Текст книги "Приключения 1985"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Леонид Юзефович,Александр Иванов,Сергей Плеханов,Лев Корнешов,Андрей Измайлов,Игорь Козлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

«У этих господ не лежит сердце ни к языку, ни к культуре, ни к судьбе нашего народа. Они разжигают националистическую травлю…»

Униатский священник Августин Волошин ужинал с близкими друзьями-единомышленниками. На богато сервированный стол с укором смотрели святые с многочисленных икон. Среди гостей – служители церкви, адвокаты, местные дельцы.

– Когда будем брать власть, Августин? – спросил его «оруженосец», крепко скроенный Бращак, напоминавший типичного погромщика из толпы.

– Нам ее отдадут, Бращак, – спокойно ответил Волошин. – Сейчас не восемнадцатый год, когда Антанта в нас не поверила, подарила наш край Массарику. Антанта теперь кончилась, и поднялась над Европой новая сила – немецкий национал-социализм во главе со своим великим фюрером Гитлером.

Волошин фразы произносил торжественно, значительно, будто проповедь читал в соборе. Сухой, аскетичный, с нервным румянцем на щеках, он странно выделялся среди своих раскормленных гостей.

– Не зевай, Августин, а то пока ждать будешь, Бродий к власти прорвется, – серьезно сказал ему Бращак.

– То пустое, – отмахнулся от него Волошин. Он встал: – Дозвольте, панове, поднять эту чарку за колыбель земель украинских, за нашу подкарпатскую Русь!

Выпили дружно, с усердием.

В уголке большой парадной «залы» девушка в строгом темном костюме и расшитой шелком блузке записывала «высказывания» Волошина, который время от времени поглядывал на нее с явной теплотой.

– Кто такая? – спросил у Бращака сосед.

– Пан Волошин новой стенографисткой обзавелся, – ухмыльнулся многозначительно Бращак.

– Еще одной? А София куда подевалась?

– Любит наш Августин… свежих людей. Докладывал мне Будяк, что София, красавица наша, отправилась в батюшкин приход попрощаться, ждет ее дальняя дорога… – Бращак заговорил совсем тихо.

– Не может того быть! – удивился сосед.

– Еще как может. Эта бывшая учительница давно уже служит двум господам. Причем неизвестно еще, какому старательнее.

– Волошину про то известно?

– Не сомневаюсь – знает. Но так нашему дорогому Августину удобнее. – Бращак рассмеялся,

– Панове! – истово обратился ко всем Августин Волошин. – Собирайте, накапливайте силы, гуртуйте вокруг себя всех, кто ненавидит большевизм, кому дороги наша вера и идея! Мы должны с оружием в руках встретить заветный светлый час. А он грядет!

– Светлый час… – прокомментировал Бращак. – Власть он хочет урвать, вот чего он хочет, какие сны видит!

Гости поднялись из-за стола, разбились на чинные группки. Дельцы потели в своих суконных костюмах-тройках «под Европу», сверкали драгоценности на крестах у священников. В передней комнате дремали мордатые хлопцы – волошинская охрана.

Волошин расспрашивал Бращака:

– В последнее время мне все чаще говорят о каком-то «товарище Олексе». Кто такой, узнавали?

Бращак почтительно доложил:

– Олекса – сын лесоруба из Ясиней. Отец умер, старший брат коммунист, в комсомол вступил в двадцать четвертом году, через год – в партию, участвовал в коммунистических демонстрациях, агитировал среди рабочих и лесорубов.

– Из убежденных, – неопределенно протянул Волошин.

– Говорят, из самых идейных, – подтвердил Бращак. – Из края исчезал на три года, – продолжал он. – В полицейском досье…

– Кто его смотрел?

– Будяк… Так вот там эти три года никак не обозначены. А мы установили, что он через Германию и Польшу нелегально уезжал в Советский Союз, учился в Харькове. Возвратился в край тоже по чужим документам.

– Высокого полета птица, – протянул Волошин.

