Текст книги "Икс-30 рвёт паутину"
Автор книги: Данг Тхань
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Фулитстон стоял, склонив голову, перед снимками трупа Фам Суан Фонга с размозжённой головой. Он подождал, пока То Лоан придёт в себя, потом тихо сказал:
– От имени американской интеллигенции, от имени свободолюбивых людей нашей страны и от себя лично выражаю самые глубокие соболезнования. Что было, то уже прошло, и ничего тут не поделаешь. – Он неторопливо открыл пайку и достал другие документы. Это были протоколы допросов родственника их семьи и крестьянина с признаниями в том, что они – люди Вьетконга и убили Фам Суан Фонга. – Взгляните ещё вот на эти материалы.
То Лоан стала совсем бледной, потом расплакалась и только минут через десять смогла наконец произнести:
– Какая жестокость! Не думала, что они до такой степени бесчеловечны! Что же теперь делать? Что я должна делать? Благодарю вас за то, что вы сообщили мне об этом прискорбном факте. Спасибо за выраженные вами соболезнования… Ну что же, отныне я остаюсь одна-одинёшенька в этом ужасном мире.
– Нет. Я так сопереживаю с вами. Вы любящая и преданная дочь и должны отплатить за своих родителей. Как же не разрываться сердцу, когда теряешь самых близких людей! Но вы не совсем одиноки. Рядом с вами отныне стоим мы, миллионы американцев, которым дороги свобода и братство. Мы готовы оказать вам всемерную помощь.
То Лоан достала носовой платок и вытерла слёзы на щеках. Фулитстон продолжал:
– Месть, чтобы смыть обиды, – вот то единственно правильное, что должно делать любящее чадо, что должен делать мудрый и более умный, чем другие, интеллигентный человек…
– Но что могу сделать я при своей неопытности?
– Сила человека в интеллекте, а не в мускулах. Мы, американцы, по физическим данным не можем сравниться с чернокожими африканцами, однако благодаря безграничным интеллектуальным возможностям овладели атомной энергией, что может перевернуть Землю и Вселенную. А у вас по сравнению с мужчинами есть одно большое преимущество – ваша красота. Одна лишь красота и та способна склонить чашу весов. Человек, сильный, как слон, закалённый и ловкий, сможет справиться с двумя-тремя противниками – не больше, а смекалкой можно одолеть целое войско. Думаю, что вы способны на большие дела, лишь бы была на то решимость – решимость выполнить долг в отношении родного отца, убитого вражеской рукой. До этого вы, проявляя незаурядную смелость и ум, находились в рядах тех людей, в которых вы только что разглядели своих врагов; теперь с той же смелостью и тем же умом вы непременно одержите славную победу в неумолимой борьбе с ними, дабы отомстить за семью и выполнить долг перед родиной. А мы обещаем помочь вам всеми средствами для уничтожения нашего общего врага.
– Благодарю вас. И тогда возрадуется душа отца моего.
– Его преосвященство епископ Урутиа уже отслужил молебен по вашему отцу.
Фулитстон поднялся и, склонив голову в знак прощания, сказал, что придёт через два дня. Перед тем как сесть в машину, он бросил ещё одну фразу:
– Верьте в нашу бескорыстную, открытую и неограниченную помощь.
На аэродроме Фубай творилось что-то необычное. По обе стороны дороги, ведущей от шоссе № 1 до аэродрома, было пёстрым-пёстро от десантников. Они изнывали от полуденного зноя. Но оружие держали наготове, направляя его в сторону далёких посёлков. Изредка проезжал джип военной полиции. И хотя кругом не было ни одной посторонней души, сидящие в машине зорко просматривали каждый участок поля и каждое дерево, поглядывая сквозь свои большие чёрные очки из-под нахлобученных белых касок.
Вокруг аэродрома, опоясанного сетью дотов с усиленной охраной, было расставлено десять громоздких танков „шерман“, приведённых в полную боевую готовность. Сам аэродром был битком забит военной полицией. От касок, отражавших солнечный свет, слепило глаза. Тянулись напряжённые минуты ожидания.
В зале находилось двое гражданских. Они беседовали и, судя по всему, оба нервничали. Они были похожи друг на друга: нахмуренные лица, густые брови, одинаковая манера насторожённо бросать взгляды по сторонам, после чего делался вид, будто бы ни на что вокруг не обращалось внимания. Но разница была. Одному из них было уже за шестьдесят, и он, рыхлый, был облачён в чёрное одеяние, и на груди у него висел большой крест. Другому было лет пятьдесят пять, на голове у него был повязан платок, одет он был в парчовую блузу, шёлковые штаны, носил очки и, чавкая, жевал бетель. Тот, что в рясе, был епископ Нго Динь Тхук. А тот, что в парче, – Нго Динь Кан, представитель правительства республики Вьетнам в Центральной зоне. Хотя тайные агенты и телохранители находились от них далеко, эти двое говорили между собой почти шёпотом.
– Святой отец, а что за человек этот господин Томас?
Нго Динь Тхук, улыбаясь, посмотрел на младшего брата. Этот-то хорошо знал свои края, особенно город Хюэ, но круг его познаний тем и ограничивался, ибо он никуда не выезжал, мало общался с различными важными иностранными персонами. Да к тому же дела младшего брата в семье полностью зависели от старших братьев. Поэтому приходилось восполнять пробелы в знаниях Нго Динь Кана.
– Мало кто знает подноготную Томаса, – поглаживая крест, с гордостью сказал Нго Динь Тхук. – Но мы-то, слава богу, кое-что знаем. В тридцать девятом году, когда началась вторая мировая война, Томасу Гнило двадцать пять лет. Хотя у него было американское гражданство, а место рождения – штат Техас, работал он на гестапо. Гестапо направило его в Швейцарию для выяснения разведывательной деятельности союзнических стран. Там, пользуясь американским гражданством, он познакомился с многими американцами, приезжавшими в Швейцарию. Благодаря этому он передал гестапо довольно много сведений. В сорок втором году, когда господин Аллен Даллес, директор Центрального разведывательного управления, прибыл в Швейцарию с возложенной на него президентом Рузвельтом особой миссией – установить связь с с правительством гитлеровской нацистской Германии, он встретился с Томасом. Томас сыграл роль посредника во встрече господина Даллеса с представителями Гитлера. Эта его большая заслуга не была забыта, и после окончания войны он был принят Даллесом в США. Он стал его активным сотрудником и побывал во многих странах Южной Америки в качестве дипломатического работника. В июле 1954 года, всего через несколько часов после подписания Женевских соглашений по Индокитаю, Даллес спешно направил Томаса с секретной миссией в Сайгон. Именно в тот раз он явился на встречу со мной, доставив личное письмо брата Дьема…
Нго Динь Кан сплюнул остатки бетеля прямо на выдраенный до блеска пол зала. Нго Динь Тхук спокойно продолжал:
– Он доверенное лицо господина Даллеса, правой руки президента США. Он важная фигура, хотя и не выпячивается. Томас, Фишел, Лэнсдейл – всё это важные персоны. Их голоса имеют решающий вес в политике США во Вьетнаме. Нам не следует разочаровывать их.
– Святой отец, наверное, он прибудет вместе с Чан Ким Туеном.
– Именно так, – кивнул Нго Динь Тхук.
– Но мне что-то не по душе этот Туен, – нахмурил брови Нго Динь Кан.
– И мне тоже. Но как бы там ни было, а он решительный антикоммунист. Мы должны собирать таких людей. И ему очень верят американцы.
– Именно это мне и претит. Так не должно быть. Всё должно проходить через нас. Что касается его отношения к коммунистам, то я знаю…
Перед Каном всплыла круглая физиономия с нездоровой кожей, низким лбом, острыми и чуть раскосыми глазами – лицо директора Центрального бюро по изучению социально-политических вопросов при канцелярии президента республики Вьетнам. Физиономия Чан Ким Туена издавна вызывала у Кана отвращение.
