Текст книги "Восьмая могила во тьме (ЛП)"
Автор книги: Даринда Джонс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Ангел пожевал губу.
– Да я просто за тобой присматриваю.
Развить тему мне не удалось – он испарился. Я сложила руки на груди и с упреком воззрилась на Рейеса.
– Почему ты не спишь?
Наверное, в сложившейся ситуации правильнее было беспокоиться о его здоровье, а не подпитывать собственное любопытство по поводу тайных дел с Ангелом.
Рейес улегся на кровать, заняв большую ее часть.
– Не могу расслабиться.
– Рейес, – начала я, усевшись на него сверху, а это тот еще акробатический трюк в моем состоянии, – Ош прав. Без нормального сна ты не сможешь сделать все от тебя зависящее, если ситуация резко ухудшится. Понимаешь, мы как будто в чайнике, а кто-то потихоньку добавляет газ. Вечно прятаться здесь нельзя. Псы найдут способ сюда пробраться. Я это чувствую.
Чтобы усесться поудобнее, я поерзала, и Рейес улыбнулся, как будто вообще не слышал, что я сказала. Его руки легли мне на бедра.
– Скоро я все узнаю, – наконец сказал он.
Я наклонилась вперед, заправила ему за ухо темный локон, провела пальцем по очертаниям губ.
– О чем?
– О том, как бороться с псами.
Я тут же выпрямилась.
– Так ты поэтому продолжаешь нарываться, даже зная, что святая земля их не убьет?
Рейес игриво изогнул бровь.
– Нарываться?
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
– Можно и так сказать.
– Но ты ведь прекратишь, да? Ты же сказал, что прекратишь.
– Прекращу.
Я легла рядом.
– А что происходило, когда ты затаскивал псов на святую землю? Они корчились от боли? – Я опять села. – Или, может быть, дымились, как будто земля сжигала их плоть?
Подсунув руку под голову, Рейес ответил тоном, наполненным любопытством:
– В том-то и дело. Земля как будто вообще никак на них не влияла.
– Не поняла. То есть им даже больно не было?
Он покачал головой:
– Ни капельки.
***
На этот раз, прислушиваясь к равномерному дыханию мужа, я точно знала, что он притворяется. И притворялся уже восемь месяцев. Из нас двоих спала разве что моя правая нога. То, что узнал Рейес об адских псах, не давало мне покоя. Если земля не причиняет им никакого вреда, то почему они до сих пор не явились по наши души? А может быть, тварям все-таки было больно, только незаметно. Нормально рассмотреть их чертовски непросто. К тому же я почти уверена, что в первую очередь волновала их не боль, а задача разорвать моего мужа на куски.
А вдруг они и вовсе выжидают и бродят вдоль границ, чтобы не упускать нас из виду? Но если так, то зачем? Чего они ждут?
Зазвонил мой сотовый, который как раз заряжался. Розеток здесь негусто, поэтому Пайпер, она же телефон, находилась в другом конце спальни. И пусть комнатка крошечная, мне все равно нужно было встать, чтобы ответить на звонок.
Я попробовала выбраться из объятий Рейеса, но он прижал меня еще крепче. Я стала сдвигать с себя его руку, а он сцепил пальцы в замок, устроив мне самую настоящую ловушку.
С большим трудом я поборола смех.
– Рейес, я знаю, что ты не спишь. Прекращай уже эти игры.
– Ни за что, – пробубнил он в подушку.
Все-таки рассмеявшись, я всем весом потянулась вперед, к краю кровати, пока Рейес меня не отпустил. Когда я добралась до Пайпер, уже включилась голосовая почта. Звонил дядя Боб. Я надела халат, вышла из комнаты и перезвонила.
– Ты все еще на работе? – спросила я, успев глянуть на часы перед тем, как закрыть дверь в спальню, где Рейес изо всех сил прикидывался спящим. На часах было тридцать две минуты второго.
– Мы его нашли, – затараторил среди ночи Диби. – Ты не поверишь! Он работает на Ватикан.
– Да ладно! – отозвалась я, приправив голос изрядной долей удивления.
– Черт тебя дери, Чарли! Ты знала, да? Значит, наводку по телефону дала ты?
– Нет, конечно.
Сказала я это очень убедительно, но дядя Боб не купился.