– Полет тот можно и оборвать… – сказал многозначительно Бращак.

– Все можно, – согласился Волошин.

Бращак ехидно спросил:

– А ваша любимица хоть попрощалась с вами?

– Кто? – сделал вид, что не понял, Волошин.

– София, – с удовольствием объяснил Бращак. – Укатила на днях в Берлин. Точно знаю это.

– Пусть посмотрит Европу, – уклончиво прокомментировал Волошин.

«Трудящиеся должны бороться против всякого национализма. Буржуазному национализму следует противопоставить интернациональное, революционное единство»

Начальник полиции докладывал губернатору края:

– Получено сообщение, что к нам направляются известный коммунистический публицист Юлиус Фучик и группа коммунистов из Чехии и Словакии,

– Зачем они жалуют? – удивился губернатор. Он внешне скучающе слушал полицейского.

– Цель поездки – знакомство с положением в Закарпатье.

– Можно представить, что напишет в своей коммунистической газете Фучик! – Губернатор уже не скрывал раздражения.

– Статьи его нам славу не умножат, – подтвердил начальник полиции. – Какие будут распоряжения?

– Ума не приложу, – с досадой ответил губернатор. – С одной стороны – едут открыто, с другой – явно антиправительственная акция.

– А может, турнуть их отсюда, чтоб и следов не осталось? – решительно предложил полицейский.

Губернатор отрицательно покачал головой:

– Скандал разразится колоссальный. Запросы, интерпелляция в парламенте… Нет, что-то другое надо придумывать…

…Олекса, Мирослава, Сирена, несколько активистов крайкома встречали на вокзале Фучика и делегатов от рабочих.

– Смотри, Олекса, – тронула за плечо Олексу Сирена. Впрочем, он и сам уже обратил внимание на то, что перрон вокзала заполнялся суетливыми людьми, одетыми разномастно, но в одном стиле – под «простых» украинцев. Кое-где мелькнули желто-голубые флажки с трезубцем. Было немало и крепко выпивших. Среди толпы сновали Будяк и несколько его подручных.

Олекса посмотрел на часы, подозвал Мирославу.

– Мирослава, времени нет, но вдруг… Быстро пошли хлопцев на заводы, пусть поднимают рабочих.

– Не успеем, – отчаянно сказала Мирослава, – а эти вас затопчут. Напоили, подкупили всю городскую шваль…

Поезд из Праги шел точно по расписанию. В одном из вагонов у окон стояли, смотрели на плавно проплывавшие горы Юлиус Фучик и его товарищи.

– Люблю Карпаты, – сказал один из рабочих. – При взгляде на них начинаешь понимать, что такое вечность.

– Нет в этих горах тишины, – ответил Фучик. – В Закарпатье ежемесячно участвуют в рабочих демонстрациях по пятьдесят-шестьдесят тысяч человек… После тяжелейшего неурожая здесь нищета достигла предела. Безработица, болезни… Добавьте к этому политику насильственной колонизации и вы поймете, сколько отчаяния и гнева накопилось в Карпатах.

А там, куда они ехали с миссией солидарности, им готовили недобрую встречу. Повинуясь команде Будяка и его подручных, сброд на перроне кое-как выравнивал ряды. Полицейские покидали станцию. Они ухмылялись.

– Всыпьте красным, хлопцы, – бросали на ходу, – чтоб и носа к нам впредь не совали…

Мирослава уже на бегу торопливо сказала Олексе:

– Я к безработным… Они поймут…

Девушка вскочила в пролетку на привокзальной площади, крикнула извозчику:

– Быстрее к бирже!

– Не поеду, – хмуро сказал пожилой гуцул, – убьют вот те… – указал он на вьющуюся на перроне толпу.

– Поедешь, коханый, – зло ответила Мирослава. – Вот деньги, здесь хватит…

– Не-е, – замотал головой извозчик.

Мирослава в другой руке уже держала пистолет.

– Выбирай…

– Вьо-о! – взмахнул батожком извозчик.