Туен был сыном Чан Ким Дака, губернатора провинции, который получил известность подавлением революционного движения в предгорных районах Северного Вьетнама. Сотни людей в тех местах, где правил Чан Ким Дак, были арестованы и убиты по обвинению в „заговоре против государства великого французского протектората“. Поэтому он неоднократно получал благодарности, а его сын Туен получил возможность учиться в лицее Альберта Capo, затем в Ханойском юридическом, с тем чтобы сын мог идти по стопам отца. В 1944 году Туен закончил институт и стал юристом. Он уже готовился занять должность начальника уезда, но произошёл мартовский переворот 1945 года, когда японцы вытеснили французов, затем последовало всеобщее вооружённое восстание Вьетминя. Августовская революция разбила золотые мечты Туена. К тому же революция поставила перед народным судом его отца, заставив его отвечать за все кровавые дела.
Свой шанс Чан Ким Туен увидел с приходом чанкайшистских войск. Он тут же вступил в партию вьетнамского гоминдана и стал яростно бороться против народной власти. Опираясь на чанкайшистов, Туен совершил целый ряд убийств, ограблений и похищений работников Вьетминя.
В июле 1946 года, когда была раскрыта террористическая организация вьетнамского гоминдана, секретная служба чанкайшистов спешно перебросила Туена в Гонконг, представив его там американской разведывательной организации „Оверси сервис“. Там Туен изредка удостаивался аудиенции у Бао Дая.
В 1948 году „Оверси сервис“ направила Туена учиться в Мичиганский университет. Именно в этом заведении он в 1950 году общался с другим вьетнамцем, который был послан туда после Туена: Нго Динь Дьемом. Чан Ким Туен стал близким человеком „большого господина“ Дьема.
Всё это было хорошо известно Кану. Но одного Кан не мог знать: почему с 1950 года и до настоящего времени американцы постоянно держат Чан Ким Туена рядом с Нго Динь Дьемом… Кан чувствовал только, что Туен как будто пользуется особым доверием американцев. Но именно этого-то Кан и не мог вынести. Ему хотелось, чтобы здесь, на вьетнамской земле, только его родня могла общаться с американцами и чтобы американцы общались только с его роднёй…
Послышался отдалённый гул приближающегося к аэродрому самолёта. Стрелки часов в зале показывали 12 часов 20 минут. Полицейские и тайные агенты пришли в движение. Они смотрели на появившийся в небе „констеласьон“, два серебристых крыла которого, отражая солнце, казалось, были выкрашены в молочный цвет. Перед посадкой самолёт сделал круг. Братья Нго вышли из зала навстречу. За ними с насторожёнными лицами проследовали охранники.
Из самолёта вышли двое: американец и вьетнамец. Обоим было за сорок. Американец высокий и сухопарый, коротко подстриженные волосы, большие тёмные очки, серые техасы и тонкая рубаха с короткими рукавами с пёстрыми цветными изображениями птиц и обнажённых женщин. На запястье левой руки среди рыжих густых волос отсвечивал золотой браслет. Вьетнамец был низкорослым, он спускался по трапу женской походкой. Перед Нго Динь Каном теперь уже наяву появились ординарное лицо и острые глаза человека, который торжественно вышагивал в белом костюме. Братья заспешили навстречу.
– Здравствуйте, святой отец, здравствуйте, господин представитель…
Американец говорил по-вьетнамски бегло. Чан Ким Туен слегка скривил губы.
– Здравствуйте, господин майор, – сказал Нго Динь Тхук, улыбаясь, – здравствуйте, господин директор.
Нго Динь Кан двумя руками пожал руку Томаса. Четверо вошли в зал.
– Помимо вас двоих кто-нибудь ещё знает о нашем прибытии? – тихо спросил Томас у Кана.
– Ваш приезд держится в полной тайне.
– Отлично! – кивнул, довольный, Томас.
Охранники шли сзади на расстоянии нескольких метров. В эту минуту один из военных полицейских, уловив миг, когда вся четвёрка увлеклась разговором, поднёс руку к пуговице на своей груди.
