Текст книги "Любовь с пятого этажа (СИ)"

Автор книги: Дарья Милова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 40

Виктор

Утро наступило быстро. Я не спал почти – глаза были открыты до рассвета, пока обдумывал каждую деталь.

Собирался на работу в молчании. Галстук не ложился ровно, рубашка казалась тесной – но я застегнул всё до конца, глядя на своё отражение, как на чужого.

Дверь гостевой спальни щёлкнула – и Вика вышла. В халате, сонная, но с той лёгкой ухмылкой, что появляется у неё, когда она уверена: всё под контролем.

– Доброе утро, – протянула она, потянувшись. – Варя ещё спит?

Я повернулся к ней. Спокойно.

– Сегодня ужин дома. Только ты и я.

Она замерла. На миг. А потом лицо её – расцвело.

– Ну наконец-то, Витенька. Я знала, что ты одумаешься. Что мы можем снова быть семьёй. Варя – снова в семье. Всё как должно быть.

Я сделал шаг к столу, взял заранее приготовленный конверт и протянул ей.

– Проведи день в салоне. Отдохни. Сделай укладку. Маникюр. Купи что-нибудь красивое. Но не оставайся дома.

Она моргнула.

– Это что? – осторожно взяла конверт.

– Деньги. Хочу, чтобы ты выглядела… безупречно. Вечер всё-таки. Особенный.

Вика улыбнулась шире. Улыбка хищницы. Самодовольной. Победившей.

– Ну ты мой родной. Сразу видно – всё ещё чувствуешь. Увидишь, Витя… у нас всё ещё впереди.

– Посмотрим, – ответил я тихо.

Слишком тихо, чтобы она уловила настоящий смысл.

Она повернулась к зеркалу, уже думая о косметике, наряде, своей "победе".

Позже, на работе, я сидел в кабинете, вертя ручку в пальцах, как оружие. Мысли – острые, резкие. Всё должно быть идеально. Без единой ошибки.

В дверь постучали, и зашёл Макс. Я сразу поднял взгляд.

– Тот парень… что ставит оборудование. Он надёжен?

Макс кивнул.

– Надёжен – не то слово. Он ставил систему в особняке у Олега Платонова. Тот параноик – чуть ли не с детектором лжи живёт. Если кто и умеет делать это так, чтобы не заметили – это он. Скрытые камеры, звук, резервное облако – всё будет.

– Мне важно, чтобы её даже тень не насторожила. Ни диодов, ни лишних углов. И звук – чёткий. В каждой комнате. Особенно – в гостиной и кухне.

– Сделаем, – спокойно ответил Макс. – Я с ним уже говорил. Он зайдёт днём, когда Вика уйдёт в салон. Под видом электрика. Всё поставит за два часа. Я сам проконтролирую.

Я кивнул. Медленно. Челюсти сжались от напряжения.

– Это должно быть чисто. По закону. Без провокаций. Просто… правда. Чтобы весь этот спектакль закончился.

– Виктор, – Макс сел напротив. – Ты уверен, что хочешь это видеть? Слушать?

Я посмотрел в окно. Машины, небо, Петербург в летнем затишье. Всё вокруг – как будто не про мою жизнь.

– Я хочу доказательства, Макс. Чёткие. Бесповоротные. Чтобы потом – в суд. Чтобы Варя не жила с той, кто играет в любовь, пока шепчет про деньги. Чтобы Алиса могла дышать. Чтобы мне не пришлось выбирать между страхом и правдой.

Он не стал спорить. Просто встал и кивнул:

– Вечером всё будет готово. И… если хочешь – я останусь поблизости. На всякий случай.

Вечер.

Я был один. Варю забрала мама, как и просил. Камеры расставлены. Проверены. Работают. Макс подтвердил, что всё чисто. Незаметно. Звук – кристально точный. Каждый шорох, каждый вздох, каждое слово.

Я прошёлся по квартире.

Гостиная – убрана. Стол – накрыт. Белая скатерть, высокий бокал, свечи. Всё, как она любит. Только не ради неё. Ради её падения.

