Текст книги "Живой проект (СИ)"

Автор книги: Дарья Еремина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Вечером следующего дня Саше не пришлось заходить за Ольгой, чтобы захватить ее на ужин: они так и не расстались после завтрака дольше, чем на полчаса. Когда они зашли за Федором Ивановичем, профессор стал нечаянным свидетелем набирающего обороты спора и с каждой минутой взгляд его становился тревожнее. Они тихо, но яростно продолжали спорить в очереди, не замечая взглядов окружающих. Они продолжили уже за столом: – Да, как вы не понимаете! – возмущалась Ольга. – Возьмите сущность человека за единицу и, разделив ее на две части, положите на чаши весов. Это неизменно. Все, что в нем есть: генотип, воспитание, да, хоть дар божий! Все это! Положите на одну чашу весов все это, а душу, чувства, эмоции, способность любить и страдать, сопереживать и сочувствовать – на другую. И теперь возьмем проводника, к примеру, вы представляете его функции? Александр поморщился. Челюсти его разжимались только для того, чтобы принять в рот новую порцию еды. – У проводников в основе сильно развиты органы чувств за счет урезанной кинестетики, и очень серьезная физическая база, скорость, реакция, – ответил Федор Иванович, промолчав, что проводников создавали как прототип агентов специального назначения, которые так и не были реализованы ввиду смерти основателя компании, – Есть несколько неофициальных составляющих, например, за счет чего проводники вызывают доверие... но в том, какими они выходят на рынок, во многом заслуга биочипа и подготовки. – Но и эта скоростная супер-обучаемость – тоже работа генетиков, – настояла девушка. – И вот теперь положите на чашу весов эти усиленные способности, как физические, как и сенсорные; эти физиологические особенности, что там – феромоны, наверно? Наша чаша ох как опустится, потому что они совершенны в своей деятельности. Но нельзя дать что-то, откуда-то не забрав. – Что же не хватает проводникам, в таком случае? – Человечности! Всего того, что я положила на вторую чашу весов. Александр недобро засмеялся. – Вы знакомы лично хоть с одним живым проектом? Общались хоть с кем-то дольше пары минут? Откуда такая уверенность в том, что они не умеют любить и страдать, ничего не чувствуют и никому не сопереживают? Растопырив пальцы, Ольга прикоснулась к груди: – Я знаю. Я... они работали рядом со мной. Я не говорю сейчас о повышенном болевом пороге. Но они как роботы, они холодны! Профессор наблюдал за девушкой. Ему импонировала страсть, с какой она отстаивает свое мнение. – Не велика потеря, – отмахнулся Александр. – Это не делает их менее полноценными, чем... хотя бы вы. Ольга отклонилась назад. До сих пор она не притронулась к еде, теперь вовсе положила ладонь на край подноса, будто желая отодвинуть его. – Они созданы искусственно, никто с этим не спорит! – продолжал Саша. – Но их, как вы выразились, холодность – это необходимость! Неужели вы не понимаете, какой трагедией может обернуться излишняя чувствительность и эмоциональность, окажись группа проводника в опасности? – Вот именно! Они созданы, чтобы выполнять конкретные функции! Вот именно! И только для этого! Нельзя приравнивать живые проекты к людям – это все равно, что декоративную собачку сравнивать с овчаркой! Да, она красива и, по сути, является собакой, но полноценна ли она? Александр глубоко вздохнул и перевел взгляд на Федора Ивановича, а потом опустил веки. Этот спор слишком затянулся. Ученый подался вперед, взглядом, который его воспитанник уже не видел, моля не сдаваться. Но через мгновение мужчина откинулся на спинку стула и кивнул. Ученый понял, что Александр отступил. – Вы правы, Ольга. Спасибо за интересную дискуссию, – он поднялся,– приятного аппетита. Федор Иванович... Он направился к выходу из столовой. Ольга провожала его непонимающим взглядом. Ученый смотрел в тарелку. В последующие дни они по-прежнему виделись в очередях в столовой и в тренажерном зале. Один раз Ольга решилась подойти, но встретила неожиданную холодность, дежурные фразы. Девушка искренне недоумевала, в чем провинилась, что сделала не так. Больше она не подходила. Александр полагал, что поведение его не изменилось, но по взглядам профессора, какие он замечал на себе то и дело, понимал, что бурлящие в нем чувства, так или иначе, имеют внешнее проявление. Вечером двадцать пятого октября, за день до предполагаемого отъезда, Александр привычно сидел в гостиной Федора Ивановича за шахматной доской. Старик не хотел теребить его по поводу женщины, с которой Александр, вероятнее всего, никогда больше и не увидится, покинув станцию. С другой стороны, он слишком хорошо видел, как сильно Ольга зацепила его воспитанника и как глубоко ранила. Сам Саша темы этой не поднимал и об Ольге не упоминал. Когда в третий раз за вечер мужчина