Текст книги "Потаённый уголок: акт второй (СИ)"
Автор книги: Даниил Данковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
И действие прекратилось, зал охватило молчание, долгое, полное смятения. А вот меня беспокоило, что они не поняли, что не приняли, и думал я так до тех пор, пока... Спустя время тишину нарушили громкие аплодисменты всего зала. Только аплодисменты, предназначавшиеся миниатюре, а не только актёрам. Ими упивалась Снежинка, вскочившая с места и постоянно, театрально, кланявшаяся всем. А вот Снежана сидела на месте прижав губы и озираясь по сторонам. Она прекрасно понимала, в чьих руках победа.
– Вот! Отлично же вышло? Всегда мечтала эту сцену вот так изменить, а он не слушал меня.
– Он?
– Не обращай внимания, – посмеиваясь, отмахнулась Снежинка рукой.
Зал уже опустел, представление окончилось, и тогда присутствующие единодушно выбрали победителем Снежинку. В том числе и я. А что делать? Такая версия и правда была чем-то внезапным, захватывающей, никто не ждал такого поворота, все привыкли к сцене из фильма, и вот всё изменилось на глазах, при этом не нарушив повествования. И результат соответствующий.
– Знаешь, мне всегда казалось, что этот герой должен действовать так. Ведь он виновен в этом, сам набросился, наговорил, и сам должен всё изменить. Да и его это всё просто сломило в тот момент.
– Ну да, заметил.
Мы сидели на убранных на свои места стульях, за столом, и Снежинка рассказывала о своих впечатлениях, а Стас и Настя сейчас отдыхали в комнате "Уголка", Влад же сразу смылся домой. Только Снежана... После того, как выбрали победителя, она спешно вышла из зала и уже минут двадцать не появлялась. Да ещё и бросила мне, решившему пойти вслед за ней, чтобы не смел этого делать. Твёрдо так сказала, жестоко, отчего я и сидел теперь тут, и ждал.
Только забавно было, что в конце Снежинка вышла на сцену и громко произнесла: "Все, кому понравилось и хочет ещё, приглашаю к нам в "Уголок", мы рады вам! И приберите там – намусорили". Последние слова принадлежали её классу, а вот начальные так и трубили, что она считает себя теперь режиссёром нашего драмкружка.
Снежинка о чём-то продолжала тарахтеть, а я слушал её в пол уха, думая больше о том, как там Снежана, в школе ли она ещё, или ушла домой? Да вот только сегодня она проиграла, а значит потеряла место режиссёра, и как это отразится на ней, сломит ли её, я не знал. Хотелось её найти, но...
– Ты меня хоть слушаешь? – махая мне рукой, привлекая к себе внимание, сказала Снежинка.
– А, прости, задумался. Что ты говорила?
– Я говорила тебе, что приду завтра к вам знакомиться как ваш новый режиссёр, так что будьте на месте. Надо решать, как будем ставить новогодний спектакль, а мне лучше узнать от вашей главной, что и как там. Где она, кстати?
Я ей хотел сказать, что думаю на этот счёт, ведь и она тогда была рядом, только её "внимательность" больше цепляет моя одежда, но хотелось сказать, как себя теперь лучше вести, но она вдруг выпрямила спину и посмотрела вперёд, увидев там кого-то.
– Хей! Иди к нам, мы как раз о завтрашней встрече говорим!
У входа стояла Снежана. Она внимательно смотрела на нас, точнее, на Снежинку, как на какого-нибудь врага, даже отсюда чувствовалась её решительность и злость, готовая, как мне кажется, спалить Снежинку на месте. И вот тут мне показалось, что сейчас что-то будет, очень неприятно. И сидевшая напротив меня весёлая девчонка сейчас растеряла свой на строй, улыбку сдуло.
Не отвечая на приветствие, Снежана пошла к нам, держа кулаки сжатыми.
– Ты чего? – спросил я, когда она встала возле меня. Но она просто прошла мимо, даже не обратив на меня внимания.
– Слушай сейчас меня, – твёрдым голосом начала Снежана, – можешь забыть про своё желание быть режиссёром, можешь даже не мечтать об этом, режиссёр тут я, и я доведу мечту сестры до конца. Поняла?
