Текст книги "Живой проект (СИ)"

Автор книги: Дарья Еремина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

В это время на станции Арктика-1 шел пятый час. Ольга наблюдала за Валетом, проходящим еженедельную медкомиссию. Ей казалось, что парень день за днем становится все более непривлекательным и невзрачным. Как тихая послушная тень он выполнял распоряжения инструкторов, медиков и учителей. Он старательно, с энтузиазмом щенка, единственным развлечением в клетке которого был резиновый мячик, работал на достижение поставленных перед ним задач. Ольга понимала, почему его сделали таким: не будет жалко. И ей не было его жаль ни секунды, проведенной рядом. Он был дорог ей ровно настолько, насколько дорог может быть кинологу пес, чью дрессировку он нанят контролировать. За медкомиссией, в пять тридцать, у Валета следовал полдник. Ольга же пошла в свою комнату, попить чаю и полистать документы. Она не раз и не два читала подшивку предыдущего мастер-образа живого проекта: солдат. Здесь были все данные, вся информация о подготовке, графики выполнения – буквально все, что могло бы ее заинтересовать. Более того, результаты были впечатляющими. Настолько впечатляющими, что у Ольги возникала идея предложить сравнить результаты списанного проекта и подготавливаемого ныне. Единственное, чего не было в подшивке – это причин его списания. В горе документов, которые Ольга практически выучила наизусть, не было и намека на то, чем предыдущий солдат был плох. Дойдя до медицинских показателей, Ольга сравнила результаты. Небольшая разница не требовала пристального внимания: списанный проект на данном этапе обладал большей выносливостью и гибкостью, но проигрывал по силовым показателям. По плану подготовки нынешнего мастер-образа это имело еще меньшее значение, так как требования к проекту были снижены. Выпив чаю с печеньем, Ольга направилась к руководителю проекта. – Степан Денисович не занят? – спросила лаборантку. – Проходите, Ольга Петровна! – крикнул он сам, услышав ее из-за двери. – Что случилось? – Степ, я с таким вопросом, – начала Ольга, присаживаясь, – ты сам мне дал документацию по предыдущему мастер-образу. Я проштудировала ее до дыр, но так и не поняла причин, по которым его списали. – И решилась спросить за месяц до окончания контракта? – удивился мужчина. – Не то, чтобы решилась. Просто я сравниваю показатели, и нынешний Валет ни чем не выигрывает у предыдущего. – Не только физические показатели имеют значение, когда ты собираешься выпустить на рынок убийцу и пушечное мясо, Оль. В любом случае не думай об этом. Я бы на твоем месте планировал, где провести долгожданный отпуск. – Ты мне можешь просто сказать, чем предыдущий Валет был плох? По дружески, мне очень любопытно, – Ольга улыбнулась. Степан Денисович оценил ее любознательность и засмеялся. – А ты не думала, любопытный наш куратор Ольга Петровна, что предыдущий Валет мог быть не плох, а наоборот, слишком хорош? – Не поняла... – Оля, тебе жалко насаживать на рыболовный крючок опарыша? – Фу! – Ольга скривилась. – Запросто, да? А теперь представь на его месте, ну, скажем... хомячка. – Жестоко, – засмеялась куратор. – А теперь представь, что слово “жестоко” произнесут миллионы обывателей по всему миру. Мы слишком привыкли, что память о наших собственных ребятах уходит в небытие вне зависимости от того, как: живыми, полуживыми или стальным грузом они возвращаются. Но

LPI

работает не только в России. И у клонов корпорации всегда очень сильная рекламная и информационная поддержка. Конечно, у нас прокатит все. Но на западе проект будет провален еще до подготовки первой партии, потому что сердобольные тети и дяди не позволят своим президентам отправить на смерть миллион хомячков. – Даже если эти хомячки призваны заменить их сыновей? – Об этом мгновенно забудется и не это важно. Их гнев и негодование обернется к нам, а чем грозит гнев и негодование даже самого типичного ковырятеля в носу, ты сейчас можешь наблюдать. Репутация дороже денег. Если мы хотим отстоять военный вопрос у роботов, наш Валет должен вызывать не больше эмоций и жалости, чем груда металлолома... ну, или опарыш. – Понятно. Спасибо, Степ. – Не за что. Покинув кабинет руководителя проекта, Ольга направилась вниз, в огромную столовую живых проектов, к своему подопечному опарышу. Спускаясь на лифте и вызвав в очках схему станции, на которой светился сигнал с чипа Валета, женщина поняла, что он уже в комнате отдыха. Когда створки лифта открылись, на куратора нахлынул гомон сотен голосов. Посмотрев на перемещающихся по коридору, кажется хаотически, будущих спасателей, Ольга нажала кнопку лифта и поехала обратно наверх. Через несколько минут она читала новости с большой земли. Все, что относилось к корпорации, большинство электронных изданий уже давно компоновало в отдельный блок. Ольга хотела пролистать последние новости, лишь взглянув на фотографию развороченного автобуса и шокирующий тизер, но замерла. Под автобусом был размещен снимок смеющегося чернокожего мужчины – Джоффри, директора одной из компаний холдинга Live Project Inc. – “Foodstuff Synthesizing”, а еще ниже – снимок незнакомой и очень соблазнительной блондиночки, выходящей из калитки особняка Михаила. Ольга не удержала себя и принялась читать. Через минуту ее начало колотить. Она сдерживалась от звонка туда, в Москву, хоть кому-нибудь. Ольга не замечала, что ярость, крутящая ее внутренности, сбивающая дыхание и сжимающая кулаки – самая обычная ревность. Она не думала, что уже третий год сама пытается избавиться от Михаила. Она вообще потеряла способность думать, глядя на эту блондинку. Выбежав из комнаты, она зло посмотрела по сторонам. Быстрым шагом направилась к комнатам отдыха. Не застав там никого (она