Текст книги "Девушка по имени Каламити (ЛП)"

Автор книги: Даниэль Лори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В ЛОВУШКЕ

Mетал.

Запах ударил мне в нос и пробудил меня от глубокого сна. Каждый мускул в моем теле болел, когда я села и открыла глаза навстречу восходящему солнцу.

Я мертва. Я должна была быть.

Я посмотрела на свои забрызганные кровью руки и представила, что я призрак, вернувшийся только для того, чтобы попрощаться со своей бабушкой.

Стеклянные карие глаза мужчины смотрели мне прямо в лицо. Позже этот образ будет преследовать меня со словами: Я стал причиной этого.

Я никогда не видела поля битвы, но представляла, как это будет выглядеть.

Я лежала посреди множества тел. Мужчина лежал слишком близко, чтобы я чувствовала себя комфортно, его глаза были открыты, а горло перерезано. Рядом лежал другой, его шея была вывернута под неудобным углом. Тошнота накатила на меня, когда мои глаза увидели остальную часть ужасной сцены.

Если я не была мертва, то как я могла все это проспать? Еще двое мужчин были в нескольких шагах от лагеря, с ножами в спинах, как будто они пытались убежать. Еще двое, слишком окровавленные, чтобы заметить, где была рана, лежали рядом с огнем.

Когда мой взгляд остановился на Уэстоне и медленно поднялся от его окровавленных рук к горящим глазам, меня пробрала дрожь страха. Причина, по которой он не утащил тела, и почему он заставил меня очнуться от этого, поразила меня, как тонна кирпичей. Его лицо было жестким и нечитаемым, но его глаза не лгали.

Он хотел, чтобы я это увидела. Сочувствию или вине не было места внутри него; единственный блеск в его глазах, который я видела, был от удовольствия. Он хотел, чтобы я знала, на что он способен.

Сообщение получено, – подумала я.

Я увидела, как вспыхнули его глаза, прежде чем наклонилась, и меня вырвало всем, что было у меня в желудке.

* * *

Я и раньше видел, как он убивал, но на этот раз все было по-другому. Мужчины были молоды и выглядели так, словно могли быть королевскими гвардейцами из Алжира. Они не были, но это не имело значения, потому что чувство тоски по дому и отвращения уже охватило меня. Они явно убегали от Уэстона, и все же ему пришлось их убить.

Впервые рядом с ним меня затошнило и по-настоящему испугало. Может быть, это было то, чего он хотел: запугать меня, чтобы держать в узде, теперь, когда я знала, что была его пешкой в любой эндшпиле, которую он запланировал.

Волосы у меня на затылке встали дыбом, когда я спустилась к ближайшему ручью, чтобы смыть разбрызганную кровь. Кровь, которую я чувствовала, просачивалась под мою кожу и загрязняла мою душу. Кровь, которую я причинила. Возможно, я и не вонзала нож, но мои руки тряслись, как будто я это сделала. Теперь я чувствовала себя убийцей с фермы из Алжира.

Я долго просидела у ручья, наблюдая, как вода становится красной, прежде чем она стала кристально чистой.

Я не знала, с какого расстояния он мог слышать мои мысли, но они были в таком беспорядке, что я все равно не думала, что он сможет их понять. Те, что были на вершине, были моим разочарованием от всего этого путешествия, иллюзией безопасности, которую у меня отняли, решимостью, которую я должна была держать запечатанной, и мыслями о моей собственной кончине. Они кружились без какого-либо определенного рисунка или манеры, и меня снова чуть не стошнило от их вальса в моем воображении.

Я вернулась в лагерь, который был передвинут на несколько футов, чтобы мне не приходилось спотыкаться о трупы.

Я мысленно усмехнулась тому, как это было сострадательно с его стороны. Но с таким же успехом я могла бы сказать это вслух, судя по взгляду, которым он одарил меня. Я подошла к своей седельной сумке и достала карту. Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что мы направляемся в противоположном направлении от Ундали-Сити. Мое лицо было непроницаемой маской, когда я смотрела на него, сжимая карту в кулаке. Он ответил нейтральным взглядом, его глаза показывали, сколько сочувствия он испытывал.

