Текст книги "Приключения 1985"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Леонид Юзефович,Александр Иванов,Сергей Плеханов,Лев Корнешов,Андрей Измайлов,Игорь Козлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Аретагин шел молча, молчал и лейтенант, упорно следуя за нартой. Было темно. Расплывчатые звезды тускло мерцали на небе. Тяжело идти по рыхлому, глубокому снегу. Меховая одежда сковывала движения, ноги заплетались, утопали в снегу. Путники спотыкались на каждом бугорке, кустике, падали в снег.

«Так можно всю ночь проездить, загнать собак, а стойбище пастухов не найти, – думал лейтенант, но команды остановить нарту Аретагину не давал. – Какие все-таки огромные возможности человека. Двое суток на сорокаградусном морозе – и ничего. Если бы не усталость… Завтра я уж наверняка что-нибудь выясню».

– А не проехали мы стойбище? В темноте мимо проедешь – не заметишь. Палатки теперь от обычного бугра снега не отличишь. Занесло, видно, стойбище? – спросил у Аретагина.

– Кто его знает. Но если будем проезжать мимо, услышим, – лениво ответил каюр. – Должны бы олени где-то поблизости пастись.

Неожиданно Сергеев уловил тихий звон колокольчика. Удивился: не слуховая ли галлюцинация? Откуда здесь, в тундре, ночью русская тройка с колокольчиками? Потом услышал бряканье ботал, знакомое с детства. Он хорошо помнит, как у них в деревне дядя Петя – колхозный конюх – всегда вешал лошадям на шеи медные или железные ботала. Ночью легко найти лошадь с боталом. И наконец понял лейтенант, что они подъехали к оленьему стаду.

– Теперь найдем, – сказал Аретагин взбодренным голосом. – Где-то недалеко должны быть палатки пастухов.

Сергеев уже стал различать отдельных оленей. Они бродили по широкой равнине, разгребали копытами снег, доставали ягель, а привязанные на шеях колокольчики и ботала вызванивали удивительную музыку. Когда собачья упряжка подъезжала особенно близко к тому или другому оленю, животное испуганно шарахалось в сторону, раздавался перезвон.

Скоро путники увидели с десяток огненных фонтанов. Они выбивались из-за больших снежных бугров, и в темноте казалось, что кто-то неведомый сидит и швыряет огонь вверх.

«Не спят еще, печки топят», – обрадовался лейтенант.

Не успел Аретагин упереться остолом в снег, чтобы остановить нарту, как целая орава собак с громким лаем кинулась к ним навстречу.

– Приехали, – сказал Аретагин, отгоняя назойливых собак.

Из палаток выбегали люди, подходили к путникам и протягивали им руки.

– Амто, тумгутум, амто! – слышались приветствия со всех сторон.

Сергеев заметил, что пастухи возбуждены, суетились, приглашали путников к себе в палатки. «Видно, нечасто у них бывают новые люди, – подумал сочувственно, – рады встрече».

На ночь остановились в просторной палатке Аккета. Под потолком горела керосиновая лампа «летучая мышь». В углу на столике приглушенно пел транзисторный приемник. Тепло и уютно в палатке.

Гостей пригласили ужинать. Лейтенант ел горячее оленье мясо, удивленно глядел на пастухов, что собрались в Аккетовой палатке, и думал, что оленеводы, видно, принимают его за лектора или врача. Только те чаще всего навещают пастухов. Люди сидели на полу, на разостланных оленьих шкурах, и терпеливо, молча ждали, пока гости наедятся, напьются чаю. Может, обычай у них такой? А потом пойдут разговоры, посыплются вопросы. Можно, конечно, и поговорить, только лучше бы сразу завалиться спать. Гудят ноги… Видно, их интересует жизнь района, международное положение. Можно, пожалуй, и лекцию прочитать – это не страшно. Ну, если не лекцию, то хоть ответить на вопросы.

Сергеев всматривался в лица собравшихся. Эти люди, видно, ничего не знают о пропаже Самсонова. О гибели Долгана тем более еще не успели узнать.

Когда путники поужинали, первым нарушил молчание Аккет:

– Нельвид не такой уж и больной. Но вы к нам быстро приехали. Ведь я только утром Эттык отправил. Где она?

– О чем вы? – удивился Сергеев. Потом понял: пастухи и вправду приняли его за врача.