– И быстро чтобы!

Пролетка понеслась по узкой улице.

На бирже труда сидели, стояли, перебрасывались фразами сотни безработных. Хмурые, изможденные, они знали, что работы нет и скоро не будет, и пришли сюда скорее по привычке, чем в надежде на счастливый случай.

Пролетка с Мирославой влетела во двор биржи.

– Товарищи!.. – выкрикнула Мирослава. Она стояла в пролетке, на виду у всех. Безработные вяло подошли.

– Товарищи! К нам едут рабочие Чехии и Словакии, чтобы посмотреть, как мы бедствуем, и поддержать наши требования…

– …Жаль, – сказал Олекса своим товарищам, – что поезда из Праги ходят точно по расписанию. Не успеет Мирослава.

Один из коммунистов, в форменной куртке и фуражке железнодорожника, начал пробиваться сквозь толпу к зданию вокзала. Он вошел в комнату дежурного:

– Видишь? – указал в окно на снующих по перрону полупьяных людей.

– Никогда такого не было, – срывающимся голосом сказал дежурный по станции.

– Задержи пражский… Дай красный по линии…

– Не имею такого права! – побледнел дежурный. – С работы погонят, если не посадят, а у меня пятеро на шее, пять ртов голодных…

– Давай красный… От имени крайкома партии прошу… Кровь ведь здесь прольется! Весь сброд сюда сползся… И все жандармское воронье слетелось!

Дежурный, отчаянно махнув рукой, включил красный на семафорах.

А в кабинете начальника станции, где расположились полицейские чины, Бращак и его подручные, уже предвкушали скорую расправу с делегацией пражан. Полицейский полковник сказал одобрительно Бращаку:

– Неплохо поработал… Сколько людей вывел?

– Сотни две, не меньше.

– Да наших с сотню наберется… Сила! Где Будяк? – спросил громко, чуть ли не с воодушевлением.

– Здесь я! – откликнулся Будяк.

– Готова депутация?

– Так точно!

– Значит, подходите к вагону с этими пражскими коммунистами и говорите: так, мол, и так, не желаем мы, народ, видеть вас, чешских колонизаторов, на своей земле. Убирайтесь! Во избежание несчастных случаев из вагона выходить не советуем. Ясно?

– Куда ж яснее! – щерил редкие зубы в злорадной ухмылке Будяк.

– Только смотри мне, не перепутай чего, а то три шкуры спущу и солью присыплю! Дыхни!

– Так я трошки… для бодрости, – не испугался грозного тона Будяк.

– Лайдак! – сплюнул в угол полковник. – Выметайся на перрон.

– Что там происходит? – неожиданно осипшим голосом спросил Бращак, выглянувший в окно.

Пражский поезд, выглянувший из-за поворота, споткнулся о красный свет семафора и замер, паровоз недовольно швырялся сизым паром.

– Что произошло? – заволновались и коммунисты-пражане, окружив в тамбуре вагона Юлиуса Фучика.

– Не знаю, – ответил Фучик, – но, наверное, что-то серьезное, раз задержали скорый. Не всем здесь по вкусу наш приезд…

– Когда в этой стране будет порядок? – ворчал солидный пассажир, обращаясь к своему соседу. – У меня встреча с самим губернатором назначена.

– Земелькой или лесом интересуетесь?

– Изучаю конъюнктуру, – уклонился от ответа толстосум.

– Богатый край… Лес, земля, уголь, рабочие руки – за копейки… Благодать!

А на вокзале обстановка накалилась до предела. Олексу и его товарищей провокаторы окружили плотным кольцом, теснили от перрона, размахивали короткими дубинками. Побледневшая Сирена прижалась к Олексе.

– Забьют? – спросила почему-то шепотом.

– Могут, – неопределенно проговорил Олекса. Он взглянул на часы – задерживалась Мирослава с поддержкой.

– Олекса! – взволнованно сказала Сирена. – Если что случится, знай, я тебя очень люблю…

– Вот теперь ничего не случится, – улыбнулся Олекса. – Мирослава успеет, она должна успеть!

