Текст книги "Звездочка и Коробок"

Автор книги: Дарен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Как классно, Звездочка.

– Это все из-за стразов, Ствол. Ты же знаешь. С ними все классно.

– Да, я забыл.

– Ты уж запомни.

– Что мне надо запомнить? Я даже не помню, о чем мы сейчас вспоминали. И что пытались запомнить.

– Мы пытались запомнить улицу.

– Не помню. Какую улицу?

– Вот эту улицу, – говорит Звездочка и показывает. – Вот посмотри. Это просто. Просто посмотри вокруг.

И мы смотрим вокруг. Стоим со Звездочкой на улице и смотрим вокруг. Смотрим на улицу, на которой стоим. Я вижу улицу, как в первый раз. Как будто я никогда раньше не видел улиц. А теперь вижу. Я ее вижу, как... улицу. Она такая, какая есть. Синяя. Все синее.

– Звездочка, – говорю. – Оно синее.

– Что, Ствол? Небо?

– Нет, – говорю. – Улица. Вообще все. Почему все синее, Звездочка? Из-за стразов?

– Нет, стразы не делают что-то таким, какое оно уже есть. Улица синяя, потому что сейчас ночь.

– Ух ты, классно. Правда красиво?

– Да. Очень красиво. Она еще и оранжевая, посмотри. Посмотри на фонарь. Под фонарем ночь оранжевая. Везде синяя, а под фонарями оранжевая.

– Звездочка, ты посмотри, как красиво. Нам не нужны никакие стразы. Зачем нам какие-то стразы, когда все такое красивое само по себе.

Звездочка качает головой.

– Нет, Ствол. Все не так. Все по-другому. Все очень красивое, да. Только мы этого не замечаем. Потому что мы люди, а люди – они все придурки. Так вот. А потом мы закидываемся колесиками. Стразами, ешками. Кислотой. Они что-то там переключают у нас в мозгах, и мы вдруг видим, какое оно все красивое. Раньше не видели, а теперь – раз – и видим. И поэтому люди, которые вообще ничего не потребляют, они даже понятия не имеют, какое все на самом деле красивое.

– А эта улица? Она красивая?

– Да. Она очень красивая. Посмотри. Посмотри, какая она красивая.

– Да, – говорю я. – Красивая. Ой, смотри. Это дом Коробка.

– Нет, Ствол. Это не его дом. Я же тебе говорила раньше. Это совсем другой дом.

– Ну как же? Видишь. Вон Коробок.

Звездочка смеется.

– Нет, это не Коробок. Это какой-то другой черный парень. Если он черный, это еще не значит, что он Коробок. Их тут много, ну, черных. Ты же знаешь.

– Да, знаю. Только забыл. Это как раз из тех сложных вещей, которые очень легко забываются. И потом, если тут много черных, это еще не значит, что вон тот черный парень – это не наш Коробок. Коробок – он один черный парень. Его не два и не три. Он один.

Звездочка снова смеется.

– Ствол, какой ты смешной. У тебя все в мозгах перепуталось. Я вообще не о том говорю. Я просто сказала, что это не Коробок. Потому что это не Коробок.

– Как же не Коробок, если он вышел из дома Коробка. Значит, это Коробок. А если это Коробок, значит, это его дом. Видишь, все очень просто. Проще простого.

Звездочка говорит:

– Может, и просто, но только неправильно. Понимаешь, Ствол, это не важно, просто оно или сложно. Главное чтобы было правильно. А у тебя все неправильно. А то, что неправильно, оно неправильно. Потому что такое правило.

– Нет, у меня как раз правильно. А неправильно – у тебя. Если это не Коробок, тогда почему он заходит в дом Коробка? – Я ведь все правильно рассуждаю. – И что получается? Или он входит в неправильный дом, или ты говоришь все неправильно. Правильно?

Звездочка снова смеется.

– Нет, правда, Ствол. Ты смешной. Мы с тобой когда вышли от Коробка? Уже час назад. Идем по улице. Видишь улицу? Уже час, как идем. Целый час.

– Ну хорошо, – говорю. – Мы с тобой вышли от Коробка. Идем по улице. Все как ты говоришь. Но ведь это его улица, Коробка. Мы идем от него. И если сейчас мы оглянемся, дом Коробка будет видно.

Звездочка говорит:

– Нет, нет, нет. Опять все неправильно. Вот если заняться чем-нибудь нехорошим, у тебя замечательно все получается, зато смотреть ты не умеешь. Вот совсем не умеешь. Отсюда дом Коробка не видно. Это вообще не его улица. Это другая улица, совсем не та.