и не искала кого-то конкретного), спустилась на административный этаж. В одном из кабинетов проектной группы застала Макса со Славой, играющих в рабочих креслах в какие-то стрелялки и взорвалась проклятиями. Макс снял иночи и недоуменно уставился на куратора. – Что случилось? – спросил он, понимая, что вряд ли причиной бешенства Ольги на самом деле являются их игры за рабочим местом в рабочее время. Слава, так же снявший очки, рассматривал ее с интересом пятилетнего ребенка. Ольга почувствовала себя опарышем, без жалости насаженным на крючок. Она же сама этого добивалась, сама хотела. – Оль, ты в порядке? – спросил Макс, поднимаясь. – Нет, – качнула она головой. Она слышала биение собственного сердца и пыталась поймать взглядом иллюзорных мушек вокруг, – Нет, – повторила тихо. – Извините меня. Пожалуйста, извините... Понуро склонив голову, куратор покинула кабинет и побрела обратно к лифтам. Она сама давно бы переспала с Александром, встреться они хоть на час. Она должна была понимать, что Михаил не просто имеет на это право, но просто обязан завести себе какую-нибудь соблазнительную блондинку – ради себя самого. Удержав ладонью дверь лифта, зашел Макс с вечным спутником на хвосте. – Олька, что случилось? – спросил он снова, – слушай, на тебе лица нет. Ольга подняла взгляд. – Ну, не хочешь говорить со мной, поговори с Динкой! Она все на свете поймет. Не молчи только. – Какой еще Динкой? – не поняла Ольга. – Женой, – улыбнулся Макс добродушно. Ольга поняла, что за год работы на станции не удосужилась познакомиться с женой сотрудника, которого уже считала другом. Куратор вспомнила, что Макс постоянно говорил о ней и даже предлагал познакомиться. От понимания этого и взгляда Славы ей стало еще хуже. – Не смотри на меня так... – попросила тихо. – Слав, уйди на хрен, – обернулся к инструктору Макс. Нажав на кнопку открытия дверей, Слава вышел. – Оль, что случилось? – повторил Макс. – Что-то с родными? – Нет, – качнула она головой. – Что тогда? – Я... – в ее груди клокотала и вырывалась наружу боль, но глаза оставались сухими, – ненавижу... Макс молчал. Когда через минуту не последовало продолжения, а взгляд Ольги все так же был обращен в сторону, в щель между створками лифта, инструктор спросил: – Кого? Когда Ольга подняла взгляд, инструктор отодвинулся. – Себя. Она выдохнула это так тихо, что он понадеялся, что ошибся, неверно расслышал. Вместе с тем, как назло, послышался сигнал вызова, и чуть помедлив, инструктор все же ответил: – Да иду я! – Иди, – сказала Ольга. – У нас занятие с Валетом, полтора часа, ты знаешь. Пошли. – Я не пойду. – Пошли, Оль! – Я не пойду, – повторила она с нажимом, но голос ничуть не поднялся. С досадой обернувшись к кнопкам лифта, Макс открыл створки. Слава стоял неподалеку, скучающе переваливаясь с мысков на пятки и, разве что, не насвистывая. – Слав, – позвал Макс, выходя из лифта. – Иди сюда. Побудь с ней, please… очень прошу. Мне надо к Валету. Услышав это, Ольга нажала кнопку закрытия дверей. Когда в последний момент в щели между створками оказалась ладонь, отошла к стене. – Куда едем, Ольга Петровна? – Туда, где тебя нет. – По просьбе друга я твоя неизбежность на ближайшие полтора часа. Если что, мне не интересно, что с тобой приключилось, но я не буду отворачиваться, если ты поревешь или поистеришь другим образом. Обещаю. Можешь начинать. Закрыв глаза, Ольга откинула голову на стенку за спиной. Когда же открыла, шокированная резким запахом, перед глазами оказался белый потолок и незнакомое лицо. Она лежала на чем-то твердом, а в помещении пахло медикаментами. В ушах шумело. Догадавшись, что упала в обморок, находится в медицинском отсеке, а в чувства ее привели нашатырем, Ольга села. – Ольга Петровна, вам бы отдохнуть. – Спасибо, – ответила она. – Куда теперь? – улыбнулся Слава, привалившийся к стене у входной двери. Ольга направилась к себе в комнату. Не обращая на Славу внимания, умылась и легла поверх покрывала на кровать, свернулась в клубок. Ей не хотелось никого видеть, а тем более спорить. Слава умостился в ее рабочем кресле. Через какое-то время Ольга заснула. Проснулась женщина уже поздним вечером. Ночник был включен. Рядом, так же на покрывале лежала смутно знакомая девушка восточного типа. Осторожно толкнув ее в плечо, Ольга спросила: – Ты кто? – Ох, – девушка потерла глаза. – Я Дина, жена Максима Вересаева. Он попросил побыть с вами. – Зачем? – Ну, вдруг вы захотите поболтать или поплакать или... вены себе вскрыть, кто вас знает. Ольга усмехнулась, девушка тоже улыбнулась. – Я не знаю, Ольга Петровна, о чем думал Макс, но он беспокоится о вас. – Я знаю, – кивнула Ольга, – он замечательный. – Если хотите, я уйду. Ольга подумала, что опасения Макса небезосновательны. Сейчас, поспав, она понимала это. – Сейчас уже все хорошо, Дина. Иди к мужу. Спасибо. – Спокойной ночи, Ольга Петровна, – девушка поднялась. Поправив футболку, направилась к двери. – Дина, – прошептала Ольга. Обернувшись, девушка охнула и подлетела к куратору, чтобы не позволить ей зарыдать в пустоте и одиночестве. Но в этих объятиях Ольге стало еще больнее. Чем больше близкие люди были готовы сделать ради нее, тем больше она чувствовала себя в ловушке долга, потому что не понимала, чем платит взамен и платит ли вообще. Ей казалось, что и в этом виноват Михаил: все на свете, включая чувства, она вставляла в систему товарных отношений. Распоряжаясь всем, что спокойно и беззаботно отдал ей на откуп Михаил, она думала, что не может ответить ему ничем, кроме своей любви, но ему она не нужна. Что эти люди, Макс и Дина, готовы разделить ее боль, но ей нечего предложить им взамен, потому что даже дружить она не умеет. Не умеет слушать и быть полезной. Не умеет и не хочет принимать