Текст книги "Бывшие. Мне не больно (СИ)"

Автор книги: Даша Черничная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– А папоротник я так и не нашел, – усмехаюсь, глядя в глаза женщине.

– Это потому что ты его и не искал, – смеется лукаво.

– Не искал, – сознаюсь. – Я другое искал.

Опускаю взгляд на Таню, которая с интересом наблюдает за нами. Садимся в машину, выезжаем.

– О чем вы говорили? – спрашивает наконец.

– Помнишь тот день, когда я нашел тебя в реке вместе с этим причудливым венком? Незадолго до того, как только я приехал в вашу деревню, ко мне подошла эта ваша Кузьминична. И говорит, мол, поезжай туда-то, там найдешь свой счастливый папоротник. И я поехал, даже не сообразил, как оказался на том берегу.

Смеемся с Таней. Несмотря на то, что все кажется каким-то абсурдом, на душе становится легко и хорошо.

А дома Таня тихонечко шепчется с бабушкой, успокивает ее, затем собирает вещи и тепло прощается с ней. Маргарита Львовна заметно приободрилась и выглядит в разы лучше. Храбрится, уговаривает Таню не беспокоиться, отпускает нас с Богом.

Уезжаем в город.

Мать Татьяны по-прежнему «где-то». Где угодно, только не рядом со своей дочерью.

Ну и хер бы с ней! Где надо подлатать, детка, ты скажи, я все сделаю. Нахожу руку Тани и сжимаю крепко. Улыбается мне, сжимает мою в ответ. Да-а-а.

Глава 44. Все, что было раньше, – уже не важно

Таня

Уезжая из поселка, оставляю все плохое позади. Перечеркиваю прошлое, в котором так много материнского холода. Не зацикливаюсь на нем.

А Кузьминична и вправду ведунья.

После того, что та рассказала, мне стало так хорошо, так чисто на душе. Я будто бы реально отпустила прошлое.

Не знаю, насколько правдивы ее слова, возможно, она просто деревенская сумасшедшая, которая несет бред и отчаянно верит в него. Еще и пытается заставить уверовать в него других.

Каждый верит во что что хочет. В то, во что удобно и проще верить. Пусть так. Я хочу верить – того, что случилось, невозможно было избежать.

Слова Кузьминичны о матери – это что-то очень страшное. Неужели она действительно делала это? Тогда вот он, еще один недостающий пазл в объяснении ее отношения ко мне.

Автомобиль подскакивает на кочке, и я машинально кладу руку на живот.

Вожу пальцами по коже и прислушиваюсь к себе. Неужели я и вправду беременна? У меня нет смысла не верить Кузьминичне. Достаю телефон и сверяюсь с календарем. Задержки пока нет, месячные должны прийти только завтра. Решаю не параноить и подождать три дня, если будет задержка – тогда уже начну думать, что делать.

Всю дорогу болтаем со Славой. Я пересказываю ему разговор, который состоялся между мамой и бабушкой, сознаюсь, что подслушала его.

Что делать дальше с мамой, не знаю.

С бабушкой – и подавно. По-хорошему, не хочется оставлять ее в поселке, но она там не одна, а со своей дочерью. Может, в материнстве моя мать не состоялась, но бабушку она всегда любила. Узнает, что я уехала, и вернется, будет рядом с бабушкой.

Смысла вытягивать ту в город нет. Не поедет. Этот разговор уже состоялся у нас неоднократно, и все без толку. Бабушка не городской человек. Ей хорошо и комфортно рядом с природой.

Возвращаемся в квартиру. Мыслей о том, чтобы собрать вещи и вернуться к себе в квартиру – ноль. А смысл? Врать себе я больше не желаю и не буду. Я люблю Славу и хочу жить с ним.

Украдкой подглядываю за мужчиной, который хозяйничает на кухне. Пока я сижу за столом и с улыбкой на лице слушаю его болтовню, Слава готовит. Ничего необычного – простые макароны с сыром. Но самые вкусные в его исполнении.

И я ловлю волну. Меня окутывает такой любовью, что аж дыхание перехватывает.

Подхожу к нему со спины и обнимаю. Переплетаю руки на твердом животе, целую между лопаток, трусь носом.

Слава замирает с ложкой в руках, пытается повернуться, но я его удерживаю.