– Чарли…
– Ладно-ладно! Я подозревала. Долго рассказывать. Так что там?
– Мы не можем его задержать, милая. Он говорит, что никакого отношения к убийству не имеет. Что твой отец следил за ним, а не наоборот. Но мы можем выдвинуть обвинения в преследовании, если ты напишешь заявление. Только скажи, и мы все сделаем.
– Он что-нибудь знает об убийстве папы?
Дядя Боб тяжело вздохнул:
– Говорит, что нет. Якобы твой отец ему угрожал и требовал прекратить за тобой слежку. По словам этого парня, тогда они виделись в последний раз.
– Врет.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда, что он не просто за мной следил. Покопайся в фотках, которыми завалена его квартира.
– В каких фотках? Там ничего нет.
Твою дивизию! Чувак избавился от улик. Должно быть, отослал все до последнего листочка своему боссу в Ватикане.
– У него на стене были фотографии папы.
– Ты торчишь в монастыре уже восемь месяцев. Тебе-то откуда знать?
– Мне кое-кто помогал.
– Несмотря на то, что я просил тебя не лезть?
– Типа того. В общем, у него были папины фотки.
– Как бы то ни было, сейчас у нас ничего нет. А поскольку впаять ему нечего, у меня связаны руки.
И тут мне в голову пришла идея. Мощно пришла, как если бы я в темноте вписалась лбом в косяк двери. Говоря по телефону, я притопала в гостиную, чтобы поторчать рядом с мистером Вонгом.
– Дай ему трубку, – сказала я Диби.
– Так нельзя, Чарли.
– Скажи ему, с кем ты разговариваешь, и передай привет от отца Гленна.
Что-то мне подсказывало, что чувак в курсе, кто такой отец Гленн – священник, которому не так давно я помогла разобраться с демонским логовом. Именно отец Гленн рассказал мне о досье, которое собирают на меня в Ватикане. Сама по себе напрашивалась мысль, что священник и чувак, который за мной следил, как-то связаны.
– Ну ладно, не клади трубку.
Пару минут спустя в телефоне раздался робкий мужской голос:
– Алло…
– Ну привет, блондинчик. За кем из моих знакомых ты сейчас таскаешься?
– Не понимаю, о чем речь.
– Ватикану уже пожаловался?
– О чем?
– О том, что твоему прикрытию хана?
– Вынужден повторить, но я действительно не понима…
– А давай-ка мы пропустим всю эту дребедень и перейдем сразу к делу. – Я не стала давать ему время на ответ, надеясь дезориентировать гада. Авось проговорится. – Ты расскажешь моему дяде (а ты прекрасно знаешь, что он мой дядя), кто следил за моим отцом. Я в курсе, что у тебя были фотки папы и какого-то мужика. Выложишь все как на духу – и я никому из Ватикана не расскажу, как по-царски ты облажался. Capisce[9]9
(Ит.) Ясно? Понял?
[Закрыть]?
В трубке царила тишина, а это значит, чувак обдумывал мое предложение.
– Взамен, – надавила я, – я разрешу тебе по-тихому продолжать свое гиблое дело на радость Ватикану и время от времени оказывать мне кое-какие услуги. Для начала ты узнаешь, кем была монахиня, которая умерла в моем монастыре. Я хочу знать имя и что с ней произошло. Ну и что стряслось со священником, который начисто испарился.
– В каком монастыре?
– Чува-а-ак, если ты начнешь играть со мной в свои дурацкие игры, клянусь, я прямо сейчас остановлю твое сердце. А самое смешное – ты знаешь, что мне такое раз плюнуть, потому что годами за мной следил. И кстати, как ты думаешь, что я по этому поводу чувствую?
В ответ я опять услышала тишину.
– Я злюсь, Говард. Очень злюсь.
– Если кто-нибудь узнает…
– То ты потеряешь работу? – насмешливо фыркнула я. – Считай, тебя уже уволили. Потому что тебя раскрыла твоя же цель. Причем цель, которая не постесняется обрушить на город твоего босса ливень из адского пламени. Чем, по-твоему, это закончится?
– Я всего лишь наблюдатель. У меня нет доступа к архивам.
– Брехня. Подумай еще разок.
Судя по молчанию, чувак действительно думал, пытался найти выход, но правда в том, что выхода у него не было. Если, конечно, он не был готов потерять свою не особенно тяжелую и хорошо оплачиваемую работу.
