Текст книги "Живой проект (СИ)"

Автор книги: Дарья Еремина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Шел десятый час, когда Михаил подъехал к воротам своего особняка. Не прямо перед воротами, но все же непосредственно напротив его участка был припаркован внедорожник. На капоте, уперев подбородок в коленки, скучала соблазнительная блондиночка. Когда машина Михаила, не заворачивая к воротам, остановилась, девушка сменила позу на более привлекательную: закинула ногу на ногу. – Эт-то что за номер... – пробормотал Макс, телохранитель. Михаил убрал картинку с глаз. Из следовавшей за Михаилом машины охраны вышел живой проект и еще один охранник. Президент смотрел на подходящих к девушке сотрудников СБ и пытался вспомнить, где мог видеть ее прежде. – Почему ее не убрали? – спросил тем временем Макс. – И че теперь? – он снова помолчал. – Да на горбу своем, быстрее! Ворота открылись, и Михаил вернулся к работе. Мало ли что за девица искала его внимания? Президенту не хватало суток, чтобы разбирать и заворачивать вопросы, которые сейчас, в кризисное время, то и дело переводились на него. “Людям нужно доверять, Миша...” Если бы отец сказал это, когда Михаилу было восемнадцать, он пропустил бы эту банальность мимо ушей. Если бы Юрий Николаевич сказал это, когда Михаилу было двенадцать, он не обратил бы на эту фразу внимания, поглощенный более интересными, чем выслушивание нотаций отца, занятиями. Если бы эта фраза стала напутствием умирающего, для Михаила усваивать его стало бы слишком поздно. Юрий Николаевич сказал это один раз, когда его мальчику было пять лет. “Людям нужно доверять, Миша. Ты никогда не станешь весомее садовника, если не сможешь собрать вокруг себя людей, с которыми можно разделить ответственность. Поделись с ними властью и предложи работу, в которой они разбираются лучше всего на свете. Доверяй им. Это очень важно. Они должны знать, чувствовать, понимать и видеть, что ты всецело полагаешься на них. Людям нужно доверять, сынок. Доверяй тем, кого ты выберешь строить для тебя твое будущее. Доверяй... и проверяй их”. Услышь Михаил это наставление в любом другом возрасте, оно кануло бы в тайниках памяти, как какой-нибудь школьный урок. В пять лет это стало программой, схемой поведения, алгоритмом взаимоотношений. И именно сейчас он настойчиво требовал принимать решения у людей, которые сами себе перестали доверять. Михаил не видел технической разницы между проблемами сегодняшними и годовалой давности. У него не было времени разбираться в причинах, по которым руководство головного офиса потеряло способность принимать решения самостоятельно. Он разбирал почту, проверял планы и графики, и ему казалось, что цифры – в пене, слова – в панике, знаки препинания – в истерике, графики – в обмороке. Его краткие ответы и комментарии редко отличались друг от друга. Основным их посылом было успокоить и подстегнуть подчиненного: “Все уже было, а если не было – это не страшно. Мы не на Титанике, неверных решений не бывает. Ты знаешь этот сектор работ лучше, чем любой из пятидесяти тысяч первоклассных специалистов корпорации. Оставь эмоции для людей, стоящих в очереди на твое место. Успокойся и подумай”. – Михаил! Он узнал ее голос. Именно этим контральто она, врезавшись в него пару месяцев назад, крикнула: “Этот гад!” Без особого интереса сфокусировав взгляд на дальнем плане, президент наблюдал, как охрана особняка и его личная охрана пытаются толкнуть внедорожник с девицей. Потом пытаются поднять его. Президент подумал о тросе, но усмехнувшись, вернулся к работе. Потом все же поднял взгляд к затылку Макса: – Эвакуатор. Ему было безразлично, если охрана решит заставить девицу силой завести машину, но предлагать он это не стал. – Чего она хочет? – спросил Михаил чуть позже. – Чего