Текст книги "Том 1. Стихотворения, переводы"

Ваньки Встаньки [II]^*

 
ты послушай ка карась
имя палкой перебрось
а потом руби направо
и не спрашивай зараз
то Володю то Серёжу
то верёвку павар
то ли куру молодую
то ли повора вора
 
 
Разбери который лучше
может цапаться за тучи
перемыгой серебром
девятнадцатым ребром
разворачивать корыто
у собачий конуры
где пупырыши нерыты
и колеблется Нарым
 
 
Там лежали Михаилы
вонючими шкурами
до полуночи хилые
а под утро Шурами
 
 
И в прошлую середу
откидывая зановеси
прохожему серому
едва показалися
 
 
сначало до плечика
румяного шарика
а после до клетчатых
штанишек ошпаривали
 
 
мне сказали на ушко
что чудо явилося
и царица Матушка
сама удивилася:
 
 
  ах как же это милые?
  как же это можно?
  я шла себе мимо
  носила дрожжи
 
 
вошёл барабанщик
аршином в рост
его раненная щека
отвисала просто
 
 
он не слышет музыки
и нянин плач
на нём штаны узкие
и каленкоровый плащ
простите пожалуйсто
я покривил душой
сердце сжалося
я чужой
 

– входит барабанщик небольшого роста –

 
ах как же это можно?
я знал заранее
– взял две ложки –
  – ВЫ ИЗРАНЕНЫ. –
  – ЗАНОВЕСЬ
собака ногу поднимает
ради си ради си
солдат Евангелие понимает
только в Сирии только в Сирии
 
 
но даже в Сирию солдат не хочет
плюет пропойца куда то
и в Сирию бросает кочень
где так умны Солдаты
 
 
ему бы пеночки не слизывать
ему бы всё: «руби да бей»
да чтобы сёстры ходили с клизмами
да чтобы было сто рублей
 
 
  солдат а солдат
  сколько тебе лет?
  где твоя полатка?
  и твой пистолет. –
 
 
кнучу в прихвостень кобыле
хоть бы куча
хоть бы мох
располуженной посуды
не полю не лужу
и в приподнятом бокале
покажу тебе ужо!
 
 
Едет мама серафимом
на ослице прямо в тыл
покупает сарафаны
и персидскую тафту
 

– солдат отворачивается и больше не хочет разговаривать –

 
открылось дверце подкидное
запрятало пятнашку
сказало протопопу Ною:
– позвольте пятку вашу –
 
 
я не дам пятку
шнельклопс
дуй в ягоду
шнельклопс
 
 
разрешите вам не поверить
я архимандрит
а вы протопоп
а то рассержусь
и от самой Твери
возьму да и проедусь по полу
 
 
он рас-стегивает мундир
забикренивает папаху
и садится на ковёр
и свистит в четыре пальца:
 
 
пью фюфилы на фуфу
еду мальчиком а Уфу
щекати меня судак
и под мышку и сюда
ихи блохи не хоши
пуфы боже на матрасе.
 
 
за бородатым бегут сутуленькие
в клети пугается коза
а с неба разные свистульки
картошкой сыпятся в глаза
туды сюды
да плеть хвоста
да ты да я
да пой нога
считает пальцами до ста
и слышит голос: «помогай»
 
 
обернулся парусом
лезет выше клироса
до месяца не долез
до города не дошёл
 
 
обнимались старушки плакали
замочили туфли лаковые
со свечой читали Лермонтова
влюбились в кого го то кавалера там
 
 
на груди у него солнышко
а сестра его совушка
волоса его рыжие
  королеву прижили
  может кушать рябчика
  да и то только в тряпочке
  у него две шашки длинные на стене висят…
  Господи Помилуй
  свят свят свят
 

– черти испугались молитвы и ушли из Гефсиманского сада, тогда самый святой человек сказал: –

 
здорово пить утрами молоко
и выходить гулять часа так на четыре
О человек! исполни сей закон
и на тебя не вскочит чирий.
 
