Текст книги "Идущие на смерть приветствуют тебя"

Автор книги: Данила Комастри Монтанари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

14.

За тринадцать дней до июльских календ

В строгой одежде, накинув скромный короткий плащ, Публий Аврелий остановился у дверей старого здания и посмотрел на шпалеры, сплошь затянутые вьющимися растениями, и на цветы на балконах, как-то весьма ненадежно лепившихся к деревянным стенам высокого дома.

Он поднялся на крутую каменную ступеньку у открытой входной двери, вошел в темный атрий и зажал нос, спасаясь от невыносимого запаха капусты, царившего там.

И только он хотел подняться по внутренней лестнице, как сверху упал в пролет старый плащ, полный блох, и следом старое, изъеденное молью покрывало. Он увернулся, прижавшись к стене как раз вовремя, а то ему на голову свалились бы еще и кастрюля со сковородкой, тоже брошенные с пятого этажа.

– Вон отсюда! – орал арендодатель пожилой паре и юноше, пока те спешно подбирали свой жалкий скарб. – Я же запретил вам входить сюда и уже вызвал подмогу, чтобы выставить вас отсюда!

Властным жестом хозяин жилья подозвал двух черных рабов, ожидавших на улице.

– Самовольное занятие помещения! – воскликнул он и приказал рабам вывести вон отчаянно сопротивлявшегося юношу.

Аврелий ничему не удивился. Стоило на несколько дней задержать арендную плату, и жильца немедленно выставляли на улицу со всем его имуществом. Тех, кто упрямился, грубо вышвыривали вон специально обученные, крепкого сложения рабы, а мебель несчастных сбрасывали вниз по лестнице или выкидывали из окон на головы ничего не ведавших прохожих.

– Да проклянут тебя боги, Нигро! – обозлился парень, поддерживая своих престарелых, согбенных родителей, в слезах выходивших на улицу.

– А тебе чего надо? – грубо бросил хозяин Аврелию, расплачиваясь с вышибалами. – Нужна комната, так вот – только что освободилась. И поторопись, в Риме нелегко найти крышу над головой!

Аврелий вышел из тени на свет, и арендодатель сразу же понял, что сделка не состоится. Плащ патриция, хоть и скромный, все же не дырявый, да и сандалии его выглядят слишком новыми для человека, который согласился бы жить в конуре под крышей этого дома.

Нигро между тем не так уж огорчился. Найти жильца совсем нетрудно, несмотря на то что за стоимость самой дешевой комнаты в центре Рима легко приобрести вполне приличный и достойный домик в провинции, да еще и с участком земли.

Однако Рим есть Рим – столица огромной империи, где возможно всё и где при небольшом везении осуществлялись даже самые невероятные мечты. Поэтому толпы нищих, обездоленных и авантюристов всех мастей устремлялись к его воротам за миражами легких заработков или престижной карьеры или же с одной только смутной надеждой найти какую-нибудь надежную работу, чтобы прокормить семью.

– Мне нужны сведения о девушке, которая жила здесь несколько лет назад, – сказал Аврелий.

– И ты думаешь, кто-нибудь ее помнит? – бросил Нигро и отвернулся. – Здесь никто надолго не задерживается – люди приходят и уходят.

Да, подумал патриций, оглядывая изъеденные жучком балки, на которых держалось здание, если кому-то из здешних жильцов удавалось хоть немного поправить свои дела, он наверняка спешил убраться отсюда, ведь тут рано или поздно можно погибнуть: хозяин определенно сэкономил на стоимости материалов, дав хорошую взятку тому, кто отвечал за возведение этих стен, дабы он закрыл один, а по возможности и оба глаза на нарушения, допущенные при строительстве.

Аврелий вышел на улицу расстроенный. С другой стороны, он и не ожидал ничего особенного от этого посещения. Из-за подобных конфликтов, принудительных выселений и добровольных переездов народ в подобных доходных домах беспрестанно менялся, и никто в этом сумасшедшем городе даже не имел времени подружиться с соседями.

Юноша и его родители, которых только что выгнали на улицу, еще не ушли. Собрав свои вещи в покрывало и завязав его узлом, они пребывали в растерянности, так и не решаясь отойти от дома, который еще несколько минут назад давал им приют.

– У этого негодяя Нигро нет сердца! – гневно воскликнул юноша. – Я могу переночевать под мостом на Тибре, но мои бедные старики…

– Гавиллу, однако, он не выгнал, – заметила его мать. – И даже Целию…

– Еще бы! – усмехнулся парень. – Они посылают к нему своих молодых дочерей, чтобы отодвинуть срок оплаты!