– Хоро…
Договорить «хорошо» я ему не дала:
– Принеси детективу Дэвидсону фотографию моего отца и того мужика и выясни все, что мне нужно, по поводу монахини и священника. У тебя два часа. – Мне опять ничего не ответили, и я добавила: – Не теряй времени даром, Говард. Передай трубку моему дяде.
– Что он сказал? – на ходу спросил Диби. Судя по звуку шагов в трубке, он спешил уйти подальше от Говарда. – Согласился сотрудничать?
– К смерти папы он никакого отношения не имеет, но мне кажется, у него есть фото того, кто в этом замешан. Похоже, папа с этим неизвестным ругался, оба на фотке выглядели сердитыми. Задержанный передаст тебе снимок, но его придется отпустить. Прямо сейчас. – Я так разволновалась, что мы вот-вот хоть что-нибудь узнаем о смерти папы, что не хотела терять ни секунды.
– Как тебе угодно, милая. А что ты скажешь Рейесу, если он узнает, что ты работаешь над этим делом? Он же до смерти боится подвергать тебя опасности.
– Он ничего не узнает. Не переживай.
– Мне он нравится, Чарли. Он… хороший человек.
– Спасибо, Диби. Мне он тоже нравится. И кстати! – чуть не забыла я. – Зуб даю, Говард уже знает мой номер, но все-таки убедись, что номер у него есть. Я жду звонка.
– Сесть ему на хвост? – предложил дядя Боб.
– Не нужно. Как только получишь снимок и все, что у него есть на папу, срочно возвращайся и займись наконец сексом со своей женой.
– Чарли, – сказал Диби таким тоном, что я живо представила, как у него краснеют щеки.
– Имей в виду, она тут в компании трех… нет, четырех, если считать и Квентина (а почему бы его не считать?), самых сексуальных мужиков на планете. Это тебе так, исключительно для информации.
– Буду через час.
– Час займет только дорога сюда, а тебе надо дождаться фотки от Говарда.
– Для этого и придумали сирены и мигалки.
Глава 10
Люди перестанут задавать вопросы,
если отвечать не словами, а символическим танцем.
Надпись на футболке
В ожидании звонка от ватиканского парня я решила опять заняться дверью в чулан. Ей-богу, лучше бы Говард меня послушал, иначе я точно его отмечу. Какой-нибудь не очень страшной меточкой. Например, дам ему предназначение быть главным по унитазам в «Яме» – спортивном комплексе в Альбукерке. Вот что называется отстойная работенка. Вряд ли, конечно, для таких целей можно использовать метку предназначения, но мысль дельная.
На этот раз в прачечную я притащилась с фонариком и принялась сверху донизу рассматривать дверь. Как же ее заперли, если нет ни ручки, ни замка? И зачем запирать ее изнутри? Тогда ведь тот, кто окажется за дверью, точно не выберется.
И тут я ахнула. Может быть, это и есть разгадка. Может быть, там кого-то заперли, и он, она или они задохнулись или умерли от голода. А вдруг там заперли священника, и поэтому он вроде как исчез?
Любопытство разыгралось не на шутку. Встав на четвереньки, я посветила фонариком под дверь, надеясь хоть что-нибудь увидеть, но все без толку. Между дверью и полом не было ни намека на зазор.
Пока я стояла на четырех костях, Пип решила поупражняться в шпагате. Пришлось ползти к стиралке, чтобы как-то встать, а ведь раньше с принятием вертикального положения вообще никаких проблем не было. Но раз уж я добралась до агрегата, почему бы не заняться стиркой?
– Я сама собиралась все постирать, – раздался голос Дениз, и я подскочила от неожиданности. – Чтобы приготовить к появлению ребенка детские вещи.
– Блин, а ты все не сдаешься, да?
– Я не намерена тебя терять.
Джемма была права. Одиночество Дениз пробирало меня до костей. Ну и кто, елки-палки, в этом виноват?
– Джемма с тобой?
– Нет, я приехала одна. Твой друг Лэндо Калриссиан выделил мне комнату. С койкой.
– Какой еще Лэндо?
– Который с длинными черными волосами. Выглядит, как старшеклассник.
– Ош. Его зовут Ош. А Лэндо – это…
– Я знаю, кто такой Лэндо
– А-а, ну ладно.
