Текст книги "Икс-30 рвёт паутину"
Автор книги: Данг Тхань
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Он нажал кнопку в стене. Зазвенел звонок. В комнату вошёл какой-то верзила. Томас повернулся к Тхюи Ханг и сказал уже совсем по-иному:
– Ну так что? Пока ещё есть время, чтобы ты сама избрала форму обращения с тобой.
– Я знаю только то, что сказала, – гордо ответила Тхюи Ханг, глядя в его наглые глаза. – Я не выбираю ничего. Для нас, вьетнамцев, гуманизм не строился на долларах и насилии…
Томас поднял палец к виску, показав своему подручному, что надо делать.
– Ударь током в её упрямую голову, – злобно сказал он.
Так начались пытки. Колокол в какой-то церкви поблизости пробил восемь раз.
В логове ЦРУ Тхюи Ханг продержали две недели. В течение этого времени её постепенно истязали так, что она находилась буквально на грани между жизнью и смертью. Иногда пытки прерывались, и тогда в ход шло заигрывание или применялся шантаж. Когда и это не действовало, возвращались к истязаниям. Её пытали током, и чтобы заглушить крики, на полную мощность включалась джазовая музыка. Когда она, потеряв сознание, лежала распластанная на столе, они пили виски, кока-колу. Она будет всегда помнить, как мгновенно менялся в лице Томас каждый раз, когда она отвечала «не знаю», как он, покуривая сигарету, кивал головой и что-то говорил своим слащавым голосом, потом вдруг швырял сигарету, весь зеленел и начинал цедить слова сквозь стиснутые зубы, взъерошенный, будто бешеная собака.
Иногда он менял тактику, принимался за длительные допросы. Жуя резиновую жвачку, он ставил подряд один за другим вопросы с таким расчётом, чтобы не дать Тхюи Ханг времени на размышление. К тому же многие вопросы были туманными и не связанными с задержанием Тхюи Ханг. Затем изменял их таким образом, чтобы найти противоречия в её ответах, выжать из неё то, что она хотела скрыть.
Но все эти попытки успеха не имели. Им так и не удалось узнать от неё ничего больше о Фан Тхук Дине. Убедившись в том, что им ничего не добиться, в последние дни заключения Тхюи Ханг они стали предлагать ей нормальное питание, стали чуть ли не осыпать её ласками и утешениями.
Наступил день, когда её вновь провели в гостиную на первом этаже. Томас изображал радушие, он предложил ей сесть за стол, на котором стояли кофе и пирожные. Но она не притронулась ни к чему.
– Скажите, – спросил он, – за время, проведённое здесь, многое ли вам пришлось не по душе?
– Что бы вы думали на моём месте? Мне кажется, что вам не следует спрашивать об этом.
– Забудьте всё, что прошло, – улыбнулся Томас. – Мы ведём себя таким же образом по отношению и к самим американцам, которые выступают против Соединённых Штатов Америки. Мы уважаем справедливость и свободу, поэтому должны докапываться до истины, поймите. Мы счастливы, что, установив вашу невиновность, проявили к вам должное внимание в последние дни и теперь возвращаем вам свободу. Всё, что мы делали, было сделано во имя свободы, во имя интересов вашего государства, и только. Только таким образом удалось установить, что вы хороший человек. Отныне вы можете жить в полном покое, ибо вы получили аттестацию. С радостью расстаюсь с вами…
Как бы там ни было, но вы рассказали нам кое о чём. – Он полез в карман и вытащил пачку денег. – Проверка подтвердила правильность этих данных, и чтобы возместить ваш вынужденный перерыв в работе, разрешите вручить вам двадцать тысяч пиастров.
Всё здесь ей казалось мерзким: и его наглое лицо, и его циничные слова, и деньги, которые он держал в руке, так же как и угощение, приготовленное на столе. Ибо она знала, что за этими словами, деньгами, угощениями были генератор тока, колодки, резиновые дубинки с железным стержнем, были так называемые справедливость и свобода Соединённых Штатов Америки. Она отстранила его руку с деньгами.
– Спасибо. Ни только что сказало о свободе. Самым ценным для меня сейчас является свобода. А деньги у меня ещё есть, я не приму этих денег от вас.
