Текст книги "Седьмая могила без тела (ЛП)"

Автор книги: Даринда Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– А это еще кто? – подозрительно спросила Куки.

Я повернулась и увидела, что возле входа с Рейесом разговаривает какая-то женщина. У нее были густые черные волосы, шелком укрывавшие плечи, и поразительно яркие голубые глаза.

– Случайно, не журналистка с Седьмого канала? – предположила Джемма.

– Не знаю, – ответила Куки, и я почувствовала, что она начинает сердиться. – Но вам не кажется, что она как-то чересчур дружелюбна?

Кук была права. Женщина едва не вешалась на Рейеса. Когда он, судя по всему, сказал что-то забавное, она положила руку ему на плечо. От этого панибратского жеста мир в моих глазах покрылся красным маревом. Я привыкла к тому, что женщины практически падают к ногам Рейеса, лишь бы хоть на секундочку к нему прикоснуться, но это переходило всякие границы.

– Ты должна срочно его окольцевать, – посоветовала Джемма. – И кстати, ты смотрела ссылки, которые я тебе прислала? Там есть очень популярные места для проведения свадеб. Если хотите застолбить одно из них, вам надо поскорее определиться с датой.

– А еще, – пробормотала Куки, копаясь в сумке, – надо решить, где мы проведем девичник.

– Да хоть где, – рассеянно ляпнула я.

Джемма не обратила на мои слова ни малейшего внимания:

– Точно! И как мы поступим? Проведем одну вечеринку в честь будущей свадьбы и ребенка или соберемся дважды?

– Господи, и то правда! Что скажешь, Чарли?

– Мне нравится собираться у Рейеса, – промямлила я, не глядя ни на ту, ни на другую.

Потому что смотрела только на журналистку, которая о чем-то тихо разговаривала с Рейесом. Теперь-то я ее узнала. Она вела шестичасовые новости. Он что-то сказал, она рассмеялась и игриво перебросила волосы через плечо. Рейес оглянулся и, заметив, что я за ними наблюдаю, сдвинулся так, чтобы закрыть от меня репортершу. Почувствовав себя оскорбленной до глубины души, я застыла.

– О да, мне нравится это место, – сказала Куки, отвечая на какой-то вопрос Джеммы. – Летом там восхитительно!

– Согласна, но мы, наверное, вряд ли успеем заказать его на это лето. Желающих пруд пруди.

– Ясненько, а какие еще у тебя есть варианты?

Пока Куки с Джеммой планировали мою свадьбу (а эту обязанность я с радостью переложила бы на кого угодно), я пристально следила за Рейесом, пытаясь настроиться на его эмоции. Вот только в баре таким плотным слоем висела ничем не замутненная похоть, что я никак не могла сквозь нее пробиться. Черт бы побрал эту гадскую притягательность!

Я услышала смех и увидела, как журналистка снова запрокинула голову. Рейес явно давил на природное обаяние, но зачем? Может быть, дело в интервью? Его приглашали много раз, но он всегда всем отказывал. Даже «60 минут» хотели снять о нем репортаж, но перед ними, как и перед остальными, лишь захлопнули дверь. А теперь появляется эта женщина с сияющей улыбкой, и Рейес вдруг решает согласиться?

Совсем на него не похоже.

– Хочу соленый крендель, – заявила я, напрочь забыв о еде на столе.

Пока никто не успел ничего сказать, я поднялась с места и двинулась к бару, оказавшись на пару драгоценных метров ближе к счастливой парочке. Если Рейес когда-нибудь меня бросит, клянусь, я стану одной из тех бывших, что повсюду преследуют своих возлюбленных, крадут их трусы и прячутся в кустах за окном спальни. Как бы то ни было, мне наконец-то удалось получить прямой доступ к эмоциям Рейеса. Одна беда – я все равно его не чувствовала.

Он меня блокировал!

Этот фокус он проделывал и раньше, но ему нужно было хорошенько сосредоточиться. От того, что Рейес закрывался в ту самую минуту, когда с ним флиртовала красивая женщина, мне стало так обидно и больно, что он сам, почувствовав мои эмоции, глубоко вздохнул. О да, он заметил, как я отреагировала на то, как отреагировал он на мою реакцию при виде потаскушки, лапающей моего мужчину. Но все равно стоял ко мне спиной, не давая ни малейшего шанса понять, о чем они разговаривают.