– Постой так еще чуть-чуть, – прошу тихо. – Иначе я и не отважусь сказать, что люблю тебя. Иногда мне кажется, что я полюбила тебя еще тогда, пять лет назад. Знаешь, ты был глотком свежего воздуха. Чуть ли не единственным шансом вырваться из мертвой хватки матери. Все эти годы я гнала от себя мысли о тебе. Воспоминания стирала, выжигала. А потом ты вернулся, и я не смогла… Несмотря ни на что, я не смогла быть без тебя. Я хочу, чтобы ты знал: неважно, родилась любовь сразу, воскресла или появилась совсем недавно. Я люблю тебя. Я обязательно буду делать странные вещи, потому что не знаю, как правильно нужно любить, – меня не научили. Но обещаю тебе: я буду стараться любить тебя так, чтобы ты всегда это чувствовал.

Опускаю руки, и Слава тут же разворачивается. Несмело поднимаю глаза. Он ошеломлен, но в его теплом взгляде столько света, столько нежности.

Пожалуйста, смотри так на меня всегда. Даже когда я буду сильно раздражать тебя. Даже когда ты будешь думать, что я самая несносная женщина. Даже когда будешь злиться – смотри так на меня всегда.

Слава берет мое лицо в ладони и приподнимает:

– Не надо стараться, – произносит серьезно. – Просто будь собой. Ведь я люблю тебя такой, какая ты есть. Не бойся оступиться, я рядом.

Опускает голову и целует сладко-сладко, тягуче. Так, что внизу живота моментально тяжелеет. Закидываю вверх руки и обнимаю Слава за плечи.

Закрепляем обещания, данные друг другу, и слова о любви.

– Мы теперь будем жить вместе? – спрашиваю я, едва получается оторваться от него.

– Как? – наигранно удивляется он. – Я думал, мы уже живем вместе!

– Мау! – подает с пола голос Василий и трется о ногу Славы.

О как. И этот признал в нем хозяина.

– Гляди, Вася и тот в курсе, что его дом теперь тут, – целует меня в кончик носа.

А я, не в силах сдержаться, улыбаюсь и отпускаю своих бабочек в небо.

– Мой дом там, где ты, – произношу сдавленно.

– Иди ко мне, детка, – Слава прижимает меня к своей груди, кладет голову себе в район сердца, и я слышу, как гулко оно бьется. – У нас все обязательно будет хорошо. Будет и домик на берегу моря, и детвора. Собаку заведем. Овчарку. Компаньон Василию будет. Во мне столько любви к тебе, Тань, что я боюсь тебя задушить ею. Ты скажи мне, ладно, если я перейду какие-то границы.

Каждое слово – как острие иглы, которая входит под кожу, оставляя после себя след. Это навсегда. Это до конца жизни. Запечатывай меня, сделай своей.

Глава 45. Святыми не стали

Таня

Стучу пяткой по полу, отбивая чечетку. Наматываю на указательный палец невесть откуда взявшийся шнурок, кусаю губу. Господи, так и до невроза себя довести – раз плюнуть.

Несколько дней назад я все-таки, не дождавшись месячных, сделала тест. Увидев на нем две полоски, не удивилась. Деревенская сумасшедшая или ворожея – неважно. Все слова ее обретают смысл.

Очередная волна спокойствия окончательно привела к полному штилю. Все встало на свои места.

Я позвонила своему гинекологу, и она проинструктировала меня, что нужно делать. И вот теперь я сижу напротив нее и отвечаю на вопросы. Говорю практически на автомате, потому что могу думать только о том, как преподнести новость Славе.

Он будет рад этому ребенку, я уверена. Кузьминична сказала, что это девочка, и поэтому я знаю, что там, внутри меня, растет моя маленькая копия.

– Татьяна, проходите, ложитесь на кушетку. Сделаем УЗИ.

Выполняю все команды. Беру в руки черную распечатку с белой горошиной, глажу пальцем крохотную точку. Тяну носом воздух, потому что готова вот-вот расплакаться.

Моя маленькая крошка, я сделаю все, чтобы стать тебе самой лучшей в мире мамой. Во мне, в нас с твоим папой так много любви, и мы очень ждем тебя.

– Доктор, скажите, а последствия аборта могут как-то сказаться на этой беременности?