– Ну, как хотите, – Лицо Томаса стало строгим. – Но перед тем как вы уйдёте, считаю необходимым договориться с вами об одном: о том, что вы находились здесь, и обо всём, что вы слышали и видели, не должен знать никто! До самой смерти вы не должны ни с кем говорить об этом, особенно никоим образом нельзя дать Фан Тхук Диню повод догадаться об этом. Если же кто-нибудь узнает, то мы будем вынуждены устранить все свидетельства, – он сделал упор на этом слове, – и это может стоить вам жизни. Я отнюдь не угрожаю вам… Вы должны защищать престиж Соединённых Штатов Америки.
Тхюи Ханг ничего не ответила. Он проводил её к двери и сказал:
– Нам очень нужны такие сотрудники, как вы. Если однажды вы надумаете или вам что-нибудь понадобится, приходите сюда и спросите майора Томаса.
Лёжа в кровати, Тхюи Ханг продолжала думать о подлинном лице американцев, находящихся в Южном Вьетнаме, о независимости и свободе республики Вьетнам. Всё тело ныло от боли. Как же жестоко её били! Они били так, чтобы на теле не оставалось никаких следов, но боль, от которой ломило все кости и которая пронизывала каждый нерв, то и дело давала себя знать.
Её размышления неожиданно прервал стук в дверь. Она привстала:
– Кто там?
– Тхюи Ханг? У меня к вам срочное дело, – послышался женский голос.
Тхюи Ханг открыла дверь и увидела незнакомую женщину. Длинные ресницы, тонкие губы. Она юркнула в комнату и тут же закрыла за собой дверь. Это удивило Тхюи Ханг, которая никогда до этого не встречалась с ней. Она вопросительно посмотрела на вошедшую женщину.
– Вы спрашивали меня?
– Ну как, вы здоровы? – спросила незнакомка. – Вы готовы получить задание? За время вашего ареста работа организации разладилась. Меня направил Динь, чтобы восстановить связь. Я, конечно, должна была прийти в день вашего возвращения, но у вашего дома всё время крутились шпики, поэтому я только сегодня смогла пробраться к вам.
– Вы не ошиблись? – испуганно спросила Тхюи Ханг. – Вы упомянули какую-то организацию и наговорили здесь такого, что я ничего вообще но поняла.
Незнакомка, озираясь на дверь, словно боясь, что их кто-то подслушивает, тихо сказала на ухо Тхюи Ханг:
– Я от Фан Тхук Диня. Вы мне не верите, наверное, потому, что я не сказала пароль. Но поймите, после вашего ареста все старые пароли были изменены. А новый, поскольку Динь не смог встретиться со мной, он не сообщил.
– Теперь я тем более, не понимаю, о чём вы говорите, – строго сказала Тхюи Ханг. – Вы, конечно же, обознались. Не имею чести вас знать. Вам лучше бы найти именно того, кто вам нужен.
Это было равносильно изгнанию незваной гостьи. Незнакомка смешалась.
– Да, кажется, я ошиблась, прошу прощения, – сказала она. – Наверное, другая Тхюи Ханг… Но прошу держать это в секрете.
Она пробормотала что-то на прощание и удалилась. Тхюи Ханг раздражённо захлопнула за нею дверь. В голову лезли разные вопросы: «Что за чертовщина! Почему опять Фан Тхук Динь?»
Незнакомка уже шла по улице, приближаясь к перекрёстку. Потом она повернула налево и исчезла. Её поджидал сверкающий «мерседес». Директор Центрального бюро по изучению социально-политических вопросов Чан Ким Туен, держа одну руку на руле, другой открыл дверцу.
– Ну, и каковы результаты, Зуй Ли? – спросил он.
Согласование одного плана
Пресс-конференция продолжалась уже полтора часа. Нго Динь Дьем нервничал. Он не любил эти пресс-конференции, поскольку довольно часто его ограниченный ум оказывался в тупике от непредвиденных вопросов журналистов. Конечно, это относилось только к зарубежным корреспондентам, так как из сайгонских журналистов никто не смел задавать неугодных ему вопросов. Иначе он просто рассердился бы, а потом такого смельчака непременно пригласил бы к себе, в главное управление жандармерии и полиции, полковник Нгуен Нгок Ле, чтобы дать там ему вразумительный ответ.