Аврелий насторожился. Если хозяин так падок на женские прелести, возможно ли, чтобы он не помнил Ниссу?

– Подождите минутку, – обратился он к несчастным, только что лишившимся крова. – Простите, что вмешиваюсь, но у меня есть некоторый опыт в судебных делах, и, может быть, последнее слово еще не сказано.

Вскоре сенатор вернулся в атрий и во главе маленького отряда поднялся к Нигро.

– Опять здесь? – грозно спросил арендодатель. – Неужто хотите, чтобы я вызвал стражу?

– Да, – подтвердил Аврелий, – именно этого мы и хотим, Нигро. Должно быть, уже очень давно никто не проверял состояние этого барака, – продолжал он с олимпийским спокойствием, пнув несколько раз стену, как бы испытывая ее на прочность. – И что же мы видим? Здесь остался один песок, и неизвестно куда делись кирпичи. Дерево тоже рассыпается… Ох, ох! – вздохнул он. – А это что такое? Рядом, вплотную со зданием находится склад. Разве ты не знаешь, что приказ императора запрещает строить здания так близко друг к другу? Да, видимо, придется сообщить надзирателям. Не хотел бы я оказаться на твоем месте, когда хозяин увидит, до какого ужасного состояния ты довел его недвижимость.

Нигро вскочил и злобно уставился на сенатора, глотая слюну.

Аврелий, довольный, осмотрелся, потом выбрал, не торопясь, самый прочный стул – явно принадлежавший Нигро, – и демонстративно уселся, положив ноги на стол.

– Эти славные люди, – заговорил он, – сказали мне, что за их комнату ты уже получаешь арендную плату от некоего Косса, который сейчас находится за городом. Увы, боюсь, тебе не совсем ясны правила субаренды, и я позабочусь, чтобы стражи порядка, когда прибудут, разъяснили их тебе!

– Не надо спешить, господин, ни к чему это. Не лучше ли обсудить все спокойно? – пошел на попятную арендодатель, почувствовав, что пахнет бедой. – Наверное, выселение этой семьи – всего лишь досадная ошибка…

– Да, понимаю, такое со всяким может случиться, – с улыбкой ответил патриций. – К сожалению, из-за грубости твоих помощников эти бедняги понесли ущерб. Самое малое, что ты можешь теперь для них сделать, – это освободить на полгода от оплаты аренды; тогда, может, они и не подадут на тебя в суд. В противном случае я буду рад сам вести дело, или за него возьмется мой друг Сергий Маврик.

Арендодатель не промолвил в ответ ни слова: лучше не упрямиться в данном случае и возместить потери на каком-нибудь другом несчастном, только вот не забыть прежде проверить, а нет ли и у того высоких покровителей. Выслушав Аврелия, он жестом дал понять, что семья может остаться.

– Но почему бы и тебе не присесть? Не стесняйся, мы же теперь друзья! – весело продолжал сенатор, поудобнее усаживаясь на стуле, в то время как Нигро робко пристроился на краешке кривоногой табуретки. – Так что ты мне говорил о девушке с последнего этажа? Уверен, ты, с присущим тебе тонким вкусом, наверняка обратил на нее внимание, – по-приятельски подмигнул он.

– По правде говоря, я… – осторожно заговорил Нигро, но язык его вскоре развязался, потому что Аврелий позаботился так приоткрыть тунику, что стал хорошо виден его тугой кошелек.

Конечно же Нигро помнил эту девушку, и еще как, поскольку нередко отправлялся к ней получать плату за жилье не деньгами, которых у нее не было, а натурой.

И вот, отчасти ради того, чтобы расположить к себе важную персону, отчасти потому, что в жизни каждого человека есть минуты, которые всегда приятно вспомнить, он выложил Аврелию все, что знал.

– Хороша ли собой… Да, пожалуй, недурна, конечно, но ничего особенного, – уточнил он с видом знатока, вроде тех, кто с первого глотка узнает по послевкусию хорошо выдержанное фалернское. – Азинелла,[57]57
  Азинелла (asinella; лат.) – молодая ослица, в переносном смысле – девушка легкого поведения. В Риме ослица считалась самым похотливым животным, свинья же, напротив, имела отличную репутацию.


