Текст книги "Идущие на смерть приветствуют тебя"

Автор книги: Данила Комастри Монтанари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– А что, ты разве не победитель? – спросил патриций, удивившись такой скромности.

Квадрат невольно усмехнулся:

– Я – победитель? Посмотри на мозоли на моих руках. Похож я на воина? Я рожден, чтобы трудиться на земле, а не на арене гладиаторов. Да только вынесут меня отсюда вперед ногами…

– Но в таком случае объясни мне, пожалуйста, что ты тут делаешь?

– Думаешь, я сам попросился сюда? – с горечью произнес бедняга. – Меня прислали! Все эта шлюха, моя жена, вместе со своим любовником. Он был женат на очень богатой женщине. Они убили ее и постарались, чтобы все улики указывали на меня.

– Но суд, закон…

– Да, суд! – Квадрат горько усмехнулся. – Когда так легко купить свидетелей… Четверо показали, что видели меня с этой несчастной незадолго до ее убийства. И меня тут же заковали в цепи. Спасибо богам, приговорили сражаться с людьми, а не с животными,[33]33
  Имеется в виду приговор ad ludum, означавший, что осужденный после специального обучения будет сражаться с гладиаторами. Приговор ad bestias означал, что осужденный должен сражаться на арене с животными.


[Закрыть] не то вышвырнули бы на арену вообще без всякой подготовки!

– Печально, – задумчиво произнес сенатор.

– Такова моя злая судьба. С детства батрачил, и всегда приходилось отдуваться за других. И никто не хотел дружить со мной, потому что я всем приносил несчастье. Потом моя жена забеременела, и только позже я понял, что нужен ей лишь для того, чтобы стать отцом незаконнорожденного ребенка. Его настоящий отец и отправил меня сюда… Теперь оба радуются жизни, а я вот собираюсь на тот свет… – Неожиданно, сам того не заметив, он сжал кулаки. – А знаешь, сенатор, что обо мне говорят тут, в казарме? Что я уже мертв, что от меня воняет, как от трупа!

– Конечно, смерть Хелидона, по сути, спасла тебя! – заключил Аврелий. – Кстати, а где ты находился перед началом сражения? Никто тебя не видел…

Гладиатор не ответил.

– Послушай, Квадрат, я не хочу думать ничего дурного, но посуди сам: не лучше ли ответить на мой вопрос. В конце концов, ты больше всех выиграл от этой смерти… – попытался убедить его сенатор.

– В уборной я был! – взорвался Квадрат. – Обделался от страха! Попробуй проверь, если сумеешь! – воскликнул он, поднимаясь из-за стола.

И затем, покачав головой, ссутулившись, побрел в свою комнату.

5.

За четыре дня до июньских нон

Наутро, ближе к полудню, сенатор Публий Аврелий Стаций лежал в гимнастическом зале на массажном столе, отдавшись в опытные руки прекраснейшей Нефер, египетской рабыни, стоившей ему целое состояние.

Он позволил себе хорошо попариться, а потом окунулся в холодный бассейн. И теперь волшебные прикосновения смуглых рук Нефер полностью успокоили его… Мышцы его расслаблялись, зато голова работала прекрасно.

Все началось в казарме, и именно там надо продолжать расследование, особенно среди ретиариев. Но и у противников Хелидона, хоть они и редко виделись с ним, тоже можно узнать кое-что, во всяком случае, у человека, который в силу своей необычности находится в Лудус Магнус на совершенно особом положении…

– Кастор, – обратился он к секретарю, ожидавшему рядом и любовавшемуся прелестями массажистки. – У меня к тебе поручение.

– Я охотно выполнил бы его, хозяин, – ответил вольноотпущенник, потирая лоб, пока Нефер, закончив работу, с поклоном удалялась, – но, к сожалению, у меня сегодня с утра ужасно болит голова…

– Жаль! – ответил Аврелий. – Ну что же, попрошу кого-нибудь другого. Кто из наших слуг самый привлекательный мужчина? Тулл, наверное…

– Тулл? – рассмеялся александриец. – Ты шутишь, что ли? С его-то физиономией вареной рыбы… А что нужно сделать, хозяин? – поинтересовался вольноотпущенник, взяв губку, смоченную ароматическим маслом, которую Нефер оставила на полке. – Питье, которое назначил врач Гиппарх, поистине чудодейственное. Мне уже лучше! Так что ты говорил, хозяин? – продолжал он, энергично растирая спину патриция.