участие в чужой жизни. Еще день назад она спрашивала, за что ее ненавидит Слава, а теперь понимала, что независимо от причин его нелюбви она с ним солидарна. Ей хотелось умереть, раствориться, чтобы мир забыл о ней. Забыли родители и Михаил, и Петька, и Арктика-1. Она хотела исчезнуть. Растоптать себя. Когда куратор засмеялась, Дина в замешательстве отстранилась. Вытерев глаза, Ольга усмехнулась изумленному лицу девушки. – Пойдем, я тебя провожу, – сказала спокойно. – Куда? – не поняла Дина. – До вашей квартиры. – Вы уверены? – Конечно! Пойдем. Ольга поднялась. Еще раз промокнула глаза и, не решаясь взглянуть в зеркало, вышла из комнаты. – Вы далеко здесь? – спросила мимоходом. – В конце этого коридора, в триста двадцатом – Дина настороженно поглядывала на куратора. – А Слава в каком? – В четыреста первом. Через несколько минут, оставшись в коридоре одна, Ольга нашла табличку с номером четыреста один и позвонила. Заспанный инструктор открыл дверь и вскинул брови. – Впустишь? – Ольга Петровна, ты сейчас страшна как смертный грех, – зевнул Слава, – не перекладывай его на меня, иди спать. – Не опасаешься? – усмехнулась Ольга, даже не подумав обидеться. – Что ты прикончишь себя? Не, – качнул он головой, – мазохисты от природы знают меру в самоистязаниях. У них самый низкий процент самоубийств и то по случайности. Возвращаясь к себе, Ольга с удивлением обнаружила, что успокоилась. 9 Закончив получасовой разговор с Эдом, главой североамериканского отделения, Михаил собирался лечь спать. Как только он погасил проекцию, от иночей раздался сигнал вызова. – Михаил Юрьевич, доброй ночи, – поприветствовал незнакомый голос с сильным восточным акцентом. – Только уверенность в том, что вы до сих пор трудитесь, позволила мне побеспокоить вас в такой час. – Кто это? – Меня зовут Барис, Михаил Юрьевич. Я хочу сделать вам большой дорогой заказ. – Звоните в отдел продаж, Борис... – более резко, чем собирался, прервал собеседника Михаил. – Меня зовут Барис, Михаил Юрьевич, – терпеливо поправил собеседник. – И ваш отдел продаж не сможет мне помочь. Только вы можете мне помочь, Михаил Юрьевич, лично. – Я вас слушаю. – Я хочу заказать партию Валет, Михаил Юрьевич. Первую и большую партию, десять тысяч. Цена имеет не столь большое значение, как сроки. Я рассчитываю встретиться с вами в ближайшее время. На неделе я планирую вылететь в Москву. Михаил прекрасно слышал собеседника и сразу понял, какой вид живых проектов тот имеет в виду. Но образовавшаяся в животе пустота и сжавшая горло злость не позволили ему ответить сразу. Возникла пауза. Совладав с собой, Михаил спросил: – Я не понял, какой вид живых проектов вы планируете заказать? – Простите... мой акцент, – собеседник терпеливо и дружелюбно повторил: – Валет! Я надеюсь, теперь вы понимаете, что отдел продаж мне не может быть полезным? – Корпорация не выпускает такой тип живых проектов, Барис, – вкрадчиво проговорил Михаил. – Я имею обратные сведения, Михаил... Юрьевич. Возможно, вы опасаетесь, что поставки непроверенного товара могут навредить вашей репутации? Тогда я тороплюсь успокоить вас. Мы видели их в действии и готовы заказать первую партию уже сейчас. – Их? – Михаил подошел к окну. В двух десятках метров, у ворот светилось окошко домика охраны. Вид этого светящегося окошка придал главе корпорации уверенности. – Для какой страны вы хотите сделать заказ? – Михаил Юрьевич, я понимаю ваше беспокойство, но разве Россия находится в состоянии конфликта с какой-нибудь страной? Это будет частный заказ, не государственный. Я готов максимально облегчить вам задачу. Вы можете поставить нам живой проект как спасатель или телохранитель... Вы можете... – То есть для страны, на которую наложено эмбарго на ввоз оружия? – Мы не говорим об оружии, Михаил Юрьевич, мы говорим о Валет. – Я ничем не могу быть вам полезен, Барис. – Вероятно, кто-то кроме вас в этом случае, сможет быть нам полезен, Михаил Юрьевич? Снова возникла пауза. Михаил не хотел верить, что слышит угрозу, но по всему выходило так. – Нет, вам никто не сможет помочь в этом вопросе, Барис, – проговорил он тихо и вкрадчиво. – По крайней мере, ближайшие три года. А если в вашу страну запрещены поставки оружия – никогда. О частных заказах этого проекта речи быть не может. Используйте телохранителей. – Михаил Юрьевич, вы не понимаете, – продолжал собеседник так же спокойно и мягко. – Я звоню вам, потому что вы решаете вопрос о поставках этих живых проектов. Если вы не решаете этот вопрос или не хотите его решать, на вашем месте его будет решать кто-то другой, – Барис сделал значительную паузу, – но мне всегда импонировал ваш подход к делам и я был уверен, что мы найдем общий язык. Я не хочу торопиться с разочарованием... – До свидания, – Михаил собирался положить трубку, но собеседник продолжал говорить, как ни в чем не бывало. Пришлось сдержать эмоции и дослушать. – ... позвоню через неделю. Если и через неделю вы не найдете возможности обеспечить мой заказ и не пожелаете встретиться, я попробую мягко объяснить, где вы ошибаетесь в вашем... Михаил все же нажал отбой и с чувством швырнул очки на столешницу. Когда те издали протяжный звон, он не сразу понял, что это снова звонок. – Я ясно сказал!.. – Михаил Юрьевич, – это была ночной секретарь, – мистер Эдвард Пэттинсон на связи, соединить? – Да, – сказал Михаил и вернулся на рабочее место. Назначенная в день выхода закона о запрете на эксплуатацию проводника встреча не состоялась. Помощник Пэттинсона попросил за шефа прощения и заверил, что тот свяжется с Михаилом при первой возможности. На какие-либо эмоции у Михаила не было сил. Тогда, в пятом часу утра, он сидел в кабинете и думал о том, что предъявить американцам нечего. Доказательства кражи