она хочет? – тут же передал его вопрос Макс. – Вас, Михаил Юрьевич, – телохранитель поперхнулся и тут же добавил: – то есть, ну, поговорить, наверно. Михаил скосил взгляд на часы. Он планировал поужинать, поработать, а потом поплавать в бассейне. Это уже будет ночь, можно будет позвонить на Арктику-1 и Эду. Потом пару часов поспать и в шесть вернуться в офис. Если отменить плавание, сдвинуть работу к звонкам в Арктику и Америку, то у него получалось около получаса, в которые Михаил решил переключить внимание от корпорации к этой девице. “Ни для кого не секрет, что короткое переключение внимания хорошо сказывается на производительности труда, – писал он сам HR, до сих пор пребывающей в шоке от массового увольнения. – Устройте сотрудникам головного офиса вылазку на природу в выходные, придумайте развлечения. В этом году вы совершенно об этом забыли”. Михаил знал, что HR-директор не забыла, но просто не смела заикнуться об этой ежегодной традиции в столь смутные времена. – Пропустите ее, – сказал Михаил, когда машина заехала в ворота. Ему не хотелось впускать незнакомого человека на свою территорию, но приняв решение уделить ей время, коего у Михаила было немного, он не видел причин его менять. А вот ехать куда-то уже точно не представлялось возможным. Президент не видел, что девицу тут же прощупали на предмет оружия. Выйдя из машины, он дождался, когда она зайдет на участок и подойдет к нему. После пережитого ее улыбка казалась глупой и неуместной. – Ну, проходи, – кивнул он, направляясь к дому. Экономка знала, что Михаил не любит, когда его кто-то встречает. Она была на кухне, когда из прихожей послышался незнакомый женский голос. Это было необычно. Мария работала здесь с момента покупки дома и за все время его порог, кроме нее самой, переступали всего две женщины: мать хозяина и Ольга. Экономка затаилась. Через минуту показалась хозяйка голоса и Михаил. – Добрый вечер, – поздоровался он. – Мы будем ужинать. – Добрый вечер, Михаил. Накрыть здесь или в зале? – спросила Мария. Михаил посмотрел на спутницу, снисходительно улыбающуюся Марии. – В зале, – ответил он и вышел. – Развлеки себя чем-нибудь, – посоветовал гостье, собираясь все же добраться до душа и направляясь на второй этаж. – Можно с тобой? – Нет. Не зная точно, куда и зачем идет хозяин дома, гостья решила, что вместе с этим “нет” ей запретили подниматься на второй этаж в принципе. Порывисто вздохнув, она закрутила головой по сторонам, затем решила осмотреть первый этаж. Через пятнадцать минут Михаил застал ее на диване в зале. Девица, прежде наблюдавшая за тем, как Мария накрывает ужин, теперь просто сидела и переводила взгляд с одного предмета интерьера на другой. Играла какая-то спокойная музыка из записей Ольги. Гостья не услышала, как Михаил спустился. – Я вам еще понадоблюсь? – спросила Мария, заходя. В отличие от гостьи, экономка имела возможность наблюдать передвижение хозяина по дому в любой момент. Обернувшись, девушка увидела Михаила с мокрыми волосами, переодевшегося в легкие темно-серые брюки и рубашку. Все что она успела узнать о нем за время, прошедшее с их первой встречи, убедило ее в том, что Михаил и спит в деловом костюме. Его нынешний вид заставил гостью улыбнуться широко и искренне. – Нет, Мария, спасибо, – ответил хозяин дома и вернул взгляд к гостье. Когда Михаил позвал девушку за стол, повелительный жест его поднятой руки показался ей галантным приглашением. Проходя за стол, она не могла скрыть улыбки. Посмотрев на бутылку Мартини на столе, Михаил подумал об Ольге. Он не пил, весь алкоголь в его доме появлялся либо с Ольгой, либо с Петром. Этой бутылке, должно быть, не меньше двух лет. Гостья не заметила мелькнувшего в глазах Михаила смеха. – Ты пьешь? – спросил он гостью. – Да, вино, – она тоже