Текст книги "Живой проект (СИ)"

Автор книги: Дарья Еремина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

На следующее утро Михаила встретил звонок директора по персоналу и вопрос: “ВСЕХ?!” Прекрасно зная, что на каждое место в корпорации есть готовая в течение недели приступить к исполнению обязанностей замена, Михаил не разделял эмоций коллеги. Информаторы на периферии зрения и дублирующие те же сервисы иночи на столе сигналили о срочных вызовах. Михаил потянулся к ним. В кабинет ворвались Петр и Людмила. Друг был бледен, у секретаря горели щеки. – Они... – Петр рубанул рукой воздух и кинул взгляд на Людмилу. – На Песок-2 авария, – вставила она в образовавшейся паузе, – партия проводников, если выживет, может оказаться бракованной. По медленно поворачивающемуся к Людмиле лицу друга Михаил понял, что они собирались сообщить разные новости. – На территории обоих континентов Америки вышел запрет на эксплуатацию проводника, – выпалил Петр. – А Канада? Острова? – Нет, Канады и мелочи не касается. По крайней мере, пока. – Ну, вот видите, как удачно, – проговорил Михаил. – Люда, вызовите Роба, свяжите с Нью-Йорком, назначьте видеоконференцию с Пэттинсоном, – отдал он распоряжения секретарю и перевел взгляд на Петра. – Какой размер партии? Мне нужен детальный отчет о произошедшем, о повреждениях. Крышаеву доложили? Что он собирается предпринять? – Я узнаю, Миш. Михаил нацепил очки и ровным голосом проговорил: – Успокойся, Эд, – и крикнул в приемную: – Люда, Эд уже здесь! И почему я узнаю все это только сейчас? – Вы были недоступны, связи не было, – Люда появилась в проходе. – Я и Петр и Эд и Рудольф Викторович и Иван и... в общем, никто не мог с вами связаться. – Узнайте почему, – кивнул Михаил и вернулся к Эду перед глазами. Постояв пару мгновений, будто в замешательстве, зам и секретарь сорвались с места. Михаил слушал Эда, заправляющего североамериканским офисом, и просматривал последние письма, все как один под грифом крайней важности. Он будто видел отчаянно колотящееся сердце и капельки пота на лбу Рудольфа Викторовича, директора станции Песок-2, когда он сообщал о происшествии. Ясно представлял ярость Эда, дрожь в его руках, делающих описки, когда они печатали о том, что закон провели молчком, единогласно одобрили и обрушили на корпорацию, как снег на голову. Тем временем, красный и запыхавшийся, будто поднимался пешком, а не на лифте, зашел Роберт. – Миша, я только подъехал, только узнал, – сказал он, явно оправдываясь; он очень волновался. Это был второй человек, которого Михаил привел с собой в компанию. Под его руководством находился отдел продаж “Живого проекта” и клиентский отдел. Коммерческим директором Михаил назначил его через год после своего вступления в должность. До этого Роб годы, что Михаил провел на станциях корпорации, поднимался в клиентском отделе по карьерной лестнице под руководством Юрия Королева. Михаил и Роберт вместе учились, были ровесниками, но друзьями так и не стали, что на работе никак не сказывалось, а потому значения не имело. Михаил указал на стул и, продолжая просматривать сообщения, начал говорить ровно и внятно. В эти минуты в корпорации кровоточили две глубокие раны, ей было больно, пульс зашкаливал, нервы сдавали. Кто-то обязан был поддержать ее, подставить сильное плечо, ободрить уверенным голосом, успокоить и направить судорожные действия и мысли в нужное русло. И этим кем-то не мог быть ни кто иной, как Михаил. Именно он, а не ставший по его воле лишь номинальным главой направления живых проектов Николай Крышаев. Но президенту и в голову не приходило в эти минуты задумываться о своей роли или значимости. Если по запасным путям его мыслей и бежали какие-то составы, то пассажирами их были исчезнувший Александр; и замаравшийся крестный, яма под которым была уже почти готова; и немолодая, переживающая Лариса Сергеевна; и сдающий позиции Петр; и болезненно далекая Ольга; и оставленный вчера для допроса охраной сотрудник СБ. Замечая эти мысли, Михаил чувствовал вину. Чувствовал, что изменяет, предает самое любимое и важное существо – корпорацию. И за это некто или нечто, что Михаил называл правом на ошибку, Ольга судьбой, Петр расплатой за некомпетентность, Лариса Сергеевна богом, Роберт недоработкой, Эд факапом, а Федор Иванович – случаем, – за это оно карало. И тогда Михаил старался взять себя в руки и отключиться от всех посторонних мыслей. – Конференция с мистером Пэттинсоном ночью в четыре, – появилась Людмила в проходе, еле сдерживая слезы. – Виктор Алексеевич сказал, что у вас по соседству приезжала к кому-то в гости какая-то шишка и глушили всю округу, чтобы ни видео, ни связи. Пресса звонит, Михаил Юрьевич. Михаил непонимающе смотрел на секретаря. Он не был уверен, что Людмила способна на чувства, а тем более на их проявление. – Люда, вы плачете? – спросил он с недоумением. Роберт обернулся посмотреть на это. Людмила беспомощно развела руки и разревелась прямо в проходе. Михаил с изумлением вжался в кресло. – Вы вчера сказали, что... не собираетесь меня увольнять. Мгновенно сообразив, в чем может быть дело, президент нашел в корпоративном облаке отдел кадров и пролистал список фамилий, выделенных директором по персоналу как рекомендованных Н.