информации Калманом были подчищены. А встреча... его демонстративно послали утираться в одиночестве. У Михаила не было сил злиться, даже почувствовать себя униженным. За окном уже брезжил рассвет нового дня, который нельзя было отдать на откуп потерям, а значит нужно взять себя в руки и продолжать работу. – Здравствуй, Майкл, – американец был один и не улыбался. – Здравствуйте, мистер Пэттинсон, – Михаил с трудом подавил зевок. – Калман являлся сотрудником Министерства обороны США, Майкл. – Того, что от США осталось, мистер Петтинсон, – ввернул Михаил, – я в курсе. Выдайте ему медальку за успешный слив архива Арктики-1. И по паре вилл на Бермудах ученым, если они смогут использовать эти данные в собственных разработках. – Майкл, – попытался перебить американец, но Михаил продолжал: – Если вы хотите сообщить, что ныне обладаете сведениями против корпорации или меня лично, предупрежу: наше сотрудничество не выйдет за рамки подписанного договора, а все эти сведения засуньте себе в задницу. Если вы начнете использовать наши системы расшифровки феромонов – к слову сказать, патентованные – я вас засужу. Хотя вряд ли вы найдете покупателей, потому что все они – наши постоянные клиенты, а к тому времени, когда у вас будут первые образцы,

LPC

уйдет уже далеко вперед, – Михаил отклонился на спинку кресла. – Но я забуду этот маленький инцидент, если вы назовете сумму, переданную господину Крышаеву, и представите доказательства его сотрудничества. Я понимаю, когда речь идет о столь серьезных суммах, безопаснее держать партнера за яйца. Крышаев же вам более не сможет быть полезен. Американец молча наблюдал, как Михаил закуривает. – Ты закончил, Майкл? – спросил добродушно, с еле уловимой иронией. Михаил кивнул и сделал жест рукой с зажатой в пальцах сигаретой, предлагая собеседнику взять слово. – Малыш, ты слишком скор на расправу, – вздохнул мистер Пэттинсон. – И слишком молод, чтобы понять важность соблюдения правил игры... – седой сделал паузу. – И слишком жаден, – старик коротко засмеялся, – но это даже хорошо. Михаил склонил голову, явно ожидая, когда же американец использует припрятанного туза. – Я сдам тебе твоего крестного отца, – мистер Пэттинсон понимающе кивал, растягивая предложения. Казалось, он получает удовольствие от звука собственного голоса. – Ох, Майкл, как мне нравится твоя жадность! – он засмеялся. – Ты становишься все более симпатичен мне, малыш. И поэтому я тоже забуду маленький инцидент с Калманом. В это мгновение американец запустил слайды, и на экране Михаила неторопливо сменяя друг друга, появились фотографии Калмана. Впрочем, понять, что это именно он было можно лишь по черной курчавой шевелюре. Мертвенно бледное лицо в ссадинах распухло. Тело куратора явно пролежало какое-то время в воде... в соленой, холодной и неприветливой воде, омывающей берега Чаунской губы. Когда фотографии сменило лицо американца, Михаил задумчиво смотрел на сигаретный пепел. Какое-то время оба молчали. Потом мистер Пэттинсон потянулся к бокалу и отпил. Михаил подумал, что желтой жидкостью, должно быть, является скотч. – Мы могли бы заключить сделку прямо сейчас, Майкл, но я буду рад увидеть тебя лично. – Я буду у вас послезавтра, – незамедлительно ответил Михаил, – а пока подумайте над необходимостью сообщать мне о проектах законов, касающихся работы корпорации на территории Новой Америки несколько раньше, чем они становятся новостями в сети. – Доброй ночи, малыш, – кивнул седой с улыбкой и поднял бокал. – До встречи, мистер Пэттинсон, – ответил Михаил и загасил окурок. Теперь можно было и поспать. Отдав ночному секретарю распоряжение подготовить самолет для перелета в Чили, президент устало зевнул и направился в кровать.

Лариса Сергеевна всю жизнь поднималась рано, с рассветом. В ее семье никто не любил поваляться подольше, понежиться – это виделось ее родным мужчинам неприличным. В первые годы замужества она считала собственные слабости личным оскорблением мужу. Когда же подрос Мишенька, его недоуменный возглас: “Мама, ты еще в постели?!” казался укором свыше. Прошли десятилетия: сын давно покинул отчий дом, мужа не стало, но Лариса Сергеевна так и не могла позволить себе понежиться так, как любила всю жизнь. Возможно, поэтому визит Николая Крышаева в восемь утра не стал для нее неожиданностью. Дав распоряжение охране открыть ворота, Лариса Сергеевна подошла к окну. Катя за спиной накрывала на стол. – На двоих, Катенька, – проронила хозяйка. – Доброе утро, Ларочка! Прости, что так рано... и без предупреждения... – торопливо приветствовал Крышаев, и в его голосе не было и намека на сожаление. Лариса Сергеевна приветливо протянула ладонь старому другу. Николай наклонился, чтобы прикоснуться губами к ее руке. Он всегда был грузен, но даже сейчас, в возрасте, не казался рыхлым. – Я как раз собиралась завтракать, – снисходительно, чтобы скрыть напряжение, заметила хозяйка. Более чем за полвека знакомства она привыкла, что не стоит рассчитывать на искренние порывы или вежливость Николая Крышаева. По суетливому приветствию она поняла, что он приехал говорить о больших деньгах, по попытке проявить галантность – что чувствует себя виноватым, по раннему визиту – что ему необходима ее утренняя растерянность. А если ему нужно было застать ее врасплох, значит, он планировал нанести удар. – С удовольствием присоединюсь. Таким образом раскланявшись, вдова и старый друг профессора Королева сели завтракать. – Ты знаешь, где сейчас твой сын? – начал Крышаев без обиняков. – Вероятно, тебе натерпится просветить меня, – Лариса Сергеевна действительно собиралась завтракать, предполагая, что первые минут пятнадцать они, как обычно, будут говорить о здоровье, политике и погоде. Когда же Николай пропустил