Текст книги "Красобор"

Автор книги: Даир Славкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Подполье начинает действовать

Рыжий щипал траву у изгороди, обмахивался хвостом, спугивая надоедливых оводов, и косил большим синевато-черным глазом на Костю.

– Покатай на Рыжем! Ну, Кастусек, миленький! – просили наперебой Толик и Валя.

– Не канючьте! Ему отдых нужен. Лучше за травой сходите.

– Я сегодня овса надергал в ноле и дал ему, – похвастался Толик.

– А я клеверку нарвала, и Рыжий все съел, – сказала Валя.

– Вот и молодцы. От имени Рыжего разрешите сказать вам сердечное «и-го-го!». Что по-нашему означает: «Спасибо за еду тую, прошу принести другую!»

– А кататься когда? – не унимались брат и сестра.

«Похоже, не обойтись мне без их помощи, – подумал Костя. – Не бросать же Красулю в бору одну!»

– Лучше помогите мне, – и Костя строго посмотрел на брата и сестру. – Только, чур, чтобы никто в доме не знал! Завтра, когда я после обеда выгоню корову, подмените меня. Будете пасти Красулю, к вечеру я за вами приду. И уж тогда точно покатаетесь на Рыжем!

Хорошо, что Толик и Валя не стали его ни о чем расспрашивать. У Кости, правда, имелось для них наготове немало отговорок. Но сейчас отшучиваться не хотелось – слишком серьезное дело предстояло завтра, и без маленьких помощников пришлось бы Косте туго.

Дело в том, что мальчик встретил в лесу своего случайного знакомого лейтенанта Уколова. Теперь лейтенант возглавлял небольшой отряд, который состоял из красноармейцев, оказавшихся во вражеском тылу. Действовал отряд в лесах, на дорогах, соединяющих окрестности деревни. Но местность лейтенант Уколов и его боевые товарищи не знали. Отряду нужен был разведчик, житель здешних мест. Им и стал Костя. Держалось это в тайне от всех. Таков был приказ лейтенанта.

Завтра мальчику предстояло вывести отряд Уколова на дорогу, которая соединяла Рысевщину с соседним районом.

У отца были гости: директор школы, врач Ольга Васильевна, Лещанин, дядя Макар и Антонина Михайловна Соколова, или тетя Тоня, которая теперь жила у Будников вместе с сыном Валериком. Костя хорошо знал всех, кроме дяди Макара. Говорили, появился он в Телякове в первые дни войны. Часто заглядывал дядя Макар к отцу. В такие часы не было слышно в кузнице стука молота о наковальню. Мужчины тихо разговаривали.

Обычно, когда в их доме собирались эти люди, отец говорил Косте: «Иди, сынок, погуляй по двору. Если кто чужой будет идти, предупредишь». Костя догадывался, какое общее дело объединяло гостей кузнеца. «Эх, папа, папа, – думал он в такие минуты, – и чего вы таитесь от меня? Военные люди доверяют, а вы – нет», и утешал себя: «Хотя, если бы не доверяли, то не просили бы покараулить…»

Костя подошел к хате, уселся на завалинке под окном.

Высоко в небе плыли редкие облака. Замерла, застыла в полуденном зное высокая береза у дороги. Завод, непривычно молчаливый, тоже застыл, будто затаился. Одни неутомимые ласточки черными зигзагами чертили синеву.

До Костиного слуха донесся низкий голос дяди Макара:

– …Первое. Приказ немцев об уборке колхозного урожая надо выполнить. Но по-своему. Фашисты хотят вывезти хлеб в Германию. Поэтому задача будет такая: часть урожая пусть колхозники в свои хлева свозят, а остатки – в колхозный амбар. Тогда с ним и порешим. Второе. Считаю, что с бойцами группы Уколова, которые действуют на шоссе Минск – Слуцк и базируются где-то в наших лесах, должна быть налажена связь.

– Они очень осторожны и не каждому доверяются, – послышался голос Лещанина.

– И правильно делают, – ответил дядя Макар. – Однако видели же с ними местного подростка лет четырнадцати! Значит, держат связь с населением. Вероятно, это кто-то из твоих учеников, директор?

– Очень может быть, – засмеялись в ответ. – Есть отчаянные мальчишки.

– Уколовцев узденская жандармерия ищет. Дали они жару немцам возле Долгинова.

«То ли еще будет! – подумал Костя. – Завтра я покажу лейтенанту лесные тропки до Валерьян».

– Связь с красноармейской группой, действующей в лесах, – задача важная, но не главная, – вступила в разговор Антонина Михайловна. – Нам необходимо связаться с товарищами в Минске. Там наверняка создано сильное партийное подполье. Прошу в Минск послать меня. Там много знакомых. Есть надежные адреса. А со мной отправится… Ну, хотя бы Маня, Мария Будник.

– Почему именно она? – удивился дядя Макар.

– Потому, товарищ Бэнок, что это не так бросится в глаза: две женщины идут в город менять продукты на одежду.

«Дядя Макар разве Бэнок? У него же другая фамилия… – удивился Костя. – Ой, что же это я! – спохватился он. – Меня охранять попросили, а я уселся и подслушиваю».

Он поднялся с завалинки и отошел к кустам у забора.

В бывшем имении

Костя сидел на крыльце и перочинным ножом вырезал из сосновой коры лодку для Линочки и Валерика.

Неделю назад матери малышей ушли в Минск и не возвращались. Костя жалел детишек и занимался с ними теперь больше обычного. То им деда-лесовика из еловых шишек смастерит, то качели на березе приладит. И на Рыжем ребят катал, баловал их ежевикой, собранной в лесу.

В ожидании дочери Алена Максимовна совсем извелась, а Николай Романович стал еще более молчаливым, непрерывно курил свой самосад.

Маня и Антонина Михайловна вернулись на исходе десятого дня. Весь вечер горела коптилка в хате кузнеца: Маня рассказывала о том, что видела в Минске. Она сидела у окна, занавешенного старым одеяльцем, и говорила, говорила:

– Город не узнать: все сожжено, разгромлено. Всюду немцы – пешие, на мотоциклах. На перекрестках танки. На площади Свободы пятеро повешенных. Почернели уже, а их не снимают. На груди у каждого фанерка, написано: «Помогал партизанам». Страшно!.. Нас, когда туда шли, раз шесть останавливали. Аусвайс требовали, на русские паспорта и не смотрят. Пришлось откупаться то яйцами, то салом, – сестра перевела дух. – Тоня меня на Грушевскую отвела к родственникам, а сама куда-то на Товарную отправилась, к знакомым железнодорожникам. Насмотрелись мы ужасов!

– А ты думаешь, тут спокойнее? – покачала головой Алена Максимовна. – Из райбольницы вывезли раненых красноармейцев и тяжело больных в карьер возле дороги на Кухтенскую МТС и всех в упор из пистолетов… Лещанин в Узду ездил, говорил, возле клуба двое повешенных. И тоже снимать не дают, изверги.

– Зверствуют, – хмуро вставил кузнец. – Ничего, придет время – за все ответят.

– Теперь надо их бить! Теперь! – вдруг вскочил со скамейки Костя. – Самим, а не ждать, пока кто-то другой! Как Павка Корчагин! Как Анка-пулеметчица!

– Всему свой час, сын, – серьезно сказал Николай Романович. – Потерпи. Поддадим и мы немцам жару.

– А я не хочу ждать! – Щеки Кости пылали. – Я сражаться хочу! