Текст книги "Красобор"

Автор книги: Даир Славкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Я вернусь, мама!

Начали сгущаться вечерние сумерки, когда телега, на которой ехали партизаны, остановилась на опушке леса. За поломанной заводской оградой виднелось небольшое здание кузницы. Поодаль, на фоне светлой полоски заката, темнели здания цехов. Над ними, как часовой, возвышалась высокая кирпичная труба.

Постояли, послушали.

– Чужих нет, – сказал Костя. – Рудик лаял бы. Схожу, отца позову?

– Нет, – возразил Мельников, старший в группе. – Вы с Дороховым оставайтесь здесь, а я пойду в окно стукну.

Как хотелось Косте самому побежать к своим, зайти в хату и крикнуть громко: «Смотрите, я теперь партизан!» Но слово старшего – приказ. И мальчик сидел на подводе, нетерпеливо ждал возвращения Мельникова: как-то там, дома?

Мельников пришел с Николаем Романовичем.

– Вот ты, значит, куда исчез! – Отец крепко обнял сына. – Я так и думал.

– Вы меня должны понять, папа, – тихо сказал Костя.

– Понимаю, сынок, и… одобряю.

– Наши не спят? Как мама?

– Не спят… – Отец помедлил. – Но лучше не ходи. Мать переволновалась, слегла. Узнает правду, совсем разболеется. Я подготовлю ее, а потом все расскажу.

– Хорошо, папа, – согласился Костя. И голос его прервался от волнения, к горлу подкатил комок.

– Забирайте ваш заказ, – сказал Николай Романович Костиным товарищам.

Партизаны подогнали коня к кузнице, уложили на телегу отремонтированное оружие.

– А как с заводом? – спросил Мельников у кузнеца. – Никитин просил передать: точно установлено – немцы собираются пустить его в ближайшие дни. Им нужен обрезной лес, чтобы строить укрепления в гарнизоне.

– Все готово, – буднично, спокойно сказал кузнец. – Взрывчатку я заложил там, где договорились. Натаскал в цеха стружек, обрезков досок, полил все мазутом. Осталось поджечь.

Костя с удивлением смотрел на отца. Так вот почему последнюю неделю он совсем не сидел в кузнице, все находил себе дела на территории завода.

– Отлично! – Мельников удовлетворенно потер руки. – Когда взорвем?

– Сегодня. Я сам уничтожу завод. – Кузнец не смог подавить вздоха. – Вас только прошу, как завод загорится, стрельбу устроить. Мне будет легче оправдаться: спасали, мол, всей семьей имущество Германии от пожара, а тут лесные бандиты нагрянули, старуху напугали чуть не до смерти – лежит, не встает, сына-подростка увели в лес. И подозрений на Костю не будет.

– Ловко придумано, – засмеялся Дорохов.

– План подходит, – одобрил Мельников. – Пошли посмотрим. А вы, – кивнул он Косте и Дорохову, – поезжайте за оружием. Дорога туда хорошая?

– К конюшне подъезд отличный, – сказал Костя.

– Зачем к конюшне? – удивленно спросил Николай Романович.

– Я, папа, – объяснил Костя, – заводскую конюшню для одного дела приспособил. Там сток когда-то был, яма цементированная. Ну я ее досками обложил и складывал туда оружие. Прошлым летом, когда пас Красулю. Потом жестью, досками и разным хламом завалил, песком присыпал.

Настала очередь удивляться кузнецу. Ай да сын!

– Идемте, времени у нас в обрез, – поторопил Мельников.

Взошла и повисла над лесом большая белая луна. От деревьев и кустов на землю легли таинственные, зыбкие тени.

Костя и Дорохов кончили грузить подводу и теперь ходили вокруг нее, пытаясь воткнуть между ящиками с патронами и стволами винтовок еще хоть что-нибудь – оружия у мальчика оказалось больше, чем предполагали.

– Хороший улов! – обрадовался старший группы, увидев телегу, заполненную оружием и боеприпасами до самого верха.

– Все не смогли забрать. Вон еще в яме сколько.

Николай Романович постоял, помолчал, видно, что-то обдумывая.

– Я сейчас, – сказал он и ушел с заводского двора.

Вскоре послышалось тихое ржание. Кузнец вернулся с подводой.

– Вот, Рыжего запряг. Часть оружия сюда переложить можно. И то, что в яме осталось. Да и сами посвободнее сядете.

– А коня как же вернуть? – спросил Мельников.

