Текст книги "Приключения 1985"
Автор книги: Данил Корецкий
Соавторы: Эдуард Хруцкий,Леонид Юзефович,Александр Иванов,Сергей Плеханов,Лев Корнешов,Андрей Измайлов,Игорь Козлов
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)
Я его слушаю и думаю – три года прошло, а он копит, три года прошло, а он ни разу не оглянулся, три года прошло, а он бодр, свеж, агрессивен…
– Может, хватит? – спрашиваю.
– Конечно, хватит! Тем более перерыв у меня закончился, люди ждут! А господин журналист запачкал своей спецодеждой казенное кресло.
На самом деле запачкал дорожными грязевыми кляксами. Только не журналист, а сотрудник милиции. Оперуполномоченный…
– Да? Документик ваш можно какой-нибудь?
Документик можно. Пожарский его внимательно изучает – на лице разочарование. До последней минуты уповал на то, что это козни господ журналистов. Но это не козни. И не журналистов. А что мне от Родиона Николаевича нужно? А мне от него нужно, чтобы он рассказал, как попал двадцать шестого августа сего года в квартиру Гатаева, когда и при каких обстоятельствах ушел. Ну, что он ему говорил, я уже слышал. Можно не повторяться.
Он говорит, что и рассказывать-то нечего. Ездил по делам, заодно за покупками. Пока туда-сюда, опоздал на последнюю электричку. И… решил навестить. А то после суда с Гатаевым так и не виделся – со-ску-чил-ся! Первая электричка все равно только в четыре утра. Позвонил?.. Да. Из вежливости, конечно, позвонил. Вдруг еще дома не окажется. Знаем этого господина – но ночам, может, шляется неизвестно где… Удобно ли было среди ночи? А у них с господином Гатаевым очень хорошие, близкие, почти родственные отношения – об удобствах друг друга не заботимся… Когда ушел? Около двух… При нем ли, при Пожарском, начал Гатаев работать? В смысле, на машинке стучать? Да, при нем. Сел и сказал, чтобы он, Пожарский, ему, Гатаеву, не мешал. Видите, какие непринужденные отношения сложились!.. Так что да, стучать на машинке Гатаев начал при нем, при Пожарском. Немного демонстративно, вы не находите? Потому, что стоило Пожарскому из комнаты выйти, как стук машинки сразу прекратился. И не возобновлялся, пока Пожарский плащ надевал, пока дверь пытался открыть, а потом закрыть. Замок там какой-то… И он просто хлопнул дверью. Она не захлопнулась, приоткрылась. Но это уже забота хозяина – мог бы выйти с гостем в коридор, проводить. Но он, Пожарский, не в обиде! Какие могут быть обиды?! Все-таки старые знакомые!..
Я смотрю на язвящего Пожарского и понимаю, что о смерти Гатаева он не знает… Ну, от меня он об этом не узнает. Я в конце концов не уполномочен сообщать разные факты разным бывшим начальникам ЖКО…
– Да, но все-таки чему обязан?.. Нет уж, вы, пожалуйста, доложите!.. Нет уж, вы просто так не уходите!.. Все же я хотел бы знать!.. Учтите, я буду звонить вашему руководству!.. Учтите, я официально обращусь!..
Вот пусть официальное руководство официально сообщит официальному инженеру ЖКО…
Сашке я сказал, что завтра едем. Отпуск оформили: он себе, я себе. Стали собираться, прибираться и просидели почти всю ночь, беседуя просто так – за жизнь. И к утру распогодилось. А его комбинезон мы раскинули на веревках над плитой. И сами в этой кухне парились. И сомлели к утру. Сашка решил заварить кофе. И спалил мою кофемолку. И виновато сказал, что он же не виноват. Что он знает – это статор полетел. Что просто срок эксплуатации истек. Что он отдаст своим парням в цехе – они в два счета починят.
Я ему киваю, но осуждающе. Понимаю, что он действительно не виноват. Но лучше держать Сашку в провинившемся состоянии. А то опять про «мои дожди» затянет. А кофемолка – что ж… Срок эксплуатации – это аргумент. Как у Гатаева. Эксплуатировали его, эксплуатировали… А на Пожарском у него сломался мотор. Не три года назад, так сейчас. Могло это произойти раньше, могло – позже. Могло и вовсе не произойти. И особой вины какой-то за Пожарским нет. Один из…
Отсутствие события преступления… Только сколько там наворочено за этим самым отсутствием события. Много там наворочено…
Лезу в душ, чтобы окончательно стряхнуть снулое состояние. А сам себе думаю… И сквозь душевой шорох и закрытую дверь прорезается телефонный звонок. Сашка снимает трубку, о чем-то с кем-то говорит. Я выскакиваю, туземно опоясанный полотенцем. А Сашка уже щелкает телефоном и говорит: «Порядок!»