– Мне нужны сведения о людях, с которыми встречался Хелидон, – объяснил Аврелий. – Среди них одна девушка, которая…

– Нисса! – сразу же догадался Кастор.

– Нет, не она, – огорчил его сенатор. – В театр я сам пойду, чтобы познакомиться с ней. Ты же отправишься в казарму.

– Но там нет женщин! – в недоумении воскликнул вольноотпущенник и тут же снова невероятно изумился: – Не хочешь ли ты сказать, что Ардуина, хозяин… Близко не подойду к этому питону и за все золото в мире!

– А за две монеты? – уточнил Аврелий.

– Это что же, рисковать жизнью, идя на встречу с кровожадной амазонкой, за какие-то жалкие сестерции? Недооцениваешь ты меня, хозяин, а ведь у меня тоже есть самолюбие! – возразил Кастор, притворяясь обиженным.

– Твое самолюбие удовлетворилось бы половиной золотого? – повысил ставку Аврелий.

– Договоримся так – один золотой и два конгия[34]34
  Конгий – в Древнем Риме мера жидкостей, равная 3,275 литра.


[Закрыть] фалернского, не считая расходов, – предложил александриец. – Как можно ухаживать за женщиной с пустыми руками? Что скажут люди, если секретарь могущественного Публия Аврелия Стация будет выглядеть как жалкий попрошайка?

– Согласен, – ответил сенатор. – Но помни – Ардуина все-таки гладиатор, а не гетера.

– Вот уж поистине свершится чудо, если вернусь живым! – вздохнул грек, ловко пряча в карман чаевые. – А погибну, так смерть моя будет на твоей совести!

В театре Помпея спектакль имел огромный успех.

По окончании пантомимы публика толпилась у выхода, напевая мотивчики, которые музыканты исполняли на авлах и цитрах. Некоторые задерживались у статуй великих актрис – эти статуи Аттик[35]35
  Тит Помпоний Аттик (110–32 гг. до н. э.) – римский ученый и эрудит, друг Цицерона и автор многочисленных трактатов по истории Рима.


[Закрыть] сам лично выбрал для великого Помпея, когда тот решил подарить римлянам первый постоянный театр, и ныне каждый посетитель театра сравнивал мраморные формы прославленных актрис прошлого с фигуркой очаровательной Ниссы – в пользу актрисы, разумеется.

Далеко ушли те времена, когда появление женщины на сцене вызывало громкий скандал. И хотя ныне актрисы получали огромные деньги, по закону они все еще считались «низкими людьми», как и проститутки. А уж сколько патрициев из старинных родов отдали полученные от предков состояния в ласковые руки актрис мимического театра – не сосчитать!

– Ты уверен, что она согласится принять нас? – волновался Сервилий.

– Конечно, – успокоил его сенатор. – Я отправил ей записку.

– Могу себе представить, сколько таких записок она получает! – вздохнул Сервилий. – В сущности, ей ведь в общем-то ни жарко ни холодно оттого, что ты член курии.

– Не исключено, Тит. Однако мое послание сопровождалось массивным золотым браслетом. Поверь, друг мой, – продолжал Аврелий, – в Риме деньги открывают двери даже во дворец Цезаря. Неужели они не откроют дверь в гримерную какой-то актрисы!

Тит Сервилий в возбуждении следовал за другом, без конца нервно поправляя прядку редких седых волос в тщетной попытке прикрыть начинающуюся лысину.

Тит действительно очень волновался – в этот вечер Нисса поистине превзошла себя. В только что закончившемся спектакле никто не мог с ней сравниться: она воспламеняла публику бесстыдными жестами, чувственными и соблазнительными движениями, доводя ее до крайнего возбуждения.

Несколько раз даже казалось, что распаленные зрители вот-вот устремятся на сцену либо представление остановит какой-нибудь слишком усердный судья-моралист, сочтя его чересчур сладострастным.

– Ах, эта сцена Ареса и Афродиты, только Нисса могла так сыграть! Какое мастерство, какая красота, какой темперамент! Думаешь, если бы я пригласил ее… – рискнул заговорить Сервилий.

– Тебе надо бы посоветоваться с Помпонией, – заметил Аврелий, подчеркнуто изображая равнодушие к вызывающе чувственному искусству актрисы.

