Текст книги "Любящая"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
29
Опираясь на руку Сета Уотерсона, Беттина мелкими размеренными шагами подходила к алтарю. Он не отказал ей в просьбе быть посаженным отцом на её свадьбе. В церкви собралось не меньше ста человек, с доброй улыбкой наблюдавших за церемонией. При каждом шаге муаровое платье Беттины издавало чуть слышное шуршание. Сет добродушно смотрел на неё – ей так шла изящная шляпка и тонкая вуаль. Беттина была прекрасна и полна достоинства, но всё-таки ей было немного не по себе в белом свадебном наряде – ей всё казалось, будто она надела театральный костюм, будто обманывает публику. Она до последнего противилась настоянию Джона надеть на свадьбу всё белое, но в конце концов уступила. Ведь это было так важно для него. Он так долго ждал этого дня после окончания университета, что она должна была уступить. Она сделала это для него. Получив ее согласие, Джон обещал все устроить за две недели и сдержал слово. Беттине пришлось лишь съездить в салон на примерку свадебного платья, все остальное стало заботой Джона. Он организовал церемонию в маленькой протестантской церкви на Юнион-стрит и свадебный прием на сто двадцать пять человек в здании яхт-клуба, из окон которого открывался чарующий вид на бухту. О такой свадьбе мечтала бы любая девчонка, но Беттина предпочла бы скромный обряд в мэрии. Разводные бумаги оформили лишь за два дня до свадьбы, и Беттина, проходя по главному нефу, думала об Энтони и об Айво. Ей вдруг безумно захотелось расхохотаться и крикнуть в лицо гостям, которые смотрели на нее увлажнившимися глазами: «Не умиляйтесь уж так, это у меня третий!» Однако перед алтарем она напустила на себя кротость и взяла Джона под руку. На Джоне была визитка, которую он сшил специально для этого события, с кисточкой ландышей в петлице. Беттина держала букет из белых роз, а к корсажу Мэри Уотерсон прикололи кремовые орхидеи. Родители Джона умерли, поэтому среди приглашенных не было родственников, только друзья.
Священник, с любовью глядя на жениха и невесту, монотонно произносил нескончаемые слова, необходимые в таких случаях.
– А вы, Джон?..
Беттина вслушивалась в слова и вновь испытывала странное ощущение. Вдруг она неправильно назовет имя, когда будет давать обет? «Я, Беттина, беру в мужья тебя, Айво… Энтони… Джон…» Не дать бы маху. Сегодня ее последний шанс переменить жизнь. И это ясно как день.
– Да, согласен…
– А вы, Беттина?
– Согласна, – сказала она и едва расслышала свой, как ей показалось, шепот. Ей предоставлен последний шанс. Беттина быстро глянула на Джона, а тот в ответ строго посмотрел на Беттину и громко, четко повторил формулу обета. Слова его долетели до самого отдаленного уголка церкви. Он берет в жены ее, Беттину, чтобы никогда не расставаться с нею – ни в здравии ни в болести, ни в богатстве ни в нужде, чтобы любить и лелеять ее, пока смерть не разлучит их. Не будет скуки и непонимания, не будет гастролей и зеленой карты, не будет разницы в возрасте. Пока смерть не разлучит их. В ту минуту, как священник произнес эти слова, Беттина почувствовала сильный запах роз. Теперь всю жизнь она будет помнить эти слова – стоит лишь почувствовать благоухание роз.
– Объявляю вас мужем и женой, – закончил священник и улыбнулся новобрачным. Потом, обратившись к Джону, сказал: – Поцелуйте жену.
Джон торопливо поцеловал Беттину, не выпуская ее руки из своих ладоней. Теперь на правой руке у нее было массивное обручальное кольцо, а на левой – колечко с маленьким бриллиантом, подаренное Джоном в знак помолвки. Она хотела еще до свадьбы показать ему свои драгоценности, но, получив в подарок это колечко, отказалась от своего намерения, поскольку до сих пор хранила кольцо с бриллиантом в девять каратов, подаренное Айво. Потом она все-таки показала остальные драгоценности, спрятав кольцо. Коллекцию, состоявшую в основном из подарков отца и Айво, она никому никогда не показывала и уже давно ничего из нее не надевала. Драгоценности хранились в банковском сейфе. Это – единственное, что у нее осталось, запас на черный день. Желая показать коллекцию Джону, она стремилась, чтобы между ними не стояло больше никакой тайны, никакой лжи. Однако Джон сразу сделался подозрительным и даже рассердился, когда услышал от Беттины, что она хочет показать ему нечто, положенное на хранение в банк. Беттина поспешила успокоить его:
– Ничего особенного, милый. Это всего лишь мои драгоценности. Последняя память о прежней жизни.