Кое-где уже вспыхнули потасовки.

На бирже труда в это время шел быстрый митинг…

– Товарищи безработные! – Мирославе изменила сдержанность, она страстно, горячо обращалась к толпе хмурых, потрепанных жизнью людей. – Там, на вокзале, жандармы собрали всю городскую гниль, провокаторов и погромщиков, чтобы задушить правду о нашей жизни, о нашей с вами беде. Так неужели же допустим такое?

– Нам что до того? – сказали из толпы. – Ты нам работу дай! Какую угодно, но чтобы хоть на хлеб заработать!

– Товарищи! – уже тихо сказала Мирослава. – Неужели не понимаете? Эти люди из Праги ради вас сюда приехали, а их…

По толпе безработных прошел гул. Несколько человек – вожаки – вышли вперед.

– Двинулись, хлопцы, – скомандовал молодой парень и лихо бросил кептарь на плечо. – Такой случай, что надо помочь…

Из комнаты дежурного по станции хорошо было видно, как на вокзальную площадь вступают безработные. Увидела их из кабинета начальника станции полицейские, Бращак и другие.

– Это еще что такое? – побагровел начальник полиции.

– Кажется, нам здесь больше делать нечего! – Бращак вытирал пот с лица.

– …Давай зеленый, – хлопнул по плечу дежурного железнодорожник-коммунист.

Поезд плавно подкатил к перрону. Олекса встретил Фучика объятиями.

– Вот мы и снова вместе! – радостно сказал другу. – Видишь, как нас встречают!

Безработные выметали с перрона погромщиков.

– Товарищи! Все на площадь! – крикнул Олекса, энергично вскочив на ступеньки вагона.

Из здания вынесли стол, на него встали Олекса, Фучик, их товарищи.

– Друзья! – говорил Фучик. – Рабочие Праги шлют вам свой братский пролетарский привет! Мы знаем, как вам тяжело живется в вашем прекрасном крае. Нет работы, нет хлеба, нет земли… В забастовщиков стреляют, в села посылают карательные отряды… Детей ваших в школах учат на чужом им языке, даже ростки украинской культуры пытаются уничтожить…

Внимательно слушали Фучика участники митинга, слушали его и полицейские в кабинете начальника станции – окна открыты. Начальник полиции бросился к телефону.

– Алло, управление? Отряд полиции к вокзалу! С оружием…

– Не делайте глупостей, – сказал Бращак. – Представляете, каким эхом по стране покатятся эти выстрелы?

Теперь говорил Олекса:

– Спасибо рабочим Чехии и Словакии за поддержку. Мы знаем, – это чешская буржуазия набрасывает на нас ярмо, а рабочий класс Чехословакии протягивает нам руку помощи. Передай, товарищ Фучик, Центральному Комитету партии, товарищу Готвальду: мы боролись и будем бороться до конца вместе с нашими чешскими и словацкими братьями по классу! Да здравствует пролетарский интернационализм!

Олекса и Юлиус спрыгнули с «трибуны». К ним пробилась сквозь толпу девочка-подросток.

– Вот я и пришла к вам, – повзрослевшая Маричка сказала это решительно, но все-таки смущаясь. – Не прогоните?

– Да тебя не узнать, Маричка! – радостно удивился Олекса. – А как дедушка? Живой?

– Слава Йсу! – по-взрослому серьезно ответила Маричка. – Мой братик подрос, теперь он у деда поводырем будет. А мне дедушка сказал: «Иди к Олексе, брату Василя из Ясиней, он правильной дорогой тебя по жизни поведет».

– Миро! – позвал Олекса. И когда девушка подошла, сказал ей: – Вот тебе помощница. Позаботься о ней, хорошей комсомолкой будет наша Маричка! Помнишь ее, Юлек?

Фучик пожал приветливо руку смущенной девочке.