Крышаевым. – И кто вы Николаю Крышаеву? – спросил президент, переводя взгляд от ее файла к лицу. Люда открыла рот, потом беспомощно закрыла, перевела взгляд на Роберта, прикрыла лицо ладошкой и скрылась из прохода. – И предупреди Ивана, что у нас появился резерв. Пусть имеет в виду проводников, которые сейчас готовятся или работают на территориях, попавших под запрет. – Понял, – кивнул Роберт и поднялся. Впереди был долгий день, и не менее долгая ночь. Думая о том, стоит ли оставлять Петра на ночь, чтобы он присутствовал на конференции с Пэттинсоном, Михаил вышел в приемную. На корпоративную стоянку заехал автомобиль, водитель которого еще не знал, что уволен. Никто не мог рассчитывать на объяснения и не имел надежды, что его помилует случай, судьба, бог, факап, или “право на ошибку” за фамилию Крышаев в личном деле. Никто кроме персоны, олицетворявшей для президента его корпорацию. – Так что вас связывает? – спросил Михаил, замерев рядом со столом секретаря. – Это все уже давно в прошлом, – шмыгнула носом Людмила. – Мы не общались уже много лет. – Считаете, я могу быть уверенным в вашей верности? – Михаилу не было жаль секретаря – он привык ее уважать. По широко раскрытым глазам и рту, по слившимся в одну эмоцию недоумению и обвинению, Михаил понял, что ответ положительный. – Несомненно, – выдавила из себя Людмила и поднялась, будто это слово стало присягой и требовало соблюдения протокола. – Хорошо, сообщите эйчару, я подтвержу. 6 Еще полтора месяца, – думала Ольга, исподлобья глядя в спину инструктора по стрельбе. Она считала дни, и они растягивались в вечность. Она заставляла себя молчать, и тогда казалось, что Слава начал провоцировать ее. Куратор не могла себе позволить не посещать эти занятия. Прекрасно осознавая ответственность, лежащую на инструкторе, она больший вес придавала ответственности своей. Если он начнет действовать вне плановой подготовки, говорить, делать, обучать чему-то не прописанному в методических материалах, составленных для живого проекта: солдат, – об этом Ольга должна будет тут же сообщить руководству. Она не обязана вмешиваться. Ольге достаточно донести о нарушении до заказчика, конкретно – до куратора проекта генерала Карпова, и руководству станции поступит официальная претензия. Она не обязана вмешиваться. Достаточно просто включить информацию о нарушении в ежедневный отчет. Не обязана... Ольге не был виден сектор окна с жизненными показателями Валета, а от трассы она видела лишь два крайних квадрата. Она могла вывести полную картинку на иночи или прямо на сетчатку, но не делала этого. Инструктор стоял к ней спиной, расставив ноги и скрестив руки на груди. Он был среднего роста, идеально сложен, коротко подстрижен и искренне безразличен ко всему, что не касалось подготовки Валета. Глядя на него и слушая замечания Валету, Ольга то и дело вспоминала день, когда инструктор продемонстрировал, что все возможно. Прошло всего две недели. Ольга до сих пор не верила, что Валет осилит требования инструктора и до сих пор не верила, что виденное собственными глазами – было. За стенами слышался шум строительных работ: от научной станции к полигону были проложены рельсы, теперь их огораживали забором. Ольга знала, что в изначальных планах планировалось сделать подземный тоннель, но в этот год “Живой проект” терпел убытки, и было решено ограничиться забором. В этом шуме нарастал новый звук: подлетающий вертолет. Скосив взгляд на время, проецируемое на сетчатку глазным имплантатом, Ольга посмотрела на экран с трассой, угол которого выглядывал из-за поясницы Славы. – Нас уже ждут. – Да, я слышал вертолет, – кивнул Слава, чуть повернув подбородок. Ничего не изменилось. Ольга поднялась с места и подошла к инструктору. – И? – Он еще не закончил, – ответил Слава. – Что он делает? – Собирает старый автомат. – Зачем? – Затем что они могут быть найдены в местах ведения боевых действий и потому что это развивает моторику. Не рисовать же ему. – И сколько он уже его собирает? – Минут десять, – Слава не улыбнулся, Ольга специально обернулась, чтобы проверить это. – Почему? – Не хватает возвратного механизма. С минуту Ольга буравила взглядом инструктора. Он