Текст книги "Звездочка и Коробок"

Автор книги: Дарен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Звездочка улыбается и говорит:

– Да, мы любили залезать на лесенку.

– Ты забиралась на самый верх, а потом всегда плакала.

– Было весело, правда? – Звездочка говорит: – Я помню. Мы еще с горки катались. И еще на качелях. И забирались на лесенку. На самый верх. Я помню, да. Было весело.

– А ты плакала, – говорю. – И не хотела слезать.

Звездочка качает головой:

– Я не плакала.

– Плакала, – говорю. – Я хорошо помню. Ты всегда плакала, когда забиралась наверх. Ты говорила, что внизу все паршиво и что ты хочешь остаться там, наверху, навсегда. Ты поэтому и стала такой... ну, какой ты была. Всегда ела таблетки и не хотела слезать.

Звездочка резко меняет тон:

– Я и сейчас такая.

– Нет, ты уже не такая.

Звездочка слезает с лесенки. Держится за синюю металлическую перекладину. Потом отпускает ее и садится прямо на песок.

Она говорит:

– Нет, я такая.

– Но ты только что слезла. – Я тоже слезаю. Сажусь рядом со Звездочкой на песок. Обнимаю ее за плечи. Как будто в машине. – Ты ведь сделала это. Ты только что слезла.

– И здесь, внизу, все паршиво.

– Совсем не паршиво.

– Я хочу быть наверху. – Звездочка говорит: – На самом-самом верху. На лесенке.

– Тогда залезай обратно наверх.

– Я ненавижу, когда нужно спускаться. – Звездочка говорит: – Здесь, внизу, так паршиво.

– Говорю же, забирайся наверх.

Звездочка молчит, не говорит ничего.

– Звездочка.

– Я не могу.

– Почему?

– Я вообще ничего не могу.

– Ты можешь все, – говорю. – Все, что захочешь. Ты только что бегала по площадке. И говорила, что когда-нибудь у тебя будет маленький.

– Нет, не будет.

– Почему?

– Потому что все дети противные.

– И вовсе они не противные, – говорю. – Они очень славные и прикольные.

– Все противное. Все-все-все. – Звездочка качает головой и больше не говорит ничего.

Она совсем не такая, Звездочка. Совсем не такая. Просто вдруг что-то случилось, и она стала такой. Еще минуту назад она была такой радостной и счастливой, а теперь стала грустной. Совсем-совсем грустной.

– Что с тобой? – говорю. – Что тебя огорчает?

Звездочка не отвечает. Просто сидит, огорчается.

– Звездочка, – говорю. – Улыбнись. Будь такой, какой ты была только что. Ну, когда ты была веселой.

– Не могу. – Звездочка говорит: – Все прошло.

– Оно не может пройти, – говорю. – Потому что оно в тебе. И оно есть всегда.

– Оно уже не во мне. – Звездочка говорит: – Оно, наверное, убежало.

– Никуда оно не убежало. Не могло убежать. Наверное, оно просто спряталось. И скоро снова появится, вот увидишь. Давай я тебя пощекочу, и оно сразу появится. Надеюсь, оно не боится щекотки? – Я пытаюсь ее рассмешить. Но она не смеется. – Звездочка.

Звездочка молчит. И лицо у нее... ну, такое... замкнутое, закрытое. Лицо, которое закрылось от солнца. А солнце уже поднялось. Сейчас день. Сейчас лето. Но Звездочка вся как будто закрылась. Вообще от всего. Она говорит:

– Со мной что-то не так.

– Нет, – говорю. – С тобой все в порядке. Просто тебе сейчас грустно. Давай заберемся на лесенку. На самый верх. Видишь, какая прикольная лесенка. Похожа на паровой каток.

– Не могу. – Звездочка говорит: – Я вообще ничего не могу. Не могу даже пошевелиться.

Звездочка ложится на землю.

– Звездочка. Стейси. Вставай и давай забираться на лесенку. Я тебе помогу.