Какой такой порядок? Кто звонил?
– Брюнет твой звонил! Я ему сказал, что ты уже укатил на «Яве». Он мне говорит: вы же вместе собирались! А я: производственная необходимость, кое-что надо сделать, а потом на своей коляске догоню… Здорово?! А то, слушай, мы так и не уедем никогда. Смотри, опять тучи!.. – И он довольно щурится, Сашка Панкратов…
Оно конечно… Только служебный нагоняй «на ковре» меня не пугает. Пришел бы и доложил: так и так! А как?! Куртов прав оказался – отсутствие события преступления. Уголовного… Он это определил еще в комнате Гатаева. И заключение о смерти Гатаева пришло из области. А я в этом убедился, перебудоражив столько людей!.. «Детективная мешанина».
Но сам себе думаю, что по-другому не смог бы, что здесь дело принципа. И прав был Гатаев, процитировав пииту Маяковского. И прав был Владимир Владимирович. «Очень много разных мерзавцев ходят по нашей земле и вокруг». И они действительно разные. И вероятно, отнюдь не одной черной краской выкрашены. Но тот же врач занимается в первую очередь пораженным участком – для врача не аргумент, что у больного, скажем, голова нормально варит, когда у больного, скажем, живот сводит. И тот же Сашка колдует над бракованным фланцем, тот же Сашка не говорит – мол, зато остальные фланцы во какие!
И Гатаев тоже… Он занимался пораженными участками. От Садиева до Пожарского. Это только те, кто попал в мое поле зрения. Ю. А. Дробышев тоже попал в поле зрения. Нет, не мерзавец, конечно! Какое я имею право? И основания?.. Но какая питательная среда!..
И мы вылетаем с Сашкой на шоссейку. Тарахтим. Он что-то радостно орет. Я ему вторю. А сам себе думаю…
Что Садиевы, Цеппелины, Короли – они как раз не самые опасные. Они – вот они, невооруженным глазом видно. А Пожарские? Может быть, и Дробышевы? А те, кому свой избяной мусор дороже всего?
А сам себе думаю, что жаль – я не Гатаев, нет у меня его пера. А то можно было бы… И ту же Светлану подключить… Почему бы и нет? Помогла бы. Жаль, что я не Гатаев… И начать можно было бы так:
«Свиньи вилками хлебали из говядины уху!» – такая идиотская абракадабра пришпилена булавкой к стене. Завершающий штрих к общему кавардаку…»
– Догоняй! – кричит мне Сашка…
Игорь Козлов
РАПОРТ ЛЕЙТЕНАНТА КЛИМОВА
В ту ночь начальник заставы капитан Михайленко как нормальный человек спал дома… В ту ночь на заставе дежурил его молодой заместитель – лейтенант Климов.
Под утро, когда снился капитану удивительный сон, неожиданно зазвонил телефон. Михайленко ошалело вскочил, схватил трубку и тихо, чтобы не разбудить жену, сказал:
– Слушаю…
– Извините, товарищ капитан, – робко начал Климов. – Тут вот какое дело… Приехал из тайги геолог. У них рабочего убили.
– Сейчас буду.
Михайленко положил трубку и на цыпочках вышел в соседнюю комнату. Здесь он надел форму, чертыхаясь, натянул не просохшие за ночь сапоги – всю неделю лил прямо-таки тропический дождь.
Облачившись в плащ-накидку, Михайленко открыл входную дверь и нырнул в сплошной поток воды. «Вот и ладушки – умываться не надо…» – усмехнулся он.
Часовой, нахохлившись как воробей, стоял посреди океанской лужи. Казалось, этим он выражает свой протест природе: прятаться куда-либо не имело смысла.
Увидев командира, солдат строевым шагом направился к нему, чтобы доложить по всей форме. Брызги из-под его сапог разлетались фонтаном.
