Текст книги "Идущие на смерть приветствуют тебя"

Автор книги: Данила Комастри Монтанари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Аврелий вскочил: у Кастора определенно всегда наготове стрела в колчане.

– Говори!

– У меня есть друзья среди тех, кто делает ставки на гладиаторов… – признался секретарь, равнодушно рассматривая свои ухоженные ногти. – Наш адвокат поставил тысячу сестерциев на Квадрата, противника Хелидона.

– Тысячу сестерциев на этого несчастного… – задумчиво повторил сенатор. – Тут явно что-то кроется.

– Я легко выясню это завтра вечером, побеседовав со слугами, – пообещал верный вольноотпущенник, обеспечив себе таким образом присутствие на приеме в доме Маврика.

Тут на пороге появилась фигура, закутанная в белую простыню. Бедный Сервилий – лоб покрыт каплями пота, как песчаный берег ракушками, – рухнул на край бассейна, словно мешок с овсом, брошенный на телегу с провизией.

– Уф, – вздохнул он, обмахиваясь. Простыня соскользнула, и обнажилось плечо, все в синяках. – Тяжелая рука у этого Сансона, – пожаловался бедняга.

– Ты вовремя начал готовиться, Сервилий… – заметил Аврелий. – Уже решил, что наденешь?

– Думаю, богатую льняную тунику, ажурную, а сверху какое-нибудь очень яркое вечернее облачение, сплошь покрытое золотой и серебряной вышивкой, – предположил Сервилий.

Кастор слегка покашлял:

– Господин, твой вкус безупречен, но при всем уважении к твоему выбору, естественно… Я посоветовал бы тебе кое-что особенное.

– Да, да, Кастор, конечно, и что же ты посоветуешь? – обрадовался Сервилий.

– Мне кажется, ты лучше выглядел бы в строгой древнеримской тунике пепельного цвета – в ней будешь стройнее, и она скроет синяки…

– Прекрасное решение! – одобрил Тит. – А что скажешь о красном плаще, чтобы немного оживить такой наряд?

– Какой-нибудь легкомысленный лене?[45]45
  Плащ.


[Закрыть] Нет, нет, – покачал головой несговорчивый грек, – послушай меня, тут нужен просто темный плащ, очень скромный, или даже лацерна.[46]46
  Короткий плащ с капюшоном (у древних римлян).


[Закрыть]

– Но… не будет ли это старить меня? – встревожился Сервилий.

– Молодые девушки легко поддаются обаянию зрелого мужчины, – философски заметил Кастор с высоты своего богатого амурного опыта. – А кроме того, непременно сделай новую стрижку. Поверь мне, сейчас она у тебя слишком легкомысленная.

Славный Сервилий тут же поспешил к Азелю, изнеженному парикмахеру Аврелия, то ли сирийцу, то ли финикийцу, и тот потратил полдня на исправление его прически.

– Ставлю пять к одному, что не пройдет и двух недель, как Сервилий завоюет красотку, – сказал Кастор и протянул сенатору руку.

Римляне обожали спорить на деньги. В городе делали ставки на все и всех, от гонок колесниц до любовников императрицы, и даже Аврелий не устоял перед этой старой привычкой.

– Хочешь разориться, Кастор? – удивился патриций, полагая, что, как бы ни старался Тит Сервилий, ему вряд ли удастся пробить брешь в сердце Ниссы…

– Ставлю два серебряных денария,[47]47
  Денарий – римская монета, равная по стоимости четырем сестерциям.


[Закрыть] – настаивал александриец.

– Ну, допустим, он победит. А как убедиться, что это так? – возразил сенатор.

– Пусть представит доказательство, – подмигнув, пообещал Кастор. – Что-нибудь очень личное, какую-нибудь деталь ее интимного туалета, не знаю. Ну что-нибудь вроде тех лепестков из ткани, которыми она прикрывает грудь и бедра… Заплатишь только в том случае, если Сервилий принесет тебе это!

Аврелий согласился, но, как всегда, когда имел дело с хитрым вольноотпущенником, стал ломать голову, где же тут кроется обман.