Ну и фиг с ним. Выловив кренделек из миски на стойке, я тоже повернулась к Рейесу спиной. Раз ему так нравится блокировать от меня свои эмоции, я отплачу той же монетой.

Знать бы еще как. Твою дивизию! Мне срочно нужно «Пособие по ангелосмертству для дураков».

Возвращаясь к столу, я еще разок оглянулась и чуть не споткнулась о собственные ноги. Пальцы гадской репортерши как бы невзначай стискивали бицепс Рейеса, так и рвущийся наружу из-под рукава футболки. То есть я на самом деле споткнулась, но быстро выпрямилась и, схватив со стола тарелку с вилкой, заявила:

– Поем в офисе. У меня куча дел.

– Чарли, – решила отчитать меня Джемма, – надо разобраться с несколькими вопросами.

– Я целиком и полностью вам доверяю, – отозвалась я и помчалась в свою нору.

Если Рейесу так хочется открыто флиртовать с барышней, у которой на волосах такое количество лака, что озоновый слой наверняка стал тоньше на пару-тройку сантиметром, бога ради. У меня есть дела поинтереснее, чем сидеть и пялиться на эту парочку. Например, надо поставить песню «Джолин» на повтор и послушать ее раз тысячу. Там как раз Долли Партон умоляет Джолин не уводить у нее любимого. Я-то умолять не стану. Это точно не про меня. Хотя, конечно, странно получится, если репортершу действительно зовут Джолин.

Наверх я поднялась по внутренней лестнице, ни разу больше не оглянувшись, а когда поставила тарелку на стол у себя в кабинете, заметила в приемной священника. На нем были джинсы и куртка, но характерный воротничок ни с чем не спутаешь. Судя по всему, мы забыли запереть дверь. Как бы то ни было, за годы работы частным детективом священника в своем офисе я видела впервые. Подходя к нему, я подумала было перекреститься, но никак не могла вспомнить, как это делается – слева направо или справа налево. Да уж, туго у меня с правым и левым.

– Прошу прощения, – начала я, протягивая руку. Рука тряслась даже сильнее, чем утром. Трястись от переизбытка кофе – одно дело, а вот из-за его нехватки… Невероятные муки. Нечеловеческая пытка. Само собой, к этой тряске приложили руку Рейес со своей новой приятельницей. – Очень жаль, что вам пришлось ждать, – добавила я. – Меня зовут Чарли.

Гость встал и пожал мне руку. Выглядел он как один из тех веселых священников, которые проповедуют о проклятии и адских муках, но в конце проповеди заверяют своих прихожан, которым случится свернуть не на ту дорожку, что им будет достаточно всего лишь покаяться в грехах. Однажды я пыталась отмыться от грехов, но порошок кончился. Непростое, надо сказать, занятие.

– А я отец Гленн, – зычным голосом, видимо, по привычке, представился священник.

Волосы у него были песочного цвета и уже поредели на макушке. Над пухлыми щеками сидели очки в тонкой оправе.

– Не хотел отрывать вас от трапезы, – показал он на тарелку, которую прекрасно было видно через смежную дверь.

Обед стоял у меня на столе и плакал, требуя внимания. Образно выражаясь, разумеется. В животе заурчало, и я застенчиво улыбнулась:

– Ничего страшного. Поем попозже. Я ни капельки не голодна.

– Как это непочтительно! – заявил отец Гленн, когда я усаживалась на соседний стул.

– В смысле?

Он тоже сел, для удобства скрестил в щиколотках ноги и объяснил:

– Лукавите прямо на глазах у священника.

– А-а, вы об этом! – рассмеялась я и беззаботно махнула рукой. – Со мной такая фигня постоянно. Разве что клиенты – исключение, – тут же заверила я. – Им я не лгу.

– Тогда я надеюсь стать одним из них.

Что ж, он мне понравился.

– Чем я могу вам помочь?

– Видите ли, я предпочитаю думать, что мы можем помочь друг другу.

– Я не против.

Отец Гленн откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел мне в глаза:

– Что вы знаете об одержимости?

Понятно, сверхъестественные делишки. Любопытненько.

– К сожалению, больше, чем хотелось бы.

– А вы знаете, что существует три вида одержимости?