– Отставить… – поспешно махнул рукой Михайленко и понуро побрел к заставе.
В углу канцелярии, чинно положив руки на колени, в напряженной позе сидел сухощавый мужичишка. Вода медленно капала из каждой складки его одежды, так что под стулом уже образовалось маленькое озерцо. Увидев начальника заставы, он вскочил, четко, стараясь угодить военному, представился:
– Прораб Иван Кириллович Тихомиров.
Михайленко пожал ему руку, как бы между прочим спросил:
– Что у вас стряслось?
– Вот ведь беда какая… – сбивчивой скороговоркой залепетал Тихомиров. – Убили промывальщика Мохова. За что – неясно… Будь он неладен! Зачем я его только взял…
– Вы не торопитесь, Иван Кириллович… – Михайленко снял с вешалки вафельное полотенце, вытер лицо. – Расскажите все по порядку. Где труп обнаружили? Когда?
– В камеральной палатке обнаружили… ночью… – Тихомиров подался вперед, как-то неестественно вытянул ладонь, хрипло прошептал: – И ведь… самородок в кулаке зажат. Прямо жуть…
– Что такое камеральная палатка?
– Ну, навроде вашей канцелярии. Там у нас все это хранится… Карты, шлиховые пробы…
– Золото нашли?
– Похоже, на россыпь напали…
Михайленко и Климов переглянулись. Лейтенант сразу понял своего командира, тихо встал, вышел из канцелярии. Через несколько секунд все наряды, охранявшие границу, получили «вводную»: в пограничной зоне убит человек; преступник может попытаться уйти за границу; усилить бдительность.
А тем временем Михайленко продолжал уточнять обстановку.
– Чем его убили?
– Сюда тюкнули… – Тихомиров показал на свой висок.
– Ваши все на месте?
– Так точно. На месте.
– В лагерь кто-нибудь приходил?
– Никак нет. Кто ж туда доберется в такую погоду.
– Значит… кто-то из своих?
Тихомиров неопределенно пожал плечами.
– Вас начальник послал?
– Да… Вадим Петрович… Езжай, говорит, доложи. Пусть на Большую землю сообщат.
Михайленко задал еще несколько вопросов, затем вызвал старшину, велел выдать Тихомирову сухое обмундирование, накормить, напоить чаем… Потом он некоторое время размышлял над картой, оценивая возможные маршруты нарушителя от лагеря геологов до границы, дал соответствующие распоряжения. И наконец, приказав связистам соединиться с управлением пограничного отряда, доложил дежурному о происшествии.
Не успел он отойти от аппарата, как отряд сам вызвал его на связь.
– Что у вас случилось, Михайленко? – Это был голос начальника штаба.
Капитан еще раз доложил о всех обстоятельствах.
– Ваши действия? – строго спросил начальник штаба.
– Охранять границу… – спокойно сказал Михайленко и после небольшой паузы добавил: – Усиленно… – Он считал, что в любом случае для пограничника это самый правильный ответ.
В телефоне слышался монотонный шелест. Начальник штаба куда-то пропал. Михайленко даже дунул в микрофон, проверяя, не оборвалась ли связь.
– Прекратите свистеть в трубку! – раздраженно крикнул начальник штаба; он еще немного помолчал и наконец сказал: – Я проконсультируюсь с товарищами из прокуратуры, потом дам указание…
Через час он снова вызвал Михайленко.
– По такой погоде следователь будет добираться к вам несколько суток… Поэтому приказываю: границу охранять усиленно; лейтенанту Климову вместе с инструктором службы собак направиться к месту происшествия, постараться уточнить все обстоятельства гибели, по возможности выявить преступника… Вопросы?
– Вопросов нет.
Дождь нежно шуршал по капюшону. Лейтенант Климов, покачиваясь в седле, боролся со сном. Впереди мутным пятном маячила спина прораба Тихомирова. Климов обернулся – сержант Исаев, положив собаку поперек лошади, старался укрыть ее полой плаща.
Климов сомкнул тяжелые веки, неторопливо размышлял о превратностях судьбы пограничника. Месяц служит он на заставе, но, честно говоря, так и не привык к калейдоскопу событий.
В первый же день граница подарила ему боевое крещение. Климов только представился капитану Михайленко, и вдруг: «Застава, в ружье!»