 
  ПОСЛУШАЙТЕ
  сегодня например
  какой то князь сказал своей любовнице:
  – иди и вырый мне могилу на Днепре
  и принеси листок смаковницы –
 
 
  Она пошла уже козалось в камыши
  Но видет (!) князь (!) за ней (!) бежит (!)
  кидает сумрачный ноган
  к её растерзанным ногам
  прости-прости я нехороший
 
 
  раз 2 3 4 5 6 7 . . . . . . . . . . . . . . .
  а сам тихонько зубы крошит
  как будто праведный совсем
 
 
О человек! исполни сей закон
и на тебя не вскочит чирий
метай рубашками в загон –
как говориться в притче:
– плен духу твоему язычник
и разуму закованная цепь –
 

– за кулисами говорят шёпотом, и публика с трепетом ловит бабочку. Несут изображение царя. Кто то фыркает в ладонь и говорит: блинчики. Его выводят –

 
  Выйди глупый человек
  и глупая лошадь
  на Серёже полаче
  и на Володе тоже
стыдно совестно и неприлично
говорить блинчики
а если комната вдобавок девичая
то нужно говорить как-то иначе
 

– Все удовлетворены и идут к выходу –

ВСЁ

Даниил Хармс

1926 г. 11 февр.

Половинки^*

 
  присудили у стогов
  месяцем и речкою
  и махнула голова
  месяца голова
  толстою ручкою
    позавидовала ей
    баба руку ей
    позавидовала баба
    корамыслами
    на дворе моём широком
    вышивают конаплёй
    дедка валенками шлёпает
    и пьёт молоко
  позавидовала я
  вот такими дулями
  и родила меня мать
  чехардой придорожною
  а крестил меня поп
  не поп а малина –
    вся то распосадница
    батькина бухта
    лавку закапала
    вороньим яйцом
    больно родимая
    грудью заухала
    мыльными пузырьками
    батьке в лицо
  ахнули бусы
  бабы фыркали
  стукала лопата
  в брюхо ему
  избы попы
  и звёзды русые
  речка игрушка
  и солнце лимон
    разные церковки
  птички, палочки
  оконце лааковое расшитое
  всё побежало
  побежало и ахнуло
сам я вдеваю кол в решето
  б'ется в лесу фантан фантбвич
  грузди сбирает
  селеним паша
  перья точат
  мальчик Митя
  уснул в лесу
холодно в рубашке
кидаться шишками
кожа пупырашками
буд-то гусиная
высохли мочалками
волосы под мышками
хлещет бог
бог – осиновый
  ахнули бусы
  бабы ахнули
  радугами стонет
  баба Богородица
  лик её вышитый
  груди глажены
  веки мигнут
  и опять
  закроются
сукровицей кажется потеют и дохнут навозные кучи
  скучно в лесу!
  в дремучем невесело!
мне то старухи до печёнки скучно
  мальчика Митю
    в церковь
    НЕСТЬ
  ведьма ты ведьма
  кому ты позавидовала?
  месяц пупом сел на живот!
  мальчика Митю
  чтоб его (!) идола
сам я вдеваю кол в решето
  сам я сижу
  матыгой
    ночью
  жду перелесья
  синего утра
  и кто то меня за плечо ворбочает
  тянет на улицу
  мой рукав
    ЗНАЮ
    от сюдова
    мне не поверят
    мне не разбить
    ключевой тиши
    дедка мороз стучится в двери
    месяц раскинул
    в небе шалаши,
  стены мои звончее пахаря
  крепче жимолости в росту
  крепли и крепли
  и вдруг
  заахала
  бабы и бусы и шар на мосту
  – милый голубку милой посылает –
    шлет куличи
    и хлай на столе
  а губы плюются
  в дым кисилями
  а руки ласкаются
  ниже колен
    бабка пела
    небу новоселье
    небо полотенце!
    небо уж не то!
    бабка поля пшеном засеяла
    сам я вдеваю кол в решето
  пряжею бабкиной
  месяц утонет
  уши его
  разольются рёчкою –
  – там из окна
  соседнего домика
  бабка ему
  махнула ручкою –
 