– Тогда надо вернуться и не пустить этого парня в дом Коробка. – Я останавливаюсь и стою. На оранжевом кусочке синей ночной улицы. Стою и показываю за спину. – Звездочка, надо вернуться. Если мы не вернемся, тогда я вообще ничего уже не понимаю. Какой-то парень идет к Коробку посреди ночи. А мы его даже не остановим. И кто мы тогда после этого?

Звездочка говорит:

– Ствол, послушай меня. Ты меня слушаешь?

– Ага.

– Слушаешь?

– Да. Я слушаю.

Я ее слушаю.

– Хорошо, я повторю еще раз. – Звездочка говорит: – Это – не его дом, не Коробка. Это даже вообще не тот дом, который ты в первый раз говорил, что это дом Коробка, только он тоже был другой дом. Мы идем по улице мимо разных домов, которые совсем не дома Коробка, хотя не много похожи, да. Мы ушли от Коробка уже час назад. Если бы этот парень вошел в дом Коробка, ты бы увидел его еще час назад.

– Но я его и увидел еще час назад.

– Не час, а всего минут десять.

– Ага, – говорю. – Но там, дома у Коробка, было много парней.

– Потому что у него была вечеринка.

– Ага, – говорю. – Там было много парней, дома у Коробка, на его вечеринке. Я их всех видел. И сказал, что я их всех люблю. Почему я сказал им, что я их люблю?

Звездочка говорит:

– Это все из-за ешек. На самом деле ты их не любишь, этих черных парней. Ты любишь меня.

– Я люблю тебя, Звездочка.

– Я тебя тоже люблю. Ты у меня не мужчина, а зверь.

– Я у тебя не мужчина, а зверь. – Я беру Звездочку за руку. Держу ее за руку, которую взял. – Только ты присмотри за мной, Звездочка. Хорошо? И говори мне почаще, что я у тебя не мужчина, а зверь. И держи меня за руку. И веди за собой. Ну, куда-нибудь.

– Я и веду. К себе домой. Сейчас придем и займемся чем-нибудь нехорошим.

– Чем нехорошим? – Я опять останавливаюсь и стою.

Так часто бывает, когда я со Звездочкой. Она говорит всякое разное, и поэтому я останавливаюсь. Из-за того что она говорит. – Чем нехорошим?

Звездочка смеется,

– Нехорошее номер раз: приготовиться к номеру два, три, четыре и пять, Номер два: привязать. Номер три: облизать. Номер четыре: потутулиться. Номер пять: чтобы ты обязательно кончил. Ну, то есть по-настоящему. С фонтанчиком.

– Ага.

Мы со Звездочкой входим в дверь, дверь большая, она открыта, и мы в нее входим, в открытую дверь, и идем вверх по лестнице, по ковровой дорожке. Она оранжевая, дорожка. Мы идем по ковровой дорожке, по лестнице, и встаем на площадке. Звездочка достает что-то из-под свитера. Это ключ. Он висит на шнурке у нее на шее. Звездочка снимает ключ с шеи. Ключ, который на шнурке. Она открывает дверь этим ключом. Дверь, которая внутри. Наверху.

– Звездочка, – говорю. – Мы уже вошли в дом. Но. Ты достаешь свой ключ и впускаешь нас к себе в дом. Который в доме. Я не понимаю. Не понимаю, что происходит.

– Все очень просто, Ствол. Мы вошли в дом. Это мой дом, только он не весь мой. Здесь у меня только квартира, Моя квартира, И я сейчас открываю дверь, чтобы мы вошли в эту квартиру. Которая моя. Видишь, все просто.

– Ага.

Мы входим в квартиру.

Длинная узкая синяя комната. Синий ковер. Стены тоже такие же синие, а вот занавески – не синие, они оранжевые, но все равно чуточку синие, потому что ночь за окном – она совсем-совсем синяя. Там, снаружи. Окно открыто, и снаружи доносится шум уличного движения. Но не всегда, а только когда проезжает машина. Занавески раздуваются, словно то, что снаружи, хочет войти к нам внутрь. Звездочка зажигает свечи. Они светят оранжевым светом в синей комнате.

– Иди ко мне, Ствол.

Я стою, где стоял.

– Иди ко мне.

Я подхожу к Звездочке, но не то чтобы совсем подхожу, а чуть-чуть. Чуть поближе. Она – моя девушка. Она сама маленькая и худенькая, но зато с большой попой. Как раз как мне нравится.

Звездочка говорит:

– Садись рядом. Садись рядом со мной. Сейчас мы займемся чем-то нехорошим.

– Будем друг друга облизывать?