– Зачем? – удивился Николай Романович. – Пусть Рыжий вместе с сыном служит.

– Папа! – только и смог вымолвить Костя. Мальчик обхватил руками худую отцовскую шею, прижался к засаленной фуфайке.

– Чтоб не скучал без тебя… – Кузнец грустно улыбнулся. – Я здесь и одежку положил, ночи пока холодные…

Партизаны выехали на дорогу. Последняя подвода приостановилась у ворот.

– Прощайте, родные! – прошептал Костя. Помолчал. Потом, как клятву, произнес: – Простите, не могу иначе. Я вернусь, мама! Обязательно вернусь!

– Не задерживайся, сынок. От своих отстанешь, – послышался из-за ограды отцовский голос. – Береги себя! – И кузнец вдруг закашлялся.

В матово-белом свете луны отчетливо вырисовывалась темная заводская труба. Острые мальчишеские глаза рассмотрели на ней маленький металлический флажок. Так и не смогли сбить его фашисты. Звездочку, серп и молот нельзя было сейчас различить, но Костя знал: они там.

– До свидания, Рысевщина!

Застоявшийся в последнее время Рыжий рысью рванул с места. Прошло немного времени, и над заводом начало разгораться зарево. Один за другим прогремели четыре мощных взрыва. Высоко в небо взметнулось пламя. И тотчас в лесу прозвучали автоматная очередь и два винтовочных выстрела – короткий партизанский салют.

Первое задание

Костя энергично натер песком котел, окатил его водой из ушата, собрался пойти сполоснуть тряпку, и в этот момент как из-под земли вырос перед ним Яков Бочкарев. Загадочно улыбаясь, протянул маленькую записку. Костя взглянул на буквы, и сердце радостно дрогнуло: папа!

«Сынок, у нас все в порядке, – писал отец. – Мама поправилась. Слушайся старших, учись хорошо стрелять», – прочитал он и выразительно посмотрел на пустой ушат и тряпку, которую держал в руках. Бочкарев перехватил его взгляд.

– На сегодняшний день, – улыбнулся он, – это твое главное оружие.

На боевые задания Костю пока не брали, поручали дела попроще: он рыл траншеи вокруг базы, маскировал пулеметные гнезда, заготавливал дрова, помогал повару на кухне. Но при этом мальчик не пропускал занятий по военному делу. Вместе с другими молодыми партизанами изучал свое и трофейное оружие, стрелковое, подрывное дело, проходил строевую подготовку.

Отряд, бойцом которого стал Костя, был сильный, хорошо вооруженный, держал постоянную связь с Большой землей. В окрестных деревнях у него имелись свои глаза и уши. День ото дня боевые товарищи Кости наносили все более чувствительные удары по врагу. Фашисты начали готовить карательную экспедицию. В Зеньковичах, Даниловичах, Валерьянах были усилены гарнизоны. Больше стало немцев в Станькове, Узде, Телякове.

Подпольщики из Минска передали: с инспекцией по гарнизонам Узденского и Дзержинского районов выезжает майор Шрам. Он везет план уничтожения партизанской базы на Долгом острове.

…В стороне от базы партизаны строили ложную систему укреплений. Костя вместе со всеми копал траншею, когда его разыскал посыльный из штаба.

– Пойдешь на задание! – буднично сказал он.

Костя прислонил к дереву лопату, вытер травой сапоги. Шел за посыльным, по-военному отбивая шаг. А хотелось бежать, лететь на крыльях: наконец-то дождался!

В землянке было несколько человек.

– Рядовой Будник по вашему приказанию явился! – срывающимся от волнения голосом доложил мальчик и замер перед Никитиным по стойке «смирно».

– Вольно, – сказал Никитин. – Ну что ж, добрый молодец, пришло и твое время. Готов?

– Всегда готов! – снова вытянулся в струнку Костя и добавил с горячностью: – Хочу бить фашистов!

– Отлично. Но пока надо попасти телку.

– Телку? – восторженное выражение на Костином лице сменилось разочарованием.

– Да. Вблизи шоссе.

– Товарищ командир, я дома по уши напасся…

– Рядовой Будник! – прервал его Никитин. – Слушай боевую задачу!

Юный партизан сразу подобрался, лицо его посуровело. В коротком «есть!», которым он ответил командиру, прозвучала готовность выполнить любой приказ. Как ругал себя в душе Костя, что не сдержался, раскис, повел себя, словно несмышленый пацан.

Видимо, состояние мальчика не ускользнуло от внимательного взгляда комиссара Муравьева.