– А мы удивились, – говорил Аккет, – Эттык только сегодня могла доехать и поговорить с председателем колхоза. Врач может только завтра-послезавтра приехать. Нельвида у нас шатун мало-мало помял.

– Нет, товарищи, я не врач. Мы к вам проездом, сначала заехали к Долгану, но его дома не встретили… – Лейтенант опять помолчал, внимательно посмотрел на пастухов, – кстати, Долган к вам часто заходит? Давно вы его видели?

– Заходит. Но последний раз был недели три назад. Сидел вот тут, – Аккет показал лейтенанту место у печурки, – радио слушал.

– А вы бываете у него? Как он печку разжигает? Бензином?

– Бензина у него нет. А бывать у него бываем. Только редко.

– А в канистре он что держал? – снова спросил Сергеев.

– Керосин был для лампы. Что-нибудь с ним случилось? – встревожился Аккет.

– Пока не могу ничего сказать. Самсонова, продавца, вы знаете? Не проезжал тут? Никто из вас его не видел?

Самсонова знали все, но не видели.

– Охотник Икорка приезжал, оленей просил продать. А Самсонова с самой осени не видели, – сказал один пастух.

Аккет задумчиво молчал, будто вспоминая что-то.

– Хотел я поездить по тундре, поискать, – сказал наконец бригадир, – собачью упряжку мы сегодня поймали. Без хозяина…

– Упряжку?! – воскликнул Сергеев. – А нарта?

– Нарта волоклась, снег собирала. Пустая нарта. Худые собачки, голодные. Одна мертвая. Что, Самсонов потерялся? Не его ли это упряжка?

– Все может быть, – завтра пораньше утром вы мне покажете, где ее встретили, – сказал лейтенант.

– Сам хотел поискать, не получилось. А завтра мы вам и покажем, вокруг объездим и к Долгану заедем. – Аккет поднялся, давая знак пастухам расходиться.

Шел второй час ночи, пастухи давно разошлись по своим палаткам, а Сергеев не спал. Рассказ Аккета о беспризорной собачьей упряжке взбудоражил лейтенанта.

«Что же случилось? Почему нарта без каюра, перевернута? А Долган, оказывается, бензин не держал… Как он мог сгореть? Нет… Тут что-то не так… Никакой логики».

На второй день после отъезда Сергеева председатель рабкоопа позвонил начальнику РОВДа.

– Да ты что, Анатолий Петрович, сам молчал, кстати сказать, преступно молчал десять дней, а тут хочешь, чтобы мы тебе тотчас Самсонова с деньгами нашли, – услышал он басовитый голос майора. – Нет еще ничего от Сергеева.

– Может, Ивану Матвеевичу сообщить, – нерешительно спросил Волошин майора. – А то мужик он скорый, будут нам неприятности.

– Погодим еще денек. У Огородникова своих забот хватает. На завтра мне вертолет обещал начальник аэропорта. Полетаем поищем. Да и лейтенант, я думаю, вот-вот должен о себе заявить.

«Конечно, в первую очередь я виноват, – размышлял председатель, – дал указание Самсоновой деньги отправить нартой. А потом десять дней ждал, никому не сообщал про Самсонова. А главное, ничего не знают в райкоме. Что теперь скажет секретарь? И чего я действительно молчал? Уже через неделю было ясно, что с Самсоновым что-то случилось».

Но Волошин ошибался. Секретарь райкома уже знал о том, что потерялся Самсонов. Он сам позвонил председателю и пригласил его к себе. «Таки доложил, – подумал Волошин про майора. – И он, конечно, прав. Чего бы мне неделю назад не заявить про Самсонова».

Когда председатель открыл обитую красным дерматином дверь кабинета Огородникова, он увидел начальника райотдела, заведующего больницей хирурга Анисимова, прокурора и заведующего отделением Госбанка. Иван Матвеевич кивнул в знак приветствия Волошину и показал на стул поближе к столу.

«Даже прокурора пригласил, – думал председатель, усаживаясь на стул. – Видно, что-то выяснили».

– Это правда, Анатолий Петрович? – Секретарь внимательно посмотрел на Волошина.

– Что?

– То, что говорят мне товарищи, – Огородников кивнул на присутствующих.

– Да… Пропал Самсонов с деньгами…

Секретарь на минутку задумался, медленно постукивая карандашом о стол, а потом посмотрел на присутствующих.