уронил своего короля на доску и откинулся в кресле, Федор Иванович остановил на нем настойчиво ожидающий взгляд. – Интересно, чего же вы не досыпали мне? Старик возмущенно встрепенулся. Он ожидал, что переживания Александра ограничиваются женским вопросом, но никак ни того, что он всерьез принял слова Ольги и обмозговывает именно эту тему. – Ну, мальчик мой, – в сердцах начал старик, – если ты действительно беспокоишься по этому поводу... если эта пигалица на полном серьезе так просто сумела подорвать твою уверенность... – То, возможно, – продолжил Александр глухо, – сохранить мне жизнь было не таким уж верным решением? Ведь несостоявшийся живой проект, недочеловек без подпитки деятельностью, для которой он был создан и в которой реализует свой потенциал – это все равно, что мост без опор. – Не смей! Саша замолк. – Мы сделали тебя лучше, сильнее, умнее любого из нас. Твой функционал не замкнут на профессии, ты создан руководить, побеждать, вести вперед. Ты не смеешь даже думать о том, что тебе чего-то... недосыпали. Мы в тебя душу вложили, Саша! – Похоже, кроме души вы в меня еще что-то вложили, – мужчина поднялся, – иначе с чего вся эта трепетная забота? Федор Иванович тоже поднялся, не отпуская Александра взглядом холодных голубых глаз. Невесело усмехнувшись, живой проект кивком попрощался и ушел. Профессор устало опустился в кресло. Теперь не осталось сомнений, что поведение воспитанника вызвано мукой большей, чем ученый предполагал ранее. Сердиться на Сашу он не мог. Александр уже собирался лечь спать, когда в дверь позвонили. На пороге стояла Ольга. Саша отошел, впуская гостью лишь на порог. На ней было простое повседневное платье. В нем она казалась трогательной, как человек, в наши дни проверяющий время по наручным часам. – Вы позволите пройти? – замешкалась она, видя, что Александр не отходит от двери. – Не стоит, – качнул он головой. Ольга выдохнула, опираясь на закрывшуюся за спиной дверь. – Вы ничего не хотите мне объяснить? – в неожиданно требовательном голосе проступала грусть. – Хочу. Он хорошо понимал и уважал ее желание разобраться, понять. Он прокручивал в голове эту фразу: “Я живой проект... живой проект”. Но она неуловимо трансформировалась в “я – декоративная собачка”, заставив невесело усмехнуться. Ольга ждала. Александр поднял руку, впервые позволяя себе дотронуться до ее волос, и снова проговорил про себя: я живой проект. Когда же он открыл рот, чтобы сказать это, получилось нечто иное: – У вас очень красивые волосы, Оленька. И на лыжах вы ходите не в пример лучше, чем играете в шахматы. Саша хотел услышать ее смех, но девушка даже не улыбнулась: – Это все? – Наверно, да, – он опустил руку. – Саша, что я сделала не так? Чем я вас обидела? В чем провинилась? – голос неуловимо истончился, хотя лицо оставалось таким же, как всегда: будто более сфокусированное, чем лица окружающих ее людей, чистое и ясное. – Дело не в вас, Оля. – Тогда что в вас позволяет вот так вот... со мной? – она нахмурилась. – Мы же взрослые люди, неужели вы считаете, что я не имею права знать? Объясните мне. Саша вздохнул, чуть опустив лицо и тщетно ища в себе силы, чтобы признаться. Потом как-то растерянно поднял руки в стороны, ладонями вверх. – У нас одни ценности, Оленька. Вот две чаши весов, – улыбнулся он невеселой улыбкой, приподнимая ладони. – На одной – ваше право на понимание и оно очень много весит, – левая ладонь значительно опустилась. – На другой же то, что для меня весомее вашего права на понимание. И вряд ли я смогу этим пренебречь. Мужчина опустил правую руку, будто в ней оказалась гиря. Ольга прикрыла глаза, понимая тщетность своей просьбы. – Вы позволите завтра проводить вас? – Я не могу вам помешать, – качнул он головой и легонько улыбнулся. – Саша, ведь у нас, вероятно, и повода больше не будет увидеться. – Вероятно, – подтвердил он. – Прощайте, Оля. Она открыла рот, желая попрощаться, но поняла, что голос подведет и просто развернулась, чтобы уйти. Александр не двигался с места еще несколько минут, с закрытыми глазами сжимая в правом кулаке невидимую, но весомую надежду. 7 “Несколько минут назад глава японской корпорации Toshiba Robotics Ацутоши Гото заявил, что планирует использовать живые ткани Live Project Cosmetics для придания уникальности и “человеческой теплоты” куклам от Toshiba Robotics. Несмотря на то, что человеческая кожа по всем параметрам уступает используемым TR синтетическим аналогам, набор необходимого количества голосов пользователей кукол сделал внедрение этого решения делом времени. Более того, судя по отдельным репликам, мистер Гото готов использовать ткани, выращенные из клеток непосредственных хозяев кукол! А это сделает сотрудничество двух трансконтинентальных корпораций еще более тесным, а конкуренцию – еще более очеловечившейся!”

