеевы они. Мать и сын.

– Садись, – говорит более снисходительно. – Сейчас узнаем.

Ее нет страшно долго, кажется целую вечность. За это время я прокручиваю в голове сценарии один страшнее другого.

Злюсь на себя, что отпустил их на неисправной машине, на Улю за то, что дохера самостоятельна. На судьбу за то, что когда-то развела нас.

«Спаси их, пожалуйста… спаси!» – в голове мой немой крик.

До боли сжимаю руки, но не чувствую ничего. Голова гудит. Они должны жить. Должны. А со всем остальным я разберусь. Найду лучших врачей, поставлю на ноги обоих!

– Пап, я пить хочу, – жалобно говорит Глеб.

– Сам сможешь купить? – протягиваю ему карточку.

– Конечно.

Сын убегает, а спустя несколько минут выходит та же медсестра, подходит ко мне.

– Ну что там?

– Да не переживайте вы так, – говорит до бешенства спокойно. – Оба пришли в сознание, ими занимаются. Мальчика сильнее приложило, ему ставят среднюю степень тяжести. Руки-ноги тоже пострадали. В общем, ждите, врач выйдет – все расскажет. И вот еще, заберите документы.

Отдает мне свидетельство Лешки и паспорт Ули.

– Спасибо вам.

Женщина улыбается:

– Не переживайте, правда. Их смотрят лучшие врачи.

Киваю ей, а сам возвращаюсь на стул. Верчу в руках документы, не сразу обращая внимание на одну важную деталь.

В свидетельстве у Леши в графе «отец» прочерк.

Почему Ульяна не вписала Дениса?

Смотрю на день рождения Леши. К горлу подкатывает ком. Цифры прыгают перед глазами.

Пытаюсь посчитать. Когда мы были вместе? Когда был последний секс? Башка не варит. Все это очень сложно вспоминать, потому что прошло тринадцать лет. Зима была. Перед новым годом где-то.

– Привет, Максим. Как они? – появляется Настя.

Она тяжело дышит, видимо, тоже бежала. Взмыленная, испуганная.

– Их осматривают.

Коротко пересказываю то, что знаю, а потом снова опускаю взгляд в документ.

Пытаюсь вспомнить наш последний разговор с Улей, который состоялся, когда я уже уехал в США, но ничего не выходит. Что она мне говорила? Не помню, хоть убей. Плакала, помню. Не верила. А я что сказал?

Ни черта не могу вспомнить.

Если бы отцом Леши был Денис, он был бы вписан в свидетельство. Тут же всплывает в памяти картина, как вчера Лешка кричал Стафееву сначала «Папа», но потом назвал его просто по имени.

Поднимаю взгляд на бледную Смирнову, которая сидит рядом.

– Настя. Почему в свидетельстве у Лешки в графе «отец» прочерк?

Ее взгляд бегает, она бледнеет еще сильнее, хотя, казалось бы, куда больше?

– Настя. Кто настоящий отец Лешки?

Глава 32

Максим

– Настя, – мне кажется, мой голос звучит жалко.

Не может так растерянно говорить сорокалетний мужик. В этом возрасте вообще есть что-то, что может шокировать?

Экономический кризис? Обвал валюты? Девальвация? Революция? Пандемия? Землетрясение? Я вас умоляю.

– Настя… – голос все-таки срывается до шепота.

Настя отворачивается от меня, прячет глаза, а я ощущаю себя маленьким мальчиком, которого мать оставила в огромной очереди, а сама ушла.

Весь мой мир – выверенный, четкий – трещит по швам, как прохудившаяся ветошь.

Лешка не может быть моим сыном.

Во-первых, Ульяна бы никогда так со мной не поступила, она бы не стала скрывать, что у нее ребенок от меня. Да, я обошелся с ней нехорошо, бросил, оставил одну, но она не такая!

Во-вторых, отец Лешки – Денис! Лешка называл его «папа»!

Но в графе «отец» пусто, имени Дениса там нет.

Пытаюсь представить ситуацию, в которой мой ребенок остается без отца в свидетельстве о рождении, при этом я нахожусь в законном браке с его матерью.

Я честно пытаюсь сообразить, нарисовать в голове картину, но, как ни крути, ничего не получается. Этот сраный пазл не складывается.

Кладу руки на плечо Насти и насильно разворачиваю ее к себе.

– Кто отец Леши? – спрашиваю четко, по слогам, уже более уверенным голосом.

Настя все-таки поднимает на меня уставший, немного грустный взгляд.