посмотрела на спиртное, затем перевела взгляд на графин с розоватым соком и мысленно кивнула себе. Откуда взялось вино, хозяин дома не знал. – Говори. Гостья растерянно сморщила лобик, а потом улыбнулась: – Ты прислал мне цветы в тот день. После того, как я в тебя въехала, да еще обвинила в аварии, это было несколько неожиданно и безумно приятно. Михаил пытался понять, с чего вдруг ему было присылать ей цветы. Уже решив, что девица врет, он все же вспомнил разговор с Петром в палате после того, как из него вытащили пулю. Он был уверен, что Петр понял, что это шутка, но так же совершенно отчетливо понял и Петра, никогда не замечавшего у Михаила наличия чувства юмора. – Это было ошибкой, – сказал Михаил. – В любом случае, не стоит считать все рассылки корпорации подарками лично от меня. На этих цветах не могло быть моего имени. – Там было написано “LPI”, – не согласилась девица. – Ведь, это и есть ты... Михаил перевел взгляд на куриные зразы, которые у Марии получались лучше всего прочего. Когда он приступил к еде, девушка последовала его примеру. – И что теперь? – спросил он. – Цветы завяли? Девушка рассмеялась. – Я сделала из них гербарий, Михаил. На память. Миша улыбнулся. Даже если это ложь, она оказалась смешной и свежей. – Как тебя зовут? – спросил он, смягчившись. – Юля, – девушка легонько прикоснулась к ножке бокала. Заметив этот жест, Михаил не предложил выпить за знакомство. – Ты планируешь оккупировать мой особняк? – В том числе, – сказала она весело, без ноток напряжения, и отпила вина. – Что, и разработала план по захвату? – Детальный. – И что в итоге? Когда ты победишь, что будет? – Мы будем жить долго и счастливо. Заведем кучу детишек, состаримся и умрем в один день. Или будем жить вечно. Ты же можешь это устроить? – Так вот какова цель всех военных экспансий... Когда Юля засмеялась, на Михаила нахлынула тоска. Он думал о женщине, которая бежала от него лишь потому, что он ассоциировал себя с корпорацией. Тогда как сейчас перед ним сидела девица, которая хотела быть с ним лишь поэтому. Он выбрал для себя умненькую и образованную Ольгу, к тридцати двум годам не сумевшую понять чего она хочет и обвинявшую в этом его. А перед ним сидела девица, если и имеющая образование, то скорее купленное, если и не впервые услышавшую слово “экспансия”, то вряд ли пытающуюся выловить его значение в тайниках памяти. И при этом она точно знала, чего хочет. И была готова добиваться этого. Михаил понимал, что дав ей шанс, он вряд ли пожалеет об этом. Обеспечить все ее финансовые, физические, моральные и духовные потребности не будет стоить ему и полвздоха. С ней всегда будет просто и она сделает все что может и не может, лишь бы угодить ему. Ей это нужно. Но по какому-то глобальному закону подлости ему самому нужна женщина, спрятавшаяся от него в тысячах километров, на краю страны и мира, в Арктике. – Я моногамен и у меня есть женщина, Юль, – сказал он, не вполне уверенный, нужна ли собеседнице его искренность. – Ты зря потратишь время и силы. Юля была готова к такому повороту. Этот вопрос был так же досконально изучен, но при затрагивании его требовалась максимальная осторожность. – Я никогда не помешаю вашим отношениям. Если вы снова будете жить вместе, ты сам решишь, как поступить со мной. Но сейчас, я думаю, – девушка сделала паузу, – было бы опрометчивым отказаться от моей компании. Михаил посмотрел на нее поверх бокала с соком. Отпил. Эта девица два месяца назад путала право и лево. Он закончил с ужином. Даже эти пятнадцать минут, проведенных за столом, показались ему часом безвозвратно потерянного времени. Ему было скучно. – Мне нужно возвращаться к работе, спасибо за приятную компанию, – Михаил поднялся. Девушка достойно сдерживала панику. – Разреши мне остаться. Я не