У выезда с аэродрома стояла колонна сверкающих автомобилей. Охранники открыли дверцы и вытянулись по стойке „смирно“. Томас и Тхук сели в одну машину, Туен и Кан, подобно стесняющимся любовникам, уселись в другую. Охранники захлопнули дверцы и быстро расселись но остальным машинам.
Впереди, указывая дорогу, мчался джип с включённой сиреной. За ним следовало свыше десятка „кадиллаков“ и „мерседесов“. Замыкал колонну другой джип. Они въехали в город, пересекли мост Анкыу, проехали улицу Ле Тхай То и прибыли к резиденции представителя правительства в Центральной зоне – старинному дому на улице Хамнги, в который, казалось, не мог проникнуть даже свет и вокруг которого было полным-полно часовых и одетых в штатское агентов.
На следующее утро эти четыре важные персоны встретились в шикарной гостиной Нго Динь Кана. Они сидели на обшитых бархатом креслах у стола, украшенного причудливой деревянной резьбой. На столе стояли бутылки виски и четыре недопитых стакана. Разговор был ещё не закончен.
Председательствовал Томас. Он был явно вне себя и сердито говорил Нго Динь Кану:
– Мы крайне недовольны обеспечением безопасности в вашей зоне, господин представитель.
– Прошу прощения, но я не понял, что вы имеете в виду, господин майор, – удивился Нго Динь Кан.
– Едва мы прибыли сюда, как узнали, что здесь, прямо в городе, происходят покушения, – гневно пояснил Томас.
– Майор Томас имеет в виду недавнюю смерть Фам Суан Фонга, – вмешался ледяным голосом Чан Ким Туен.
– А-а, – облегчённо вздохнул Кан. – Господа, мы провели соответствующее расследование… По данным, которыми я располагаю, он был убит вьетконговцами… Мы продолжаем допросы преступников, чтобы разобраться в мотивах этого убийства.
– Убили вьетконговцы? Вот уж действительно странно! – удивился Томас. – Они что, убили человека прямо перед вашим носом? В своих докладах вы обычно с гордостью сообщаете об организации системы безопасности, о своей агентурной сети, о положения и Центральной зоне.
Губы Чан Ким Туена искривила загадочная улыбка. Томас изменил тон.
– Наше мнение состоит в том – и прошу, господа, простить в случае вашего несогласия со мной, – что вы работаете плохо, если не сказать – просто безобразно. Президент Нго передал господину советнику Лэнсдейлу специальный доклад о положении в Центральной зоне, представленный господином представителем. – Он махнул рукой в сторону Нго Динь Кана. – Мы внимательно изучили этот секретный документ. И хочу устно передать следующее заключение генерал-майора Лэнсдейла. – Он так посмотрел на Нго Динь Кана, что тот стушевался. – Генерал-майор Лэнсдейл сказал, что, возможно, господин лидер в Центральной зоне либо чересчур большой оптимист, либо он просто не знает обстановки и потому составил подобный доклад.
Епископ Нго Динь Тхук, лицо которого налилось кровью, вытаращенными глазами уставился на Томаса, измерив его от зелёных, как у котики, глаз и раздутых ноздрей до нагих женщин на его рубашке, и хотел было что-то сказать, но, видимо, раздумал. В отличие от брата лицо Нго Динь Кана приобрело бледный, а затем вообще белый цвет; затаив злобу, он молчал. Чан Ким Туен поднёс хрустальный стакан к губам, не упуская из виду ни малейшего движения братьев Нго.
– Возможно, господа забыли, – снова начал раздражённым голосом Томас, – что повсюду на этой земле имеются наши люди. Собственные, достойные доверия источники господина Лэнсдейла сообщили, что обстановка в Центральной зоне в пятьдесят девятом году не была столь спокойной, как прежде. Многие места стали недоступны для нас и превратились в базы Вьетконга. Во многих районах горные племена идут вместе с вьетконговцами против нас. Имеются трудности со сгоном населения в стратегические деревни, в результате чего не выполнена даже третья часть намеченного плана. Вьетконговцы, подобно призракам, просачиваются в наши казармы и разлагают людей. Равнинные районы уже не являются более умиротворёнными. В городах положение также выбывает беспокойство.
