Текст книги "Идущие на смерть приветствуют тебя"

Автор книги: Данила Комастри Монтанари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

12.

За пятнадцать дней до июльских календ

На другой день Публий Аврелий без особого энтузиазма продолжил расследование.

Приведя себя в порядок, надев тяжелую тогу с латиклавией – знаком его сенаторского звания, патриций расположился в паланкине рядом с Сервилием и приказал кортежу двинуться в путь.

Пока рабы кричали во все горло, провозглашая его имя и должность, патриций с сомнением задавался вопросом, помогает ли такая торжественность проведению расследования и не лучше ли переодеться в скромную одежду и неузнанным, без всякой помпы, отправиться в таверну напротив школы гладиаторов… Но должность, на которую назначил его Клавдий Цезарь, была официальной, и – увы! – он был обязан соблюдать требования этикета.

Дверь таверны открылась, и Кастор, пешком следовавший за паланкином, тотчас исчез за ней.

Сервилий тоже поспешил выбраться из паланкина – на этот раз без помощи раба, как делал обычно. Он показался Аврелию выше ростом и даже не таким тучным, когда уверенным шагом и с высоко поднятой головой прошествовал вперед. Вот что может сделать с человеком успех у женщин!

Не то чтобы он ревновал Тита, нет, он лишь слегка недоумевал, каким образом этот тихоня так легко сумел пробить брешь в сердце актрисы… если только дело не в том, что его кошелек не уступал по величине его животу.

Видя своего друга торжествующим и довольным, Аврелий даже слегка рассердился и подумал, а не стоит ли охладить интерес актрисы к Титу. Это нетрудно было бы сделать. В сущности, он ведь богаче Сервилия и куда привлекательнее…

Понятно, что он пожертвовал бы собой только с благими намерениями, спасая бедную Помпонию и ее брак, а вовсе не из-за собственного интереса… Он тут же отбросил эту мысль, досадуя, как вообще могла прийти в голову столь примитивная и недостойная идея, явно продиктованная завистью.

– Благородный Стаций! – встретил его Ауфидий с обычным слащавым подобострастием. И все же в его тоне чувствовалось некоторое раздражение: он ведь ничего не может делать, бедный ланиста, пока ходит тут этот человек, всюду сующий свой нос. Да и авторитет его как неоспоримого наставника гладиаторов начал страдать с тех пор, как этот знатный интриган стал расхаживать по школе и отдавать во все стороны распоряжения, пользуясь полномочиями, данными ему Цезарем!

– Хочу поговорить с Гелиодором! – резко приказал Аврелий.

– Как прикажешь, высокочтимый сенатор! – вытянулся перед ним Ауфидий. – Но хочу тебе сообщить, что император назначил новые бои на конец месяца, – сладким голосом добавил он. – И я не могу слишком надолго откладывать тренировки.

– Что же, начинай свою бойню! – разрешил Аврелий, смирившись.

Громкий радостный крик гладиаторов прозвучал ему в ответ. Они обрадовались, что тренировки возобновляются. Неужели эти безмозглые сумасшедшие только и ждали того часа, когда смогут снова убивать друг друга? – удивился сенатор, направляясь к сицилийцу, ожидавшему его в стороне.

Гелиодор равнодушно смерил его взглядом. Как и все гладиаторы, он понимал, что внимание этого патриция в тоге с латиклавией означает только одно – неприятности.

– Мне сказали, что недавно тебя навещала какая-то матрона, – заговорил Аврелий.

– Матрона? – переспросил Гелиодор. – Хоть и богатая, и знатная, Сергия все равно самая настоящая проститутка!

Выходит, речь идет о сестре Маврика…

– И что ей нужно было от тебя в ту ночь, накануне смерти Турия?

– Представляешь, эта бесстыжая хотела, чтобы я выступил у нее дома! – с негодованием проговорил ретиарий. – Я же прямо сказал все, что думаю о ней и ее бесстыдствах: я не Галлик, сказал я. У меня есть невеста на Сицилии, славная девушка, и она ждет моего возвращения. Как только накоплю немного денег, сразу женюсь на ней. Я рискую жизнью, слов нет, но я не собираюсь заниматься всякими гадостями. Это занятие для греков и римлян, у них нет ничего святого… Я родился в горах, и с двенадцати лет меня никто не видел голым, даже мать. И знаешь, что сделала эта блудница? Расхохоталась! – обиженно воскликнул Гелиодор.

Аврелий молча кивнул, воздержавшись от замечаний.