«Энергично стоять и дальше во главе угнетенных масс и развивать борьбу»

Олекса и Фучик зашли в маленький ресторан. Клиентами здесь были люди скромные: рабочие, приезжие крестьяне. Их встретил официант, но без обычного в таких местах подобострастного поклона.

– Определи нас в уютный уголок, Иване, – попросил Олекса.

Иван бросил внимательный взгляд на его спутника, признал своего.

– Добре, товарищ Олекса, – ответил.

Юлиус Фучик улыбнулся.

– Популярная ты особа… товарищ Олекса.

Они заняли столик в углу.

– Иване, – сказал Олекса официанту после того, как сделал скромный заказ, – попроси хлопцев, – он кивнул на маленький оркестр на эстраде, – пусть играют для гостя наши, закарпатские…

Оркестр заиграл народные мелодии, Олекса и Фучик заговорили вполголоса.

– Товарищ Готвальд передает тебе привет. Просил сказать, что ЦК окажет закарпатским коммунистам любую возможную помощь. А я… хочу своими глазами увидеть твое Закарпатье…

– Может, напишешь? Здесь есть о чем писать… Борьба разворачивается нешуточная, ожесточенная…

– По всей Чехословакии так… – задумчиво сказал Фучик. – Гитлер рвется к власти, и обстановка везде резко обострилась. Если фашизм победит – мы станем одной из его первых жертв.

– Да, это ясно каждому здравому человеку, – подтвердил Олекса.

– Плохо то, – говорил далее Фучик, – что в ЦК нет единства… Откровенные капитулянты, уклонисты, деятели с сектантскими замашками ослабляют наши силы. Трудно приходится товарищу Готвальду. Но скоро с разбродом будет покончено…

– Давно пора, – горячо поддержал Олекса. – Сейчас мы должны особенно заботиться о сплоченности, о единстве перед угрозой фашизма и войны… В нашей организации подавляющее большинство выступает именно за это! Нельзя во время боя болтаться на нейтральной полосе…

– Товарищ Готвальд поручил передать, – после паузы сказал Фучик, – что ЦК намерен в скором времени рекомендовать тебя первым секретарем крайкома партии…

– Мне бы опыта побольше, – смутился Олекса.

– Мы свой опыт приобретаем в борьбе.

В зал вошла Сирена. Олекса увидел ее, поднял руку.

– Добрый вечер, товарищ Фучик, – сказала Сирена.

– Вечер добрый… Только зови меня просто Юлеком.

– С радостью, – Сирена просияла. – Как Густа?

– Шлет тебе привет. Приглашает в гости.

– Хорошо бы, – мечтательно протянула Сирена. – Олекса, вокруг ресторана полно шпиков. И наглые такие… Один мне говорит: «Передай своим, пусть заканчивают беседу, а то прохладно стоять…»

Юлиус расхохотался.

– Ну и ну! У вас тут по-домашнему…

– Город небольшой, все друг друга знаем… Я уже привык к сопровождению – наступают на пятки, но пока не наглеют… А померзнуть мы их заставим, уйдем черным ходом…

«Время не ждет. Положение чем дальше, тем напряженнее»

По улицам и площадям Берлина шагали отряды штурмовиков. Коричневые истово чеканили шаг, дружно вскидывали руки в фашистском приветствии. У рейхстага бесновалась огромная толпа – ждали появления Гитлера. Перед Берлинским университетом пылали костры из книг. С заводских конвейеров сходили снаряды, танки, пушки…

Но волны беснующейся толпы не докатывались до мрачных серых стен массивного здания, в котором размещалось гестапо. Здесь в одном из тихих кабинетов за массивным столом просматривал документы молодой штандартенфюрер.

Адъютант доложил ему:

– По вашему вызову… Софья Бой-ко, – славянскую фамилию адъютант произнес по складам.

– Пусть войдет, – ответил штандартенфюрер.

Вошла миловидная девушка, одетая, как все берлинские женщины того времени, безвкусно, но с претензией на переменчивую моду.

