Текст книги "Рюрик. Сын Годолюба (СИ)"

Автор книги: Даниил Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Должны…

Князь, между тем, обратился уже к своему дядьке:

– Боян! Шли нового гонца к брату: пусть беглецов наших встречает – а на помощь мне идти и не мыслит! Слишком много данов, сгинет вместе с дружиной – и ополчение ободритов никто не соберет. Славомир еще слишком мал и неопытен, за ним вои не пойдут… Да вели ворота в сторону Микилинабора открыть – женкам и деткам из Велиграда бежать, кто идти сам сможет. А кто не может… Те пусть в княжьей крепости схоронятся. Глядишь, деток-то малых и сбережем – будет нынче твердыня моя их «детинцем»!

Даром что немолод и тучен уже княжий дядька, но глаза Бояна сверкают, словно у молодого:

– Сделаю, княже!

– Горислав!

– Да, князь…

Годолюб внимательно посмотрел на поклонившегося ему, немолодого уже купца с осунувшимся, усталым лицом и темными кругами, глубоко залегшими под глазами. Момент, когда вестник явился в крепость, князь упустил – но купчина попался ему на глаза весьма кстати:

– Горькую весть ты принес мне сегодня, купец, полностью оправдал свое имя!

Горислав ничего не ответил на княжеское замечание, но согнулся еще ниже – хотя ведь ясно видно, что миновавшему расцвет зрелости мужу нелегко дается сей поклон!

– Но то, что ты вернулся упредить нас, не побоявшись остаться в осажденном граде, высокой награды стоит. Жив буду – отплачу по-княжески, вот мое слово! А пока можешь прислать своих женщин и детей малых в мою крепость. Дружинники сына моего будут беречь твоих внуков также, как и сестру мою, жену да сына!

– То великая честь, княже…

Горислав ответил с чувством, с искренней благодарностью – и Годолюб порывисто шагнул к купцу, положив руку тому на плечо:

– Тебя же я попрошу об ином: обратись к купцам, призови вместе с ратниками примкнуть к ополчению! Знаю я – искушенные в брани с морскими разбойниками, гриди ваши крепко помогут простым мужам в грядущей сече. Потребно задержать нам ворога, покуда жены и детки наши бегут в Микилинбор!

На мгновение прервавшись, князь добавил:

– Ополчение поведет Ратибор, старший гридь моей дружины; выходите за ворота и смело бейте по ворогу, но не медлите – я с дружиной на брань первым выйду!

Горислав не посмел ничего возразить князю. Умный, честный и явно неробкого десятка купец и сам уже смекнул, что слабо укрепленный Велиград станет ловушкой горожанам, коли те задержаться – и позволят данам себя окружить… А вот Ратибор посмел возразить Годолюбу – рослый и плечистый ратник, впервые проливший вражью кровь еще на поле Свентана, он счел важным заметить:

– Разумно ли выходить за стены против столь изрядной рати данов, княже? Если уж принимать бой – то все вместе!

Однако Годолюб лишь отрицательно мотнул головой:

– Поспешите к сече. Мужи ополчения охотнее и быстрее в бой пойдут, видя сражающегося князя!

Средний сын Вышана, впрочем, не сказал главного: он узнал парус драккара, заметно вырвавшегося вперед – и следующего к причалам Велиграда в сопровождение еще двух столь же быстрых судов. Ибо на парусе том искусно выткан огромный, черный ворон – символ верховного бога данов, Одина! Под таким парусом, как слышал в свое время князь, ходит сам конунг Гудфред… И, если тот первым причалит к берегу, уверенный в превосходстве многочисленной рати (как и в том, что славяне не рискнут выйти за стены крепости!), то есть реальный шанс встретить ворога на равных.

А там или убить, или пленить конунга… Но нужно действовать быстро – корабли данов вот-вот доберутся до причалов!

