Текст книги "Седьмая могила без тела (ЛП)"

Автор книги: Даринда Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 18

Швадьба – [шваˊд’ба], сущ.

1) обляд шочетания швященными ужами блака;

2) воплотившаящя в жижнь мечта.

Надпись на футболке

К дяде Бобу, как оказалось, разрешили войти целой толпе. То бишь капитану, Рейесу, Куки, паре детективов и мне. Вся в пене примчалась Джемма – бледная, как простыни, на которых лежал Диби. Мы обнялись, что в наручниках было не так-то просто, а потом вместе зашли в палату.

Там уже сидела Железная Кулачина – судья, которая питала ко мне лютую ненависть. То есть так было раньше. Сомневаюсь, конечно, что ее отношение ко мне кардинально изменилось, но в последнее время она неплохо сносила мое присутствие, а это уже кое-что. В больницу она приехала навестить свою бабушку, где и узнала новости о Диби. То, что она нашла время к нему заскочить, с ее стороны было очень даже мило.

После наркоза дядя Боб был как пьяный, и потому наблюдать за ним стало еще забавнее. Ему поставили капельницу с морфием, а это вряд ли хорошо. Сонно подмигнув мне, дядя Боб сказал Куки, что она похожа на макарошки «волосы ангела», они же капеллини. Понятия не имею, что бы это значило, но Куки от удовольствия буквально растаяла. То ли я что-то пропустила, то ли Диби думал об ангеле и еде одновременно, но в нынешнем состоянии умудрился смешать их в кучу. Бывает. Однажды я две недели не спала и слепила в одно слово кофе и секс. Попросила официанта подать мне кофгазм. Он сказал, что такого в меню у них нет, но, если я дождусь конца его смены, он изо всех сил постарается выполнить мой заказ. Милый попался парень.

Я склонилась над койкой и обняла дядю Боба за большую голову, потому что боялась обнимать за что-то еще. Он выдавил пьяную улыбку:

– Все путем, мелкая.

Так он меня не дразнил с самого детства. От почти забытого слова всплыли приятные воспоминания, в которые затесалась и парочка тревожных. Что тут скажешь? Идеальных людей не бывает. Господи! Всем сердцем обожаю этого человека!

– Я так сильно на тебя злюсь, что слов не хватает! – прошептала я ему на ухо, наклонившись еще ниже, чтобы он не видел в моих глазах слез.

Как он мог так рисковать жизнью, чтобы Рейеса не арестовали за убийство? Пусть даже за непредумышленное. Может быть, Диби считал, что задолжал Рейесу. Ведь больше десяти лет назад именно он его арестовал.

– Знаю, милая.

Дядя Боб хотел похлопать меня по руке, а вместо этого похлопал по Уилл Робинсон. В любой другой раз нам бы обоим стало неловко, но, учитывая обстоятельства…

Я подняла закованную в наручники руку и переплела пальцы с пальцами Диби. Все получилось. Каждый видел, что его однозначно подстрелили. Он чуть не умер и едва не нарядился в хэллоуинский костюм скукоженного уголька. Хотя, на мой скромный взгляд, давешний костюм Человека-паука был намного круче. Дядя Боб в трико – то еще зрелище. Само собой, потом мне понадобился мозгоправ, но кому он время от времени не бывает нужен? К тому же, дядя Боб пытался спасти мистера Трухильо, последнюю жертву Сильвии. Так что пришло время для моего выхода на сцену.

Чмокнув Диби в щеку, я прошептала на латыни одно-единственное слово и отошла в сторонку, чтобы остальные тоже могли пожелать ему скорейшего выздоровления. Его щеки тут же разрумянились, и цвет лица стал свежее. Дядя Боб подозрительно покосился на меня, но я знала, что исцелила его не полностью. Только облегчила боль и чуть-чуть подправила внутренние органы. Этого должно хватить, чтобы потом он исполнил мою просьбу.

Мы поговорили еще несколько минут, а потом нам всем велели выйти.

– Я только попрошу о маленькой услуге, – успела сказать я.

– Все, что угодно, милая, – отозвался Диби с затуманенными от морфия глазами.

Конечно, сейчас было не самое подходящее время, но я, запинаясь, все-таки сумела объяснить сложившуюся ситуацию и в ответ получила кучу улыбок. Через полчаса мы опять стояли у койки Диби, но на этот раз по более матримониальной причине.