В её голосе сквозила злоба и ненависть, она не собиралась отдавать свой пост, своё место, ради которого перевелась в эту школу, из-за своей погибшей сестры, которая не довела своё дело до конца. Я помнил эту историю, и сейчас догадывался – она любыми способами добьётся своего, и никогда не отдаст свою мечту в другие руки.
А вот Снежинка, похоже, не верила своим ушам, эти слова на неё подействовали не хуже холодной войны в морозный день. Некогда счастливая, теперь она смотрела на пришедшую с открытым от удивления ртом и широкими глазами, в которых читалось непонимание и... страх?
– Ты... – проговорила Снежинка тихим голосом.
Надо было вклиниться в разговор, встать между ними стеной, но я и с места не мог сдвинуться, сам был поражён услышанным, не веря своим ушам. Снежана сейчас просто наплевала на всё и гнула свою линию.
– Можешь всё забыть и убираться отсюда, ты тут не нужна, больше не вставай на моей дорого. Поняла?
– Ты... – снова произнесла она. – ...Как они.
Чего? Я не знал, о ком она говорит, но смотреть на неё сейчас было страшно, её словно сломали. Я заметил страх в её глазах, она смотрела на Снежану как затравленный котёнок, человек, перед которым не девчонка младше её, а словно бы зверь, с длинными зубами и желанием сожрать Снежинку на месте. Она просто тряслась от страха.
– А теперь можешь убираться отсюда, – всё так же жестко произнесла Снежана, отходя в сторону. – Ещё раз тут увижу – пожалеешь.
Последние слова, не знаю почему, подействовали, Снежинку аж передёрнула от страха, она почти заревела и моментально, больше не слушая, встала и сорвалась с места, побежав к выходу, будто от этого зависела её жизнь. Снежана в этот момент довольно улыбнулась.
– Шустро помчалась, – услышал я её радостный голос. – Пошли в комнату, перед уходом надо...
Я какое-то время раскрыв рот смотрел на неё, не слушая, пока, наконец, слова не вырвались наружу:
– Ты совсем рехнулась?! – выкрикнул я, вставая, и не думая больше ни о чём, побежал вслед за Снежинкой.
Это был уже перегиб.
Глава 10
– Ох, блин! – выскользнули из рта мои эмоции, когда, не смотря себе под ноги, чуть не сверзился с лестницы, вовремя схватившись за перила.
Поспешишь, людей насмешишь, да и кости потом долго собирать, но спешить было куда, правда не знал, где искать Снежинку – очень уж быстро она испарилась. Предположим она спустилась к раздевалке, взять одежду и уйти домой, куда я и решил направиться, тогда мне плюс. Ну а может решила спрятаться в кружке рукоделия, запереться там, и, если их главная ещё не ушла, тогда Александра могла погнать меня пинками куда подальше, лишь бы больше не плакала подруга. Так что я выбрал дорогу попроще, сбегал теперь в низ, абсолютно не понимая, что с ней случилось такого, мне казалось, сломить её будет сложно, она на всё пойдёт, лишь бы добиться своего, и само это представление доказывало это. А тут вон как. И чего это нашло на нашу безэмоциональную главную, поставить историю сестры ей настолько важно, раз она решила пойти на такое? Но всё это не устраивал меня, надо было найти Снежинку.
– Ты чего там шумишь? Домой уже иди, – услышал я строгий басистый мужской голос. Спустившись с последней лестницы, повернулся направо. Из коридора вышел знакомый охранник, который тут скорей всего работал без перерыва всю неделю, с лицом, будто он выполнял серьёзное задание на службе, и с длинной женской курткой в руках, простой такой, светлой, будто солнышко, с капюшоном. Такую несколько лет назад я видел на нашем рынке, когда Настя ходила там в поисках нужной ткани. Простая такая, пускай и тёплая на вид.
– Простите, чуть не упал, – сказал я, лишь бы исправить ситуацию и чтобы он меня куда не отправил, решив включить охранника – и так смотрел на меня как на преступника. Подумал и добавил: – Вы не видели девушку, у неё такие золотистые длинные волосы...