Выбор сделан – а раз сделан, то и сожалеть не о чем. Может, и не до конца отпустивший голову хмель толкнул князя в сечу… Но времени на долгие размышления Годолюба уже не осталось. А потому он поспешно сбежал со стены вниз, приняв из рук дружинника кольчугу с короткими рукавами – и натянул ее через голову прямо поверх праздничной рубахи. Вот и пояс с верным мечом – символом княжьей власти! За пояс отправляется и секира из харалуга, подарок тестя – а в руках оказываются крепкий щит и две сулицы.

– Береги сына!

Новоиспеченный отец, толком и не понявший, что такое отцовство и как быть родителем народившемуся сыну, быстро коснулся сухими, горячими губами лба Рюрика. И вроде и мал сынишка, и ничего не должен понимать, а на отца вроде как посмотрел испуганно… И тоскливо. Умила, законная жена, подавшая мужу ребенка, только отчаянно всхлипнула, не сумев ничего толком сказать уходящему на сечу Годолюбу – лишь кивнула уже вслед. Ибо горло ее перехватило от страха и рвущихся наружу рыданий... А вот Рада – младшая и уж больно воинственная сестра (ей бы мальчишкой родиться, добрый был бы воин!), яростно воскликнула, потрясая маленьким кулачком:

– Убей их всех, брат! Пусть знают, как нападать на ободритов!

Годолюб невольно усмехнулся – после чего отрывисто воскликнул:

– Открыть ворота!

Тотчас заскрипели прочные дубовые створки, отрываю дорогу к причалам – а князь обратился к дружинникам с короткой речью:

– Гриди мои, славные мои воины! Не на жизнь – на смерть зову вас за собой, потому как живыми нам из этой сечи не выйти… Кто трусит, кто готов бежать, предав честь воинскую – пусть бежит прямо сейчас! Покуда даны еще не высадились – и не догнали труса вместе с женкой его и детками!

Никто не стронулся с места – и приободрившись, Годолюб закончил:

– Не мы пришли к ворогу, не мы звали к себе данов! Но коли явились они на брань – то пусть сполна кровью умоются! Ворог запомнит нас – и будет вспоминать грядущую сечу в самых жутких ночных кошмарах! Гойда!

– Гойда!!!

Сквозь открытые ворота княжьей твердыни ринулась в бой дружина Годолюба в сто двадцать воинов, следуя под стягом с пламенным соколом Вышеславичей… С пламенным соколом-рарогом!

И уже вдогонку брату и его воям Рада воскликнула:

– Пусть сегодня сокол заклюет ворона! Пусть сегодня сокол заклюет ворона… – повторила девушка уже тише свою молитву-оберег, яростно сжимая кулачки.

Этой весной Раде исполнилось всего-то шестнадцать лет…

И не ведала ни она, ни средний брат ее, что старший их родич и верховный князь ободритов Дражко прямо сейчас прорубается из осажденной крепости, теряя последних своих воинов. Прорубается, чтобы бежать! Бежать… И собрать войско против восставших смолинцев и глинян, подло предавших союз ободритов и своего князя – и ударивших одновременно с данами!

Нет, не ведал о том Годолюб, посылая людей своих в искусно подготовленную ворогом ловушку…

Глава 2. Схватка с данами.

Велиград, стольный град князя Годолюба, вождя бодричей. Лето 808 года от Рождества Христова.

То ли не выветрившийся еще хмель, то ли сама многочисленность кораблей данов, то ли гнетущее чувство неизбежного конца (а может, и все вместе!) помешали Годолюбу правильно оценить размеры «Клака», по-славянски «Ворона» – драккара конунга Гудфреда. Ибо последний нес не жалкие полсотни, а целых восемь десятков хирдманов! Ладьи-то славян поменьше будут… А потому на сто двадцать гридей (дружины трех ободритских судов), спешащих к месту высадки конунга, пришлось около ста восьмидесяти данов – на треть больше ворогов, на целых шестьдесят хирдманов!