– Макс, давай ты не будешь задавать мне таких вопросов?

– Кому мне сейчас задать этот вопрос, Насть?

– Точно не мне. Никонов, ты чего от меня ждешь? Я тебе ничего не могу рассказать, кроме того, что ты просто уничтожил Ульяну своим отъездом. Нет, даже не так. Тем, что ты так некрасиво бросил ее. Сказал, что едешь на несколько дней, и пропал. А потом – «Ты не нужна мне».

Я не помню этих своих слов, но понимаю, что мог сказать такое, чтобы обрубить все сразу. Жестоко? Жестоко. Еще как. Но тогда я не видел другого исхода. Я не хотел, чтобы Ульяна на что-то надеялась и ждала меня.

Я желал для нее самого лучшего: чтобы она как можно скорее забыла меня и пошла дальше. Мысль эта была чужеродной, я понимал, что дорогая мне девушка может достаться кому-то другому. Другой будет ее касаться, обнимать, любить.

А я продолжу тянуть то, что взвалил на себя добровольно. Женщину, к которой больше не испытываю ничего, и ребенка, которому нужен отец.

– Она тяжело перенесла наш разрыв? – спрашиваю Настю.

– Разрыв? – я чувствую перемену. Смирнова закипает буквально на глазах. – Да ты откровенно бросил ее! Наигрался и побежал в силиконовую долину. А она тут одна осталась. Уля ходила просто серая. Больше не было веселой, легкой девчонки. Казалось, что она резко постарела. Никакой жизни во взгляде. Она отказывалась от всего, даже с нами общаться перестала!

– Я не думал, что все будет так плохо, – произношу растерянно.

– Ты что же, представлял, будто она отряхнется и как ни в чем не бывало пойдет дальше? Ей было двадцать! Она любила тебя, Максим. Конечно, то, что ты сделал, практически убило ее.

На плечи ложится груз ответственности за прошлое. Я ведь правда искренне считал, что делаю все правильно. Что так будет лучше и для нее, и для меня.

– В любом случае даже то, что я сейчас рассказываю тебе о прошлом, – неправильно. Ты должен спросить Ульяну. Я тебе больше ничего сказать не могу, кроме того, что разочарована в тебе.

Разочарована?

Мне хочется придушить себя голыми руками. Я даже не представлял, что тогда, много лет назад, все могло обернуться для Ульяны настолько плохо.

Я не успеваю задать больше вопросов, потому что возвращается Глеб. При нем точно не стоит поднимать эту тему.

Выходит врач и направляется к нам.

– Вы родственники Стафеевых?

– Да! – тут же поднимаемся с Настей и спешим к врачу.

– У Алексея перелом ключицы, ему наложили гипсовую повязку, Сотрясение средней тяжести, много порезов от осколков, гематомы, ушибы. Состояние стабильное, мы дали ему успокоительное, он спит. Предположительно, мальчик останется у нас минимум на неделю, дальше будем смотреть по динамике.

– Можно к нему? – порываюсь тут же.

– Нет, не стоит. А вот Ульяну Романовну можно увидеть, она пришла в себя. У нее также сотрясение, но легкое. Гематомы и ушибы. Переломов получилось избежать, но есть множественные, не угрожающие здоровью порезы от стекла.

– В какой она палате? Как туда попасть?!

– Я провожу. Только будет лучше, если пойдет кто-то один, – окидывает нас троих взглядом.

– Иди ты, Макс, – кивает Настя.

– Побудешь с Глебом?

– Конечно.

– Иди, пап, – подталкивает сын.

Иду за врачом. Тот проходит по множеству коридоров, а потом останавливается у одной из дверей.

– Ульяну и Алексея разместили в отдельные одноместные палаты.

Скорее всего, мой звонок дошел куда надо.

Врач придвигается ближе.

– Ульяну Романовну лучше лишний раз не тревожить. Ей сказали про сына, она разнервничалась. Так что лучше лишних поводов для беспокойства не давать.

– Понял.

Врач уходит, а я захожу в палату.

Глава 33

Ульяна

Не передать словами весь спектр эмоций, что я испытываю.

Как могло такое произойти? Я же внимательный и спокойный водитель, никогда не лихачила, всегда соблюдала скоростной режим, сто раз думала, прежде чем совершить маневр!

А тут даже глазом моргнуть не успела, как все произошло.

И что теперь? Мой сын непонятно где, а я как вареная, обколотая успокоительными, лежу и смотрю в одну точку на потолке.