– Что вы там с ней сделали? – услышал я вдруг неожиданный ответ. – Шумели, грохотали, а теперь ещё и хорошую девчонку обидели. В полицию бы вас сдать, а то подозрительно это, мало ли что там творили.
– Э, нет, – да о чём он там думает?! – Вы не знаете, куда она пошла?
– Тут она, – указал он налево, на бывшую вахту, и где теперь сидел охранник. – Плачет. И забирай её куртку, а я пойду на осмотр. И попробуй только сделать ей чего, за неё пришибу, и за её отца.
Он подошёл ко мне, сильный такой, пугающий, и ткнул в мою грудь курткой, а я молча взял её, и охранник пошёл дальше, при этом оборачиваясь и поглядывая на меня. Я глянул на куртку: хорошая, приятная, но почему-то у меня возникла мысль, что это явно не то, что должна носить богатая девчонка, скорей экономная. Но заниматься такими мыслями сейчас было некогда.
Я подошёл к маленькой комнатке и осторожно заглянул в неё, высунувшись из-за угла, уже прекрасно всё слыша. Снежинка сидела на стуле, уткнувшись в ладони, периодически утирая слёзы с щёк, плакала, тихо, но горько, не могла остановиться. Я не понимал, с чего это так слова Снежаны повлияли на неё, только вот уж очень эти слова всколыхнуло в ней что-то, и интересно было узнать, и тревожить снова не хотелось, но и оставить так не мог.
– Вот твоя куртка, – выйдя, сказал я, протягивая ей её вещь.
Правда остался без ответа – она меня или не слушала, или просто не могла оторваться от своего горя, уйдя в себя. Ещё около минуты я простоял с вытянутой рукой как болван, ожидая ответа, да вот только его не было, пришлось отбросить вежливость и наконец привлечь внимание к себе: я протянул свободную руку и похлопал её по плечу. Эффект был более чем неожиданным. Оторвав ладони от лица, она резко закрыла голову руками, нагнулась, будто спасаясь от побоев, и тихо и жалобно затараторила:
– Не бейте меня! Не бейте!
– Э... – стоя на месте как истукан, я смотрел на неё более чем удивлённо.
Вот те на! Я совсем уже ничего не понимал, кто её бить собирался, почему?! Хорошо этого не видит сейчас охранник, точно бы свинтил мне шею и отправил бы в полицию! Я усиленно думал, как исправить ситуацию, стал выдумывать нужные слова, которые могли успокоить её, убедить, что я не причиню вреда, даже пришла в голову идея повторить трюк героя Стаса, когда он полностью отбил желание героини прыгать, претворившись, что сам сейчас сиганёт из окна... Но какая же это чушь! Так что ничего не оставалось сделать, как дотронуться до её плеча и спокойным голосом, успокаивающим (хотя чувствовалась в нём неуверенность), произнёс:
– Всё в порядке, всё хорошо, ты в безопасности.
И это, похоже, подействовало, её перестало трясти, она просто замерла, даже не хныкая больше, и медленно стала поднимать голову. Вот я увидел её глаза, в которых был заметен страх, беспокойство, тревога и обида.
– Вы... – сказала она тихо, затем вдруг пришла в себя, узнав меня, быстро посмотрела по сторонам, понимая, где она, и продолжила: – Ты? Ты всё видел?
Слава Богу!
– Не знаю, что я видел сейчас, но хотел бы узнать. А пока вот твоя куртка, пойдём отсюда, а то скоро Снежана придёт. Да и охранник, – последние слова я произнёс тихо, с опаской.
– Уже вечер, темновато, завтра в школу, да уроки делать надо.
Уж про то, что есть хочется, я промолчал.
Я стоял возле качелей, в то время как Снежинка сидела на них и молча покачивалась. Было уже темно, детская площадка плохо освещена, вокруг нас лишь тишина, нарушаемая скрипом и скрежетом качели, и мы на ней. Зачем? А черт его знает, но Снежинка хоть успокоилась, больше не плакала, только молчала. Последние свои слова она произнесла в школе, когда встала со стула охранника и стала стягивать с себя пончо, я тогда отчего-то испугался, закрыл веки и прикрыл глаза рукой.
– Не бойся, я не эксбиционистка, на мне школьная форма.