помешаю. – Ты и так добилась размещения своей фотографии в завтрашних новостях. Она замерла на мгновение. – Нет – так нет... – ответила тихо и тоже поднялась. Короткий резкий поворот головы собеседника возвестил ей о маленькой победе. Подавив улыбку, она поблагодарила, попрощалась и тихо ушла. Не успел Михаил подняться в кабинет, как вибрация на шее оповестила о срочном вызове. – Михаил Юрьевич, – это была ночной секретарь, – вы сказали соединять вас со всеми, кто будет звонить по поводу живого проекта: Александра. – Да. Давай, – ответил президент. – Михаил Юрьевич? – голос собеседника был чуть хрипловатым, явно старческим. Михаил подумал, что это Высоцкий, но собеседник сразу представился: Меня зовут Константин, как и всех ваших техников... Через час часа машина Михаила остановилась у облупившейся двенадцатиэтажки. В зеркало заднего вида он наблюдал, как двое его людей направляются к подъезду. Когда они скрылись, он закурил. – Можно, Михаил Юрьевич, – обернулся Макс и вылез из машины. Михаил покинул салон и посмотрел вверх. Дом зиял множеством выбитых стекол. В редких окнах горел свет. В этих домах ни то, что жить, заходить в них считалось опасным, о чем висели предупредительные ленты и плакаты: “Здание находится в аварийном состоянии. Подходить ближе 50 метров опасно для жизни”. Посмотрев в обе стороны улицы, Михаил пошел к дому. Он отчетливо чувствовал взгляд притаившихся недалеко людей: то ли бомжей, то ли подростков. Появление двух черных машин (стоимость одного колесного диска, на черной глади которого был выгравирован золотистый контур логотипа корпорации, была сопоставима с месячным бюджетом обитателей этого квартала) привлекло всеобщее внимание. Михаил зашел в квартиру на втором этаже. Макс остался у двери и неторопливо снял с пояса ДЭШО. Заглянув в кухню, президент прошел в освещенную комнату с ободранными обоями, оголенной проводкой и прожженным во множестве мест ламинатом. Александр стоял у окна. Судя по всему, его разбудили, хотя где он мог спать в этой пустой комнате, понять было сложно. Двое пожилых техников, один гладковыбритый, второй с седеющей бородкой, усами и в перчатках, стояли у противоположной стены – в метре от двери. Двое сотрудников СБ, один из которых был живым проектом, замерли между техниками и Александром с табельными ДЭШО наготове. Рассмотрев лицо Александра, Михаил чуть поморщился. Понадобится пластика, если он захочет вернуть все в прежнее состояние. Сейчас это становилось очевидным. Увидев Михаила, техники отступили на шаг и чуть сгорбились. Живой проект тут же направил шокер в их сторону. Для него их движение выглядело как готовность к прыжку. Для Михаила это выглядело как странный, инстинктивный поклон. Охраннику-человеку, продолжавшему целиться в Александра, это движение сказало о страхе... инстинктивном страхе перед создателем или господином. Он знал, что при явной опасности его напарник – живой проект – не допустит, чтобы с президентом что-то случилось. – Михаил, – констатировал Саша. В голосе не было удивления. – Твоя СБ иногда отрабатывает свои зарплаты. Хоть и редко. Саша шепелявил, и это покоробило Михаила. Он подавил в себе злость и повернулся к техникам. Сколько денег корпорации ушло на то, чтобы убедить государство в возможности лишить инстинкта самосохранения на генном уровне, он даже не предполагал. Остатки первой серии техников рисковали разбежаться кто куда, если бы он не отдал приказ на преждевременное “списание”. Чем больше становилось беглых клонов, тем труднее было скрывать факт наличия этой проблемы. Сохранение вида – именно это основной инстинкт любого существа. Отец как-то сказал, что это единственное, что можно вырезать только вместе с душой. Хотя, говорят: у клонов нет души. Иногда так говорят о юродивых, не осознающих