не реагировал. – Объясни... В это мгновение искавший злополучную деталь Валет сдался. Он перерыл песок вокруг ящика и на три метра в стороны. Поднявшись и повернувшись к камере слежения, он развел руками. – Я не знаю, – прозвучал его усталый голос из динамика в панели. – Задача ясна? – спросил Слава. – Ясна... – Выполняй. – Без оружия? – У тебя есть оружие? – Нет. – Задача ясна? – Ясна! – Выполняй. Инструктор повернулся к Ольге. Она дышала так, будто сама только вернулась с трассы: глубоко и быстро. Сжав зубы, она молчала. Подождут... никуда не денутся. Выдержав его вопросительный взгляд, Ольга повернулась к мониторам. Слава поступил так же. Через минуту, наблюдая за Валетом, он улыбнулся и тихо похвалил: – Молодец... Ольга не была уверена, что одобрение адресовалось Валету. Они вернулись на станцию к двенадцати часам. Физическая подготовка обычно чередовалась с гуманитарными занятиями. Учитель, на чьи уроки Валет опоздал практически на час, ожидал у перил, отделяющих вертолетную площадку от досмотровой зоны. Желая высказать свое негодование, он кинулся на Славу с обвинениями. Инструктор не реагировал, проходя в зону досмотра: набитую датчиками прозрачную колбу. Тогда пожилой мужчина, чьей обязанностью было обучить Валета английскому, переключился на Ольгу: – Ольга Петровна, что это за произвол!? Вы постоянно нарушаете правила! Вы задерживаете живой проект! Вы плюете на правила подготовки! Вы! Куратор! Ольга сдвинула брови и решила, что игнорировать преподавателя, действительно, является в данном случае лучшим вариантом. Проходя сквозь зону досмотра, она устало подняла руку, останавливая поток обвинений и отмахиваясь от них одновременно. Преподаватель онемел от возмущения, инструктор же, только что вышедший из этой комнаты и проходящий мимо стеклянной стены, криво усмехнулся. На станции что-то происходило. Напряжение на проходной было схоже с тем, что чувствовалось после доклада профессора Высоцкого. Ольга обернулась к преподавателю и Валету, но двери лифта закрылись. Куратор направилась к руководителю проекта, Слава вошел в дверь за ней. – Что-то случилось? – спросила она лаборантку, на данном этапе проекта выполняющую роль администратора. Та закивала: – Авария на Песок-2. Целая партия проводников сейчас тестируется. Возможно, пойдут под списание. Ольга попыталась представить себе возможные убытки. – Готовившихся или растущих? – Растущих. И это еще не все, – продолжила девушка, – в США запретили их эксплуатацию. Это после происшествия в Манте. Глядя на девушку, Ольга подивилась, как просто она это сказала. Будто речь не шла о миллионных убытках, возможных жертвах, о связанных с разрешением этих проблем нервах и силах, о Михаиле, для которого эти новости наверняка более болезненны, чем пулевое ранение. В надежде найти в лице лаборантки толику понимания масштаба происшествия, сочувствия и поддержи, Ольга сфокусировала на ней взгляд и заметила нечто поразительное. В этот момент, сказав о несчастьях, свалившихся на корпорацию, та строила глазки инструктору. Отшатнувшись от стола, будто эта девица плюнула на могилу Юрия Николаевича Королева, Ольга направилась прочь. – Степа, на Песок-2 есть жертвы? – спросила Ольга, зайдя в кабинет руководителя проекта. – Среди людей – нет, – ответил он со странной интонацией. Ольга ждала продолжения. – Только что запустили протокол списания всех оставшиеся техников первой серии. Досрочно. Присев напротив, Ольга притронулась ко лбу. Это убийство, чистой воды убийство. Техников всего было три серии, в первой пять партий, во второй около десяти и тридцать две партии в третьей. Две партии первой серии погибли раньше срока из-за ошибки в генетическом коде. Оставалось еще три, хоть и тотально поредевших. Сколько там могло быть экземпляров на сегодняшний день? Что заставило Михаила отдать этот приказ? Или это сделал Николай Викторович, а не Михаил? – Помимо этого уволена куча народу, но я не совсем в курсе, связано это с аварией или нет. – Где уволено? – Везде. Практически во всех офисах и на всех станциях. – И у нас тоже? – удивилась куратор. – У меня – нет, на станции – да. Около тридцати человек, в основном сотрудники СБ. Ольга молчала. Если после выступления Высоцкого ей хотелось позвонить и поддержать Михаила, теперь такого желания не возникло. – Вы только вернулись? – спросил Степан Денисович. – Да, – кивнула Ольга и подняла взгляд. – И? Ты в порядке? – В полном. Я пойду. Спустившись на самый нижний этаж, куратор вошла в маленький кабинет и привычно села на лекционный стул в углу. Это был урок английского, подтянуть который ей не мешало бы и самой. В этом кабинете никогда не требовали от Валета невозможного. Ольга почувствовала, что расслабляется.