Тем временем толпа, собравшаяся возле гримерной, постепенно расходилась. Огорченные, что Нисса не приняла их, самые истовые поклонники неохотно удалялись, не преминув послать воздушный поцелуй в сторону столь безжалостно закрытой двери.

Когда зрители разошлись, раб-привратник со слащаво-угодливым видом заговорщика приблизился к Аврелию и Сервилию:

– Нисса ждет вас. Сюда, благородные господа.

– О, Эрос, Потос и Химерос![36]36
  Эрос, Потос, Химерос – божества, олицетворяющие плотскую любовь. (Прим. пер.)


[Закрыть] – воскликнул Сервилий, с трудом сдерживая волнение.

Гримерная оказалась небольшой. Нисса, переодевшись в довольно скромную тунику, сидела у зеркала в окружении служанок, хлопотавших вокруг нее. Прикрыв веки, с томным выражением лица, она ждала, пока закончат массаж, и неторопливо поглаживала мягкий шерстяной комочек, лежавший у нее на коленях.

– Ave, благородный сенатор Стаций! – приветствовала она его легким поклоном головы, чуть приоткрыв живые зеленые глаза.

Тут шкурка, лежавшая у нее на коленях, вдруг ожила, обнаружив любопытную и внимательную мордочку.

– Благодарю тебя за ошейник. Пушку он очень понравился, – небрежно заметила мима, указывая на драгоценность, подаренную Аврелием, которая украшала шею хорька.

Сервилию не терпелось сыграть свою роль, и он энергично подтолкнул друга локтем, чтобы тот представил его.

– Благородный Тит Сервилий, – произнес патриций, но молодая женщина даже не удостоила Тита взглядом.

Имея опыт общения с самыми разными людьми, она сразу же поняла, кто из собеседников главный.

– Не возражаешь, если я продолжу свой туалет? – спросила она Аврелия и, располагаясь поудобнее в кресле, постаралась, чтобы туника как бы случайно обнажила ноги.

– Пожалуйста, пожалуйста, конечно, продолжай, – согласился Сервилий, перехватывая у друга ответ и нервно глотая слюну.

– Хелидон… – заговорил было Аврелий.

– Его смерть оказалась тяжелейшим ударом для меня. Разговор о ней стоит мне танталовых мук! – с театральной экзальтацией воскликнула актриса, поднося руку к виску.

– Во время выступления ты не выглядела такой уж страдалицей, – заметил сенатор, который терпеть не мог притворство комедиантов вне сцены.

– Ошибаешься, благородный Стаций! – недовольным тоном возразила молодая женщина. – Я – актриса, и это моя работа. Она не имеет никакого отношения к моей личной жизни! Представь себе, ведь я должна притворяться перед тысячами зрителей, которые восхищаются мною и пускают слюни от вожделения, – я уж не говорю о том, что происходит с их детородными органами, – а сердце мое при этом обливается кровью из-за потери замечательного друга, незаменимого Хелидона!

– Бедняжка… – сочувственно вздохнул Сервилий, с обожанием глядя на актрису.

Аврелий начал терять терпение. Ясно, что друг не даст ему серьезно поговорить с этой женщиной!

– Тит! – решительно обратился он к нему. – Нисса хочет пить. Сбегай и принеси ей вина.

– Здесь на углу есть таверна, я мигом – туда и обратно!

– Не станешь ведь ты предлагать этой утонченной девушке какое-то дешевое вино? Возьми паланкин и поспеши в термополий[37]37
  Термополий (thermopolium) – своего рода столовая самообслуживания, где на прилавки выставляли большие глиняные чаши с горячими супами. Подобных заведений было много как в Риме, так и в других крупных городах. Руины таких столовых можно и сегодня видеть в Помпеях, Геркулануме и Остии.


[Закрыть] на Номентанской дороге.

– Так далеко? На это же уйдет столько времени! – возразил Сервилий, которому очень не хотелось отказываться от участия в беседе.

– Вот именно. Чем раньше отправишься, тем быстрее вернешься, – поставил точку Аврелий. – И вы тоже уйдите отсюда, – приказал он служанкам.

Нисса не стала возражать. Уютно устроившись на подушках, она по-детски приласкала своего зверька и неуверенно посмотрела на патриция.

– Ну вот, когда мы наконец-то остались одни, прекрасная Нисса, можешь больше не изображать из себя женщину с разбитым сердцем, – решительно заговорил Аврелий. – Прежде всего расскажи мне, с кем ты встречалась, кроме ретиария.