Рядом с Нго Динь Дьемом, словно тень и душа его, всегда находился Нго Динь Ню. Этот семейный стратег не занимал никакого официального административного поста и был всего советником, но власть его распространялась на всё, он решал всё и подчинил себе тоже всё. Он руководил тайной агентурной сетью из 60–70 тысяч служащих, разбросанных по деревням и общинам, учреждениям, городским кварталам и предприятиям. Эти агенты следили за деятельностью и высказываниями всех окружающих. Он же слушал или читал донесения, намечал планы, руководил их выполнением. Сколько же чёрных планов вынашивалось по ночам в его голове, когда он лежал в своей тёмной комнате во дворце Залонг, засунув под подушку очередной роман об американских гангстерах и поглядывал на установленный у кровати столик с приборами для курения опиума.
Сейчас он сидел рядом с Нго Динь Дьемом на пресс-конференции и то шептал ему что-нибудь на ухо, то сам отвечал за него, когда для Дьема вопрос оказывался трудным. При этом он никогда не вынимал изо рта сигареты. Журналисты сыпали вопросы один за другим.
– Каково ваше мнение относительно утверждений о том, что вы не хотите расширять состав правительства и что ваше правительство имеет характер семейного клана? – спросил французский корреспондент.
– Это утверждения коммунистов, – не задумываясь ответил Нго Динь Дьем.
– Но, позвольте, – возразил корреспондент, – я слышал, что многие из тех, кто придерживается такой точки зрения, отнюдь не являются коммунистами. У них достаточно оснований для подобной точки зрения: вы стоите во главе правительства, супруги Ню обладают всей полнотой власти. Помощник по вопросам обороны Чан Чунг Зунг является родственником мадам Ню. Посол республики Вьетнам в Вашингтоне Чан Ван Тионг – отец мадам Ню. Послом по особым поручениям в Европе является Нго Динь Луен, ваш младший брат. В Центральном Вьетнаме верховным лицом является Нго Динь Кан, тоже ваш родной брат:
– Это тоже тезисы коммунистов, – прервал его Дьем.
– Бели не коммунистов, то во всяком случае прокоммунистических лиц, – добавил Нго Динь Ню.
Французский корреспондент улыбнулся и стал писать.
– Прошу прощения, – сказал шведский журналист. – Я недавно приехал в Сайгон, по и некоторые интеллигенты, и мои коллеги по профессии, с которыми я встречался, сетуют на отсутствие здесь свободы мысли, свободы печати, свободы слова…
Дьем повернулся к Нго Динь Ню. Тот как ни в чём не бывало ответил:
– Здесь ни у кого нет права иметь собственные мысли, кроме меня.
Все замерли от удивления. Затем зал грохнул от смеха. Следующий вопрос задал польский журналист:
– Прошу рассказать о положении с тюрьмами. По имеющимся сведениям, в заключении находится около полумиллиона человек, которые содержатся в невыносимых условиях и к тому же постоянно подвергаются пыткам и побоям, в результате чего многие умирают или становятся калеками. Помимо того, несколько миллионов человек подвергаются разного рода преследованиям.
– Это – коммунисты, – последовал ответ Дьема.
– По моим данным, – продолжал польский журналист, – в тюрьмах находятся женщины, дети и старики. Там есть и священнослужители, профессора, студенты, которые, как мне точно известно, не являются коммунистами. Я имел встречу с девушкой двадцати лет, у которой после двухлетнего пребывания в тюрьме парализованы обе ноги, на голове не осталось волос, а на теле сохранились следы от изуверских истязаний. Она всего лишь студентка, не имеющая никакой вины. Вам известны подобные факты?
– Если не коммунисты, то, во всяком случае, работают на коммунистов.
– У тех, кто делает политику, нет права быть слабохарактерными, – добавил Нго Динь Ню.
– А вы не боитесь реакции со стороны различных слоёв населения?
– Ни у кого нет права на какую либо реакцию, ибо Южный Вьетнам сейчас находится в состоянии войны.
Сказав это, Дьем поднялся. За ним встал Нго Динь Ню. Зная привычки Дьема, его личный секретарь Во Хай объявил о закрытии пресс-конференции. Журналисты потянулись к выходу, оживлённо обсуждая услышанное.
В одном из коридоров дворца Дьем и Ню повстречали Чан Ле Суан с дочкой Ле Тхюи. На Чан Ле Суан, державшей белую роскошную сумочку в руке, было длинное белое платье, подчёркивающее изящность и соблазнительность фигуры. Дьем смущённо отвёл глаза в сторону. Отношения между одиноким старшим братом её мужа и этой сравнительно молодой и красивой женщиной были предметом всеобщих разговоров. Было известно только, что он сильно побаивается жены своего брата. Если ей что-либо не нравилось, она тут же вся вскипала, начинала кричать и даже хватала господина президента за галстук. Господин президент всегда отмалчивался.