– Ты принимаешь витамины?
– Ага.
Дениз кивнула.
– Схваток не было? Или еще каких-нибудь признаков?
– Не-а. – Когда она опять кивнула, я добавила: – В общем, я собираюсь… кое-чем заняться. Где-нибудь в другом месте.
На мачеху накатило облегчение, когда до нее дошло, что я ее не выгоню. Нет, я не собиралась ее прощать. Ни за какие коврижки. Но если ей так уж хочется постирать, бога ради. И с Пип я разрешу ей посидеть, когда дочь решит появиться на свет. Всем нужны бабушки.
– Тебе нужно отдохнуть, – сказала Дениз.
– Я жду звонка по поводу одного дела. Как только мне позвонят…
– Ты все еще работаешь?!
– Как видишь.
Она открыла рот, явно собираясь меня отчитать. Я видела это по выражению ее лица. Маску презрения Дениз носила, как жена какого-нибудь богача – сумочку от «Луи Виттон». Я ждала, когда на меня польются потоки грязи, но вместо этого Дениз взяла из корзинки футболку с надписью «Дорогой дневник! Сегодня мне пришлось зарезать одну стерву…» и ни слова не сказала. Никак не обозвала, не подколола. Странно до ужаса. В голову даже закралась мысль, что Дениз одержима.
Звонка я решила дожидаться в кинотеатре, который на самом деле был всего лишь обычной комнатой с телевизором, несколькими стульями и креслами. В итоге я забралась в кресло и стала смотреть какую-то серию «Шоу Энди Гриффита», как вдруг на пороге появился мой муж. Я смерила его взглядом с ног до головы. О да, я бы с радостью опять уложила его в постель.
В кинотеатр он зашел в одних штанах. Блин, даже ступни у него сексапильные! Зато теперь я понимала, почему у него постоянно потрепанный и усталый вид. Подумать только! Восемь месяцев без сна!
– Почему не возвращаешься наверх? – спросил Рейес.
– Жду звонка.
Он кивнул, взял журнал с Опрой на обложке и сел на стул возле меня. По телику Опи как раз собирался прогнать с дерева птичек. Вот ведь хулиганистый мальчишка!
– Ты же знаешь, – начал Рейес, – что можешь рассказать мне все, что захочешь.
Я фыркнула:
– А вот и нет.
Он поднял голову и подозрительно посмотрел мне в глаза:
– Почему ты так говоришь?
Клянусь, он у меня замечательный, и меньше всего на свете мне хотелось его разочаровывать. Однако вряд ли для такого разговора когда-нибудь вообще будет подходящее время. Так почему бы не сейчас? От одной только мысли о том, что я сделаю с Рейесом и вообще с нами, меня охватила грусть. Из-за моего поступка его мир вот-вот перевернется с ног на голову, но я должна была во всем признаться.
Нервы звенели. Сердце бешено колотилось. Еще до утра Рейес меня возненавидит. Но куда ему деваться? Мы оба застряли в монастыре. Одному богу известно, как долго мы здесь будем торчать и ненавидеть друг друга. То есть Рейес меня будет ненавидеть, а вот я никогда не смогу его разлюбить и заставить себя почувствовать хоть капельку ненависти. Даже если он съест последнюю печеньку. А это, извините, ого-го какой повод.
– В общем, я хотела тебе рассказать…
В этот самый момент затрезвонил сотовый. Я замолчала, сглотнула страх и ответила на звонок.
– Это Говард, – послышалось в трубке.
– Ага, я догадалась. Что выяснил?
– В монастыре была послушница, которая собиралась принять постриг. Но перед этим обвинила священника в том, что он к ней приставал.
– Дай угадаю. Это и был тот священник, который пропал.
– Да. Но ее обвинениям ходу не дали, и нет никаких записей о том, что кто-то там умер. По крайней мере никаких упоминаний о смерти молодой послушницы, которую в свое время отлучили от церкви.
– Еще бы не отлучили. – Я встала и принялась ходить из угла в угол. – В те времена обвинить священника в дурном поведении само по себе влекло за собой отлучение. – И это объясняло, почему записей о смерти послушницы нигде нет. Но как именно она умерла? Вдруг священник ее убил, а уже потом исчез? – Как ее звали?
– Беа Хидлз.
– То бишь сестра Беа?