– Три?! Мне всегда казалось, что одержимость – это… ну, одержимость, и все. Некая сущность завладевает телом, и тело становится одержимым.

Каждую молекулу в воздухе пропитал аромат выращенного в Нью-Мексико чили, и мне оставалось только одно – вдыхать его полной грудью, ощущая, как рот наполняется слюной, а в животе с каждым вдохом урчит все громче и громче.

– В чем-то вы правы, – кивнул священник, вытаскивая из внутреннего кармана куртки конверт, – но это лишь один из видов. Встречается он реже остальных, но благодаря Голливуду о нем знают повсеместно. Я же надеялся, что, учитывая вашу подготовку, вы знаете намного больше.

– Какую еще подготовку?

Отец Гленн держал конверт обеими руками.

– Я говорю о вашем опыте.

Я поерзала.

– А что вам известно о моем опыте?

Понимаю, прозвучал вопрос так, будто я огрызаюсь, но мне и правда было очень любопытно.

– Скажем так, когда я кое-что узнал, – он постучал пальцем по конверту, – то стал искать о вас всю возможную информацию.

Великолепно! Резко захотелось объясниться по поводу инцидента в шахматном клубе. Воспоминания о той ночи у меня сохранились очень туманные, но в одном я была уверена на все сто: татуировку с изображением трансвестита Чед Акерман сделал вовсе не по моей вине. То есть я, конечно, посодействовала, но брать на себя всю ответственность точно не стану.

– Вы ходили в местную библиотеку? – поддразнила я священника.

– У Ватикана на вас весьма внушительное досье.

– Да ладно! – ахнула я, чувствуя себя польщенной и оскорбленной одновременно.

– Чистая правда. Вы представляете для них огромный интерес. Я подумал, вам не помешает об этом знать.

– Обалдеть! Спасибо, конечно, но разве вы не нарушаете какие-то свои клятвы или еще что?

– Все мои клятвы касаются лишь Отца Небесного и Церкви, а вовсе не папки из ватиканских архивов с наклейкой «Чарли Джин Дэвидсон».

– Они знают мое среднее имя? Молодцы какие!

– И не только. Информации у них много. Лично для меня переварить все сразу было довольно трудно. – Я кивнула, но отец Гленн пришпилил меня к месту всезнающим взглядом. – Поначалу.

– А сейчас уже переварили?

– Да. И должен сказать, что познакомиться с вами – большая честь.

– Вы так говорите, будто я святая.

– Ну что вы! Вы вовсе не святая. Вы скорее воин.

Я прямо-таки почувствовала, как у меня удлиняется от гордости позвоночник.

– Воин, значит. А что? Мне нравится. Но что конкретно вы узнали, чтобы в конце концов прийти ко мне?

– Я узнал о совершенно ином виде одержимости. – Черты лица священника смягчились. – В этой области я вроде как специалист.

– Ладно, проглочу наживку, но для начала… кофе не хотите? – Я махнула в сторону открытой двери, указывая на Бунна – драгоценность, которая живет на полочке у меня в кабинете. На другую драгоценность, которая проживает южнее моего пупка, я указывать не стала. Неловко бы получилось, ага.

– С удовольствием, – просиял отец Гленн.

Класс. Может быть, я и выживу в кофеиновом вакууме благодаря содействию католического священника. Хотя такие мысли по очевидным причинам посещали меня крайне редко. Оказавшись у себя в кабинете, я налила отцу Гленну чашку кофе, а потом спросила, какой он предпочитает. Вдруг повезет, и он любит такой же, как я? Я свой кофе называю «Звездой смерти». Огромная чашка, хранящая верность Темной стороне Силы и достаточно мощная, чтобы грохнуть целую планету.

– Немного сливок, если не затруднит, – тихо рассмеялся мой гость.

– Один кофе со сливочным кайфом. Будет через минуту! – крикнула я через открытую дверь. Что тут скажешь? Обожаю жаргончик придорожных забегаловок.

На аромат и сам акт наливания в чашку темного эликсира мой организм отреагировал, точь-в-точь как чихуахуа под носом у питбуля – неудержимо затрясся. Это у меня такой условный рефлекс, как у собаки Павлова. Каждый раз, когда я прохожу мимо кофе, прожив пару часов без единого глоточка, меня трясет. А сейчас с последнего глотка счастья прошло уже почти семнадцать часов. Естественно, я заметила, что трясусь уже довольно давно. Лишь бы это не вошло в привычку.