[Закрыть] каких в Риме сколько угодно… Я пожалел ее, и тогда…

Патриций улыбнулся про себя: интересно, что стало бы с Нигро, узнай он вдруг в самой высокооплачиваемой актрисе города девчонку, которую когда-то удосужился – пусть даже из чистого сострадания к ее несчастной доле, разумеется, – уложить в свою постель!

– Ее поместил сюда Вибон, кузнец, высокий, огромный такой, весь в шрамах. Он находил ей клиентов, а я смотрел на это сквозь пальцы. Нет, я не брал процентов, имей в виду, я порядочный человек, но и она не возражала, а мне, немолодому, такой случай выпадает не так уж часто. Нет, я в самом деле не знаю, куда она делась и что с нею стало; после того, как ушла отсюда, три года уже будет…

– Ушла со своим сводником? – поинтересовался Аврелий.

– Да нет, – сказал Нигро, – с какой-то женщиной! Кузнец пришел в бешенство, заявил, что отыщет ее рано или поздно. И однажды действительно нашел и жутко избил! Стань на его место: она стоила ему целых десять сестерциев, которые он заплатил наличными этой старой сводне, ее матери, и к тому же еще ему пришлось спать с ней, чтобы обучить ремеслу. Как он мог позволить ей сбежать именно тогда, когда она начала приносить какой-то доход?

– А где этот Вибон теперь?

– На кладбище. Свалился в Тибр в стельку пьяный.

Утонувший кузнец и Нисса, освободившаяся от назойливого покровителя. Кто знает, не Маврик ли помог ему случайно упасть в реку…

Аврелий вздохнул. В глубине души он рассчитывал найти какие-нибудь доказательства более раннего знакомства Ниссы с Хелидоном, но утро, похоже, потрачено совершенно напрасно. Он поднялся, собираясь уходить, но Нигро покашлял, словно ожидая чего-то. В Риме все имело свою цену. Хорошие воспоминания тоже.

Сенатор уже хотел достать пару монет, но потом вдруг ему пришла в голову другая мысль, и он извлек из пояса туники свинцовую карту, служившую бесплатным пропуском в театр Помпея.

– На представление Ниссы, о Зевс всемогущий! – поразился Нигро. – Вот уже несколько месяцев пытаюсь попасть туда, но там такая давка! – добавил он, пока Аврелий изо всех сил старался сдержать смех. – Жду не дождусь, когда попаду, говорят, это фантастическая женщина!

– Место в первом ряду, сможешь хорошо рассмотреть ее и… я уверен, она поразит тебя… – с улыбкой заключил сенатор, вручая ему столь желанный билет.

Выйдя из зловонного мрака старого здания, Публий Аврелий решительно направился по оживленному переулку, но прежде обернулся и дружеским жестом ответил на приветствие тех троих, что махали ему из окна на пятом этаже.

Он потерял уже немало времени и решил позволить себе одно из тех простых удовольствий, о которых богачи, замкнувшиеся в своих роскошных домах, нередко старались позабыть. Мясо, завернутое в ароматную лепешку, стакан какого-нибудь горячего спиртного напитка, ласковый взгляд бесстыжей служанки в таверне…

В Риме остерий, конечно, хватало. На Общественном спуске на каждом шагу встречались таверны, маленькие и побольше. С самого рассвета, а иногда и раньше, жители города, похожего на щупальца, – миллион и даже больше человек, скопившиеся на нескольких квадратных милях земли, сидящие, словно виноградные косточки, в гигантских и опасных многоквартирных доходных домах, – расходились по своим жилищам и неизменно заглядывали в таверну, желая погреться у очага и выпить виноградного сока, подслащенного суслом.

Утонченный сенатор хорошо знал, что сусло и кипяченое вино весьма опасны для здоровья, так же как смола, мел, поташ и другие пищевые добавки, которые использовались для подделки вин, и все же он не смог устоять перед искушением. Аврелий заказал за стойкой чашу этой бурды и ощутил, глубоко вдохнув, острый запах нищеты.

Тут в таверну вбежал какой-то человек средних лет в еврейской одежде, растерянный, с сумкой в руке, явно не местный. Он искал укрытия от толпы уличных мальчишек, которые с криками преследовали его, высмеивая странное одеяние.

– Ты, видимо, только что прибыл в город, – улыбнулся Аврелий и протянул чашу этому человеку, еще не успевшему отдышаться после бега. – Наберись терпения, скоро привыкнешь.