– А вы знаете, что это ЧП на всю область? Человек пропал, а я узнаю об этом в последнюю минуту.

– Лейтенант Сергеев два дня как уехал на поиски Самсонова, – сказал майор. – И завтра…

– Милые вы мои, вы же знаете, что у нас за территории – необозримая тундра. А вы послали лейтенанта и успокоились. Тишь, гладь да божья благодать. Так получается? Две недели, как пропал человек, а на розыск мы одного Сергеева послали? Я против лейтенанта ничего не имею. Парень он молодой, энергичный, но, я повторяю, он один. Давно надо было весь район на ноги поставить. Удивляюсь вашей беспечности.

– Но ведь пурга бушевала, белого света не видно было, – сказал Волошин.

– Погода уже неделю, как наладилась. – Секретарь сердито посмотрел на председателя.

– На завтра обещал мне аэропорт вертолет выделить. Раньше не было. Будем искать, – сказал майор.

– Вот это лучше. А то, как в джек-лондоновские времена, один человек на собачьей упряжке розыск ведет. Нашли Шерлока Холмса! Смешно даже.

– А вы, Аркадий Николаевич, – обратился секретарь к заведующему больницей, – с этим вертолетом врача направьте. Дорофеевская оленеводческая бригада находится где-то по пути. Так что там у Аккета стряслось?

– Дочь пастуха звонила, – сказал хирург. – Что-то на охоте с отцом случилось. Нужна медицинская помощь.

– Вот этим вертолетом и вывезут его.

Лейтенант проснулся от легкого прикосновения руки Аретагина.

– Уже утро? – спросил он и резким, пружинистым движением вскочил на ноги. «Какая тяжелая голова, будто чугунная».

– Светает. – Аретагин наблюдал за Сергеевым. Тот делал приседания, махал руками. – Утренняя физзарядка?

– Привычка. После нее бодрей себя чувствуешь.

– Аккет уже запряг оленей. Чай попьем и поедем. Наши собачки тоже готовы, – сказал Аретагин и, чтобы не мешать лейтенанту, вышел.

Сергеев, размявшись, почувствовал легкость во всем теле.

– Пора чай пить и ехать. – В палатку заглянул Аккет. – Пока до места доедем, светло будет.

Позавтракав медвежатиной и выпив горячего чаю, они отправились в тундру. Было ясно и морозно.

Нарта Аккета вырвалась далеко вперед. Сергеев сидел с бригадиром. Ему было интересно проехать на оленьей упряжке, раньше не доводилось. Следом мчалась нарта двух молодых пастухов, они вызвались помочь лейтенанту. А за ними, далеко отстав, на собачьей упряжке ехал Аретагин.

– Хорошо бегут, – кивнул на оленей Сергеев.

– Молодые, самые сильные. Сам обучил, – горделиво сказал Аккет и махнул хореем: – Ах! Ги-ги-ги-и! Ах!

Лейтенант смотрел, как мелькают в воздухе сильные лохматые копыта оленей, как отлетают в стороны комья снега, и думал о том, что они, видно, не с того конца начали. «Ну найдем следы собачьей упряжки. Куда они приведут? А если собаки бегали уже несколько дней? Можно ездить по их следу сколько угодно, и все без пользы. Пожалуй, надо начинать с Долгановой избушки. Она только вчера сгорела. Там, возле нее, есть какие-то следы. Может, они имеют отношение к пожару? Если бы вчера на два-три часа пораньше приехать…»

– Правь, Аккет, к избушке Долгана. Начнем поиск от нее, – попросил лейтенант пастуха.

– Ги-ги-ги-и! Ах! Ах!

Нарта дернулась влево, и Сергеев чуть было не свалился в снег.

«Третий день ношусь по тундре, а толку никакого. Но собачья упряжка наверняка Самсонова. Придется голову поломать. Не так все просто, как казалось раньше», – размышлял Сергеев.

Еще издали заметили черное пятно пожарища. А рядом… Странно. На снегу лежал какой-то тюк. Откуда он взялся? Лейтенант смотрел на него и ничего не мог понять. Вчера его не было. Это хорошо помнил Сергеев.

– Человек! – выкрикнул Аккет и, подъехав к самому пожарищу, соскочил с нарты. – Долган!

– Мертвый? – кинулся к охотнику лейтенант.