Кто знает, правду ли говорит гладиатор? Подобная стыдливость выглядела несколько странной для человека, профессионально сражавшегося на арене цирка, в то же время известны случаи, когда человек, обладая огромной физической силой, страдает от неизлечимой робости. Может, Сергия использовала Гелиодора только как повод проникнуть в казарму и убрать Турия…

– А наутро я нашел вот это у себя под матрасом! Это, конечно, она оставила, чтобы навести на меня порчу! – обозлился Гелиодор, показывая подвеску в виде глаза с двумя зрачками. – Сергия – колдунья, сенатор, и сразу видно, хочет нас всех заколдовать. Как Турия, убитого в своей комнате, куда никто не мог войти… Такое убийство невозможно совершить обычным путем!

Аврелий взглянул на амулет. Точно такой же, как тот, что найден возле трупа ретиария.

Возможно, кому-то выгодно, чтобы смерть приписали сверхъестественным силам, но совсем не обязательно прибегать к колдовству, чтобы оправдать убийство… Боги и колдуны не имеют ничего общего с этими смертями, решил про себя патриций, собираясь еще раз осмотреть комнату убитого – на этот раз снаружи.

Склонившись над окошком у самого пола, откуда проникал свет в комнату Турия, он снова осмотрел решетку, ища подтверждения своей догадки: да, тростинку легко можно просунуть между ее прутьями…

Собираясь присесть на корточки, он завернул за пояс фалды уже запылившейся тоги, сожалея, что не надел удобную греческую хламиду: кто знает, почему из всех возможных одеяний отцы – основатели Рима выбрали в качестве официальной одежды самую непрактичную.

Наконец, ему удалось присесть на корточки рядом с окошком так, чтобы измерить хотя бы приблизительно угол, под которым отравленная игла могла проникнуть в комнату. Положение тела Турия точно соответствовало этому углу: вот и объяснение загадки запертой изнутри комнаты.

Что же касается смерти Хелидона, то здесь, наоборот, все обстояло иначе. Там убийцу и жертву разделяли половина арены и тысячи зрителей… Необходимо срочно осмотреть место убийства Хелидона, решил сенатор.

– Приветствую тебя, знатный Аврелий! Что ты делаешь на полу, словно наказанный ребенок? – спросил Галлик, неслышно подойдя к нему сзади. – Твой слуга-грек, напротив, ни минуты не сидит без дела. Если так будет продолжаться, Ардуина перестанет сокрушаться о смерти прекрасного Хелидона!

– А что, у них была любовь? – удивился Аврелий.

– Безответная, – уточнил Галлик, усмехнувшись. – Хотя вообще-то она никогда не проявляла своих чувств… Однако некоторые вещи невольно замечаешь, я ведь не в казарме родился, знаешь! И потом, на кой сдалась такому человеку, как Хелидон, эта несчастная дылда? Ардуине оставалось только сокрушенно любоваться им издалека… И я не сомневаюсь, она на куски разорвала бы убийцу Хелидона. По счастью, она слишком глупа, чтобы найти его!

– Я вижу, ты себе на уме! – усмехнулся Аврелий, которому весьма не понравилось высокомерие, с каким кельт говорил о своих коллегах.

Галлик развел руками, выражая смирение, безразличие и отчасти некоторую хитрость.

– Что тебе сказать, благородный Стаций? Так уж устроен мир, и я лишь стараюсь избежать худшего. Осталось четыре недели моего пребывания здесь, и пока ты приостановил бои…

– Сообщаю печальную новость, Галлик, – прервал его Аврелий не без некоторого ехидства. – Бой назначен на конец месяца. Приказ Клавдия Цезаря.

– О Зевс Всемогущий, надо скорее бежать на тренировку! – воскликнул атлет и поспешил было к арсеналу, но Аврелий задержал его:

– Подожди минутку. Ты знал, что Хелидон родился в Мутине и в молодости работал у веревочника? – неожиданно спросил он.

– В Мутине? – удивился Галлик. – Но он же из Фракии… Выходит… Ах, сукин сын, надо же, какую придумал себе историю! Неплохо, однако! Мне тоже следовало догадаться. Знаешь, какое это производит впечатление на публику! – Потом несколько театрально покачал головой, как человек, до глубины души пораженный неожиданным предательством, хотя, казалось бы, уже знаком со всеми подлостями мира, и добавил: – Он никогда ни словом не обмолвился об этом. Подумать только, ведь я слыл его лучшим другом. Какой обманщик!