– Но я… – начала было актриса.

– Послушай, дорогая, – прервал ее сенатор, потеряв терпение, – я, между прочим, еще и магистрат. А это означает, что в любую минуту имею право запретить твой прелестный спектакль и выпороть тебя на сцене без всякого грима перед твоей любимейшей публикой!

– Ты не посмеешь… – заговорила Нисса уже не так уверенно.

Положение актрисы в Риме было довольно шатким, и женщина хорошо понимала, что Публий Аврелий, угрожая ей, мог легко перейти от слов к делу.

– То есть как это – не посмею? Ты очень убедительна на сцене, когда бичуешь себя кнутом. А он настоящий или ты в самом деле получаешь удовольствие? – наступал патриций, не слишком ласково взяв ее за руку.

– Что тебе нужно? – спросила Нисса, резким движением высвобождая руку.

Тон ее изменился – не осталось ни жеманства, ни притворства. Теперь с Аврелием была деловая женщина, обсуждавшая условия договора.

– Рассказывают о каких-то празднествах, которые ты посещала вместе с Хелидоном. Мне нужны имена гостей, и конечно же не жалких актеришек или шутов…

– Это известные люди, Стаций. Надеюсь, у тебя хватит такта… Я часто бывала на праздниках у Сергия Маврика.

– Адвоката? – уточнил Аврелий, поморщившись, и, когда женщина кивнула, спросил: – Сколько же он платит тебе за выступления перед гостями?

– Сенатор, я не стану мелочиться! – раздраженно ответила Нисса. – Знаешь, сколько я получаю в театре? Двести сестерциев, это больше, чем годовой доход многих людей твоего ранга!

– Почти столько же, сколько Мнестр! – изумившись, присвистнул Аврелий.

Ни для кого не было тайной, что самый знаменитый римский актер претендовал на сказочные гонорары и даже будто бы Мессалина не просто покровительствовала ему… Но кто посмел бы громко говорить о супруге Цезаря?

– Отчего же в таком случае ты соглашалась танцевать в доме Сергия? – продолжал патриций тоном следователя.

– Я давно знаю Маврика, однажды он защищал меня в суде.

Аврелий поразмыслил. Сергий Маврик известен не только как виднейший адвокат. Он явно состоял в сговоре с разными сомнительными богачами, которых ему неизменно удавалось оправдывать в суде.

По закону римские адвокаты не имели права получать деньги от своих подопечных, поскольку согласно обычаю дела друзей и знакомых они должны были вести бесплатно. Но в то же время у подзащитных издавна укоренился обычай вознаграждать спасителя, щедро одаривая его разными подарками.

Похоже, и Сергий не гнушался заслуженной в суде награды. Его подзащитные крайне редко получали наказание, независимо от того, виноваты были на самом деле или нет, а потому знаменитый оратор с полным правом мог рассчитывать на благодарность могущественных и щедрых друзей. Кроме того, различные секреты, которые он узнавал о своих подзащитных, позволяли ему при надобности манипулировать ими.

Очевидно, если у Ниссы имелись в прошлом сомнительные дела, то Сергий, конечно, сохранил кое-какие улики, чтобы иметь над ней некоторую власть. Он мог запросто, например, попросить ее выступить перед своими гостями. В сущности, это самое малое, что она могла сделать для него… Тем более что состоятельный адвокат славился еще и необычайным гостеприимством. Он и его сестра любили проводить время в странных компаниях, приглашая в свой дом танцоров, комедиантов, гладиаторов, фокусников, неудачливых поэтов и других наименее почитаемых в Риме людей.

– Вот и я! – воскликнул запыхавшийся Сервилий, появляясь на пороге с парой глиняных кувшинов в руках. – Я так спешил! Мне удалось найти альбанское, но всего лишь семилетней выдержки!

– Не сравнить, конечно, с тем, что подают на своих застольях Маврик и его сестра. И все же хотя бы на этот раз наша Нисса будет довольна, – заявил патриций, давая понять, что собирается попрощаться.

Но Сервилий медлил, не желая уходить, будто опасаясь упустить самое главное событие в жизни, какое случается только однажды. Нисса заметила это и подошла к нему с томной улыбкой.

– Ах, Тит… – едва слышно прошептала она.