Все-таки он пожал ему руку, согласившись поспорить, и тут же пожалел: все эти деньги Кастор потратит, чтобы помочь Сервилию соблазнить актрису, но если Помпония узнает… Нет, увлечению славного Тита необходимо безжалостно положить конец, причем немедленно!

8.

За шесть дней до июньских ид

– Хозяин, позволишь… – Парис, управляющий домом семейства Аврелиев, с почтительным видом ожидал на пороге. – Прибыли ответы из Бононии, куда их положить?

– На стол в моем кабинете, – ответил сенатор. – Кстати, почему ты не сообщил мне о приходе архитектора, который строит виллу на Питекузе?[48]48
  Питекуза (букв.: остров обезьян, римляне также называли его Аэнария) – остров в Средиземном море, сегодня это остров Искья.


[Закрыть]

Парис покраснел и в полнейшем смущении опустил глаза.

– Наверное, я забыл, хозяин… – растерянно признался он.

Аврелий с удивлением посмотрел на него. Поистине необыкновенная память управляющего вошла в поговорку: за многие годы службы пунктуальный слуга ни разу не забыл ни об одной, даже самой мелкой, детали.

– Скажи-ка, тебе не кажется, что с Парисом что-то происходит? – вскоре после этого разговора спросил Аврелий Кастора. – Какой-то он последнее время странный. Будем надеяться, что не заболел, а иначе что же я без него буду делать!

Грек проглотил, не подав виду, столь лестное суждение об управляющем. Противоположные по характеру и склонностям, Кастор и Парис, хоть и служили у одного хозяина, считались вечными соперниками.

– Помочь тебе разобраться с этими двумя-тремя посланиями? – поинтересовался секретарь, желая показать хозяину, что без него, Кастора, ему тоже не обойтись.

Всегда стоит, считал Кастор, добровольно взяться за какую-нибудь несложную и легкую работу, дабы избежать потом долгой и трудной. Он быстро просмотрит вместе с хозяином пару писем и будет свободен целый день.

– Если пожелаешь… – с благодарностью согласился хозяин.

Кабинет, где Публий Аврелий любил изучать в уединении труды своих любимых философов, выходил в перистиль, самую спокойную часть дома.

– О боги! – воскликнул патриций, открыв дверь.

Кастор в изумлении вытаращил глаза: повсюду лежали сотни и сотни запечатанных свитков. Они заполняли стол, стулья, полки, громоздились вокруг бюста Эпикура, грудой лежали на полу.

– Как хорошо, Кастор, что ты согласился помочь мне… Подумать только, а я хотел дать тебе выходной! – усмехнулся сенатор.

Подавив стенание, секретарь опустился на пол там, где еще оставалось немного свободного места.

– Ну что же, начнем, – сказал хозяин, садясь рядом. – Смотри-ка, смотри… Вот человек, родившийся в Форуме Галльском, пишет, что знал Хелидона в молодости…

– Куртизанка Квинтилла хвастается, что часто бывала у него…

– Прачка из Мутины уверяет, что Хелидон не расплатился с ней за стирку… Это еще что, Кастор, послушай вот это письмо: «Септиций Рустик Публию Аврелию Стацию. Знаменитый сенатор, вы там, в Риме, не такие хитрые и потому всему верите. Хелидона, говорю я вам, на самом деле зовут Плацид, он работал в Мутине у веревочника Спурия и доставил ему много хлопот, даже служанка от него забеременела. Хорошо знаю это, потому что названный Спурий – мой свояк, то бишь женат на моей сестре Деции и теперь живет здесь, в Бононии, и награда ему была бы весьма даже кстати, потому как ему надо кормить четырех детей, а вместе с ним самим и женой всего, значит, шестерых человек, а веревки теперь очень плохо продаются»… Герой военнопленный, единственный, кто уцелел в деревне!.. Неплохую легенду придумал себе Хелидон, – присвистнул Аврелий.

– Вот тоже интересно, хозяин, – сказал Кастор, – письмо некоей Плациды, простой горожанки из Форума Галльского. Она спрашивает, когда Сергий Маврик решится наконец отдать ей собственность ее сводного брата Хелидона, единственной наследницей которого она является.

– Неплохо, неплохо… – согласился патриций, явно довольный.