светскую часть беседы, женщина незаметно отодвинула тарелку. – Он улетел в Чили для того, чтобы встретиться с Эдвардом Пэттинсоном. Лично. Один. Николай сделал паузу, во время которой хозяйка сделала глоток чая. Он ждал какой-то реакции, но Лариса Сергеевна лишь остановила на нем внимательный взгляд. – Тебя не удивляет это? – Что, Коля, меня должно удивить? То, что Миша делает свою работу? – Ты... ты знаешь, что произошло на Арктике-1? Куратор американцев слил архивную информацию своему руководству и исчез. Что, как ты думаешь, нашел и слил этот еврей, из-за чего Мишка сам, никого не предупредив, в обход меня сорвался туда? Возможно, он был напуган... – намекал Николай торопливо, – возможно, ему пригрозили чем-то существенным. А теперь потребуют... Он снова замолчал. Ларисе Сергеевне показалось, что Крышаеву необходима ее помощь в том, чтобы наполнить смыслом непроизнесенных слов его речь, ее поддержка в попытке выразить мысль, не выражая ее. Прекрасно понимая, на что намекает старый друг семьи, женщина посчитала верхом наглости ждать от нее помощи в этом. Она молчала, крепко сжав губы и внимательно глядя на гостя. – Ты знаешь, о чем я! – раздраженно кинул Крышаев. – Не имею представления, – покачала головой хозяйка. – Он нашел и слил дело твоего сына, – вкрадчиво пояснил гость. – Дело моего сына? Николай замолк. Лариса Сергеевна отпила чаю, чтобы скрыть замешательство. – Так ты не знаешь! – догадался Крышаев и захохотал. – Ты не знаешь, что Юрка сохранил все документы, все данные! Дело двести восемь дробь один хранилось в архиве Арктики-1, а теперь, вероятно, у Пэттинсона, и он может потребовать за эту информацию все!.. все что угодно! Лариса Сергеевна умело скрывала испуг. Она понимала, что Крышаев говорит о той же подшивке, что оставил Юра в качестве “оружия против друзей” и которую через Петра пообещала уничтожить Ольга. О ней же говорил профессор Высоцкий в последнем разговоре. Но только сейчас она сообразила, что подобные номера даются делам живых проектов. Ее мысль усердно работала, раскладывая по полочкам то, что она видела и слышала. И в момент, когда она догадалась, Крышаев подозрительно сощурился: – Или ты думала, я не знаю, почему весь пакет акций принадлежит тебе, а не Мишке? Неужели одно то, что я не спрашивал об этом, не дало тебе понять, что я знаю. Лариса Сергеевна молчала. Ей жизненно необходимо было остаться одной и подумать. Теперь стало кристально ясно, какое оружие против друзей приберег ее муж, а так же то, что оно уже не сможет никому причинить вред, если только Ольга действительно сдержит свое обещание. Она видела, сколь проста и гениальна была эта затея, как и все, что предпринимал Юрий Королев. Зная о Мише такую тайну, сподвижники профессора никогда бы не стали искать или создавать что-то более взрывоопасное. Ей нужно было остаться одной, чтобы позволить себе улыбнуться, встретиться взглядом с мужем, смотрящим с фотографий в ее спальне и в гостиной. – Зачем ты приехал? – спросила Лариса Сергеевна так спокойно, что Николай изумленно отклонился. Реплика гостя не являлась ответом на ее вопрос: – Я убил его! – воскликнул Николай так, будто обвинял в случившемся собеседницу и одновременно молил ее о прощении за это. – Кого? – Лариса Сергеевна поперхнулась, – кого ты убил? – Да, – Крышаев отмахнулся от вопроса, будто это уже не имело значения: кого еще он убил... – Этого еврея, куратора американцев. Не сам, конечно, – он помолчал, глядя в окно. – Но он точно успел все слить. Лариса Сергеевна устало прикоснулась ко лбу, ее рука дрожала. – Коля, зачем ты приехал? – Ты хочешь, чтобы я ушел? – воскликнул он уныло. – Да, я бы хотела этого, но прежде ответь, зачем ты приехал. – Чтобы защитить тебя, защитить корпорацию! – Каким образом? – Они потребуют доли, Лара, неужели ты не понимаешь? Они потребуют такой жирный кусок нашей... нашей корпорации, какой только осмелятся. Они сожрут нас с потрохами! Все, ради чего мы трудились всю жизнь, ради чего работали! И ты отдашь ее, отдашь все, что у тебя есть, лишь бы мир не узнал правды о твоем сыне, лишь бы он сохранил хотя бы свое кресло. Лариса Сергеевна все поняла. На нее нахлынула волна отвращения, и она с трудом скрыла презрение к собеседнику, когда спросила: – А ты не отдашь? Николай мгновенно понял, что угодил в ловушку. – Я... они не знают, что он... что Мишка дорог мне. – А он дорог тебе? – женщина все же позволила себе улыбнуться. – Конечно! – воскликнул Крышаев, и Лариса Сергеевна впервые в жизни услышала в его всегда уверенном голосе визгливые истеричные нотки. – Как ты можешь в этом сомневаться! Мы всю жизнь вместе! Я всегда защищал вас, защищал корпорацию, шел против закона, рисковал... – Коля, я устала, – прервала его хозяйка, – скажи то, зачем ты приехал. – Ты знаешь, зачем я приехал, не претворяйся! – Да, я знаю. Но мне почему-то кажется, что этого не знаешь ты. – Мы должны обезопасить корпорацию, контрольный пакет акций, который принадлежит тебе, – в его голос вернулась настойчивость. – Сейчас, должно быть, Миша на полпути к Нью-Вашингтон в Чили, а когда он встретиться с Пэттинсоном, уже будет поздно что-либо предпринимать. Ты отпишешь им все, что имеешь, лишь бы сохранить эту тайну, и ты это знаешь! – Николай замолчал, ожидая подтверждения своим словам, но, не дождавшись реакции, продолжил. – И ты прекрасно понимаешь, что единственная возможность сохранить все как есть – это довериться друзьям, довериться мне. Лариса Сергеевна слушала эти доводы в пол уха, размышляя о том, зачем на самом деле Миша мог полететь к Эдварду Пэттинсону. Она устала от Николая, его требований и молений, алчности и нескрываемой беспринципности. Не представляя, как иначе сможет закончить этот разговор, она схватилась за сердце.