Патриций подставил губы для поцелуя и невольно смежил веки в предвкушении волшебного мгновения. Почувствовав теплое прикосновение шершавого языка и мокрого холодного носа, он открыл глаза и с изумлением уставился в хитрую мордочку хорька, которого Нисса поднесла к его лицу.

Славный Сервилий, вполне довольный и малым, пришел в восторг.

– Ах, какая очаровательная женщина! – повторял он всю дорогу. – Неотразимая, приветливая, обворожительная!

– Проверь на всякий случай, прежде чем вернешься домой, не осталось ли светлых волос на одежде! – посоветовал Аврелий, расставаясь с другом, и тот сразу же принялся снимать с тоги предательскую шерстку хорька.

6.

Накануне июньских нон

– Парис, – обратился Аврелий к своему управляющему несколько дней спустя, – мне надо бы знать, есть ли у нас отделение в Мутине.

– Нет, хозяин, – ответил бравый управляющий, удивившись, что хозяин вдруг заинтересовался делами.

Обычно приходилось бегать за ним часами, нередко днями и неделями, прежде чем он проверит счета.

И в самом деле, хотя патриций добавил к внушительному состоянию, оставленному знатными предками, и собственные деньги – ведь он весьма успешно вел свои дела – считать сестерции было для него, конечно, не самым интересным занятием. Он предпочитал тратить их с аристократической небрежностью направо и налево, что Парис с присущей ему осмотрительностью находил довольно предосудительным.

– У нас есть контора в Бононии.[38]38
  Бонония – нынешняя Болонья.


[Закрыть] Это ближайший к Мутине город, – заметил он.

– Сколько требуется времени, чтобы отвезти послание туда и обратно? – поинтересовался сенатор.

– Более недели, хозяин, – ответил слуга. – Но если очень торопишься, можно использовать почтовых голубей. Напомню, у нас много голубятен по всему полуострову. Ответ получим через два или три дня.

– Хорошо, Парис, – согласился Аврелий. – Мне нужно выяснить, что за дела были у Хелидона в Мутине и в Форуме Галльском. Служащим в Бононии нетрудно узнать это в соседнем городке. Тому, кто доставит самые интересные сведения, готов предложить переезд в столицу!

– Не выйдет, хозяин, – заметил управляющий, покачав головой.

– Почему? – удивился сенатор. – Ты же знаешь, любой провинциал мечтает перебраться в Рим. И я не понимаю, почему…

– В Бононии это не работает, – прервал Парис. – Местные жители – кельты и этруски – уверены, что живут в лучшем городе на свете. «Бонония – вершина мира!» – уверяют они назло блистательной столице. Ни за что на свете они не захотят переехать в Рим. Если случается по каким-то причинам оказаться в другом месте, они сразу же всеми силами стремятся вернуться домой, в свой любимый город. Поверь мне, лучше уж пообещать денежную награду, – посоветовал осторожный управляющий.

– Хорошо, так и сделаю, – согласился патриций, не высказывая собственных соображений, почему можно предпочесть провинциальный городок столице империи. С другой стороны, жители кельтско-этрусских провинций, как известно, всегда казались римлянам несколько странными, поэтому он не очень удивился. – Написал? Вот и хорошо, отправь немедленно!

Не успела печатка прижать сургуч, как из перистиля[39]39
  Перистиль – внутренний дворик с портиками и колоннами.


[Закрыть] донесся безумный вопль.

– Бессмертная Геката, святая Афродита, великая Астарта! – орал Кастор, влетев в дом так, словно его преследовала когорта преторианцев, жаждущих крови.

При виде весьма помятого александрийца Парис поморщился. Он никак не мог понять, почему такой аристократ, как Публий Аврелий Стаций – в высшей степени утонченный, хотя и несколько экстравагантный человек – столь снисходителен к выходкам Кастора, особенно с тех пор, как тот привез из Кампании Ксению, эту чистую, невинную девушку, которую бесстыжий грек постоянно пытается совратить всякими непристойными предложениями…

– Ардуина едва не прикончила меня! Это же зверь, эриния! Хуже Тисифоны, Мегеры и Алекто,[40]40
  Тисифона, Мегера, Алекто – имена эриний, богинь мщения. (Прим. пер.)


[Закрыть] вместе взятых! Никогда больше не посылай к ней! У меня, между прочим, есть чувство собственного достоинства!