Ле Тхюи, дочери супругов Нго Динь Ню, было чуть больше десяти лет, но уже было видно, что она унаследовала как капризность матери, так и жестокость отца. На ней были джинсы в обтяжку со многими карманами и застёжками, ковбойка, широкий пояс с пистолетом на бедре, одним словом – точная копия главаря женской банды из американского фильма.
Мать с дочерью только что вернулись из Далата, где они отдыхали, и от них так и веяло воздухом горного плато.
– Тебе понравилось в Далате? – спросил Дьем у Ле Тхюи.
– Мне больше правится отдыхать в Швейцарии или Франции, – ответила девочка. – В Далате не с кем играть. Мама все дни была занята приёмом гостей.
– А как идут дела у Ка и Кана? – обратился Нго Динь Ню к жене.
– Весьма успешно, – ответила Ле Суан. – Сестрица Ка и Кан прибрали все источники доходов в Центральной зоне. Без руки Ка не обходится ни одна внешнеторговая операция. Случается, что без каких-либо затрат и усилий ей достаются сразу сотни тысяч долларов. Свой капитал она увеличивает и тем, что вместе с рядом высших офицеров взяла подряд на обеспечение всем необходимым войск в первой и второй тактических зонах. Да вот и после недавнего наводнения, когда она взялась за распределение риса, лекарств и ткани среди населения пострадавших районов, она получила себе кое-что. Должно быть, у неё состояние на несколько сотен миллионов долларов. Что касается Кана, то ему не нравится занятие Ка. Он держит в своих руках лесные угодья и острова, владеет богатствами джунглей и моря. Господи, он показывал мне такие ожерелья из жемчуга и нефрита, что я чуть не ослепла. Он говорил, что может достать их сколько угодно. Он прислал отцу Тхуку и вам обоим разные подарки, сложенные в той вон комнате: несколько слоновых бивней по метру с лишним, несколько килограммов тигровой мази, пару десятков медвежьих желчных пузырей, разные пряности, да всего и не упомнишь.
– Бедняга, – вздохнул Дьем. – Он не любит никуда выезжать.
– А наш курорт скоро будет построен? – спросил Нго Динь Ню.
– Скоро. – У Чан Ле Суан, раскачивающей сумочку на руке, был счастливый и довольный вид. – Пришлось, правда, потратить около двух миллионов долларов. Когда ты приедешь на отдых, ты будешь доволен. Я сказала французским архитекторам, чтобы они не экономили, а проектировали бы, рассчитывая на самые дорогие стройматериалы, нечто шикарное и поистине великое, как личные курорты американских миллиардеров. С зеркальными интимными комнатами, плавательными бассейнами, садом с вольерами, кинозалом, музыкальным салоном… Особенно шикарным будет твой курительный зал в восточноазиатском стиле, с видом на красивейший горный пейзаж, с дорогим гарнитуром старинной эпохи, за которым я направляла на самолёте в Гонконг одного китайца из Шолона. Второе – это моя ванная комната, отделанная такими материалами, что их едва ли может достать самая известная, самая богатая кинозвезда. Там будет научная система пара и душевых устройств, которые снимают усталость и вызывают особые ощущения на разных участках тела. Строительные работы на две трети уже завершены… Я назову этот курорт своим именем.
Дьем даже заморгал, когда она рассказывала о своей ванной. Нго Динь Ню, желая изменить тому, оборвал жену:
– Довольно, об этом поговорим потом. А сейчас мы с Дьемом должны встретиться с американскими должностными лицами для обсуждения общего положения. Как ты нашла политическую обстановку в Центральной зоне, а?
– Господи, – сказала Чан Ле Суан, – чуть не забыла, ведь Кан передал письмо Дьему. – Она достала из сумочки запечатанный конверт и протянула его Нго Динь Дьему. – Кана многое беспокоит в тамошней политической обстановке.