И пусть уже открылись ворота Велиграда, ведущие к причалам, и Ратибор с Бояном уже повели на помощь князю ополчение и дружины купеческие – но и множество драккаров датских вот-вот пристанут к берегу… Только победа в самом начале схватки, только гибель Гудфреда или его пленение (особенно его пленение!) могут изменить ход вторжения северян.

Обе стороны это понимают…

На стороне данов – преимущество в численности. Однако они только начали высадку и не успели построиться, объединить хирды; ободриты же ясно видят свою цель, стремительно приближаясь именно к «Ворону»! И когда до драккара Гудфреда осталось три с половиной десятка шагов, над головами дружинных раздался зычный крик князя:

– Сулицы!

А в ответ, с секундным запозданием, проревел приказ:

– Скъялборг!

Ступившие на причал даны вытянулись в единую линию в три-четыре ряда глубиной. А по команде херсира, вовремя среагировавшего на опасность, они принялись спешно строить «черепаху»… Хидманы первой линии чуть присели, опустив щиты к поясу и прикрыв ими грудь и живот, воины второй линии подняли собственную защиту над головами соратников под небольшим углом, заодно прикрыв и себя. Оставшиеся же даны вскинули щиты над головами, смыкая их краями… Но успели не все!

Как и не все хирдманы успели покинуть драккар в тот миг, когда град славянских дротиков обрушился на их головы…

Ободриты умеют метко и с большой силой кидать свои сулицы – при этом точно выверяя бросок так, чтобы дротик не кувыркнулся в воздухе, не рухнул на землю древком. И следующие впереди гриди смогли сделать бросок с подбега, чуть увечив дальность полета сулицы – дротики их обрушились на драккар и тех данов, кто не успел еще спрыгнуть на причал! Одного сулица так вовсе и поразила прямо в прыжке, бросив раненого в воду… А те воины, кто бежал в глубине строя, метали дротики по-ромейски – зажав древко обратным хватом и направив его вдоль опущенной вниз руки. В момент же броска их сулицы взмыли практически отвесно вверх! Но в нужный миг рука опытного дружинника немного наклонит острие дротика так, чтобы он хоть и навесом, но полетел именно в сторону ворога…

– Клином! Вперед!!!

Атакующее построение малой дружины – практически всегда клин. Стена щитов «скъялборг», у древних римлян известная как «черепаха», есть сугубо защитное построение, позволяющее пережить обстрел врага практически любой плотности. Главное – успеть вовремя ее построить… Иногда «стеной щитов» именуют также ровный строй пешцев, сходящихся с противником так, чтобы удержать единую линию сомкнутых на уровне груди щитов, ощетинившись при этом копьями! Но это на самом деле это уже «еж» копейщиков…

А поскольку гриди Годолюба – все воины умелые, освоившие ратное искусство под началом опытных наставников вроде Бояна (а кто-то успел уже и пролить кровь саксов), то и перестроились они в клин прямо на бегу, перед самым ударом… Разгоняя кровь в жилах яростным кличем:

– Бе-е-е-е-ей!!!

– Вер вик, херек ком!

На славянских клин обрушился встречный град дротиков-гафлаков и легких метательных топориков-франциск. И пусть дружинники также перекрылись щитами, стараясь поднять их над головами или на уровне груди, монолит «черепахи» на бегу сохранить невозможно – а ударивший в лицо дротик несет с собой неотвратимую смерть… Увы, звенья кольчуги также не могут остановить остро наточенный наконечник легкого метательного копья.

Но все же одно бесспорное преимущество у клина славян было – скорость бега вкупе с небольшим расстоянием, отделяющим бодричей от врага. Даны успели сделать единственный бросок своих гафлаков и франциск прежде, чем понесшие потери, но даже не думавшие сбавить шаг гриди врезались в щитовой строй северян! И даже раненые бодричи продолжили свой бег…

– А-а-а-а-а!!!