себя... еще так говорят о политиках и бизнесменах, об актерах. Говорят об успешных людях: они продали душу. Говорят о жестоких – у него нет души. Михаил отлично представлял все эти якобы бездушные массы, но не мог представить, чтобы отец создал существо, лишенное инстинкта самосохранения. Взрастить в себе иллюзию, что существует такое право – право на самозащиту – люди могли только самостоятельно. Глава корпорации знал с детства, что инстинкт не может стать или не стать правом. Самосохранение равно дыханию. Но история постепенной распродажи страны и медленного, но упорного дожимания общества до состояния абсолютной тишины позволило провернуть и этот проект. Юрий Королев стал родителем новой расы. Он начал в правильной стране и сделал возможным для корпорации выйти на мировой рынок. Александр же, напротив, жил в стране неправильной, малопригодной для его деятельности. Иногда Михаилу казалось, что если здесь и остались люди, способные к действию, то все они работают в его корпорации. Что ж, возможно и Александр понимал это, а потому действовал одновременно во всех странах, где были разрешены к использованию живые проекты

LPI

. Михаил отвернулся от сжавшихся под его взглядом техников к Александру, стоявшему так же спокойно и прямо, как когда-то в его кабинете. – Ты знаешь, что они тебя продали? Техники одновременно отшатнулись, ударившись лопатками о бетон стены. – Михаил Юрьевич! – крикнул гладковыбритый, второй возмущенно раскрыл рот. Саша перевел на стариков безразличный взгляд. – Как бы ты с ними поступил? Телохранитель, целившийся в Александра, взял на мушку стариков. – Они все еще считаются твоей собственность, Михаил. – Как и ты. Михаил заметил, как вытянулись в линию сжатые губы Александра и это единственное, что выдало его негодование. – И почем же ты собирался купить... меня... у них? – Они пытались продать информацию о твоем местонахождении, – поправился Михаил тихо, – цена вполне приемлема – то, что я предложил тебе при нашей прошлой встрече и от чего ты отказался. Но глупо вступать в финансовые отношения со своей собственностью, – он продолжал говорить, наблюдая за стариками в двух метрах от него. Осознав сказанное, они начали паниковать. – Я приехал за тобой. Кроме того, что я хотел бы попросить прощения за действия бывшего сотрудника СБ, я планирую вернуть тебя в лоно корпорации. Техники же... – он обернулся к Константинам, – их геном уже идет вразнос. Я найду им применение во благо корпорации. Они не стоят внимания большего, чем уже получили. Пошли. Михаил вышел из комнаты. Он слышал возню и возгласы. Два тихих удара, известивших о выпущенных из ДЭШО иглах и снова хриплые голоса. Обернувшись назад в коридор, он увидел, как Александр зашел в соседнюю комнату. Михаил не желал более оставаться в этой квартире и направился вниз по лестнице. Макс, ждавший у двери, пошел следом. За ним последовали согнувшиеся под обмякшими телами техников коллеги. Таким образом, за Александром никто не приглядывал, но почему-то Михаил не опасался, что живой проект попытается бежать. Сев в машину, он подумал о том, что слух о возвращении “любимой игрушки президента” завтра перекроет новость о невнятной девице на джипе у его ворот. Эта мысль отрезвила его. Обернувшись к подъезду, он наблюдал за волочащими техников телохранителями. Водитель второй машины открыл багажник. – Макс, поднимись за Александром, – очень тихо приказал Михаил. Тон его голоса заставил телохранителя пуститься бегом, только выпрыгнув из машины. Выйдя тоже, Михаил закурил. Прошло минут десять, за которые телохранитель мог обследовать квартиру, подняться до крыши и спуститься обратно. Михаил уже все понял. Когда Макс вышел, на его лице был написан прогнозируемый ответ. Засмеявшись в голос, Михаил, словно птиц спугнул следивших за ним из-за кустов наблюдателей. Кусты зашумели и послышались тихие частые шаги убегающего человека. – Поехали, – крикнул он телохранителю и махнул рукой. Здесь им делать больше было нечего. 