– Да уж в этом он преуспел. Обманывал всех подряд… – согласился Аврелий. – А кстати, разве не требуют рекомендацию у человека, который хочет стать гладиатором?

– Ну, на это мало обращают внимания. По сути, никому нет дела, откуда ты явился, лишь бы умел держать меч в руках. Хотя некоторые все же приносят рекомендации, потому что не так-то просто попасть в императорскую казарму, – признал Галлик, – ланиста, наверное, знает что-нибудь…

Сенатор сразу же отправился к Ауфидию, но на площадке встретил Геракла, явно настроенного воинственно по отношению к нему.

– Почему ты остановить тренировка? – прогремел здоровенный сармат, намереваясь схватить его за тунику. – Я есть сильный, я сражаться!

– Скоро, скоро будешь сражаться, Геракл, – успокоил его Аврелий, невольно задумываясь, как долго еще проживет этот огромный и тучный ретиарий.

Обрадовавшись, сарматский гигант направился к тренировочным шестам, издав громкий воинственный клич на своем варварском языке.

Ланиста пригласил сенатора в свой кабинет.

– Да, у Хелидона имелось, я думаю, рекомендательное письмо… – согласился он, изображая полнейшую готовность помочь.

– Постарайся разыскать его, – приказал Аврелий. – У тебя есть, надо полагать, какой-то архив.

– Документы, документы… Скоро буду погребен под всеми этими папирусами! – проворчал ланиста. – Когда я взялся тренировать гладиаторов Цезаря, никак не думал, что придется стать чиновником!

– Так где же это письмо?

– Прошло столько лет, благородный сенатор. Нужно перерыть всю эту гору, – пожаловался Ауфидий, указывая на множество ящиков на полках.

– Хочешь, чтобы сам Клавдий пришел помочь тебе? – пригрозил патриций, пользуясь правом, которым наделил его властитель.

– Нет, подожди, кажется, я припоминаю, где это может быть… – решился наконец Ауфидий, несмотря на явное нежелание. – Вот! – И подал сенатору пыльный сверток.

Аврелий впился глазами в документ.

– Он подписан Папием Фазием, командующим восточным легионом… Полководец утверждает, что захватил Хелидона в плен во Фракии, после жестокой схватки, – добавил он с сомнением.

– Так написано, – в свою очередь подтвердил ланиста, желая снять с себя ответственность.

– Скажи, а ты когда-нибудь слышал, чтобы он говорил по-гречески, этот юный житель Фракии? – не без сарказма полюбопытствовал Аврелий.

Если гладиатор оказался родом из Мутины, то есть из Цизальпинской Галлии, кто лучше Ауфидия мог бы заметить это за многие годы совместной работы?

– Мы не занимаемся тут риторикой, сенатор Стаций. Хелидон хорошо сражался, и я никогда не интересовался его родословной! – ответил ланиста.

– Ты знаком с адвокатом Сергием Мавриком? – продолжал допытываться Аврелий.

– Нет, – ответил Ауфидий. – Но знаю, что он истовый любитель гладиаторских боев и иногда приглашал Хелидона к себе… Именно там он и познакомился с той девкой, что погубила его. Чего я только не делал, чтобы удержать его в казарме в тот последний вечер! Но он ни в какую! Готов был мчаться к Ниссе, словно мартовский кот…

– Мне говорили, что и сестра Сергия частенько бывает здесь.

– А, эта! – вздохнул Ауфидий. – Не только она навещает атлетов. Многие скучающие матроны питают слабость к гладиаторам. С другой стороны, будь я построже, их все равно впускали бы сюда, но тайком, и было бы только хуже.

– А так ты получаешь свои проценты с каждого визита, – с насмешкой бросил сенатор.

– Ну, разве что время от времени кто-нибудь из женщин приносит подарок… – пробормотал ланиста.

Аврелий вышел, не удостоив его даже взглядом.

Выходит, это Папий придумал легенду о герое из Фракии, размышлял он. Следовало сразу же отыскать сведения о нем. Почему-то уже давно в Риме ничего не слышно о военачальнике, командовавшем одним из лучших легионов империи!

Тут он заметил, что кто-то потянул его за тогу.

– А, это ты, Квадрат… – произнес патриций, заметив скромного крестьянина, как всегда, одиноко стоявшего у шеста. – Пытаюсь разобраться в твоем деле. Наверное, еще не все потеряно. Если удастся доказать, что тот тип и твоя жена сговорились…

– Ты так внимателен, сенатор, но, знаешь, не стоит этим заниматься. Все равно, еще два-три боя, и меня уже не будет в живых, – поблагодарил Квадрат, преисполненный своего обычного пессимизма.