– Глеб Саныч, а вы? – спросил Александр. Они сидели недалеко от потухших углей. Вчера в них жарилась рыбка, пойманная Шуриком и живым проектом. Никогда раньше он не ловил рыбу. Более того, вообще не нуждался добывать себе пропитание самостоятельно. Впервые за две прошедшие недели он мог мыслить ясно – концентрация на поплавке замечательно тому способствовала. – Хирург, – сказал старик. – Вы? Хирург?! – Саша отклонился, выражая непонимание. – Да, Санек! И не просто хирург! О Глебе Саныче в настоящих газетах писали! Лет двадцать назад... – подтвердил Шурик. – Как будто ты читал? – беззлобно съязвил старик. – Конечно! Каждую вырезку, перед тем как сжечь, – подтвердил Шурик. – Мы растапливали этими газетами костер в первую зиму здесь. Все на что они сгодились. Было так странно, я никогда прежде не видел газет. – В них была описана вся моя жизнь. Я растопил своей жизнью костер, чтобы согреться. – Как же вы оказались здесь? Старик остановил на живом проекте внимательный взгляд. – Знаешь, почему мы живы? – спросил старик. – Почему мы живем вместе и еще способны уважать себя и друг друга? Почему мы в состоянии выживать здесь и не жмемся к городу? Почему мы завтракаем и ужинаем? Почему мы... живем? – Почему? – с готовностью спросил живой проект. – Потому что мы не пьем, Саша, – старик опустил голову и помолчал. – Но так было не всегда. Я начал выпивать, потом... пить. Потом были предупреждения. Преступная халатность. Меня осудили. Я вышел из тюрьмы никем. Точнее... никем я стал еще до. – У вас была семья? – Я потерял ее еще до суда. – Зачем же вы пили? – Зачем люди пьют, Саша? – спросил старик. – Не знаю, – искренне ответил живой проект. Старик поднял палец. – Много ответов и очень разных. Но твой мне ныне кажется самым правильным. Вот и я теперь – не знаю. Ведь признаться в желании забыться, то есть забыть себя, по меньшей мере, унизительно. Наступила тишина, во время которой по дороге у подножия невысокого холма, на котором стояло полуразрушенное здание, проехала машина. Все трое проводили ее взглядами. – Я поеду сегодня в Москву, – сказал Александр. – Ну, будь осторожен, – пожал плечами старик. – Вероятно, я скоро вернусь. – Дело твое, не прогоним. – Спасибо, – проговорил Александр и поднялся. Осмотревшись, он снял с руки часы и протянул старику. – Кто в наше время носит часы, Саша? – засмеялся Глеб Саныч. – Те, у кого больше ничего нет. – Тогда подаришь их мне, когда у тебя будет что-то еще... Несколько минут бомжи наблюдали, как Александр спускается к дороге. Потом Шурик озвучил свои нехитрые мысли: – Странный парень, – сказал он. Глеб Саныч посмотрел на него и, поднявшись, ушел в дом. Слишком много было примет и слишком явно было то, что понял бы человек и попроще этого старика. Ему было все равно, понял ли это его молодой сожитель. Хотя Глеба Саныча все же удивляло, что Шурик не догадывается – истина была столь очевидна! Он же умный парень! – Глеб Саныч, – Шурик поднялся на пластиковый ящик и уперся в откос. – Это живой проект? Старик обернулся от матраса, которым поделился с гостем и теперь собирался вернуть на свою лежанку. – Александр? Тот самый? Усмехнувшись, Глеб Саныч скатал матрас, поднял его и направился в соседнюю комнату. – Чума-а! – протянул Шурик и с грохотом рухнул с ящика. Александр ехал в переднем тамбуре вагона. Он не смел занять сидячее место, не оплатив проезд. Живому проекту нужен был любой терминал. Пальцы, слава богу, ему отрезать не догадались. Глядя в окно на проносящиеся строения, заборы и деревья, Александр думал, что на месте покусившегося на него сотрудника СБ, он отрезал бы пальцы на обеих руках. Кто знает, какая ладонь у него является идентификатором для доступа к счету, о существовании которого наверняка знают все. Этот человек мог сделать многое: вырезать чип, изуродовать лицо, лишить его денег. Но все это было способно лишь задержать Александра. Самое главное доказательство – его ДНК – останется с ним до