Она усмехнулась и кротко посмотрела на него, но Джон буквально взорвался, чем немало удивил и огорчил Беттину:
– Это отвратительно! Это неслыханно! Сколько денег ты держишь под спудом! Это… это… – он просто задыхался от гнева. – Это как подношение от старого сластолюбца, прости Господи! Я хочу, чтобы ты немедля избавилась от этого!
Но тут уж Беттина взорвалась. Если ему не по нраву, это его дело, она впредь не станет носить эти драгоценности. Но камни очень красивы и много значат для нее. Они стояли в маленьком помещении с личными сейфами – разъяренные и непримиримые. Беттина поклялась себе, что больше никогда не станет говорить ему о своем прошлом. Все это, подобно драгоценностям, принадлежит ей, и останется с ней навсегда.
Правда, она успела рассказать Джону о содержании, которое аккуратно поступало от Айво. Джон окончательно вышел из себя. Но что плохого, спросила Беттина, в том, что у нее есть возможность рассчитывать на дополнительные деньги, ведь заработок в картинной галерее очень невелик? Джон и слышать ничего не хотел. После того, как мы поженились, это совершенно невозможно, заявил он. Для него это словно пощечина. Беттине так не казалось, она попыталась объяснить Джону свою точку зрения, но безуспешно. Она пыталась убедить его, что Айво во многом заменил ей ушедшего отца, – все напрасно, Джон и слушать ничего не хотел. Теперь ты взрослая, сказал он, и не нуждаешься в эрзац-отце. И, в отличие от их стычки по поводу драгоценностей, разговор о содержании от Айво на этом не закончился. Джон направил письмо адвокату Айво, в котором заявил, что миссис Стюарт – он скрепя сердце вывел эту фамилию – отныне не может принимать ежемесячные алименты. Беттина, вздохнув, поставила под этим письмом свою подпись. Так была порвана последняя ниточка, связывавшая ее с Айво. Теперь она принадлежала одному Джону.
Однако вернемся к свадьбе. После церемоний в церкви к Джону и Беттине в течение получаса подходили с поздравлениями улыбающиеся приглашенные, пожимали руки, целовали. Глядя на них – друзей Джона, его пациентов, бывших одноклассников – Беттина отметила, как они похожи друг на друга. Общим у них был цветущий, бодрый вид, молодость, улыбчивость. Глядя на них, ей и самой хотелось улыбаться.
– Ты счастлива? – спросил Джон, когда они садились в машину. Джон не стал нанимать лимузин. Он сказал, что это дорого и глупо. Он сам сядет за руль.
Беттина кивнула и благодарно посмотрела на Джона. Она действительно чувствовала себя счастливой. В этом мире, к которому принадлежал Джон, все радовало ее новизной. В нем не надо блистать остроумием, вообще не надо блистать. Не надо очаровывать и давать обеды, которые гремели бы на весь город. Надо просто быть приветливой к людям, стоять рядом с Джоном и отвечать на добрые пожелания его друзей ни к чему не обязывающими любезностями. После долгих лет светской жизни Беттина должна была привыкать к простоте, но это оказалось совсем не трудно.
– Я люблю тебя, доктор, – шепнула Беттина.
– Я тоже люблю тебя, – улыбнулся он ей в ответ.
На медовый месяц они отправились в Кармел, бродили по магазинам, гуляли по бесконечным пляжам, взявшись за руки, бесстрашно устремлялись навстречу прибою. По вечерам они ужинали в романтичных ресторанчиках, а утром долго не поднимались с постели. Все было так, как и положено в медовый месяц. Через две недели, уже в Сан-Франциско, Беттина почувствовала себя нехорошо. Она ушла из картинной галереи пораньше и дома сразу легла, укрывшись с головой одеялом. Такой ее и застал Джон, вернувшись с работы. Он нахмурился, недовольный ее болезненным видом, расспросил о самочувствии и присел к ней на кровать.