Дерзкий лазутчик – днем, в легком водолазном снаряжении – преодолел пограничную реку. Он тихо вышел к протоке, стал осторожно пробираться в наш тыл. Контрольно-следовую полосу нарушитель перескочил очень лихо: только один плоский отпечаток остался в центре бугристой ленты. Его-то и заметили пограничники, бывшие в наряде. Началось преследование… Климов прямо в парадной форме поехал с тревожной группой. Лазутчик, зажатый заслонами, забрался в кусты, вяло отстреливался… Михайленко ломал голову: как выкурить без потерь нарушителя из его убежища?
И тут Климов вспомнил повесть «Казаки». Еще на первом курсе училища кто-то из курсантов с удивлением открыл, что она о пограничниках: «Вся система охраны границы описана!» – радостно восклицал он. Володя тогда внимательно перечитал сочинение отставного поручика Льва Толстого. И теперь наскоро пересказал начальнику заставы, как казаки брали противника, толкая впереди себя арбу с сеном. Плащ-палатки набили землей, связали узлами, уложили в «уазик», сняли дверцы – ни дать ни взять танк получился!
И вот на полной скорости машина задом влетела в кусты. Она буквально выдавила из них лазутчика. Михайленко с нарядом наступал с фронта; Климов выскочил из «уазика», выбил пистолет из рук ошалевшего нарушителя…
Так в настоящем деле познакомился начальник заставы со своим новым заместителем. Михайленко неделю таскал его по участку, чтобы тот знал каждый бугорок, каждую ложбиночку, «как дорогу к крылечку любимой». Потом солдат, который нес службу на наблюдательной вышке, доложил, что границу перелетел воздушный шар и упал где-то в сопках. Михайленко выделил Климову опытный наряд и послал на поиски. Несколько дней утюжили они лес и наконец обнаружили этот проклятый шар: он повис на кедраче, к нему был прикреплен какой-то контейнер. Находку передали в отряд… Потом внезапно пошли нескончаемые дожди. Сухие низины превратились в озера, овраги – в бурные реки. Пришлось эвакуировать склады, восстанавливать линии связи. Дозоры готовились на службу, как водолазы перед погружением. Основная нагрузка ложилась на них – потоки воды практически смыли контрольно-следовую полосу… В общем, забот хватало, и вот теперь геологи эти…
К лагерю геологов добрались только к обеду. Лошади выехали на плоскую поляну, лежащую уступом на склоне сопки. Здесь стояли две палатки: одна побольше – над ней торчала жестяная труба, сделанная из консервных банок; вторая поменьше – видимо, это и была здешняя «канцелярия».
Тихомиров сполз со своей кобылки, громко высморкался, вопрошающе глянул на Климова:
– Так что… товарищ лейтенант… куда пойдем?
– А где люди?
– Работают… Там, у реки… – Тихомиров махнул рукой в сторону, откуда доносился гул воды. И тут же раздался глухой взрыв. Прораб усмехнулся: – Во, Вадим Петрович шурфы рвет.
– И дождь не помеха?
– Что поделаешь?.. Сезон-то один – надо приноравливаться. – Тихомиров немного помолчал, потом сказал: – Может, зайдем погреемся? Мы тут печурку сложили. Или… труп пойдете смотреть?
Климов сглотнул слюну, торопливо ответил:
– Погреемся…
Пошли к большой палатке. Прораб отдернул полог, жестом предложил войти.
Палатка была сделана добротно: каркас сколочен из тонких жердей, на него натянута белая «наволочка», потом байковый «утеплитель», потом уже сам «брезентовый дом». Вдоль одной стены тянулись нары, в центре стояли самодельный стол, чурбаны-стулья; в углу сверкало гранитом некое сооружение – что-то вроде камина; пол устлан свежей хвоей.
– Хорошо устроились, – похвалил Климов.
– Стараемся… – Тихомиров начал хлопотать по хозяйству. – Вадим Петрович до аккуратности очень строг. Свинства не любит.
Прораб подбросил в печурку сухие поленья – их заготовили впрок, чиркнул спичкой. Весело затрещал огонь, осветив полумрак палатки. Тихомиров сунул свои лапы прямо в языки пламени.
– О-о-о… – радостно прорычал он. – Сейчас ушицу подогреем, вкусную… Вчера… сам приготовил…
Сержант Исаев и его пес Джек расположились у входа.
– Товарищ лейтенант, – обратился сержант, – мне собаку покормить надо.