смерти. Александр не переставал спрашивать себя, почему его не убили? Александр ехал в тамбуре, чтобы сканеры на дверях вагона, считывающие информацию о пассажирах для выставления счета за транспортные услуги, не подали сигнал в правоохранительные органы. Он прибывал в постоянном напряжении, пытаясь угадать, где именно в окружающем его пространстве могут находиться сканеры и датчики тех или иных структур. Снова и снова он задавался вопросом: “Почему его не убили?” Следя за входящими в вагон пассажирами, Александр видел презрительные ухмылки, гримасы негодования и неприятные лица, выражающие полное безразличие. То, что он чувствовал в этот момент, выжигало внутренности и сушило глотку. Подобное унижение он ощутил лишь однажды: в Риме, когда Федор Иванович предложил арендовать его у корпорации. Александр ясно видел себя со стороны. Жестоко избитый мужик с двухнедельной щетиной в несвежих спортивных шортах и майке (хотя вчера он все выстирал в озере, где они с Шуриком ловили рыбу). Перевязанное посеревшей от времени тканью предплечье выдавало с потрохами. Не важно, живой проект или человек, – любой, кто вырезал паспортный чип, в городе становился животным, на которого объявлена охота. Лицо постепенно заживало: сходили синяки и отеки, глаза открывались, лопнувшие губы пытались улыбаться, брови стали похожи на брови и позволяли удивляться без опасений, что кровь зальет лицо. Нос приобрел свою прежнюю форму. Скулы тоже выравнивались. Зубы нуждались в реставрации, но это меньшее, что требовалось поправить в его лице, если он планировал вернуть себе прежнюю внешность. И все же Александру по-прежнему мерещилось, что на голову натянут полиэтиленовый пакет, в котором его нашли бомжи. А с чего я взял, что они не убили меня? – подумал он вдруг. Вероятно, они думали иначе. Они или он... Саша вышел на первой станции, расположенной рядом с метро. Стараясь не попадаться на глаза полиции, он искал терминал. Как назло, рядом со всеми дежурили патрули “Руси”. Покинув железнодорожную станцию, Александр осмотрелся. Совсем рядом высился торговый центр. Охрана стояла у лестницы, два терминала же встречали посетителей у входа. Торопливо выбрав необходимые услуги, Александр приложил ладонь к сканеру. Не нужно было оборачиваться, чтобы знать наверняка: взгляд охранника прикован к нему. Когда из щели выстрелила пластиковая карточка, живой проект почувствовал себя лучше. Спрятав ее в карман шорт, он осмотрелся. Понимание того, что внешний вид привлекает к нему взгляды правоохранительных органов, влекло Александра наверх. Наблюдавший за живым проектом охранник проводил его взглядом и проговорил что-то в гарнитуру. Через пару минут Саша понял, что у него появился личный сопровождающий. Он ни в коем случае не собирался бедокурить и факт присмотра за собой воспринял спокойно. Меньше часа ему понадобилось, чтобы купить легкие брюки, рубашку с длинным рукавом и обувь; в местном же салоне постричься, побриться и, наконец, купив иночи, присесть за столик в кафе и связаться с профессором. “Федор Иванович, я жив и практически здоров. Не имею желания описывать сейчас подробности произошедшего. Скажу лишь, что узнать в лицо меня сейчас сложно, а потому смысла объявлять о моем возвращении пока нет. Так же из меня вынули паспортный чип. Свяжусь с вами сегодня вечером. Александр”. Отправив сообщение, Саша начал просматривать почту. Затем перешел к новостям. Когда он поднялся, расправляя плечи и разминая шею, шел пятый час. Выходя из торгового центра, Саша думал о том, где проведет эту ночь. Смогут ли деньги решить вопрос отсутствия чипа в гостинице? Он не знал ответа, но вариантов было немного. – Александр! Резко обернувшись, мужчина вгляделся в прохожих у выхода из торгового центра и подобрался. Лицо стоявшего у дверей человека показалось ему знакомым. Через пару мгновений он понял кто это. С любопытством склонив голову и расслабившись, живой проект подождал, пока человек подойдет.