Людмила, высокая женщина с аккуратно убранными черными волосами, очень строгим и красивым лицом, поднялась, когда единственный друг шефа положил ладонь на его плечо и со смехом одобрил: – Вот и решили! Они собирались в бар. Петру только что удалось уговорить главу корпорации составить ему компанию. Впрочем, было заметно, что Михаил сопротивлялся не сильно. – Михаил Юрьевич, – обратилась Людмила к шефу. – Да, Люда, – обернулся он. – Сегодня День рождения у Веры. – Черт... – Михаил напряженно замер, взглянул на друга. – Не смотри на меня так! Я поздравил ее еще с утра! – Ваш самолет готов, – продолжала Людмила. – Черт! – Я повеселюсь за тебя “На холме”, дружище! – загоготал Петр, махая рукой. – Зараза... – процедил Михаил беззлобно. – Не забудь опять, что ты там телом! – крикнул он в закрывающуюся дверь. – Люда, но хоть вы... – Я не летаю, Михаил Юрьевич, вы же знаете. – Знаю. – В прошлом году вы просили во избежание недоразумений больше не готовить подарков для Веры. – Так у меня еще и подарка нет? – Боюсь, что нет. – Свяжитесь с Марком. – Он просил передать, что поздравил Веру с утра и занят сегодня вечером. – Черт! – Все будет хорошо, Михаил Юрьевич, – ободрила секретарь, подбирая со стола свою сумочку и предупреждая