Никакого.

Дрожь пробежала у меня по спине.

Я сцепилась с гадюкой, ее клыки глубоко вонзились в меня, и я испугалась, что мои когти недостаточно острые для борьбы.

* * *

На следующее утро, когда мы путешествовали по редкому лесу, все мое тело покрывал холодный пот, и я была уверена, что Уэстон слышал биение моего сердца. Я не знала, как мне выпутаться из этой передряги, если я даже не могла оставить свои мысли при себе. Я старалась ни о чем не думать, когда мой мозг не заставлял меня придумывать план. Я была в полном замешательстве между этими двумя процессами.

Когда мы сделали перерыв, и у меня было какое-то подобие уединения, я позволила своим мыслям блуждать. Я бы не убежала, потому что это ничего не дало бы, кроме как задержало бы его на те короткие секунды, которые потребовались ему, чтобы поймать меня. И тогда, я, вероятно, гарантировала бы, что он привяжет меня к себе, как настоящую пленницу. И это было не то, с чем я могла бы справиться. Мне нужно было поступить разумно. Нужно было все обдумать и не реагировать как напуганная девушка, которой я была.

Я задавалась вопросом, куда он вообще меня ведет. Поскольку он мог читать мои мысли, я была почти уверена, что он знал обо мне все.

У меня не было ответов, только слишком много вопросов.

Я всегда задавалась вопросом, почему он передумал сопровождать меня, и теперь я чувствовала себя наивной фермерской девушкой из Алжира. Я хотела бы вернуться и никогда не останавливаться у его столика.

Я хотела бы вернуться домой.

Я была более чем расстроена, потому что чувство предательства преследовало меня. Не то чтобы мы были честны друг с другом, но я доверила ему отвести меня к Ундали.

Он был моей единственной страховочной сеткой, и теперь я знала, что все это было ложью. Теперь эта сеть казалась мне всего лишь смертным приговором.

Я была захвачена ею.

В ловушке.

* * *

Мы остановились, когда солнце начало садиться; воздух между нами совсем не был нарушен словами. Мне нечего было ему сказать. А ему особо нечего было рассказать.

У меня закончились все припасы, которые взяла с собой моя бабушка, но голод был последним, о чем я думала, когда сидела перед костром. Уэстон исчез, и я представила, как сажусь на Галланта и уезжаю. Но я не была глупой. Он мог чувствовать Неприкасаемых за милю. Я не сомневалась, что он мог чувствовать меня так же далеко. Это был бы неподходящий момент.

Когда он вернулся с парой кроликов, я смотрела, как он освежевывает их, заставляя себя сохранять разум в тишине. Я сосредоточилась на лезвии его ножа и звуках потрескивания огня.

Неудивительно, что я не видела таких мужчин, как он, в Алжире. Он не был человеком; по крайней мере, я в это не верила. Присутствие, которое он носил с собой, не было нормальным. Это могло физически ввести тебя в туманный транс или проникнуть под кожу, и у тебя возникло бы желание сбежать. Я чувствовала и то, и другое.

Он выглядел человеком, хотя и не настолько совершенным, что казался вылепленным из плоти и костей.

Но он не был идеален. У него было множество шрамов, покрывавших его торс, и даже один от меня украшал его бицепс. Тот, что на его нижней губе, не умалял совершенства, а увеличивал его. Возможно, он и не был идеальным, но он был идеальным мужчиной. Снаружи.

Он повернул голову, и его пылающий взгляд впился в мой. Я забыла, что он мог читать мои мысли. Или, может быть, мне просто было все равно.

Какой позор, что это тратится впустую на кого-то с таким уродством внутри, – подумала я.

Жар в его глазах сменился безразличием, прежде чем он отвел взгляд.