Глеб Саныч ждал если не этого, то чего-то подобного. Когда внизу показалась машина со знакомым логотипом, он отложил бинокль и поднялся. – Шурик! – крикнул так, чтобы у парня не возникло сомнений в том, что нужно немедленно подойти. – Беги к озеру. – Глеб Саныч... – начал было сопротивляться Шурик. – Это за ним, – указал старик пальцем в сторону дороги, – думаешь, будут церемониться? Бегом. И не возвращайся, пока я не зажгу фонарь в окне. Минут десять Глеб Саныч наблюдал, как люди корпорации бродят по краю оврага, пытаясь что-то рассмотреть в нагромождениях стройматериалов, мебели и техники. Кто-то спустился вниз. Потом они стали осматриваться и, заметив строение на холме, начали подниматься. Старик ушел внутрь. Когда голоса незваных гостей послышались в доме, Глеб Саныч вышел в дверной проем. – О, смотри, – сказал один из поднявшихся. Все они были в форме: темно-синие брюки и светло-голубая рубашка с коротким рукавом и логотипом корпорации на груди. Не трудно было догадаться, что это служба безопасности корпорации. – Старик, я думаю, ты в курсе, зачем мы здесь, – сказал мужчина среднего роста с высокими залысинами. Он рассматривал трактор с волокушей, стоя аккурат напротив пепла от недавнего костра. Глеб Саныч все не мог решить, правду сказать или соврать. А если врать, то, что именно? Ему очень хотелось сказать, что Александр умер, но если эти ребята решат проверить место захоронения... – У него сильно повреждена голова была... – начал Глеб Саныч медленно. – И на руке такой страшный порез, много крови потерял. Пришлось остановить машину и попросить доставить его в какой-нибудь травм пункт... – старик помолчал. – У меня есть телефон на солнечных батареях. Правда, сейчас на нем денег нет, но входящие бесплатно. Я не то, чтобы беспокоился за этого парня, но попросил позвонить, если что, – он снова помолчал, никто не перебивал. – Они не перезвонили, но на следующий день позвонили из какой-то больницы и спросили, кто я и кем являлся скончавшемуся мужчине. Выслушав его, трое сотрудников корпорации переглянулись. Потом один, до сих пор молчавший, подошел к ящику-крыльцу и дождался, пока старик отойдет с прохода. Поднявшись в здание, он начал осматриваться. – Где второй? – спросил через пару минут. – Какой второй? – удивился Глеб Саныч. Мужчина показался из-за угла внутреннего помещения и остановил пристальный взгляд на старике. – В электричке на заработках... – пробубнил Глеб Саныч понуро. – Телефон. – Что? – не понял бомж. – Телефон свой давай. Глеб Саныч глубоко вздохнул. Ну, не умел он врать! Не умеешь, так зачем берешься? – думал он с досадой. – Он у напарника. – Руки подними. – Что? – Руки подними, – не меняющимся голосом, без угрозы, но и ни прося, проговорил мужчина. Глеб Саныч закрыл глаза и поднял руки. Телефон все же нашелся, но не у старика, а в одном из ящиков антикварного бюро. Продиктовав последний номер коллеге, сотрудник СБ оперся плечом о дверной проем. Глеб Саныч беспомощно наблюдал за незваными гостями, один из которых копался в его телефоне, второй общался с кем-то невидимым, а третий осматривал трактор с видом мальчишки, дорвавшегося до отцовской машины. – Говоришь, тебе перезвонили и сказали, что мужчина скончался? – без каких-либо эмоций спросил тот, что держал телефон. – И было это, как я вижу, первого января, а работника “какой-то больницы” ты записал под именем “дочка”, – он поднял взгляд на старика и кинул ему телефон. Глеб Саныч неуклюже поймал его двумя руками и со стыдом прижал к груди. – Даже самая неудобная и на первый взгляд опасная правда может оказаться лучше плохо продуманной лжи, Глеб Александрович. – Откуда вы... – начал старик, но посмотрел на телефон и понимающе вздохнул: – ах... – А теперь начни заново и постарайся ничего не додумать и ничего не забыть, – попросил сб-шник. – Он жив. Уехал в Москву. – Давно? – Позавчера. – Позавчера? – Вчера, – поправился старик. Ему было не по себе от поведения этой троицы. На его практике люди в форме всегда пытались демонстрировать власть, угрожать, запугивать, издеваться. Здесь этого не было, они просто работали. У бомжа не появлялось повода опасаться за себя или ушедшего Александра, не возникло желания убегать или геройствовать, спорить. Он не понимал, что не так в этой ситуации. Не чувствуя необходимости врать, он делал это по привычке, заведомо защищаясь. В конце концов, когда внимательно наблюдающая за ним пара мужчин (третьего бомж не видел) простояла с минуту, ничего больше не спрашивая, Глебу Санычу стало неудобно. Было необходимо развеять эту тишину. – Сегодня, – сказал старик первое, что пришло в голову. – На какой станции он собирался выйти? – продолжил сотрудник СБ и бомж, понуро вздохнув, отвел взгляд. 