– Вообще медикаментозный аборт, в отличие от хирургического, более щадящая процедура, никаких травм внутренних органов или инфекции. Вы у меня уже наблюдаетесь несколько лет, организм полностью здоров и готов к вынашиванию. Так что переживать за это точно не стоит. Ведите в меру активный образ жизни, правильно питайтесь, больше гуляйте на свежем воздухе, пейте витамины. Абсолютно стандартные рекомендации.

– И никаких запретов? – спрашиваю, краснея.

– Алкоголь, никотин под запретом. Баня, сауна – на ранних сроках тоже. Не нервничать. Пожалуй, все. Запретов на половую жизнь нет, – улыбается мне.

Из кабинета врача не выхожу, а вылетаю. Порхаю на крыльях любви и счастья. Набираю номер Славы, чтобы спросить, где он. Не терпится встретиться с ним и порадовать такой новостью.

Его телефон не отвечает. Я знаю, что он сегодня должен был поехать в офис к отцу, возможно, просто занят и не слышит. Набираю сообщение:

«Слава, перезвони мне, как будет возможность. Мне очень нужно с тобой поговорить. Скучаю!»

Отправляю текст и иду на работу. У меня сегодня полноценная смена, освобожусь в шесть вечера. Прихожу в кондитерскую и берусь за дела. Мне очень нравится тут, впервые в жизни я чувствую, что нахожусь на своем месте. Меня распирает от счастья.

– Любаш! – зову девушку. – А давай снимем трендовое видео? Выложим в аккаунте кондитерской, а? Как тебе?

Хочется пошалить.

– Крутяк! – загораются ее глаза. – Еще можно с нашим баристой Вовой снять видео. Ну знаешь, когда посетители приходят поругаться и цепляются к баристе?

– Ага, знаю. Вов! – выглядываю и зову парня. – Айда с нами видосики снимать?

Вова стреляет глазами в Любочку, и та заливается краской.

– А что мне за это будет? – играет бровями, глядя на нее.

– Могу кофе тебя угостить! – хохочет Люба, и я, не сдерживаясь, смеюсь.

– Шутишь?! Ох, Любаня! Дошутишься у меня, – шикает на нее, хотя у самого улыбка до ушей.

– Ладно, – машет рукой Люба. – Борщом тебя накормлю, хочешь?

– У тебя дома? – закусывает губу.

– Ну хочешь, сюда в судочке принесу? – хмыкает.

– Господь с тобой! – театрально кладет руку на грудь. – Никаких судочков.

Игриво переглядываются, заряжают меня еще большей энергией, которую хоть ложкой ешь.

Дорабатываем день в приподнятом настроении, снимаем видео, шутим. Аня остается в восторге от того, что у нас получилось. Мне немного неудобно перед ней – ведь я только устроилась, и через несколько месяцев стану слишком неповоротливой для кухни, да и декрет потом. Но что поделать, думаю, как мама двоих детей, она меня поймет.

После смены быстро принимаю душ и переодеваюсь в свою одежду. Беру в руки телефон, собираясь перезвонить Славе, но на удивление вижу, что от него ни одного пропущенного звонка. Сообщение прочитано, но ответа на него нет.

Хмурюсь. Странно это все.

Выхожу на улицу и набираю номер Волкова.

Гудок. Еще один.

– Слушаю, – поет женский голос.

– А где… – спотыкаюсь об имя, – Слава?

– Он в душе, – насмешливо в ответ. – Что-то передать?

Передать?

Кладу трубку.

Нет. Ничего передавать не надо.

Глава 46. Тут все горит

Слава

– Слава, я сорвалась!

– Блять, Агата! Где ты? – психую.

– Дома, – всхлипывает. – Айвазовского пять, строение один.

– Будь там, я сейчас приеду.

Быстро подхватываю вещи, телефон и ключи от тачки. Заглядываю в кабинет к Ромке:

– Ром, подстрахуй меня, будь человеком. Отъехать ненадолго надо.

– К рыжей? – играет бровями.

– Нет, – запускаю руку в волосы. С Таней тоже нужно поговорить. – У другой девочки беда.

Разворачиваюсь, собираюсь уходить.

– А ну стоять! – рявкает.

Поворачиваюсь на пятках. Лицо брата недовольно кривится:

– Я не понял нихера, Слав. Ты же всем сказал, что вы с этой Таней живете вместе. Я правильно понимаю, что сейчас ты едешь к другой девке?

– Правильно, – вздыхаю, понимая, как это выглядит со стороны.

– Совсем с ума сошел?