– Наверное. – Аккет перевернул Долгана на спину. – Но он еще теплый, – бригадир засунул Долгану под кухлянку руку и ощупал его тело. – Смотрите кровь! – показал свои пальцы. – Ранен.

– Костер! Надо срочно разжигать костер и растирать Долгана спиртом. Быстрее! Давайте быстрее костер! – торопил Сергеев подъехавших пастухов. Он вытащил из портфеля бутылку спирта, которую возил на всякий случай, и протянул ее Аккету. «Если бы мы знали… Если бы не уехали вчера…»

Скоро горел костер. Положив Долгана на кухлянку у самого огня, Аккет с Аретагином стали растирать его спиртом. Однако Долган не подавал никаких признаков жизни.

– Видно, ничем ему теперь не поможешь, – опустив руки, сказал Аретагин и отошел в сторону.

– Ближе к огню. – Сергеев повернул Долгана спиной к огню и стал сильными, тренированными руками растирать грудь охотника.

«Откуда пришел Долган? Где он был вчера? Кто в него стрелял? Нужно все хорошо вокруг обследовать. Если бы мы знали», – думал Сергеев, изо всей силы массируя грудь охотника.

И тут раздался слабый, еле уловимый стон. Долган был живой.

…В тот день Долган так и не проверил свои ловушки. Он ходил словно пришибленный, все валилось у него из рук.

«Надо уходить отсюда, – думал охотник, – поправлю нарту, упряжь и уеду». Собравшись накормить собак, он внес в избушку найденный мешок. Развязал шнурок, запустил руку в мешок и вытащил… пачку денег. В мешке были деньги, много денег.

– Ух, – его даже в холодный пот бросило. Вытряхнул из мешка на пол кучу денег. Такого сокровища охотник сроду не видывал.

«Куда мне столько?» – Он брал по одной пачке с пола, рассматривал ее и клал на стол. Считал их. И скоро так увлекся этим занятием, что и про собак забыл. Возня с деньгами доставляла ему удовольствие.

«Какой же я теперь богатый!»

И враз пришел в себя, когда среди пачек денег увидел бумажку. Это был сопроводительный документ, в котором Долган прочитал, что деньги – выручка магазина. Сверху стояла фамилия завмага – Самсонова Л. Г.

«Как же я сразу не узнал собачек? Это же Самсонова упряжка. Такой хороший был мужик, – засуетился, забегал по избушке. – Какой же я, однако, дурень, – говорил он, – голову потерял из-за денег, а собачки не кормлены, капканы не проверены».

Долган быстро собрал все деньги в мешок, завязал и тут же спрятал его под шкуры на нарах.

«Надо везти их назад в магазин. Как все плохо получилось». Хотел было запрягать нарту и ехать, но, поразмыслив, остановился. «Собачки голодные, слабые – не повезут. А там жена будет плакать, еще меня обвинит. Лучше в милицию, а там уж Самсоновой сообщат».

Выехал охотник только на следующее утро. Заметно светлел восток, иногда пробегал утренний ветерок. Холодно. Долган кутался в кухлянку, изредка покрикивал на собак. Удивительно, но собаки Самсонова как-то быстро признали в нем хозяина. Правда, Долган постарался и успел за это время трижды покормить их. Боялся перекормить голодных собак. Сначала сварил каши и дал немного, потом через два часа отдал сваренную лисицу, которую берег для прикормки соболей. А уже ночью дал по куску юколы.

Собаки бежали прытко, и Долган был доволен собой. Уж кто-кто, а он знал толк в собаках. Сам всегда раньше держал свою упряжку. При такой езде он, пожалуй, к завтрашнему вечеру сможет доехать до райцентра. Сдаст деньги, кое-что закупит из продуктов и вернется назад. А потом подыщет новое место. Если бы найти напарника да выследить этого шатуна. Может, Аккета уговорить или Икорку. Он же поднял медведя.

Нарта прыгала на всех буграх, и Долган часто ощупывал мешок с деньгами – не потерял ли?

«Жалко Самсонова, – сожалел он. – Такой мужик погиб, а охотник какой!» И Долган вдруг почувствовал свою вину в гибели продавца. Сам боялся шатуна. Можно было его найти, убить, а не прятаться. Этот шатун, пожалуй, может еще бед натворить. А при воспоминании о деньгах его бросало в жар.

«Хотел присвоить чужие деньги, а на них кровь человека». И он стал сам себе противен.