– Бетти, можно я тебя осмотрю?
Она так и не привыкла к тому, что он называл ее Бетти.
– Конечно.
Она приподнялась на постели и попыталась улыбнуться:
– Хотя что тут смотреть? У меня обычная простуда. Мэри сказала, что сейчас в городе грипп.
Он кивнул, но тем не менее тщательно осмотрел ее: легкие у нее оказались чистые, лихорадки не было. Тогда он с улыбкой предположил:
– Не исключено, что ты беременна.
Беттина удивленно сказала:
– Как, уже?
Это невозможно. Ведь они всего две недели назад перестали предохраняться, по настоянию Джона.
– Посмотрим.
– Когда мы можем знать наверняка? – в тревоге спросила Беттина.
Джон улыбнулся, радуясь про себя.
– Через две недели. Я сделаю анализ у себя в больнице, и если результат окажется положительным, дам тебе направление в женскую консультацию.
– Можно в ту, где работает Мэри? Беттина не на шутку встревожилась.
Неужели правда? Ей совсем не хотелось этого.
Джон поцеловал ее в лоб и вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся с чашкой чая и крекерами.
– Поешь.
Беттина так и поступила, и ей стало немного лучше, но все равно она очень боялась, и не смела признаться в этом Джону.
Через две недели Джон принес домой специальную маленькую бутылочку и передал ее Беттине со словами:
– Утром собери в нее первую мочу и оставь в холодильнике. Я возьму это с собой в больницу.
– Ты мне позвонишь, когда будет известен результат? – мрачно спросила Беттина.
Джон похлопал ее по руке и с улыбкой сказал:
– Я понимаю, что ты очень взволнована. Потерпи. Обещаю сразу же позвонить. – Он поцеловал ее и признался: – Я тоже очень волнуюсь.
Беттина не сомневалась, что это так. Последние две недели он словно на крыльях летал. Из-за этого было невозможно рассказать ему о своих страхах. Однако ночью, не в силах больше терпеть, Беттина обратилась к мужу, лежавшему рядом в темноте:
– Джон!
– Да, Бетти?
Она потянулась за его рукой и крепко прижалась к его спине.
– Я боюсь, – сказала Беттина.
– Чего? – удивился Джон.
– Ну как же?.. Ты же знаешь… – и она почувствовала себя полной дурой, ведь для него это кажется самым нормальным – «быть беременной».
– Чего тут бояться, глупенькая? – он повернулся на другой бок, лицом к Беттине, хотя в темноте лица было не разглядеть.
– А вдруг… будет так же, как тогда? – ей было трудно произнести эти слова.
– Ты боишься потерять ребенка?
Беттина кивнула, хотя, по правде сказать, она боялась не только этого.
– Да, немного… но… я не знаю, Джон, я просто боюсь. Что если будет так же больно, так же ужасно – я не вынесу этого. Что если я не выдержу боли?
На глазах у нее появились слезы. Джон крепко сжал ей плечи обеими руками.
– Прекрати, Бетти. Прекрати сейчас же. Роды – вполне нормальное явление. Это прекрасно, и нечего тут пугаться. Посмотри на Мэри. Что, разве она умерла от боли? Нет, конечно, – ответил он сам себе и улыбнулся. – Ты должна мне верить. Я всегда буду рядом с тобой, и, вот увидишь, все будет хорошо. Я тебе обещаю. Все, что рассказывают о родовых муках, сильно преувеличено. Это не так страшно.
Беттина успокоилась, но где-то внутри страх остался. Она поцеловала Джона и сказала:
– Спасибо. Спасибо за то, что ты хочешь этого ребенка. Мы будем жить здесь?
После свадьбы она переехала в его квартиру, довольно просторную и уютную, но в ней была всего одна спальня и маленький кабинет Джона, который он вовсю использовал. После ее вопроса он долго молчал, а потом с его стороны послышался сдавленный смех.
– Что это значит? – удивилась Беттина. Джон не любил розыгрыши.
– Да это я так, о своем… – и, не выдержав, признался: – Бетти, прошу отнестись к тому, что я скажу, спокойно. Еще рано загадывать, но, – он выдержал театральную паузу, во время которой Беттина с улыбкой ждала продолжения, – но вчера я сделал заявку на приобретение дома.