– В самом деле, Кастор? В таком случае ты ловко его прячешь.

– Так или иначе, но жизнь моя мне очень дорога!

– И что же ты узнал? – прервал его Аврелий, не сомневаясь, что александриец преувеличил трудности, с которыми столкнулся, дабы получить вознаграждение побольше.

– Сначала деньги, хозяин, – и в самом деле потребовал Кастор. – Сорок пять сестерциев.

– Сорок пять сестерциев? – изумился сенатор. – Да ты с ума сошел!

– Хорошо закаленный железный кинжал стоит дорого, но мне показалось, что это самый подходящий подарок для гладиаторши. Итак, Хелидон пользовался успехом у дам высшего света и не только бывал частым гостем у Маврика и его сестры, но, похоже, втайне навещал одну знатную матрону, вернувшуюся недавно с Востока…

Аврелий почувствовал, как заколотилось сердце, но не подал виду.

Расплатившись с Кастором и выпроводив его с заданием выяснить в суде, когда будет слушаться следующее дело с участием адвоката Сергия Маврика, он удалился в библиотеку, задумчиво опустился в кресло за столом, где стоял его кубок с пивом, но не притронулся к нему.

В растерянности он посмотрел на бюст Эпикура, словно ища ответа в его раскрашенных мраморных глазах: знатная дама в Риме под вымышленным именем… Неужели она?

7.

Июньские ноны

Паланкин сенатора остановился возле базилики Юлия на Форуме, и Публий Аврелий сошел с него, а следом за ним и Сервилий. Если Кастор не ошибся, слушание дела должно было начаться совсем скоро.

Патриций не спешил пройти в здание, медленно поднимаясь по ступеням. По этому случаю он надел парадную тогу с латиклавией, без ложной скромности полагая, что умеет носить ее вполне элегантно. Теперь сплошь и рядом можно видеть, как подобные тоги болтаются на плечах сенаторов, словно белье, вывешенное для сушки. Уже мало кто заботится о том, чтобы расправить ткань и красиво уложить складки. В лихорадочном ритме города внимание к подобным деталям неумолимо превращалось в некий пережиток прошлого, о котором заботился разве только какой-нибудь старый аристократ, еще не растерявший последние иллюзии.

Две или три матроны в богатых одеяниях приветствовали Аврелия, одарив выразительными взглядами. Он каждой ответил улыбкой, любезностью или комплиментом.

– Ну что, новоявленный Нарцисс, тебе не кажется, что пора идти? – спросил Сервилий. – Ты пришел сюда, чтобы присутствовать на судебном заседании или ухаживать за дамами?

Зал оказался переполненным – как всегда, когда выступал Сергий Маврик.

Публика толпилась, стараясь увидеть его, словно какую-нибудь театральную знаменитость. И действительно, не так уж велика была разница между выступлением оратора в суде и актера на сцене: возгласы, порывистые жесты, выразительные паузы – ничем нельзя пренебрегать, чтобы взволновать судей.

– …С того дня, как отважный Марий поверг Югурту… – декламировал в этот момент адвокат.

В отличие от многих коллег Сергий никогда не читал свои речи, а произносил их по памяти, словно исполнял роль.

– Катон считает, говоря о Карфагене… Еще коварный Катилина… Как мудро заметил божественный Август… закон Реммия, Публициев закон и Юлиев закон…

– Ну, мне ничего не понять из того, что тут вещает Сергий, однако он, видимо, знает свое дело, – заметил Аврелий. – Наверное, долго учился.

– Ты шутишь! – возразил Сервилий. – Сергий Маврик понятия не имеет о юриспруденции. Он держит у себя на службе целую армию помощников, которые и готовят ему дела, сам же только произносит то, что ему напишут, вот и все. Он мастер производить неожиданное впечатление… Смотри, сейчас исполнит свой любимый номер: сожаление о человеческой несправедливости!

– Богиня Фемида со священного Олимпа… – декламировал многоречивый оратор.

– А в чем, собственно, суть дела? – поинтересовался Аврелий, вконец отчаявшись разобраться в этом бурном нагромождении исторических и мифологических параллелей.

– Супружеская измена, – пожал плечами Тит. – Оскорбленный муж подал в суд на жену, которая изменила ему с его же служащим.

– Выходит, из-за дела о неверной жене он вспоминает Цинцинната, Сципиона, Катилину, Пунические войны, реформы Августа, а также весь наш пантеон и всех богов греческого Олимпа? – изумился сенатор.