Спустя два часа, внимательно просмотрев всю почту, Аврелий и Кастор располагали подробнейшей биографией прославленного гладиатора: родился в Форуме Галльском, настоящее имя Плацид, со временем перебрался в Мутину. Свободный человек и гражданин Рима. С самого детства приводил мать в отчаяние. Поработав веревочником, каретником, продавцом овощей и фруктов, носильщиком, Плацид попробовал себя на арене, и это дело пришлось ему по душе. С тех пор в Мутине он больше не появлялся, но заботился, правда, о сестре, испытывавшей финансовые затруднения, ежемесячно отправляя ей некую сумму.

И все это отлично знал Сергий Маврик, поскольку именно он пересылал ей деньги…

– Будет тебе чем позабавиться завтра вечером, – заметил Кастор.

– Да, но сначала… Спорю, еще кто-то в курсе всей этой истории. Помнишь того Турия, в казарме? Думаю, надо бы навестить его.

С почтительным видом в дверях появился Парис.

– Хозяин, к тебе гость, – сообщил он, и на этот раз в его тоне не слышно было обычного порицания по отношению ко всяким странным и мало отвечающим сенаторскому достоинству людям, с которыми Аврелий любил встречаться. – Это уважаемый, очень приличный человек, – продолжал он, не скрывая удивления. – Торговец, наверное, или представитель какого-нибудь торгового общества. Я позволил себе предложить ему подождать в таблинуме.

«Клянусь Гермесом, только делового посетителя мне сейчас не хватало», – подумал Аврелий, не решившись во второй раз за утро упрекнуть своего усердного управляющего.

Однако на этот раз Парис ошибся, оценивая важность гостя. В таблинуме на почетном месте сидел, потягивая из кубка отличное вино, гладиатор Галлик.

– Сенатор, извини за беспокойство. Но произошло несчастье, и я подумал, что надо бы сообщить тебе. А любого другого, кто бы ни пришел из нашей школы, этот твой цербер управляющий вряд ли пустил бы дальше вестибюля…

– Какое несчастье? – прервал его Аврелий, недовольный церемонным тоном кельтского гладиатора.

– Несчастье произошло с одним нашим атлетом.

– Что же тут странного, – пожав плечами, заметил сенатор. – Многие из вас погибают во время тренировок.

– На этот раз все не совсем обычно, – спокойно ответил Галлик. – Мы нашли Турин мертвым в его комнате, которая была заперта изнутри на тяжелую задвижку…

– Турий! – изумился патриций. – О боги Олимпа, этого не должно было случиться. Идем туда сейчас же! – приказал он, сдержав гневный жест.

Через несколько минут носильщики паланкина уже быстро бежали к Лудус Магнус.

– Сенатор, я погиб! – встретил его ланиста Ауфидий в полном отчаянии. – Кто-то напустил порчу на моих лучших атлетов. Смотри, смотри, что я нашел в комнате Турия! – воскликнул он, с ужасом указывая на округлый кусок темного дерева, лежавший на полу.

Аврелий подобрал его и внимательно осмотрел. На дереве был грубо вырезан глаз, в центре которого чернели два зловещих одинаковых круга.

– Видишь, зрачки! – простонал ланиста. – О боги, что это все значит? Дурной глаз, не иначе! Мои гладиаторы умирают без всякой определенной причины, тут явно какое-то колдовство, уверяю тебя! Осторожно, сенатор, брось его! – в ужасе вскричал он, увидев, как Аврелий, веривший в колдовство не больше, чем в богов, совершенно спокойно прячет ужасный предмет в складках своей туники. Они наняли колдуна, чтобы его погубить! Это наверняка задумал какой-нибудь одержимый. Поставил на него, потерял деньги и решил отомстить… Или какой-нибудь жалкий философ, из тех стоиков, что осуждают бои гладиаторов из-за какой-то там глупой человечности. Это же провокаторы, трусы, паникеры, подлецы, нанятые врагами Римской империи… – возмущался Ауфидий.

Патриций, не обращая на него никакого внимания, быстро направился в сполиарий, где врач Хрисипп ожидал его, склонившись над трупом.

– На этот раз тоже никаких ран, кроме вот этой небольшой царапины на шее… – пояснил медик, сразу же переходя к сути.