– Нет, сперва приготовимся. Номер раз: приготовиться к номеру два, три, четыре и пять. Как я уже говорила.

Рядом с кроватью стоит такой невысокий комодик, и Звездочка открывает его верхний ящик, роется в ящике и достает что-то маленькое и синее. Она трясет это маленькое и синее, и оно издает звук, похожий на тихий шлепок. Звездочка говорит: – Это лак для ногтей. Смотри, какой пузырек. Совсем маленький, крошечный. – Она держит пузырек в руке, которая тоже маленькая и крошечная. Ее ногти накрашены ярко-оранжевым лаком. – Давай руку.

Я просто сижу и смотрю на нее.

– Ну давай.

Я просто сижу и смотрю. Обнимаю Клоуна Подушкина. Вообще-то он Клоун Подушкин Налог, но в два слова короче. Это мой плюшевый медвежонок. Которого мне подарила мама.

Звездочка говорит:

– Ну давай, Ствол. Давай поиграем в игру.

Я пожимаю плечами.

Звездочка вздыхает и говорит:

– Ну давай, Ствол. Давай поиграем. Я хочу поиграть. Я всю дорогу только об этом и думала, как мы с тобой хорошо поиграем. Да отложи ты медведя. Никуда он не денется. Утром проснешься, и он будет тут. Дай мне руку. Ну вот. Видишь, ничего сложного в этом нет. Ты у меня большой мальчик. Вот так. – Она берет мою руку, но не так, как обычно берут за руку, ну, когда держатся за руки, она берет мою руку двумя руками и хочет что-то с ней сделать. Свинчивает с пузырька крышечку, с пузырька с лаком, и получается кисточка. Звездочка красит мне ногти. Этой кисточкой с синим лаком, таким толстым слоем. И ногти становятся синими-синими. Потом Звездочка дует на лак у меня на ногтях, чтобы он высох. Ну, чтобы ничего не испачкать. Потом берет мою вторую руку, которая левая, и красит ногти на ней. – Теперь давай на ногах.

Я сижу у нее на кровати без ботинок и без носков. Я забираюсь на кровать с ногами, и Звездочка красит ногти у меня на ногах. Почти заканчивает.

Вот, закончила. Теперь у меня везде синие ногти. На руках и на ногах.

– Ну ладно. Мы поиграли в игру. А теперь будем спать.

Звездочка смеется:

– Нет, мы еще не поиграли в игру. Мы только к ней приготовились. Это был номер раз. А теперь будет еще номер два, три, четыре и пять. Спать – это уже номер шесть. Который идет после номера пять.

– Нет, – говорю. – Шесть – это много. Такой игры не бывает, чтобы было так много. Есть номер раз: то, что ты сейчас сделала, только что. И есть номер два. Номер два – это спать. Все очень просто. И больше нет никаких номеров.

Звездочка снова смеется:

– Номер два – это не спать. Я же тебе говорила, что будет номером два. Там, на улице. Я говорила. Ты что, забыл?

– Нет, – говорю, – не забыл. Я все помню, просто сейчас мне не хочется.

Звездочка улыбается:

– Тебе не хочется?

– Да, не хочется.

Звездочка оглядывает себя. Она сняла свитер, и теперь на ней только футболка. Футболка оранжевая. Грудь у Звездочки небольшая, но и не маленькая. Как раз как мне нравится.

– Совсем не хочется?

– Да.

Звездочка говорит:

– Но ты даже не помнишь, что это было.

– Помню.

– Не помнишь.

Я пожимаю плечами.

Звездочка говорит:

– Ну и что это было? Скажи.

– Э... я не помню.

– Тогда откуда ты знаешь, что тебе этого не хочется?

– Ну. – Я думаю, думаю, думаю. И не знаю. – Ну, это... Это... э... я всегда четко знаю, что мне хочется делать, а чего делать не хочется. И я знаю, что мне вовсе не хочется делать то, что, как ты говорила, будет номером два.

Звездочка вздыхает и говорит:

– Давай попробуем так: ты сейчас скажешь, чего тебе делать не хочется, и если это будет мой номер два, тогда мы этого делать не будем. А если это будет что-то другое, не номер два, тогда мы сделаем номер два. Хорошо?

Я киваю.

– Но я даже не помню, чего мне не хочется делать. Я вообще ничего не помню.

– Тогда давай сделаем так. И это будет уже последнее, что мы с тобой сможем сделать. – Звездочка говорит: – Вот смотри: если ты что-то делаешь, просто делаешь – и все, это вовсе не плохо. Плохо, это когда делаешь что-то такое, чего тебе делать не хочется. Но если ты даже не знаешь, что это такое, что тебе предлагают сделать, ты не можешь этого не хотеть, ну, потому что не знаешь, что это такое, а раз ты не можешь этого не хотеть, значит, тут нечего и рассуждать. Просто берешь и делаешь. Понятно?