Я сел. Ровно. Спокойно. Как охотник в засаде. Внутри – всё пульсировало. Не от страха. От предвкушения.

Ты хотела красиво? Ты получишь красиво, Вика. Только финал будет не тем, что ты себе нарисовала.

Замок щёлкнул.

Я не обернулся сразу. Дал ей момент. Пусть почувствует, что снова вошла в «свою» роль. Что всё идёт по её плану.

– Вить, – позвала она, шагнув на каблуках по полу. Голос – лёгкий, довольный. – Ну ты и устроил вечер… Я аж не поверила сначала.

Я поднялся. Медленно. Повернулся.

Вика стояла в чёрном платье с глубоким вырезом, волосы уложены, губы накрашены слишком ярко. Улыбалась. Сияла.

Я подошёл, подал руку. Она вложила свою – с видом королевы, вернувшей себе трон.

– Ну что, – сказала, проходя вглубь, оглядывая стол, – романтика? Даже свечи? Вот это ты меня удивил, Витя.

Я налил ей вина. Сел напротив. Камеры ловили каждый её жест. Каждый взгляд. И скоро – каждую фразу.

– Ты заслужила, – сказал я, глядя ей прямо в глаза. – Ты так старалась.

Она хихикнула, поднесла бокал к губам. И прошептала, не зная, что каждый её вдох – уже не её.

– О, Витя… если бы ты знал, как всё скоро будет по-другому.

Я улыбнулся.

Вот теперь – игра действительно началась.

Глава 41

Виктор

Она закручивала вино в бокале, словно это был эликсир власти.

Я наблюдал. Спокойно. Сдержанно.

– Всё-таки, – протянула она, лениво откидываясь на спинку стула, – хорошо, что ты одумался. Честно. Я уж думала, ты совсем с катушек слетел. Алиса, Алиса… Господи, кто она вообще такая?

Я не ответил. Только подлил ей вина.

– Ну… милая, да. Местами. Но не для тебя. Ты – мужчина с будущим. А она – максимум нянька. С надломом.

Я сжал зубы. Камера напротив моргнула крошечным светом. Макс сделал работу идеально – даже я сам едва видел объектив.

– Но ты молодец, – продолжила Вика, глядя на меня сквозь стекло бокала. – Всё сделал, как надо. И ключ дал. И Варю снова со мной. Я, кстати, очень рада, что ты не стал цепляться за эту… привязанность. Папа года, ха.

Я не сводил с неё глаз. Молча. Пусть говорит.

И она говорила. Всё глубже и глубже загоняя себя в яму, не замечая.

– Скоро всё встанет на свои места. Ты же меня знаешь: я умею ждать. И терпеть. Но когда получаю – беру всё.

Я сделал глоток воды. Смотрел прямо на неё. Не отводя взгляда.

– Ну, что молчишь, Вить? – усмехнулась она. – Я ведь знаю, что ты снова начал меня видеть. Понял, кто рядом. Кто настоящая мать твоей дочери. Кто достойная.

Я поднялся.

Медленно. Ровно. С такой холодной решимостью, что она сбилась с дыхания.

– Ты закончила?

Она вскинула брови, удивлённо и снисходительно одновременно:

– Что?

– Вика, – произнёс он ровно. – Я знаю всё. Всё, что тебе нужно – это деньги. Только деньги.

Она моргнула. Потом снова. Словно ждала, что он засмеётся. Скажет, что шутит. Но Виктор молчал. Глаза стальные.

– Это… это бред, – попыталась улыбнуться она. – Ты не в себе, Вить. Это Алиса тебе мозги запудрила, да?

– Не Алиса уговаривала Варю бояться. Не Алиса врывалась в дом с ключами, которые никто не давал. Не Алиса подала ложный донос. Это всё ты, Вика. И я слышал. Своими ушами. Всё, что ты говорила вчера по телефону.