– Такой же точно, как у Хелидона! – заметил Аврелий. – Тоже мне, дурной глаз! – воскликнул он. – Скорее, Хрисипп, вскрой эту рану – может, удастся понять, как они убиты!

Врач взял тонкий скальпель и принялся за дело. Но тут же остановился.

– Ну как? Что-то нашел? – с надеждой спросил сенатор.

– Нашел, – подтвердил Хрисипп. – Какое-то инородное тело, что-то вроде крохотной щепочки… Глубоко вошла, тут надо действовать осторожно, иначе сломается, – произнес он, профессионально подходя к делу, и взял пинцет. – Вот смотри: кончик острый, как у иголки.

– Отравлен… Давай еще раз осмотрим труп Хелидона, может, найдем такую же, – предложил Аврелий.

– Он сожжен на траурном костре, и пепел развеян, – огорчил его Хрисипп.

– Клянусь бородой Зевса, разве ты не мог осмотреть его тогда внимательнее? – взорвался гневом патриций.

– Ты тоже, если не ошибаюсь, находился здесь, сенатор, но не просил меня об этом, – обиделся врач.

– Покажи иглу. Она слишком короткая, чтобы вылететь из лука. И все же проникла настолько глубоко, что не видна снаружи… Как это могло случиться?

– Не спрашивай меня, благородный Стаций, – ответил врач, разводя руками. – Знатоков оружия у тебя сколько угодно, стоит выйти за дверь. Я врач, а не мясник, – сокрушенно произнес он, старательно отмывая руки уксусом.

И все же, несмотря на совет Хрисиппа, никто в казарме не сумел помочь сенатору.

– Мы используем меч и кинжал, пожалуй, еще копье или трезубец, но не яд! Мои ребята – убийцы настоящие. И убивают безо всяких хитростей, а как порядочные люди, – возмущался Ауфидий. – Никогда, никогда не опустились бы они до такой низости, подобные коварные приемы не для них!

– А ну покажи стрелу! – усмехнулся Геракл, протягивая огромную волосатую ручищу.

– Нет, – отрезал Аврелий.

Своей неуклюжей лапищей сарматский гладиатор не сумел бы удержать стрелу. С этой тоненькой острой иголочкой нужно обращаться осторожно.

– Сенатор, забыл тебе сказать, – растерянно произнес ланиста, – Турий говорил вчера, что ему необходимо повидать тебя.

– О богиня Диана! И ты не предупредил меня? – в отчаянии воскликнул Аврелий.

Ауфидий растерялся.

– Я не хотел беспокоить такого важного человека, как ты, из-за простого ретиария, – сокрушенно признался он. – Я сказал, что он сможет поговорить с тобой, когда ты снова приедешь в казарму продолжать расследование.

– Глупец! – вскипел патриций. – Дождался, пока ему не заткнули рот!

Ланиста сжал кулаки и опустил глаза, сдерживая гнев. Теперь этот спесивый магистрат поговорит с Клавдием Цезарем – и прощай Лудус Магнус…

– Покажи, где нашли труп! – потребовал Аврелий, решительно отодвигая его в сторону.

И уже через минуту он стоял в жалкой комнатке, обставленной в спартанском стиле – там была всего лишь скамья с ящиком для одежды и доспехов. Низкое узенькое окошко на уровне пола, единственное в этой конуре, было затянуто металлической решеткой.

– Он лежал на кровати?

– На полу, ничком, вон там, у окошка, – ответил Ауфидий.

Аврелий прикинул расстояние. Слишком далеко, чтобы дотянуться снаружи до Турия рукой. Подойдя ближе и потрогав решетку, он убедился, что она весьма прочная. К тому же, судя по паутине, к ней, похоже, давно никто не прикасался.

Вдруг за дверью раздался какой-то шум и громкий крик.

– Пустите меня! – требовал высокий, визгливый голос. – Пустите меня, ради всех богов!

Публий Аврелий поспешил открыть дверь. Недоставало только, чтобы эти тупые охранники помешали ему говорить с гладиаторами!

– Наконец-то, сенатор! – обрадовалась Ардуина, как только патриций впустил ее.

– Садись, пожалуйста, – любезно предложил Аврелий, помогая ей освободиться от легкого копья и шлема.