Я киваю.

– Ага. Давай сделаем номер два. А номером три будет спать.

И мы с ней делаем номер два. Звездочка заставляет меня лечь на спину и разводит мне руки к углам кровати, а я закрываю глаза, ну, как будто я сплю, но только «как будто» потому что, когда ты спишь по-настоящему, тебя не привязывают к кровати за руки.

А потом и за ноги.

Звездочка говорит:

– А теперь я тебя оближу.

– Хорошо, – говорю. – Только немножко.

– Мммм, Немножко никак не получится, а получится много. – Она задирает на мне футболку и расстегивает мои джинсы. Потом стягивает с меня джинсы вместе с трусами, не совсем, а чуть ниже колен, и начинает меня облизывать.

Не немножко, а долго-долго.

Она облизывает моего безобразника, и от этого я чувствую всякое разное. Такое прикольное чувство, когда внизу все горячо, и сразу хочется всяких глупостей, и когда ты под ешками и под стразами, и все это вместе, все как будто в одном, и возникает такое особое чувство, которое называется «любовь».

И от этого чувства вообще клинит мозги. И мне видятся всякие штуки.

Какие-то штуки...

Не какие-то штуки, а рыбки. Много сверкающих маленьких рыбок. Они плывут в воздухе вокруг меня. Вокруг моей головы. Рыбки. В воздухе. Я говорю:

– Звездочка. Звездочка, это что?

– Мм ммммм мммммм ммм.

– Что?

– Я не могу говорить с полным ртом.

– Звездочка. Мне видятся всякие штуки.

– Правда.

– Ага, – говорю. – Я их вижу. Звездочка, почему я их вижу? Это из-за того, что ты делаешь, или это из-за таблеток, или я вижу их потому, что они правда есть?

– Ну, что ты там видишь? – Звездочка смотрит по сторонам. На эти штуки, плывущие в воздухе. Вокруг нее, вокруг ее головы. – А, ты про эти вот штуки. – Они похожи на маленьких рыбок, вырезанных из бумаги, Они плывут прямо в воздухе, вокруг звездочкиной головы, и она на них смотрит.

– Да. Это что, правда рыбки?

Звездочка ложится рядом. Так что ее голова лежит рядом с моей головой. Потом она поворачивается ко мне, и мы касаемся носами.

– Это не рыбки, Ствол.

– Да, – говорю. – Это не настоящие рыбки. Они бумажные. Бумажные рыбки на мобиле для рыбок, подвешенном к потолку. Их там несколько дюжин. Да, я вспомнил. Их тридцать. Если их придержать рукой, они остановятся. И больше не будут крутиться, пока ты их не отпустишь.

Звездочка смеется. Я опять сказал что-то не то.

– Нет, Ствол. Ты правда смешной. Это не рыбки. Посмотри повнимательнее. Это резинки. Ну, в смысле, презики. Которые презервативы.

– Нет, не резинки.

– Резинки-резинки. – Звездочка хватает одну и придерживает, так что она больше не крутится. Не плывет в воздухе. – Видишь, это все презики. В упаковках. Подвешенные к потолку на веревочках.

Ой. Это же, это же...

– Презики, – говорит Звездочка. – Они специально подвешены к потолку, чтобы можно было сразу их взять, когда нам захочется... ну... потутулиться.

– А сейчас тебе хочется потутулиться, Звездочка?

– Посмотри, сколько тут презиков, – говорит Звездочка, глядя на презики, подвешенные на веревочках к потолку. – Много-много. И если перевести это «много» в «очень», как раз и получится так, как мне хочется потутулиться. Очень-очень. Посмотри на них, Ствол. Возьми одну штучку.

– Не могу, – говорю. – У меня руки привязаны.

Звездочка отвязывает меня, привязанного к кровати. Но не всего меня, а только руки. Я прикасаюсь к ним, ну, к этим штукам, которые плывут прямо по воздуху вокруг моей вытянутой руки.

– Звездочка, – говорю. – Они снова как рыбки. Плывут у меня вокруг руки,

– Они не плывут. Они просто качаются. – Звездочка говорит: – Видишь, окно открыто. На улице ветер. Он задувает в комнату. И поэтому они качаются. Презики в упаковках.

Да, я помню. Подвешенные к потолку.

– А кто их повесил на потолок?

– Ты, Ствол. Ты и повесил.