Она побледнела. А потом резко выпрямилась, скрестила руки на груди и вскинула подбородок:

– Ну и что? – её голос зазвенел злобой. – Да, я хочу твои деньги! Твою квартиру! Машину! Всё! Почему ты живёшь, как король, а я – в съёмной однушке на чёрной зарплате?! Почему ты заслужил всё это, а я – ничего?! Я растила Варю внутри себя, я родила её, я… – голос её взвизгнул – я увидела тебя по телевизору! Успешный, уверенный! И подумала – какого чёрта? Надо брать быка за рога! И да – я не отступлю. Не после того, как столько вытерпела. Не после того, как почти выиграла!

Она сделала шаг ближе. Взгляд стал хищным, острым.

– Но, Виктор… я тебе даю шанс. – Голос стал почти ласковым. Почти. – Всё же можно уладить. По-взрослому. Без войны. Без суда.

Я не шелохнулся. Смотрел прямо в неё, но чувствовал, как внутри всё леденеет.

– Какой шанс?

Она усмехнулась. Наклонила голову.

– Ты сейчас переписываешь на меня дом. Эту квартиру. Машину. И ещё… двадцать миллионов на счёт. И я подписываю отказ. От Вари. Полный. С нотариусом. И всё – чисто, гладко, мирно. Можешь спокойно жить со своей Алисой и печь ей сырники, если хочешь.

Молчание. Тяжёлое, густое.

– То есть… – я выговорил медленно, – ты даже не пытаешься больше делать вид?

Вика вспыхнула. Насмешливо фыркнула:

– Я тебя умоляю, Виктор. Варя меня бесит. Всё время «мама, мама!» – вцепляется, лезет, орёт. Мне от этого плохо. Я даже когда беременной была, терпеть её не могла. Меня тошнило не от токсикоза – от самого факта. А сейчас? Она ноет, липнет, смотрит своими глазами, будто я ей что-то должна. А я – никому ничего не должна.

Я сжал кулаки. Не потому, что хотел ударить. А потому что только так мог не разорваться.

– Ты говоришь… о нашей дочери.

– Твоей дочери, – отрезала она. – Я родила, и мне хватило. Меня не интересуют сопли, утренники и вот это всё. Меня интересует жизнь. Комфорт. Деньги. И если я не могу получить любовь – я хотя бы возьму выгоду.

– А если я откажусь?

Вика усмехнулась, наклонилась вперёд:

– Тогда будь готов к войне, милый. У меня всё ещё есть право. Всё ещё есть заявление. И поверь, я могу быть убедительной. Очень убедительной. Тебе решать – потратить годы на суды… или заплатить и быть свободным. Дать ей нормальную мать. Одну. Без меня.

Я смотрел на неё. Но внутри всё было чёрно.

Я смотрел на неё. Медленно. Холодно. Не отводя взгляда.

А потом сказал:

– Нет, Вика.

Она прищурилась:

– Что?

Я медленно, не спеша, шагнул к письменному столу. Открыл ящик. Достал ноутбук. Поставил его на стол между нами. Открыл крышку. Пара кликов – и на экране замерло её лицо. Съёмка из гостиной. Чёткий звук. Чёткое изображение.

Я запустил запись.

– «…да, я хочу твои деньги! Твою квартиру! Машину! Всё! Почему ты живёшь, как король, а я – в съёмной однушке…»

Её лицо побелело.

– «Я растила Варю внутри себя, я родила её… а сейчас? Она ноет, липнет… я даже когда беременной была, терпеть её не могла…»

– Выключи. – Голос её был сиплым. – Выключи немедленно!

Я не выключил.

– «Ты сейчас переписываешь на меня дом, машину и двадцать миллионов… и я подпишу отказ. От Вари. Полный. С нотариусом…»

Я нажал паузу. Встал. Посмотрел на неё.

– Игру ты начала, Вика. А теперь… она будет идти по моим правилам.

– Ты… ты не имеешь права так! Это… это незаконно! – выкрикнула она, делая шаг назад.

– Всё по закону, Вика. Квартира – моя. Камеры – моя собственность, установлены в моём доме, с моим согласия и с соблюдением всех прав. И знаешь, что будет дальше?

Она молчала. Лицо её дёрнулось. Губы побелели.