– Ром, да я же не с этой целью. Я рыжую люблю. Агата – моя подопечная, понимаешь? И она сорвалась. Мне нужно помочь ей.

– Ну раз нужно, – хмыкает он прохладно, – тогда не смею задерживать.

Срываюсь, потому что хотел приехать домой пораньше и организовать для нас с Таней романтический вечер, времени не было даже перезвонить ей – в запаре. А тут еще звонок Агаты просто ломает мне все планы.

Когда я был в рехабе в другой стране, к нам привезли девочку. Тогда Агате было семнадцать. Отец – депутат законодательного собрания. Шишка при чинах и вообще персона, которая не может быть порицаема никоим образом.

А тут несовершенная дочь, которая бухает как не в себя, еще и травку курит. Привезли ее в клинику в неадекватном состоянии. Как она перелет через океан перенесла и не заблевала там все, непонятно.

Батя ее, к слову, за те два года, что она провела там, не приехал ни разу. Боялся засветиться.

Когда Агата пришла в себя, – устроила погром. Даже пыталась перерезать себе вены, да только вот не нашла, чем это можно сделать. Как дикий зверек, не подпускала никого к себе.

Даже седативные не помогали, она была бешеная и неуправляемая. Не хотела никого слушать и упорно говорила, что ее украли, требовала встречи с отцом, которому до нее не было вообще никакого дела.

На тот момент я уже устойчиво ощущал себя хорошо, пропало желание приложиться к бутылке. Меня приставили к ней наставником. Пришлось нелегко, но я нашел подход к девочке. По сути, она была недолюбленным одиноким ребенком, которому казалось, что весь мир против нее.

С моей помощью она выбралась из зависимости. В какой-то момент тон ее разговоров изменился, и я понял, что девочка хочет большего. В последний день, перед моей выпиской, она пришла ко мне в комнату и разделась догола. Открыто предлагала себя.

А потом долго извинялась, вымаливая прощение, когда я выставил ее за дверь. Нет у меня к ней романтических чувств и не было никогда. Но чувство ответственности за нее осталось.

После того, как я уехал, Агата пропала с радаров. Через какое-то время вернулась на родину, стала изредка ненавязчиво писать мне. Ничего сверх того – она могла месяцами не давать о себе знать, и я практически забыл о ней. Не мне судить того, кто оступается.

Как бы то ни было, сейчас я не могу оставить ее одну в такой момент. Ей нужна помощь.

Агата живет в небольшом коттеджном поселке с таунхаусами. Подхожу к нужной двери и звоню в нее.

Девушка открывает мне – в короткой майке в обтяжку, через ткань которой выделяется грудь, и полупрозрачных стрингах. Нихуя себе диверсия, что тут сказать.

Агата пьяна, ее шатает.

– Славочка! – виснет на мне, лижет ухо.

Бр-р.

– Накинь что-нибудь сверху, – говорю ей и снимаю с шеи ее руки.

– У-у-у, бука какой! – заигрывает со мной и крутится: – Тебе не нравится?

Голая задница мелькает перед глазами, не вызывая совершенно никаких эмоций. Агата красивая, но никогда не возбуждала меня как мужчину. Она для меня всегда была просто девочкой, попавшей в беду.

– Нет. Накинь, я сказал.

Прохожу на кухню, а тут початая бутылка вина. Поднимаю ее с пола и ставлю на столешницу.

Агата снова вешается на меня со спины:

– Ты такой хороший, Славочка! Самый-самый лучший. Один ты обо мне заботился, никто, кроме тебя.

Снова снимаю с себя ее руки, разворачиваюсь, а она как паучиха прилипает ко мне, обнимает:

– Скажи, неужели я совсем тебе не нравлюсь? Думаешь, я маленькая? Я умею доставлять мужчинам удовольствие! Хочешь, докажу?! – падает передо мной на колени, лезет к молнии, тянет собачку вниз.

Перехватываю ее за локти, она сопротивляется. Во время этой перепалки недопитая бутылка вина опрокидывается и падает на столешницу, расплескиваясь мне на белую рубашку.

– Блять! – рычу и уже не церемонясь отрываю от себя девушку. – Агата, а ну быстро свалила отсюда, надела халат и прикрыла свою жопу!

– Хорошо, папочка, – стреляет в меня глазами.

Ебаный пиздец.