Яростно заревели воины с обеих сторон, сшибаясь в яростной сече! Кто-то из славян пал в первые же мгновения – буквально напоровшись на выставленные данами копья. Но в точке удара клина оказалось слишком мало хирдманов, чтобы остановить бодричей на копейных остриях – или хотя бы удержать строй! В то время как инерции бега и напора толкающих в спину дружинников хватило, чтобы глубокий клин сотни гридей буквально протаранил три-четыре ряда данов – и в считанные мгновения развалил их «стену щитов».

Бодричи прорвались к драккару…

Годолюб не мог и не должен был находиться на острие клина – ибо бегущие впереди воины зачастую первыми и гибнут. Нет, он был надежно закрыт от копий и гафлаков данов спинами дружинников – но когда их клин развалился, прорвав строй датского «ежа», когда вокруг закипела яростная сеча, князь уже не мог избежать битвы… Но он и не желал этого! В сопровождении всего пары отборных ближников Годолюб упрямо рванул к невысокому борту драккара, заприметив на корабле рослого воина в богато украшенном серебряными и золотыми пластинами шлеме… И замершего в окружении всего десятка хольдов – отборных, самых преданных воинов.

– За мной, вои! Конунг на ладье!

Кто-то из дружинников последовал за князем – а навстречу ему и ближникам уже ринулись хольды. Два гафлака с пугающей мощью врезались в княжеский щит, прошибив обтянутые кожей доски! Хорошо хоть, что не задели предплечье и саму кисть, сжимающую внутреннюю перекладину щита кулачным хватом… Но острие дротика, пробившее дерево защиты буквально в вершке от лица Годолюба (столь вовремя вскинувшего щит к голове!), заставило князя оторопело замереть – пусть всего на краткое мгновение.

– Бей!

Бодря себя боевым кличем, Годолюб поборол страх усилием воли – и заставил себя шагнуть вперед по неширокому настилу, разделяющему гребные скамьи по бортам драккара. Щит ожидаемо потянуло вниз – и князь с силой метнул вторую сулицу в сторону конунга; дротик, отправленный в полет точным и резким броском, остановили щиты хольдов. Но Годолюбу было важнее избавиться от сулицы, чтобы тотчас рвануть из-за пояса секиру – и размашисто рубануть ей по древку застрявшего гафлака… Боек из харалуга легко перерубил дерево – но избавиться от второго дротика князь не успел: навстречу ему шагнул рослый хольд. Без всяких премудростей – но с огромной силой! – он рубанул боевым топором сверху вниз, целя в голову Годолюба!

Из-за прибавившейся тяжести щита, князь не успел подставить под удар секира железный умбон... И тотчас гулко затрещало лопающееся дерево: боек вражеского топора глубоко вгрызся в доски защиты! Но когда хольд рванул секиру на себя, та не подалась сразу, подарив ободриту лишнее мгновение… И тот успел им воспользоваться, обрушив собственный топор на правую руку дана! Угодил князь точно по предплечью противника, не прикрытому коротким рукавом кольчуги…

– А-а-а-а!!!

Как же пронзительно закричал раненый хольд, невольно выпустив секиру из непослушных пальцев! Та тяжело шлепнулась на доски настила – а князь успел срубить древко второго гафлака, засевшего в щите… И едва не упал от сильнейшего толчка! Хольд вложил всю свою ярость и боль в удар щитом в щит противника – но отброшенный назад, Годолюб все же устоял на ногах. И когда безумно вопящий дан вновь ринулся на него, князь заученно припал на колено – чтобы подрубить ближнюю ногу хольда размашистым ударом секиры!

Удар топора буквально подсек тяжело рухнувшего на настил ворога… А следом еще один удар; боек вгрызся в открытое лицо хольда, оборвав северянину жизнь.