– Завтра утром я подаю иск. На лишение родительских прав. На основании записи. На основании подложного доноса. На основании твоего признания. Я собираю пакет документов, адвоката, психолого-педагогическое заключение – и иду в суд. Потому что Варя заслуживает семью. Не вот это.

Она резко шагнула к ноутбуку, чтобы его схватить – я перехватил её руку, жёстко.

– Трогать не смей. Ни ноутбук. Ни ребёнка. Ни меня.

– Ты… ты не посмеешь…

– Я уже посмел.

Она стояла, дыша часто, как раненая хищница. Всё, чем она питалась – власть, контроль, игра – сгорело у неё прямо под ногами. А я только смотрел.

– Можешь собирать вещи, – сказал я. – Сегодня же.

– Вить, ну подожди… – попыталась смягчиться, на глаза выступили слёзы, фальшивые до тошноты. – Мы же… у нас была семья… мы…

– У меня есть только одна семья, – отрезал я. – Варя. И Алиса.

Она замерла.

– Да. Я верну её. Ты слышишь? Верну. Потому что всё, что ты разрушила, я восстановлю. Каждый чертов кусок.

И тогда, впервые за долгое время, она поняла: проиграла.

Следующее утро было ясным, почти до тошноты. Контраст с тем, что горело внутри меня, был слишком резким.

Я надел строгий костюм. Чёрный. Без единой складки. Рубашка – белоснежная. Пальцы сами застёгивали запонки, как по инерции. Ни кофе, ни завтрака – только документы в папке и цель, которую я больше не позволю увести.

Суд.

Здание, которое раньше казалось чужим, теперь было как последний бастион. Внутри – холодно. Без эмоций. Только формальности, процедуры и факты.

Я подал заявление на лишение Виктории Сергеевны родительских прав.

Показал:

– видеозапись;

– заключение психолога, ранее обследовавшего Варю;

– справки, подтверждающие её эмоциональные срывы;

– и заявление об отозванной клевете на Алису, которое я подал этим же утром.

– У нас будет ребёнок, которому не придётся выбирать, кто прав, а кто манипулирует, – сказал я юристу. – Потому что рядом с ней больше не будет лжи.

Секретарь приняла бумаги. Суд назначили через две недели, но с учётом доказательств мне пообещали ускоренное рассмотрение на временное ограничение прав.

Следующая остановка – дом мамы.

Машина сама знала путь. Когда я вошёл в квартиру, бабушка с Варей уже были на кухне. Варя – в фиолетовых леггинсах с зайцами и футболке с надписью «Моя суперсила – в папе».

Она увидела меня – и бросилась с криком:

– Папаааа!

Я опустился на колени, сжал её в объятиях так крепко, будто заново врастал в свою собственную жизнь. Она уткнулась носом мне в шею.

– Ты пришёл… насовсем?

Я кивнул. Губы дрогнули.

– Насовсем, зайка. Обещаю.

Мама стояла за нашей спиной, ничего не говоря. Но когда я поднял взгляд – её глаза были полны слёз. Не от страха. От облегчения.

– Она теперь в безопасности? – спросила она тихо, когда Варя убежала за плюшевым бегемотом.

Я кивнул снова.

– Полностью. А вечером… я поеду к Алисе.

– Правильно, сын. Не отпускай то, что по-настоящему твоё.

Глава 42

Алиса

Я не мыла голову уже три дня. Возможно, четыре. Не помню.

Всё казалось липким – волосы, мысли, жизнь. Даже душ – не спасал. Как будто вода просто стекала, не задевая кожу. Не забирая с собой ни усталость, ни боль.

Мама звонила. Папа писал. Бабушка приносила еду и тихо оставляла на столе. Полина пыталась шутить, вытянуть, растормошить, а я… Я просто кивала. Иногда. Чтобы они не волновались слишком сильно. Чтобы не трогали.

Я не злилась. Не плакала.

Это было как болото – без запаха, без формы, без крика. Только вязкая, тянущаяся внутрь пустота. Когда ни один вопрос не имеет ответа. И ты не ждёшь, что появится.