В печати используются словечки „чужеземцы“, „иностранная держава“ и разные прозвища в статьях, в которых критикуются США. В учебных заведениях, особенно в институтах, как вам известно, преподаватели открыто призывают студентов и учащихся выступать против „агрессии иностранной державы“ и тому подобное… Такова реальная обстановка. Вьетконг всё ещё не уничтожен, он с каждым днём усиливается и значительно активизировал свою деятельность. А мы бросили сюда, истратили на вас, господа, уже несколько миллиардов долларов!
Томас встал и стал ходить по комнате, отчеканивая каждое слово:
– Вы можете считать, что генерал-майор Лэнсдейл не знает положения в Центральной зоне так, как вы. Вы можете говорить, что американцы любят всё преувеличивать. Вы можете сомневаться в доброй воле ЦРУ. Как хотите. Но разрешите напомнить вам, господа, для ясности: наш противник преобразился, он уже начал вести открытое наступление на нас со всех сторон. Вы в своих виллах и дворцах, знаете ли вы о том, что Вьетконг уже начал действовать? Или вы знаете, но не решаетесь говорить из-за боязни, вызванной соображениями престижа? Или из-за боязни потерять источник помощи? Нет! Мы должны смотреть правде в глаза, хотя эта правда и достойна сожаления. Генерал-майор Лэнсдейл просил меня сообщить вам о своём недовольство и беспокойстве. Последние сведения говорят нам о том, что в обстановке наступает переломный момент. Ветер изменил направление. Если мы не примем своевременные меры, то встречный ветер выметет нас в море и эта территория наверняка достанется Вьетконгу. Это будет означать провал вашего плана „атака на Север“ и прорыв одного из звеньев американской глобальной стратегии. Если мы не начнём энергичных действий, думаю, что господин Даллес не оставит в покое ни вас, ни нас тоже!
Наступила напряжённая пауза. Хотя по показаниям термометра в комнате было 20° по Цельсию, братья Нго чувствовали себя словно на раскалённых угольях. Лицо Кана стало вообще мертвенным. Сказанное Томасом вызывало у него ответную реакцию, но он не осмеливался открыто выразить своё несогласие. Томас подошёл к столу, выпил подряд два стаканчика виски, после чего наклонился в сторону Кана и с расстановкой заявил:
– Поэтому то, в соответствии с приказом генерал-майора Лэнсдейла и президента Нго, я и господин директор Центрального бюро по изучению социально-политических вопросов и прибыли сюда. Вчера я передал вам план „ветер изменил направление“. Это план, одобренный юго-восточным филиалом нашего Центрального разведывательного управления, вам надлежало изучить. Он представляет собой составную часть и дальнейшее развитие в новой обстановке плана „четырёх пунктов“, который был намечен президентом Нго в первые дни после прихода к власти. Сегодня мы хотели бы выслушать ваше мнение, с тем чтобы проводить этот план в жизнь в духе сотрудничества.
Кан затаил дыхание. Подумав о том, насколько большую помощь можно будет получить для осуществления этого плана, он почувствовал, что злоба на Томаса у него прошла.
– Мы тщательно изучили и целиком одобряем ваш план „ветер изменил направление“, – сказал он, – Цель плана полностью совпадает с той целью, которую мы постоянно преследуем. Для подготовки плана „атака на Север“ необходимо умиротворить Юг. Мы восхищены тем, как вы внимательно, детально и конкретно разработали комплекс мероприятий, господа. И в городах, и в сельской местности, и даже на базах вьетконговцев мы должны иметь своих людей во всех их организациях, чтобы знать обстановку и вести подрывную работу изнутри. Одновременно мы будем проводить открытые операции по очистке местности силами национальной армии в сочетании с тайными и молниеносными рейдами отрядов особого назначения для ликвидации пристанищ и вновь сформированных вооружённых отрядов Вьетконга. Нам нужно также готовить людей для засылки на Север с диверсионными целями, чтобы не давать там покоя коммунистам, ибо только в этом случае мы сможем умиротворить Юг.