– Нельзя сразу сдаваться, даже не попробовав что-то предпринять! – сердито заметил патриций. – Дадим бой в суде!

– Это безнадежная затея, сенатор, – печально возразил Квадрат. – Я такой невезучий, что непременно опять столкнусь там с тем мерзавцем, который вел дело моей жены…

Аврелий насторожился. Возможно ли?

– Может, помнишь, как его зовут? – спросил он.

– Конечно помню. Сергий… Его звали Сергий, эту сволочь! Я даже видел его однажды, на тренировке. Он меня, конечно, не узнал, я ведь только один из множества несчастных, кому он сломал жизнь. Но я-то навсегда запомнил его!

Квадрат говорил искренно. Возможно ли, что адвокат только притворился, будто не узнал его? Крестьянин, брошенный на арену из-за несправедливого приговора суда, против сильнейшего победителя… Разве не заманчиво сделать выигрышную ставку? Достаточно только постараться, чтобы ретиарий проиграл. И об этом могла позаботиться Нисса, или же его сестра, или даже та неизвестная матрона, которую Хелидон навещал время от времени.

Мысли Аврелия прервали Ардуина и Кастор, нетвердо державшиеся на ногах. Они громко разговаривали и знаками подзывали его.

– Какой у тебя славный секретарь, благородный сенатор! – проговорила Ардуина, награждая Кастора крепким ударом по плечу. – Видел, какой красивый кинжал он подарил мне? – визгливым голосом добавила она, и ее круглые злые глазки заблестели от радости, а волосы как пакля оказались едва ли не у самого носа сенатора.

Едва не чихнув, Аврелий резко отвернулся, и, отводя прядь волос Ардуины от лица, успел заметить, что какой-то слуга выскользнул из кабинета Ауфидия и поспешил к выходу.

– Пойди-ка следом за этим человеком, Кастор, быстро! – приказал он, и на этот раз грек, явно обрадовавшись, что его освобождают от Ардуины, сразу же бросился выполнять приказ.

Британка проводила его долгим взглядом, опечаленная внезапным расставанием. Сервилий, ожидавший вместе с нубийцами у паланкина, жестами торопил Аврелия. Он не мог дождаться, когда друг закончит наконец все эти скучные дела, – Сервилий спешил к своей красавице Ниссе.

Неопрятная гладиаторша все еще стояла рядом, и тут Аврелию вдруг пришла в голову странная и даже не совсем честная мысль.

– У меня тоже есть подарок для тебя! – проговорил он с деланым весельем. – Сервилий, пожалуйста, возьми в паланкине тот венок, что мы велели сплести утром.

– Но он же приготовлен для Ниссы! – шепотом возмутился Тит. – Что, по-твоему, станет делать эта британская слониха с венком из роз?

– Повинуйся сейчас же и не возражай! – строго приказал патриций.

Все равно она прежде всего женщина, а уж потом гладиаторша, решил он. И нет такой женщины, которую не порадовали бы розы.

– Это мне? – в изумлении воскликнула Ардуина и, не веря глазам, прикоснулась своими мозолистыми руками к лепесткам. Потом жестом, который ей, видимо, казался кокетливым, криво нацепила венок себе на голову, улыбаясь уродливым ртом. – Какой прекрасный подарок, сенатор! – тихо добавила она, и Аврелий заподозрил, что ему почти удалось ее растрогать.

– Цветы, предназначенные для Ниссы, отдать этой чудовищной мужеподобной бабе! Просто не понимаю тебя, Аврелий… – возмущался расстроенный Сервилий, пока они шли к выходу. – Похоже, ты нарочно вставляешь мне палки в колеса!

– Иногда в мужеподобном теле скрывается тонкая девичья душа, – попытался объяснить ему сенатор.

– Девичья! Да она способна переломать тебе кости, всего лишь дружески похлопав по плечу! – вскипел Тит. – Смотри, видишь синяк? Так приласкала меня эта слониха!

– Попроси Помпонию натереть одной из ее мазей, – спокойно ответил Аврелий, который тоже почувствовал, чем оборачиваются эмоции британки.

– Лучше попрошу это сделать Ниссу… У нее такие красивые руки! – произнес Тит, улыбнувшись.

«Святая Артемида! Если дело уже дошло до этого, то у бедной Помпонии не остается больше никакой надежды!» – с огорчением подумал сенатор.

13.