– Да, точно. Я. Звездочка, это я их повесил. Ну, на потолок. – Я опять тяну руку и прикасаюсь к резинкам, которые качаются от ветра. Который на улице и задувает в комнату. – Слушай, Звездочка. Это вообще не твоя квартира. Это моя квартира. Да, точно. Моя. – Они плывут прямо по воздуху, кругами – вокруг моей вытянутой руки, и не дают мне себя схватить. Как та часть меня, ну, которая внутри, та, которая не хочет тутулиться, когда Звездочке хочется потутулиться, и она начинает ко мне приставать и пытается сделать так, чтобы мне тоже хотелось тутулиться. – Звездочка, помоги мне схватить эту штуку. А то они что-то не ловятся.

– Ты сам вполне справишься, Ствол.

– Нет, лучше ты помоги.

– Ну хорошо. – Звездочка вкладывает мне в руку презик. – Вот видишь. Ты его поймал.

Поймал. Держу его в руке. У меня синие ногти.

– Ты у меня не мужчина, а зверь.

– Ммм... – говорю. – Да, я такой.

– Теперь оторви его и открой.

– Звездочка, а зачем я повесил их на потолок?

– Потому что они постоянно теряются. Здесь все теряется. Постоянно. Никогда ничего не найдешь, когда нужно. – Звездочка говорит: – Вот так, правильно. А теперь я сяду на тебя верхом.

Она снова привязывает меня, то есть делает со мной номер два и сразу же – номер четыре.

Комната уже не такая синяя, потому что на улице светает. Солнце светит сквозь оранжевые занавески, которые на окне. Окно открыто, и занавески шевелятся. Потому что на улице ветер. И еще – солнце, оранжевое. Звездочка лежит рядом. Она еще спит. Ее футболка слегка задралась на животике, который немного испачкан... ну, этим самым. Которое из моего безобразника. Значит, испачкан он из-за меня. Сейчас весна. Я встаю и хожу взад-вперед по комнате. Пытаюсь вспомнить, что было. Вчера и вообще. Стены в комнате синие, но кажется, будто оранжевые. Из-за солнца, которое светит в окно. Из-за солнца вся комната стала оранжевой. Я сажусь на кровать и смотрю на Звездочку. На свою девушку. Она сама маленькая и худенькая, но зато с большой попой. Как раз как мне нравится. И волосы у нее тоже – как раз как мне нравится. Длинные и каштановые. Ее ноги укрыты пледом, и поэтому сейчас их не видно. Плед видно, а ноги не видно. Потому что плед сверху, а ноги – снизу. Под пледом.

Звездочка говорит:

– Мммм-ммм ммммм ммм.

Это она разговаривает во сне. Сейчас мы с ней поговорим.

Я ложусь рядом со Звездочкой, ну, как будто я тоже сплю, и говорю ей:

– Мммм. Мммм.

Звездочка говорит:

– Мммм-ммм ммммм мммммммммммм.

У нее замечательно получается. Ну, разговаривать во сне. А у меня получается плохо, потому что я даже не сплю. И это странно. Что-то есть в этом странное.

Так. Я, кажется, знаю, в чем дело. Звездочка даже не знает, что мы с ней разговариваем. Она – потому что спит. А я – нет. Не сплю. Она даже не знает, что я сейчас рядом. Как будто...

Как будто меня вообще нет.

И мне страшно.

– Звездочка, – говорю. – Звездочка. Просыпайся.

Звездочка говорит:

– Мммммм.

– Пожалуйста, Звездочка. Просыпайся. А то за мной некому присмотреть.

– Мммммм.

– Звездочка. Просыпайся. Пожалуйста. – Я легонько трясу ее за плечо. Прикасаюсь к ее плечу. Хотя это не настоящее прикосновение. Не совсем настоящее. Потому что я даже не чувствую, как прикасаюсь. Это все из-за стразов. После ешек уже отпустило, но от стразов еще осталось, и поэтому я ничего не чувствую. Но я все-таки к ней прикасаюсь, и она должна что-то почувствовать, не что-то, что чувствуешь, когда к тебе прикасаются, ну, чтобы поласкаться, а просто почувствовать, что тебя трогают. Раньше не трогали, а теперь трогают. Что-то ведь изменилось, правильно? И она должна что-то почувствовать.

– Что?

– Звездочка, просыпайся. Пора вставать. А то опоздаешь в школу. – На самом деле Звездочка в школу не ходит. – Пора вставать, разносить газеты. – На самом деле Звездочка не разносит газеты. Она, потому что, уже не ребенок. Просто я говорю всякое разное, что, как мне кажется, может заставить ее проснуться.