Пока мы с Рейесом ездили домой за разрешением на брак и прочими пустяками, Куки забрала из школы Эмбер. Я настояла на том, чтобы с меня сняли наручники. Умылась, вычесала из волос траву и напялила белое коктейльное платье с серебристыми босоножками. Рейес надел черный смокинг и серый галстук. Побрился и даже попытался зачесать назад волосы, но темные локоны все равно падали на лоб. Когда он явился на мою половину квартиры, я – я! – лишилась дара речи. Еще чуть-чуть, и в больницу мы бы не вернулись.

Эмбер с Куки заставили меня отдаться на растерзание Джемме. Начесывая волосы и скрепляя заколками пряди то тут, то там, сестра украдкой стирала со щек слезы.

– Все мои планы коту под хвост! – пожаловалась она, расстроенная тем, что я испортила грандиозное торжество, которое она собиралась организовать.

И поделом ей.

У палаты столпились медсестры и несколько врачей. Вряд ли им хотелось поглазеть на «романтику». Скорее сама странность ситуации вызывала нешуточное любопытство. С позволения сказать, церемонию вела судья «Железная Кулачина» Квимби. Подружками стали Куки и Джемма, стоявшие рядом со мной, а замуж меня прямо из койки выдавал дядя Боб, причем активно настаивал на том, что Рейес ни за какие коврижки не отдавал меня обратно семье.

Рейесу же пришлось обратиться за помощью к Гаррету и Ошу. Я с трудом верила, что все происходит на самом деле. С самого начала ни Своупс, ни Ош Рейесу не нравились, а теперь по иронии судьбы стали его шаферами, чтобы засвидетельствовать наши первые шаги в семейное счастье. Перед церемонией я опять попыталась дозвониться папе, но не вышло. Звать Дениз мне даже в голову не пришло. Огорошу ее новостью при следующей встрече, хотя искренне надеюсь, что встреча эта произойдет в аду.

Несмотря на спешку, тесную палату и стерильную атмосферу, от одного взгляда на Рейеса у меня в животе запорхали бабочки, а сердце стало раза в два больше.

Я выхожу за него замуж.

Не за кого-нибудь, а за него.

Мужчина моей мечты вот-вот станет моим на веки вечные. Аминь.

Слова, которые говорила судья, я едва осознавала, потому что мысли неслись вскачь. Я вот-вот стану замужней женщиной, у которой скоро родится ребенок. Никогда в жизни я не была счастливее, чем сейчас. Я даже не надеялась обрести собственную семью, но у кого-то, судя по всему, были другие планы. Если, конечно, мы все-таки одолеем Дюжину.

– Кольца? – спросила судья Квимби, и Гаррет вручил ей кольца, которые мы с Рейесом тайком друг от друга отдали ему чуть раньше.

Я купила простой ободок из сплавленных вместе золота и серебра. Мне казалось, такое сочетание символизирует нас обоих и то, как с самого рождения были связаны наши жизни. Традиционные клятвы я произносила первая, и впервые в жизни они что-то для меня значили. Отныне это были не просто слова, а искреннее обещание верности и преданности, которое я давала любимому мужчине.

Рейес стоял, выпрямившись во весь рост и излучая гордость. Но, надевая ему кольцо на палец, я ощутила едва заметный трепет, словно он был так же ошеломлен происходящим, как и я. Оставалось лишь надеяться, что не я одна, кроме прочего, чувствую себя так, будто мне оказывают большую честь.

Пришла очередь Рейеса. Взяв кольцо, он надел его мне на палец и, задержавшись на полпути, повторил свои клятвы. Я зачарованно ждала того слова, которое сделает этого мужчину моим, и не заметила кольца, пока Рейес не надел его до конца, сказав «Согласен».

А потом у меня отвисла челюсть. Взглянув на Рейеса, я снова уставилась на великолепное произведение искусства у себя на пальце и прошептала:

– Рейес, оно потрясающее!

На его щеках появились идеально симметричные ямочки.

– Подходит к твоим глазам.

Посреди золотых хитросплетений огнем сиял янтарный драгоценный камень, цвет которого действительно совпадал с цветом моих глаз.

– Что это? – спросила я.

– Оранжевый бриллиант.

Я потрясенно уставилась на Рейеса:

– Где ты его нашел?

Он наклонился ко мне и шепнул на ухо:

– В аду.