– Вот что, Кастусь, – серьезно, но мягко сказал Муравьев. – На нас готовится нападение. Отступать не будем, дадим бой. Но нужно выведать планы врагов. В наши края едет важная фашистская птица, майор Шрам. Мы знаем марку, цвет и номер машины Шрама. Примерно знаем день, когда он должен выехать из Минска. Но какой дорогой проследует господин майор, нам неизвестно. Это должны выяснить разведчики. Понял?

– Понял, – кивнул Костя.

– Ну, вот и хорошо. Остальное доскажет командир.

Телка сосредоточенно щипала траву, шаг за шагом продвигаясь вдоль дороги. Костя был доволен: спокойная попалась скотинка, никаких с ней хлопот. Только раз побежала к кустам, но услышала окрик мальчика и послушно вернулась. Не то что Рогуля у тетки Мальвины – пойдет рыскать по чаще, только успевай за ней гоняться, за весь день не присядешь… А тут от дороги нельзя и на минуту отойти. Отлучишься – машина с майором проскочит в момент. Считай – провалил задание.

Костя подошел к телке, погладил ее. В который раз окинул взглядом дорогу. В одной стороне – Узда, в другой – Валерьяны. Напротив, через шоссе, деревня Заболотье. Тихо, пусто на дороге.

…В полдень со стороны Валерьян показались полицейские. Было их человек тридцать. Усталые, хмурые, они тянулись цепочкой по обочине. «С засады возвращаются», – догадался Костя.

Двое задержались возле мальчика.

– Откуда? Кто такой? – отрывисто спросил высокий рыжий детина.

Костя хорошо запомнил, как отвечать ему на вопросы врагов и местных жителей.

– Здешний я, дяденьки. Из Заболотья, – мальчик показал хворостиной на деревню. – Махначи наша фамилия.

В Заболотье большая часть жителей – Махначи. Сошло: проверять полицейские не стали.

– Ладно, паси свою худобину, – сказал второй полицейский, и оба ушли.

Когда часом позже с Костей заговорила женщина, которая шла из деревни, он ответил иначе, чем полицейским:

– Из Хотлян я, тетенька. Арестовали нас, пастухов, которые коров возле леса пасли, в Узду пригнали. Меня вот отпустили. Теперь с телушкой помалу домой добираюсь.

Так дежурил он у шоссе до захода солнца. Ночевал в лесу. Рано утром, еще и солнце не встало, снова погнал телочку к дороге.

Утро было росистое, холодное. Костю пробирала дрожь. От голода даже подташнивало. Хлеб он съел еще вчера.

– Хорошо тебе, – вздыхал пастушок, глядя, как телушка щиплет траву. – Кругом и завтрак, и обед, и ужин.

Сейчас бы материнских драников да кружку парного молока!

…Солнце поднялось уже высоко, когда со стороны Узды показалась полуторка. В кузове сидело человек десять в черных пилотках.

«Полицейские, – определил Костя. – Э-э, да они останавливаются! Неужели из-за меня?»

Из кабины высунулся пожилой полный полицай, стал рассматривать телку.

«Сейчас позовут. – И тут Костя увидел в кузове одного полицейского… – Да ведь он из Телякова! – ужаснулся мальчик. – Если меня разглядит, обязательно узнает… Бросить телушку и бежать? Стрелять начнут. А что, если…» И Костя закричал:

– Дяденьки! Скорее сюда!

– Чего орешь? – На подножку из машины вылез пожилой полицай.

– Они там! – Костя замахал руками, показывая на чащу, и испуганно пригнулся.

– Кто?

– Два мужика с винтовками! Дорогу хотели перейти. Вас увидели – спрятались. – Мальчик повернулся так, чтобы теляковский полицай не видел его в лицо.

Черные пилотки зашевелились. До Костиных ушей долетело слово «партизаны». Залязгали затворы, затрещали выстрелы.

В этот момент на дороге показался броневик. За ним тянулась колонна машин. Шагах в пяти от полицейских машины остановились. Из приземистой легковушки бежевого цвета вышли трое. Один из них, представительный, с моноклем в глазу, наверняка был большим начальником.

Неужели те, кого он ждал? Мальчик, напрягая зрение, всмотрелся в номер бежевой легковушки. «Она!» – радостно забилось сердце.

Гитлеровец с моноклем что-то приказал. Башня броневика повернулась в сторону леса. Длинная пулеметная очередь прострочила его край. Офицеры сели в машину. Колонна двинулась на Узду. Следом укатили и полицейские.