Скоро совсем рассвело. Восток пылал пожаром – солнце силилось взобраться на снежную сопку. Уже несколько раз Долган соскакивал с нарты и долго бежал следом – грелся.

«Может, к Икорке заехать, мал-мал погреться, чаем заправиться?» – размышлял охотник. Палатка соседа была по пути. Конечно, задерживаться у него он не будет. Собачек покормит, сам погреется. С голодухи собаки быстро устают, чаще отдыхать им надо.

«Узнаю, живой ли, – думал Долган. – Мало ли что может случиться, если где-то рядом хозяин тундры бродит».

Опарин спал, когда к нему подъехал Долган.

– Однако, спать любишь, – разбудив Егора, сказал Долган и осуждающе показал головой. – Я так не могу. Охотника, как и волка, ноги кормят.

– Амто, тумгутум! – приветствовал охотник коряка. – Молодец, что заехал, а я, знаешь, заскучал. Охота плохая, соболишки совсем не ловятся. План горит, заработок летит в трубу, – жаловался он Долгану. – А что зря ноги бить, если зверя нет. Плохие угодья мне попались.

Опарин обрадовался приезду соседа, оживился, засуетился у печурки.

– Садись, грейся. Сейчас чай будет готов, – говорил Опарин.

– Я, пожалуй, поеду, – сказал коряк. – Вижу, живой, совсем здоровый. Будь осторожен, хорошо кругом смотри. Хозяин тундры ходит.

Долган собрался уходить, но Опарин его задержал.

– Куда бежишь? Раз приехал – сиди, чай будем пить. Я ведь могу обидеться. А медведя бояться – в тундру не ходить. Ерунда все это, пусть только мне встретится! Собачки мои впроголодь сидят, встреча с ним только кстати, – говорил Опарин, суетясь у печки. Егор заметил, что Долган явно был чем-то встревожен. Странно было и то, что охотник приехал на нарте, а у него, это знал Опарин, собак не было. Он думал еще поговорить с коряком о соболях, уломать охотника продать ему несколько шкурок. Во всяком случае, такого нужного гостя, не угостив, упускать не следует. За палаткой в снегу стояла еще бутылка спирта, а Опарин на спирт особенно рассчитывал.

– Я спешу, а ты спать любишь, – сказал Долган, поднимаясь.

– Сиди и не дергайся. – Опарин посадил гостя на ящик.

– Ладно, уговорил. Пусть собачки отдохнут, – согласился Долган.

– А ты, я вижу, собачками обзавелся, – сказал Опарин. – Я не знаю, как от своих избавиться, а ты…

– Не мои собачки. В райцентр еду, кое-что надо купить. Сахару, чаю, макаронов. Дай, думаю, заеду к Икорке, может, ему что купить надо, – говорил Долган, глядя на Опарина.

– Мне пока ничего не надо. А вот и чай закипел, – сказал Опарин и, будто о чем-то вспомнив, выскочил из палатки. Внес белую от снега бутылку спирта. – Для сугреву.

– Нет, нет, не могу, – запротестовал Долган. – Мне ехать надо.

– В дороге теплее будет.

«Про деньги говорить не буду, – подумал коряк, – а выпить немножко можно. Правду говорит Икорка, когда мал-мал выпьешь, – совсем тепло ехать».

Тем временем Опарин достал большой кусок оленины, разрезал ее на кусочки, приготовил воду и разлил спирт в кружки.

– За удачную охоту! – Опарин первым выпил и, даже не поморщившись, стал жевать мясо. – Пей, чего ждешь?

После второй порции спирта Долган почувствовал, как по всему его телу разливается приятное тепло. Он повеселел.

– Ты, Икорка, самый лучший мой друг, тумгутум, – вдруг сказал он. – Не хотел тебе вначале говорить, но у меня теперь нет от тебя секретов. Знаешь, беда в тундре случилась. Большая беда…

– Какая беда?

– Твой медведь Самсонова убил. Это я на его собачках приехал.

– Мой… медведь… Самсонова? А как Самсонов в тундре очутился?

– Деньги вез, выручку. В пургу ночевал в снегу. Шатун и нашел его.

– Не может этого быть. У него же собаки.

– Собаки привязаны были. Ничего от Самсонова не осталось. Только ногу в валенке и нашел…

– Е-ге-е-е… плохо. Какое горе Самсонихе. А деньги нашел? Много?

– Целый мешок…

– Повезло тебе. Значит, гулять едешь?