– Ну что ж, не такая уж плохая встреча, – проворчал еврей. – Я ищу дом друга, некоего Аквилы… Где-то в этих краях…

Два посетителя, желая подсказать вновь пришедшему, куда идти, горячо заспорили:

– Это там, справа!

– Нет! Это слева от перекрестка! – перебивали они друг друга, а бедняга растерялся оттого, что вызвал такой переполох.

– Не беспокойтесь. Спасибо за вино, друг, – сказал он, притворяясь, будто утолил жажду. – Отблагодарю тебя, как только найду работу.

– А что ты умеешь делать? – поинтересовался сенатор.

У него имелось так много разных доходных предприятий, что, может, нашлось бы местечко и для этого кроткого человека, нуждавшегося в работе.

– Рыбачу. Пойди вон туда и спроси Симона, – сказал человек и поспешил выйти.

Аврелий покачал головой. Нелегкая же у него жизнь, у этого еврея, если признается, что живет ловлей рыбы в Тибре, подумал он, провожая его взглядом.

А иудею было нелегко – он явно терялся в большом городе с его интенсивным уличным движением. Сделав несколько шагов и тщетно попытавшись увернуться от телеги, груженной овощами, он столкнулся с человеком, бежавшим ему навстречу с другой стороны улицы, и упал прямо в грязь.

И тотчас переулок огласился криками возмущенного зеленщика и воплями ребятишек, которым он направо и налево отвешивал оплеухи, потому что они норовили завладеть его товаром, рассыпавшимся по мостовой.

Посетители таверны поспешили на улицу, тоже желая принять участие в ссоре, а матери ребятишек, которым досталось от зеленщика, тут же явились на подмогу своим беззащитным отпрыскам.

Единственным, кто не участвовал в этой кутерьме, как с удивлением заметил Аврелий, оказался тот самый человек, которого нечаянно толкнул Симон и который должен был бы рассердиться больше всех. Однако он держался в стороне с поднятым капюшоном, стараясь не привлекать к себе внимания, а вскоре направился к перекрестку и быстро исчез.

И все же, когда он сворачивал за угол, капюшон соскользнул на плечи, и Аврелий узнал хорошо знакомое лицо.

Сенатор тут же выбежал из таверны и, перескочив через несчастного рыбака, упавшего в грязь, пустился следом за Ауфидием, ибо это был он.

Час спустя патриций вернулся домой, грязный и вспотевший, но весьма довольный тем, что выследил ланисту. Долго шагая за ним вверх по холму, он все время старался, чтобы тот не заметил его, и то и дело прятался за колоннами, когда Ауфидий оборачивался, проверяя, не идет ли кто сзади.

В какой-то момент Аврелию даже показалось, будто тот заметил его, но потом решил, что в таком случае ланиста ни за что не вошел бы в дом Сергия.

– Проснись! – крикнул Аврелий, входя в атрий.

Привратник Фабелл, как обычно дремавший в своей каморке, вздрогнул и недовольно уставился на хозяина: даже поспать не дают несчастному, непременно нужно разбудить!

«Странно, что Парис не встречает меня!» – подумал сенатор, но, войдя в перистиль, в изумлении остановился.

Из-за тонких мраморных колонн его высоконравственный управляющий с идиотским и в то же время блаженным видом наблюдал за Ксенией, ловкой рабыней, неразлучной с Кастором, словно она была сама Афродита. Захваченный врасплох, вольноотпущенник покраснел, как девица, а патриций воздержался от замечания, прекрасно понимая, что любой намек поверг бы того в полное отчаяние.

– Хозяин… – пролепетал управляющий, невероятно смутившись, – у вас гость.

– Мне некогда, – возразил сенатор. – Нужно быстро вымыться и снова уйти.

– Как угодно. – Парис поклонился. – Тогда скажу Спурию, этому веревочнику из Бононии…

– Из Бононии? – переспросил Аврелий. – Где он? – И направился в кабинет.

– Не там, хозяин. Он в кухне. Я подумал, что, наверное, ему лучше подождать там – со слугами, – уточнил Парис, который в том, что касалось общественных предрассудков, давал сто очков вперед патрициям старого склада.