ВСЁ

Школа ЧИНАРЕЙ

Взирь зауми

Даниил Хармс

<1926>

«в репей закутаная лошадь…»^*

 
в репей закутаная лошадь
как репа из носу валилась
к утру лиш отперли конюшни
так заповедал сам Ефрейтор
Он в чистом галстуке
и сквозь решётку
во рту на золоте царапин шесть
едва откинув одеяло ползает
и слышет бабушка
под фонарями свист.
И слышет бабушка ушами мягкими
как кони брызгают слюной
и как давно земля курносая
стоит горбом на трёх китах
Но вдруг Ефрейтора супруга
замрёт в объятиях упругих
Как тихо станет конь презренный
в лицо накрашенной измене
творить акафисты по кругу
и поджидать свою подругу
Но взора глаз не терпит стража
его последние слова
Как он суров и детям страшен
и в жиле бьётся кровь славян
И видит он: его голубка
лежит на грязной мостовой
и зонтик ломаный и юбку
и гребень в волосе простой
Артур любимый верно снится
в бобровой шапке утром ей
И вот уже дрожат ресницы
и ноги ходят по траве.
Я знаю бедная Наташа
концы расщелены глухой
где человек плечами дышет
и дети родятся хулой
Там быстро щёлкает рубанок
а дни минутами летят
там пни растут. Там спит дитя.
Там бьет лесничий в барабаны.
 

1-2 мая 1926

Конец героя^*

 
Живи хвостом сухих корений
за миром брошенных творений
бросая камни в небо в воду ль
держась пустынником поотдаль
в красе бушующих румян
хлещи отравленным ура
призыва нежный алатырь
и Бога чёрный монастырь
Шумит ребячая проказа
до девки 107-го раза
и латы воина шумят
при пухлом шопоте шулят
Сады плодов и винограда
вокруг широкая ограда
мелькает девушка в окне.
Софокл вдруг подходит к ней
Не мучь передника рукою
и цвет волос своих не мучь
твоя рука жару прогонит
и дядька вынорнит из туч
и вмиг разбившись на матрасе
восстанет молод и прекрасен
и стоком бережных имян
как водолей пронзит меня
Сухое дерево ломалось
она в окне своём пугалась
бросала стражу и дозор
и щёки красила в позор
уж день вертелся в двери эти
шуты плясали в оперете
и ловкий крик блестящих дам
кричал: я честь свою отдам!
Под стук и лепет колотушек
Дитя свечу свою потушит
Потом идет в леса укропа
В куриный дом и бабий ропот
крутя усы бежит полковник
минутной храбростью кичась
Сударыня я ваш поклонник
Скажите мне который час?
Она же взяв часы тугие
и не взирая на него
не слышет жалобы другие
повелевает выйти вон.
А я под знаменем в бою
плюю в колодец и пою:
Пусть ветер палубу колышет
но ветра стон моряк не слышет
Пусть дева плачет о зиме
и молоко даёт змее
Я окрестясь сухим приветом
стелю кровать себе при этом
бросая в небо дерзкий глас
и проходя четвертый класс,
из леса выпрогнит метёлка
Умрёт в углу моя светёлка
Восстанет мёртвый на помост
с блином во рту промчится пост
как жнец над пряхою не дышет
как пряха нож вздымает выше
Не слышу я и не гляжу
как пёс под знаменем лежу.
Но виден мне конец героя
глаза распухшие от крови
могилу с имянем попа
и звон копающих лопат,
и виден мне келейник ровный
упряжка скучная и дровни
Ковёр раскинутых саней
лихая кичка: поскорей!
конец не так моя Розалья
пройдя всего лишь жизни треть
его схватили и связали
а дальше я не стал смотреть
и з<а>потев в могучем росте
всегда ликующий такой
никто не скажет и не спросит
и не помянет за упокой.
 

Назад к карточке книги "Том 1. Стихотворения, переводы"