Беттина удивилась.
– Чего же ты мне не сказал? В каком районе? Джон Филдз, ты бесподобен!
Он довольно ухмыльнулся.
– Погоди, послушай сначала. Дом в пригороде Милл-Вэли, рядом с домом Сета и Мэри, – закончил он с победным видом, а Беттина радостно воскликнула:
– Это сказка!
– Еще бы! Скрести пальцы, а то не сбудется.
– А может не сбыться?
– Думаю, нет. Но сначала надо убедиться, что ты в положении. Это гораздо важнее, по крайней мере, для меня, – и с этими словами он обвил ее рукой, устроившись в постели поудобнее.
Прежняя жизнь забыта – ушли в небытие пентхаусы, мансарды. Скромный дом в пригороде стал пределом ее мечтаний. Собственный дом в Милл-Вэли, ребенок, муж, новая жизнь.
30
– Представляешь, в этом году самый жаркий июнь, начиная с тысяча девятьсот двенадцатого года? Вчера, когда я пыталась освежиться на полу в ванной, это передавали по радио, – проговорила Беттина капризным голосом, обмахиваясь полотенцем. Она сидела в кухне у Мэри, своей соседки и подруги.
– Признаюсь, нет ничего хуже быть на девятом месяце в такое пекло, – подхватила Мэри и добавила, сочувственно посмотрев на Беттину: – Хотя я оба раза рожала летом.
Ее дочке было уже три, а сынишке исполнилось десять месяцев. К счастью, они мирно спали после обеда.
Беттина вяло ковыряла салат из тунца.
– Позволь мне тебя поправить – у меня уже девять с половиной месяцев беременности. – Она с отвращением посмотрела в тарелку и сказала: – Все, больше не могу.
Отодвинув салат, Беттина села в кресло поудобнее.
Мэри с сочувствием произнесла:
– Может, на диван ляжешь?
– Тогда уж я не встану.
– Не беспокойся, если мы не сможем тебя поднять, Сет перетащит тебя вместе с диваном, – благо, живем по соседству.
Беттина улыбнулась:
– Как хорошо, правда?
Мэри улыбнулась в ответ:
– Правда.
Беттина и Джон переехали в Милл-Вэли полгода назад. Сначала Беттине приходилось тратить очень много времени на дорогу в галерею, но четыре месяца спустя Джон настоял на том, чтобы она ушла с работы и занялась домом. Джон постепенно становился мягче, и Беттина радовалась своей свободе. Однако радость не продолжалась и двух месяцев, поскольку беременность становилась для Беттины все тягостнее. Она сильно уставала, хоть в последнее время и ничего не делала по дому.
Вот и сейчас она лежала на диване, глядя на подругу. Они живут совсем рядом, дверь в дверь, а не видятся целыми неделями.
– Мэри, и ты так же тяжело вынашивала?
Та ненадолго задумалась, потом сказала:
– У всех ведь по-разному, Бетти. Даже у одной женщины каждая беременность протекает иначе.
Беттина улыбнулась.
– Сразу видно, что ты медсестра.
– Надеюсь, я еще не забыла профессию. Стоит мне только увидеть тебя, как сразу хочется расспросить о самочувствии, не распухли ли лодыжки, нет ли головных болей, но стараюсь не приставать – знаю, как Джон надоедает тебе со всем этим.
Беттина с улыбкой помотала головой.
– А вот и нет, он удивительно добр ко мне и много не говорит. Его мнение простое: беременность – это нормальный процесс, и не надо на нем зацикливаться.
– А что говорит врач из женской консультации?
Беттине было приятно отвечать на этот вопрос. Потребовалось девять месяцев, чтобы расстаться со своими страхами. Теперь она знала, что для тревог нет никаких оснований. Она хорошо подготовилась.
– Примерно то же самое.
– И ты думаешь так же? – озабоченно поинтересовалась Мэри.
– Конечно. Зря, что ли, ходила на дыхательную гимнастику? Уверена, что все пройдет как надо, только скорей бы, – она беспокойно зашевелилась и поморщилась. – Спина болит, сил нет.
Мэри протянула ей еще две подушки и поставила в ногах стул.
– Спасибо, дорогая, – благодарно улыбнулась Беттина и осторожно положила ноги на стул. Но даже подушки не помогали. Спина болела целыми днями.