Епископ Нго Динь Тхук сидел ровно, на груди его покоился крест. Глаза его были слегка прищурены. Слушая младшего брата, он изредка кивал головой в знак согласия. Томас, осушив очередной стаканчик, тоже кивнул головой и похвалил Кана:
– Верно! Именно так! Мы должны заставить ветер повернуть вспять, чтобы он вымел всех коммунистов, всех, кто выступает против нас, всех, кто призывает к консультациям, всеобщим выборам и не признаёт американского влияния на этой земле. Все они будут либо уничтожены, либо посажены в тюрьмы… Нужен план для полного их искоренения.
Похвала Томаса словно опьянила Нго Динь Кана.
– Полностью искоренить Вьетконг? Это же наша государственная политика! Президент Нго ввёл указ десять дробь пятьдесят девять и создал чрезвычайный военный трибунал. Мы приступили к непосредственному уничтожению коммунистов и всех оппозиционных сил – это вам, господа, наверняка известно, но этого ещё недостаточно. Как сказал однажды мой старший брат Нго Динь Ню, политический советник президента Нго: „Нужно подавить ненависть масс и идти вперёд“. Что касается коммунистов, то паша рука никогда не дрогнет. Мы приветствуем вашу искреннюю помощь и признательны за неё, господа. План „ветер меняет направление“ будет нами осуществлён. – Он замолчал на мгновение, взглянул на Томаса, пытаясь определить его реакцию, и, понизив голос, добавил: – Только бы Соединённые Штаты Америки предоставляли нам достаточно средств.
Томас посмотрел на Чан Ким Туена: тот слегка ухмыльнулся, затем рассмеялся и, не меняя позы, словно каменная статуя, сказал:
– По предложению ЦРУ американская миссия экономической помощи соглашается выделить нам пятьдесят миллионов долларов для реализации этого плана.
Лицо Нго Динь Кана просветлело. Томас посчитал нужным дополнить сказанное Чан Ким Туеном:
– Мы, американцы, просим вас, господа, лишь о том, чтобы эти деньги были целиком и эффективно использованы для целей умиротворения.
– Господин Томас, – вмешался шутливым тоном епископ Тхук, – в библии, как известно, Томас олицетворял сомнения и отсутствие веры!
Это ничуть не задело самолюбия Томаса.
– Прошу прощения, ваше преосвященство, но такова наша профессия.
Нго Динь Кан, сделав вид, что он ничего не знает, заявил:
– Есть ещё одно обстоятельство, которое вызывает у нас заботу и о котором я хотел бы сказать вам, господа: нам нужно несколько способных человек, которым можно было бы доверять.
Чан Ким Туен, вертевший в руках хрустальный стакан, поставил его на стол и выпрямил спину:
– Об этом уже побеспокоился президент Нго. Он направит сюда человека, к которому чрезвычайно благоволит, человека, который вместе с ним находился в дальних скитаниях, человека, испытанного нами, обладающего всеми способностями, человека, имя которого вы определённо слышали, господа… Это Фан Тхук Динь.
У этих юношей ясные глаза, энергичный и собранный вид, таким никакая преграда нипочём. Рядом с ними изящные и нежные девушки в длинных белых платьях, но лица их серьёзны и решительны. В руках молодёжи плакаты: „Мы против вмешательства иностранной державы во внутренние дела Вьетнама!“, „Независимость прежде“ всего!», «Обеспечить демократические свободы!».
На трибуне, позади алтаря Отчизны с благовонными дымящимися палочками, во всю ширь стены протянулся большой плакат: «Вьетнамские студенты и учащиеся борются за интересы Родины».
Аудитория «В» института города Хюэ постепенно наполнялась. Здесь собирались студенты и учащиеся четырёх высших учебных заведений города. Были среди них и те, кто не состоял в общественных организациях, и просто любопытные. И, конечно, сюда затесалось немало и агентов, которые даже не знали друг друга.