– Думаю, скорее сестра Беатрис. Это все? – спросил Говард.
– Фотку дяде передал?
Едва задав этот вопрос, я услышала, как к монастырю подъезжает машина. Видимо, приехал дядя Боб. Рейес ушел открыть дверь.
– Да. Я выполнил вашу просьбу.
Даже через трубку я слышала, что Говард зол как черт.
– Ладно, тогда еще один вопрос. Почему?
– Не понял.
– Почему Ватикан – сам Ватикан! – собирает на меня досье?
– Я всего лишь наблюдатель, – опять завел чувак свою шарманку на тему «я невинен, как дурак».
– Говард, если ты хочешь, чтобы наши с тобой отношения развивались в правильном направлении, мы не должны друг другу врать. Честное слово, я не стану останавливать тебе сердце, если ты прекратишь вешать мне лапшу на уши.
Несколько долгих секунд он молчал, а когда снова заговорил, голос его уже звучал чуточку вежливее. Что ж, пока сойдет и так.
– Я знаю только то, что вы представляете для них большой интерес. Существуют какие-то пророчества. Судя по всему, с момента вашего рождения предсказания начали сбываться.
– Как обо мне вообще узнали?
– У нас тоже есть особенные люди, – ответил Говард. – Люди вроде вас. Талантливые, одаренные. Наверное, они… вас увидели.
Я знала, что народ в Ватикане пристально следит за сестрой Мэри Элизабет. Что ее хотели забрать в Италию, едва она дала обеты. Но она решила остаться в Нью-Мексико, поближе к девочке, которая вызвала хаос на небесах. А вдруг таких, как сестра Мэри Элизабет, много?
– Ты тоже обладаешь какими-то талантами?
– Нет.
В комнату пришел дядя Боб, чмокнул меня в щеку и отправился наверх искать свою жену. Куки точно ждет приятный сюрприз. За креслом встал Рейес и наклонился, чтобы погладить Пип. Ей-богу, его руки творили чудеса, а жар успокаивал.
– Ну а другие похожие на меня люди? – спросила я. – Ты что-нибудь о них знаешь?
– Похожих на вас людей не существует.
– Я имею в виду тех, за кем тоже следят. Таких много?
– Послушайте, меня наняли всего лишь наблюдать и отчитываться о результатах. Вот и все.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Я знаю, что ваш муж тоже особенный.
Это точно. Упомянутый муж как раз покусывал мне ухо, отчего по коже плясали искры удовольствия.
– Ты знаешь, кто он?
– Я знаю, что он из ада.
Я застыла. Не ожидала, что Говарду так много известно.
– Ватикан уже в курсе?
Отвечать мне не торопились. Видимо, Говарду не нравилось, куда свернул разговор, поэтому он решил увильнуть от прямого ответа, и я отчетливо расслышала в его голосе страх:
– Все, что касается вас, попадает в мои отчеты.
– И что они собираются предпринять?
Ну правда, что будут делать люди из Ватикана? Или точнее что они могут сделать? Как бы то ни было, мне хотелось выяснить, прибавится ли у нас проблем.
– Не имею представления. У меня нет доступа к подобной информации.
Я ему поверила. А еще была убеждена, что когда-нибудь этот парень нам пригодится.
– Говард, – проговорила я, широко улыбаясь, – по-моему, у нас с тобой будут прекрасные длительные отношения.
– Но я думал…
– Сколько лет ты меня преследуешь?
В трубке опять повисла пауза.
– Не преследую, а наблюдаю. Семь лет.
Святой ежик! Как я могла о таком не знать? Да уж, иногда я вообще ничего вокруг не вижу.
– Значит, ты должен мне семь лет верного рабства.
– Вот дерьмо…
– Будешь двойным агентом. Это же весело!
– Меня точно отправят в ад.
– В ближайшее время – нет. Ты мне нужен, приятель. Представляешь? Мы с тобой против целого мира! Кстати! Ты, случайно, не в курсе, как укокошить адского пса?
***
Спать я не собиралась. Если Рейес не может, то и я не могу. Но уже через пять минут после того, как мы уселись в кресле вдвоем и он начал поглаживать Пип, я храпела на весь кинотеатр. Помню, как кто-то меня поднял и я успела порадоваться, что мне это только снится. А потом несколько часов спустя проснулась в нашей спальне. Одна.