– Только так и выигрывают дело в суде, дорогой мой! – усмехнулся Сервилий. – Представь себе, греки пошли еще дальше: они придумывают несуществующие законы и ссылаются на них, рассчитывая на неосведомленность судей… Кажется, Маврик заканчивает, – добавил он, стараясь разглядеть кого-то среди публики.

– Сказано![41]41
  Сказано – букв.: сказали (dixerung), так судьи отмечали конец выступления защитника.


[Закрыть] – провозгласил в этот момент член судейской коллегии, обозначив конец выступления адвоката.

Все же, набравшись бесконечного терпения, Аврелий выдержал и следующие процедуры судебного заседания – допрос свидетелей и доказательство.[42]42
  Речь идет о так называемом probatio – изложении доказательств в пользу или против иска.


[Закрыть]

Наконец под радостные возгласы присутствующих суд вынес решение.

Вскоре после этого истец, почернев от злости, вышел из зала, не промолвив ни слова, а следом за ним и его защитники. Сергий и на этот раз победил.

– Вот он там, среди своих помощников, – указал Сервилий на группу людей в тогах, окруживших адвоката. – А это, должно быть, ответчица…

Женщина смотрела на своего спасителя обожающим взглядом, и было очевидно, что ей не терпится выразить ему горячую благодарность где-нибудь в укромном уголке.

– Старый лис весьма падок на лесть. Идем! – потянул Сервилий друга.

– Ave, Маврик! Это была поистине превосходная речь!

– Сенатор Стаций! – отозвался адвокат. – А, и Тит Сервилий тоже… Вы здесь по какому-то делу?

– Нет, мы хотели только послушать твое выступление… Теперь так мало хороших ораторов… – откровенно польстил ему Аврелий.

– Предупредили бы меня, и я бы устроил вам места получше. Ну, если нет больше дел, тогда… всего доброго! – попрощался выдающийся адвокат, явно желая поскорее вернуться к своей привлекательной подзащитной.

– Вообще-то одно дело у нас тут есть… – подчеркнуто любезно улыбнулся Аврелий. – Убийство Хелидона.

– Это не ко мне, я не защищаю гладиаторов. В любом случае виновный будет растерзан разъяренной толпой раньше, чем дело дойдет до суда.

– Однако ты хорошо знаешь Ниссу, любовницу жертвы…

– А кто ее не знает? Весь Рим мог созерцать ее обнаженной! – засмеялся Маврик.

– Но не у нее дома, – уточнил патриций с наивным простодушием.

Маврик, почувствовав неладное, заволновался и невольно уронил свитки с заметками. Аврелий поспешил поднять их, успев пробежать взглядом.

Что еще нужно этому любителю совать нос в чужие дела? Знаменитый адвокат явно растерялся. Публий Аврелий Стаций – сенатор. Конечно, Маврик хорошо знал его: богатый аристократ с досадной привычкой интересоваться не тем, чем нужно, бездельник, который только и делал всю жизнь, что читал книги, путешествовал ради удовольствия и приударял за женщинами… А теперь вот снова лезет туда, куда совсем и не следовало бы.

– Хотелось бы узнать, почему это вдруг Нисса рассказала тебе о нашей дружбе? Или ты входишь в число ее близких друзей? – сухо спросил он, продолжая размышлять: сенатор Стаций известен как человек, интересующийся только роскошными пиршествами и литературными кружками, но, возможно, наверху его ценят больше, чем это может показаться со стороны…

– Нет, что ты! Я навестил ее официально, в качестве доверенного лица Клавдия. Император поручил мне расследовать смерть Хелидона, – сообщил сенатор с деланым равнодушием.

При имени божественного Клавдия оратор сразу же изменил свое отношение к Аврелию – откровенную враждебность сменило живейшее расположение, но в глубине души Маврик был изумлен: этот ничтожный вертопрах – доверенное лицо Клавдия…

– Надо полагать, хочешь побеседовать со мной? – Теперь он был сама любезность.

– Нет никакой спешки, Сергий. Когда тебе будет удобно… И прошу, давай без формальностей. Зачем сидеть в каком-нибудь холодном таблинуме,[43]43
  Таблинум (tablinum) – помещение в римском доме, которое могло служить кабинетом.