Произнесла она, а я открыл глаза, убедившись в этом. С тех пор мы молчали.
Я за это время о разном успел подумать, в том числе о её школьной форме, которая оказалась чистой, не мятой, и... обычной. Почему-то это меня удивило, мне казалось, под пончо скрывается дорогая, яркая, необычная форма, а тут вполне себе из обычной, не дорогой ткани, без рюшечек и стразиков, как её куртка, разве что с красивой вышивкой, но самодельная, из обычных ниток. Ничего намекающего на деньги. Передо мной предстала красивая, но не выделяющаяся из толпы школьница.
Аккуратно сложив своё пончо в рюкзак, она накинула куртку, и мы молча вышли из школы и направились на детскую площадку, и я понадеялся, не выйдет такого же разговора, как с Викой тогда, да и, главное, детей не будет. Но прошло уже десять минут, а мы всё молчали, пора было с этим завязывать, время утекало, так и до ночи просидим без толку. На мои слова она ответила не сразу, какое-то время ещё качалась, пока не упёрла ноги о землю и не остановилась. Наконец начался разговор:
– Я бы попрощалась, и мы бы разошлись домой, да страшно мне сейчас одной оставаться.
– Это мне говорит человек, поставивший свой класс на колени.
– Я не ставила никого на колени! – возмутилась она. – И ты об этом уже узнал?
– Пытался о тебе что-то выяснить, да ты как закрытая книга! Хотя не старался особо, переубедила твоя подруга.
– Саша?
– Ага, не шибко она в этом плане разговорчивая. Но слушай, что это вообще было с тобой? Почему ты думала, что тебя бить будут?
Она серьёзно посмотрела на меня, словно оценивала.
– Почему ты не остался со Снежаной? Вы друзья ведь, а я собиралась отобрать у неё её пост.
– От ответа, значит, ушла, ага. Почему я не могу уйти?
– Я отвечу, но сперва хочу услышать твой ответ, это важно.
Её голос, её выражения лица, вообще вся она излучала серьёзность, будто и не было недавно той плачущей девчонки. Я вздохнул, решив ответить честно, так мне казалось будет лучше.
– Я и сейчас остаюсь её другом, хотя считает ли она им меня теперь, другой вопрос. Но мне просто не понравилось, как она повела себя, мягко так скажем, по-скотски. Вот. Да и ты выглядела тогда не очень, я и подумал, мало ли чего с тобой случится, вот и рванул.
– Спасибо, – тихо произнесла она, опустив голову.
Я подумал, что сказал чего-то не так и она сейчас опять уйдёт в себя, заплачет и мы так и просидим тут час. Но она вдруг соскочила с качели, повернулась ко мне, сказав:
– Проводи меня до дому. Одной мне сейчас страшно.
– Э... ладно, – буркнул я.
Про то, как далеко переть до её дома, и как я в темноте потом один домой пойду, спросить я не подумал. А зря.
Дорога до её дома оказалась длинной.
"И она каждый день столько ходит туда и обратно? Минут двадцать уже идём!" – поглядев себе под ноги, я не заметил там асфальта – грязная земля, да и только.
Мы вышли за пределы обычных улиц города, попав в застроенные множеством одна– и двухэтажными частными домами улицу, этакую дачу в пределах города. Большей частью дома выглядели старыми, потрёпанными, за заборами виднелись яблоневые деревца – сейчас лысые, с торчащими ветками, словно старческие руки, – а на них самих висели старые тазики, или таблички, что тут сторожат собаки. На одном заборе я увидел валенки. И опять это не вязалось с впечатлением о Снежинке, что она богатая. Разве что нам ещё переть до её особняка, только такого впереди я не видел.
Хотя о чём я, такая темень, хорошо бы куда не вступить.
– Мы... куда идём?
– Домой, – с весельем ответила она. – И советую в своей одежде навести порядок, у меня мама строгая в этом деле.
"А вот это уже серьёзно, если мама хуже дочери", – чертыхнулся я, посветив телефоном на куртку. Тем временем продолжая:
– Меня вот какой вопрос интересует: у тебя богатая семья?
Она с удивлением посмотрела на меня, не понимая вопроса, но что-то ей пришло в голову, раздался смешок.