– Тебя что-нибудь беспокоит? – спросила Мэри.
– Спина.
Мэри кивнула и подошла поближе.
– А знаешь, как я боялась в первый раз? Да и во второй, честно признаюсь, боялась не меньше.
– А как все прошло? – с любопытством спросила Беттина.
– Не так уж плохо, – улыбнулась Мэри. – Во второй раз я хорошо подготовилась, и Сет был рядом, – и добавила, многозначительно посмотрев на Беттину: – А в первый раз я была совсем не готова.
– Почему? – спросила снедаемая любопытством Беттина.
– Ты знаешь, я работала с роженицами и видела это тысячу раз, но пока сама не почувствуешь – не узнаешь. Это больно, Бетти. Не старайся обманывать себя. Это страшно больно. Это похоже на марафонский забег, и вот до финиша остаются считанные метры. Начинаются схватки, и ты думаешь только о том, что рано или поздно все должно кончиться. Это очень изматывает.
Мэри хотела поинтересоваться, почему Джон в качестве консультанта и в будущем акушера Беттины выбрал доктора Мак-Карни. Мэри запомнила его самым бессердечным и жестоким врачом родильного отделения. Дважды она в слезах убегала из зала для родов, когда ребенок наконец появлялся на свет, и с тех пор всячески уклонялась от ассистирования Мак-Карни. Собравшись с духом, Мэри все-таки спросила:
– Как тебе Мак-Карни?
Беттина не сразу ответила.
– Я ему доверяю. Мне кажется, он опытный врач, но я его… не полюбила, – проговорила она и виновато улыбнулась. – Правда, Джон его очень хвалит. Он преподает в университете, выпускает много научных статей и даже изобретает какое-то новое медицинское оборудование. Джон говорит, что это врач экстра-класса. Но ему не хватает теплоты, хотя, наверно, это неважно. Если акушер опытный, и Джон будет рядом, какая разница?
Мэри призадумалась, но решила не пугать Беттину понапрасну. Все равно уже слишком поздно.
– Да, Мак-Карни все уважают, правда он не такой дружелюбный, как tot акушер, с которым я в последнее время работала. Но ничего, Джон будет рядом.
Слава Богу.
– Однако не строй иллюзий насчет первых родов. Это может продолжаться почти целые сутки.
Беттина долго молчала, уставившись в потолок, а когда заговорила, голос ее был ровный и тихий, и в глазах застыла боль прожитых лет.
– У меня это не первые роды.
– Не первые? – потрясенно спросила Мэри. – У тебя был ребенок? Но когда? От кого? Что с ним случилось? Он умер, да?
Она наконец прекратила поток вопросов, и Беттина продолжила:
– Полтора года назад у меня был выкидыш на четвертом месяце. Это случилось еще до переезда в Калифорнию. На самом деле, – ей очень хотелось поделиться с подругой именно сейчас, – на самом деле, благодаря этому я познакомилась с Джоном. После выкидыша я приехала в Сан-Франциско. Прошла всего неделя, я испытывала глубокую депрессию и сделала попытку покончить жизнь самоубийством. После промывания желудка очнулась, и увидела перед собой Джона.
– Надо же! А он никогда не рассказывал об этом.
Беттина грустно улыбнулась.
– Знаю. Он и мне не велел. Но Сет знает.
– Сет? – недоверчиво воскликнула Мэри.
Беттина засмеялась:
– Конечно, он оформлял мне развод.
– Так ты была замужем за отцом того ребенка? Господи, ты кладезь тайн. Расскажи еще что-нибудь!
Беттина засмеялась и пожала плечами.
– На самом деле тайн не так уж много. Разве что…
И ей безумно захотелось обнажить перед лучшей подругой свою душу. Никогда еще они не разговаривали так откровенно.
– Я дважды была замужем.
– Ну да: за тем и за Джоном, – догадалась Мэри.
– Нет, до Джона, – спокойно проговорила Беттина. – Один раз за человеком много старше меня, другой – за актером. Я служила в театре, в последнее время – вторым режиссером…
– Ты? – поразилась Мэри.
– Да, а отец у меня был писателем. Очень известным.
Беттина улыбнулась и присела, откинувшись на подушки.
– Кто он? – спросила Мэри. – Я его знаю?