8 “Я жив и мне нужна ваша помощь. Каждого из вас!” – написал Александр в блоге, заведенном там, за грифом секретности на одном из его собственных ресурсов. Здесь вряд ли могли возникнуть сомнения, что представившийся Александром им не является. Здесь все было проще. Об этой части знали лишь свои. Свои, способные продать. Свои, узнающие тебя даже тогда, когда собственный создатель не узнал бы. Такие разные и такие несовершенные. Самые настоящие люди, отчаянно, вопреки чести и разуму стремящиеся жить. “Федор Иванович, мне понадобится небольшая пластика лица. Я вынужден просить вас о помощи в этом” – писал он Высоцкому. “Все что угодно, Саша. Я договорюсь и оплачу. Береги себя” – отвечал Высоцкий. “Оленька, я более не являюсь частью корпорации. Мне понадобится некоторое время, чтобы закончить дела в Москве, но...” – он отложил это письмо и принялся за оставленную работу. – Идите завтракать, молодежь! – кричал Глеб Саныч с улицы. – Санек, кончай клацать, прямо краб какой-то... – Иду, – отвечал Александр неохотно. Отрываться от работы не хотелось, особенно теперь, когда корпоративные обязанности перестали занимать большую часть суток. – Я попросил Федора Ивановича организовать пластическую операцию. Глеб Саныч, через какое время все заживет и я смогу появиться на людях? – Когда сойдут следы побоев, практически сразу, – старик раскладывал по тарелкам распаренный в кипятке паек для малоимущих. – Пластика не сильно затормозит. Все трое с аппетитом приступили к завтраку. Ели молча и не отвлекаясь. Когда тарелка опустела, Александр поблагодарил за еду и, поднявшись, замер над бомжами. – Есть ли шанс, что вы согласитесь работать на меня? Мне очень нужны надежные люди. Шурик в недоумении посмотрел на старика. Глеб Саныч потеребил подбородок и остановил взгляд на живом проекте. В этом взгляде таилось сомнение, надежда, искорки смеха и еще что-то, интерпретированное Александром как попытка оскорбиться. – Это деловое предложение, Глеб Саныч, – добавил он и сразу продолжил спокойно и уверенно, – но если вы не готовы покинуть свалку, я пойму. Вероятно, это место будет недолго пустовать и, если вы не уверены, что справитесь... – Александр перевел взгляд на Шурика, – или справится ваш коллега... Бывший хирург понимающе хмыкнул и отвернулся к дороге. Александр не мог видеть и знать, что в эти мгновения старик борется с подкатывающими к глазам слезами. Молчание длилось минуты две, никто не двигался с места. – И еще, я не смогу оформить вас официально, – добавил Александр после продолжительной паузы. – Пока не смогу. – В чем будет заключаться работа? – обернулся старик, справившись с эмоциями. – От вас мне будет необходима административная поддержка и представительские услуги, от Шурика поначалу – курьерские услуги и, если он зарекомендует себя не только как профи по железу, но и... Александр обернулся к Шурику и запнулся на полуслове. Шурик тихо плакал, прижав к себе ложку. Саша перевел дыхание, чтобы продолжить: – Если вам необходимо подумать, я подожду. Но не заставляйте ждать слишком долго, очень много еще предстоит сделать. Он посчитал лучшим сейчас уйти в дом. Вытянув перед собой иночи, сделал несколько фотографий и приложил их к письму. В день покушения он должен был выступать в вечерней телепередаче. Необходимо было, наконец, дать объяснения, почему главный герой не появился в студии. Александр не сомневался, что фотографии его изуродованного лица украсят какой-нибудь выпуск новостей. Они найдут, куда воткнуть их – слишком уж накалилась атмосфера, и любая новость о нем поднимет рейтинг канала, впервые