Я окаменела.

– Там, где я родился. В сердце самой палящей пустыни, которую вы называете преисподней. Мало кто из людей об этом знает, но у нас там лучшие во всей вселенной алмазы. Жар, давление – идеальные условия.

Пока мы тихонько разговаривали, судья продолжала разглагольствовать об обязательствах и о том, что мужчины не имеют права «нас подминать». Знать бы еще, что именно значит «подминать».

– Зачем ты туда пошел, Рейес? Зачем так рисковал?

– Я смотался туда и обратно так быстро, что никто не заметил. К тому же выражение твоего лица того стоило.

Старательно состроив нечитабельную мину, я снова посмотрела на кольцо и поняла, что у меня нет слов. Но они и не потребовались. Рейес обнял меня и поцеловал обжигающе горячими губами. От кончиков пальцев ног до самой макушки поднялась дрожь. Мы больше не жених и невеста. Отныне мы, что называется, самое оно, плывущее на волнах ослепительного счастья. Ей-богу, прямо такой статус и повешу в соцсети.

Эмбер громко вздохнула, и по палате прокатился смех под гром аплодисментов. Правда, длилось это всего минуту, после чего старшая медсестра угомонила всех фантастически убийственным взглядом. Потом широко улыбнулась, а я задумалась, не сидит ли она плотно на каких-нибудь пилюльках.

– Мы купили торт, – в конце концов сказала она, показывая всем торт-мороженое, явно предназначенный для детского дня рождения. А значит, просто идеальный.

Выстроившись в кружок, мы принялись за замороженное великолепие, запивая его имбирным элем из конусообразных стаканчиков. Изо всех сил стараясь меня смутить, дядя Боб рассказывал байки о моем детстве. Времени у нас было немного – предстояли сборы. Ош уже нашел подходящее местечко. Заброшенный монастырь в Хемесских горах, построенный на священной земле индейцев. Двойной, так сказать, удар.

В сотый раз я обожающим взглядом посмотрела на кольцо:

– Бриллиант из ада. Кто бы мог подумать?

– А я помогала выбирать оправу! – заявила стоявшая в паре метров от меня Джемма, явно не расслышав мои слова.

– И я! – просияла Эмбер улыбкой до ушей.

– Золото тоже необычное.

Я взглянула на Рейеса:

– И откуда же оно? Из кусочка райских врат?

– Точно, – ухмыльнулся он, – но мне туда нельзя. Пришлось посылать курьера.

Я понятия не имела, верить ему или нет, но мне было все равно. Я вышла замуж.

Нет, не так.

Мы поженились. И ждали ребенка. Неужели жизнь бывает еще лучше?

Схватив подарочный пакет (он же пакет из ближайшего «Уолмарта»), я вручила его Рейесу.

– Что это? – спросил он, подозрительно сощурившись.

– Твой свадебный подарок.

Меня всю трясло от волнения, пока Рейес доставал из пакета купленную мной футболку и зачитывал вслух:

– «Мне не нужен Гугл. Моя жена знает все».

Я захихикала, как пациент психушки, а Рейес наклонился и поцеловал меня в шею прямо под ухом.

– Поверить не могу, что ты моя жена.

– А я поверить не могу, что больше нельзя называть тебя женихом. Нравится мне это словечко…

Он тихо рассмеялся и осмотрел палату. Чем больше проходило времени, тем сильнее Рейес казался каким-то отчужденным. Притворяясь абсолютно счастливым, он положил футболку обратно в пакет. У меня екнуло сердце. Неужели жалеет, что женился на мне? Так скоро? Не прошло ведь и десяти минут! Если так, то неприятностей у нас выше крыши.

Диби рассказывал историю о том, как у меня на лбу у самых волос появился шрам. Между прочим, целиком и полностью виноват он, потому что оставил бензопилу возле плюшевого енота. Какому ребенку не захотелось бы в таких обстоятельствах извлечь ценный опыт? Воспользовавшись возможностью, я оттащила Рейеса в сторону.

– Ну ладно, колись. Это должен быть самый счастливый день в нашей жизни. Или тебя достает то, что ты весь обклеен скотчем?

Он попытался улыбнуться, но улыбка тут же испарилась.

– Теперь я должен сказать тебе твое имя.

– Не поняла?

– Я дал тебе обещание. Но… – Рейес покачал головой. – Я не знаю, что тогда произойдет.