Со стрессом легче всего справиться, когда не бодрствуешь; вот почему я заснула мгновением позже.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ПРОШЛОЕ НАВЕРСТЫВАЕТ УПУЩЕННОЕ

Мягкий голос ласкал мое лицо. Он прокатился по всему моему телу, напевая песню такой красоты, что она поразила все мои чувства. Атласная ткань такого тепла и мягкости скользнула по моей коже. Мурашки по коже появлялись с каждым крещендо. Необъяснимый чувственный аромат был единственным, что я могла учуять. Цвета пульсировали, рассеивались и появлялись перед моими глазами в ритме песни.

На этот раз тихий голос не предупредил меня.

Я погружалась все глубже и глубже в песню, едва замечая палки и камни под ногами. Мягкая вода впиталась в ткань; она была такой теплой, когда стекала по моей коже… а затем стала ледяной. Я вскрикнула от резкого перехода.

У меня вырвали эту песню, и было такое чувство, что она вырвала кусок моего сердца. Это оставило кровавую рану, и я прижала руку к груди, пытаясь удержать оставшуюся часть моего сердца от того, чтобы оно не разлетелось на куски. Цвета, поглощавшие мое зрение, рассеялись, и передо мной предстала женщина в белом одеянии.

Полная луна подчеркивала темные волосы, заплетенные на макушке в элегантную косу. Ее глаза были широко раскрыты, а из приоткрытых губ сочилась черная жидкость. Я не понимала, что она красная, пока она не капнула на ее белую мантию. Мой взгляд переместился на мужчину позади нее. Равнодушный взгляд уставился на меня в ответ, в то время как женщина осела на землю, нож выпал из ее рук. Ее глаза оставались открытыми, когда последняя частичка ее жизни ушла в красных волнах, покрывавших ее спину.

Мое зрение затуманилось от слез, когда боль в груди взяла верх. Она разъедала мои внутренности, как кислота, и питалась воздухом в моих легких, словно собираясь распространиться на все остальное тело. Я подавилась рыданием, и когда Уэстон обнял меня за талию, я забилась в конвульсиях. Мои глаза закатились, и я едва расслышала глубокий голос в своем ухе.

– Спи.

Я проснулась, когда меня укладывали на мой тюфяк у огня. Мои мышцы болели, но сильная боль, которую я чувствовала, прошла. Я была так уверена, что умираю.

Я безучастно смотрела на огонь. Боль была такой всепоглощающей, что я не хотела ни чувствовать, ни думать ни о чем, пока глубокий голос не прервал тишину.

– Это была песня. Ее смерть заставила тебя почувствовать боль, – сказал Уэстон.

Мои глаза встретились с его пустым взглядом. Я была удивлена, что он добровольно дал мне какую-либо информацию.

– Почему ты убил ее? – спросила я, уже зная ответ.

– Она собиралась убить тебя.

Всегда спасал меня. Когда я смогу спасти себя сама?

Мой разум был лишен особой активности. После того, как я поклялась, что умру, он поставил щит; простой защитный маневр, чтобы уберечь меня от потери рассудка и принятия ужасных решений. Мое тело было настолько измучено болью, что я заснула через несколько минут.

* * *

В течение следующих двух дней я послушно следовала за Уэстоном. Единственным видом контакта, который у нас был, были наши глаза. Я смотрела на него с ненавистью, а он смотрел на меня с безразличием. Я не знала, как, казалось, работает безмолвное общение между нами, но это было так, как будто мы действительно разговаривали.

У него даже не хватило порядочности казаться виноватым в том, что он сделал. От этого моя кожа запылала от гнева, и я сосредоточилась на этом, вместо страха и жалости к себе.

Он так и не объяснил, куда он меня везет, а я ни о чем не спрашивала. Единственное, что имело смысл, это то, что он хотел открыть печать, и он думал, что знает, где она находится. Или он питал слабость к блондинкам и вел меня в странную камеру сексуальных пыток. Я думала об этой маленькой теории громче обычного.

Его веселые глаза говорили: Я мог бы сексуально помучить тебя прямо здесь.

После этого я перестала дразнить его. Это было слишком игриво, даже тревожно. И я не хотела играть; я хотела причинить боль.