Едва они исчезли за поворотом дороги, «пастушок» подбежал к своей телке, завел ее в чащу, привязал к дереву, а сам стремглав бросился в ольшаник за болото. Там ждал его Вася Мельников с оседланными лошадьми.

С того дня Костя был зачислен в разведку.

– Телушка в люди вывела, – шутили товарищи по отряду.

Через день партизаны принесли на Долгий остров портфель майора Шрама.

Бой на Долгом острове

Костя только вернулся из разведки, мокрый, в торфяной грязи. Однако чиститься, приводить в порядок одежду и обувь не было времени – слишком тревожные вести он принес в отряд. Доложил командиру роты Александру Балюкевичу:

– Возле деревни Александрово, в поле, много немцев. Роют окопы, устанавливают пулеметы. В кустах замаскированы броневики. Из деревни никого не выпускают.

– А как же ты?

– По канаве полз, – ответил Костя. – В воде.

– Выходит, там засада. – Балюкевич поспешил в штаб.

В это самое время в штабе разведчики Коля Воложин и Николай Синявский докладывали комиссару: возле Даниловичей видели грузовики с пехотой и шесть танков.

– Сомневаться не приходиться, – сказал Муравьев. – Решили с нами покончить. Что же, будем ждать гостей.

Наступило утро 14 июня 1942 года. Было тихо. Над лесной речушкой Жесть, над заболоченной поймой занимался рассвет.

Тишину разорвал гул моторов: из Даниловичей двигались танки и броневики, за ними – грузовые машины с солдатами и мотоциклисты.

Первым заметил врага с вершины густой ели Вася Мельников. Он сидел в секрете возле дороги. Когда с елью поравнялась первая машина, Вася коротким жестом метнул гранату, за ней – вторую.

Колонна остановилась. Поднялась беспорядочная стрельба. Фашисты не могли понять, откуда летят гранаты. Но вот партизана заметили… Длинная автоматная очередь сразила героя.

…Костя Будник крепко спал на нарах, когда кто-то сильно встряхнул его за плечо:

– Просыпайся! Немцы наступают! Приказано занять оборону.

Сна как и не бывало. Костя схватил автомат, сумку с патронами и выскочил из землянки.

Стрелки были в траншеях, пулеметчики возле пулеметов. С северной стороны слышалась стрельба, взрывы, которые следовали без перерыва, сливались в яростный гул.

Гитлеровцы обстреливали Долгий остров. Остров не отвечал. Казалось, там никого нет.

Пехота противника по вязкому болоту рвалась к небольшому холму. Именно там согласно донесениям фашистской разведки был укрепленный район партизанской базы. Хозяйственный взвод, оставленный здесь для заслона, начал отстреливаться и отходить. Это был маневр партизан: демонстрируя «слабость», необходимо было заманить врага в глубь Долгого острова. Маневр совпадал с планом немецкого командования: мощным натиском со стороны Даниловичей, под непрерывным артиллерийским огнем вынудить отряд отходить в сторону деревни Александрово, где подготовлена засада…

Долгий остров дрожал от взрывов. Густой ельник прошивали очереди крупнокалиберных и станковых пулеметов. Фашисты били в основном по ложным позициям партизан в центре острова.

«Успех» на холме окрылил немцев. Они проваливались в трясину, вязли в торфяной жиже, но упрямо продвигались вперед. Остров по-прежнему молчал. И только когда первые цепи в грязно-зеленых мундирах ступили на сухую землю, послышался голос комиссара:

– Огонь!

Выстрел из маузера потонул в дружном грохоте партизанских пулеметов и автоматов. Передняя цепь немцев на глазах поредела, сломалась, фашисты залегли.

Костя стрелял с отлично замаскированной позиции. Теперь он за все отомстит проклятым оккупантам! И за горе матери, и за издевательства полицаев, и за тетю Тоню, за то, что маленький Валерка остался сиротой…

– Не спеши, целься! – спокойно сказал политрук Бочкарев. Сам он со старшим сержантом Столбовым вел прицельный огонь из «Дегтярева» короткими очередями.

«Этот пулемет отец ремонтировал», – успел подумать Костя.

…Атака следовала за атакой. На третьем часу боя гитлеровцам удалось с северо-западной стороны ворваться на Долгий остров. Из-за каждого куста, из-за каждого дерева в них летели свинец и гранаты.

Фашисты отвечали мощным артиллерийским обстрелом.