Я не брала телефон. Он где-то валялся – на полу, в пледе, может, под подушкой. В нём были только уведомления от банков, какие-то спам-письма и, самое страшное, – тишина от того, от кого ты ждёшь хоть что-то.

Я не винила Виктора. Больше не винила. Просто… всё затерлось. Умерло внутри. Погасло.

Я решила выйти.

На веранду. Хотя бы туда. Не из-за солнца. Не из-за свежего воздуха. Просто… стены начали давить.

Тапочки, старый кардиган бабушки, халат поверх пижамы. Волосы – спутанный пучок, лицо – без отражения.

Я села в кресло и взяла чашку, которую бабушка оставила с утра. Чай остыл, но мне было всё равно. Просто держать что-то в руках – уже означало, что ты ещё здесь. Что ты не растворилась.

Небо было странно ясным. Почти безоблачным. Но внутри – глухо и серо.

Я смотрела вдаль. На дорогу. На ветер, качающий ветви деревьев.

И думала: может, так и будет теперь.

Без сцены. Без Варюши.

Без него.

Просто жить. Тихо. Невидимо.

Как будто меня и не было.

Но разве можно забыть того, чья любовь стала домом?

Дверь калитки заскрипела. Я подняла глаза, думая, что это бабушка или, может, Полина вернулась из магазина.

Но нет.

На веранду поднялся он.

Костя.

Тот самый. Мой бывший. Моя ошибка. Мой позор.

Всё тот же ухмыл. Всё тот же пренебрежительный взгляд, как будто перед ним не человек, а мусор на дороге.

– Ну что, Алиса, – протянул, оглядывая меня с ног до головы, – как ты?

Я промолчала. Просто сжала чашку крепче. Ладони вспотели, но не дрогнули.

– Слушай, быстро у нас тут по деревне новости бегают. Я только в магазин зашёл – а мне уже в лицо: «Слыхал, Алиску-то арестовали, за ребёнка чуть не села». Я аж не поверил.

Он фальшиво присвистнул, качая головой, как будто скорбит.

– А потом подумал… да нет, вполне в её духе. Улетела когда-то такая гордая, типа талант. А в итоге что? Съела пыль, как и должна была.

Я всё ещё молчала. Ни одного слова. Только сердце било в горле.

Он хмыкнул и присел на перила, будто был тут хозяином.

– Я же говорил тебе, Алиса. Ты – никому не нужна. Ни с талантом, ни без. Ни красивая, ни умная. Обычная. Серая. Бездарность.

Слова впивались, как ржавые иглы. Не потому, что были правдой. А потому что… я когда-то в них верила.

Он встал. Выпрямился. Плюнул в сторону крыльца.

– Вот и получила. Всё, как заслужила. Сама.

Не успел он договорить.

Не успел сделать этот последний шаг – самый подлый, самый ядовитый. Как вдруг...

– Больно умный, да? —

ХЛОП.

Глухой, тяжёлый удар.

Костя отлетел назад, зашатался, схватившись за лицо.

Я вскочила с места. Всё тело застыло – и только сердце дёрнулось: резко, сильно.

– Ты чё!.. – заорал Костя, уже пошатываясь.

– Заткнись. – Голос.

Знакомый. До боли.

Твёрдый, как гранит.

Тёплый, как дом.

Виктор.

Он стоял прямо перед Костей. Широкоплечий, напряжённый, с лицом, где не осталось ни капли снисходительности.

– Ты кто такой, чтоб так с ней говорить? – продолжил он. – А? Кто?!

Костя поднялся на ноги, повёл плечом, будто собирался драться, но тут же отступил, когда Виктор шагнул вперёд.

– Да я… – пробормотал он, вытирая кровь из-под носа. – Ты вообще с какого…

– С того, – рявкнул Виктор, – что если ещё раз к ней подойдёшь – я тебе не только нос сломаю. Я тебе жизнь сломаю. Понял меня, клоун?

Костя вскинул руки.

– Ладно-ладно! Псих…

– Шагай. – Голос Виктора был ледяным. – Пока можешь идти своими ногами.

Костя посмотрел на меня – с ненавистью, с жалостью, с чем-то мелким и липким – и спустился с веранды, уходя быстрым, неровным шагом.