Иду в ванную комнату и снимаю рубашку, долго застирываю ее, пытаясь избавиться от красных пятен, мою руки. Слава богу, Агате хватает ума не лезть под руку. Надо срочно звонить ее матери. Эти проблемы не моя забота.

Слышу сигнал дверного звонка и закручиваю кран. Может, это ее мама пожаловала? Было бы неплохо.

– А он в ванной, – поет Агата и оборачивается ко мне: – О, а вот и ты, милый.

Перекладываю мокрую рубашку из одной руки в другую и поднимаю взгляд.

Таня смотрит на меня расфокусировано. И в этом взгляде столько боли, столько злости.

Как ей все объяснить?

Агата надела халат, но он практически прозрачный, совершенно не скрывает ее обнаженную задницу. И я. С голым торсом и расстегнутой молнией.

Заебись.

Глава 47. Детка, ты только не плачь, мы слегка облажались

Таня

Первый порыв – выключить телефон и сбежать. Внутри так болюче тянет все. Хочется, как маленькой, разреветься в голос.

И я машинально начинаю перебирать ногами. Бреду по улице куда глаза глядят, перевариваю то, что услышала минуту назад. На звонок телефона моего любимого мужчины ответила девушка. Однозначно дала понять, что Славе сейчас не до меня. Потому что вот это: «Он в душе» говорит само за себя.

Мерзко и противно. Ненавистно это все.

Помню, как несколько лет назад была свидетельницей неприятной истории: моя подруга Соня увидела своего любимого в объятиях другой. Тогда она сбежала, даже не попытавшись во всем разобраться. А стоило бы, потому что по итогу ее Димка оказался втянут в нехорошую игру: его подставили и обстряпали все так, будто он изменил, но на самом деле ничего не было.

Меня будто пронзает стрела ярости.

Беру в руки телефон и открываю приложение. На днях мы со Славой прошли новый круг доверия и обменялись данными о местоположении. Теперь он всегда знает, где я, а я знаю, где он.

Открываю карту и вижу мигающую точку его телефона. Это совсем близко. Новый район с таунхаусами для богатых. Вызываю такси и еду туда. Машина останавливается возле приметной «Ламбы» Славы, поэтому я убеждаюсь в том, что он наверняка тут. А вот зачем – пусть рассказывает сам.

Я не какая-то неуравновешенная истеричка, но сидеть у окна и ждать, когда явится благоверный, не собираюсь.

В жилом комплексе все дома одноэтажные и рассчитаны на двух хозяев. Ошибиться невозможно. Поднимаюсь на несколько ступеней и нажимаю на дверной звонок.

Сердце в груди грохочет с такой силой, что, боюсь, пробьет ребра. Мне страшно увидеть, что там, за этой дверью. Страшно услышать слова лжи. А вдруг все, что я нарисовала в своей голове, – правда?

Правильная часть меня пытается обелить Славу, который своим поведением ни разу не скомпрометировал себя. Не может он предать. Не сейчас, точно.

Неправильная часть меня заводится не на шутку и обдумывает план мести.

Дверь открывается, и передо мной предстает…

Миниатюрная блондинка в труселях, предназначенных выставлять все напоказ, а не скрывать. В тонком халате, как и в тонкой майке вообще нет никакого смысла – они почти прозрачные. Картина маслом!

Она красивая. Сделанная, вылизанная. А еще в доску пьяная.

Девица облизывает губы и опирает руку о стену, не пропуская меня внутрь.

– Где Слава? – задаю вопрос и стараюсь звучать так, чтобы мой голос был холоден.

– А он в ванной, – певуче отвечает та и оборачивается к Славе, который как раз выходит из двери: – О, а вот и ты, милый.

Милый?

Это не единственное, что шокирует меня. Волков полуголый. На нем только брюки, у которых расстегнута молния. Сомневаюсь, что можно сделать мне больнее.

В носу моментально начинает свербить, к горлу подкатывают рыдания. Хочется, как тургеневской барышне, всхлипнуть и сбежать. И бежать. Долго-долго. А еще уехать отсюда куда подальше, чтобы не слышать, не знать больше этого предателя. Наказать его как можно больнее.

Но у меня нет права на это. Во мне растет маленькая жизнь, и я должна прямо вот тут, на берегу, решить – доверяю ли я Славе?

Девица беззвучно смеется, кусает губы и переводит взгляд с меня на Волкова. Протягивает руку и кладет ему на голую грудь:

– Ты долго, дорогой, – произносит показательно-томно.