Через несколько часов, оказавшись в плотном кольце живых и электронных репортеров, Михаил устало улыбнулся. Как они узнали о его прилете? Как?! Михаил горел желанием нанять всех столпившихся вокруг журналистов в свою службу безопасности. Отвечая на вопросы корреспондентов о том, как отразился на корпорации запрет на эксплуатацию живого проекта: проводник на территории Америк, Михаил думал о существовании танца, в котором танцор делает два маленьких шага назад, а затем один, но большой – вперед. Будь он политиком, этот танец был бы его любимым. Он улыбался, когда врал о целях своего визита. С приветливостью короля на балу в честь коронации он отвечал на вопросы, за которые можно было, не раздумывая, бить в морду. Михаил улыбался и думал о том, какую часть пакета акций Крышаева потребует мистер Эдвард Пэттинсон. Михаил чертовски красиво улыбался. Должно быть, именно эта улыбка подняла акции Live Project Inc. на пол пункта в этот день. В присланной за ним машине Михаил надел очки и обратил внимание на заканчивающийся заряд. Письма шли непрерывно – вязкой и обжигающей, как лава, волной. Он не хотел пускать эту лаву на сетчатку и поморщился, словно на короткий миг ему позволили вдохнуть свежий воздух, и снова запихивали в канализацию. – У вас есть зарядник? – спросил Михаил встретившего его сотрудника, и через несколько секунд новый телохранитель, живой проект Олег протянул провод. Михаил продолжил просматривать почту. Он чувствовал запах страха, практически видел капельки пота, стекающие по искривленному в панике лицу Рудольфа Викторовича: на Песок-2 напала группа подростков. Больше полусотни человек, приехавших на внедорожниках. Михаил пытался пропустить подробности, выловить информацию об ущербе, но перед глазами ярко вырисовывалась картина произошедшего, мешая думать. Они приехали с обычными деревянными лестницами, потому что знали – забор под напряжением. Укрепленные окна бараков выбить невозможно, но звук сирены... такой стандартный звук... Они имитировали сигнал о надвигающейся песчаной буре, и кто-то открыл дверь в один из бараков. Миша зажмурился на мгновение, чтобы заставить глаза раскрыться, продолжить читать – он засыпал на ходу. “Я заблокировал все производственные этажи и лаборатории, но приказать стрелять по детям я не могу! – писал директор станции. – Они пытались поджечь квартиры, но в них мало что горит... СБ отлавливает их с ДЕШО, но они разбрелись по всей станции, прячутся в квартирах, избивают оставшихся наверху служащих!” Миша устало вздохнул и закрыл письмо. Это мелочи, на это уже можно не обращать внимания, Рудольф Викторович справится. “Миша, только не волнуйся, со мной все в порядке! Я пыталась позвонить, но ты недоступен, Макс сказал, что ты взял клона вместо него. Никакого приступа не было, ради бога не волнуйся. Я в больнице просто для того...” – Михаил мгновенно выбрал контакт и позвонил матери. – Мама! – Мишенька, я в порядке! Мне нужно было избавиться от Крышаева, и я не нашла ничего лучше... Машину сильно дернуло, Михаил убрал изображение. – Не выходите! – скомандовал живой проект. Президент крутил головой, пытаясь понять что происходит, но кроме двух черных микроавтобусов спереди и сзади ничего не видел. – Где мы? – спросил в пустоту. Вика назвала город, улицу, ближайший дом и координаты местоположения. Эта информация не оказалась полезной. – Миша! – звала Лариса Сергеевна, и Михаил не позволил себе не ответить. Он проговорил спокойным голосом: – Да, мам, все хорошо, – когда по сторонам от машины появились люди с оружием, Михаил не мог видеть их лиц, – Скажи мне, почему ты в больнице? – Приезжал Николай, – начала Лариса Сергеевна неторопливо. Михаил чувствовал тяжесть в животе, наблюдая, как фигуры остановились у дверей и... постучали в окошки. – Он сказал, что ты улетел в Новый Вашингтон в Чили... – Это шоковое оружие, Михаил Юрьевич, – сказал живой проект. – Мама, у тебя не было приступа, ты хорошо себя чувствуешь? – Да, это было лишь для того, чтобы избавиться от него. – Тогда я перезвоню чуть позже, и мы поговорим. Пока. – Ты уже у Пэттинсона? – Мама, я не могу сейчас. Я перезвоню. Человек, стучавший в стекло, наклонился, чтобы посмотреть в салон машины. Михаил поднял подбородок и в недоумении снял очки. – Разблокируйте. – Мы в бронированном автомобиле, – воспротивился встречающий, – внутри нам ничего не угрожает. – Михаил Юрьевич, не надо, – поддержал соседа живой проект. – Разблокируйте, – повторил Михаил. В следующую секунду после щелчка замков, обе передние двери раскрылись. Михаил не успел ничего заметить и не понял произошедшего: мужчина на водительском кресле и живой проект беззвучно свалились друг к другу, образовав вялый конус из тел. – Тебе придется выйти, Михаил, – говоривший склонился к живому проекту, чтобы усадить его нормально. Президент открыл свою дверь. – Первая серия, первая партия, Кирилл? – спросил Михаил, выйдя. Он видел, что его окружают, но не чувствовал опасности. И это должно было стать главным тревожным сигналом, но не стало. – Нет, – ответил собеседник, захлопнув дверь. Сразу за ним захлопнулась водительская дверь, и второй мужчина обернулся к Михаилу. – Александр?! – Нет, – так же спокойно ответил второй и Михаил недоуменно покачал головой, уже сам понимая, что это невозможно. Александр сейчас выглядел, мягко говоря, плачевно. Лицо стоявшего перед ним живого проекта не было изуродовано. – Кто вы? – требовательно спросил Михаил. – Твои живые проекты? – слишком знакомым голосом и в слишком знакомой манере спросили сбоку. – Слава?! – Михаил опешил. – Нет. В руке подошедшего не-Кирилла показался крохотный инъектор. Михаил сразу понял, что случилось с водителем и телохранителем, но даже не попытался сопротивляться. Он лишь наблюдал, доверчиво и бесстрашно за тем, как его усыпляют, почувствовал заботливо подхватившие руки и удаляющиеся... бессвязные голоса. 