7 Они жили вдвоем в старом двенадцатиэтажном доме в Долгопрудном, уже лет двадцать находящемся в аварийном состоянии и лет тридцать назад назначенным под снос. Обоих звали Костями. Оба выглядели на пятьдесят. Александр подумал, что ген быстрого угасания уже должен идти вразнос. Один гладко выбрит, второй носил короткую седеющую бородку и усы. Кроме этого бородатого отличали черные перчатки из тонкого синтетического материала на руках. – Почему вы не уедете? – спрашивал Александр, морщась от боли. Гладковыбритый Костя менял повязку на руке. – Здесь куча работы и копеечная регистрация. Кто нас здесь найдет? Мы спокойно живем, ничего не нарушаем. – Ну а если кто-то из корпорации вас узнает? И придет к месту работы? – Законом не запрещено нанимать на работу живые проекты. Работодателю это ничем не грозит, а мы просто поменяем места работы. Специалист нигде не пропадет. – Вряд ли кто-то мог подумать, – поддержал бородатый, – что живые проекты вообще будут искать работу самостоятельно. Никому не пришло в голову запретить это. Да, скоро наш геном нас прикончит, но пока живы, мы живем. – Что у тебя с руками? – спросил Александр. Его взгляд периодически сползал на перчатки. – То, что человеку починить стоило бы обращения в страховую компанию. Производственная травма, – ответил бородатый с усмешкой. – Почему корпорация не сделала трансплантацию? – удивился Александр, сжимая в кулак раненую руку. – Зачем ей это? – Да не шипи ты, – буркнул тот, что перевязывал, – неженка... – Тебе бы так, – огрызнулся Саша. Костя на мгновение замер, а потом, отложив тампон, которым обрабатывал рану, задрал рукав рубашки. Посередине предплечья с внутренней стороны шел белый, длинный и неопрятный шрам. Переведя взгляд на второго Костю, Саша дождался, когда тот развернет руку. – Это первое, что мы делаем. С прежним чипом СБ корпорации нас нашла бы через полчаса после объявления в розыск. Саша подумал, что если его реакция на боль столь непривычна пожилым живым проектам, то в их функционал заложен повышенный болевой порог. Можно предположить, что зашкаливающее высокий. – Зачем техникам повышенный болевой порог? – удивился он. – А кем, по-твоему, является техник? – переспросил Костя в перчатках. Александр знал немало, но детальный функционал некоторых живых проектов его просто не интересовал. Пожав плечами, он предположил: – Техник – рабочий на опасные производства. Ну и часть партий тренировали как спасателей. Оба техника насмешливо покачали головами. В глазах читалось удивление и разочарование. – Саша... подумай еще, – начал бородатый, – техник – первый массовый живой проект, выпущенный на рынок. Первый! Ты представляешь, сколько корпорации, тогда еще просто лаборатории профессора Королева, пришлось преодолеть препон, на какие сделки пойти с государством и совестью, когда все это только начиналось? Ты действительно веришь, что техник – это просто рабочий? – Зачем же тогда вас создали? – Для выполнения работ, где предполагается летальный исход или увечья. Любых работ. Если бы корпорация существовала в конце двадцатого века, то после взрыва на ЧАЭС там работали бы мы. Это было одним из основных аргументов при лоббировании закона о выпуске живых проектов. А через год после выпуска первой партии подорвали кальдеру, и земля накрылась медным тазом. После этого вопросов не возникало. Нас создали, чтобы людям не приходилось оплакивать своих родных, не приходилось страдать, не приходилось рисковать, не приходилось бояться принять неверное решение. Мы – это вопрос денег, а не совести. Мы – лазейка, в которую человечество спрятало свою мораль, и через которую корпорация прорвалась на рынок. Какое-то время все молчали. Костя начал забинтовывать руку Александра. Тот задумчиво следил за его манипуляциями. Поднял взгляд: – Ты сказал, вы техники первой серии. Сколько вас было в серии и осталось сейчас? – Остатки первых двух партий уже умерли. Из третьей партии – не знаю, – отвечал бородатый, – мы с Костей – четвертая партия. Из нее у нас есть связь с одним техником, из пятой... мы знаем точно, что в горячих точках вырезали чипы около сорока техников. Их признали