Дьем вскрыл конверт. В нём были письмо и секретный доклад о положении в Центральной зоне. В письме говорилось следующее:
«…Настроение масс также вызывает тревогу. Интеллигенты часто собираются и обсуждают вопросы, в которых мы не заинтересованы. Они занимаются сравнением одного строя с другим, хвалят Вьетконг и критикуют пас. Студенты и учащиеся, вместо того чтобы заниматься, стали упрямы и непослушны, они тайком передают друг другу бунтарские газеты, листовки, создают группы и организации, которые ведут неизвестно какую деятельность. Буддисты считают нас непримиримыми смертельными врагами. Их влияние в массах весьма сильно. Трудно понять поведение рабочего и крестьянского люда. Я по-всякому пытаюсь подкупить, заманить их, но как только они встречают вьетконговцев, то сразу же идут за ними. Из наших людей никто не рискует оставаться ночью в деревнях. По ночам полными хозяевами этих деревень становятся вьетконговцы. Не понимаю, откуда вьетконговцы знают всё о нас, от мелочей до крупных дел, в то время как мы ничего не знаем об их деятельности. Жаль, что я вдали от вас, братья, и не могу обратиться за вашим умным советом. Но я обещаю вам, что отдам все силы тому, чтобы никто у меня здесь не посмел поднять головы.
Уважаемый президент, есть ещё одна новость, о которой я должен немедленно поставить вас в известность: профессор Ле May Тхань сообщил, что в скором времени следует ожидать усиления деятельности Вьетконга во всех областях. Мы должны нанести предупреждающий удар. У профессора имеются сведения, так что прошу вас направить доверенное лицо для постоянной связи с ним и разрешить профессору действовать. Он считает, что время уже пришло, что он больше не может ждать, и хочет нанести по вьетконговцам очень чувствительный удар. Я полностью согласен с профессором и прошу вас принять его предложение. После этого мы могли бы отозвать его и поставить во главе университета, так как нам нужно много своих людей, которых можно было бы внедрить в бунтующую и никого не боящуюся молодёжь. Что касается этой молодёжи, то если я буду точно знать, кто из них занимается подрывной деятельностью, я безжалостно расстреляю их, а остальных загоню в армию, чтобы отбить у них надежду пойти за Вьетконгом.
Если в обстановке появится что-нибудь новое, я немедленно сообщу лично вам, президент, и брату Ню. К сему прилагается секретный доклад об обстановке в Центральной зоне для передачи его на просмотр американцам. Конечно, в этом докладе я не говорю всего, с тем чтобы американцы не могли знать, ибо они могут неверно оцепить усилия вашей семьи, что в свою очередь может привести к уменьшению их помощи нам и к тому, что они потребуют от нас разделить власть с какими-нибудь глупцами. Не могу скрыть от вас своё раздражение американскими инспекторами, которые вмешиваются в личные дела нашей семьи и рыщут буквально повсюду.
Смею просить вас, президент, направить способного человека, который мог бы как помогать мне в секретных делах на пользу вам и государству, так и сотрудничать с профессором Ле May Тханем в пресечении активизирующейся деятельности Вьетконга и в организации наступления на противника.
Молю всевышнего, да ниспошлёт он вам благодать. С уважением
Нго Динь Кан».
Дочитав послание наместника в Центральном Вьетнаме, Дьем задумался и молча передал письмо Нго Динь Ню. Прошло несколько минут, потом Дьем повернулся к Чан Ле Суан:
– В этом месяце… вы перевели новые суммы в банки за рубежом?
– Да, перевела. Помимо двух банков в США в один банк в Гонконге, потом в Швейцарии, затем во Франции, кроме того, недавно я открыла счёт в римском банке.
Дьем с довольным видом кивнул головой.
– В США переводите меньше, а больше в Швейцарию и Рим.
Когда Ню дочитал письмо, Дьем спросил:
– Ты гарантируешь, что никто не знает о нашем подземном ходе здесь? Можно ли доверять старику китайцу у входа в подземелье?
– Будь спокоен, – ответил Нго Динь Ню. – Старик знает, что ему не сносить головы, если он проговорится. Я его прямо об этом предупредил. Это мой верный слуга, я его хорошо знаю и к тому же дал ему много денег.
В комнате, где была назначена встреча, руководители американской разведки, шефы Нго Динь Дьема, поджидали братьев Нго. Когда те появились, Лэнсдейл и профессор Фишел, любезно улыбаясь, пожали им руки. Вслед за ними вошла и Чан Ле Суан, отправившая дочку погулять во дворе. Пожав её руку, Фишел церемонно и в то же время галантно, что никак не вязалось с его рыхлой фигурой, поднёс её пальцы к своим губам. Нго Динь Ню, казалось, не обратил на это внимания.
Дьем, спрятав письмо Нго Динь Кана, передал Лэнсдейлу доклад. Пока тот внимательно вчитывался в него, Дьем тихо переговаривался с Ню:
– Ни я, ни ты не можем оставить Сайгон. Но кто-то из нашей семьи должен поехать к Кану, чтобы он успокоился. Я очень люблю его. Завтра, когда ты встретишь Тхука, предложи ему навестить Кана на несколько дней…
В это же время Фишел вёл беседу с Чан Ле Суан о балах, организованных Союзом американских друзей Вьетнама.
– Вы были королевой на этих балах. Рядом с вами поблекли все другие красавицы. Все бывавшие там чувствовали, что наш муж счастливчик.
– Ну а вы?
– Что касается нас, то мы считаем, что не напрасно были преодолены десятки тысяч километров, чтобы добраться сюда. Я побывал во многих местах: Париж, Токио, Гавайи, Бангкок, Манила, но только здесь…
Он оборвал фразу. Чан Ле Суан улыбнулась. Лэнсдейл закончил чтение доклада Нго Динь Кана. Всем своим видом он выражал неудовлетворённость.
– Здесь слишком много говорится о деятельности господина представителя в Центральном Вьетнаме. Опасаюсь, что он слишком высокого мнения о себе и что его деятельность пс приносит в действительности тех результатов, которых нам хотелось бы. Согласно донесениям агентов ЦРУ, которыми я располагаю в том районе, обстановка в Центральной зоне ухудшилась катастрофически и господин представитель находится в большом замешательстве. Влияние Вьетконга там расширяется с каждым днём. Наше же влияние сократилось до нескольких городов и посёлков. Верными нам остаются только те, кому мы платим деньги. У меня есть конкретные цифры и факты. Президент Эйзенхауэр будет очень недоволен, узнав, что наш план за эти пять лет не только не получил развития, но и срывается по частям. Прошу прощения, президент, но иногда мне кажется, что ваш родной младший брат в Центральной зоне не пользуется доверием населения и что он располагает ограниченными способностями, чтобы справиться с осуществлением нашего плана в этом обширном районе. Если обстановка будет ухудшаться, боюсь, что в наступающем финансовом году нам будет трудно уговорить Вашингтон сохранить помощь на нынешнем уровне. Президент и сенаторы в Вашингтоне требуют от нас очевидного прогресса.
– Мы по-прежнему твёрдо удерживаем власть в своих руках, – попытался оправдаться Нго Динь Дьем. – Вы же знаете, Кан делает всё, что в его силах.
– Долг американцев ещё больше помогать нам, – поддержала брата мужа Чан Ле Суан. – Ибо если мы не одержим победу, то тем самым будет утрачена честь Соединённых Штатов Америки, нашего великого союзника.
– Мадам, – повернулся к ней Лэнсдейл, – вы говорите совершенно верно, но и я хочу вам сказать, что мы, американцы, большие прагматики.
Наступило молчание, поскольку глубина скрытой в словах Лэнсдейла мысли была непонятной. Напряжённую паузу нарушил Нго Динь Ню.
– Скоро мы начнём развёрнутое наступление на все оппозиционные силы и Вьетконг, – сказал он, стряхнув пепел в пепельницу. – Наши люди, находящиеся в рядах Вьетконга как в горных деревнях, так и в городских массовых организациях, готовы к действию. Мы сможем быстро изменить обстановку, Мы непременно с успехом проведём умиротворение, и прежде всего в Центральной зоне.
– Мы, – подался в его сторону Фишел, – приветствуем ваши решительные действия.
– Мне и вам встречаться здесь просто, – снова вступил в разговор Нго Динь Дьем. – Наша агентурная сеть ежедневно снабжает сведениями службы и господина Лэнсдейла, и Ню, и Чан Ким Туена… У Кана же нет таких благоприятных условий, к тому же у него нет помощника, и я считаю, что необходимо кого-то направить в помощь ему.