– Может быть. – Беттина знала, что Мэри любила читать. – Это Джастин Дэниелз.
– Как же… конечно, Беттина Дэниелз, а я-то и не подумала. Господи, Беттина, почему ты нам раньше ничего не рассказывала? – и с этими словами Мэри ласково потрепала Беттину за ноги. – Или Сет все знает?
Беттина твердо покачала головой.
– Он знает только о моем втором браке, и понятия не имеет обо всем остальном.
– Но почему ты нам не сказала?
Беттина пожала плечами.
– Джон не слишком одобряет мое богатое прошлое. Я не хотела делать ему больно.
– Делать больно? – не поняла Мэри. – Но почему? Потому что ты дочь Джастина Дэниелза? Ему бы гордиться. А два замужества, ну так что, значит так было суждено. Настоящие друзья из-за этого не станут меньше любить тебя. Тот, кто любит, – всегда поймет. Во всяком случае, попытается. А остальные… какое им дело? Твоему отцу наверняка это было хорошо известно. Уверена, что люди не одобряли его привычки.
– Это совсем другое. Все-таки он талант. От таких, как он, всегда ждут чего-то необычного.
– Тогда и ты берись за книгу, твое прошлое такое экзотичное.
Беттина засмеялась и, прежде чем заговорить, грустно наклонила голову.
– Я хотела написать пьесу.
– Да? – изумилась Мэри и уселась поудобнее, подвернув под себя ноги. – Боже Милосердный, Бетти, а я-то думала, что ты – такая же, как все, а оказалось – нет. Когда ты собираешься начать пьесу?
– Возможно никогда. Джона это выводит из себя. Не знаю, ах, не знаю, Мэри… Театральный мир не слишком респектабельный, – сказала Беттина, причем последние слова дались ей с трудом. – Может быть, мне повезло, что я вырвалась оттуда.
– Может быть. Но ты вырвалась, не потеряв таланта. Разве нельзя взяться за свое и оставаться респектабельной?
– Когда-нибудь мне хотелось бы попробовать, – мечтательно призналась Беттина, и опять наклонила голову. – Но, видимо, не получится. Джон мне этого не простит. Ему покажется, что я вношу что-то отвратительное в нашу жизнь.
– А тебе не приходило в голову, что это – его, и только его, мнение? Что он, возможно, ошибается? Люди иногда ревнуют, сами того не сознавая. Мы влачим обычное земное существование, и вот рядом пролетает райская птица, а мы – боимся. Потому что мы не такие, как она, наши перья не отливают красным и зеленым, у нас – скучная серая расцветка. Глядя на райскую птицу, мы замечаем, насколько сами безобразны рядом с ней, нам кажется, будто мы неудачники. Некоторым нравится смотреть на райскую птицу, они тешат себя мыслью, что однажды станут такими же. Другие же хотят подстрелить ее, или, в лучшем случае, прогнать с глаз подальше.
– Ты хочешь сказать, что Джон – из таких? – огорчилась Беттина.
Мэри поспешила успокоить ее:
– Нет, но, судя по всему, ему хотелось бы, чтобы ты сменила яркий наряд на серенькое оперение, чтобы ты стала как все. А ты не такая, Беттина. Ты прекрасна, экзотична и непохожа на нас. Ты – редкостная птица. Сбрось серые перышки, Бетти… Пусть все увидят богатство твоей расцветки. Ты – дочь Джастина Дэниелза, и это само по себе – редкий дар. Подумай, как бы отнесся отец к тому, что ты прячешься здесь? И делаешь вид, будто ты – не его дитя.
Беттина болезненно поморщилась, услыхав это из уст Мэри, и на глазах у нее выступили слезы. Слова подруги возымели действие, сравнимое с ударом электрическим током. Мэри наклонилась к Беттине, поцеловала ее в щеку и с нежностью произнесла:
– А теперь давай поговорим о твоем самочувствии. У тебя боли в пояснице?
Беттина до сих пор пребывала под впечатлением сказанного Мэри. Значит, ее принимают такой, как есть, несмотря на ее прошлое. Это тронуло Беттину. Как внимательна к ней Мэри.
– Откуда ты знаешь все про мои боли?