LSS

LPI: – Липа, до завтра не вернемся. – Подкиньте мне идею, Люда, – попросил Михаил с кислой улыбкой. – Подарите ей что-нибудь живое... кого-нибудь какающего и писающего. – Вы моей смерти хотите? Люда засмеялась: – Других идей у меня нет. – Ладно. На обратном пути залечу на Песок-2. – Предупрежу, – кивнула Людмила, заходя в лифт. – Вика, на стоянку, – скомандовал Михаил. – Вы знаете, сколько в “Вопросах LPI” стоит ответ на вопрос, в честь кого президент корпорации назвал свою поисковую надстройку? – “Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты”. – Я не читаю, Михаил Юрьевич. – Это старая поговорка, Люда. Хорошего вечера. – И вам, Михаил Юрьевич, – улыбнулась секретарь. Выйдя на третьем – одном из этажей офисного паркинга, они разошлись, но Людмила, что-то вспомнив, обернулась к шефу. Вокруг царил полумрак, тишина и прохлада. Машин было чуть. Две из них, получив беззвучные команды хозяев, тихонько заурчали на своих местах и загорелись фарами. – Михаил Юрьевич, – Людмила подошла к шефу, – HR-ы вам не скажут, но вы должны знать. – Слушаю. – Я знаю, что у нас на каждое место очередь из кандидатов, но в некоторых случаях я бы не бравировала тем, что “Незаменимых людей нет”. Мы собираем лучшие кадры и... – Ближе к делу, Люд. – Мы теряем ценных специалистов. – Почему? – Потому что вы установили лимит на подключенцев, и он критически низок. – И каким образом мы теряем людей? – Я переслала вам список из наиболее ценных сотрудников, купивших капсулы полного цикла за последние три месяца. Часть из них HR-ы уже были вынуждены уволить за неявку, часть пока держится, но их рабочие показатели стремительно снижаются. Михаил презрительно поморщился и отвернулся на мгновение, скрывая досаду. – Я просмотрю список, Люда, спасибо. Вы считаете, мы должны давать таким поблажку? – Разве речь о проступке или неполноценности, Михаил Юрьевич? Они выбирают подключение и имеют на это право. Наше право – продолжать использовать их как специалистов на их условиях или искать замену, которая в свою очередь также однажды может решить подключиться. В этом круговороте мы теряем не только время. По прогнозам ООН в следующем году число подключенцев вырастет на тридцать процентов. Я решила, что вы захотите это знать, но больше вам об этом никто не скажет. Разве что Петр. – И через пять лет мы сможем продать это здание или переоборудовать его под кампус, став практически полностью виртуальной конторой. – Я не вижу путей, как изменить эти тенденции, Михаил Юрьевич. – Остается лишь ловить падающие яйца... – Что? – Нет, ничего. Я подумаю над этим. Напомните мне по возвращении. – Хорошо, Михаил Юрьевич. Приятного перелета. – Благодарю. Хорошего вечера. Распрощавшись с секретарем, Михаил подошел к водительской двери и кивнул телохранителю: – Макс, ты свободен до моего возвращения. – Как это? – не понял тот, но тут же опомнился. – Понял. Президент не успел сесть в машину, как послышался сигнал вызова. – Миша, ты мог бы сегодня заехать? – это была его мать. – Я лечу к Вере, мам. Что-то срочное? – Нет... не настолько. Привет ей там. – Непременно. – Целую, сынок. – Вика, в аэропорт. Машина тронулась. Михаил расслабленно откинулся в кресле, но заметил остановившуюся, чтобы пропустить, машину Людмилы. – Люда, мне нравится ваша идея, – сказал Михаил по автоматически активировавшемуся при приближении каналу связи, – Найдите мне щенка, он должен ждать меня в аэропорту, – сказал Михаил, глядя на секретаря. – Будет сделано, Михаил Юрьевич. – Вика, проанализируй список Людмилы с уже состоявшимися и потенциальными подключенцами, а также кандидатов на их места. Мне нужно понимать масштаб потерь, если я оставлю лимит на подключенцев на прежнем уровне. – Сделаю, Михаил. В каком виде предоставить отчет? – Давай прямо сейчас, рассказывай. 8 За время перелета до ничем не примечательного строения, затерянного в степи недалеко от границы с Казахстаном, Михаил успел поспать. Он проснулся от беспокойства – кто-то дергал его за штанину. Открыв глаза и посмотрев в ноги, Михаил недовольно осмотрелся. – Уберите, пожалуйста, это животное! – крикнул он в пустоту. Тут же появилась стюардесса и подхватила щенка. – Простите, Михаил Юрьевич! – Он сжевал мне штаны, – заметил глава корпорации. – Он еще и в сидение за вами наделал... – в тон ответила стюардесса. – А я думаю, что это за запах... – Уже убираю, Михаил Юрьевич. – Да отцепите его от меня! – Ему нравятся ваши брюки. – Мне они тоже нравятся! Михаил был рад выйти на свежий воздух. Спускаясь по ступенькам трапа, он вдыхал сухой пыльный воздух, в котором смешивались ароматы трав и тонкий, практически неуловимый запах озона. В объемной сумке в его руке при прибытии на место он рассчитывал обнаружить “сахарные яства” для именинницы, заботливо заказанные Людмилой и доставленные к самолету курьером специально для марш-броска на День рождения. – Ваша собака, Михаил Юрьевич, – из салона высунулась стюардесса и присела, протягивая Михаилу щенка. – Это не моя собака, – раздраженно заметил президент, принимая покорный комок в ладонь. Оглянувшись на самолет, Михаил замер перед металлической дверью с ржавыми разводами. – Вика, в чем дело? – нетерпеливо поинтересовался у своего поисковика. Он стоял перед сканерами и прекрасно знал, что все системы охраны давным-давно и зарегистрировали и распознали его, но дверь почему-то по-прежнему оставалась закрытой. – Михаил Юрьевич, собственной персоной, – пробасил кто-то из динамика, – во что ты успел вляпаться, милый мой? – В твой подарок, Вера. С Днем рождения! Если не хочешь, чтобы я оставил его под дверью, открой ее. – Что, двери собственной конторы перестали тебя слушаться? – Открой эту чертову дверь, Вера! – Разбирайся со своей