– Что?

– Звездочка. Просыпайся. Пожалуйста. А то... э... а то уже скоро опять будет ночь, и опять надо будет ложиться спать. Так что быстрее вставай, а то проспишь целый день. Целый день потеряешь. Ты же не хочешь его потерять.

Звездочка говорит:

– Хочу, – и пытается накрыться пледом.

А я стягиваю с нее плед:

– Вставай, Звездочка.

Звездочка приподнимается на локте и сонно смотрит на меня;

– Ну, что еще?

Мне страшно.

Так я ей и говорю:

– Мне страшно.

Звездочка, которой сонно, обнимает меня за плечи. Меня, которому страшно.

– Почему тебе страшно, Ствол? Что тебя напугало?

Я утыкаюсь носом ей в щеку.

– Почему тебе страшно? – повторяет Звездочка. – На вечеринке у Коробка тебе не было страшно. Мы замечательно повеселились. И вообще было классно. А потом, когда мы уже вышли на улицу, ты вдруг стал подгоняться, и тебе стало страшно. Дома вроде бы отпустило, и мы с тобой занялись всякими глупостями, уже совсем нехорошими глупостями, и ты был вполне адекватным. И все было супер, и ты был супер. Потом мы заснули, а теперь тебе снова страшно. Что с тобой, Ствол?

– Я не знаю. Раньше такого не было. Никогда. Я вообще без понятия, что происходит. И как с этим бороться.

Эта сонная улыбка у нее на лице, у моей Звездочки, она такая хорошая. От нее улыбается все лицо.

– Да нет же, Ствол. Было. Сколько раз уже было. Ты постоянно такой. Всегда.

– Когда у меня отходняк после стразов.

– Не после стразов, а после ешек. От стразов так не бывает. – Звездочка говорит: – От ешек обычно бывает вверх-вниз. А от стразов – внутрь и наружу, и все внутри взбалтывается, как шипучка. Иногда от них сильно вставляет. А иногда просто вставляет, даже без них. А как будто под ними. И в голове что-то переключается, и тебя замыкает. Дело даже не в стразах и ешках. Это все у тебя в голове.

– А у тебя в голове этого нет?

– Нет, у меня не бывает таких проблем. – Звездочка говорит: – Моя голова и твоя голова – это две разные вещи. Твоя голова, она такая... ну, в ней все в беспорядке. И ты ее забиваешь всякой ерундой.

– Но ты меня любишь?

Звездочка улыбается и говорит:

– Да. Люблю. Даже такого, какой ты есть. Я тебя очень люблю.

– И я у тебя не мужчина, а зверь?

Звездочка говорит:

– Да, – и кивает.

– Тогда как же...

– Ну...

Я утыкаюсь лицом ей в грудь. Как будто она рассказывает мне сказку, а я ее слушаю, и мне интересно, что будет дальше.

– Так бывает, да. Человек может быть не совсем адекватным, ну, не очень дружить с головой, и при этом быть мужиком хоть куда. Так бывает. Вот посмотри. Посмотри на мой животик. – Она мне показывает свой животик. – Видишь, он грязный. Это все потому, что ты кончил мне на животик, пока я спала. И поэтому он грязный. То есть он не совсем в порядке. Но это по-прежнему мой животик. Если что-то не совсем в порядке, оно все равно остается тем, что оно есть и было всегда.

– Ага, понятно. Это по-прежнему твой животик, хотя он не совсем в порядке, потому что он грязный. – Она всегда так хорошо объясняет. А я... я... – Слушай, Звездочка. А если ты съешь больше стразов, ну больше, чем я, у тебя тоже будет не все в порядке... ну, в беспорядке... с твоей головой? Больше, чем у меня?

– Не знаю.

– Давай попробуем, – говорю. – Посмотрим, что с тобой будет. Будет тебе тоже страшно, как мне, или нет.

Звездочка говорит:

– Хорошо. Сколько у нас там таблеток?

Я беру свой пакетик с таблетками. Ну, который мне дал Коробок. На вечеринке. Он такой маленький и прозрачный, и в нем таблетки. Я высыпаю их на ладонь. И считаю. Трогая каждую пальцем с синим ногтем. Ноготь синий, потому что накрашен лаком. Который синий.

– Всего двенадцать, – говорю. – И две ешки.

Звездочка морщит нос, забирает у меня таблетки и высыпает их на постель. Такой маленькой кучкой. Считает все стразы, которые есть. Ну, чтобы знать, сколько их там всего.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. – Ее губы шевелятся, но только чуть-чуть. – Больше двенадцати. – Звездочка считает стразы. – Тут сорок штук.