– Действуйте.
Исаев тоже подошел к печке, достал из вещмешка продукты, металлическую миску, стал стряпать немудреную собачью еду. Джек, повизгивая, нетерпеливо смотрел на хозяина.
Климов еще раз окинул взглядом палатку – простая рабочая обстановка. Неужели здесь зрела трагедия? И на этих нарах бок о бок спали враги, затаенно лелеяли в душе ненависть… А пришло время – выплеснули ее наружу, и один убил другого. Убил, как дикарь, древним способом – ударил в висок, и все…
За что они поцапались, что не поделили? Кусок металла – золото… Зачем оно им? Куда они его денут?.. Ох, люди, люди, как же вы дошли до такого?..
…Тихомиров звякнул ложками, достал из фанерного ящика сухари.
– Ваши придут обедать? – задумчиво спросил Климов.
– Нет… – Прораб начал разливать уху. – Они с собой берут, чтобы время на переходы не терять.
– Ну и ну… – удивился лейтенант. – Эксплуатирует вас начальство. Не ропщете?
– Мы же в разведке, – усмехнулся Тихомиров. – У нас тут строгие законы: приказ командира – закон для подчиненных.
– Как фамилия вашего начальника?
– Шаронов… Вадим Петрович Шаронов… Угощайтесь…
«С чего же начать?» – разомлев от еды, неторопливо размышлял Климов.
– Иван Кириллович, вас всего пять человек?
– Так точно… – Тихомиров тыльной стороной ладони провел по влажным губам. – Было пять…
– Назовите их.
– Значит… Я, стало быть, – прораб… Вадим Петрович… Шурфовщик Петя Никишин; промывальщики Вася Тужиков и этот… Мохов. Вот и все…
– У Мохова враги были?
Тихомиров покачал головой, тихо ответил:
– Кто ж его знает?.. Работа у нас тяжелая… народ мы нервный… – И снова повторил: – Кто ж его знает?
– Убитый в руке самородок держал… Так?
– Так, – подтвердил Тихомиров.
– Значит, что?.. Он его похитить хотел?
– Не знаю, товарищ лейтенант… Мохов этот «золоточек» сам нашел… Вадим Петрович радовался самородку, как ребенок: понял, на жилу идем… А Мохов… он из старателей. Может, он пожалел, что не утаил «золоточек» – кто ж его теперь узнает? А душа-то болит… День болит, два болит – своими руками такой «золоточек» выложил. На третий день пошел в камеральную палатку, взломал сундучок и ку-ку…
– Просто в сундуке хранился?
– А куда же его положить? Сейфа в тайге нет!
– Охранял кто-нибудь палатку?
– Так в ней Вадим Петрович спит.
– А где же он в ту ночь был?
Тихомиров недоуменно пожал плечами.
Вся сонливость мгновенно слетела с Климова. «Вот как поворачивается!» – возбужденно подумал он. Лейтенант хотел тут же начать осмотр камеральной палатки, но еще какой-то неясный вопрос смутно копошился в нем. Наконец он уловил, что его волнует, строго спросил:
– Как старатель Мохов попал в вашу партию?
– Тут такое дело… – кисло прищурился Тихомиров. – Группа наша трудно формировалась… Руководство управления не одобряло и всячески – того… Ну, вы сами понимаете. Промывальщиков не хватает, а Мохов сам пришел… Узнал, что мы в этот район идем, и пришел… Сказал, что мальчонкой с дедом здесь старательствовал, тянет его сюда… Я и взял…
– А почему руководство было против?
– Это я не знаю… Это вы у Вадима Петровича спросите… – засуетился Тихомиров.
В камеральной палатке тоже было строго, опрятно: стол, топчан, сундучок… На топчане лежал труп крупного мужчины: руки сложены на груди, ноги ровно вытянуты, глаза закрыты… Климов первый раз видел убитого человека. Он с некоторым трепетом готовился к этой «встрече», но с удивлением обнаружил, что никакой дрожи в его душе нет.
Лейтенант всмотрелся в лицо убитого. На вид ему было лет пятьдесят; широкие скулы, маленькая курчавая бородка, подернутая легкой сединой, высокий лоб, на левом виске – лиловое пятно.
– Кто обнаружил? – хрипло спросил Климов.