Я стояла, будто прибитая к полу.

Кровь стучала в висках. Сердце било так, словно вот-вот выскочит наружу.

А он… стоял передо мной.

– Что ты здесь делаешь? – выдохнула я. Голос – сорвался на середине. Почти шёпот.

Виктор сделал шаг ко мне. Потом второй – медленный, осторожный, будто подходил к хрупкому, едва живому.

– Я приехал за тобой, – тихо сказал он. – За своей женщиной. За своей Алисой.

Я замерла.

– А Вика?

– Вика? – он усмехнулся – коротко, с горечью. – Вика больше не проблема. Я всё знаю. Про ложь. Про записи. Про её «планы». Я слышал всё сам, Алис. Каждый яд, который она лила.

Я вскинула глаза на него – в неверии.

Он кивнул:

– Я поставил камеры. Да, я пошёл на это. Не ради мести. Ради Варвары. Ради тебя. Чтобы остановить её. Чтобы защитить.

Он посмотрел на меня, глубоко, до самого сердца.

– Я подал в суд. Забрал заявление против тебя. Официально. Все обвинения сняты. Все. Больше никто не посмеет на тебя даже намекнуть.

Я сделала шаг назад. Руки дрожали.

– Зачем ты это делаешь, Виктор?..

Он не двинулся с места. Только смотрел. Говорил – будто выдыхал каждое слово из самой души:

– Потому что я люблю тебя. Потому что скучал так, что забывал дышать. Потому что каждый вечер я искал тебя в телефоне, в пустых комнатах, в рисунках Вари, которая шептала твоё имя даже во сне. Потому что без тебя – всё это не имеет смысла. Ни квартира. Ни бизнес. Ни победа над Викой. Без тебя – это просто пыль.

Я не выдержала.

Слёзы – тёплые, горькие, настоящие – сами покатились по щекам. Я пыталась что-то сказать… но рот не слушался.

Он подошёл ближе. Тихо. Осторожно.

И заговорил снова – тише, как будто боялся разрушить:

– Мне не нужен шанс. Я не прошу прощения. Я просто хочу, чтобы ты знала: я здесь. Я рядом. Я всё ещё люблю тебя. И если ты скажешь «уходи» – я уйду. Но если хоть часть тебя… хоть крошечная часть… всё ещё помнит нас – я останусь. Навсегда.

Твоя очередь, Лисёнок. Остаться? Или снова закрыться?

Я стояла перед ним, вся в слезах.

Внутри – ком. Боль. Радость. Всё сразу.

Смотрела в глаза, в которых было всё – усталость, нежность, вина и такая любовь, что от неё трещало сердце.

– Дурак ты, Виктор… – выдохнула я. – Как ты мог так молчать? Почему не приехал раньше?..

Он хотел было ответить, но я шагнула вперёд и… просто обняла его.

Сильно. Насмерть.

Вцепилась в него, будто боялась, что если отпущу – исчезнет. Исчезнет снова.

Он прижал меня к себе – так, как только он умел. Мягко, но с такой силой, будто клал меня обратно в сердце, в дом, в жизнь.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала я ему в грудь. – Слышишь? Люблю. Всегда любила. Даже когда ненавидела. Даже когда проклинала. Всё равно…

Любила.

– Прости меня, Алиса… – глухо сказал он. – За всё. Я был слепым идиотом. Но теперь я всё вижу. Всё понял. И никогда больше тебя не отпущу.

Мы стояли, обнявшись, долго. Очень долго.

А потом…

Со скрипом открылась дверь.

– Ну, наконец-то, – громко и довольно сказала бабушка, выходя на веранду с тряпкой в руках.

За ней – Полина. Улыбалась, как кошка, которая знала всё заранее.

– А мы уж думали, когда ты, Лисёнок, опомнишься, – хмыкнула бабушка. – Не каждый день такие мужики с кулаками приезжают. А этот – своё уже понял. Держи теперь крепко.

Он держал меня, будто боялся снова потерять. И, наверное, был прав – я действительно могла бы сбежать. Если бы не эти руки. Не этот голос. Не это тепло.