Слава вздрагивает и тут же, не церемонясь, откидывает руку девушки. Смотрит на меня. Вины во взгляде нет, а вот шока и растерянности слишком много.

– Будет что сказать? – даже не пытаюсь говорить спокойно.

У меня вообще-то гормоны. А еще задетое самолюбие и разбитое сердце. Какие уж тут спокойные разговоры.

Девица разворачивается, напевая громко и виляя бедрами, уходит из коридора:

– Малышка томно дышит, малышка хочет движа, малышка хочет движа.*

Охеревше провожаю взглядом ее голый зад. Открываю в шоке рот.

Слава ерошит волосы и рычит.

– Я все не так поняла? – поднимаю бровь.

– Блять! Да! – протягивает руку и затягивает меня в дом, крепко прижимает к себе.

Утыкаюсь носом ему в шею и вдыхаю едкий аромат чужого женского парфюма. Морщусь. Подкатывает тошнота. Упираю руки в живот Славы и отталкиваюсь. Смотрю ему в глаза с вызовом:

– Уже можно начинать объяснять.

Волков кивает и со злостью отшвыривает в сторону мокрую рубашку.

– Агата! – орет на девушку, а я дергаюсь.

Берет меня за руку и ведет внутрь дома. Эта самая Агата лежит поперек дивана вниз головой и продолжает петь ту же песню.

– Агата, блять! – снова орет Слава. – Какой я тебе нахер «дорогой»?

А ей вообще насрать, она, как заевшая пластинка, продолжает:

– Малышка томно дышит, малышка хочет движа, малышка хочет движа.

Опираюсь спиной о стену и наблюдаю.

– Телефон свой давай сюда!

– Зачем? – спрашивает, зависая.

– Хочу твои фотки себе скинуть, – неожиданно говорит Слава, и я открываю рот.

Девка подскакивает на ноги, ее глаза горят:

– Давай я сама выберу какие? М-м-м? У меня есть ню. Хочешь? – снова лезет к нему.

Я не поняла – мне что, просто молча смотреть за всем со стороны?

– Нет, хочу сам выбрать.

– Ну ладно, – ведет плечом и приносит Славе розовый айфон.

Волков копается в нем, а после отдает обратно Агате, которая смотрит на моего мужчину, как на кусок мяса.

Слава подносит телефон к уху и звонит кому-то.

– Марина? Добрый день. Вы меня вряд ли помните, это Слава из клиники… Да? Что ж, тем лучше. Агата сорвалась… ей нужна помощь…

В девицу будто дьявол вселяется, она начинает толкать Славу, бьет его по груди. Он пытается увернуться, остановить ее, но одной рукой это делать сложно.

– Ненавижу! – кричит девушка. – Ненавижу тебя! Ты такой же предатель, как и все! А ведь я доверилась тебе! Думала, ты, как всегда, спасешь меня, а ты?!

– Я побуду с ней до вашего приезда, – Слава продолжает говорить по телефону. – Только поторопитесь, она агрессивна. А еще лучше сразу с санитарами приезжайте.

– Сволочь! Урод! Гад! – Агата пинает его ногами и вдруг замечает меня. – И баба твоя тоже тварь!

Кидается на меня, и я машинально обхватываю руками живот. Слава вовремя перехватывает ее, не давая причинить мне боль. Агату будто одержима: она вырывается, плюется, проклинает всех, матерится.

Все, что мне остается, – замереть у стены и смотреть на эту сцену широко распахнутыми глазами.

В какой-то момент Агата с крика переходит на плач. Перестает биться и начинает выть. Слава поднимает ее на руки, усаживает на диван и укутывает пледом. Я отмираю и захожу в кухню, чтобы набрать воды. На полу валяется бутылка вина, часть жидкости расплескалась по полу.

Со стаканом воды возвращаюсь в комнату, протягиваю его Агате. Та принимает стакан и, стуча зубами о стекло, пьет. А после вырубается, как будто что-то переключает тумблер. Я выдыхаю только в этот момент.

Слава устало вздыхает и растирает лицо. Поднимается с пола и подходит ко мне. Становится напротив меня. Он выглядит измученным.

– Она моя подопечная. Мы лежали вместе в рехабе. У меня никогда и ничего с ней не было. Она сорвалась – я приехал. Так поступает наставник. Агата вбила в себе голову, что любит меня. Рассчитывала соблазнить, липла ко мне. Пока я пытался ее скрутить, уронил вино и разлил его на рубашку. Ушел в ванную застирать – пришла ты.