– Вадим Петрович… Меня позвал, мы вдвоем сюда положили, а вообще-то он вот здесь лежал… – Тихомиров подошел к сундучку, показал широким жестом.
Климов обернулся – сержанта рядом не было, крикнул:
– Исаев, где ты?
– Здесь я, товарищ лейтенант, – донеслось снаружи. – Джек волнуется, я его увел.
– Ладно…
Вышли из палатки. Климов глянул на сержанта.
– Что-то ты загрустил, Исаев?
– Нет, товарищ лейтенант… Все в порядке.
– Молодец!.. – Климов уже пообвыкся и начал действовать.
– Товарищ Тихомиров, укажите основные маршруты вашего передвижения… Исаев, улавливайте!
– По этой тропинке ходим на делянку, – четко доложил прораб. – По этой, извиняюсь, в тайгу… по нужде… Все.
– Вот так, Исаев, вам задача: проверить следовую обстановку в районе лагеря. Вопросы?
– Вопросов нет.
– Действуйте… А мы с вами, товарищ прораб, пройдем, стало быть, на делянку.
Тихомиров впервые за сегодняшний день улыбнулся.
Дождь несколько поутих. Хрустальные капли висели на хвое, словно неведомые сказочные ягоды. Лес вздыхал, шевелился, жил…
Климов зорко глядел по сторонам, впитывал в себя дикую красоту. Когда его направили на участок, где на десятки километров вокруг не было никакого жилья, он вначале загрустил: как-то воспримет все это «боевая подруга»?
Жена Климова оканчивала пединститут. Они поженились, когда Володя учился на третьем курсе. А сам лейтенант удивительно быстро полюбил здешний край: вот за эту первозданность, суровость.
Преодолев невысокую каменистую гряду, Тихомиров и Климов вышли в долину реки. Справа и слева она была зажата мохнатыми сопками. Обычно зеленые, во время дождей они обросли ковром голубики и приобрели жутковатый ультрамариновый цвет.
Вся долина была покрыта свежими воронками шурфов. И на всем этом огромном полигоне жалкими козявками копошились три человека: один, согнувшись, стоял на берегу реки; второй долбил лунку, чтобы заложить очередной заряд; третий таскал к реке грунт.
Тихомиров зорким взглядом окинул долину, обращаясь к лейтенанту, удовлетворенно сказал:
– Все на месте… К кому пойдем?
– К начальнику.
Прораб понимающе кивнул, заковылял вдоль берега.
Вадим Петрович Шаронов в резиновых сапогах стоял в воде, нежно, как люльку младенца, качал лоток, выбрасывая пустую породу. Наконец он довел пробу до кондиции и дрожащими от возбуждения пальцами достал из кармана непромокаемой куртки большую лупу. Он с надеждой глянул в нее, как в волшебное зеркало, и тут же среди желтых пылинок кварца сверкнули золотые чешуйки. «Вот так-то…» – ехидно сказал Шаронов и кому-то невидимому погрозил кулаком.
– Вадим Петрович… – услышал он за спиной.
Шаронов оглянулся: на берегу стоял прораб Тихомиров и рядом с ним – румяный коренастый пограничник; накинутый плащ скрывал его погоны.
«Кто это? Офицер или солдат?» – тревожно подумал Шаронов.
– Вот… товарищ лейтенант… с заставы.
– Сейчас…
Шаронов вышел на берег, осторожно собрал пробу в полотняный мешочек, завязал его. Затем вытер тряпкой воспаленные, красные кисти, протянул офицеру руку, представился:
– Шаронов, начальник поисковой партии.
– Лейтенант Климов. Прибыл по сигналу… Следователь будет через несколько дней.
Вадим Петрович пристально глянул на пограничника, кадык его нервно дернулся.
– Замени меня, – приказал Шаронов прорабу и кивнул на лоток; затем предложил лейтенанту: – Отойдем в сторонку, потолкуем…
Пошли к небольшому переносному навесу, сели на пустые ящики.
– Курите?.. – с надеждой спросил Шаронов.
– Нет.
– Жалко… А то мои промокли… – Вадим Петрович приподнялся, посмотрел, как Тихомиров начал промывать очередную пробу, снова недоверчиво зыркнул на лейтенанта: – С какой миссией прибыли?
– Выяснить обстоятельства преступления… – Климов кашлянул и для солидности добавил: – В целях охраны границы…
– Вот как? – Шаронов удивленно вскинул брови. – А я думал, сейчас заломите нам руки и поведете под конвоем.