– Ты всё это время думал, я богачка?
– Было дело.
– Хех, когда-то моя семья зарабатывала много, но после... дома расскажу лучше. Но вот волосы мне закручивает каждый день соседка, мама ей когда-то очень помогла, она и благодарна очень, да и любит с причёсками возиться – парикмахером была. Да и такому цвету волос с волнами лучше идёт, правда? А вот пончо мне подарила Саша, а то я, когда была при деньгах, привыкла к яркой одежде, а сейчас с такой сложно, вот я и ходила в их кружок, хотела приукрасить себя. А Саша мне пончо сшила, его проще красивым сделать, да и остальное скроет. Я ведь ещё от богатства не отвыкла, пускай и забила на это.
Она махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху.
"Во я дурак!", – подумал я про себя. Вот так, а я выдумал себе и себе же поверил, хотелось провалиться под землю. Глубоко.
– Не понимаю я тебя, – наконец сдался я. – Зачем тебе всё это, почему ведёшь себя так, с чего вдруг решила стать режиссёром и чего расплакалась?
– Я о себе не люблю распространятся – есть причины, – произнесла она серьёзным голосом. – Скоро всё расскажу, если захочешь. Мы пришли.
Она указала рукой на одноэтажный деревянный домик, входу куда закрывал серый забор. Подойдя ближе к воротам, я в свете не шибко яркой лампы над входом заметил облупленность краски старого, уж не знаю сколько лет стоящего тут, забора, о котором явно заботились, мыли, чинили, но в меру возможностей и средств. Снежинка подошла к дверце возле главных ворот (которые, как мне показалось, покосились и вряд ли открывались вообще), достала из кармана связку ключей и отперла дверь. Она со скрежетом открылась.
– Если хочешь – заходи, – улыбнувшись мне как-то застенчиво, будто не хотела показывать свой дом. – Только не смейся, мы не шибко богато живём.
И переступила порог, отходя в сторону, чтобы пропустить меня и закрыть дверь. Внутри было, ну, обычно. Ухоженная, выложенная камушками дорожка к дому, возле которого были вбиты тонкие прутья заборчика, отделяющие дом от небольшого деревянного здания, где, наверное, хранилась всякая утварь. У самого дома виднелась полоска земли с сейчас засохшими растениями. А вот фасад дома выглядел и правда не богато, серо, окна деревянные, мода на пластиковые это место обошла стороной, да и казалось, дом может и развалиться от старости. Хотя, справедливости ради надо сказать, дом был ухожен, всё прибрано, ощущения свинарника не было, просто не богато.
В этот момент распахнулись двери и наружу выскочила женщина лет сорока в длинном обычном домашнем разноцветном халате и с испугом на лице. Она резко повернулась в нашу сторону, махнув длинной золотистой косой, и я увидел красивое лицо, ухоженное, но покрытое морщинками. Она заметила Снежинку и подскочила к ней.
– Ксеня, где ты была, уже так поздно, я хотела уже в школу бежать! С тобой всё в порядке? – с полным беспокойства голосом, сказала женщина, и стала осматривать Снежинку.
"Ксеня, значит. Хотя не особо понятно, но уже что-то похожее на имя".
– Мам, со мной всё в порядке, не надо, и на нас... – Снежинка слегка помялась, не зная, произносить ли следующее слово, но плюнула и сказала: – Мой друг смотрит.
– Друг? – чуть ли не ошарашено, с огромным удивлением в глазах, произнесла её мать и ахнула. Что-то мне это напоминало... ах да, Настю с её эмоциями, которые порой походили на игру.
Мама Снежинки повернулась в мою сторонку и оценивающе посмотрела на меня.
– Не Александра. Ещё и парень! Девочка моя, ты уже стала приводить домой парней? – она погрозила с усмешкой дочери пальцем. – Рано.
– Мама! Прекращай играть, мы не на площадке. И на улице не лето, замёрзнешь ведь.
– Это да, не на съёмках, и не лето. И правда замерзать стала. Пойдёмте в дом.
"Не на съёмках? Неужели актриса? То-то мне знакомо её поведение", – подумалось мне, а сам произнёс:
– Сергей. Друг вашей дочери.