Взрывы снарядов были настолько оглушительными, что казалось Косте, вот-вот лопнут барабанные перепонки. Падали сломанные и вывороченные деревья, трещала кора от осколков и пуль.

– Будник! К комиссару! – расслышал мальчик сквозь грохот взрывов.

Петра Игнатьевича Костя нашел в лощине. Припав к ручному пулемету, тот беспрерывно стрелял по цепи идущих в очередную атаку фашистов.

– Вот что, Кастусь, – комиссар на минуту оторвался от прицела, – умолк пулемет Михася на левом фланге. Выясни, в чем дело.

К окопу Михася Костя пробрался ползком. Осторожно отодвинул густую ветку ели – двое полицаев уже закладывали ленту в пулемет, третий оттаскивал тело пулеметчика…

В грохоте боя не слышно было длинной автоматной очереди. Оба полицая упали. Третьего заслоняло дерево. Что-то знакомое увидел Костя в удаляющейся черной фигуре.

«Неужели сам Тумас, начальник узденской полиции?» – Полицейский оглянулся. Сомнений не было: он!

Тумас заметил опасность. И тоже узнал мальчика. Он вскинул автоматическую винтовку, но выстрелить не успел: Костя разрядил в Тумаса свой автомат и мгновенно спрыгнул в окоп.

…Двадцать два раза при поддержке артиллерии бросались в этот день гитлеровцы в яростные атаки, но не смогли сломить партизан. Народные мстители после десятичасового боя отошли в лес под Яловку. Только тогда фашисты смогли занять партизанскую крепость.

Сотни убитых потеряли оккупанты в этом бою. Три дня вывозили они трупы своих солдат.

Затирка с приправой

Отряд Никитина перебазировался в Тепленские леса, под Колодино. Стало известно: взбешенные неудачей на Долгом острове, фашисты готовят новое наступление. Но и партизаны старались не давать передышки врагу.

Ежедневно разведчики и диверсионные группы уходили под Самохваловичи, Пуховичи, Станьково, Койданово, Негорелое, и взлетали на воздух мосты, горели машины с боеприпасами, оставались на дорогах убитые фашисты и предатели-полицаи. Костя вместе с «братками» всегда принимал участие в этих коротких яростных боях. «Братками» называли в партизанском отряде подростков: Костю, Колю Воложина, Виктора Колоса, братьев Николая и Володю Синявских, Николая Шаметьку. Вначале Коля Воложин обращался так к своим одногодкам: «Браток!» У него и переняли. А получилось точно: подростки и в самом деле жили между собой, как родные братья.

Сегодня в засаду на шоссе Минск – Слуцк послали вместе со взрослыми партизанами и «братков». Только замаскировались, как из-за поворота появились шесть грузовиков с солдатами. Первая машина подорвалась на мине, поставленной дядей Лешей, мастером подрывного дела, присланным в отряд минскими подпольщиками. В кузова машин полетели гранаты. Ни один из фашистов не успел убежать: их настигали автоматные очереди. Партизаны собрали вражеское оружие, подожгли машины. Можно было уходить. Но командир роты Александр Балюкевич сказал:

– Тогда так. Оставим группу наблюдения из «братков». Старшим назначаю Будника. Только наблюдать, никакой самодеятельности. Если что – исчезнуть. Кони вас будут ждать по ту сторону холма.

…И вот они лежат в душистой лесной траве среди густого березняка. Смотрят, как догорают фашистские машины, молчат.

– А что, братки, – нарушает молчание Коля Воложин, – неужели снова придет время, когда по этому шоссе можно будет свободно ходить и ездить?

– За то и сражаемся с фашистами, – жестко говорит Шаметька.

– Прямо, братки, не верится, – продолжает Воложин, – что на свете можно жить спокойно: без пожаров и стрельбы, без расстрелов и виселиц.

– Я после войны на шофера выучусь и всю страну вдоль и поперек объезжу, – мечтательно говорит Володя Синявский. – Так все хочется поглядеть!

– А я военным стану, кадровым, – подает голос Виктор Колос. – Как наш командир. А ты кем будешь, Костя?

– Может, кузнецом, как отец. А может… – Костя не успел договорить – на дороге послышался гул моторов.

Приближалась новая колонна фашистов – несколько грузовиков. У догоравших машин колонна остановилась. Прямо из кузовов фашисты обстреляли лес, потом попрыгали на дорогу, быстро очистили ее, столкнув то, что осталось от грузовиков, в кювет, погрузили в кузова убитых. И уехали. А через несколько минут на шоссе показался синий «опель». Недалеко от засады «братков» «опель» остановился. Никто из него не выходил, но и так было ясно: «пассажиры» осматривали место недавнего боя.