– Здравствуйте, господин штандартенфюрер. Мне приказали…

– Знаю, – полковник говорил отрывисто, чеканными фразами. – Вы поступаете в наше распоряжение. Формальности выполнены?

– Да, – кивнула София, – я все подписала.

– Аванс?

– Получила…

– Это вам за прежние заслуги. В принципе мы довольны и вашей преданностью идеям фюрера, и вашей информацией о настроениях среди курсантов спецшколы. Есть изменения в семейном положении?

– Нет.

– И быть без нашего согласия не может, – резко сказал полковник. – Вашего… любовника… мы отправили… знаете куда?

– Да, – опустила голову София, чтобы скрыть слезы.

– Оттуда он не выберется. Не помешает вам выполнить особо важное задание. Для таких, как вы, это недозволенная роскошь – спать по любви.

– Как прикажете, господин штандартенфюрер, – оправилась от удара София.

– Вашим местом службы снова будет Закарпатье. Вы приедете туда с дипломом Венского университета. Наши люди позаботятся о том, чтобы вы заняли достойное место в обществе. Вы станете личным секретарем-стенографисткой хорошо знакомого вам пана Волошина… Он не станет вам мешать, – продолжал штандартенфюрер. – В этом крае есть единственная реально опасная для нас сила – коммунисты. Вы должны знать о них все…

– Позвольте… – осмелилась перебить гестаповца София.

– Нет! Я еще не закончил – вопросы потом. Вас наверняка попытается завербовать местная полиция – поторгуйтесь, но не особенно сопротивляйтесь. Начальник полиции – наш давний друг, но о вашей миссии он не знает… Вопросы?

– У меня нет вопросов, – встала и вытянулась София.

– Уже лучше, – проворчал гестаповец. – После инструктажа в наших отделах собирайтесь в путь.

Он протянул ей фотографию Угрюмого.

– Запомните этого человека. Его приказы для вас – закон.

…Родное село Софии лежало у самых гор.

Посреди села, на возвышенности, красовалась ухоженная церковь. К ней примыкал дом священника с большим садом.

София соскочила с брички, легко побежала к дому:

– Мамо! Тато! – крикнула у порога.

Выплыла мать, грузная, с ключами у пояса.

– Доченька! Слава Йсу! – София утонула в ее объятиях.

– А где отец?

– На службе, – указала попадья на церковь, где на паперти толпились люди.

– Боже! – умиленно шептала София. – Будто в детство возвратилась…

Она еще раз поцеловала мать и пошла по дорожке к церкви, пробралась через молящихся поближе к алтарю.

Священник вел службу:

– Фюреру германского народа… Адольфу Гитлеру… многие лета…

– Многие лета… – взревел полупьяный дьякон.

Верующие удивленно смотрели на своего священника, несколько старух умиленно закрестились

София тихо пошла к выходу.

Она была в саду, когда к хате подкатил тарантас. В нем важно восседал Будяк.

– Ой, кто к нам приехал! – помчалась навстречу ему София.

Стол попадья накрыла им под старой яблоней. Отец-священник осуждающе посмотрел, как София и Будяк лихо опрокинули граненые рюмки, и скрылся в доме.

Попадья ласково улыбалась Будяку.

– Файный хлопец, – улучила она минутку, чтобы сказать это дочке. Будяк вырядился как для вечернего променада. Он и София выпили еще.

– Что нового? – спросила раскрасневшаяся София.

– А ничего! – беспечно ответил Будяк. – Твой Августин ждет, когда ему Гитлер власть подарит… Бращак все такой же желтый и злой. Грызутся с Бродием и другими, будто и не из одной своры… Выпьем?

– Выпьем… А как узнал, что я здесь?

– Угрюмый послал… Чтоб, значит, не задерживалась.

– Перейдем в хату, – предложила София. – Прохладный вечер сегодня…

Они взяли со стола бутылки, хлеб, сало, другую закуску.

– Не туда, – прошептала София, когда Будяк ткнулся в одну из дверей.