LSS

, Миша, я не обливала тебя птомаинами. – Чем? – Михаил, если ты не планируешь вносить временных или постоянных изменений в нормативы системы безопасности, для входа на станцию необходимо пройти процедуру дезинфекции, – сказал поисковик в его ухе. Михаил поставил сумку и щенка на землю и обернулся по сторонам. – Где я тут в степи пройду дезинфекцию? Вера, милая, твою мать, впусти меня внутрь! – Михаил, Вера не сможет выполнить твою просьбу. Блокировка стоит на уровне безопасности доступа на первый уровень данной станции. Для разблокировки двери необходимо очистить или снять предметы одежды, на которых обнаружены органические элементы. – Вера, переведи, что она от меня хочет? – Липа, повтори, что ты там наплела нашему недоумку-президенту? Уперев кулаки в бока, Михаил посмотрел на простирающееся во все стороны безграничное пространство. – Мишаня, Липа хочет, чтобы ты снял штаны, – сказал, наконец, басок. – И я тоже не буду против. – В смысле? – Ты заляпан гнилью, Липа не пустит с ней на станцию. – Да брось... просто щенок пожевал мои брюки. – Так не корми свою собаку гнилым мясом впредь, Миша! Снимай штаны и заходи. – Черт! Ну, хоть бы раз я сюда приехал нормально! Вздохнув, он посмотрел на щенка, вновь примеряющегося к его штанине, и пошел в самолет – ко всегда готовому к любым неприятностям гардеробу. – Вика, в чем дело? – У меня нет связи с замками этой двери, Михаил. – В смысле? – О! – спохватилась стюардесса, – на прошлой неделе меняли проводку... могли не до... Под взглядом Михаила стюардесса начала заикаться и вконец замолчала. – На Песок-2 я не собираюсь щеголять в трусах, откройте эту дверь, – под испуганным взглядом стюардессы Михаил снимал штаны. – На Песок-2 данный фильтр стоит только на лабораторных уровнях, Михаил, – обнадежила Вика. – Вика, тебя не спрашивают! – Простите! – на всякий случай извинилась стюардесса, принимая брюки главы корпорации. – У меня есть отвертка! Я открою! – Замечательно. Вы и отвертка... Покинув самолет уже без штанов, Михаил направился к полуразрушенному зданию. – Ну что, железные леди, вы довольны? Могу я теперь войти? – спросил Михаил, подходя к двери, которая начала съезжать еще до того, как он успел остановиться. – А этого помоечного дрыща я могу с собой захватить? – Это ты мой подарок помоечным дрыщом назвал, Мишаня? Этой станции не значилось на балансе ни одной компании, входящей в состав Live Project Incorporated. Вера, единственный живой человек, работающий на станции, значилась сторожем перевалочного пункта. При строительстве станции Песок-2 таковым служило здание, наземная часть которого сохранилась практически в неизменном состоянии. Спускаясь на лифте вниз, Михаил не сдержал смеха. В таком виде его не видел еще ни один сотрудник корпорации. – С Днем рождения, Веруня! – крикнул Михаил, выходя из лифта и все еще смеясь. – Я думала, напомнит тебе секретарша или нет? – полноватая женщина в белой косынке и халате показалась из-за угла. – Давай сюда этого чмошника. Отправим на дезинфекцию, промоем желудочек... ути, мой ма-аленький. Михаил озадаченно усмехнулся, передав щенка и следуя за Верой обратно в кабинет – единственное обитаемое место во всем комплексе. Вера была наказана, как не единожды повторяла сама. Болезни, которые давно и успешно лечили по всему миру, лишили ее сначала одной ноги, потом желудка – и это был рак, потом второй ноги – это была гангрена, которую можно было элементарно не допустить, лишь уделив чуть большее внимание распоротому ржавой балкой бедру, а не накачавшись обезболивающим и уйдя на сутки в сеть. Руку ей засосало в колесо прототипа смастеренного ею же агрегата для катания по стенам станции. После очередной операции Марк взмолился, чтобы Миша нашел Вере какое-нибудь занятие, иначе самая умная баба на Земле случайно сломает себе шею, моделируя нано-вселенную, не иначе. Ставшей наполовину киборгом Веру уже никто бы не решился назвать женщиной, даже вежливый и тактичный до мозга костей Марк. Но знакомясь с ней в разгар студенчества, Михаил и не подозревал, какой подарок ему преподносит Марк – друг и коллега, тогда еще помощник Федора, финансового директора “Живого проекта”. С ресурсами, защитой и конфиденциальностью, какие могла обеспечить трансконтинентальная корпорация, пусть не напрямую, а через негласно неприкасаемого сынка профессора Королева, Вера стала человеком-лабораторией, человеком-заводом, человеком-тайной, возглавившей несуществующую – четвертую станцию