За четырнадцать дней до июльских календ

Как и ожидал Аврелий, супруга Сервилия не заставила себя ждать и вскоре появилась на пороге его дома.

– У него другая женщина, теперь я в этом уверена! – Она просто кипела от возмущения. – У меня есть доказательства. Следы косметики на его тунике! – добавила Помпония, в отчаянии разрыдавшись на плече сенатора.

– Да нет же, дорогая, что ты такое говоришь! Наверное, это копоть от свечи…

– Ты когда-нибудь видел красную копоть? Это губная помада, уверяю тебя, типичная губная помада, сделанная из винного осадка! А вчера он купил розы… но не для меня! – всхлипнула она.

– А, розы! Так это для Ардуины! – заверил ее патриций, рассказав о подарке, который Сервилию неожиданно для себя пришлось преподнести британской гладиаторше.

– Так, может, я ошибаюсь… – утешилась матрона, утирая слезы.

– Конечно, Помпония! А теперь перестань рыдать. Помнишь – я попросил тебя помочь. Только не говори, что тебе не удалось ничего узнать об этой актрисе.

– Да нет, удалось, но очень немного. По правде говоря, я сейчас совсем не в форме, – пожаловалась пышнотелая матрона и отставила травяной настой, приготовленный заботливым Парисом, решив утешиться охлажденным фалернским, которое предложил ей патриций.

– Но все же одну любопытную деталь я узнала, – продолжала она.

– Смелее, подруга моя, – поторопил ее Аврелий. – Не мучай меня.

– Нынешняя вестиария[54]54
  Вестиария (vestiaria) – рабыня, занимающаяся гардеробом.


[Закрыть] Ниссы недавно заняла место своей тетушки, которая умерла год назад от ужасной простуды, неожиданно перешедшей в воспаление легких. – Помпония не упускала никаких подробностей. – Так вот, рассказывая ей о первых выступлениях актрисы, эта тетушка говорила о каком-то человеке, который нередко являлся в театр и настойчиво требовал, чтобы Нисса приняла его. Однажды она согласилась выслушать его и уединилась с ним в своей уборной. Вскоре оттуда послышались крики, и прибежавшие служанки увидели, как этот урод хлещет ее по щекам. Девушкам понадобилось все их мастерство, а также немало свинцовых белил, чтобы скрыть огромный синяк на ее виске, прежде чем та смогла выйти на сцену. И охраннику тоже пришлось потрудиться, чтобы выставить вон этого незваного гостя, человека очень сильного, кроме того, страшного, потому что он весь был в шрамах…

– Это мог быть Хелидон? – поразмыслил Аврелий. – В таком случае Нисса лгала, утверждая, будто познакомилась с ним только в доме Маврика… Хорошо бы узнать, как она начала свою карьеру, кто привел ее в этот эротический мимический театр? Еще несколько лет назад никто о ней и не слышал, и все же ей удалось проникнуть в этот довольно закрытый мир…

– Единственный, кто мог бы тебе ответить, – пояснила Помпония, – так это распорядитель, принимавший людей на работу, но он попал под телегу еще два года назад… Какие вкусные, однако, эти ореховые пирожные! – добавила она с полным ртом.

Определенно пристрастие совать нос в чужие дела шло Помпонии на пользу даже в самые критические минуты жизни, и Аврелий, чтобы усилить сей терапевтический эффект, поставил перед ней вазу со сладостями, посыпанными перцем, фирменное блюдо его главного повара Гортензия.

– Меня, правда, несколько смутило другое, – продолжала матрона. – По словам служанок, Нисса и Хелидон держались отнюдь не как любовники. Знаешь, некоторые вещи женщины улавливают с ходу: никаких взглядов, улыбок, перемигиваний, никакого кокетства; казалось, они просто деловые партнеры…

– Или давние любовники, уже уставшие друг от друга, – предположил Аврелий. – Молодец, Помпония, ты оказала мне очень большую услугу!

– Лучше поблагодари мою горничную Хрисиду. Это она узнала все от гримерши, притворившись, будто хочет устроиться в театр парикмахершей.

Аврелий тотчас взял на заметку: нужно будет послать девушке какое-нибудь украшение или хороший отрез ткани.

– Что касается Сервилия, то здесь, наоборот…

Сенатор прервал подругу, дабы она опять не перевела разговор на больную тему супружеской неверности.

– Ты уже давно ничего не рассказываешь, что судачат об императрице, – заметил он, притворяясь весьма заинтересованным.