Гладиаторша она или нет, но в любом случае Ардуина – женщина, и поэтому с ней следовало обращаться как с таковой. При всем желании сделать это оказалось не так-то просто, тем более что и сама она со своими грубыми, мужскими ухватками отнюдь не облегчала задачу.

– Слушаю тебя, – вежливо обратился к ней сенатор, ожидая узнать нечто важное.

– Что случилось с твоим слугой? Он явился сюда на днях, принес мне прекрасный подарок. И обещал вернуться, но… – Круглые глазки гладиаторши зажглись похотью.

Боги небесные, два трупа в морге, а эта мужеподобная женщина страдает по Кастору! Аврелий уже хотел было довольно резко ответить ей, однако сдержался: не следовало портить отношения с британкой – он видел в цирке, на что она способна.

Успокоив ее туманными обещаниями, Аврелий направился к жилищу ланисты.

– Ауфидий! – призвал он его. – Отмени все бои и тренировки ретиариев. Не хочу, чтобы из них выпустили кишки, прежде чем закончится расследование. Это относится и к Квадрату!

– То есть как это? – запротестовал ланиста. – Квадрат должен завтра выйти на арену! Я поставил его сражаться с животными, надеясь избавиться наконец от него раз и навсегда – он не оправдывает даже расходов на содержание!

– Полный отдых и для Ардуины, мне нужно, чтобы она была в форме… – добавил Аврелий, имея в виду своего секретаря.

– Да я же так разорюсь, – заныл ланиста.

– По-твоему, пусть лучше Цезарь убедится, что ты не умеешь должным образом беречь его атлетов? Эти люди принадлежат Клавдию, не забывай, и ты отвечаешь за них, – напомнил патриций, выходя на площадку.

Тренировка еще продолжалась. Слуга подошел к бойцам и подал сигнал остановиться.

Облегченно вздохнув, Квадрат в изнеможении опустился на скамью, и блаженная улыбка расплылась на его лице.

– Невероятно! – воскликнул он. – Завтра не будет боев! А мне предстояло сразиться с дикими зверями… Должно быть, на божественном Олимпе кто-то решил помочь мне.

– Или на божественном Олимпе, или здесь, на земле, – засмеялся патриций, похлопав его по широкому, как у крестьянина, плечу.

– Уже второй раз богиня удачи целует меня в лоб. Не хочу обманываться, но иногда я думаю, что мне все же удастся спастись… – тихо проговорил Квадрат, качая головой.

– Все возможно, – приободрил его Аврелий. – Не исключено, что еще и героем станешь, – заверил он, снова похлопав гладиатора по плечу.

– Если так и дальше пойдет, сенатор, если и дальше так… – вздохнул Квадрат, провожая его до паланкина.

Нубийцы, черные как смоль, вскочили, увидев, что патриций направляется к ним.

– Жду твоего красавца секретаря! – напомнила Ардуина, когда Аврелий садился в паланкин. – Передай ему привет!

9.

Накануне июньских ид

Наконец настал вечер, когда должен был состояться знаменитый ужин у Сергия Маврика.

– Дорогу паланкину Публия Аврелия Стация, знатного члена римского сената! – орал во все горло раб, которому надлежало оповещать окружающих, а носильщики бегом неслись по Тусской улице[49]49
  Тусская улица (Vicus Tuscus) – улица в Риме, которая начиналась у Римского форума, вела к храму Кастора и Поллукса и заканчивалась у Бычачьего рынка.


[Закрыть] к Речным воротам.[50]50
  Речные ворота (Porta Flumentana) – ворота в Сервиевой стене, построенной царем Сервием Туллием, через которые шла дорога от Бычачьего и Овощного рынков к Тибру на уровне Эмилиева моста.


[Закрыть]

Миновав Бычачий рынок и цирк, небольшой караван, во главе которого бежали несколько рабов с факелами, а замыкала целая толпа слуг, начал медленно подниматься по Авентинскому холму к дому, где жили Сергий Маврик и его сестра Сергия.

– Ты уверен, что я нарядно одет? – забеспокоился Тит Сервилий.