– Потому что я занималась этим, разве ты забыла? Не всем же быть райскими птицами, кто-то должен быть полицейским, кто-то – пожарным, а кто-то медсестрой, – улыбнулась Мэри, а Беттина опять поморщилась, но на этот раз от физической боли.
– Я рада, – сумела произнести она.
– Хочешь заняться дыхательными упражнениями? Если, конечно, тебе не трудно.
– Трудно.
Беттина удивлялась, насколько быстро усиливается боль. Еще час назад это было всего лишь неясным ощущением, десять минут назад – периодическими приступами, а сейчас боль пронзала ее так, что нельзя было даже вздохнуть как следует.
Мэри сразу правильно оценила ситуацию и не выпускала руку Беттины из своих ладоней. Следующий приступ боли пронзил, словно лезвие, уже не спину, а живот. Беттина с силой вцепилась Мэри в ладонь. Через минуту боль стихла. Мэри все это время следила за секундной стрелкой часов.
– Больно было?
Беттина лежала на диване вся в поту. Она не могла громко говорить, лишь кивнула и прошептала:
– Да.
И, широко раскрыв искаженные ужасом глаза, хрипло позвала:
– Джон.
– Не волнуйся, Беттина, я ему позвоню. Ты только лежи спокойно. Когда боль усилится, старайся правильно дышать.
– Ты куда? – в страхе вымолвила Беттина.
– На кухню, к телефону. Позвоню Джону, пусть он свяжется с врачом. Потом позвоню Нэнси, что живет напротив, попрошу ее посидеть с детьми. – Мэри ободряюще улыбнулась Беттине. – Как только Нэнси придет сюда, мы поедем в больницу.
Беттина хотела кивнуть, но боль вновь пронзила ее и она крепче вцепилась в руку Мэри. Последний приступ оказался самым продолжительным, невыносимым.
– О, Мэри… Мэри… Очень больно…
– Ш-ш-ш-ш… возьми себя в руки, Бетти. Успокойся.
Без лишних слов она сходила на кухню и вернулась с влажным полотенцем, которое положила на лоб Беттине.
– Держись, а я пойду позвоню.
Она возвратилась через две минуты, уже в футболке, джинсах и с сумкой через плечо. Она велела Нэнси по пути захватить сумку, что стояла в гостиной у Беттины. Уже через пять минут они подошли к машине. Мэри помогла Беттине сесть в автомобиль.
– А если мы не успеем? – испуганно спросила Беттина.
Мэри предпочла бы, чтобы так и случилось. Уж лучше она сама примет роды в машине, нежели отдавать ее в руки этого изверга доктора Мак-Карни. Поэтому, включая зажигание, она сказала:
– Не бойся, если не успеем, я о тебе позабочусь. Подумай, сколько денег ты сэкономишь!
Некоторое время они ехали молча. Беттина трудно и часто дышала, хватая ртом воздух. Боли становились все нестерпимее, и Мэри заметила это по глазам подруги. Наверно, роды будут непродолжительными, решила она. Может, ей повезет. Ведь это у нее не первые. Мэри поймала себя на том, что никак не перестанет думать о недавнем разговоре с Беттиной. Удивительно, вроде бы прекрасно знаешь человека, а, оказывается, не знаешь о нем ничего.
– Ну, как ты?
Беттина ничего не ответила. Слышалось лишь ее прерывистое дыхание. Мэри подождала, пока боль не утихла, и осторожно дотронулась до ее руки.
– Бетти, любимая, не корчи из себя героиню. Я знаю, ты хорошо подготовилась к естественным родам, но если станет совсем худо – не стесняйся, сразу же попроси дать обезболивающее. Не жди до последнего.
Ей не хотелось добавлять, что слишком большое терпение чревато тяжелыми последствиями.
Но Беттина в страхе замотала головой.
– Джон не позволит… Он сказал, что это может повредить ребенку… скажется на мозге…
Вновь стало нестерпимо больно. Мэри ждала, когда боль отступит, после чего продолжила свои попытки:
– Он неправ. Поверь мне. Я не один год отработала в родильном отделении. Тебе могут дать такое средство, которое полностью отключает чувствительность в тазовой области. Может, дадут немного демерола [3]3
Demerol™ – фирменное название наркотика группы барбитуратов.
[Закрыть]. Сделают укол, боль станет не такой острой. Медики располагают целой гаммой препаратов, безвредных для ребенка. Ты попросишь об этом, когда станет невмоготу?