рассказавшего ее. – Саша, мы готовы приступить к своим обязанностям в любой момент. Александр обернулся, но не смог различить лица Глеба Саныча – тот стоял в проходе, спиной к свету. – Спасибо, Глеб Саныч, – ответил Александр официальным тоном. – Первое, что необходимо сделать, это снять жилье в городе. Найдите квартиру как можно скорее, трех– или четырехкомнатную. В первую очередь вам и Шурику нужно уладить вопрос с идентификацией, далее одежда и услуги парикмахера. Достав из кармана расчетную карточку, Александр протянул ее старику. – Постарайтесь управиться за два-три дня. Можете прибегнуть к услугам агентства. Параллельно с этим провентилируйте вопрос... – Глеб Саныч стоял в проходе, не двигаясь. Александру пришлось подняться и подойти. Когда он протянул деньги старику, стоя рядом, бывший хирург принял их. – Мне нужен новый чип. Что в нем будет написано – не важно. – Понятно, – кивнул старик и прошел вглубь дома, к своему лежаку. Постояв немного, Александр вернулся на свой лежак. Какое-то время он сидел молча, борясь с сомнениями. Слишком свежо было недавнее предательство и слишком сильно ему необходимо было реабилитировать свое доверие к людям. Он боялся и надеялся одновременно, и сложно было точно сказать, чего он опасался больше: увериться в том, что никому нельзя доверять, или понять, что не все руководствуются в своих действиях чувством вины перед живыми проектами. Александр искренне верил, что даже в изгоях, спасших ему жизнь, остались честь и принципы. Верили ли в это они сами? Вот в чем у него был повод сомневаться. – Здесь была служба безопасности корпорации, – крикнул Глеб Саныч, и Александр вскинул голову. – Вчера приезжали и расспрашивали о тебе. Они были настроены вполне благодушно, Саша. Мне кажется, они не хотели причинить тебе зла. – Должно быть, это люди Михаила, – предположил живой проект в ответ. – Кто это? – Президент корпорации. – Он что... вы знакомы лично, и он разыскивает тебя не для того, чтобы убить? – Глеб Саныч вышел из своей комнаты. – Вчера я познакомился с двумя техниками, один из них узнал меня. Они явно собирались принять активное участие в... моей деятельности. Но на тот момент я не мог дать им руководства к действию. Не знаю... не знаю, Глеб Саныч. Они связались с представителями корпорации и сдали меня. – Сдали? Живые проекты сдали тебя корпорации? – Шурик поднялся в дом, его негодование заставило старика и Александра усмехнуться. – Думаю, они хотели другой жизни, – размышлял Саша, – а я... я просто разочаровал их. Теперь я это понимаю. – И что произошло? – спросил старик. – Приехал Михаил с охраной. Техников повязали. Он, – Александр улыбнулся странной улыбкой, – он даже не оставил охранника, чтобы проследить за мной. Я сбежал. Возникла пауза. – Саша, мне отрадно видеть, что ты веришь в то, что твои мотивы выходят за рамки личной выгоды и признания, – медленно проговорил бывший хирург. – Я хотел бы иметь возможность поверить в чистые помыслы, в равенство во всем мире, но я слишком стар для этого. Александр внимательно и почтительно ждал продолжения. – Возможно, у тебя и получится сделать больше для себя, живых проектов... и всех нас. Кто знает, – размышлял старик. – Но это будет лишь побочным эффектом твоего стремления к власти. – Я помню ваши доводы... – кивнул Саша, не имея желания спорить. – Вы по-прежнему согласны работать на зарвавшийся живой проект? – Да, Саша, – кивнул старик, – если этот живой проект искренне верит, что способен вытянуть себя за волосы из болота, я с удовольствием подсуну утку в дымоход... Ни Саша, ни Шурик не поняли последней фразы, но промолчали. Через несколько минут бомжи отцепили волокушу, как-то умостились в тракторе, и с ревом направились в направлении станции. Шел день двадцать третьего августа.