– Мне никто не поможет.

– Я тебе помогу. Я всегда тебе помогаю. – Я наклоняюсь к ней, беру за руки и тяну. Хочу, чтобы она поднялась с земли. – Ну, давай же. Вставай. – Но она не встает. Она просто лежит на земле, и не хочет вставать, и вообще не шевелится. Я тяну. Держу ее за руки и тяну. У нее очень холодные руки. Я их чувствую, но в них не чувствуется ничего. Они какие-то бесчувственные и вялые.

Звездочка молчит, не говорит ничего.

Я смотрю по сторонам. Вокруг – никого. Только мы со Звездочкой. И нам никто не поможет. Мы в парке, на детской площадке. Только мы не бегаем и не играем. Звездочка потому что устала. Я думаю, ей сейчас надо поспать. Это была долгая ночь. И мы хорошо потрудились: разбирались, какие мы на самом деле, и были собой, и решали, что будем делать, когда станем совсем-совсем взрослыми, и спасали Звездочку, и шли ко мне, но пока еще даже и не дошли. Звездочка засыпает, уже заснула. Я ложусь рядом. Обнимаю ее, ну, как будто она уже мертвая, а я – еще нет. Только она никакая не мертвая. Она просто спит.

Мы со Звездочкой у меня в комнате. Комната синяя, длинная и узкая. Мы лежим на кровати. Которая в синей и длинной комнате. У меня дома. Где мы со Звездочкой всегда занимались всякими глупостями. И играли в игру с номерами. Это хорошая игра. Номер раз: приготовиться к номеру два, три, четыре и пять. Номер два: привязать. Номер три: облизать. Номер четыре: потутулиться. Номер пять: чтобы я обязательно кончил. По-настоящему. С фонтанчиком.

Номер раз всегда делался так. У меня рядом с кроватью стоит такой невысокий комодик. Звездочка открывала его верхний ящик и доставала оттуда всякие штуки, синий лак для ногтей и все, что нужно, чтобы накраситься, и она меня красила, ну, как мог бы накраситься Клоун Подушкин, если бы он был настоящим клоуном, только он никакой не клоун, просто его так зовут, а вообще-то он плюшевый медвежонок.

Номер два делался так...

– Ствол.

Я не слушаю. Номер два делался...

– Ствол.

Номер два...

– Ствол. – Звездочка говорит: – Ствол, послушай меня.

– Что?

– Может быть, поиграем в игру?

– Нет, – говорю. – Мы и так целый день только и делали, что играли...

– Нет, не в эту игру, а в другую. – Звездочка говорит: – Которая без всяких глупостей.

– А, – говорю. – Если без глупостей, то давай.

– А в какую?

Я смотрю на нее как на дурочку:

– Что?

– Ну, в какую мы будем играть игру?

– Я не знаю. Ты предложила, ты и придумывай.

– Давай в «Музыкальный живот-автомат».

– Нет, не хочу.

– Тогда давай в «Музыкальный пупок-автомат».

– Нет, – говорю. – Ты же только что предлагала, и я сразу сказал, что нет.

– Я не предлагала. – Звездочка говорит: – Я сперва предложила в «Музыкальный живот-автомат», а потом в «Музыкальный пупок-автомат». Это разные вещи.

– Нет, не разные, – говорю. – Это одна и та же игра. Только по-разному называется.

– Ствол, ну, давай поиграем. Мы сто лет в нее не играли. – Звездочка говорит: – Давай поиграем совсем немножко. А потом ты выберешь игру. Какую захочешь.

– Если мы поиграем в твою игру, то потом будем играть в мою.

Звездочка говорит:

– Да-да-да. Только сначала – в мою.

Ну хорошо. Это детская игра. Совсем для детей, но ведь Звездочка еще ребенок, так что мне нужно ей уступить. Потому что я старше. Вам эта игра ничего обо мне не расскажет, потому что не я ее выбрал и мне вовсе не хочется в нее играть. Просто я уступаю Звездочке. Звездочке хочется поиграть в эту игру, и я ей уступаю.