Солнце едва-едва подзолотило горизонт. Набросив халат, я потопала по коридору в общественный туалет. Справила малую нужду и, уже чистя зубы, выглянула в окошко размером с почтовую марку, которое выходило на задний двор. Гости разъехались, и об особенном в жизни Куки дне напоминали лишь забытые кое-где одинокие цветы и обрывки шелковых лент.
Язык пекло от дурацкой зубной пасты со вкусом корицы. Я уже собиралась вернуться обратно к зеркалу, как вдруг краем глаза заметила в окне какое-то движение у кромки деревьев. Это был Рейес. И он явно шел куда-то втихаря. Ну и куда? Драться с очередным адским песиком? Разве он уже не доказал, что святая земля их не убивает? А может быть, у него опять встреча с предателем Ангелом?
Я прополоскала рот, наспех умылась, побежала обратно в спальню переодеться и спустилась вниз. Дениз почему-то не спала, а готовила завтрак. Я промчалась, образно выражаясь, мимо, остановилась и резко развернулась.
– На сковородке бекон? – Рот против воли наполнился слюной.
– Вегетарианский.
– Какой-то оксюморон получается.
– Хочешь попробовать?
Я подозрительно уставилась на сковородку.
– Даже не знаю.
– Садись за стол. Положу тебе кусочек.
– Не успею. Бегу ловить мужа на горячем.
На чем именно, я понятия не имела, но на все сто собиралась это выяснить.
Глядя, как я хватаю со сковородки кусок вегетарианского бекона и мчусь, образно выражаясь, на улицу, Дениз поджала губы, но все-таки выдавила:
– Ладно, разогрею, когда вернешься.
– Спасибо! – отозвалась я, но не очень громко.
Потому что мне надо было стать колоском в чистом поле, где гуляет ветер. Нет, самим ветром.
Режим «невидимки»: активирован.
Я слилась с деревьями и пошла туда, где была вчера. Оттуда хорошо просматривалось все вокруг. Мне хотелось только одного – убедиться, что мой явно спятивший от нехватки сна муж не дерется с адскими псами. Блин, классная была бы метафора, не будь все по-настоящему. Надо запомнить и как-нибудь использовать по случаю.
Пробираясь между деревьями, я периодически посматривала на обрыв. Тот факт, что Рейес меня до сих пор не заметил, тревожил. Я ведь яркая, почему же он меня не видит? И все-таки он спокойно шел по поляне, которая, по идее, была за границей священной земли. Черт бы побрал гадского Оша! Наверняка он с самого начала был замешан в том, что происходит.
Рейес остановился посреди поляны, а секунду спустя нарисовался Ангел. Рейес его призвал! Моего, блин, лучшего и единственного детектива! Возникло ощущение, будто меня предали. Смяли и выбросили, как салфетку из «Рубежа» – моего любимого ресторана.
Эх, великолепнейший «Рубеж»!
Рот мигом наполнился слюной, но я продолжала внимательно следить за поляной. Перебралась через поваленный ствол и ловко прошла по неровной земле, не поднимая головы и размеренно дыша. Фиг его знает зачем. Чувствовала я себя снайпером в морской пехоте. С той лишь разницей, что была на сносях. Если бы не это и абсолютнейшее неумение метко стрелять, я воплощала в себе все, что присуще первоклассному снайперу. Хитрость. Ловкость. Изящество. Терпение пантеры на охоте. Господи, почему я не смоталась на дорожку в туалет?
Краем глаза я заметила лицо. Это была мертвая монахиня. Она шла прямо за мной, пристально глядя на происходящее внизу. А мне наконец выпал шанс хорошенько ее рассмотреть, хотя повернуться я не рискнула. Не хотела ее спугнуть.
Носик у девушки был маленький и вздернутый. Лицо – ласковое и по-юному нежное. Волосы скрывались под покровом, но даже присущая призракам серость не помешала мне рассмотреть светло-каштановые брови и каре-зеленые глаза. Мы обе смотрели на Рейеса и Ангела, которые разговаривали о чем-то на поляне.
В голову пришла идея, и я наконец повернулась к монахине:
– Может, подслушаешь их разговор прямо с поляны?
Взглянув на меня, она покачала головой. Накатило разочарование.
– А по губам читать умеешь?