Но и сам Годолюб не успел даже выпрямиться, как ему вновь пришлось перекрыться щитом: в сей раз на защиту обрушился рубящий удар меча! Не иначе как херсир врага вступил в бой…

Но теперь ободриту не мешала лишняя тяжесть – и он умело подставил под рухнувший сверху клинок железный умбон... С каким же оглушительным лязгом переломился меч дана! Однако полетевшая вдогонку секира уже не нашла ворога – тот быстро отскочил назад, подхватив выроненный хольдом топор…

Годолюб успел быстро оглядеться. Бой на корабле кипит уже вовсю; справа и слева воины рубятся промеж гребных скамей – а число ободритов на судне конунга растет с каждым мгновением! И лишь сам князь и херсир сошлись на настиле, посреди дарккара – в то время как Гудфред одиноко замер у рулевого весла… Уже без защиты хольдов.

– Бей!

Князь буквально прорычал свой призыв в лицо дана, дернувшись в сторону противника – и приняв встречный выпад на щит… Совсем простая уловка – но херсир же видит закипевшую на судне сечу и понимает, что каждое мгновение промедления могут стоить конунгу жизни! А потому он рискнул нанести быстрый и сильный удар в голову раскрывшегося в атаке ободрита...

Вот только атака эта была ложной! Годолюб мгновенно закрылся, скрутив корпус – и провалив ворога в удар; боек вражеской секиры только скользнул по развернутому вдоль туловища щиту… А князь уже сам рубанул в ответ, дотянувшись лезвием топора до шеи открывшегося справа херсира!

Противник молча рухнул на настил, обдав Годолюба кровью из широкой, рубленной раны – но в бой уже вступил сам конунг, пружинисто скакнувший вперед… Точный и выверенный выпад копья Гудфред направил в нижнюю кромку щита ободрита. И этот удар провалил защиту князя, не успевшего толком встретить укол врага; царапнув кожу на досках, листовидный наконечник вошел точно в живот Годолюба, порвав звенья кольчуги… А конунг уже рванул копье назад, отступив на пару шагов. Теперь ободрит куда быстрее изойдет кровью...

В иное время тяжелая рана тотчас свалила бы князя – но сейчас, разгоряченный боем (и выпитым на пиру медом, сильно притупившим боль), он почувствовал лишь острое жжение… Да неукротимое желание отомстить.

Действуя на одних инстинктах, Годолюб метнул во врага топор, целя в голову. Противник успел закрыться собственным щитом – и секира с силой вгрызлась в дерево, крепко тряхнув конкунга... Но защищаясь, дан не успел уколоть вновь: князь, вырвав из ножен меч, уже рванул к Гудфреду, одним прыжком сократив разделяющее их расстояние.

Накоротке копье дана оказалось бесполезно; спешно выпустив его из пальцев, конунг потянулся было к рукояти клинка… Но тяжелый удар щитом в щит отбросил Гудфреда к рулевому веслу! И прежде, чем он выхватил бы из ножен собственный меч, на дана стремительно рухнул меч Годолюба…

Припавший на колено конунг замешкался, пытаясь восстановить равновесие – и только в последний миг потянул вверх потяжелевший щит. Не успел! Лишь самой его кромкой дан встретил падающий сверху клинок ободрита, немного погасив смертельный удар... Обреченный князь метил в голову – и добился цели: его меч с силой обрушился на золоченый, искусно украшенный шлем Гудфреда… Но, чуть потеряв в силе, уже не сумел разрубить продольный гребень – тяжелый удар лишь оглушил конунга, повергнув бесчувственного дана на настил…

Еще один, добивающий удар!

Но князь промедлил. Ведь даже сквозь пелену охватившей его ярости и страха он вспомнил, что остановить вторжение ворога возможно лишь пленив их вождя, разменяв его жизнь на уход данов из владений ободритов… И клинок его так и не опустился на поверженного конунга.

А мгновение спустя брошенный с приближающегося драккара гафлак с силой ударил Годолюба в правое плечо, сбив раненого князя с ног. Ярл Хальфдан «Кровавый топор» поспел к сече, вплотную прижавшись бортом своего «Змея» к «Ворону» конунга – так, словно собрался взять его на меч в морском бою! Что не очень далеко от истины – ведь ободриты перебили практически всех хольдов Гудфреда, а последний только-только начал приходить в себя…

– Вер вик, херек ком!!!