LPI

. Она была лицом и мозгом одного из личных проектов Михаила. Как обычно – не приносивших ни ему, ни корпорации ни копейки денег, а потому не сильно возбуждающих интерес надсмотрщиков госкорпорации. Здесь выпускались прототипы и тиражировались технологии, наличие которых у

LPI

вызвало бы немало лишних вопросов. В основном оборудование составляли принтеры, хотя и для биоанализа было несколько агрегатов. Надежда на процветание в завтрашнем дне, кои обеспечивали все новые и новые рабочие модели зачастую даже не ей придуманных, а просто найденных или доработанных, а после выпущенных на полностью автоматизированном заводе еще десятком метров ниже, вселяли уверенность и гарантировали некоторую независимость

LPI

от политических, экономических или природных невзгод, кои в миновавшее десятилетие показали себя во всей силе. С Верой определенно стоило считаться. И, хотя она не входила в число самых харизматичных личностей корпорации, Михаил не мог не проявлять заслуженного ею внимания, доверия и уважения. Правда, без штанов при всем своем уважении и доверии он чувствовал себя не очень комфортно. – Мишаня, если бы мое сердце не принадлежало твоему голенастому дружку!.. – Найди мне штаны, Вер. – Где я тебе штаны найду? Вон, халат надень. Пойдем, покажу кой-чего. Вот ради одной этой фразы стоило навещать эту станцию и обеспечивать все потребности ее хозяйки, какими бы зачастую безумными они не казались. В этот раз “кое-чем” оказалась вереница дистанционно управляемых серебристых шариков, больше всего походящих на восставший и объединившийся в борьбе за независимость пинг-понг-хоровод. Для демонстрации возможностей этой пугающей своей самостоятельностью могучей кучки Михаилу и Вере пришлось подняться на поверхность. – Это не то, что я просил, – заметил Михаил, наблюдая за серебряной вереницей. – Нет, но это неплохое дополнение, Мишань. Тебе этот самолет нужен? – Нужен! – А стюардесса? Михаил подался вперед, чтобы заглянуть в лицо собеседнице. – Да я видела ее, когда она щенка тебе подавала! Я не пытаюсь сделать из себя Гото! – Точно? – без улыбки спросил глава корпорации. – Так что с моей просьбой? Ты же не хочешь сказать, что проигнорировала ее ради этого яичного хоровода? – Этот яичный хоровод – вполне самостоятельное, трудноуловимое и неидентифицируемое оружие как против белковых, так и против роботов. – Но это не то, что я просил. Вера поджала губы. – Вера, милая, я должен быть уверен, что ни игра в “Чапаева” нашими спутниками, ни ЭМИ или сетевые глушилки, ни снос вышек не помешают