Через несколько дней София увиделась с Угрюмым. Они шли по аллеям городского парка. Здесь их разговор никто не слышал.

– Как Волошин встретил? – спросил Угрюмый.

– Радостно, – улыбнулась София.

– Поддерживайте с ним хорошие отношения, – сказал Угрюмый. – Если надо будет… Словом, соображайте сами, наш Августин далеко не святой…

София смотрела на Угрюмого преданно и понимающе.

– Вы знакомы с новым коммунистическим лидером, Олексой?

– Да, – удивилась София, – я недолго учила его…

– Вот Олексой займитесь всерьез… Это приказ.

– Бесполезно, – твердо сказала София. – Ни завербовать, ни переубедить его невозможно. Это я знаю точно.

Она вдруг ясно увидела себя и Олексу в Ясинях, много лет назад. Он шел по селу с фанерным чемоданчиком в руках. Был воскресный день, в церкви только что закончилась служба. София вышла на паперть вместе с отцом, заметила Олексу, сказала:

– Я скоро приду.

– Не надо бы тебе знаться с тем коммунистом, – недовольно проворчал священник.

– Пустое говорите, – передернула плечами София.

– И отец у него был бунтарского рода, а старшие братья – так те среди коммунистов в селе главными стали, – настаивал священник.

София уже подходила к Олексе.

– Куда собрались?

– В Мукачево…

– В науку?

– Как получится, – ответил неопределенно Олекса. Под взглядом односельчан, с любопытством рассматривавших его и дочь священника, он чувствовал себя неловко.

– Я вас провожу, – предложила София.

Они пошли к околице Ясиней, к широкой поляне. На ней обучалась верховой езде группа хлопцев. Они прыгали на бегу в седла, брали барьеры.

– Вот с кем вам надо быть, Олекса, – сказала София.

– С кулацками сынками из «Сельской конницы»? – Олекса пожал плечами.

– Зачем вы так? – примирительно сказала София. – «Сельская конница» – это сугубо спортивная организация. Посмотрите, как прекрасны всадники на фоне наших гор!

– Оно конечно… – иронически протянул Олекса. – На коне сподручнее… топтать лесорубов… Нет уж, в помощники жандармов меня не затащат!

– Не пойму я вас, – сказала София. – Вы – русин, гуцул с дедов-прадедов…

– Я украинец! – Олекса ответил ей с вызовом. – Нас могут называть как угодно – русинами, карпатороссами, но мы – украинцы!

– Не надо горячиться, – София ласково тронула его за плечо. – У нас с вами… и с теми, кто на конях, – она указала на всадников, – одна земля, одна отчизна – Карпаты!

Она вдруг вспыхнула ярким румянцем, и голос ее зазвенел, как натянутая струна:

– Грядет время, и мы погоним отсюда всех, у кого другая кровь! И тогда наши трембиты пропоют славу самостийной державе на земле наших предков.

– Вот вы какая! – удивился Олекса.

– Да, я такая! – с вызовом ответила София. – И я клянусь вам, – она истово перекрестилась, – что такое время наступит!

Всадники перестроились для конной атаки. И вот уже бешено мчится лава, вскинуты руки, как для сабельного удара. Но сабель пока еще у них нет. Пока…

– Так что вы все-таки будете делать в Мукачеве? – спросила София.

– Наверное, поступлю в торговую школу.

– Чтобы торговать дегтем и гвоздями? – с иронией заметила девушка.

– Университет в Праге для таких, как я, закрыт! – ответил с вызовом Олекса.

– Нравитесь вы мне, Олекса, настойчивостью. Жалко, не поняли мы друг друга…

– Почему же? Даже очень хорошо поняли…

…Она вспомнила все это и вновь сказала Угрюмому:

– Бесполезно тратить время. В этом случае возможен только один вариант…

Угрюмый чуть приметно кивнул, и София поняла, что он согласен с нею. Но осуществление «варианта» пришлось отложить – Олекса внезапно исчез из края…