– Не могли бы вы объяснить, что это за разные виды одержимости, чтобы я тоже понимала, о чем речь? – попросила я, крайне неохотно отдавая отцу Гленну чашку.

– Разумеется. – Он сделал большой глоток с таким видом, будто в жизни ничего вкуснее не пил. Или так, или я принимаю желаемое за действительное. – Первый вид – подселение. Относится в основном к помещениям.

– Вроде дома в «Полтергейсте»? – предположила я, пытаясь придушить внутреннюю чихуахуа.

– Точно. Только драматизма поменьше.

– Ну ясное дело, – брякнула я, притворяясь, будто знаю больше, чем на самом деле.

– Следующий вид – угнетение. Тут демон сосредоточен на одном конкретном человеке.

– Вроде сталкера, только жути поменьше.

– Пусть так, – рассмеялся священник. – Третий вид самый известный. Собственно одержимость. В этом случае демон вселяется в человека.

Я кивнула:

– Назовем его моим любимым видом. И какой же вид привел вас ко мне?

– Подселение.

– Серьезно? Где-то в Альбукерке стоит одержимый дом?

– Очень может быть. Есть одна молодая семья. Совсем недавно эти люди купили свой первый дом, но боятся туда заходить. В итоге скитаются по родственникам.

– Это, конечно, ужасно, и я бы с радостью помогла, но я-то тут при чем?

Положив конверт на журнальный столик, заваленный всем, что нашлось в офисе, отец Гленн полез в другой внутренний карман за сотовым, открыл в телефоне какое-то меню и передал мне с хитрой ухмылочкой:

– Полистайте, а потом снова задайте мне тот же вопрос.

На первой же фотке почти ничего нельзя было разобрать.

– Это какая-то стена? – спросила я.

– Скорее всего. Смотрите дальше.

– Ладно.

Мне все еще было невдомек, к чему вся эта затея. На стене, изображенной на первом снимке, виднелись какие-то царапины, но камера не смогла четко их запечатлеть. Поэтому я стала листать фотографии. На следующей была кукла. Из тех, которые с жуткими мертвыми глазами, и которых любят снимать в фильмах ужасов. На пластмассовой коже тоже были царапины, но понять, что они означают, мне не удалось. Я пролистала еще несколько фоток. Какая-то бумажка. Поломанная игрушка. Фигурка рабочего из конструктора «Лего». Еще одна стена. Наконец я стала различать в царапинах буквы. Сначала увидела «Ч». Иногда попадались «Р» и «И». Вернувшись к первой фотографии, я начала заново, периодически при необходимости увеличивая изображения, пока не поняла, что на каждом снимке была одна и та же надпись. «Чарли Дэвидсон». Снова и снова. Не к добру это. Ой, не к добру.

– Так, по-вашему, этот демон пытался что-то вам сказать? – спросила я, стараясь не очень серьезно относиться к жутковатой ситуации. Ну не умею я по-другому.

Отец Гленн приподнял густую бровь:

– Точно не знаю. Но вы ему, похоже, нравитесь. Может быть, кто-то из старых поклонников?

– Может быть. Я встречалась со стремными товарищами, – я передала ему сотовый, – но никогда не принимала их за демонов. Перешлете мне снимки?

– Конечно.

Священник поставил чашку на стол и взял одну из моих визиток, чтобы узнать адрес электронки. Я поморщилась. Совсем недавно вменяемые визитки кончились, и пришлось воспользоваться стопкой старых, которые навсегда останутся моей первой попыткой придать себе профессиональный вид. Слава богу, когда я наняла Куки, она уговорила меня заказать новые. Короче говоря, на той, которую взял отец Гленн, было написано:

«ЧАРЛИ ДЭВИДСОН, ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ.

НИКТО НЕ ЗАЛЕЗЕТ ГЛУБЖЕ В ВАШИ ЛИЧНЫЕ ДЕЛА».

Да уж, было дело.

Снова изогнув кустистую бровь, но так и не взглянув на меня, отец Гленн молча вбивал в телефон мой адрес. А я тем временем тоскливо уставилась на Стального Бунна. Господи, сколько же в нем обещаний! Сколько соблазнов! Аромат манил, как кофеиновый Казанова. Как Ромео под балконом. Можно как угодно назвать кофе, но…

– Мисс Дэвидсон?