– А я Люба, очень рада, что у дочки есть ещё один друг и она привела его домой, а то стесняется.
– Прекращай!
– Ладно-ладно, пойдёмте. Хотя угощать особо не чем, предупредила бы заранее.
У самых дверей я глянул себе под ноги, заметив там невысокий пандус, предназначенный что-то ввозить внутрь дома, или же для инвалидной коляски. Возникла неприятная мысль на счёт семьи Снежинки, но я не стал её развивать.
Дом внутри тоже был не сказать, чтобы при деньгах – не знаю, когда он был куплен, но судя по обоям на стенах, как они местами уже отклеивались, да и по их виду, я бы сказал, им уже не один десяток лет. Хотя где-то были видны новые, что-то скрывающие за собой. Такая смесь старого и нового выглядела немного странно, но заострять на этом внимание я не стал. Мебель тоже не блистала новизной – потрёпанная временем, мутная, но, естественно, ухоженная, чистенькая. Да и вообще каким бы стареньким домик изнутри не выглядел, о нём заботились, рукой на него не махнули. Вообще по-домашнему выглядело, уютно и тепло, тут на стенах висели красивые бумажные гирлянды, стояли ухоженные и подстриженные растения на столе и окнах, придававшие помещению своё тепло.
А ещё на стенах, убеждая меня окончательно, висели поручни, в углу зала стояло какое-то приспособление для физических нагрузок, да и возле кровати стояла, приделанный к полу, железная ручка, наверное, чтобы можно было за неё схватиться и пересесть на диван. Это всё погружало в грустные мысли о жизни тут, ограниченной такой, не радостной.
Мама Снежинки стояла возле дверей, улыбаясь мне, и вдруг шустро подхватила меня под руку и подвела к вешалке, сказав, что вот тут можно оставить куртку.
– Не очень, да? – повесившая на свободный крючок куртку и положив на тумбочку шапку и запихнув туда обувь, напротив меня встала Снежинка, как-то неуверенно улыбнувшись.
– Может и не шибко богато, но зато уютно и приятно, – честно ответил я.
– Да? – сперва удивлённо, будто не верила, что я так скажу, произнесла она, а затем счастливо улыбнулась, отскочила в сторону и повернулась в мою сторону с сиянием в глазах. – Ты прям как Саша! Тогда я в свою комнату и сейчас вернусь, жди!
И убежала, оставив меня со своей мамой.
– Приятно, когда она так счастливо выглядит, обычно уставшей приходит, хотя всё так же активна, – провожая дочь взглядом, сказала мама, затем повернулась в мою сторону и схватилась за воротник моей школьной одежды, поправила его, прогладила рукава. – Теперь хорошо. Можешь подождать дочку на диване, а то пока переоденется.
Не возражая, я согласился. Сняв обувь, в одних носках я прошёл к дивану, тоже такой серый, вмятый, но с красивой, покрывающей его тканью, и сел. Мама Снежинки в это время стала быстро прибираться в зале, хватая какие-то казавшиеся лежащими не там, где надо, вещи, убирая в укромные уголки, тем временем разговаривая со мной:
– Ты учишься в одном классе с моей дочкой? Новенький?
– Нет, – отрицательно покачал я головой. – Я из школьного драмкружка.
– Ясно, а то удивилась бы, она вроде в своём классе поставила всех под свой надзор. Наверное.
– Наверное, – не шибко весело хихикнув, ответил я, решив не говорить правду.
– А что за драмкружок? Не слышала о таком. И что она там делала?
– Ну, как сказать, хочет стать нашим режиссёром.
– Режиссёром?! Неужели по пути отца хочет пойти... хотя это не кино снимать, да и в школе, – сперва она сильно удивилась, затем зашептала, не обращая на меня внимание, произнося свои мысли вслух. – Что она у вас делала?
– Ничего, просто устроила соревнование.
– И как?
– Э... м... – этот вопрос поставил меня в не очень хорошее положение, и про Снежану не хотелось говорить, а то мало ли, и что сказать, я вообще не знал.
Спасибо Снежинке, она спасла положение, выскочив из комнаты.
– Сергей, можешь заходить!
– Тише, Ксеня, папа недавно уснул.