Опасаясь, что его друг и в самом деле произведет на Ниссу впечатление, Аврелий посоветовал ему отказаться от строгой древнеримской туники, как рекомендовал Кастор, и заменить ее довольно броским synthesis,[51]51
  Греческое одеяние, в которое облачались для трапезы.


[Закрыть] который подчеркивал его тучность. Он делает это ради Помпонии – убеждал себя Аврелий, заставляя таким образом замолчать совесть, – а не для того, конечно же, чтобы выиграть спор у Кастора…

– Ты великолепен, Сервилий. Нисса непременно обратит внимание на украшения, – заметил сенатор, имея в виду драгоценные кольца, которые говорили о богатстве Тита.

Носильщики паланкина тем временем, собрав остаток сил, одолели последний трудный участок пути по Верхней улице и остановились на небольшой площади перед красивым новым зданием.

– Посмотри, как здесь чудесно! – с удовольствием отметил сенатор. – Отсюда виден весь квартал! Вон там Хлебный рынок, там речной порт, а вдали другой берег Тибра… – продолжал он.

Сервилий между тем был слишком возбужден, чтобы обращать внимание на красивую панораму. Пухлой рукой он без конца поправлял свои серые кудри, которые так искусно завил Азель, сирийско-финикийский парикмахер.

Наконец подъезд распахнулся, и слуги-привратники проводили друзей в коридор, а Кастор скрылся на служебной половине дома.

– Добро пожаловать! – встретил их Сергий Маврик, но в холодных глазах его не видно было той теплоты, какую он, как хороший актер, сумел придать своему голосу. – Вы знакомы с Сергией, моей сестрой? – спросил он, представляя женщину с твердым взглядом, в роскошном одеянии.

Да, Аврелий слышал о ней. Она была известна как одна из самых бесстыдных матрон в городе, и ходили слухи, будто развлекалась она не только с рабами и гладиаторами, но занималась любовью даже с братом, к которому переехала после двух разводов.

Уже далеко не юная, она выглядела все же довольно привлекательно: высокая грудь, глаза сверкают, кожа немного натянутая, но необыкновенно гладкая. Аврелий обнаружил, что с любопытством отыскивает следы операции, описанной знаменитым врачом Цельсом, который возвращал женщинам молодость и красоту, снимая с лица верхний слой кожи…

Однако, каковы бы ни были применяемые средства, сестра Маврика пока явно побеждала в борьбе с разрушительным действием времени, и сенатор не мог не заметить ее выразительных накрашенных глаз и очаровательной лукавой улыбки.

– Рада встрече, благородный Стаций! – пропела она, одаряя его пламенным взором. Патриций славился как человек весьма неравнодушный к женской красоте, и, быть может, ей стоило отказаться от крепких и сильных объятий атлетов ради других, более изысканных удовольствий…

– А где Нисса? – слишком поспешно поинтересовался Сервилий.

– Наберись терпения, Тит! – призвал его Маврик. – Наша прекрасная подруга выступит с танцем во время ужина… А потом будет еще один сюрприз. Увидите другую знаменитость!

Радушный хозяин пригласил гостей к большому круглому столу, возле которого стояли широкие триклинии. Сервилий поспешил занять часть левого ложа и сразу же извлек из кармана широкую салфетку.

– Незачем было приносить с собой салфетку, дорогой Тит! – с легкой улыбкой заметил Маврик, делая слугам знак поднести гостю терракотовую вазу для мытья рук, наполненную лепестками розы и ароматными салфетками.

Закуски оказались великолепными. Аврелий не мог не признать этого. Адвокат, бесспорно, жил на широкую ногу, хотя ничем особенным гостей и не удивлял, если учесть к тому же, какие счета выставлял он своим подзащитным.

– Превосходна эта уксусная приправа с ароматическими травами, – похвалил патриций, отдавая должное салату. – Сервилий, а ты почему не попробуешь? – спросил он Тита, удивившись сдержанности этого обжоры. Обычно жадность, какую тот проявлял во время трапезы, даже вызывала неловкость за него.

– Нет, не буду. Понимаешь, я теперь стараюсь есть как можно меньше… – объяснил Сервилий.