LSS

вытащить меня откуда бы то ни было сразу по моей команде. Мне нужны глаза, связь и... – Тебе нужен контроль, я помню, – подняла руку женщина. – Ладно... купи робопчел. – Робопчел? – усмехнулся Михаил, – слушай, да это же гениально! – Миллионов десять. – Сделаю, – засмеялся президент и, обняв женщину за плечи, повел обратно в строение. – Что, даже выпьешь за мои прекрасные восемнадцать? – спрашивала Вера, спускаясь в дебри комплекса. – Ты же знаешь, что нет. 9 “Мировое турне легенды транс-микса Фио Калоре, посвященное официальному оформлению отношений со своей поисковой системой Леей Калоре, вопреки слухам начнется в декабре! Если вы еще не заказали преордер на шоу звезды, торопитесь! Места в виртуальном зале ограничены! Как сообщалось ранее, Фио Калоре не планирует устраивать реальные встречи с поклонниками, что, впрочем, никак не помешает поклонникам повидаться со звездой на пресс-конференциях”.

Они приземлились поздним утром и, выйдя из здания аэропорта, поймали такси. Александр сидел на заднем сидении и смотрел в окно. Он вылавливал из проплывающих мимо строений, деревьев и людей кусочки незнакомого и складывал из них пазл совершенно незнакомого мира. Лицо его оставалось спокойным, но если бы кто-то из прохожих случайно взглянул на мужчину на заднем сидении такси, то почувствовал бы тревогу, может даже испуг. Могло показаться, что этот человек вбирает в себя все что видит, выпивает глазами окружающее пространство и если задержать на нем взгляд, то можно потерять часть себя – безвозвратно. Саша же вглядывался в редкие смуглые лица неспешных итальянцев, замечал бледных и торопливых европейцев, запоминал, словно пополняя свою личную картотеку лиц. Когда за окном показалась сверкающая серебром гладь моря, он отклонился назад. Будто сознавая, что это явление ему не вобрать в себя, он покорно отступил и откинулся на спинку. – За эти годы ты, должно быть, растерял весь словарный запас... – посетовал Федор Иванович с переднего сидения. – Возможно... частично... Липа переведет. – Когда начнешь ездить по миру, наверстаешь. Саша промолчал. Его не беспокоило то, что он, по мнению ученого, мог забыть. Его беспокоило то, что не желало опускаться в тайники памяти – лицо Ольги. Новый дом Федора Ивановича представлял собой двухэтажную белую виллу в стороне от дороги. Александр к любому месту своего всегда временного проживания относился как человек, с появления на свет знающий, что своего дома у него не будет никогда. И все же Саше казалось, что он понимает, что именно в душе профессора породило две хмурые складки между бровями и блеск глаз. Когда солнце склонилось к закату, Федор Иванович нашел Александра на пляже. Тот стоял в нескольких метрах от кромки воды, и даже самые настырные волны не могли прикоснуться к его голым стопам. Саша стоял прямо, руки расслабленно висели по швам, а взгляд уходил вдаль. Он пришел на пляж, собираясь искупаться, но дойдя до этого места, понял, что не станет. Он стоял так множество раз прежде, позволяя хоть и виртуальным, но вполне ощутимым волнам набегать на стопы... всматриваясь в горизонт, недостижимость которого считал главной иллюзией природы. Ныне вода у ног была реальна, и Александр внимал величию и силе явления перед собой. Он думал о творцах и их творениях, об ошибках и ответственности, об идеалах, которые были таковыми не из-за “точного соответствия заданным параметрам”, как любил повторять профессор Высоцкий, а благодаря отсутствию аналогов, уникальности. Думая о величии человека, способного создать себе подобных, он ставил его на одну