Я вернулась в реальность и воззрилась на священника.

– С вами все в порядке?

– Лучше не бывает! – проорала я. Знать бы еще зачем.

Отец Гленн чуть-чуть отодвинулся.

Я откашлялась и попробовала заговорить нормальным голосом:

– Все в порядке, правда. Просто пытаюсь отказаться от кофеина. – Снова приподнялась та самая бровь, но на этот раз с любопытством. Пришлось объяснить: – У меня в духовке булочка.

– Понимаю, – кивнул отец Гленн. – Когда у меня в последний раз в духовке была булочка, пришлось отказаться от виски. Это были худшие двенадцать минут в моей жизни. Хорошо хоть полуфабрикатные плюшки пекутся быстро.

Я хихикнула и встала вслед за священником, который уже засунул сотовый обратно в карман.

– Когда вам будет удобно встретиться с нашим гостем? – спросил отец Гленн.

– Когда угодно. Я ужасно заинтригована!

– Тогда, может быть, в пятницу? Около девяти утра?

– Заметано. – Я записала время в ежедневнике, но только ради того, чтобы вырвать страницу, отдать Куки и попросить вовремя напомнить о назначенной встрече.

Пожав мне на прощание руку, отец Гленн двинулся к выходу.

– Вы забыли конверт! – вдруг спохватилась я и подошла к журнальному столику.

– Нет-нет, это вам. Считайте это авансом.

– Договорились.

Когда священник ушел, я открыла конверт. Там было около десятка ксерокопий страниц из досье, которое имелось на меня у Ватикана. Фотографии, даты странных событий, в которых я каким-то образом участвовала. Даже краткие описания того, в чем именно, по мнению работавшего над сбором информации детектива, заключалась моя роль в упомянутых событиях. В конце каждого описания стояла ремарка: «Рекомендовано продолжить расследование».

Какая интересная все-таки вырисовывается картинка!

Глава 5

Конечно же, я буду донором органов.

Неужто кто-то не захочет себе кусочек такой прелести?

Надпись на футболке

Я дала Куки задание найти все, что можно, на пропавших авторов предсмертных записок. Должна быть между ними какая-то связь. Пусть даже где-то в прошлом. А я тем временем поболтаю с их родственниками и друзьями. Но для начала нужно выяснить, живы наши жертвы или нет. Если их похитили, то дело может принять совсем другой оборот. Наверное, придется привлечь федералов, если, конечно, они уже не ведут собственное расследование.

Рейес все еще работал, так что я решила обойтись без него. Само собой, он взбесится, потому что явно не в восторге от мысли надолго оставить меня одну. И уж тем более ему не понравится, что я смылась тайком. Поэтому мне был нужен пассажир. То есть кто-то еще. Правда, если адские псы заметят меня в толпе, то от пассажира, которым я располагала в данный момент, толку в драке будет, мягко говоря, негусто.

Джессика опять ныла. На этот раз о том, что ее подруги сидят в баре и стелятся перед Рейесом, словно она, Джессика, и не умирала вовсе. Оказывается, она положила на него глаз, как только увидела, и теперь подружкам даже как будто нравилось, что она не стоит у них на пути. Я не стала напоминать Джессике, что, во-первых, я положила на Рейеса глаз гораздо раньше нее, а во-вторых, она так же мертва, как и жевательная конфета, которую я грызла, стараясь забыть о кофеиновой ломке. Жаль конфетку, но что поделаешь?

– Она так и сказала! – вопила Джессика. – На полном серьезе. Прямо в лицо Рейесу.

– Минуточку! О чем речь? – Я чуть было не ударила по тормозам, но вовремя вспомнила, что уже давлю на педаль, потому что мы стоим перед светофором. – Кто и что сказал в лицо Рейесу?

– Боже мой! Ты меня вообще слушала?

– Не особенно. Так кто и что сказал?

– Она сказала, что ради интервью готова на все. На все!

Я повернулась к Джессике:

– То есть ты хочешь сказать, что слышала, о чем говорили Рейес и Джолин… то есть Рейес и та лахудра?