Сенатор прошел в кухню. Он пожелал в свое время, чтобы она была просторной и очень чистой. Многие владельцы домов, по его мнению, ошибались, когда заботились об обеденном зале, украшая его фресками, отделывая мрамором и слоновой костью, а для очага и хлебопекарной печи оставляли какую-нибудь небольшую клетушку, дымную и грязную. Времена, когда ужин в римском доме готовили в атрии, к счастью, давно миновали, и патриций выделил для приготовления пищи две просторные, светлые и хорошо проветриваемые комнаты с несколькими раковинами, поэтому все тут можно было содержать в исключительной чистоте.

– Мушмулу нужно класть в кипящий щелок с бельем… – услышал Аврелий, войдя в кухню, громогласно вещавший властный голос.

На почетном месте за деревянным столом в окружении поваров, пекарей и кондитеров сидел высокий и тучный человек. Все внимательно его слушали, а кое-кто даже что-то записывал.

– А айву? – поинтересовался в этот момент Гортензий, любимый повар сенатора. – Мазий в своем учебнике «Приготовление пищи»…

– При чем тут учебники! – грубо прервал его провинциал. – Чтобы сварить хорошее варенье, такое, про которое говорят «пальчики оближешь», необходим опыт! Нужно высушить фрукты на соломе или хотя бы на листьях платана, потом подавить их в глиняной миске, обмазанной варом. Мы ведь не можем себе позволить мед при том, сколько он стоит!

– Так ты у нас веревочник или повар, Спурий? – прервал Аврелий этот импровизированный урок кулинарии.

– К твоим услугам, благородный сенатор! – поднялся мужчина, смущенно поднимая руку в римском приветствии. – Прости за беспокойство, но мой свояк Рустик – человек добрый, да только любит больно совать нос в чужие дела – надумал писать тебе письмо о Плациде. И тогда я сказал ему: не следует беспокоить сенатора, толком написать не сумеешь, и он ничего не поймет. А тут как раз один приятель вернулся из Рима, и я подумал: поеду тоже туда и сам все расскажу тебе, может, еще и награду какую получу. Кто знает, когда письмо дойдет, я, пожалуй, быстрее управлюсь. А тебе надобно знать, что у нас с Децией четверо детей, и все мальчишки, а веревки теперь покупают плохо…

– Не беспокойся, Спурий, сообщи все, что знаешь, и получишь награду.

– Легко сказать, прославленный сенатор. Когда я жил в Мутине, лет десять уже как будет, мне понадобился помощник в лавке, и Деция, это которая стала потом моей женой, говорит: почему бы тебе не взять сына Сосимы? Овдовела она, и жить ей не на что, бедной женщине. А я и не хотел вовсе, потому как этот Плацид еще с самого детства такой задира был, без конца драки затевал. Но она, Деция, все настаивала, она всегда умеет заставить меня сделать, что хочет, ну я и взял его. А лучше бы и не брал, потому как столько бед принес он мне, этот бандит. Столько денег я из-за него потерял, так мало того, он еще и служанку мою обрюхатил. Вот я и прогнал его. И тогда он пострашнее дел натворил. Пырнул ножом легионера, а потом и за меч схватился. Короче, легионер скончался, и говорили, наказанием плетьми тут уж никак не обойдется, а скорее всего, отправится Плацид прямиком на плаху. Только приезжает вдруг какой-то важный тип, адвокат какой-то, и освобождает его, не знаю уж как, и увозит с собой в Рим. А потом мы узнаём, что это герой арены и зовут его Хелидон. Ласточка, значит. Разве годится такое имя мужчине, говорю я!

– А беременная служанка? – поинтересовался патриций, уже не сомневаясь, что речь идет не о Ниссе.

– Родители у нее крестьяне, она и вернулась в деревню. Так или иначе, Плацид уехал, а с ним вместе немало и других, не слишком порядочных людей. Этому адвокату, видно, только такой народ и требовался. Он даже Чумазого купил, за гроши, потому как тот никому не нужен, а потом еще Придурка и Косого…

– Молодец, Спурий, очень важные вещи сообщил! Однако не следовало приезжать сюда из Бононии, письма хватило бы.

– Ну что ты! Кругом столько говорят о Риме, вот и мне захотелось повидать его.

Аврелий улыбнулся не без высокомерия: вполне естественно, что провинциалам нужно хоть раз в жизни побывать в столице, посмотреть на это чудо света и навсегда сохранить, вернувшись к себе, в туманную Цизальпинскую Галлию, воспоминания о нем…

– Ну а теперь, повидав город, я доволен, сенатор. Между нами говоря, ничего особенного в этом великом Риме и нет, потому как форум у нас, в Бононии, тоже имеется, а у вас нет даже Главной дороги. Конечно, ваши храмы больше, но видел бы ты жертвенник Исиды, в нашей Бононии, вот ведь красота великая…

– Понимаю, – проглотил обиду Аврелий, но в то же время и позабавился. – Иди получи награду у моего управляющего и вели дать тебе несколько кувшинов меда, раз он у вас такой дорогой. Но не говори слишком плохо о Риме, когда вернешься домой!