Я лежу на спине, на кровати. Держусь руками за уголки в изголовье. Как будто сейчас меня будут привязывать к кровати. Только привязывать не будут. Когда привязывать – это игра для взрослых, а сейчас мы играем в другую игру. Для детей.

Звездочка говорит:

– Сейчас я поставлю песню. – Она задирает мою футболку, которая синяя, и дует мне на пупок. Ну, как будто опускает монетку в музыкальный автомат.

– Я... э...

– А ты пой. – Звездочка говорит: – Я же не зря опустила монетку.

Дурацкая игра. Но раз уж я согласился, надо играть. Я пою:

– Мммм ммм ммм. – Это песня из звуков, а не из слов. Очень короткая песня.

– Теперь ты опускай монетку. В меня.

– Ну хорошо.

Я дую ей на пупок. Опускаю монетку.

Звездочка поет песню:

– Мама с папой падают, падают и падают. Мама с папой падают, о, моя красавица.

Я говорю:

– А теперь давай поиграем в подземную корову. – Мы со Звездочкой забираемся под одеяло и лежим тихо-тихо, вообще не шевелимся. Под одеялом. Одеяло – это как будто земля, а мы под ним, как под землей. Мы как будто коровы. И мы мычим под землей. Мы потому что подземные коровы.

– Муууууу.

– Оооооо.

Мы лежим под одеялом.

Я мычу:

– Муууу.

– Ооооо. – Звездочка говорит: – Оооооо. Ооооо.

Это неправильно. Она мычит: «Ооооо». А надо мычать: «Муууу».

– Это неправильно.

– Что?

– Ты неправильно делаешь, – говорю. – Ты не мычишь, а коровы мычат.

– Почему?

– Потому что...

Погоди. Слышишь? Что это было...

Какой-то звук. Не мычание, которое совсем даже и не мычание, ну, которым мычала Звездочка. Это совсем другой звук. За окном. Он стукнул в стекло, словно камушек, который бросили с улицы к нам в окно.

Звездочка выбирается из-под одеяла, идет к окну, раздвигает занавески, выглядывает наружу. Да, вот опять. Этот звук. Кто-то кидает мелкие камушки к нам в окно. Похоже, к нам кто-то пришел, а дверь подъезда закрыта, и стучаться в нее бесполезно, потому что мы все равно не услышим. И поэтому этот кто-то, ну, кто к нам пришел, кидается камушками в окно. Чтобы мы услышали и открыли дверь. Все очень даже логично, правда?

– Звездочка, – говорю. – Кто там?

Звездочка стоит у окна. Смотрит в окно.

– Звездочка.

Она просто стоит у окна. Вообще ничего не делает, просто смотрит. И молчит, не говорит ничего. Просто смотрит в окно.

– Звездочка. Кто там пришел?

Я встаю, надеваю джинсы, и тоже подхожу к окну, и встаю рядом со Звездочкой. Мы с ней смотрим в окно. Звездочка говорит:

– Ой, я забыла.

– Что ты забыла?

– Нет, это я раньше забыла. А теперь вспомнила.

– Что ты вспомнила, Звездочка?

Мы со Звездочкой смотрим в окно. Там, внизу, стоят люди. Какой-то дяденька, которого я не знаю. И мама Звездочки. И полицейский инспектор Изнасильник.

– Что ты вспомнила?

– Что говорила мама.

– Что она говорила? Когда?

– Когда я спрашивала у нее, можно мне или нет выйти из дома, и мама сказала, что можно. И еще она сказала...

– Что она сказала? – Я смотрю на Звездочку, смотрю на Звездочкину маму, которая стоит под окном. – Что она сказала, Звездочка? – Она здесь, ее мама. Стоит под окном, улыбается. И еще там полицейский инспектор Изнасильник, он совсем даже не улыбается. Просто стоит, сложив руки на груди. И еще этот дяденька, ну, которого я не знаю.