А, мы же худеем, вспомнил Аврелий и сразу же принялся искушать его: чем больше славный Тит съест, тем меньше у него будет возможностей добраться до некоторых запретных плодов…

– Голубцы с листьями инжира изумительны! Давай, друг мой, попробуй хотя бы один. Не станешь ведь ты обижать нашего хозяина!

Славный Тит, дабы не обижать хозяина, съел пять штук.

– А теперь немного омлета и несколько оливок для возбуждения аппетита… – невозмутимо продолжал Аврелий. – И, наконец, запей все это хорошим кубком лабикийского!

– Мне, конечно, не следовало бы, – отнекивался Сервилий, торопливо жуя, пока разум не одержал верх над чревоугодием.

– Так мало? – огорчился хозяин дома. – Спорим, наш Тит хочет оставаться трезвым в ожидании Ниссы!

– Ах, не будем даже вспоминать о спорах и ставках, – подхватил мяч Аврелий, притворяясь скучающим. – Я потерял огромную сумму, поставив на Хелидона.

– Ты в хорошей компании, Публий, – утешил его Сервилий. – Половина Рима тогда лишилась целых состояний!

– В таком случае другая половина города обогатилась, – более чем логично возразил патриций. – А ты, Сергий, где оказался – среди везучих или неудачников? – сладким голосом спросил он адвоката.

– Я? – смеясь, перепросил крючкотвор. – На этот раз, сенатор, судьба мне улыбнулась. Как раз в то утро мне приснился вещий сон. Я видел какой-то яркий, светящийся квадрат. А потом, когда узнал, что одного из гладиаторов зовут именно так, я поставил на него крупную сумму и выиграл.

– Действительно, похоже, сон этот тебе навеяли боги! Или же маленький Амур, умеющий посылать тончайшие стрелы из своего миниатюрного лука… – намекнул патриций, имея в виду рану Турия, но Сергий словно и не понял намека.

Тем временем, пока одни рабы убирали со стола ненужную посуду, освобождая место для новых перемен, другие наполняли кубки гостей хорошо выдержанным вином.

Вдруг освещение померкло и среди пылающих факелов появилась Нисса, прикрытая лишь прозрачным пеплосом.

– Теперь, друзья мои, готовьтесь полюбоваться совершенно новым номером. Мы первые его увидим! – с гордостью объявил Маврик. – Итак, изнасилование Кассандры на объятой пламенем стене Трои!

Сервилий поперхнулся вином, и Аврелий воспользовался этим, чтобы снова наполнить его кубок до краев.

И вот на фоне факелов Нисса начала свой чувственный танец, одно за другим роняя покрывала. Вскоре из-за шторы появился могучий ахейский воин и, набросившись на актрису, принялся срывать с нее остатки одежды, которые еще прикрывали бедра.

– Ух, Аврелий, а они это… всерьез! – дрожащим от волнения голосом воскликнул Сервилий.

– Сегодня публика уже не довольствуется притворством, – пояснил Сергий. – Ей требуется сама жизнь.

– Ну, я еще понимаю, когда в театре разыгрывают любовные истории, – сухо заметил патриций. – Но на арене представляют самые жестокие убийства, и мертвые там – настоящие. Это Калигула завел такую моду, заставляя осужденного на смерть исполнять роль распинаемого преступника и казнить его таким образом на сцене!

– Не вижу тут ничего плохого: черни нужны острые впечатления, – уверенно заявил хозяин дома.

Аврелий косо посмотрел на вздувшиеся на шее Сервилия вены. Они набухали с каждой минутой, по мере того как продолжалось представление.

– Глотни немного, станет легче! – шепнул ему Аврелий, и тот одним духом осушил кубок фалернского.

– Вот и Аякс, бросающийся на девственницу, которая искала защиты у алтаря Афины… – с улыбкой пояснил адвокат.

– Боги небесные, да он же по-настоящему насилует ее! – пролепетал несчастный Тит, не переставая поглощать фалернское и лабикийское.

– Нисса известна именно такого рода выступлениями, – невозмутимо пояснил сенатор, ощущая незаметное прикосновение Сергии – матрона упрямо прижималась к нему бедром.

Реальная картина завершилась безумным возгласом сладострастия, и Сервилий, обливаясь потом, откинулся на диван.