– И то правда, – вспомнила я. – Ты обещал в день нашей свадьбы назвать мне мое неземное имя.

– Да.

– Не делай этого. – Испепеляя Рейеса взглядом, к нам подошел Ош. – Мы не знаем, что случится, когда она услышит свое имя. Не знаем, что будет с Пип.

Рейес смерил его точно таким же взглядом.

– Я дал слово, даэва. А слово я держу.

Однако обещание не давало ему покоя. Мне очень хотелось узнать свое истинное имя, но это вполне могло подождать. Сейчас были вещи поважнее.

Я взяла его за руку:

– Скажешь как-нибудь потом. У нас впереди вся жизнь, Рейазиэль. Это подождет.

На Рейеса нахлынуло такое облегчение, что я чуть не расхохоталась. Ей-богу, порой он как ребенок. Высокий, сексапильный, смертельно опасный, вселяющий ужас в сердца сверхъестественных созданий, но все-таки ребенок.

С крайне довольным видом Ош отошел поговорить с судьей, которая доедала свой кусок торта-мороженого, и я забеспокоилась о ее душе. Этот пацан – сладкоречивый дьявол, а всем без исключения хоть чего-нибудь хочется так сильно, что они готовы рискнуть своей душой. Но он обещал быть хорошим мальчиком и кушать души только всяких гадов. И клянусь, пусть лучше сдержит обещание, иначе помчится обратно в ад раньше, чем планировал.

Пришел капитан и рассказал, что копы нашли целый Клондайк улик против Сильвии Старр прямо у нее дома. Дневник со времен суда, фотографии, записки, которые она писала Рейесу, пока он сидел в тюрьме. Мало того, нашли посвященный ему алтарь. Да уж. Видимо, Рейес вдохновляет людей на всякий алтари да музеи. Странно, но что есть, то есть. Улик оказалось достаточно, чтобы подтвердить историю дяди Боба. По мнению капитана, дело было закрыто, и я тайком облегченно вздохнула.

Вскоре после этого все стали расходится. Я обцеловала Диби все лицо, пока он густо не покраснел, а потом мы разъехались по домам. Ош должен был заехать к нам, когда упакует свои вещички. На сборы у нас был час, а быстро собираться я никогда не умела. Вечно забываю то трусы, то зубную пасту, то все сразу. Слава богу, Рейес обещал помочь, как только упакует свое добро.

Несмотря на отсутствие стены, он пошел к себе, а я – к себе и сразу двинула в ванную сметать в дорожную сумку все, что видели глаза. Подумывала даже взять свой суперершик с мыльными насадками, как вдруг нарисовалась Джессика.

К моему удивлению, она не затараторила сразу, а стала ждать, когда я ее замечу. Причем держалась целых две минуты, после чего все-таки сдалась:

– Хочу, чтобы ты знала: я всегда чувствовала себя виноватой за то, что произошло между нами в школе.

– Ну да, конечно.

Из всех помад я выбрала одну и проверила оттенок на руке. Может быть, красить губы ярко-красным в монастыре – это неправильно? Да и, честно говоря, я понятия не имела, какую одежду носят с таким цветом.

– Ты и представить себе не можешь, какой я бываю поверхностной и эгоистичной.

– Еще как могу, поверь мне на слово. – Может быть, стоит остановиться на розовых оттенках?

– Но теперь все это не важно. Я так рада, что умерла!

Я застыла и повернулась к Джессике.

– Что ты имеешь в виду?

– Если бы я не умерла, то никогда бы не додумалась обратиться к тебе за помощью, когда сбили моего племянника. Я очень благодарна тебе за то, что ты сделала, Чарли.

– Я ничего не сделала, Джессика. Ты ничем мне не обязана.

Тот факт, что она смирилась со смертью, потому что только так сумела спасти племянника, сказал мне больше любых слов. Я даже почти решила не замечать ноющих ноток в ее голосе, когда она снова заговорила:

– Я обязана тебе всем, Чарли, и никогда этого не забуду. Чтобы хоть как-то тебя отблагодарить, я останусь с Рокетом, Сливой и Незабудкой. Я поступлю правильно и оставлю тебя в покое, потому что… – Джессика поникла и еле слышно закончила: – Потому что я влюблена в твоего жениха.

– В Рейеса? – обалдела я.

– Да. Прости.

Во мне вспыхнули собственнические чувства.