Даны ринулись через борт «Ворона» густой толпой, сразу же начав теснить славян с драккара. Гриди вынужденно подались назад, сцепив щиты – и шаг за шагом пятясь под натиском превосходящего числом ворога… Ярл Хальфдан – известный своей жестокостью к побежденным морской разбойник. И он накопил достаточно награбленного добра, чтобы построить «Морского змея» – вместительный драккар на восемь десятков воинов! А жаждущие славы и богатств безземельные мужи-дренги с охотой идут в хирд везучего и успешного хевдинга – в основном, правда, подобные «Кровавому топору», безжалостные убийцы и разбойники…

В хаосе сечи ободриты уже не видели Годолюба – как и не видели смерти двух его ближников, до последнего рубившихся над телом раненого князя. Положение уцелевших гридей оказалось весьма незавидным: прорвавшись на «Ворона» первым же яростным натиском, вскоре они увязли в сече как на драккаре, так и на подступах к нему. Ибо на причалах численное превосходство изначально было на стороне данов – в схватку незамедлительно вступили хирды с двух оставшихся кораблей…

Ход боя временно переломили подоспевшие ополченцы и гриди купеческой охраны. Ободриты нестройной толпой (а иначе как бы им удалось так скоро прийти на помощь княжеским дружинникам?) врезались в строй данов – едва успевших сцепить щиты и развернуться лицом к новому противнику! И славяне принялись неумолимо теснить ворога к воде, напирая массой воинов… Казалось, что все еще может получится, что бой еще можно выиграть, захватив конунга! Но в считанные мгновения к причалам один за другим пристало свыше дюжины драккаров, свежие хирдманы сотнями ринулись в сечу – и численное превосходство вскоре оказалось на стороне врага…

Между тем, уже поднялся на ноги Гудфред, замерший над телом истекающего кровью и обессилившего Годолюба, впавшего в спасительное забытье. Подле конунга остался и ярл Хальфдан, словно бы не замечающий кипящей на причалах сечи:

– Отличный бросок!

Гудфред, не очень-то и уважающий чванливого, жестокого ярла, лишь хмуро кивнул, соглашаясь с похвальбой последнего – он не мог знать, что добивающий удар остановил вовсе не гафлак «Кровавого топора», что сам Годолюб удержал руку… Однако меч ободрита привлек внимание вождя данов – точнее узорчатая, тщательная отделка бронзовой (и посеребренной сверху) рукояти. А также явно не дешевый шлем с позолотой гребня! Конунг перевел взгляд на чуть более простые шеломы павших гридей – и вспомнил, с какой яростью и упорством двое ободритов рубились над телом его несостоявшегося убийцы… Взвесив все, он пришел к совершенно правильному выводу:

– Похоже, ты ранил местного князя, Хальфдан.

Ярл самодовольно кивнул, украдкой вырвав из щита конунга секиру с необычного цвета, практически белым бойком (что с боя взято, то свято!), после чего обернулся к раненому ободриту:

– Прикажи вздернуть его на мачте, конунг! Пусть славянские псы видят, что их вождь мертв – тогда быстрее сложат оружие!

Гудфред только неприязненно дернул щекой, в глубине своего сердца желая вздернуть на мачте «Ворона» выскочку-Хальфдана (и прибрать к рукам награбленное ярлом добро!) – но вслух он произнес совсем иное:

– Ты прав, «Кровавый топор». Подвесить грязного пса за шею, чтобы свора видела участь вожака!

…Потерявший много крови Годолюб, вложивший весь огонь оставшейся жизни в последний натиск, так и не пришел в себя. Ни когда вокруг его шеи затягивали петлю – ни когда даны, перебросив веревку через поперечный брус на мачте, начали тянуть вверх безвольно болтающееся на канате тело князя. Причем шлем с Годолюба никто не снял – золото на его гребне должны были увидеть все сражающиеся…