Слышу шорох открываемой двери, но сознание заторможено, и я не сразу соображаю, что нужно оторвать взгляд от потолка.

Поворачиваю голову, лишь когда рядом со мной садится кто-то.

Максим.

Бледный, с темными мешками под глазами. Одежда мятая, волосы растрепаны. Он рассматривает меня с жалостью во взгляде.

У меня болит лицо, левая часть онемела – предполагаю, что там нехилый такой синяк. Руки и ноги беспорядочно перемотаны бинтами, местами обработаны зеленкой, наверняка порезы оттого, что на меня посыпалось стекло.

– Леша… – пытаюсь задать вопрос о сыне, его состояние меня беспокоит больше всего на свете.

Никонов тут же кладет руку на мою, чуть сжимает ее. Мне кажется, его ладони обжигают. Или это у меня температура тела такая низкая, что разница кажется колоссальной?

Максим, видимо, замечает, что ладонь у меня холодная, и тут же укрывает меня больничным одеялом.

– Уль, не нервничай, пожалуйста, – говорит уверенно и спокойно, хотя я вижу отголоски страха на его лице. – Врач сказал, что с Лешей все хорошо. Он стабилен. Перелом ключицы и сотрясение. Все это не опасно для жизни, наверняка мальчик быстро пойдет на поправку.

Да, все это я уже слышала от врача. Он коротко отчитался передо мной и заверил, что опасности нет.

Я пытаюсь подняться, чтобы найти врача, который сможет отвести меня к сыну, но Максим мягко нажимает мне на плечи и укладывает обратно.

– Ульяна, тебе надо отдохнуть, – говорит строго.

– Я не смогу спать спокойно, пока не увижу сына.

– Я только что разговаривал с вашим лечащим врачом, твой сын спит, – произносит это как-то странно, неожиданно осипшим голосом. – Давай поступим так: я останусь тут и, когда Леша придет в себя, сразу же пойду к нему, а потом вернусь к тебе и отчитаюсь.

– Но… зачем тебе это? – спрашиваю непонимающе. – Поезжай домой, к чему ночевать в больнице.

– А ты не понимаешь? – его голос прерывается, глаза наливаются кровью.

Почему-то мне кажется, что он теряет терпение, но держится.

– Нет, – отвечаю тихо.

Максим прикрывает глаза, выдыхает рвано.

– И с кем останется Глеб? Он же не будет ночевать с тобой тут.

– Глеба заберет мой отец. Он уже выехал. И я останусь, Ульяна. Возражения не принимаются.

Замолкаем. Я не в силах вести споры, да и чувствую, что Никонов не откроется мне. Я не узнаю истинных причин.

– А что с людьми из той машины?

Отворачивается.

– Макс? – двигаю губами, но звука нет.

Никонов поднимает взгляд, смотрит тяжело.

– Случилось то, что случилось. Твоей вины в аварии нет. Менты забрали у меня регистратор, на записи видно, что тачка вылетает на встречку прямиком вам в лоб. Надо благодарить бога, что вы отделались так легко. Окажись это не малолитражка, а внедорожник, боюсь представить, как все было бы…

Даже несмотря на седативное, которое должно успокаивать, я всхлипываю.

Я не сразу замечаю, что мышцы лица Максима дергаются. Он придвигается ко мне. Кладет ладонь на здоровую половину лица, а сам опускает голову на подушку.

– Перестань плакать, Уль, – говорит мягко, но в голосе слышна боль. – Ты жива, Лешка выздоровеет. У вас обязательно все будет хорошо. Все позади. Вы в безопасности.

Не сдерживаясь, беру его руку в свою, сжимаю ладонь. Даже несмотря на успокоительное мне сейчас так страшно. Это какой-то животный ужас.

Мысль приходит резко, как вспышка губительной молнии.

А что было бы, если бы я умерла? Максим и Лешка даже не узнали бы, что на самом деле приходятся друг другу отцом и сыном. Что близкие. Самые родные.

– Ма-максим, – губы не слушаются, во рту страшно сухо. Сознание накрывает туманом, – мне надо сказать тебе, что… что….

– Скажешь, Уль, – он немного отодвигается от меня и смотрит, как мне кажется, устало, а еще немного с осуждением. – Обязательно скажешь… – туман такой мягкий и приятный. – Скажешь, Ульяна… почему мой сын носит фамилию чужого мужика…

Мне кажется. Ведь кажется же? Чудится, как в сновидении или странном мираже…