– С этого вечера он мой муж.

Она тут же подняла голову, и пепельное лицо превратилось в маску печали.

– Так быстро?

– Уж как есть.

– Тогда я ухожу.

Мне с трудом удалось подавить порыв станцевать победный танец.

– Наверное, так будет лучше для всех.

– Ты права. Потому что я по уши, безмерно и безвозвратно в него влюблена.

– Ладно-ладно, bella[30]30
  (Ит.) Красавица.


[Закрыть]. Пора тебе найти своего собственного мужика. Capisce[31]31
  (Ит.) Поняла? Ясно?


[Закрыть]?

– Я и нашла. Или ты забыла? Фредди Джеймс. А кое-кто его у меня увел.

Вот гадство. Я и не знала, что Джессика, которую я много лет считала своей лучшей подругой, пока она от меня не отвернулась, так зациклена на парне, с которым я лишилась девственности. На ум тут же пришли ее слова о поверхностности и эгоистичности. И все же…

– Между прочим, я очень даже рада, что тогда так поступила, – сказала я, стараясь выразить голосом искренность, а не злорадство.

Джессика сложила на груди руки.

– Ну и кто ты после этого? Коза!

– Да нет же. Я говорю о том, что… Ну, Фредди оказался вовсе не таким милым, как мы думали. Я рада, что тебе не пришлось столкнуться с его проблемами.

– Вот оно как, – удивленно поморгала она. – Тогда мне жаль, что тебе так не повезло.

– Ага, мне тоже.

– Значит, он и правда женат? – спросила Джессика, опять проныв в нос. – Навсегда-навсегда?

– Иди отсюда, – приказала я, ткнув пальцем в сторону двери, и Джессика испарилась. Очень надеюсь, что надолго.

Не успела я вернуться в спальню, как появился весь какой-то измотанный Рокет. Видимо, мои часы приема изменились. Надо распечатать табличку с новым расписанием.

– Рокет! – удивленно поздоровалась я и стала ждать, когда он пообвыкнет.

Из лечебницы он выходил редко, а когда мы расстались в последний раз, на меня напал злющий адский пес.

 Рокет моргнул, покрутился вокруг своей оси, привыкая к новой обстановке, а потом посмотрел на меня. Пухлое лицо и лысая голова слегка сияли в приглушенном свете гостиной.

Когда его глаза наконец сфокусировались на мне, он скрестил на груди руки.

– Нельзя нарушать правила, мисс Шарлотта.

Опять двадцать пять.

– Знаю, милый. – Я коснулась его плеча. Не будь Рокет так расстроен, никогда бы не пришел. – Какое правило я нарушила?

– Все! – замахал руками он, явно разочарованный во мне до глубины души.

Черт бы побрал мою нелюбовь ко всяким правилам!

– Мне пришлось стереть, мисс Шарлотта. Три имени. – Он поднял вверх три пухлых пальца. – Три. Один, два, три. Три.

Ничего не понимая, я нахмурилась:

– Что тебе пришлось стереть? Имена со стены? – В душе зародилась надежда. – А мое среди них было?

– Нет. Вы же умерли.

Точно, блин. Я умерла. По-настоящему. Обалдеть! Знала же, что видела ангела. Самого натурального, с насмешливыми бровями. Чуднее просто некуда.

Пока Рокет меня ругал, в дверях в спальню появился Рейес. Я взглянула на него, и Бетти Уайт наполнилась радостью. Я умерла, а значит, могу вычеркнуть эту строчку из списка дел. Следующий пункт – медовый месяц.

– Не вас пришлось стирать, – продолжал Рокет, – а других.

– Что ж, это мы прояснили. – Я похлопала его по плечу, давая знать, что он может уйти.

– Тех, что в больнице. Небеса жутко злятся.

Я застыла, чувствуя, как по спине ползет тошнотворный страх.

– Что значит «небеса жутко злятся»?

– Пришло их время. Нельзя так делать, мисс Шарлотта. Нельзя просто так спасать людей. Мне пришлось стереть! – прокричал он.

Видимо, именно это его и расстроило. То, что пришлось стереть имена. Было жутко любопытно, как он стирал выцарапанные в стене имена, но я все же вернула разговор к небесам:

– Небеса, Рокет. Что там с небесами?

– Хаос! – снова замахал руками он. – Они злятся, что мне пришлось стере-е-е-еть!