Звездочка говорит:

– Что я буду учиться в специальной школе.

Я смотрю в окно. Не смотрю на Звездочку. Я сейчас не могу на нее смотреть. Не могу.

– Этот дяденька. – Звездочка говорит: – Он из этой специальной школы, сопровождающий. Я сегодня туда уезжаю. По-настоящему, насовсем. Мама сказала, что мне можно выйти. Ну, чтобы проститься. Она поэтому и разрешила мне выйти. Чтобы сказать «до свидания». Но я забыла.

Этот дяденька, который сопровождающий, который из специальной школы, у него в руках папка. И еще у него усы. Я смотрю на него из окна сверху вниз. Мой взгляд падает ему на голову, как какашки, которыми мне очень хочется в него бросить.

– Мы их не впустим.

Звездочка качает головой:

– Нет, не впустим.

Мы с ней останемся здесь, у меня, навсегда. Будем играть в подземную корову. Будем играть и играть, без конца.

– Мы их не впустим. – Звездочка говорит: – Я сама выйду.

И она уходит.

А я остаюсь.

Она ушла, и пришел мертвый мальчик. Вот он подходит к кровати. Кладет на кровать свой чемодан, вынимает оттуда одежду. Одежда хорошая и красивая. Он ее вешает в шкаф, на вешалки. Это мой шкаф и мои вешалки. Мертвый мальчик чувствует себя здесь как дома.

– Уходи.

Мертвый мальчик говорит:

– Ты когда-нибудь занимался глупостями втроем?

– Нет, – говорю. – Никогда.

– Ты, твоя девушка и взрослый дяденька.

– Нет, – говорю я опять. – Никогда.

– А бывает такое, что ты думаешь о вещах, о которых тебе не положено думать?

– Нет, – говорю. – Я вообще ни о чем не думаю.

– Сколько раз ты так делал? – Мертвый мальчик складывает свои брюки, которые он достал из чемодана. – И сколько не делал?

– Не знаю.

– Я спрашиваю, а ты отвечаешь.

– Нет, – говорю. – Тебя вообще нет.

Мертвый мальчик говорит:

– Нет, я есть. Есть я, и есть ты.

– Нет, – говорю. – Тебя нет.

– Ты когда-нибудь занимался глупостями в четырех разных позах в один и тот же день? – Мертвый мальчик говорит: – В четырех разных позах и вообще не вставая с кровати?

– Нет.

– А в течение целого часа, без перерыва?

– Да, – я пожимаю плечами, – иногда.

– А когда ты занимаешься глупостями со своей девушкой, ты не представляешь себе, что занимаешься этим с какой-нибудь другой девушкой?

– Нет.

– А ты никогда не будил соседей, потому что занимался глупостями слишком громко? – Мертвый мальчик говорит: – Кричал в процессе, и все такое?

– Нет. – Я качаю головой. Я немного смущаюсь, я не люблю говорить о таких вещах. Это все очень личное. Я забираюсь в кровать, а мертвый мальчик забирается ко мне в мозги и чувствует себя там как дома, а мне это не нравится, я хочу, чтобы он ушел. У меня в голове нет места для нас двоих.

– У тебя есть пакетик с таблетками и пакетик с презервативами. – Мертвый мальчик говорит: – Какой из пакетиков больше?

– Даже не спрашивай, – говорю. Я тут вообще ни при чем. И я не обязан ему отвечать на его дурацкие вопросы. А вот он пусть ответит на пару вопросов. А то считает себя самым умным. Вечно хвалится, что он все знает. И меня тоже знает. То есть он так говорит. Говорит, что он видит меня насквозь. И знает все, что я делаю, и все, что я сделал. И все время пугает меня, что случится что-то плохое, только не говорит, что именно. Но теперь это плохое уже случилось. Звездочка уезжает, этот дяденька, сопровождающий, забирает ее в специальную школу.