10 Вытерев волосы, Ольга повесила полотенце и открыла навесной шкафчик. Она собиралась взять ватные палочки, но рука замерла на половине движения. Женщина смотрела на гигиенические прокладки и пыталась вспомнить, когда у нее последний раз были месячные. Через десять минут ее, с мокрыми волосами и расширенными в ужасе глазами, выходящую из лифта этажом ниже, встретил Максим. – Доброе утро, ты чего такая взъерошенная? – Привет, – кинула она, стремительно проходя мимо. – Оль, ты в порядке? – крикнул тренер ей вслед. Ольга не обернулась, лишь грубо и резко выкинув назад руку: не трогай меня! – Шесть-семь недель, Ольга Петровна, поздравляю! Ольга посмотрела в улыбающееся лицо и на миг закрыла глаза. Медсестра сняла перчатки и села за стол. – Что вы записываете?! – Ольга начала быстро одеваться. – Как что? – удивилась женщина, – информацию о посещении. Я должна завести карточку, таков порядок. – Не надо, прошу вас, – ее голос дрожал, – мне остался месяц до окончания контракта. Я не хочу, чтобы на станции кто-то узнал об этом. Пожалуйста, – закончив торопливое одевание, Ольга подсела к медсестре, – я вас очень прошу, не записывайте ничего и не говорите никому ничего. Как будто я к вам не приходила сегодня... хорошо? Женщина пожала плечами почему-то обиженно: – Хорошо, Ольга Петровна, дело ваше. Выйдя из кабинета, куратор на мгновение остановилась, чтобы осмотреться. Куда бежать? Что делать? Содрогнувшись от омерзения, Ольга взяла себя в руки. Во рту чувствовалась горечь, женщина ощущала, как кривится ее лицо, но была не в силах расслабить мышцы. Столкнувшись со Славой, заходящим в лифт, когда она выходила из него на жилом этаже, Ольга лишь крепче сжала зубы. – Доброе утро, Ольга Петровна, – его нарочито вежливый тон показался ей издевательским. – Если собираешься с нами на полигон, у тебя есть еще десять минут. Ничего не ответив, Ольга протиснулась между ним и створкой лифта и побежала в свою комнату. Ей нужно было лишь несколько минут, чтобы договориться о месте. Ольга прыгнула в кресло, но не стала активировать купол. Поднявшись и пройдя в ванную, медленно собрала волосы в хвост. Она находилась в жесточайшем напряжении, и все ее силы были направлены на одно – не думать. Не размышлять над этим, просто сделать, просто избавиться, просто исчезнуть, просто забыть. Не впускать в себя, не уделять ни мысли, не эмоции, ни секунды своей жизни, не клеточки своего существа, не оставаться с этим наедине – просто, не думать. Накинув ветровку, через десять минут она поднялась в вертолет и спокойно поприветствовала Валета и инструктора. – Не смотри на меня так, – тихо попросила Славу, не сводившего с нее взгляда. Они поднялись в воздух. Валет болтал о каком-то фильме, и эта просьба заставила его на мгновение замолчать и взглянуть на инструктора. Слава белозубо улыбнулся и затенил свои иночи. – Я здесь последний месяц, – сказала Ольга, когда Слава запустил Валета разминаться. – Ты, конечно, вряд ли будешь по мне скучать, – усмехнулась она. – И я по вам тоже не буду. Слава медленно повернулся к сидящей на крутящемся стульчике женщине. – Ты и... все вы... я буду рада о вас забыть, и никогда не вспоминать. И это не значит, что я плохо отношусь к Степе или Максу, они неплохие люди. Я ненавижу это место и то, что здесь творится. Ненавижу сам факт того, что принимаю в этом участие! Что с ним будет? – Ольга дернула подбородком, – Он сам назвал себя рабовладельцем. Ольга подняла взгляд на мужчину, пристально наблюдающего за ней. То, что вылетало из ее рта, не предназначалось для его ушей. Это вообще ни для кого не предназначалось, но Ольга не испугалась того, что он это слышал. Она даже не испугалась того, что он мог понять. – Вы все принадлежите ему! – повысила она голос. – Ты – такой же живой проект, как Валет! Ты не понимаешь, что от него не вырваться, он везде, вы везде! Она замолчала, заметив, что кричит. – Ты понимаешь, что сейчас сказала? – спросил Слава. Она смолчала. – Если ты на самом деле имеешь представление о том, что сейчас сказала... – Что? Я не выйду отсюда живой? – засмеялась Ольга, – Именно так он сказал, чтобы спасти свою паршивую жидовскую шкуру! Слава легонько кивнул, будто отметив, что очередной “он” опять сменился, теперь уже Калманом, и он все еще держит ниточку ее бреда в руках. Ольга в ужасе поднялась. – Я позволила ему уйти, потому что и я принадлежу ему. Я не могу сбежать: он будет везде! И я будто запрограммирована его защищать! Он один из вас... вы все... я даже понять не могу, человек ли передо мной. Я смотрю на людей, вглядываюсь в лица и понимаю, что не узнаю... что никто, никто! Никто не может достоверно сказать, что он человек. Он ко всем так... мы не люди для него, мы все для него... биороботы, создающие для него биороботов. Он хочет сделать таким весь мир, таким же, как он сам. Он хочет сделать такой же меня. Уже сделал! Но через месяц меня тут не будет. Я забуду... – Ольга почувствовала влагу на щеках, вытерла их и посмотрела на потолок, будто капало сверху. Вернув взгляд к Славе, она отступила в угол помещения. Он не двигался с места, но Ольге виделась смертельная угроза, опасность более существенная, чем она ощущала в баре Певека или в архиве станции. – Ты ничего не чувствуешь, как и он, – обвинила она инструктора. – Тебе безразлично, что происходит, что ты делаешь, чему учишь его, к чему все это приведет. Ты просто выполняешь приказ! – Нет, – очень просто, с неожиданной искренностью, ответил инструктор. – Я жду приказа. Ольга не поняла и нахмурилась. Этот ответ вытащил ее из стремительно засасывающего водоворота, и она увидела перед собой инструктора по стрельбе. Женщина дернула головой и в этот момент он улыбнулся. – Слава... Она испугалась. Она и раньше неосознанно боялась его, а теперь ощутила ужас перед его спокойствием и