– Да, блин! Я так расстроилась из-за Джоани и остальных девочек, что решила уйти и уже направилась к выходу, а потом увидела, как эта… эта шалава едва не вешается на нашего мужчину!

Я как раз отхлебнула глоток воды, потому что Куки сказала, что вода полезна для булочки. Кто бы мог подумать? Так вот. Когда Джессика договорила, я так резко втянула в себя воздух, что вода попала не в то горло. Ясное дело, я вся обплевалась и закашлялась, пока сзади не начали сигналить. Я посигналила в ответ, потом утопила педаль в коврик с изображением кролика Багз Банни и свернула на главную дорогу.

– Во-первых, – начала я голосом, точь-в-точь как у Добби из «Гарри Поттера», – у тебя действительно есть подружка по имени Джоани?

Не обращая на меня внимания, Джессика надулась и сложила на груди руки.

– А во-вторых, я не ослышалась? «Наш» мужчина?

Джессика приподняла одно плечо:

– По-моему, я ему нравлюсь.

– Диву даюсь, почему ты все еще без пары.

– Вот и я о том же. Во мне ведь столько нерастраченной любви! Будь я жива, Рейес бы это понял.

– Ага, – фыркнула я, опять закашлявшись, – а потом бы бросился наутек.

– А вот это ты зря.

– Ты вообще помнишь, как относилась ко мне в школе? После того, как… Почему ты здесь? Почему просто… не уйдешь?

– Ты худший зазывала из всех, кого знала история. Из всех, понимаешь? Худший зазывала из всех зазывал от начала времен.

– Не поняла юмора. Повтори.

– Ты меня слышала. – На этот раз Джессика решила показать свое фи окну.

– Зазывала? По-твоему, я зазывала?!

Как-то быстро меня в должности понизили.

– Да. Ты зазываешь на ту сторону, – Джессика указала пальцем вверх.

Я объехала красный «корвет», чтобы добраться до своей цели хотя бы в этом веке. И почему мне никто не доплачивает за профессиональное вождение? Я же просто мастер!

– Чувиха, называть меня зазывалой – все равно что называть святого Петра билетером.

– Да без разницы. Куда едем? – сменила тему Джессика.

– Ну, если так хочешь знать, мне нужно поговорить с одним парнем. А он, между прочим, очень даже может оказаться демоном.

Я, конечно, могла бы попросить своего суженого поделиться информацией, но в данный момент он у меня находился в списке людей, связываться с которыми хотелось меньше всего на свете.

– Так я и знала! – злобно уставилась на меня Джессика. – Ты спелась с дьяволом!

– Ну, как бы, да. Я с ним помолвлена. Точнее с его сыном. Наверное, теперь можно сказать, что я с ним спелась. Но нельзя судить о человеке по родственникам его жены или мужа. Все эти родственнички поголовно чокнутые. И все об этом знают.

– Согласна, – пожала плечами Джессика. – Родственники мужа моей сестры уж точно не в своем уме.

– Правда? Уилла вышла замуж? А за кого?

– Даже не думай!

– Ты о чем? – спросила я, резко свернув направо.

– Даже не думай, что сможешь вот так запросто взять и сменить тему. К тому же Уилла тебе никогда не нравилась.

– Неправда. – До сих пор понятия не имею, с чего Джессика взяла, будто мне не нравилась ее сестра.

– Ты на нее плюнула.

А-а, да. Было дело. Ну, вроде того.

– Вообще-то, я не плевала конкретно на нее.

Пришлось еще раз резко свернуть направо, а потом почти сразу налево. И почему только, чем быстрее едешь, тем резче становятся эти дурацкие повороты?

– Из-за тебя мы перевернемся, – запротестовала Джессика.

– Я тебя умоляю! У меня все под контролем. И я не плевала на твою сестру. Я плюнула на землю перед ней. Это был жест.

– Жест чего? Ненависти?

– Скорее презрения, но так и быть, пусть будет жест и того, и другого сразу.

– Но почему?

Я изобразила невозмутимость:

– У тебя крайне избирательная память.

Чего я точно не собиралась делать, так это напоминать своей бывшей лучшей подруге, что я плюнула под ноги ее сестре разу после того, как оттащила упомянутую сестру от Джессики. Уилла напала на нее, как жаждущий крови берсерк. А все потому, что Джессика взяла без спроса ее носки.