Он даже не взглянул в мою сторону, когда я пошла к ручью, чтобы собраться с мыслями и умыться. Я хотела, чтобы он не выпускал меня из виду. Потому что это сказало бы мне, что он беспокоился о моем побеге. Но вместо этого его безразличие сказало все.

Он мог найти меня где угодно в этом лесу.

* * *

Когда мы, наконец, остановились в мегаполисе, у меня в голове были мысли о побеге.

Здесь было достаточно людей, чтобы мне было легче ускользнуть, чем посреди леса. Когда Уэстон заплатил за два номера и вышел из гостиницы, мои широко раскрытые глаза недоверчиво провожали его до двери. Я не сомневалась, что он услышал мои мысли о побеге, и он дает мне полную свободу действий в городе? Меня грызло беспокойство, но я не позволила бы этому повлиять на мое решение.

Солнце еще не село, поэтому я прогулялась по вымощенным кирпичом улицам, чтобы кое-что купить. Я купила еще немного мыла и пару рубашек и брюк. Я использовала деньги, которыми собиралась заплатить Уэстону. Я тешила себя мыслью, что он их больше не получит.

Когда я наткнулась на простое деревянное здание, меня потянуло к нему, и я не смогла удержаться, чтобы не зайти внутрь.

Звякнул колокольчик, когда я открыла дверь, и множество разных ароматов ударили мне в нос. Они пахли домом. Как бабушкины травы. Чувство меланхолии охватило меня вместе с ними.

Молодая женщина стояла за прилавком, вопросительно глядя на меня, прежде чем улыбнуться.

– Могу я помочь вам кое-что найти?

Ее улыбка стала озорной.

– Может быть, зелье, которое поможет соблазнить определенного мужчину?

Покупали ли женщины подобные зелья? Почему бы просто не найти мужчину, которому они нужны?

Женщина обошла прилавок.

– Некоторые женщины не так красивы, как ты; у них не могло быть мужчины, которого могла бы заполучить ты.

Я поморщилась. О, идеально. Еще один телепат.

Она улыбнулась при этой мысли.

– Ты знаешь еще одного?

– К сожалению, – проворчала я.

Она мелодично рассмеялась, и это принесло с собой умиротворение. Мои мышцы и разум были слишком расслаблены, чтобы беспокоиться о внезапной перемене.

– Ты знаешь что-нибудь об олиановом мыле? – я спросила.

Она задумчиво поджала губы.

– Ах да, это свадебная традиция Сильвии, не так ли?

– Я думаю, что да, но я не уверена. Пожилая женщина заставила меня умыться этим средством, и после этого у мужчин была на меня странная реакция, – объяснила я.

– Звучит как скучающая сильвианская женщина, – задумчиво произнесла она.

– Эти мужчины… некоторые не могли оставить тебя в покое, а другие не могли уйти быстрее?

Мои глаза загорелись.

– Точно!

– Ну, если я правильно помню, мыло пахнет по-разному для каждого мужчины. Это не должно быть заметно другим женщинам, кроме той, которая им пользуется. Мыло показывает мужчине, совместим ли он с вами. Для кого-то, кто не подходит тебе, это будет пахнуть отвратительно, а для того, кто подходит, – соблазнительно. Запах зависит от шкалы совместимости. В Сильвии невесты моются с мылом перед свадьбой, и если жениху неприятен запах аромата невесты, свадьба отменяется.

Я восприняла всю информацию и почувствовала облегчение, получив ответы на некоторые вопросы. Какими бы незначительными они ни были. Мы с Уэстоном явно находились на противоположной стороне шкалы совместимости. Я вспомнила его реакцию и его отвращение. Я вовсе не предполагала, что мы совместимы – я была его пленницей.

Женщина с интересом наблюдала за мной, когда я взяла книгу с одной из ее полок.

История Алирии и пророчества Печати.

Я сдула пыль с обложки книги в кожаном переплете. Она была слишком большой, чтобы носить ее с собой, но мне не терпелось посмотреть, что внутри.

– Не возражаешь, если я взгляну? – спросила я.

– Будь моим гостем.