Радостные приветствия, искренний смех, твёрдые заверения, летучие совещания, сочувствующие взгляды. Но были здесь и блуждающие взгляды, перешёптывания, и уши, прислушивающиеся к каждому слову, и лица, высматривающие что-то своё…
Самыми деятельными здесь были журналисты. Вот иностранные корреспонденты. У каждого свой неповторимый вид, одежда, причёска. У одного два, у другого три фотоаппарата сразу, у третьего магнитофон, четвёртый не расстаётся с кинокамерой. Местные корреспонденты заняты в основном взятием интервью. Спрашивают одного, задают вопросы другому и строчат, строчат в своих блокнотах. Тут же и несколько профессоров: стоят молча, погрузившись в свои думы.
Фан Тхук Динь находился среди любопытствующих. Глядя на молодые, задорные лица, он чувствовал симпатию и волнение. Неожиданно вспомнился состоявшийся накануне разговор с Нго Динь Каном.
По прибытии В Хюэ он был встречен по-особому. Ему направили личную машину Нго Динь Кана. На аэродроме его ожидало несколько высокопоставленных чинов из представительства при канцелярии президента. Тут же была и военная полиция для охраны. Наблюдая из окна машины, он заметил большие изменения в облике города. Аэродром Фубай расширили. Вертолёты, выстроенные в ряд, похожи на огромных стрекоз. Повсюду много военнослужащих. То в одном, то в другом месте громоздятся горы ящиков с военными грузами. Всюду военные посты, казармы. И везде колючая проволока, доты и разношёрстная солдатня. То тут, то там расставлены артиллерийские орудия с чёрными стальными стволами.
А вот и центральная часть города. Да, многое исчезло из старинной архитектуры. Появились какие-то новые корпуса. Современные многоэтажные здания тянутся вверх и смотрят на заросшие мхом дворцы на противоположном берегу Ароматной реки. По водной глади, где раньше размеренно, будто в растянутых местных напевах, плавали только лодки, теперь носятся катера республиканского флота. И на катерах этих опять же солдаты, оружие. Улицы в центре города наполнены грохотом армейских машин. Машины американских советников, машины республиканских войск.
Десятиколесные бронетранспортёры чем-то напоминают слонов. Из джипов торчат чёрные туфли и штанины брюк американских офицеров. «Мерседесы», «бьюики» и «кадиллаки» появились здесь недавно. Открыты магазины по продаже предметов роскоши, работают пивные бары, кафе, магазины с полуевропейскими-полуазиатскими названиями по продаже армейского барахла. Английские слова перемешаны с вьетнамскими. Традиционные длинные фиолетовые платья, какие раньше носили здешние женщины, куда-то исчезли. На смену пришли длинные одеяния из нейлона различных оттенков с яркими цветами или брюки в обтяжку и блузки с открытой шеей и короткими рукавчиками. А пот кинотеатр с огромной рекламой, изображающей полуобнажённую женщину с дико растрёпанными волосами и похотливым взглядом, которая подмигивает краешком глаза, соблазняя прохожих. На этой же рекламе ниже женщины несколько мужчин в широкополых шляпах целятся друг в друга из пистолетов. Рекламу сопровождает дешёвенький текст: «Великое зарубежное кинотворение в цвете. Интригующе, сногсшибательно, захватывающе от начала до конца». Несколько юнцов стоят вытаращив глаза. По улицам бродит много детей. Но больше всех всё же солдат: парашютисты, морские пехотинцы, танкисты, солдаты частей особого назначении.
Фан Тхук Динь вдруг испытал какое-то, смятение, будто он чего то лишился, он словно почувствовал боль расставания с чем то на области мечтаний и тишины, с тем, что прошло и никогда не вернётся.
В тот же вечер его принял Нго Динь Кан. Жуя бетель и пытливо поглядывая на Диня, правитель Центральной зоны сказал:
– Очень рад, что вы присланы президентом сюда на помощь, Но я должен заранее сказать вам одну вещь: обстановка здесь несколько отличается от тамошней.