[Закрыть] когда можно спокойно возлежать на ложе возле накрытого стола с хорошим ужином? Гортензий, мой повар, настоящий волшебник.

– Благодарю тебя, но я предпочел бы, чтобы ты пришел ко мне вместе с Титом Сервилием. Не откажите в удовольствии видеть вас моими гостями!

– Если настаиваешь… – согласился сенатор. – Кстати, было бы неплохо встретить у тебя очаровательную Ниссу.

Сервилий почувствовал, что сердце его сейчас выпрыгнет из груди – он снова увидит ее…

– Вполне возможно. Жду вас накануне ид, – поспешно заключил Маврик и удалился.

– Святая Афродита, мне нужно приготовиться! – заволновался Сервилий. – Как ты считаешь, может, мне попробовать похудеть?

– Нескольких дней голодания, пожалуй, не хватит, – ушел от прямого ответа Аврелий, критически оглядывая тучную фигуру друга.

– А массаж? Десяток сеансов… – раздумывал Тит. – Одолжи твоего Сансона! Мне нужен сильный человек.

– Если ты полагаешь, что ж… – согласился Аврелий.

Сансона, этого могучей комплекции раба с довольно грубыми манерами, он действительно приобрел как массажиста. Но после того, как тот своими зверскими методами загубил себе связки, приходилось использовать его только для простейших поручений, например, в качестве носильщика, когда он не мог нанести себе никакого вреда.

– В таком случае сразу же поспешу к нему, – заключил Сервилий. – И послушай, – добавил он, понизив голос, – хорошо бы, чтоб Помпония ничего не узнала об этом. Она все может истолковать по-своему, ну ты меня понимаешь.

– Даже слишком хорошо, – ответил Аврелий, не ожидавший ничего путного от влюбленности друга в красавицу актрису. – Вот и носильщики с паланкином, давай сядем.

– Нет, отправляйся один, – возразил Сервилий, – я пойду пешком. Надо побольше двигаться – это всегда полезно! – мужественно заявил он.

Нубийцы двинулись вперед легкой рысцой, а тучный Тит следом, изо всех сил стараясь поспеть за паланкином.

– Слышу жуткие крики из гимнастического зала. Там кого-то пытают? – поинтересовался удивленный Кастор, входя в термы.

– Нет, там только Сервилий, – объяснил Аврелий, выныривая, весь в мурашках, из фригидария.[44]44
  Фригидарий (frigidarium) – холодная ванна в термах.


[Закрыть] – Он убежден, что массаж поможет ему сбросить вес…

– Ну, если хватит упорства, через пару месяцев будут первые результаты, – заметил секретарь, протягивая своему хозяину горячее полотенце.

– Да, но у Тита всего несколько дней! – пояснил патриций и рассказал Кастору о встрече с Сергием Мавриком.

– Ужин с актрисой! – присвистнул александриец. – Великолепно! Представляешь, как прекрасно я буду выглядеть в твоей шитой золотом хламиде? Она хорошо подчеркнет мои эллинские черты…

Аврелий промолчал. Секретарь, не желавший повиноваться, еще будучи рабом, совсем отбился от рук, став вольноотпущенником. А с тех пор, как в обмен за свои драгоценные услуги он получил разрешение привезти в Рим Ксению, эту отъявленную воровку, составлявшую ему отличную пару, оба сообщника хозяйничали в его доме уже без всякого стеснения, словно законные владельцы. Этому непослушному слуге следовало преподать урок! Нет, он, Аврелий, конечно же не возьмет его с собой!

– А почему ты решил, что тебя тоже пригласили? – строго спросил сенатор.

– Безупречный секретарь, да еще и грек – это же украшение для хозяина… – не спеша заговорил вольноотпущенник. – Особенно если он ловкий, стройный, вежливый, обаятельный, образованный, ироничный, непринужденный…

– Покороче, Кастор.

– …человек высоких нравственных принципов, с прекрасной внешностью, интересный собеседник и…

– Ради всех богов, в жизни не слышал столько глупостей!

– …и…

– Что «и»?

– И самое главное, умеет держать ухо востро.

– Но ты ведь растерял все навыки, Кастор, – возразил сенатор, покачав головой. – Сколько уже времени миновало, а ты не принес мне ни одной интересной новости.

– Сведения о сумме, которую Маврик положил себе в карман после смерти Хелидона, могли бы утолить твою… жажду новостей? – с хитрым видом поинтересовался слуга.