Она указала в угол комнаты, где стояли маленький деревянный стол и стул. Я могла поклясться, что раньше их там не было, и нерешительно оглянулась на нее, но она только улыбнулась.

Я села за стол, и старая книга зашуршала, когда я ее открыла. Мои руки покрылись гусиной кожей, когда я прочитала самое первое предложение.

Будущее Алирии находится в руках одной женщины. Дочери короля и дочери блудницы.

Дрожь пробежала у меня по спине от правды о моей матери. Но если бы я была дочерью короля, конечно, я бы не жила в коттедже. Может, я и была бастардом, но к королевскому бастарду все равно относились лучше, чем к простому крестьянину.

Ее волосы светлые, как пшеница на Западе, глаза темные и выразительные, как озеро Клэр, а ум такой же сильный, как и слабое тело.

Еще одна волна дрожи пробежала у меня по спине, и я потерла руки. Это попало в цель. Я прочитала еще один отрывок о том, когда, по их мнению, должна была родиться "женщина", чего не было примерно еще двести лет.

Но я предположила, что была не очень терпелива.

Я перелистнула на страницу с предполагаемыми местоположениями. Вся страница была пустой. Если никто не имел ни малейшего представления, где это было, то как Уэстон узнал? Не было почти никаких подробностей о том, как выглядела печать. Некоторые верили, что ее защищал горный народ на Востоке. Они были немыми, и предполагалось, что они потеряли свои голоса, чтобы не могли никому рассказать о печати, и были прокляты, чтобы, если ее найдут, все они умерли мучительной смертью.

Что бы у тебя была за жизнь, если бы ты не умела говорить?

Я взглянула на женщину, и мой желудок сжался, когда я забыла, что она может читать мои мысли. Я закрыла книгу и отнесла ее на полку, неохотно задвинув ее между другими.

Ее улыбка стала злой, когда я спросила ее:

– Что у тебя есть такого, что может вырубить кого-нибудь на несколько часов?

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ОТРАЖЕНИЕ В ЯНТАРНЫХ ГЛАЗАХ

Когда я услышала, как в другом конце коридора закрылась дверь Уэстона, я вылила зелье себе на руку. Женщина объяснила, что все, что мне нужно было сделать, это втереть жидкость в любое место на его коже. Это не могло быть слишком сложно, учитывая, что он всегда грубо обращался со мной. Мне просто пришлось бы поменяться ролями.

Женщина заверила меня, что это не повлияет на меня, а только на цель. Но после общения с хитрыми сильвианками я подождала, пока розовая жидкость впитается в мою руку. Она растворилась, как только я ее налила.

После трех минут беспокойного хождения по комнате я все еще не уснула, поэтому предположила, что она говорит мне правду. Чем дольше я ждала, тем быстрее билось мое сердце, поэтому, не имея никакого плана, я вскочила и направилась в его комнату. Я распахнула его дверь и вошла, мое сердце бешено колотилось.

Его пристальный взгляд нашел меня, его губы вытянулись в хмурую линию.

– Что случилось?

Он был без рубашки.

Идеально.

Ради моего плана. Другой причины нет.

Я положила руку на грудь и сделала большие глотки воздуха. Когда я начала – терять сознание, он поймал меня.

Спасибо Алирии, что он повелся на это, иначе я бы упала на пол.

Я положила руку ему на грудь и попыталась незаметно провести ею вверх и вокруг его плеча. Но я должна была быть в отключке, так что, очевидно, это меня выдало. Я на мгновение оказалась в воздухе, прежде чем приземлилась на кровать, почти отскочив от нее.

Его глаза сверкнули весельем.

– Ты думаешь, простое зелье окажет на меня какое-то действие?

Мои волосы упали мне на лицо, и я разочарованно оттолкнула их. Он вмешивался в мою жизнь, а его это забавляло? Я почувствовала, как мои щеки запылали от моего гнева. Я спрыгнула с кровати и толкнула его.

– Ты не можешь просто швырять меня! – закричала я.

Он даже не отступил на шаг от моего толчка, и от этого моя кровь стала горячее. Я не была удовлетворена, поэтому снова попыталась толкнуть его, но он схватил меня за запястье и дернул прочь. Я отшатнулась, подумав, что он определенно не джентльмен.