Она опять молча ответила нет, но на этот раз едва не улыбнулась. Ладненько, в эту игру можно и вдвоем поиграть.
– Тогда, может, промчишься мимо, стянешь с них штаны и убежишь?
Монахиня тихо рассмеялась и отошла на пару метров. Я решила бросить карьеру снайпера и узнать, куда сестра Беатрис отведет меня сегодня.
– Ну ладно. Только учти: тебе придется меня подождать. Я серьезно.
Она то появлялась, то исчезала, а я шла за ней по заросшей тропинке, если тут, конечно, вообще когда-нибудь была тропинка. Мы уходили все глубже и глубже в лес, но еще не добрались до веревки, обозначавшей границу. И все же с каждым шагом рычание псов слышалось все отчетливее.
– Беатрис! – крикнула я, когда опять ее потеряла и становилась отдышаться, но она тут же появилась в шаге от меня. Сердце ушло в пятки. Я прижала руку к груди и сделала несколько глубоких вдохов. – Ну все, сестра. Что ты пытаешься мне показать?
Она указала куда-то пальцем. Я посмотрела в ту сторону и поняла, что стою на каких-то досках. Присела и разгребла листья и грязь. Без фонарика трудно было сказать наверняка, но под досками вполне мог оказаться колодец.
– Что там, солнышко?
Нервно заламывая руки, монахиня посмотрела на свои туфли.
– Внизу ты? – спросила я. Может быть, священник ее убил, а потом сбросил тело в колодец.
Не глядя на меня, Беатрис покачала головой. И тут до меня дошло.
– Там он, да? – Я села на пятки. – Там священник?
Сгорая от стыда, она закрыла глаза. Должна признать, такого я не ожидала. Неужели она его убила? Или, может быть, он на нее напал, а она просто защищалась? На самом деле могло произойти что угодно.
– Расскажешь мне, что случилось?
Она шагнула ближе и протянула руку. Я сжала ее ладонь, еще не зная, что она задумала, но вдруг монахиня кивнула и закрыла глаза. Она давала мне разрешение покопаться в ее воспоминаниях.
Одним рывком меня перенесло в безлунную ночь. Шел холодный дождь. Я видела все глазами Беатрис. Сжимаясь от страха, она куда-то бежала. Куда-то вверх, так быстро, как только могла, то и дело поскальзываясь в грязи. Вдруг кто-то схватил ее за руку. Значит, она была не одна. Вместе с ней бежала еще одна юная послушница, которую Беатрис любила всем сердцем и душой. Из-за дождя было трудно что-то рассмотреть, но вторая монахиня оказалась очень похожей на Беатрис и тоже ужасно чего-то боялась.
От страха меня буквально парализовало. Сердце Беатрис стучало так сильно, что было больно. Он хотел ее убить. Хотел убить их обеих. Он не знал, кто из них написал епископу жалобу с обвинениями в приставании. Он сказал, что был пьян. Что не помнит ничего такого и тем более не помнит, с какой из девушек это произошло. Но он не собирался терять карьеру и ставить крест на собственной жизни из-за какой-то там шлюхи. А поскольку не знал, о какой из послушниц речь, собирался убить их обеих. Они видели это по его глазам, когда он попросил их помочь во дворе. Но они пошли с ним, думая, что, раз они вместе, им нечего бояться. И ошиблись.
Он ударил подругу Беатрис молотком по виску, и они обе бросились в самую гущу ночи. Держась за руки, они нашли, где могли спрятаться, но он не планировал так просто сдаваться и продолжал их искать. Казалось, прошло несколько долгих часов, и все-таки он их нашел.
Велев Беатрис жестами бежать, вторая послушница бросилась на священника. Но Беатрис не могла убежать, не могла бросить подругу в беде и напала на мужчину, который уже душил подругу, сзади. Била его кулаками по голове, пыталась выцарапать глаза, но он ударил ее локтем в лицо. От удара она упала прямо на дерево и на несколько драгоценных секунд потеряла сознание. А когда пришла в себя, подруга неподвижно лежала на земле с посиневшим лицом.
Священник сильнее сжал пальцы и тряхнул послушницу, изо всех сил выдавливая из нее последние капли жизни, а потом двинулся к Беатрис. Но той уже было все равно. Огромными глазами она смотрела на подругу и не могла осознать, что ее больше нет. Внезапно снова ощутив интерес к Беатрис, священник приближался медленно. Он сделает с ней то, что хотел, перед тем как убить. Или после. Так или иначе, он победит.