– Да ты что, Икорка? Я сразу тоже так подумал. Сколько денег! Куда их девать. Но потом…

– Давай еще по одной, за удачу, – перебил Долгана Опарин и налил в кружки спирта. – Показал бы.

– Смотри, – коряк вытащил из-под себя брезентовый мешок и развязал его.

Опарин сразу заметил, что Долган снял с нарты какой-то мешок и все время держал его в руке, а потом сел на него. Он даже подумал, что в мешке продукты, и скоро забыл про него. А Долган спокойно сидел на таком сокровище!

– Да… Тут есть на что погулять! И куда ты их теперь? – спросил Опарин.

Долган не заметил, как у Егора хищно сузились глаза. Он сразу засуетился, вскочил на ноги, забегал, зачем-то схватил нож, покрутил его в руках, положил на стол.

– В милицию отвезу, – сказал Долган. – Куда же еще? Деньги государственные.

– Гм… С такой кучкой на Южный берег Крыма бы или на Кавказ! – мечтательно воскликнул Егор. – Ох и гульнуть можно. Ты не думал об этом?

– Разве можно так? Деньги-то не мои.

– Но ты же их нашел! Никто, кроме тебя и меня, про них не знает… Самсонов мог их… С него теперь спросу нет. Собаки могли потерять. А найти мешок в тундре – одинаково, что иголку в стогу сена.

– Однако, я поеду, – сказал Долган. – Спасибо тебе за угощение.

Он завязал мешок, надел малахай, поднялся.

– Ду-урак ты, Долган!

– Прощай!

Долган шел к нарте медленно. Конечно, зря он показал Икорке деньги. Настроение испортил и ему и себе. Разговора не получилось. Тот рассердился, холодно с ним распрощался. И во всем виноват он, Долган. Ведь на себе уже испытал злое действие денег. Нет же, дернуло за язык, ляпнул.

Собаки ждали его, повизгивали.

«Быстрее надо убираться отсюда», – подумал Долган и вдруг оглянулся. Что заставило его это сделать, он не знал. Может, заскрипел снег, а может, хлопнул дверной клапан палатки. Он увидел Опарина, его злое длинное лицо, его зеленые глаза. Страшны были глаза. Опарин стоял у палатки и… целился в него из ружья.

– Аа-а! – вскрикнул охотник и почувствовал сильный удар в бок. Падая в снег, Долган еще видел, как из ствола Икоркиного ружья струйкой выполз зеленоватый дымок.

«Убивает… меня убивает», – успел еще подумать охотник, и небо враз перевернулось.

Долган уже не видел, как к нему подошел Опарин, не почувствовал, как тот пнул его в плечо, а потом, взяв за ноги, поволок к обрыву. Снег попадал под кухлянку, таял на спине, на шее, но он и этого не чувствовал. Подтащив к снежному наддуву, Опарин оставил Долгана лежать, побежал за длинной палкой. Он боялся свалиться вместе с Долганом в овраг. Вернувшись, начал осторожно подталкивать тело Долгана к обрыву. Снежный гребень рухнул, вместе с ним и Долган. Только холодная снежная пыль поднялась вверх, а потом медленно стала оседать в овраг. Опарин посмотрел вниз и не увидел коряка.

– Вот и все! Лежать тебе здесь, дорогуша, как в холодильнике, тысячу лет.

Он вернулся к мешку с деньгами, схватил его и бросился к палатке.

Но не успел Опарин развязать мешок, как с ним произошло что-то странное – его стало трясти как в лихорадке, дрожали руки и ноги. Хотел посчитать деньги, но скоро понял, что в таком состоянии он не сможет этого сделать. Вышел из палатки, огляделся. Ни души. На прежнем месте стояла упряжка Долгана, собаки вопросительно смотрели на Опарина.

«Они же все видели. Как же я о них забыл? Их тоже… туда, в овраг, к Долгану».

Метнулся в палатку, схватил ружье, патроны. Но руки по-прежнему тряслись, и он, наверное, целую минуту целился в крайнего рыжего пса. Выстрел. Собака дернулась, взвыла так громко, что другие с перепугу ошалело бросились в тундру.

Опарин еще трижды стрелял им вдогонку, но попасть не смог. Нарта скрылась за кустами.

«Следы… следы… чтобы ни одной улики», – лихорадочно думал Опарин, оглядываясь вокруг.