– Сколько их там?

– Сорок штук. И две ешки. – Звездочка говорит: – Я съем тридцать стразов и ешку, а ты – все, что останется.

– Зачем столько много, Звездочка? Ты никогда столько не ешь.

– Ты же хотел, чтобы я съела много. Ну, чтобы со мной было то же, что и с тобой. Чтобы я поняла, что ты чувствуешь, когда ешь столько много. Ну давай. Давай их съедим, а потом будем обследовать дом.

– Какой дом?

– Этот дом.

– Слушай, Звездочка, а чей это дом?

– Мой.

– Ага, – говорю. – Твой. Но здесь всего одна комната.

– И еще кухня.

– Ну ладно. Две комнаты. Значит, Звездочка, это не дом. Это квартира.

Звездочка говорит:

– Это дом, как бы разрезанный на квартиры.

– Но ведь это моя квартира.

Звездочка качает головой.

– Давай сделаем как я сказала. Я сейчас принесу апельсиновый сок с газировкой. Пока я еще помню, что это такое. Ну, апельсиновый сок с газировкой.

– Звездочка, слушай. Когда я проснулся, я думал, что меня должно отпустить. Ну, после стразов. Но меня почему-то не отпустило. Ну, то есть чуток отпустило, но не так чтобы совсем.

– Ой, Ствол. Сколько я тебя знаю, тебя вообще никогда не отпускает, так чтобы совсем. – Звездочка говорит: – Если тебя вдруг отпустит совсем, это будешь уже не ты. Ну что, я пойду принесу апельсиновый сок с газировкой?

Звездочка идет на кухню. Она не то чтобы раздета, но и не то чтобы одета. В одних трусиках и в футболке. Футболка оранжевая, и она задралась. Звездочка поправляет ее, прикрывая животик, который испачкан... ну, этим самым. Потом она возвращается в комнату. Уже с апельсиновым соком. Который не просто сок, а с газировкой. Она дает его мне и говорит:

– В общем-то ничего сложного.

– Ничего сложного – где?

– Ну, вообще. – Звездочка говорит: – Все очень просто. По жизни. Теперь посмотрим, что будет со мной через час. Когда таблетки уже начнут действовать.

– Будет сложнее. – Я знаю, что говорю. – Все будет странное и непонятное. Но ты не бойся. Я буду рядом и буду тебя защищать. Ты – моя девочка, а я твой защитник, Гектор-Протектор[1]1
  Гектор-Протектор – герой известного детского стихотворения:
Гектор-ПротекторВо всем был зеленом,Гектор-ПротекторПредстал перед троном.Увы, королюНе понравилсяОн,И Гектор-ПротекторОтправилсяВон.  (перевод С. Маршака)
  Имя героя стихотворения Hector the Protector переводится как «Задира-Защитник». – Примеч. пер.


[Закрыть]. Вот так.

– Спасибо, Ствол. Ты у меня настоящий мужчина. Не мужчина, а зверь. – Звездочка берет мою руку и целует мне пальцы, самые кончики.

Я люблю ее.

Очень люблю.

Но мне опять страшно.

– Звездочка, слушай. Мне опять страшно. Как мне сделать, чтобы этого не было? Ну, чтобы мне не было страшно? Можно что-нибудь сделать?

– Мы же с тобой собирались съесть стразы.

– Да, – говорю. – Собирались. Но они не помогут. Мне все равно будет страшно.

– Тебе всегда будет страшно, Ствол. Всегда-всегда. Ты, потому что, родился со страхом внутри. От него можно спрятаться, ненадолго. От своего страха. Для этого, кстати, они и нужны. Ну, таблетки. Но от него нельзя спрятаться насовсем. Он тебя все равно найдет. – Звездочка говорит: – И ты никогда от него не избавишься. Никогда.

– Плохо дело.

–Да нет, погоди. Сейчас мы закинемся стразами, и тебе уже не захочется от него избавляться. То есть тебе по-прежнему будет страшно, но страх не будет тебе мешать. Понимаешь?

– Ага, – говорю. – Понимаю. А если ты меня бросишь? Тогда это будет, как будто... как будто... ну, как будто я сразу умру. Не бросай меня, Звездочка. Не уходи.

– Больше так не говори никогда. И потом, это же моя квартира, куда я отсюда уйду?! – Звездочка говорит своим тонким «девчоночьим» голоском: – Дай мне соку. И давай уже кушать таблетки.

И мы с ней кушаем таблетки, запивая их апельсиновым соком. Который не просто сок, а с газировкой. Таблеток много, и мы возимся с ними долго, но стразы – они меньше ешек, так что их проще глотать.