Тогда я на веки вечные выучила один урок: никогда ни у кого и ни за что на свете не одалживай носки.

Мы почти приехали, и я начинала беспокоиться из-за Рейеса. Если он до сих пор не вычислил, где я, то вообще не знает, что меня нет, и думает, что я сижу в офисе и поглощаю свой обед.

В приступе отчаяния я вызвала Ангела – тринадцатилетнего гангстера, который погиб в девяностых, и, по совместительству, моего лучшего сыщика. Вот только он уже пару недель был, так сказать, в самоволке. Исчез сразу после того, как я выяснила, что он не тот, за кого себя выдает. С самой первой встречи он постоянно рассказывал мне о своей семье. О маме, которая была парикмахером и держала вместе с его тетей небольшую парикмахерскую. О племянницах и племянниках, дядях и тетях, двоюродных братьях и сестрах. И все это оказалось ложью. Он притворялся своим лучшим другом, который тоже погиб в ту роковую ночь, и делал вид, будто мама этого друга и вся семья на самом деле родные Ангела.

Но разве можно его за это винить? С рождения он был сам по себе и почему-то считал, что быть самим собой – парнишкой, которого я полюбила так же, как некоторые, кому набивание татуировок уже не причиняет боли, заново учатся их любить, – недостаточно. Как будто он мог как-то упасть в моих глазах. Ей-богу, он может быть самой здоровой занозой в моей лилейной заднице, но он всегда был, есть и будет членом моей семьи.

Короче говоря, я понимала, почему он поступил так, как поступил. И Ангел наверняка это знал, но ему все равно было стыдно, поэтому с тех пор он и не появлялся. Я бы не форсировала события, но мне позарез нужен был совет. И не помешала бы кое-какая ангелосмертская инфа.

Ангел нарисовался на заднем сиденье. Одна нога стояла на возвышении в полу посередине салона, локоть упирался в колено, а сам Ангел, надувшись, как и Джессика, пялился в окно. Многовато у меня сегодня недовольных мин. Так и подмывало ляпнуть что-то вроде «Кто много дуется, тот много волнуется», но я не могла придумать, как бы покрасивее влепить это к месту.

– Ну здравствуй, мистер, – поздоровалась я, надеясь разогнать сгустившиеся в машине тучи.

– Че за барышня? – не глядя ни на меня, ни на Джессику, спросил в ответ Ангел.

Джессика обернулась, кипя от злости из-за проявленного к ней неуважения. На Ангеле, как всегда, была бандана, сегодня надвинутая почти на глаза. На юных скулах проглядывала пушистая щетина. Перед смертью он был на грани того, чтобы превратиться в мужчину. Хотя нет. Он стал мужчиной, когда разбил машину, чтобы не дать своему лучшему другу расстрелять дом одного гада из банды. В ту ночь Ангел и его друг погибли.

Едва разглядев Ангела, Джессика тут же поостыла.

– Это невежливо, – сказала она и уставилась в лобовое стекло.

– Ну пардон.

– Давненько тебя не видела, – начала я, глядя на Ангела в зеркало заднего вида. – Неужто не станешь жаловаться, что я выдернула тебя со дня рождения племяшек или посреди кинсеньеры[9]9
  Кинсеньера – (исп. quinceañera) в странах Латинской Америки возраст совершеннолетия девочек, символизирующий переход от подросткового возраста к взрослой жизни. Кинсеньера празднуется в день пятнадцатилетия.


[Закрыть]?

– Ты знаешь, что они мне не родные.

Я остановила Развалюху, хотя до нужного места оставалась еще пара кварталов, развернулась и смерила Ангела самым ласковым взглядом из арсенала гневных:

– Ты сам слышал, что сказала миссис Гарса. Для нее ты был, как сын, и она впустила тебя в свою жизнь с распростертыми объятиями.

Так оно и было. Миссис Гарса, которая надеялась, что ощущает присутствие сына, почти не расстроилась, узнав, что это был его лучший друг. Она любила Ангела. Уж я-то знаю. Но заставить его принять этот факт будет нелегко. Потому что Ангел – мелкий упрямый кусок какашки.

Еле слышно усмехнувшись, он прикусил губу и стал разглядывать обивку Развалюхи.

Развернувшись еще сильнее, я приподняла его лицо за подбородок:

– Ангел…

– Меня не так зовут.