Ясно. Стирать имена ему не нравится.

– Мне очень жаль, Рокет, – сказала я и беспокойно покосилась на Рейеса.

Он опустил голову, и я ощутила его настроение. Опять мрачное.

– Вот и хорошо. Чтоб вы знали, мне придется стереть еще одно имя. Больше не смейте трогать больницы. Это жульничество. Так Михаил говорит.

– Какой еще Михаил?

– Архангел.

– Архангел?!

Я, конечно, знала, кто такой Михаил, но, мягко говоря, удивилась, что он всплыл в разговоре.

– Самый большущий архангел из всех.

Понятненько. Рокет слишком много времени проводит со Сливой. Чувствуется ее влияние.

– Я знаю, кто такой Михаил, но…

– Мисс Шарлотта, мне пора. Надо стереть еще одно.

Прежде чем я успела его остановить, Рокет исчез, а я стояла и с отвисшей челюстью глазела на Рейеса.

– Я что, архангела взбесила?!

Рейес не ответил. Я прошла мимо него в спальню.

– Нехорошо это. Ой как нехорошо. По всем статьям, по всем понятиям нехорошо.

Схватив из шкафа охапку одежды, я развернулась и сначала увидела Рейеса, который склонил голову и как-то странно на меня смотрел, а потом папу.

– Пап! – крикнула я, споткнувшись о вечернее платье. Никак не могла решить, брать его в заброшенный монастырь или нет. Но кто знает, какой подвернется повод?

– Привет, милая, – отозвался папа.

Засунув руки в карманы, он стоял прямо перед моим окном. Свет уличного фонаря обрамлял высокий силуэт. Не помня себя от счастья, что папа наконец нашелся, я бросила одежду на кровать, и в тот самый миг на меня словно вылили ушат ледяной воды. Я выпрямилась и, застыв, сгребла пальцами шмотки.

– Лучше ответь, – сказал папа, и только сейчас до меня дошло, что сотовый в кармане разрывается.

Не веря собственным глазам, я достала телефон и прижала к уху.

– Мисс Дэвидсон? – официальным тоном произнес в трубку капитан Экерт.

– Да, – прошептала я.

– Мы проверили информацию, которую дал нам ваш дядя. Речь об адресе, найденном вами в номере отеля.

– Да, – повторила я, чувствуя, как прямо из пола поднимается ужас, норовя проглотить меня целиком.

Перед тем как продолжить, капитан откашлялся:

– Мы нашли тело.

В глазах помутнело, а я все смотрела и смотрела на папу. На две огнестрельных раны в его груди.

– Есть основания полагать, что это ваш отец. – Несколько секунд капитан помолчал, давая мне время осознать услышанное, а потом спросил: – Вы узнали что-нибудь еще о расследовании, которое он вел? Кто был его объектом?

Я выронила телефон, но ничего не почувствовала. Рейес поймал сотовый, сказал капитану, что я перезвоню, и нажал «отбой».

– Папа… – прошептала я, не в силах оторвать взгляд от двух ран на его груди, от крови, насквозь пропитавшей голубую рубашку.

Я пошла к нему, но он сделал шаг назад и опустил голову, словно ему было стыдно. Я остановилась.

– В чем дело?

– Прости меня, милая. Я не знал.

– Не понимаю…

Перед глазами плыло, в сердце было так пусто, что я с трудом видела папу, изо всех сил стараясь не рухнуть под тяжестью непереносимого горя.

– Я не знал, какая ты на самом деле особенная. Понимал, конечно, что у тебя дар, но и представить себе не мог всю важность того, кто ты есть. Ты удивительная, солнышко.

– Пап, что произошло?

– Ты – бог.

– Не надо, прошу тебя. Кто это сделал?

Словно опомнившись, папа кивнул:

– Есть люди, милая, которые знают, кто ты такая. Я пытался их остановить. Пытался выяснить, кто они, но они вышли на меня раньше.

– Откуда те фотографии? – спросила я, имея в виду снимки из отеля. – Они… Те люди, которые фотографировали… виноваты?

– Нет. Но они знают, кто это сделал. Они за тобой следили, изучали, записывали каждое событие в твоей жизни с самого рождения. – Даже не осознавая этого, последние слова папа произнес так, будто его от них тошнило. – Они знают о тебе больше, чем знал я. Но ты не должна им доверять. Они не станут тебе помогать. Их задача – наблюдать и докладывать.