– Такого указания не было.
– И на том спасибо… – Вадим Петрович облегченно вздохнул. – Ну что ж… выясняйте…
– Скажите, вы… кого-нибудь из своих подозреваете?
– Любой мог угробить! – спокойно заявил Шаронов. – Дрянь народ…
– Не понял.
– Тужиков – бывший уголовник. Ему это дело оформить – пара пустяков… А Петя Никишин – ординарец начальника нашего управления – товарища Власенко. Он ко мне специально приставлен, так сказать, для досмотра… Из стратегических соображений тоже мог…
– Как это?
– Пояснить? – Губы Шаронова вытянулись в узкую нитку, подбородок обострился. – Вы знаете, что такое для геолога найти золото?..
Золото требует интуиции, удачи… Я несколько лет доказывал, что здесь оно есть… В управлении надо мной смеялись, товарищ Власенко лично говорил: заболел «золотой лихорадкой». С большим трудом я пробил эту разведку… И что же?.. – Вадим Петрович распахнул куртку, достал из-под нее планшет с картой. – Вот, смотрите… Это линии шлиховых проб, распределения золотых «знаков»… Контуры россыпи почти определены… Но мало того, как раз в ту роковую ночь я понял: здесь не просто россыпь… Здесь золотоносный узел! Там… – Он указал рукой на холмы, откуда текла река. – А это уже открытие мирового значения… И Петя Никишин все рас-пре-крас-но понимает… Он быстро смекнул, что будет с его шефом, когда в министерстве всплывут стенограммы наших заседаний, на которых я бился лбом, отстаивая свою идею… Но сейчас мы имеем один явный результат – труп промывальщика Мохова… Пролитая кровь проявит свою магическую силу… Считайте, эта карта залита ею… Хотите, я вам расскажу, что будет в ближайшие дни?.. Нашу разведку ликвидируют, меня на несколько лет отстранят от поисковых работ. А на следующий год сюда нагрянет товарищ Власенко! И блестяще подтвердит свои «гениальные догадки»!.. Так-то!..
Климов с изумлением выслушал этот монолог. Он недоверчиво всматривался в лицо Шаронова, не понимая, разыгрывает тот его или говорит серьезно? Вадим Петрович смотрел на него как сфинкс.
– Думаете, Никишин мог из-за этого пойти на преступление? – тихо спросил Климов. – Что-то не верится…
– Вы военный, значит – карьерист… Должны понимать!
Климов обиделся:
– Почему вы решили, что офицер обязательно карьерист?
– А что еще могло привести вас в армию? По виду вы парень городской, культурный… Или у вас папа маршал?
– Нет. Мой отец – врач… А службу свою я люблю. Такое явление вам известно?
Шаронов криво усмехнулся.
– За что, если не секрет? Что она вам дает?
– А за что любили свою работу Ушинский, Макаренко, Сухомлинский?.. Любой офицер, кроме всего прочего, – педагог… Или организатор воспитательного процесса… Каждый год ко мне приходят молодые ребята из деревень, из аулов, из поселков… А через два года я верну Родине настоящих мужчин – разве это не святое дело?
Шаронов облизал обветренные губы, прищурился, спросил:
– Вы сколько служите на заставе?
– Месяц.
Геолог рассмеялся, потом спросил:
– Как ваше имя, отчество?
– Владимир Николаевич.
– Давайте, Владимир Николаевич, заниматься своим делом. Я вам еще нужен?
– Нужны, – властно произнес лейтенант. – Расскажите, при каких обстоятельствах вы обнаружили тело Мохова?
– Я вам уже говорил: этой ночью у меня мелькнула догадка о золотоносном узле. Своего рода озарение… Понимаете?.. Характерные геологические особенности района, карта шлиховых проб – все это жило во мне, терзало, мучило… И вдруг я понял почему!.. Я был очень возбужден… Хотелось как-то успокоиться, проверить свои доводы… Надел куртку, вышел, долго ходил вдоль берега. Вернулся – в палатке лежит человек. Он был еще теплый… Я посмотрел на часы – без десяти минут два… Что еще? Замочек на сундуке был сорван. В руке Мохов держал самородок… Ну, это вы, наверно, знаете? Вот, пожалуй, и все…
– Когда выходили, ничего подозрительного не заметили?