Звездочка говорит:

– Раньше на ешках были картинки.

У меня на ладони уже ничего не осталось. Мы съели все. Все таблетки, которые были. Но я все равно держу руку ладонью вверх, как будто на ней что-то есть.

Звездочка говорит:

– А ты зачем держишь руку?

Я улыбаюсь и говорю:

– Чтобы ты взяла меня за руку.

Я заметил одну интересную вещь: когда любишь девушку, которая любит тебя, вы с ней улыбаетесь одинаково. Мы со Звездочкой любим друг друга, и когда улыбаемся, получается очень красиво. Вот люди все спорят, что такое любовь, а я думаю так: представьте себе самую лучшую ешку из всех, которые вам приходилось попробовать, вспомните, как было классно, и умножьте на миллион, и все равно этого будет мало. Ну, чтобы понять, что такое любовь.

– Не бойся, Звездочка. Не бойся.

Моя Звездочка сидит на полу и собирает картинку-паззл. На ней нарисован паровой каток, ну, такая машина, чтобы делать асфальт на дороге. Он совсем как настоящий, только разрезанный на кусочки.

– Я не боюсь, Ствол. Видишь, я собираю паззл.

Она сидит на полу, на ковре. Ковер синий и старый, совсем-совсем вытертый, и нитки просвечивают сквозь ворс, словно белые косточки.

– Я тут, Звездочка. Я с тобой. Слежу, чтобы с тобой ничего не случилось.

– Со мной все в порядке.

– Ага.

Она сидит на полу по-турецки, на синем ковре. Ее локоть лежит на кровати. Я тоже лежу на кровати. Вернее, не лежу, а почти сижу. Слежу, чтобы со Звездочкой ничего не случилось. Потому что она приняла много стразов, и надо за ней присмотреть.

– Звездочка, слушай. Как только тебе станет страшно, ты сразу скажи, хорошо? Я тебя защитю... защищу.

Звездочка вздыхает.

– Со мной все в порядке, Джек.

– Я не Джек. Я Гектор-Протектор. Твой защитник.

Звездочка говорит:

– Мне не нужен защитник. Видишь, я собираю паззл.

– Ага.

Это комната Звездочки, и мы тут сидим. Делать особенно нечего, ну, когда сидишь в комнате. Можно только сидеть. Вспоминать всякие штуки, которые лучше всего вспоминаются, когда ты тут сидишь. Звездочка даже не знает, сколько она съела таблеток. Она их вообще не считала.

– Слушай, Звездочка, – говорю. – Ты сколько съела таблеток? Наверное, много, да?

Она молчит, ничего не говорит.

– Звездочка.

Звездочка говорит:

– Слушай, ты мне мешаешь. Видишь, я собираю картинку, и мне надо сосредоточиться. А ты меня отвлекаешь. Когда я слышу твой голос, мне сразу хочется всяких глупостей. А сейчас нам нельзя заниматься глупостями. Мне, потому что, не хочется, чтобы ты, когда кончишь, испачкал мне паззл.

– То есть тебе не страшно? Совсем-совсем? Почему так получается, Звездочка? Мне всегда страшно, когда я ем стразы, а тебе вот – ни капельки. Ты же съела их много.

– Не знаю, Ствол. Я их чувствую там, внутри. От них тепло, мягко и как-то так... знаешь... ну, в общем, я чувствую, как они действуют. Но ты же видишь: я спокойно сижу, собираю паззл, а когда тебе страшно, ты же не будешь сидеть над паззлом, и поэтому можно сказать совершенно точно, что мне не страшно, и не было страшно, и, по-моему, уже не будет. Так что ты помолчи, хорошо? А то ты меня отвлекаешь.

– Ага.

Я ложусь на живот и свешиваю голову с кровати. Чтобы мне было удобнее смотреть на Звездочку. Звездочка, моя девушка, сидит на полу, на синем вытертом ковре, в котором просвечивают белые нитки. Которые как тонкие косточки. Она сидит, собирает паззл. Я смотрю, как она подбирает кусочки и кладет их на нужное место. У нее оранжевые ногти. Накрашены оранжевым лаком. Мы с ней съели таблетки, и я с тех пор пристаю к ней со всякими разговорами, потому что волнуюсь, чтобы ей не было страшно и чтобы все было в порядке, а ей не хочется разговаривать, потому что она занята, и поэтому мы спорим, но спорим не по-настоящему, не обидно, потому что мы любим друг друга. И я думаю, может быть, стоит попробовать заговорить с ней, как будто я – это кто-то другой. Ну, то есть не я.