ступень совершенства с природой. Он проводил прямую аналогию между бесконтрольной и всеобъемлющей свободой природы и шокирующей готовностью человека подчинятся даже без контролирующего биочипа. Сейчас, глядя на линию горизонта, где фиолетово-оранжевое небо сливалось с серебристо-серой полоской воды, Саша в полной мере осознавал, права на что его пытались лишить и невесело усмехался над тем, что кто-то посчитал эту возможность, саму идею – правомерной. – Пойдем купаться? – позвал старик, подходя. Александр обернулся, очнувшись, и отрицательно качнул головой. Федор Иванович удивленно остановился. – Саша, но ты ведь никогда не купался в море! Пойдем! – Нет, Федор Иванович, пожалуй, я воздержусь, – мужчина развернулся, чтобы уйти. – Саша, да что с тобой? – старик не без обиды упер кулак в худой белый бок. – Я привез тебя сюда в надежде, что ты развеешься! Хотел, чтобы ты отдохнул, получил удовольствие. Я хотел, чтобы тебе было хорошо... Александр замер, резко обернулся и разразился громким смехом. Ученый в недоумении наблюдал, как молодой человек удаляется, поднимаясь все выше по пляжу и смеясь. Он искренне надеялся на то, что в глазах его мальчика, когда тот обернулся, мелькнули лишь отблески заходящего солнца и переживаний из-за женщины, оставленной на Арктике-1. Через мгновение он подумал, что увиденное ему и вовсе померещилось. Они поднялись затемно, чтобы успеть обойти как можно больше в вечном городе. Федор Иванович хотел, чтобы Александр своими глазами увидел Рим. Не прошло и пяти часов как среди немногочисленных туристов, живой проект увидел Колизей. Когда время подошло к полудню, они спрятались в прохладном сумраке ресторанчика. – Рим – образчик рукотворного величия, прошедшего через века, – сказал Федор Иванович. – Рим – образчик цивилизации, возведенной силой рабов, – ответил Саша. – Неужели, тебя не восхищает то, что ты видишь? – Федор Иванович, – начал живой проект, но тряхнул головой. Он в язвительной манере хотел ответить, что восхищения ему, пожалуй, и не досыпали, но осекся. Его злость была непривычна ему самому. Он с удивлением признавал, что власть этой темы над ним подпитывает человек, оставшийся в тысячах километров. – Если позволите, – снова начал Александр не в пример мягче, – я пришлю текст для первого доклада. – Конечно, Саша. Уверен, объединив то, что мы оба имеем сказать, в итоге получится бомба. Но прежде я планировал... – старик отвел взгляд и поджал губы, – попытаться арендовать тебя. Александр вздрогнул, как от пощечины. Напрягшись всем телом, будто окаменев, он проговорил глухим голосом: – Не смейте. – Пойми, Саша, если у меня получится, если “Живой проект” пойдет на сделку, это обезопасит тебя и даст ту свободу, что будет так необходима для дальнейших действий. Александр выдохнул, словно сквозь развеявшийся туман увидел, что опасность – всего лишь мираж, пугало. Его голос стал мягче, он просил: – Если вы не хотите смертельно унизить меня этим актом, приравнять к рабам, подлежащим купле – продаже, не делайте этого, прошу вас, – он сделал паузу, впиваясь взглядом в глаза собеседника. – Этого достаточно, но есть и другие причины. Я должен быть одним из живых проектов корпорации, таким же, как все. Более того, мне необходимо оставаться внутри корпорации для работы, – он вздохнул, окончательно успокаиваясь. – Поймите, я хочу сделать так, чтобы не приходилось опасаться за мою безопасность... как итог, а не как первый шаг вперед с поджатым в страхе хвостом. Старик с минуту молчал, придавленный взглядом собеседника. Потом он тихо согласился: – Хорошо.