– Ой! – Снежинка прикрыла рот ладошкой, посмотрев на соседнюю дверь. – Пускай спит. Не перетрудился сегодня?
– Немного, но ему полезно, – посмеявшись, ответила ей мама.
– Вот и хорошо. Заходи в мою обитель.
Сказала она мне и скрылась за дверью. Я уже привык заваливаться в жесткую комнату, но как-то уверенности в этом сейчас у меня не было – мало ли на что наткнусь, прибьёт ещё. Но ничего не поделаешь.
Я зашёл в её комнату. Тут дело обстояло иначе, чем в зале, выглядело нагляднее: яркие и новенькие обои на стенах с милым рисунком, мебель как минимум не старая, а на столе стоял закрытый ноутбук. Кровать накрыта тёплой, мягкой по цвету тканью; в некоторых местах лежали мягкие игрушки, хотя в меньшем количестве, чем у Насти.
На столе также я заметил несколько книг с общей тематикой – кино. История кинематографа, секреты режиссуры, какая-то книга про известного отечественного режиссёра. Короче, сплошное кино. Также лежала коробка dvd фильма, того самого, сценку из которого мы сегодня наблюдали. Там же лежали бумага с аккуратным почерком, тетрадки и учебники, аккуратно сложенные, ничего не валялось, как у одной личности, настоящая женская комната, даже одежда тут не валялась, разве что не такая уж большая, но вызывала уважение к её владелице.
А ещё на столе стояла фотография в рамочке, где оттуда на нас смотрели троя человек: шикарно одетая женщина в шляпе, с солнцезащитными очками в руках; рядом с ней, ниже, девчонка лет одиннадцати в сарафане, с улыбкой на лице и поднятой правой рукой с выставленными в знаке V пальцами. По золотистым волосам я узнал Снежинку. А за ними, обняв жену одной рукой и положив другую на плечо девочки, стоял мужчина, высокий, крупный, мускулистый, с радостью на лице, счастьем. Мне показалось, я его знаю, не раз видел, правда не мог вспомнить, да и Снежинка не дала.
– Ну и как тебе?
Она сидела на деревянном стуле без спинки за столом, одетая в розовую пижаму, состоящую из штанов и футболки, и смотрела с некоторой икринкой счастья на меня.
– По-женски уютно, привык видеть иное.
– О, умеешь ты хорошо сказать, спасибо. Можешь сесть на мою кровать, поговорим. Ты хочешь есть?
– Хочу, но дома, – отказался я, зная, что мама дома уже наготовила. А я тут сижу.
– Как хочешь. Тогда давай продолжим наш школьный разговор, а то уже поздно, тебе домой ещё идти.
Это да, тут мне не стоило возражать и проявлять вежливость, да и мужика включать: столько переть в темноте, эт не шибко радует. Я сел на кровать, которая показалась мне немного жесткой, мягкой, но это уже мелочи и придираться я не стал, меня больше интересовал разговор с ней, что она расскажет. О произошедшем с ней я и спросил, решив не юлить.
– Эх, тут немного сложно и не очень приятно говорить.
– Тогда как быть?
– Нет-нет, я расскажу, просто... ты поймёшь. Всё дело в моём отце, точнее, его бывшей работе, – начала она, и взяла со стола фотографию, посмотрев на неё. – Я к вам рвалась не просто так свою прихоть удовлетворить и потом бросить, я и правда хотела стать у вас режиссёром, я видела, как у вас выполняет эту работу ваша Снежана, и мне это очень не понравилось. Не просто так, я знаю, как действуют настоящие режиссёры, а она как любитель без желания учиться. Меня это сильно задело.
– Почему?
– Всё дело в моём отце, в нём, – она перевернула фотографию и показала её мне. И опять мужчина показался мне знакомым. Почему я его знаю? – Ты его не узнаёшь?
– Он мне кажется очень знакомым, но не могу вспомнить, где видел.
– Не удивительно, несколько лет назад его имя было у всех на устах, а после случившегося, о нём забыли. Мой отец... помнишь, я поправила тебя тогда, когда ты стал рассказывать, почему я пришла к вам, что ты частично прав, но неправильно?