– Нет. Все спали, день был тяжелый… Я сам падал от усталости.
– Потом вы пошли в большую палатку, подняли Тихомирова?..
– Да.
– Все были на месте?
– Я уже говорил: дрыхнули без задних ног…
– Как отнеслись люди к такому необычному происшествию?
– Спокойно. Народ суровый, без эмоций.
– Вы обращали внимание, у Мохова с кем-нибудь были сложные отношения?
– Повторяю, народ своеобразный… Джека Лондона читали?
Климов утвердительно кивнул.
– Вот… Значит, представление имеете… Любой из них мог его угробить. Даже Тихомиров… Он мужик себе на уме…
Спотыкаясь о крупную гальку, Климов брел по долине к тому месту, где кончалась линия воронок. Там здоровенный детина долбил ломом землю.
Лейтенант был недоволен предыдущим разговором. Во-первых, сам Шаронов ему не понравился – злой какой-то, дерганый. Но не это главное… Климову показалось, что Вадим Петрович не до конца был искренним, что-то не рассказал – утаил…
Между тем детина вставил в лунку красный патрон, вкрутил взрыватель; выполняя правила техники безопасности, огляделся по сторонам и увидел Климова. Он смахнул пот со лба, стал терпеливо ждать, когда тот подойдет.
– Здравствуйте… Я лейтенант Климов.
– Здравия желаю, товарищ лейтенант! – сверкнув крупными зубами, ответил богатырь. – Моя фамилия Никишин… Петя… Руку протягивать не буду: зело грязная… – Никишин снова улыбнулся и добродушно сказал: – Вас, товарищ лейтенант, еще там… на заставе, приметил. Я ведь тоже в пограничниках служил, в Среднеазиатском округе. Так что закален жгучими песками.
– Вот это замечательно, Петя, что вы бывший пограничник! – искренне обрадовался Климов. – Это подарок судьбы! Давайте мы с вами, как воины границы, обсудим оперативную обстановку?
– Давайте… – покладисто согласился Никишин. – Только сначала я «ахну» этот шурф, потом у меня по плану перекур. Тогда, стало быть, и поговорим. Ладно?
– Ладно… – Климов тоже улыбнулся и про себя подумал: «Все-таки Шаронов молодец! Личный состав свято блюдет дисциплину».
Никишин завел лейтенанта за большой валун, крутнул ручку машинки. Хлопнул взрыв, брызнули по сторонам комья грунта, запахло кислой гарью.
– Ну, вот и все, – трагическим тоном сказал Никишин. – Слушаю вас, товарищ лейтенант, очень внимательно.
– Как вы думаете, Петя, кто убил Мохова? – Климов старался уловить, какие чувства пробудит в собеседнике этот вопрос.
Никишин сунул руку под капюшон, почесал затылок. Шерстяная шапочка сдвинулась, из-под нее выползла потная прядь морковно-рыжих волос.
– Черт его знает, товарищ лейтенант! Ума не приложу! Может, кто со стороны? Хотя кто же? Разве медведь… – Петя достал из кармана кубик сахара, предложил: – Хотите?.. – Климов отказался; Никишин бросил сахар в рот, заложил за щеку, посасывая, сказал: – Мохов этот… скрытный мужик был, жадный. Я его не любил!
– С кем он дружил?
– Да ни с кем… Все больше молчком. Правда, иногда с Вадимом Петровичем шушукался.
– О чем?
– Не знаю.
Климов помолчал, обдумывая очередной вопрос, потом спросил:
– А Вадим Петрович… Он как… ничего парень?
Никишин лукаво ухмыльнулся:
– Начальство неудобно обсуждать.
Лейтенант смутился, попытался оправдаться:
– Вы меня не так поняли… Я уже говорил с Шароновым, он рассказал, что у него непростые отношения с Власенко – начальником управления.
– «Непростые» – не то слово, товарищ лейтенант. Власенко по-своему любит Шаронова. Вадим Петрович – его ученик, самый толковый… Только ведь он какой, Вадим Петрович? Самолюб – одного себя понимает… Власенко, пока начальником стал, и комариков своей кровушкой покормил, и болота помесил. За ним – медь, цинк, уголек в Якутии… А Шаронов сразу на золото нацелился.
– Так ведь нашел?
– Нашел… – уныло подтвердил Никишин.
– А Власенко не верил в успех?