Он засмеялся.

– Определенно не леди. Какое зелье ты думала использовать против меня? – он спросил это так, как будто это был обычный разговор для него.

Вероятно, так и было. Я не могла быть первой, кого он похитил; он просто слишком спокойно отнесся к этому.

Я уставилась на него.

– Не твое дело. Если бы ты просто отпустил меня, мне бы не пришлось использовать его против тебя!

– Нет.

Это был его ответ. Никаких оправданий. Просто нет.

– Тогда будь осторожен, потому что я найду то, что сработает на тебе, – пообещал я с жаром.

– Я мог бы найти тебя везде, куда бы ты ни пошла, – сказал он равнодушно.

– Нет, если ты будешь мертв, – насмехался я.

Он холодно рассмеялся.

– Кроме того, я думаю, ты лжешь, чтобы запугать меня.

Мое сердце выпрыгнуло из груди, когда он бросился на меня. Я отскочила назад, но он схватил меня сзади за шею и притянул к себе, схватив за волосы. Я не могла пошевелить головой, не выдергивая пряди, поэтому я только бросила на него яростный взгляд.

Я ненавидела то, что ничего не могла сделать, чтобы противостоять ему. Что я чувствовала себя пойманной в ловушку, слабой и бесполезной.

Была маленькая часть меня, которую я не любила. За то, что была такой чертовски слабой. Но это была не та часть меня, которую я ненавидела больше всего; нет, это была та часть, которая наслаждалась тем, что оказалась в ловушке. Часть, которая хотела, чтобы он показал мне, насколько у него больше сил, чем у меня. Часть, которая хотела, чтобы он доказал, что может сделать со мной все, что угодно, и я не могла его остановить. Первобытная часть. И больная часть.

Я выбросила это из головы раздраженным толчком.

Я не могла контролировать дрожь, пробежавшую по моей спине, когда он прижался лицом к моим волосам. Я почувствовала, как он глубоко вдохнул, а затем я отшатнулась, когда он оттолкнул меня.

– Просто освежаю твой аромат. Я могу найти его где угодно. Черт возьми, проверь меня.

* * *

На следующее утро я встала и зашла в женский магазин. Было рано, но я не удивилась, обнаружив женщину, стоящую за прилавком. В ней было что-то… странное. Должно быть, она заметила мой побежденный вид, потому что нахмурилась.

– Это не сработало?

Я покачала головой.

– Как я могу скрыть свой запах?

Ее брови нахмурились.

– Твой аромат?

– Да. Он сказал, что может найти меня где угодно по моему запаху.

– Как… примитивно.

Она загадочно улыбнулась и ушла куда-то в свои мысли. После минуты неловкого молчания она обошла комнату, разыскивая что-то на своих полках. Она схватила что-то маленькое и белое и сунула это мне в руку.

Я застонала.

– Больше никакого мыла.

Она ухмыльнулась.

– Это не заставит мужчин пускать слюни или убегать; это было сделано именно для твоей проблемы. Хотя я почти забыла, что оно у меня было, потому что раньше оно никому не было нужно. У меня никогда не было проблем с зельеварением, поэтому я не могу быть уверена, что это тоже сработает.

Я посмотрела на мыло, нахмурившись.

– У меня нет других вариантов.

Она оглядела меня с ног до головы.

– Ну, ты не кажешься побежденной. Он действительно так плохо к тебе относится?

– Мы не так вместе. Я его пленница.

– Ты выглядишь как здоровый заключенный.

Я вздохнула. Я бы не выглядела здоровой, когда он пытал меня, чтобы заставить открыть печать.

И тогда я пришла к ужасному выводу: ему не нужно было мучить меня. Он мог заставить меня делать все, что пожелает.

У меня было гораздо больше неприятностей, чем я когда-либо думала.

* * *

Я вернулась в гостиницу и чуть не столкнулась в дверях с Уэстоном. Он осмотрел меня, как будто ему было интересно, что я задумала, и я быстро очистила свой разум. Но я не могла очистить свой разум и идти.