Странно, но на снегу, по которому волок Долгана, он не увидел ни одной капли крови. «Через кухлянку, видно, не успела просочиться». Зато по следу умчавшейся собачьей упряжки тянулась сплошная кровавая полоса. Егор шел по следу и ногами загребал кровь снегом. Когда она стала попадаться редко, вернулся назад.

«Бежать… скорее бежать, – думал он, – собрать собак и бежать подальше отсюда».

Увязать палатку, вещи не составило труда. Через полчаса его нарта мчалась по тундре. Опарин энергично махал остолом на собак. Было тихо и холодно. Солнце уже поднялось до самой верхней точки а теперь, видимо, начинало скатываться вниз.

«Куда я еду? – вдруг спохватился Егор, оглядываясь. Места были незнакомые. – Так можно и заблудиться… Куда я поперся? Тут на сто километров вокруг не встретишь ни одной живой души. Струсил? Долгана искать не будут. Во всяком случае, до весны, – успокаивал он себя и тут же старался оправдать свой зверский поступок. – Надо быть дураком, чтобы выпустить из рук такие деньги. А я дураком никогда не был. Такой случай раз в жизни бывает. Если бы Долган отдал мне хоть третью часть. Не захотел даже говорить. Идиот. Теперь он ничего против меня не скажет. А собачья упряжка Самсонова – доказательство в мою пользу. Собаки вырвались из когтей шатуна и бегают по тундре. Собаки одни, без хозяина, они могут вернуться домой, а по дороге запросто потерять мешок. Найти же мешок в тундре почти невозможно. Зимой его занесет снегом, а летом… Летом в тундре трава по пояс. Как все просто. А ты испугался. Понесся, куда, зачем?

Придя в себя, Опарин остановил нарту. Встал, оглядел все вокруг. Оказывается, попал в угодья Долгана. До его избушки, пожалуй, не так и далеко. Можно в ней переночевать. А утром нужно выбираться из тундры… Потом – на самолет. Только меня и видели… Это один, самый верный ход. А у Долгана должны быть шкурки, запасы продовольствия.

Опарин погнал собак к избушке охотника. Но как он ни успокаивал себя, мысль о том, что он, Опарин, убил человека, не давала ему покоя.

«Сколько бандит ни гуляет, а тюрьмы не минает». Опарина даже передернуло при воспоминании о тюрьме. Вспомнил неожиданно, как он уже отбывал срок, а потом еще один. Но те – за ограбления, не за мокрое дело. А, чепуха. Такой фарт нечасто бывает.

Это был совсем небольшой деревянный сруб. Его еще в незапамятные времена построили геологи. Низенькая дверь, тусклое оконце. Теперь избушку занесло снегом. И если бы Опарин не знал к ней подъезда, не нашел бы. Она скорее походила на маленькую курную баньку, какие строили раньше в сибирских деревнях, чем на жилье. Опарин толкнул ногой дверь, вошел. В избушке еще сохранилось тепло.

Опарин сел на лавку, закурил, огляделся. Он здесь бывал дважды, но теперь смотрел на все другими глазами. Справа от двери – нары. На них спал Долган. На нарах лежали оленьи шкуры и старая кухлянка. Они служили охотнику постелью. Почти у самой двери, слева, маленькая железная печурка. На ней коробок спичек, на полу охапка сухих дров. Бери, разжигай печурку, грейся, вари обед…

Егор не был суеверен, но ему скоро стало не по себе. Пожалуй, дурные мысли не дадут ему тут отдохнуть. Пока не поздно, надо ехать. Ехать из этой вонючей конуры, где все пропахло Долганом. Торопливо швыряя все подряд, Опарин нашел мешок юколы, крупу, галеты. На стене, под рогожей, висела связка соболиных шкурок, рядом, отдельно, шкурки горностаев, зайцев и лисицы.

«Нынче у меня ладный улов! – усмехнулся Опарин, связывая в рогожку пушнину. – Надо все забрать отсюда, чтобы ни одному, даже самому дотошному оперу и в голову не пришло, что в избушке кто-то жил».

Он хотел уже уходить, когда увидел под нарами канистру. Схватил, потряс перед ухом. В канистре булькала жидкость. Открыл крышку – в нос шибанули запахом керосина.

«Огонь никаких следов не оставит, разве что железные вещи, но они будут молчать. Зато карабин может о многом рассказать. Охотник без оружия в тундру не ходит. Значит… Мало ли чего может случиться. Мог охотник и сгореть».