– Поехали домой.

Он кивнул. Ни слов, ни вопросов – просто открыл мне дверь машины. И пока я садилась, бабушка за моей спиной прошептала:

– Вот и хорошо. Теперь пусть держит и не отпускает.

В машине мы почти не говорили. Я смотрела в окно, а он – на дорогу. Но ладонь Виктора лежала на моей – тёплая, сильная. И я не убирала руку. Ни за что бы не убрала.

Дом встретил нас тишиной и вечерним полумраком. Всё было как раньше – только воздух теперь был другой. Густой. Напряжённый. Наполненный тем, что невозможно было больше сдерживать.

Он закрыл за нами дверь и сразу потянулся ко мне. Медленно

Я не ответила словами.

Просто встала на носочки и поцеловала его. В губы, в голос, в то место, где сердце.

Целовать Виктора было как вернуться в себя. В дом, в лето, в мечту, которую я когда-то закопала. Он ответил – мягко, глубоко, с той самой нежной настойчивостью, от которой у меня тряслись колени.

– Алиса, – выдохнул он мне в губы. – Я тебя никогда не отпущу. Ни за что.

– Тогда докажи, – прошептала я. – Покажи, как ты скучал. Покажи… как ты меня любишь.

Он поднял меня на руки так легко, будто я весила меньше воздуха, и понёс в спальню. Туда, где всё было нашим – запах, простыни, каждый занавес.

Он положил меня на кровать, опустился рядом – и снова поцеловал. Дольше, медленнее. Его пальцы скользили по моей щеке, по шее, по ключицам. Он будто заново изучал меня – взглядом, губами, кожей.

Каждое его движение было как извинение. Как признание. Как обещание.

Когда он расстёгивал на мне платье, пальцы дрожали. Серьёзно – у этого большого, сильного мужчины дрожали руки. А я лежала под ним – горячая, открытая, почти беззащитная – и впервые за долгое время чувствовала себя в полной безопасности.

Он целовал меня медленно, будто время больше не имело значения.

Целовал шею, плечи, запястья. Каждый сантиметр. И когда добрался до груди – я не сдержала стон.

Он знал, как трогать. Как ласкать. Как вести язык вдоль линии ребер так, чтобы я выгибалась к нему навстречу, цеплялась за его спину и терялась в себе.

Моя кожа была горящей. Моё тело – его.

Он не спешил. И от этого становилось только жарче. Он доводил меня до грани – снова и снова. Останавливался, ждал, смотрел в глаза.

– Чёрт, Алиса… – прошептал он, целуя меня в шею. – Ты сводишь меня с ума.

Он вошёл в меня резко – сдержанно, но глубоко. Я вскинулась навстречу, глухо задыхаясь, вцепилась в его плечи – и замерла.

Никаких слов. Только дыхание. Хриплое, срывающееся. И удары тел – точные, тягучие, как удар сердца.

Его движения становились резче, жаднее. Он накрывал меня всем телом, впивался в кожу, в губы, в ключицы. Горячий, тяжёлый, настоящий.

Я выгибалась, хваталась за простыни, царапала спину, терялась. Он держал меня за бёдра, двигался быстро, срывая дыхание. Не давал уйти. Не давал дышать. Только чувствовать.

Он вжимался в меня, будто хотел раствориться. Мы были сплетены – влажные, вспотевшие, дрожащие от переполненности.

Я стонала ему в губы, кусала плечо, задыхалась от собственных ощущений. Он отвечал – не словами, а телом. Напором. Теплом. Без остатка.

И когда всё внутри сжалось, запульсировало, взорвалось – я закричала. Без имени. Без смысла. Просто крик – из самого центра.

Он сжался надо мной, выдохнул сквозь зубы, уткнулся лбом в мою шею – и тоже сорвался. Резко. Глухо. Целиком.

А потом – тишина. Только биение наших тел и капли пота, медленно стекающие по спине.

Он остался во мне. Не уходил. Только прижал сильнее. И я не хотела, чтобы отпускал.

Никогда.