– Конечно, хозяин! Думаю, здесь тоже нелегко живется, – снисходительно добавил Спурий и направился к выходу, а за ним поспешил повар Гортензий со своей дощечкой для заметок.

Аврелий несколько растерялся и при всей своей вполне законной римской гордости не мог не подумать: а не следует ли ему наконец поехать и посмотреть эту знаменитую Бононию…

– Придурок, Чумазый и Косой… Нет, никто в доме Маврика не отзывается на эти милые прозвища, – доложил Кастор, вернувшись с задания и наливая себе вина из амфоры Аврелия.

С кубком в руке он уселся на стул из черного дерева, аккуратно расправив складки своей новой туники ярко-зеленого цвета.

– Красивая ткань и совсем не похожа на тонкий лен… – заметил Аврелий, по достоинству оценив ее.

– Так это индийский шелк, – спокойно объяснил александриец. – Только что привезли на судне.

– Но я обещал шелк Цинтии! – возмутился сенатор.

– А разве ты не говорил, что устал от этой куртизанки! – удивился секретарь. – Я решил, что он тебе больше не нужен, и попросил Ксению сшить мне тунику…

– Если думаешь завладеть и моей тогой с латиклавией сенатора, то позаботься сначала о том, чтобы тебя приняли в курию, – сухо проговорил Аврелий.

– Не собираюсь, хозяин, – совершенно серьезно заверил его вольноотпущенник. – Я нахожу, что алый цвет нисколько мне не идет. Он плохо сочетается с моей смуглой кожей.

– А вот это как ты объяснишь? – потребовал ответа патриций, показывая греку страницу, исписанную тонким каллиграфическим почерком. – На складе не хватает шести бурдюков вина! Вдобавок исчезло мое кольцо с лазуритом, то, что со львом на задних лапах. А шкатулка из испанской кожи, в которой я держу личную переписку, перешла в твою спальню и заполнилась довольно непристойными посланиями какой-то служанки из театра!

– Эту небольшую шкатулку я заменил тебе ящиком-скамьей для одежды, предвидя твою обширную переписку с Бононией, – как ни в чем не бывало ответил александриец. – А бурдюков было всего пять, – не преминул уточнить он. – О шестом мне ничего не известно.

– Лопаешь не меньше когорты преторианцев, пьешь как целый легион и при этом не можешь найти мне ни одного косого и ни одного придурка!

Кастор смерил своего господина и хозяина осуждающим взглядом.

– Не надо так говорить, хозяин. Один слепой у нас имеется! – заявил он, торжествующе улыбнувшись.

– Что, что… – насторожился патриций.

– Один из молодчиков, что сопровождали Маврика в амфитеатр, как раз одноглазый. А когда я кружил по казармам рабов, пока ты ужинал с Ниссой, приметил там еще и одного явного недоумка.

– Молодец, Кастор, недостает только Чумазого!

– Тот огромный тип, которого ты заставил меня преследовать, выглядел как раз жутко грязным и говорил с акцентом жителей Цизальпинской Галлии…

– Отлично! Теперь остается только узнать, что за отношения у Ауфидия с Мавриком. Собери сведения о ланисте, потому что если, как я предполагаю, он соучастник этой аферы со ставками, то у него должно быть припрятано немало сестерциев.

– Разве я не заслуживаю небольшой награды? – скромно потупил глаза слуга.

– Для начала оставь себе кольцо с лазуритом, которое украл у меня, – великодушно согласился сенатор. – А когда добудешь сведения об Ауфидии, получишь еще кое-что.

– Но я не брал никакого кольца! Это, наверное, Ксения! Боги небесные, подумать только… – воскликнул грек, заподозрив что-то ужасное. – Да нет, это невозможно! Это же просто смешно! Ну какая женщина станет смотреть на Париса, ЕСЛИ У НЕЕ ЕСТЬ Я?! – с самодовольной усмешкой заключил он.

Аврелий тоже хотел улыбнуться, но вместо улыбки у него получилась жалкая гримаса.