Опарин внес карабин Долгана в избушку, поставил к столику. Побрызгал из канистры на стены, нары, облил лавку.

«Вот теперь ни одна экспертиза не докажет, что Долгана в избушке не было». Остаток керосина Опарин вылил на дверь и зажег спичку.

Долган пришел в сознание и почувствовал холод. Его бил озноб.

«Где я? Что со мной? – подумал охотник и сразу же вспомнил все, что с ним произошло. – Значит, живой! – Он пошевелил руками, ногами и понял, что лежит в снегу головой вниз. – Потому и шея болит, и дышать трудно».

Стал подгребать под голову снег, отжиматься руками и вскрикнул – острая боль пронзила тело. «В бок меня ранил». Когда боль отпустила, хотел встать на ноги, но не смог. На нем лежал огромный слой снега. Выбраться можно только вверх ногами. Работая руками, головой, он стал задыхаться. Ему казалось, что уже не сможет выбраться из-под снега. Но, отдохнув, снова подгребал снег под себя и, как уж, выползал наверх. И тут почувствовал, что ноги уже освободил. Еще усилие, и он, раскинув руки, лежал на спине и с жадностью дышал свежим холодным воздухом.

Однако долго лежать не пришлось. Пока выбирался из-под снега, вспотел. Теперь же за него взялся мороз. Через минуту пальцы рук одеревенели. Встал на колени и по привычке пошарил по бокам. К великой радости, его камусные рукавицы, пришитые на ремешке к воротнику кухлянки, оказались на месте. Надев рукавицы, поправив на голове малахай, Долган огляделся. Над ним десятиметровой стеной поднимался высокий берег оврага. Опасаясь, как бы его не заметил Опарин, охотник пополз вдоль стены. Над головой нависал огромный козырек снега, и хотя под ним, как под крышей, можно ползти незаметно, Долган боялся, как бы он не обрушился на него. Пришлось выйти на середину оврага. Овраг круто поворачивал налево, и Опарин вряд ли мог его увидеть.

Долган полз почти километр, когда увидел довольно пологий выход. Пока выбирался наверх, десять раз вспотел. Крутой все-таки оказался подъем, даже зубы сжал от боли. Взяв комочек снега, он держал его во рту до тех пор, пока снег не растаял, потом воду проглотил. Стало легче.

«Лахтак безмозглый, в другую сторону поперся!» – ругал себя Долган, когда понял, что ползет от палатки Опарина не в сторону своей избушки, а дальше в тундру. Хоть снова спускайся и ползи обратно. Если заметит Опарин, то теперь уж не промахнется.

Но что это? Он выглянул из-за снежного бугра, ища палатку Опарина, но не увидел ее. «Удрал», – понял Долган и смело шагнул из-за укрытия.

Охотник полностью осознал свое положение. Жизнь его зависит только от его выносливости, от того, хватит ли силы добраться до своей избушки. Помощи ждать не приходится, кругом ни души. Правда, где-то кочует оленеводческая бригада Аккета, но это еще дальше избушки, и где уж ему сейчас искать ее. Конечно, ему повезло – торопился, нервничал Икорка, деньги хотел быстрее взять, а то лежать бы ему вечно под снегом в овраге.

Долган шел медленно, осторожно – резкие движения причиняли ему нестерпимую боль.

Прикинул расстояние. Если он сможет так идти, то уже сегодня дойдет до избушки. А там тепло, есть кое-какие лекарства, продукты. А потом, завтра или послезавтра, он отправится в стойбище Аккета. Аккет поможет. Бригадир мужик умный, на расстоянии может говорить с председателем колхоза. Есть у Аккета рация. Долган все расскажет Аккету, а тот передаст Дорофееву. Надо срочно сообщить людям о страшном человеке, Икорке Опарине, который присвоил государственные деньги и только случайно не убил его. А то этот негодяй еще много бед может наделать.

Долган подошел к месту стоянки Опарина. От палатки остался только черный квадрат утрамбованной земли. Недалеко валялись поленья дров, палки. Долган остановился, осмотрелся. Вот отсюда Икорка стрелял в него, а потом метров пятнадцать волок к оврагу – осталась глубокая борозда. Тяжело вздохнув, охотник выбрал прочную палку. На нее он думал опираться в дороге как на костыль.