По какой-то причине мне казалось, что если я не могу думать, то не могу и двигаться; поэтому я неловко стояла перед ним. Я чувствовала себя муравьем под его пристальным взглядом, и он решал, раздавить меня или нет.

Его губы приподнялись, когда он сказал:

– Не муравей, просто маленький человечек, – прежде чем он прошел мимо меня, как будто не собирался тратить свое время, пытаясь разгадать мои планы.

Муравей? Человечек?

Я была уверена, что в его глазах это было почти одно и то же.

Позже я была обеспокоена тем, что он не признал, собирался ли он раздавить меня.

Когда мы ехали по оживленной тропе, я заметила, что здесь очень похоже на Алжир. Температура была такой же – до определенного градуса, я была уверена. Я снова переоделась в подходящую одежду, в основном потому, что не хотела просить Уэстона помочь мне завязать тряпки на манжетах, и потому, что женщины здесь носили более консервативную одежду.

Многие из них бросали на меня странные взгляды по пути, даже полностью одетые. Я заплела волосы сбоку назад, чтобы они не падали на лицо, и это было самой женственной чертой во мне – это и моя фигура. Но из-за того, что я была одета в мужскую одежду, многие люди тратили много времени, изучая меня.

Колеса каравана скрипели и толкались, когда они проезжали мимо. Лошади ржали, а люди болтали с проходящими путниками об их пункте назначения. В какой-то момент мимо проехала большая деревянная клетка, и мои глаза встретились с большими янтарными глазами тигра. Мне казалось, что я была в замедленной съемке, когда мы проходили мимо металлических прутьев клетки тигра, его пристальный взгляд следовал за мной. Его жужжание невольно пробежало по мне – оно было мягким, мурлыкающим, теплым, и я знала, что у него не было желания причинить мне вред. Я наблюдала за ним, пока он не проехал мимо, и чувствовала то же, что и он, – пойманные в клетку.

Я была пленницей, окруженной всевозможными путешественниками. Я была расстроена. У меня была клаустрофобия. Мне хотелось кричать и умолять кого-нибудь из этих людей помочь мне.

– Ты не уйдешь, – сухо сказал Уэстон.

– Неважно, скольким людям ты соизволишь рассказать.

Я поморщилась. Я ненавидела, когда он использовал это слово: человек.

– Куда ты меня ведешь? – спросила я.

Его взгляд говорил: «Зачем задавать вопрос, на который ты уже знаешь ответ?»

Печать. Эта отвратительная штука, которая уже привела к смертям и причинила бы гораздо больше, если бы ее открыли.

Я задавалась вопросом, как он узнал, где это. Бабушка говорила мне, что я была единственной, кто мог найти ее. Если она ошибалась, то как Уэстон думал, что я вообще смогу ее открыть? Я не думала, что смогу найти печать, даже если попытаюсь. Я не чувствовала притяжения ни в каком направлении, когда обыскивала землю.

У меня не было магии, даже искры, когда меня чуть не изнасиловали. Может быть, просто может быть, я была всего лишь фермерской девушкой из Алжира. Единственное, что изменилось, – это волосатость. И это все же вернулось прежде, чем я успела осознать.

Я все еще была слаба. Я признавала это вопреки своему собственному желанию.

Я надеялась, что смогу избавиться от наивности, но это должно было быть пересмотрено позже. И ко мне все еще прилипло это мерзкое слово, от которого у меня остался неприятный привкус во рту: убийца.

Я знала, что глупо чувствовать вину за то, чего я не делала. Но я была мягче, чем когда-либо до этого путешествия. Хотя у меня было чувство, что эта сторона меня долго не продержится. Эти смерти – они были из-за меня; с этим не поспоришь.

С каждым шагом, который мы делали все дальше от Ундали, по моей коже все сильнее выступал холодный пот. Возможно, я не лучшим образом играла девицу в беде.

Ее разум так же силен, как и слабое тело.

У меня был план.

О котором я бы не стала думать, имея уши в голове