– Смелые, без охраны ездят! – еле слышно прошептал Николай Синявский.

– А чего им бояться? Охрана впереди! – зло усмехнулся Шаметька.

– Да и тактика партизан известна, – тихо сказал Костя, – ударили из засады – и быстрее в лес. Уверены, что здесь никого нет.

Синий «опель» не спеша тронулся с места.

– А мы сейчас покажем нашу тактику! – Костя вскинул автомат.

Старшего группы поддержали все «братки». По машине грянул дружный залп. «Опель», виляя, проехал метров двадцать и, резко свернув в сторону, свалился в канаву.

Костя бросился к машине.

Трое жандармов в офицерской форме и шофер были убиты. Костя быстро собрал документы, сумки, оружие. В горячке он не заметил, что на шоссе из-за поворота выехал конный обоз немцев. Выстрелы насторожили фашистов: ехали с винтовками наготове.

«Браткам» ничего не оставалось, как дать еще один залп – по обозникам, чтобы выручить старшего группы.

Пожилой повар Дюков ходил возле костра, и вид у него, прямо скажем, был мрачный: попробуй накормить бойцов, когда картошки и той в обрез, а муки вовсе нет. Возле пылающего костра появился верхом на коне Костя.

– Гарцуешь? – недовольно проворчал Дюков. – Лучше бы котлы промыл, как когда-то. Или картошки начистил. Гарцевать все мастера, а ты попробуй из ничего обед приготовить! И чтоб все сыты были.

– Ладно, дядька Дюков, – засмеялся Костя, – теперь будет из чего приготовить. Мы вам муки достали.

– Муки? – сразу повеселел повар. – Мне бы с полмешочка.

– Целый обоз у немцев отбили!

– Где же он? – заволновался повар.

– Посты уже миновали, – сказал Костя. – Сейчас…

Вскоре трофеи были в лагере. «Братков» начали качать. Дюков объявил, что приготовит затирку с приправой и первыми наполнит до краев котелки «братков».

На затирку с приправой собрался весь лагерь. Ждали, шутили. Только Дюков ничего не слышал: озабоченно прохаживался возле котлов, черпал то из одного, то из другого большим половником, дул на варево, пробовал и что-то недовольно бормотал. Наконец пожал плечами и махнул рукой. Непонятно…

Первым, конечно, Дюков налил затирки «браткам». Потянулись к котлу и другие партизаны со своими котелками.

Стали, обжигаясь, пробовать густое варево.

– Ребята! – воскликнул кто-то, – а затирка действительно с приправой. Ай да повар!

Дюков сплюнул, отвернулся и зашагал прочь от костра.

Выяснилось, что мука, захваченная «братками», была подмочена керосином. В результате затирка получилась с неприятным запахом.

– Ничего, – сказал пожилой усатый партизан. – Все одно – еда, хлебушко.

После ужина командиры рот построили своих бойцов. Никитин прошел перед строем.

– За особую активность, проявленную при захвате ценных документов, – сказал он громко, – разведчику Буднику от имени командования объявляю благодарность! Одновременно объявляю благодарность всей группе наблюдения за захваченные трофеи и особенно за муку! – Никитин помолчал немного, потом сказал, уже другим, жестким голосом: – А за самовольное нарушение приказа командира роты старший группы Будник переводится на трое суток в подсобные рабочие на кухню, остальные – на двое.

– Вот это и есть настоящая затирка с приправой, – шепнул на ухо Косте Жора по прозвищу Матрос.

Вечером Костю позвали к комиссару: «браток» зашел в землянку, застыл по стойке «смирно». Муравьев сдержанно улыбнулся:

– Вольно! И садись-ка к столу. Чаем угощу.

Пили чай. Комиссар расспрашивал о самочувствии, о настроении. Под конец разговора сказал:

– Пойми, Костя: не одной смелостью отряд силен, но и железной дисциплиной. Это первый армейский закон. А в наших партизанских условиях он особенно важен. Ты из-за легковушки мог и сам погибнуть, и друзей погубить.

Костя подавленно молчал.

– Ничего! – Комиссар дружески хлопнул мальчика по плечу. – Боец ты у нас молодой. – Петр Игнатьевич вздохнул. – Даже юный. На ошибках, как говорится, учатся. Только, Кастусь, нельзя нам ошибаться. Понимаешь?

– Понимаю… – прошептал мальчик.