– Правильно, – кивнул Лэнсдейл, – у нас должен быть действительно конкретный план ориентирования представителя в Центральной зоне, опираясь на который он мог бы действовать. Наша задача остаётся неизменной: бить противника изнутри и извне, по всем направлениям, повсеместно, всеми способами, любым оружием, чтобы раскалывать и рассеивать его ряды, вносить разброд в каждую его организацию, нейтрализовать каждого члена этих организаций, стремясь к полному уничтожению противника и завершению умиротворения Южного Вьетнама. Для достижения нашей цели хороши любые средства. Мы во что бы то ни стало должны выполнить план, одобренный Вашингтоном. В нынешней новой обстановке нам нужно действовать с ещё большей ответственностью, чтобы шаг за шагом проводить план в жизнь. Предлагаю, чтобы профессор Фишел разработал конкретный план для господина Кана, соответствующий положению в Центральной зоне. План должен быть готов на следующей неделе.
– А как реализовать этот план? – спросил Нго Динь Ню.
– Шефство над реализацией плана возьмёт на себя наше Центральное разведывательное управление, – сказал Лэнсдейл. Мы предложим органам нашей экономической помощи выделить для этой цели пятьдесят миллионов долларов.
От этих слов лицо Чан Ле Суан засияло, она улыбнулась и тихо сказала Фишелу:
– Имея таких союзников, как вы, мы преисполнены верой.
Лэнсдейл продолжал свою речь, слова его звучали категорично, как приказ:
– Предлагаю, чтобы майор Томас и директор бюро по изучению социально-политических вопросов Чан Ким Туен выехали на встречу с господином Каном, чтобы дополнительно изучить обстановку в Центральной зоне, а также чтобы передать наши соображения, выраженные в этом плане. Вся наша деятельность должна воплощать в себе вьетнамо-американское единство.
– Мы полностью согласны, – произнёс Нго Динь Дьем. – Я направлю ещё своего доверенного человека в качестве специального советника Кана.
– И кого же вы решили направить? – спросил Лэнсдейл.
– Фан Тхук Диня.
Все посмотрели на Нго Динь Дьема. Он решил пояснить свою мысль:
– Я хочу направить Фа и Тхук Диня, потому что он, как преданный человек, вернулся со мной из Америки. Он прошёл сквозь различные испытания в самые трудные моменты, как это было, например, в 1955 году. Фан Тхук Динь один из тех, кто не покидал меня и помогал мне во многом. Он высокообразован, имеет опыт в работе и сможет помочь Кану в организации тайной сети, в быстром сборе сведений так же, как он помогал мне самому. К тому же он уже установил связь с профессором Ле May Тханем и теперь, находясь там, может при взаимодействии с ним подрывать Вьетконг изнутри. Как вы считаете?
Когда Лэнсдейл согласился, Дьем слегка удивился. Он ничего не знал о наблюдении и проверке, проведённых ЦРУ в отношении Фан Тхук Диня, после которых был сделан вывод о том, что он действительно антикоммунист и предан Нго Динь Дьему и что он не вызывает больше никаких подозрений.
Фишел, Нго Динь Ню и Чан Ле Суан также согласились с идеей Нго Динь Дьема направить Диня в Центральную зону, причём у каждого были свои мотивы. Фишел согласился, ибо знал, что Чан Ле Суан неравнодушна к Фан Тхук Диню, и поэтому решил, что таким образом он как бы выведет своего соперника из игры. С другой стороны, работники ЦРУ хотя уже и не подозревали Фан Тхук Диня, но всё же считали, что он же являлся целиком их человеком, таким, как Чан Ким Туей или Фам Суан Фонг; поэтому им не хотелось, чтобы он находился во дворце Залонг, где он узнавал многое из того, что происходило между ними и Нго Динь Дьемом. Нго Динь Ню согласился, ибо он верил в талант Фан Тхук Диня, который сможет помочь их младшему брату, наместнику в Центральной зоне, удержаться на месте, а также ещё и потому, что он знал свою жену лучше других и ревновал её к этому красивому и гораздо более учтивому, чем он, молодому человеку. Чан Ле Суан согласилась, ибо сразу же представила себе, как она будет приезжать в Далат на свой курорт, где есть комнаты с большими зеркалами, освещённые лунным светом балконы, откуда открывается вид на таинственный лес, шикарная и уютная ванная комната… Там она встретит Диня.
– Я знал, что вы будете единодушны, – сказал Нго Динь Дьем в заключение.
Спустя пять дней спецсамолёт доставил Томаса и Чан Ким Туена в Хюэ с планом под кодовым названием «Ветер меняет направление»…