пропавшими без вести, но почти все они... нашли друг друга на твоих площадках. Саша переводил взгляд с одного техника на другого. – Почему я не видел? Техники какое-то время задумчиво смотрели на Александра. Заговорил гладковыбритый. Он поднялся, чтобы убрать аптечку и Саша не видел его лица. – Сперва мы не были уверены, что это не ход корпорации. Было опасение, что это ловушка для таких, как мы. У тебя в команде работает несколько человек из корпорации и несколько беглых живых проектов. Саша молчал. О том, что кто-то из его людей работает на Михаила, он понял по письму президента, в котором тот отвечал дизайнеру и Федору Ивановичу. О том, что на него работают и живые проекты, он не подозревал. С задумчивой медлительностью он достал из кармана иночи и спроецировал свой ресурс на кафельную стену. – Где? Не единожды Александр видел сообщение от неких “живых проектов”, но проверить достоверность информации и честность авторов не было времени. Он больше обращался к людям, чем к своей братии. Именно на людей он возлагал роль движущего механизма. Кроме того, любой из мнимых “живых проектов” мог оказаться засланным казачком корпорации. Александр просто не имел возможности ни проверять подобные сообщения, ни доверять им. Посмотрев на проекцию, гладковыбритый Костя ушел в одну из комнат и вернулся к столу со старым ноутбуком. Раскрыв его, кинул насмешливый взгляд на Александра и начал показывать: – Здесь. Покрутив навигационный шарик портала, он навел курсор на раздел “статьи” и перевел разрешение экрана в самое крупнозернистое. И, не переходя на выбранный раздел, спустившись вниз, почти к рекламной линейке, уже не первый месяц позволяющей Александру оплачивать работу над площадками самостоятельно, без участия Высоцкого, Костя поискал курсором точку на полях. Когда на пустом месте курсор, которым для навигации уже давно никто не пользовался, превратился в указательный палец, техник кликнул и перешел к незнакомой форме авторизации. Техники не смотрели на Александра и не видели, как сперва его лицо вытянулось в недоумении, а затем расплылось в улыбке. Он захохотал. Через минуту, вернув экран к привычному разрешению, Александр смотрел на базу, отражающую виды, серии и партии, контакты и пометки. Здесь же был набор для любого вида коммуникаций. – Я могу написать сейчас, что ты жив. – Здесь только живые проекты? – Да. И они готовы помочь, если ты попросишь. – Почему я об этом не знаю? – повторил вопрос Александр. – Ты не хотел это знать. Мы писали тебе и не раз. Не так сложно было сделать несколько шагов навстречу друг другу: ты проверил бы нас, мы тебя. Но ты не нашел на это ни времени, ни желания. – Верно... – кивнул Саша. – Так и есть. Он не обратил внимания, что техники как-то странно переглянулись. Вряд ли он мог подумать, что признание очевидного, особенно чего-то непримечательного, не всегда является лучшим выбором для поддержания отношений между людьми. Он не видел, что разочарование, набегающее на обоих Кость, словно ночной прилив, подкрепилось новой волной. Ему не приходилось выживать. Ему не приходилось лгать и юлить. Ему не приходилось сталкиваться со многими человеческими слабостями, кои могли бы научить живой проект быть аккуратнее в неосознанной демонстрации собственной честности, граничащей с наивностью. – Пока не надо, – качнул он головой после непродолжительной паузы, – мне нужно подумать. Техник без перчаток распрямился и спросил: – Ты голоден? – Ты не видишь, чем живые проекты могут быть тебе полезны? – перебил техника бородатый. Саша вскинул на него взгляд. – Чьи жизни и права ты защищаешь, если не видишь в нас ценности даже для этого... для помощи в твоей борьбе за нас самих? – Костик, не надо, – попытался остановить его гладковыбритый. – Пусть ответит! – Мне нужно подумать, как вас использовать, – ответил Александр. – Удивительно, что вы узнали меня в таком виде, но перед людьми я так появиться не могу. У меня нет доказательств, что я – это я. И... – Да кому нужны эти доказательства? Ты – это ты! Ты это начал и никто не сможет продолжать это вместо тебя. Просто скажи, что ты жив, черт побери! Подумаешь позже. Саша смотрел на сидящего напротив техника и понимал разность их функционала. Он видел, что техник готов кидаться на амбразуру бездумно, получив одну лишь команду, и сейчас командиром для себя выбрал его, Александра. – Мне нужно подумать, – повторил он мягко. – И я не голоден, спасибо.