улыбкой – совершенно не свойственной нормальным людям реакцией на все то, что она сказала; реакцией на ее истерику... отсутствием реакции? – Не подходи... – Я стою на месте, Ольга Петровна, – успокоил инструктор. – Видишь, я даже за Валетом не слежу. Я весь – внимание. – Не надо, пожалуйста! – Ты же этого хотела? – предположил инструктор. – Теперь я тебя слушаю. – Не надо, – прошептала она, – я... я прошу прощения, я не хотела... – Чего и когда ты не хотела, Ольга Петровна? Ольга сглотнула, отступая еще на шаг. – Я не хотела оскорбить тебя, прости меня. – Когда именно? – сощурился инструктор. – Когда я пытался работать, а ты пыталась доказать, что должна значить больше, чем ты есть? Ольга опустила голову, взглянула исподлобья. – Что ж, сегодня ты мою работу похерила, так что смогла доказать, что ты больше, чем я думал. Когда еще? – Слава, перестань, я попросила прощения. Можно я уйду? Он засмеялся. – Я не держу тебя, вот дверь! – сказал он бодро и беззлобно, но Ольга не решилась сделать и шага. – Ты либо действительно поняла, что сказала, либо окончательно отключила мозги. Они молчали, не сводя друг с друга взгляда. На панели управления пиликнул таймер, заставив Ольгу вздрогнуть. Слава не шелохнулся. – Ты хотела этого... – проговорил Слава, и в голосе появилось глухое напряжение. – Раздавить себя с моей помощью. Именно за этим ты и пришла той ночью. Ольга закрыла глаза, окончательно приходя в себя. Следов истерики не осталось. Безотчетного страха тоже. Но теперь она уже совершенно ясно, не инстинктами, а головой понимала, что человек перед ней – опасен. Она глубоко вздохнула. – Ты давил меня с нашей первой встречи, – обвинила она, – Да, тогда я хотела этого. – Ты этого хотела и ты это получишь, – пообещал он и, ясно увидев новую волну страха в ее глазах, продолжил. – Ты ведь всегда получала все, что хотела. Ольга сглотнула. – Слава, ты не представляешь себе, с кем говоришь, – попробовала она пригрозить. – Ольга Петровна, неужели ты действительно так думаешь после того, что я сказал? – он тихо и кратко засмеялся. – Ты хочешь иметь те же привилегии, ту же власть, то же величие, но без источника, порождающих их. Ты хочешь, чтобы к тебе относились как к персоне, быть которой ты не хочешь. Ты вообще не хочешь быть, только снимать сливки! Не хочешь думать, только делать выводы. Не хочешь... Ольга стремительным шагом шла к выходу, огибая инструктора по дуге. Он стоял в метре от двери. Для того чтобы схватить Ольгу за плечо и прижать к столу, ему потребовалось лишь выбросить вперед руку. Она не вскрикнула. Это не стало для нее неожиданностью. Не вымолвив ни звука, она уперлась взглядом в глаза инструктора. – От тебя так мало осталось, Ольга Петровна... – Что? – Твой инстинкт самосохранения дышит на ладан. Даже страх накатывает на тебя как воспоминания из прошлого. Ты уже не жива, но сдохнуть не можешь из-за последнего, что в тебе осталось: неверия в справедливость того, что с тобой происходит. Ты пытаешься компенсировать отсутствие самоуважения требованием у окружающих уважать тебя. Ты подсознательно выбрала самого опасного человека на этой станции, чтобы помочь уничтожить себя. Ты все еще жива физически только потому, что он не отпускает тебя. И ты не будешь без него жить, потому что вся ценность твоей жизни... Ольга не могла позволить ему договорить. В таком положении она не успела бы, даже если бы он позволил ей поднять руку, закрыть ему рот. Он не внял бы ее просьбе замолчать, не выполнил бы приказ заткнуться. Встав на цыпочки, Ольга впилась в его губы. В тот момент, лишь бы не слышать того, что он говорит, этот поступок показался ей самым верным. То, что она не сможет его остановить, показалось ей чем-то слишком хорошо знакомым и закономерным, почти привычным. Лишь за то, что он больше не произнес ни слова, за те несколько минут тишины и забытья, почти комы, она была готова заплатить чем угодно. Она не вспомнила бы эти минуты даже под гипнозом. Ее уже не было. Не было в операторской, в теле, в сознании. Ольга не поверила бы, скажи ей кто-то позже, за территорией полигона, станции, Арктики, что произошедшее в следующие минуты – действительно было. Но придя в себя и почувствовав голыми бедрами холодную гладь стола, Ольга тихо застонала. Слава смотрел в окно. Женщина поняла, что какое-то время просидела так молча, уставившись в стул напротив. – Хорошо, – сказал Слава, – возвращайся к вертолету, сейчас подойдем. Ольга Петровна, ты готова? – обратился инструктор уже к ней. Сползя со стола, женщина повалилась на пол: ноги не удержали. Слава не шевельнулся, наблюдая. Ольга подняла взгляд, не ища поддержки, а просто потому, что в комнате был кто-то живой. Инструктор смотрел на нее с еле различимой улыбкой, не выказывая намерения помочь подняться. Ему не доставляло удовольствия это зрелище, она не видела в его лице никаких эмоций, кроме новой, невиданной до этого удовлетворенности. Она не подумала, что могла быть первой женщиной у него, хотя эта мысль была способна уберечь от вопроса, прозвучавшего помимо ее воли: – Как ты можешь все это знать? – Психологическая подготовка и настройка. Когда я вижу человека, я понимаю его, – просто ответил Слава, – ты же читала изначальный план подготовки Валета, должна знать. Вставай, вертолет ждет. – Психологическая подготовка Валета? – не поняла Ольга. – Курс “срез личности”, психическое разложение противника. Подготовка для спецопераций живого проекта: солдат. Валету ее урезали, но ты же читала... – Нет, я... – Ольга тряхнула головой, намереваясь пояснить вопрос, и в этот момент понимание нахлынуло на нее новой удушающей волной. Она вернула к инструктору взгляд полный ужаса. – Нет! На его губах расплылась знакомая белозубая улыбка, он засмеялся. – Нет! Потом как-то по-мальчишески собрал ладонь в пистолет, направил на нее и выстрелил: – Убита... – Нет!