Михаил с раннего утра был в офисе и просил предупредить, когда придет Петр. Людмила известила о том, что его зам подъехал в девять, как президент и ожидал. Дочитывая отчет самого маленького – итальянского офиса о происшествии минувшей ночи, он не опускался до эмоций. Автобус с “живыми проектами: телохранителями” взорвали на дороге от аэропорта. Взрывное устройство было приведено в действие дистанционно в момент, когда вблизи не было участников движения, кои могли оказаться случайными жертвами. Письмо компании-арендатора следовало через одно после этого отчета. Она просила решить вопрос как можно скорее либо возместить убытки. У него, у Михаила просила. – Найди Роберта, – попросил Михаил секретаря. Людмила звонила долго, но в итоге Михаил услышал ее голос в приемной, затем в ухе послышался извиняющийся голос коммерческого директора. – Роб, с какой стати этот Астерикс пишет мне? Вы там окончательно потеряли способность выполнять повседневную работу? – Ты про Астерио? Я не посылал его к тебе, это его личная инициатива... – Роб, если ты не проявишь свою личную инициативу, следующий автобус будешь сопровождать лично. – Сейчас менеджер свяжется с ним, Миш. Извини. Подхватив пачку сигарет, Михаил вышел из кабинета. Лена, секретарь Петра, как всегда безуспешно попыталась предупредить шефа, что идет большой босс. Михаил вошел стремительно и без стука. Замерев на пороге, с яростью захлопнул дверь. Секретарь услышала лишь первую фразу и испугалась, что ее шефа снова побьют: – Вы охренели все? Петр отодвинулся от стола и запрокинул голову. – Твое настроение не может не радовать, – сказал он, потирая ноздри. Михаил отвернулся к сертификатам и дипломам, украшавшим стену кабинета. – Ты, дипломированный наркоман, не хочешь ли немножко поработать? – спросил зло. – Да, что с тобой? – Петр убрал следы недавней деятельности, неизменно выводящие Михаил из себя, и толкнул пепельницу к краю стола. – Покури, успокойся. Михаил закурил. Забрав пепельницу с собой к окну, начал наблюдать за въезжающими на стоянку сотрудниками. Когда через минуту на подоконник присел Петр, президент уже спокойно проговорил: – Я видел Александра. Вчера. Упустил его как отсталый школьник. Петр молчал. – У него по лицу словно рота солдат прошлась. Печальное зрелище. – Миша, печальное зрелище – это президент корпорации, скулящий о своем любимом живом проекте. У нас вон автобус взорвали, что не день, так веселее и веселее. Высоцкий сегодня на очередной конференции лоббирует запрет на основную деятельность... – И мой зам в девять утра на рабочем месте с коксом в обнимку. – Это все что ты хотел сказать?! Что ты видел своего любимца, и он от тебя сбежал? Молча затушив сигарету, Михаил направился к выходу. – Ты считаешь, тебе одному тяжело?! – воскликнул Петр. – Ты себя мнишь несгибаемым, но я-то нормальный живой человек! Ты не спишь по ночам, выглядишь как бездушная тень своей конторы и хочешь, чтобы я, немножко твой зам, на которого уж никак не меньше взвалено, приезжал на работу после утренней чашечки кофе и был готов разгребать очередные автобусы с трупами живых проектов? – Петя, тяжело всем, я не спорю. Это твое дело, – он кивнул на стол зама, куда тот убрал наркоту, – я знаю, что ты не можешь без этого. Знаю, что опасности нет, но все равно волнуюсь за тебя. Ты мой друг. – Так может, ты выпьешь... хоть, блин, чаю со своим единственным другом и спросишь как у него дела? Вместо того чтобы развлекать его утренними новостями о какой-то шлюхе, а потом жаловаться на своего пета? Михаил перевел взгляд с зама на его стол. Подошел и взял со столешницы “газетку” с накиданной выборкой новостей. Юля, как он и ожидал, была на передовице и выглядела очень печальной, выходя из калитки его особняка. – Это та девица, что врезалась в меня в день покушения, – пояснил Михаил. Теперь озверел Петр. – Мих, – прошипел он, – ты реально думаешь, что мне интересно с кем ты спишь в свободное от избиения неугодных сотрудников время? – Так ты о работе? Я думал о дружбе... Петр резко поднялся и отвернулся к окну. Его голос стал неестественно спокойным: – К десяти подойдет кандидат на место Виктора. – Я тебя тоже люблю, Петь. Нет повода меня ревновать: в наших отношениях – по моей воле – ничего не изменится. Михаил вышел. Петр еще какое-то время смотрел в окно. Потом с силой толкнул пепельницу. Ударившись об пластиковый откос, она упала на пол. По ковролину рассылался пепел, в центре которого окурок Михаила выглядел таким же жалким и одиноким, каким Петр казался себе сам.