Это я знала.

– Ватикану. Они отчитываются перед Ватиканом.

Похоже, папа удивился, но добавил:

– Есть и другие. Их называют Дюжиной.

– Да, – кивнула я, – мы о них знаем.

– Их послали. – С этими словами он начал исчезать.

Я бросилась вперед.

– Пап, ты куда?

– Мне пора. Я свяжусь с тобой, как только узнаю что-нибудь еще.

Когда я оказалась рядом, он положил холодную руку мне на плечо.

– Слушай меня внимательно, Чарли. Я говорю о Дюжине, которую послали. И послал их кто-то очень-очень плохой.

– Знаю, – отозвалась я, глядя, как он становится все прозрачнее и прозрачнее.

– Нет, – покачал головой папа. – Это не те, которых… – Он оглянулся, а секунду спустя исчез, успев напоследок добавить: – Этих послали.

Все еще ощущая на плече холодный след, я смотрела на место, где только что стоял папа, а потом закрыла глаза, не в силах больше видеть оставшуюся передо мной пустоту. Не в силах одолеть пустоту, поселившуюся в сердце.

– Датч, – тихо позвал Рейес.

Я развернулась и, сотрясаясь от рыданий, бросилась в его объятия. Как мне сказать Джемме, что наш папа погиб? Из-за меня! Из-за того, кто я есть! Чувство утраты, какой я никогда раньше не испытывала, разбило меня на куски. Вцепившись в Рейеса, я впустила в себя боль, дав ей волю добраться до костей и отравить мою плоть.

Промучившись целую вечность, я наконец отлепилась от Рейеса и пошла в ванную умыться. А когда вернулась, сама почувствовала, как решительно расправились мои плечи.

– Я не могу уехать, – готовясь к спору, заявила я охрипшим голосом, как будто от слез умудрилась простудиться. Сколько же я ревела, если футболка Рейеса вся промокла? – Надо выяснить, кто убил моего отца, а из «бункера» в горах этого не сделать.

Рейес опустил голову.

– В этом ты должна довериться своему дяде.

– Он не знает, с чем связался. А я знаю.

Рейес угрожающе шагнул вперед.

– Мы уезжаем. Это не обсуждается.

Я тоже шагнула ближе, подняла руку и слегка сжала ему пальцами горло.

– Я могу хоть сейчас уйти, бросив тебя корчиться на полу.

Он кивнул и заговорил тихо и спокойно, как будто пытался наладить контакт с раненым животным:

– Со мной ты можешь сделать все, что угодно, Датч.

От удовольствия потеплело в груди.

– Но сначала подумай о нашей дочери.

От этих слов я будто очнулась. Опустила руку и отошла назад. Мне не хотелось думать ни о чем, кроме того, что папу застрелили и бросили истекать кровью в каком-то треклятом складском отсеке.

– Мы должны обеспечить ей безопасность, – продолжал Рейес и приподнял мою голову за подбородок. – Ты знаешь это не хуже меня. Как только нам ничего не будет угрожать, мы выясним, что случилось с твоим отцом.

– Когда, Рейес? Когда нам ничего не будет угрожать? Мы понятия не имеем, как остановить псов. Тем более не знаем, как их убить.

– Узнаем, – уверенно отозвался он. – Но не здесь. Здесь мы слишком уязвимы и на каждом шагу подвергаемся опасности. Обещаю, мы все выясним.

В приступе ярости я дернулась, вырвавшись из его пальцев, схватила сумку и стала бросать в нее шмотки не глядя.

– Продолжай и дальше себя в этом убеждать, – рявкнула я напоследок, схватила аквариум с миссис Тибодо и пулей вылетела из квартиры.

Я поеду куда угодно. Ради дочери запру себя в каком-то никому не нужном монастыре. Но в тот самый миг, когда на земле она окажется в безопасности, когда я пойму, что никто не причинит ей вреда, я устрою ад всем тем, кто принес мне столько горя. Не говоря уже о папаше Рейеса, которому очень скоро предстоит узнать, каково это – лезть между озлобленной матерью и ее ребенком.

С каждым моим шагом, с каждой крепнущей в сознании мыслью под ногами гремела земля. Если придется, я собственными руками из неведомых глубин подниму наружу ад и разорву этого ублюдка на куски.

Хочет войны – получит.