Проговаривает как скороговорку.

– Веришь? – спрашивает устало.

– Верю, – отвечаю сдавленно.

Девушка явно неадекватна, а мне так хочется верить Славе.

– Один вопрос. Как много у тебя таких, – киваю на спящую девушку, – подопечных?

– Тут только она. Все прочие остались за бугром, – вымученно улыбается.

– А с Агатой теперь что будет?

Я даже прониклась состраданием к девушке, правда. Молоденькая совсем, а уже так скатилась.

– Приедет мать и заберет ее. Решать родителям. Но, думается мне, что отправят снова в клинику. Я не знаю, как давно она сорвалась, но на кухне в шкафах куча пустых бутылок из-под спиртного.

Окидываю взглядом девушку. Сейчас она не выглядит тигрицей. Скорее маленький, потерянный котенок.

– Жаль ее.

– Жалость не очень хорошее чувство. Оно никогда не поможет вытянуть человека из зависимости.

Киваю, соглашаясь. Да, наверное, так и есть.

– А я звонила тебе, звонила. А ответила она и сказала, что ты в душе.

– Она не в себе. Я отстирывал рубашку.

– Вижу.

– Прости, что не перезвонил. На работе был аврал, и я хотел уехать раньше, чтобы устроить тебе романтический ужин.

– Правда?

– Угу. Херово получилось.

– Да, хорошего мало.

– Тань, ты веришь мне? – смотрит вкрадчиво.

– Верю, я же сказала.

Распахивает руки и произносит:

– Тогда обними меня.

– Не могу, – поджимаю губы. – От тебя разит чужими духами.

Тут не самое подходящее место, да и время неподходящее, чтобы объявлять о беременности.

– Черт. Прости…

Через несколько минут приезжает мать Агаты с людьми в белых халатах, и мы покидаем чужой дом. По дороге обсуждаем произошедшее, и Слава более подробно все рассказывает, в очередной раз убеждая меня в том, что никакого предательства не было. Успокаиваюсь, радуясь, что решилась приехать и увидела все собственными глазами.

Глава 48. Таяли как эскимо

Слава

Таня ведет себя странно. После того случая с Агатой прошла пара дней, и все это время я, как радар, настроенный на рыжую, считываю каждое ее движение и взгляд.

Вроде она спокойна, не упрекает меня ни в чем. Ежедневный быт такой же, ничего нового, но что-то ощутимо поменялось. Я пытался ее разговорить, что Таня убеждает меня, что все в порядке.

Мы собираемся в гости к моим родителям, они давно просят о знакомстве.

– Готова? – подхожу со спины и обнимаю Таню, складываю руки на ее животе.

Рыжая вздрагивает, резко втягивает воздух. Ей неприятны мои прикосновения? Убираю руки, но она снова перехватывает их, возвращает на живот и, как кошка, трется затылком о мою грудь.

Разворачиваю ее и делаю несколько шагов, отводя ее к стене и осторожно прислоняю. Таня рвано хватает ртом воздух, окидывает меня блестящим сумасшедшим взглядом и облизывает губы. Я буквально чувствую, как она моментально заводится. Возбуждение импульсами проходит от нее ко мне. Врезается в сердце и разгоняет кровь с утроенной силой.

Накрываю ее губы своими, мы оба стонем. Ох ты ж черт! Горячо-то как… горим, целуемся, как будто мы влюбленные, которые были в разлуке целую вечность.

Пьем друг друга без малейшего шанса напиться. Таня распластана по стене, впивается мне в предплечья ноготки.

– Сла-а-ав, – шепчет.

А у меня мурашки по коже от ее голоса и моего имени у нее на устах. Опускаю голову и целую за ушком, в основание шеи. Я уже выучил все эти рычаги и отправные точки удовольствия. Ее тело как моя карта, и я путешествую по нему языком.

Падаю на колени перед своей богиней, задираю легкое платьишко, трусь носом о ее живот. Не знаю, почему меня как магнитом тянет к ее животу. Таня всхлипывает и запускает пальцы мне в волосы, сжимает их.