Все в Беатрис зашлось криком в знак протеста. Она вытащила нож, который взяла в кухне в ту ужасную ночь и теперь повсюду носила с собой, чтобы иметь хоть какую-то защиту. Она хотела всадить этот нож в священника, но вдруг передумала, решив сделать целью его часть. Ребенка, которого он оставил внутри нее. Священник остановился и во все глаза смотрел, как Беатрис, взяв нож обеими руками, всадила его себе в живот.
Несколько секунд священник удивленно моргал, а потом пожал плечами. Она все сделала сама. Когда от невыносимой боли она упала на колени, он подошел ко второй девушке и потащил выше по горе. Беатрис беспомощно смотрела, как мужчина открывает деревянную крышку и сбрасывает подругу в колодец. Он повернулся, чтобы спуститься к Беатрис, но от дождя земля стала мокрой и скользкой. Священник поскользнулся и все же сумел удержать равновесие. А потом поскользнулся снова и упал прямо в колодец.
Сначала он тихо стонал, но скоро стал кричать, звать Беатрис на помощь. Истекая кровью, она поползла по горе и плотно закрыла колодец крышкой. Крики стихли, но все еще были слышны. Целый час Беатрис таскала ветки, грязь и траву, чтобы скрыть деревянные доски. Чтобы никто не услышал ни единого звука.
Наконец крики превратились в еле слышный шепот на ветру. Утопая в скорби, Беатрис уходила глубже в лес, пока над горизонтом не поднялось яркое солнце, искупавшее ее своим светом. Она мечтала, чтобы это был сам Господь. Мечтала, что он простит ее, так же ласково, как и солнце, коснется ее лица и пригласит в свою обитель. С последним вдохом она думала только о своей сестре-близняшке. О девочке, которая лежала на дне колодца со своим убийцей.
Сердце сжалось в последний раз, и Беатрис поняла, что ей больше не холодно.
Пытаясь отдышаться, я отдернула руку и изо всех сил постаралась не разреветься, но проиграла эту битву. Стоило мне еще раз взглянуть на монахиню, по щекам потоками потекли слезы.
– Мне очень жаль, Беатрис.
Она покачала головой, показала на себя и жестами сказала:
– Мо.
– Мо? В колодце Беатрис?
Мо кивнула.
– Ты глухая?
Она снова покачала головой и прижала ко рту маленький кулак.
– Значит, немая. А твоя сестра?
Жесты Мо были какими-то устаревшими и не совсем походили на амслен[10]10
Амслен – основной жестовый язык в сообществах глухих США и англоговорящих частей Канады.
[Закрыть]. Скорее это был какой-то беспорядочный набор жестов и слов на амслене, которому ее научили дома. Я все-таки поняла, что сестра Мо могла говорить, но той ночью специально молчала, чтобы священник не понял, кого из них изнасиловал, от кого ждать беды. Она пожертвовала жизнью ради сестры, которая почти с самого рождения была немой. Священник был в курсе и верил, что из-за немоты бедная девушка не сможет никому ничего рассказать. Что ж, здесь он серьезно просчитался.
– Мо, мне очень, очень жаль.
Она тоже плакала. Эмоции, которые я сейчас ощущала, исходили прямо от нее. В ту ночь ей разбили сердце. Украли жизнь и надежду на счастье. Но страшнее всего было потерять любимую сестру.
Мо опять что-то показала, но пришлось повторить три раза, пока я не поняла, о чем она спрашивает. Я чувствовала себя круглой дурой от того, что ей пришлось столько раз повторять вопрос. Она хотела знать, ненавидит ли ее Бог за то, что она переспала с мужчиной. За то, что сестра погибла из-за нее. За то, что Мо наложила на себя руки, прервав жизнь, данную ей свыше.
– Сможет ли он меня простить, – спросила она, – если я совершу хороший поступок?
– Ох, милая, – вздохнула я, тяжело поднимаясь на ноги, и крепко обняла Мо, – он тебя не ненавидит. Это я тебе от чистого сердца говорю. И ты уже совершила хороший поступок. Ты пыталась спасти сестру. – Я взяла ее за плечи. – Если хочешь, можешь через меня пере…