Нет ничего лучше, как переключить внимание пышнотелой матроны с ее собственных семейных неприятностей на подлинные или предполагаемые измены Валерии Мессалины.

Помпония и в самом деле оживилась, ободрилась: пикантная сплетня была для нее лучшим лекарством.

– Мессалина теперь часто встречается не только с актером Мнестром, но и с Силием… Она всюду появляется в его обществе, видели даже, как она целовала его на публике… Возможно ли, чтобы Клавдий Цезарь ничего не замечал? И в самом деле, муж всегда все узнает последним!

Иногда и жена тоже! – в смущении подумал Аврелий, провожая подругу до дверей.

– А, чуть не забыла! – добавила матрона уже на пороге. – Я провела расследование и среди моих портних в надежде, что они знают кого-нибудь из костюмеров театра Помпея… Знаешь, мне хотелось бы заказать несколько туник, причем пооригинальнее, чтобы произвести впечатление на Тита, хотя ты и советовал одеваться поскромнее.

Похоже, эта милая матрона, укутанная в синюю паллу[55]55
  Палла (palla) – верхняя женская одежда.


[Закрыть] с богатой вышивкой, вовсе не собиралась следовать рекомендациям Аврелия.

– Так что же? – прервал он ее в нетерпении.

Когда Помпония начинала свои нескончаемые разговоры о переменах моды, нужно было останавливать ее тотчас, не медля ни секунды. Славный Сервилий хорошо знал это, однако всегда опаздывал.

– Ничего, к сожалению! – огорчилась Помпония. – Но башмачник, который шьет мне обувь без каблука, ту, что я ношу дома, когда нет гостей… Знаешь, такую удобную, хотя низкий каблук, конечно, мне не очень идет… И нет сомнения, что…

– Что рассказал башмачник? – решительно прервал Помпонию патриций, чтобы она не заблудилась в лабиринте разных сапожек, тапочек, туфелек и сандалий.

– Представь только, какое совпадение! – радостно отозвалась матрона. – Он как раз работал с той труппой, когда Ниссу только-только взяли туда, и ему довелось как-то отнести ей домой пару новых сандалий, очень красивых, как он говорит, целиком из лайки, прошитой золотой нитью, с кожаным ремешком, который, оборачивая пятку…

– Адрес, Помпония! Где жила, он сказал? – постарался вернуть ее в нужное русло сенатор.

– Конечно, – ответила матрона. – В большом доме на Общественном спуске,[56]56
  Общественный спуск (Clivius Publicus) – улица, ведущая на Авентинский холм, словом Clivius римляне называли улицу, проложенную по холму, так, Clivius Capitolinus вел к Капитолийскому холму.


[Закрыть] на последнем этаже. Представляешь, когда этот бедный башмачник поднялся на самый верх, у него слетела туфля, порвался ремешок, и ему пришлось, бедняге…

– Да благословят тебя боги, подруга! – заставил ее умолкнуть Аврелий, посылая воздушный поцелуй, и закрыл за ней дверь, торопясь немедленно использовать полученные сведения.

В атрии он едва не столкнулся с Кастором. От секретаря исходило невероятное зловоние, и он на ходу срывал с себя грязную одежду.

– Он побежал по Общественному спуску, потом свернул на улицу, ведущую к площади Армилюстр… – сообщил александриец, рассказывая о том, как преследовал слугу из казармы.

– А затем? – с волнением спросил Аврелий.

Обе улицы вели на Авентинский холм, к Верхней улице, где находился дом Сергия Маврика. Кроме того, если сведения Помпонии верны, Нисса жила когда-то как раз в тех краях.

– Я потерял его! – развел руками секретарь. – Я бежал за ним как сумасшедший, когда налетел на этих несчастных красильщиков, что несли сырье для тканевых красок. Они вылили на меня целых два ведра!

Аврелий подавил смех, начиная понимать причину жуткого запаха, исходившего от вольноотпущенника. Очень многие красильни использовали для отбеливания шерсти мочу…

На этот раз патриций решил проявить благородство: в сущности, секретарь пострадал при выполнении своих обязанностей…

– Пойди вымойся, Кастор, и не расстраивайся из-за испорченной одежды. Я сам куплю тебе новую, – великодушно пообещал он.

– Спасибо, хозяин, но я нисколько и не расстраиваюсь. Одежда ведь твоя, – заверил его грек, нагишом исчезая в ванной комнате, и Аврелию осталось только со скорбью посмотреть на жалкие остатки новехонькой туники из тончайшей льняной ткани, которую так быстро скинул с себя его верный Кастор.