Зубами прикусываю ее трусики, спускаю их по ногам. Развожу ее ноги, провожу большим пальцем по мокрым складкам. Рыжая уже вовсю хнычет, остро, даже слишком, отзывается на каждое мое прикосновение. Стояк натягивает шорты как парус, но сегодня вечеринка в честь Тани, так что свои хотелки я задвигаю подальше.

Осыпаю поцелуями внутреннюю часть бедер, поднимаясь выше. Ноги Тани подкашиваются, и я помогаю ей стоять, поддерживаю за талию. Она что-то шепчет, какие-то нежности, потом ругательства, потом просит о большем, хнычет, кусает губы.

Ее щеки пунцовые, волосы растрепались. Рыжая выглядит распаленной, раскаленной до предела.

– Давай же! – хрипит, вымаливает.

– Что тебе дать? – улыбаясь, высовываю язык и провожу по складкам.

– А-а-а, – вскрикивает и стекает по стене вниз, но я подхватываю ее.

Поднимаю и запускаю сразу два пальца. Таня закатывает глаза и начинает качать головой.

– Не-е-ет.

– Нет? – выгибаю бровь.

Двигаю пальцами, нащупываю нужную точку.

– Да-а-а, – сдавленно стонет.

– Что ты там говоришь? Чего хочет моя королева? – не могу сдержать алчной улыбки.

– Тебя внутри хочу, – произносит сдавленно, катаясь на волнах оргазма, который должен вот-вот наступить.

– Я и так внутри тебя, – надавливаю пальцами.

Таня закатывает глаза.

Не понимаю, кого я мучаю больше – ее или себя? Потому что чем дальше мы заходим, тем устойчивее у меня складывается ощущение, что я занимаюсь мазохизмом.

– Волков! – рычит зло. – Ты собираешься трахнуть меня или так и будешь болтать?

– У-у-у, какая злая королева! – смеюсь.

Закидываю ее ногу себе на бедро, приспускаю шорты и достаю член. Сжимаю его у основания, пытаясь сбросить напряжение, но какое там, когда перед тобой такая горячая девочка, которая просит. Хотя нет, и не думает просить! Требует ее трахнуть. Кто я такой, чтобы отказывать любимой в близости?

– Держись, покатаемся, красивая, – говорю ей какие-то пошлости.

Таня закидывает руку мне на шею, и я вхожу в нее. Тягуче, медленно растягиваю для себя. Внутри так сладко-горячо, что я плавлюсь, как гребаное эскимо.

В обоюдном удовольствии медленно, еще больше распаляя обоих, двигаюсь. Боже, это же сумасшествие. Разве может быть настолько хорошо с человеком? Так, чтобы два вдоха как один, чтобы общее тепло и наслаждение, сбивчивый шепот, который пронизывает зарядами.

Сейчас не хочется резкости или грубости. Вот так, наслаждение с оттяжкой – самое потрясающее, что есть в этом мире.

Вхожу в нее до упора, вдавливая в стену. Таня откидывается на нее, шумно дышит, облизывает сухие, искусанные губы, и я целую ее, погружаясь внутрь, и без единой мысли отпускаю себя, оставаясь внутри.

Мы по-прежнему не обсуждаем тему предохранения. Мне оно не нужно, в своей любви к рыжей я схожу с ума. Если она забеременеет от меня, я стану самым счастливым человеком на свете.

Покрываю ее лицо мелкими поцелуями и шепчу:

– Люблю тебя… люблю… девочка моя чувственная… Тань! Роди мне дочку! – Она замирает.

Идиот! Реабилитируюсь:

– Тань, наверное, надо было как-то по-другому об этом попросить? Ты прости меня, ладно? Забудь, отмотай назад. Я сделаю все правильно, хорошо? Все как полагается, с кольцом и свадьбой, и только потом попрошу.

Рыжая всхлипывает. Но на ее лице такая счастливая улыбка, что аж щемит в груди.

– Ты такой дурак, Волков, – произносит хрипло, и на ее счастливом лице появляются слезы.

Снова зацеловываю ее лицо, шепчу слова о любви, а потом глажу кожу, очерчиваю губы, глаза, скулы.

Таня смотрит на меня внимательно, будто решается что-то сказать. Открывает рот, но в этот момент звонит мой телефон.

– Привет, мам!

– Ну и где вы? – насмешливо-строго.

– В пробке, – нагло вру я.

– Хм… пробка в субботу днем? Пробка это хорошо, – усмехается. – Вас хоть ждать?

– Конечно! Я ж говорю – пробка!