– Ладно, – сказала Беттина, лишь бы отвязаться. Ей не хватало дыхания, тут не до споров. Однако она знала мнение Джона на этот счет и была убеждена, что он от своего не отступит. Нельзя принимать обезболивающее, это нанесет непоправимый вред ребенку.
Через пятнадцать минут они подъехали к больнице, но Беттина уже не могла выйти из машины самостоятельно. Быстро подкатили тележку. Мэри не отходила от Беттины ни на шаг и все сжимала ей руку.
– О, Мэри… скажи им… Пусть остановятся! Нет! – крикнула Беттина и, вцепившись в санитара, привстала на тележке, но тут же со стоном повалилась. Санитар терпеливо ждал, когда она отпустит его, но Мэри всячески пыталась успокоить ее. Она была уверена, что роды вступили в стадию изгнания плода и что сейчас самый пик болей. Если это так, то скоро самое трудное будет позади. К схваткам присоединятся потуги.
Джон уже ждал их у входа в родильное отделение. Он очень волновался, но выглядел счастливым, улыбнулся Мэри, потом Беттине, на лбу и щеках которой крупными каплями выступила испарина. Она схватилась за рукав белого халата Джона и громко закричала:
– О, Джон… больно! Мне очень больно!
Он спокойно взял ее за руку и посмотрел на часы. Мэри вдруг что-то пришло в голову и она знаком позвала Джона. Тот подождал прекращения схватки и подошел к Мэри.
– В чем дело? – как ни в чем не бывало спросил он.
– Я вот о чем подумала. Я здесь работала, поэтому никто не станет возражать, если я буду рядом с вами. Я не могу ассистировать, просто побуду рядом с Беттиной. Ей очень тяжело, – не могла не добавить она.
Джон благодарно улыбнулся Мэри, похлопал ее по плечу и покачал головой.
– Не беспокойся, все идет как нельзя лучше. Взгляни на нее, – он кивнул через плечо, – думаю, начинается прорезывание.
– Согласна. Но это не означает, что все грудное уже позади.
– Да не беспокойся ты так. Все сестры одинаковы.
Мэри попыталась настоять на своем, но Джон решительно отказался. Вместо того, чтобы принять предложение Мэри, он знаком велел медсестре отвезти Беттину в смотровую. Мэри проводила их до дверей, на ходу утешая Беттину:
– Все будет хорошо. Ты держишься молодцом. Теперь осталось потерпеть совсем немного. Она наклонилась и поцеловала подругу.
– Все хорошо, все хорошо.
Слезы струились по щекам Беттины, пока сестра осторожно везла ее по больничному коридору.
Вскоре в смотровую вошел доктор Мак-Карни в сопровождении Джона. Мэри недовольно посмотрела на Мак-Карни. Бедная Беттина, она и не предполагала, что ее станут осматривать в такую минуту! Мэри чуть не плакала от досады, а чуть позже из смотровой вышла сестра. Когда она открыла дверь, послышался крик Беттины.
– Мне не позволили остаться, – как бы оправдываясь сказала сестра и пожала плечами.
Мэри кивнула.
– Знаю. Я работал здесь когда-то. Началось прорезывание?
– Не знаю, вроде бы. Но все идет очень медленно.
– Почему ей не вводят питоцин внутривенно?
– Мак-Карни не видит в этом нужды. Он говорит, все идет нормально.
Впоследствии Мэри справлялась у суетливо пробегавших медсестер, как там, в родильной палате. Она узнала, что Джон и Мак-Карни согласились не давать пока никаких обезболивающих средств. Они предполагали, что все скоро и так завершится, а если и нет, лучше Беттине обойтись без стимуляторов. Медсестры входили в родильную так же часто, как и выходили оттуда, а Мэри нетерпеливо шагала взад и вперед по коридору в состоянии, близком к истерике. Она мерила шагами длинный коридор и ругала на чем свет Стоит великого Мак-Карни, предпочитавшего до последнего момента обходиться без ассистентов и без лекарств, которые могли бы уменьшить страдания роженицы. Мэри хотелось, чтобы сейчас рядом с ней был Сет, чтобы у Беттины был другой акушер, чтобы все-все сложилось с самого начала иначе. Время от времени в коридор проникали страшные вопли Беттины.