– Так, солнце. Это твое среднее имя. И именно так тебя все называли, пока ты не погиб. – Поглаживая пальцем пушок вокруг его губ, я тихо попросила: – Ну давай, взгляни на меня.

Очень неохотно карие глаза посмотрели прямо в мои.

– Ничего не изменилось. Я по-прежнему тебя обожаю. И ты по-прежнему мой лучший сыщик.

– Я твой единственный сыщик.

– И это ни капельки не влияет на то, как ты мне дорог.

– Значит, мне можно увидеть тебя голой? – спросил Ангел, и его взгляд опустился гораздо южнее законной границы, то бишь шеи.

– Сюда смотри, приятель, –  я двумя пальцами показала на лицо. – И нет, нельзя.

– Но мне же сразу полегчает!

– Он всегда такой озабоченный? – снова обернувшись, поинтересовалась Джессика.

Их взгляды встретились. В знак приветствия Ангел кивнул и с самым дерзким на свете видом подмигнул, а я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

– Кстати, я ведь тебя не просто так вызвала, – заметила я, пытаясь вернуть себе его внимание.

– Понял. Кому упасть на хвост?

– На этот раз мне нужна только информация. Могу ли я сделать так, чтобы Рейес не ощущал мои эмоции?

– Я ж тебе уже сто раз говорил, pendeja[10]10
  Pendejа – (исп.) дура; чувиха.


[Закрыть]. Ты можешь все, что в голову взбредет. – Ангел снова глянул на Джессику. – Loca[11]11
  Loca – (исп.) полоумная, психически больная; шальная, безрассудная; дура.


[Закрыть] она, скажи?

Только чудом мне удалось подавить естественное желание закатить глаза.

– Говорил, но все-таки как? Как именно мне такое провернуть?

– Просто скажи это вслух. Помнишь, как ты связала Рейазиэля и он не мог выходить из тела и шляться по округе?

– Ага, но тогда все вроде как сгоряча получилось. Я была в отчаянии.

– Ну так отчайся. Раз – и все.

– Раз – и все, – кивнула я и закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. – Ладненько, так и сделаем. Раз – и все.

– Слово вслух скажи, и все дела.

Легко ему говорить. А какое слово? На ум сразу несколько тысяч пришло. Так чего же конкретно мне надо? Скрыть свои чувства. В данный момент мне не хотелось, чтобы Рейес знал, что я уехала без него. Но это еще не все. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы каждый раз, оказываясь рядом, он чувствовал, как я плавлюсь изнутри от одного его присутствия. Или знал, что иногда все отделы моего сердца кровоточат от ядовитой ревности. Раньше у меня бы язык не повернулся назвать себя ревнивой, но сегодня из-за этой барышни из новостей я готова была сойти с ума и превратиться в психопатку, которая повсюду таскается за объектом своей любви. Из-за всего этого я кажусь слабой. Вот только совсем не хочется, чтобы Рейес считал меня слабой. Я могу быть сильной. Могу выдержать все, что он со мной сделает.

Само собой, если я на самом деле сумею заблокировать свои эмоции, Рейес не сможет почувствовать, когда я окажусь в беде. Слава богу, это случается не так уж часто. Если мне понадобится помощь Рейеса, я всегда смогу его призвать. И никаких проблем.

Убедив саму себя, я опустила голову, вдохнула полной грудью и произнесла первое, что пришло на ум:

– Occultate.

Я сказала это шепотом, мысленно вложив в слово внутреннюю силу.

Я хотела скрыть свои чувства. Скрыть страхи и сомнения по поводу будущего материнства. Как мне растить ребенка в нашем мире? Тут и без демонов хватает маньяков. За каждым углом поджидает убийца или призрак, который примет меня за свою ненормальную мамашу и попробует зарезать. Какой мир я подарю булочке? Как мне уберечь ее от опасностей?

– А ты в курсе, – весело заметил Ангел, – что можешь говорить на каком угодно языке? Ты ж ангел смерти, так что любая фигня, которую ты ляпнешь, сработает.

– В курсе, – моргнув, отозвалась я. – Но почему-то кажется, что отдавать приказы надо на латыни. Ну или на арамейском. На худой конец, на мандаринском. На этих языках слова звучат как будто весомее. Кстати, что-то я изменений не ощущаю. Сработало или нет?