– Помню, но так и не понял, где ошибся. И давай не будем в сторону уходить.
– Хе-хе, – захихикала она. – Давай тогда так. Мой отец – Снежинский, режиссёр фильма "Такая вот любовь".
– Чего? – ошарашено ляпнул я, и тут меня словно бы окатило.
С раскрытым ртом я уставился на неё, как дурак на фейерверк, или таракан на ботинок... хотя идиотские сравнения. Да вот только удивления во мне не было предела, я словно бы услышал секрет создания мира, и теперь не отрываясь смотрел на фотографию. А ведь и правда это был знаменитый некогда режиссёр, поднимавший отечественный кинематограф и потом куда-то пропавший – знаменитый Снежинский. Тогда понятно было, почему она звала себя Снежинкой, и почему выбрала тот отрывок, который мечтала изменить, это я вообразил всякой чуши. И теперь понятно было, почему она пришла к нам с желанием стать режиссёром – быть как папа, попробовать перенести полученные знания от него в реальность. Всё просто!
– Только ты не подумай, я не за папой повторяла, насмотревшись на него. Тут другое.
Опять, получается, выдумал. Совсем дурак.
– А почему?
– Сам видишь, в какой бедноте мы живём, да и заметил, думаю, на стенах приспособления для инвалидов. В общем денег мало, и хотелось бы на папу больше потратить, – и тут же одёрнула себя, замахала руками, продолжив: – Ты не подумай, не на себя, чтобы красивее жилось, ко всему этому я привыкла, а вот папа...
И замолчала, прижав фотографию к груди. Стало как-то неловко, словно не в своё дело лезу. Но хотелось узнать подробнее, только вот она сейчас выглядела, словно опять заплачет от переполнявшей её грусти, так что я решил подождать, не влезать. И сидели мы в молчании больше минуты, я просто осматривался, стараясь не смотреть на неё. Заметил на стене пару постеров из фильма её отца, несколько фотографий со Снежинкой, даже скетчей, словно она делала наброски для сценария, и узнал в них увиденную сегодня сцену из фильма на сцене. Она и правда хотела стать режиссёром.
– Прости, накатило, – вдруг сказала она, возвращая фотографию на место. – Спасибо, что не беспокоил сейчас, да только времени уже много. Так на чём я остановилась?
– Хотела рассказать, что с тобой случилось после появления Снежаны.
– Помню. А случилось со мной простое дело, хотя тут надо начинать с более раннего, так что придётся послушать.
– Говори уже. Мамина готовка уже явно остыла, да вот уроки бы сделать.
– Прости, самой бы надо, – хихикнула она. – Но в произошедшем всё просто, ты может быть слышал по новостям когда-то, что на моего отца напали?
– Да, кое-что слышал, правда мало. Куда он пропал, я так и не понял.
– Тут да, СМИ интересовались больше самим нападением и всем, что с этим связано, а на остальное большинство журналистов махнуло рукой. О том, что бандиты перебили ему позвоночник и сделали инвалидом, они уже не говорили. Он почти умер в больнице, если бы не наши деньги, которые мама дала на лечение, и не те редкие друзья, кто поделился своим для лечения, я сейчас была бы без папы.
И опять я молчал, это у меня уже входило в привычку, такая уж была эта Снежинка. Только услышанное произвело на меня сильное впечатление, о таком я не слышал, тут СМИ и правда молчали. Всё это как молот по наковальне.
– Только теперь он инвалид, а мы остались без денег. С последним ладно, а вот первое не радует.
– Что тогда случилось?
– Деньги, – просто сказала она, будто само собой разумеющееся. – Некоторые вертухаи заметили, что папины фильмы собирают много денег, вот и решили прийти к нему и потребовали забрать их себе. Тогда меня с ним не было, он только рассказывал потом, что это на развитие кино, и на их. И ему будет проще деньги на свои фильмы доставать самому, без криминала, а он как раз искал их на новый фильм. Только отказал и послал их, кхм, не буду говорить, куда. В общем, этим не понравилось, и через несколько дней они вернулись, точнее, их кулаки. Я тогда была с папой, всё видела, но меня не тронули, а вот папе сломали позвоночник, отбили несколько органов. И это засело во мне.