– Держись, Сервилий! Выпей еще немного вина, и сразу придешь в себя, – ободрил его Аврелий, надеясь, что чувствительное сердце толстяка выдержит… Помпония права: Тит уже не в том возрасте, когда некоторые вещи…

– Сейчас актеры присоединятся к нам, – объявил Сергий. – Вы узнали Аякса?

– Вряд ли. Я видел его только от талии и ниже, – простодушно признался Сервилий.

– Вот он! – улыбнулась Сергия, не скрывая возбуждения. – Это наш Галлик!

– Ave, Аврелий! – непринужденно приветствовал сенатора кельтский гладиатор, появляясь в этот момент вместе с Ниссой.

– Я вижу, ты решил сменить ремесло, – заметил Аврелий.

– Эта работа выгоднее и намного приятнее, чем в амфитеатре, не говоря уже о том, что менее опасна. Закончив свой срок на арене, я целиком посвящу себя ей.

– Поздравляю! А ты не приветствуешь его, Тит?

Сервилий и в самом деле не слышал Галлика, поглощенный созерцанием Ниссы, которая в этот момент усаживалась рядом с ним на диване. Грудь и узкие бедра ее едва прикрывали тонкие полоски ткани.

Славный Сервилий, осушив еще один кубок, присмирел, боясь обеспокоить знаменитую гостью.

Однако он был такой тучный, что иногда она нечаянно прикасалась к нему. Понадобились еще два кубка фалернского, чтобы привести бедного Сервилия в чувство.

– Наш хозяин рассказал о своей удачной ставке, – вновь заговорил сенатор. – А ты, Галлик, тоже поставил на Квадрата?

Кельт небрежно, словно по давней привычке, улегся на триклинии рядом с Сергией. На лице матроны, напротив, появилось некоторое недовольство, как если бы на этот вечер у нее имелись совсем другие планы. Однако вскоре она все же перестала чересчур сильно прижиматься к бедру Аврелия.

– Я никогда не делаю ставок, сенатор, – покачал головой Галлик. – Самое большее, даю какие-нибудь сведения друзьям.

– И на последних боях тоже давал?

– Да, и потерял нескольких клиентов. Я всем советовал ставить на Хелидона, – произнес гладиатор, накладывая себе хорошую порцию говядины с соусом из сельдерея.

Краем глаза сенатор заметил, как Нисса, кокетливо подмигнув, кормит Сервилия с ложечки. Тот закрыл глаза, не в силах сопротивляться двойному удовольствию – пикантным луковичкам и соблазнительной красавице, – и одно за другим, сияя от счастья, глотал гиацинты, асфодель и лук-шалот.

Настала очередь дичи, потом подали грибы и рыбу.

Аврелий, хотя и пытался всячески навести разговор на нужную тему, так ничего и не добился: многолетний опыт ведения хитрых интриг в суде научил Маврика крайней осторожности.

Зато на Сервилия вино произвело ожидаемый эффект, и он уснул на своем ложе задолго до конца ужина. Когда же патриций сказал, что пора отнести друга домой, на лице Сергии появилось нескрываемое огорчение. Она рассчитывала если не на коллективную оргию, то хотя бы на более интимную беседу… Нет, этот Аврелий определенно не оправдывал свою славу волокиты!

– Да, Сергий, я совсем забыл, – рассеянно проговорил сенатор уже на пороге. – Плацида ожидает от тебя сведений о наследстве брата. Ты не мог бы сообщить ей, что там и как?

Маврик внезапно побледнел.

– Плацида? – переспросил он. – Не понимаю…

– Ну да, сводная сестра Хелидона, из Мутины, – спокойно подтвердил Аврелий. – Я думал, ты ее опекун.

– Ах да, конечно. Передай ей, что скоро дам знать, – пообещал известный адвокат, стараясь держаться как можно спокойнее и удивляясь про себя, откуда этот сенатор, что так любит лезть куда не следует, знает о его личных делах.

От Аврелия не ускользнула легкая дрожь холеной руки, протянутой ему на прощание.

– Держи меня в курсе всего, что может быть полезно для расследования, – спокойно попросил патриций, расставаясь с Сергием.

Паланкин уже спускался с Авентинского холма, когда Сервилий проснулся и тихо прошептал:

– Нисса!