Динь знал, что тот хочет и напугать, и в то же время проверить его. Перед тем как приехать сюда, Динь внимательно расспросил многих об этой личности. Нго Динь Кан был крайне подозрителен, своенравен и жесток. Он подозревал даже самых близких к нему людей, подозревал и тех, кого присылали к нему Нго Динь Дьем и Нго Динь Ню. Он не хотел, чтобы кто-либо знал о том, что он уже сделал и что он делает. Насторожённость и своеволие его были схожи с подозрительностью и произволом, характерными для феодалов средневековья.
Динь сидел молча, всем своим видом подчёркивая глубочайшее уважение к сказанному Нго Динь Каном. Отметив вежливость и благопристойность молодого человека, тот несколько смягчился.
Он выплюнул бетель и стал разглагольствовать о своём авторитете среди соотечественников, о своём таланте руководителя, организовавшего в здешних местах аппарат власти, абсолютно преданный президенту Нго и ему самому… Потом он стал расспрашивать о Нго Динь Дьеме, о супругах Нго Динь Ню, поинтересовался, как работалось с американцами в канцелярии президента. Затем перешёл к вопросам о семье и о жизни самого Фан Тхук Диня. Узнав, что Динь родился в семье, враждебной революции, и что он живёт один, так же как и он сам, Нго Динь Кан улыбнулся довольной улыбкой.
– Ну что ж, мы, видимо, сработаемся, – сказал он. – Президент Нго поступил очень умно, направив вас ко мне в помощники.
Он рассказал Диню о плане «ветер изменил направление». Фан Тхук Динь уже слышал о нём от Лэнсдейла перед выездом в Хюэ. Лэнсдейл тогда подробно изложил его на встрече братьев Нго с представителями ЦРУ. Динь там тоже присутствовал, так как было уже решено, что его направят в помощь Нго Динь Кану для осуществления этого плана в Центральной зоне. Теперь, слушая изложение Нго Динь Кана, он отметил лишь ту особенность, что тот присвоил себе разработку данного плана, который, оказывается, потребовал большого напряжения мысли, подготовки разных вариантов, перед тем как был послан президенту на утверждение.
– Президент похвалил план и призвал к выполнению его во что бы то ни стало, – изрёк Нго Динь Кан. – Он же прислал вас помочь мне в делах. В плане я говорю предельно ясно: коммунисты готовят удар с трёх направлений: из горно-лесистой местности, которую они контролируют, из равнины и изнутри города. Мы соответственно должны, ударить по ним на всех этих избранных ими направлениях. Это будет решающая схватка.
– И вы наверняка уже имеете план конкретных действий? – в голосе Фан Тхук Диня была сама вежливость.
– Своя же палка бьёт по собственному горбу! – самодовольно засмеялся Нго Динь Кан. – Этого вам знать пока не нужно. Я расставил достаточно сил на всех этих трёх направлениях. Коммунисты подвергнутся совершенно неожиданным ударам, и когда они схватятся, то вся их организация будет уже полностью развалена. Ха-ха… В одном из этих направлений – город, и мы должны обратить внимание на рабочих и учащуюся молодёжь. Я считаю, что институты открывать незачем. Нынешняя молодёжь, нахватавшись зданий, любит рассусоливать то одну, то другую теорию, не считается со взрослыми и вообще ничего не признаёт. После средней школы их всех надо забирать в военные училища. Как вы думаете? Нашей армии не хватает людей, к тому же будет меньше беспокойстве с оппозицией, да и вообще тогда будет меньше бед от них.
Вы не могли бы сказать, что мне предстоит делать, чтобы оказаться достойным доверия президента? – спросил Фан Тхук Динь, пытаясь вернуть собеседника к нужной теме.
– Вы только что приехали, отдохните несколько дней, разберитесь в обстановке. Когда появится дело, которое потребует вашего участия, тогда я попрошу вас дать мне совет. А пока отдыхайте…
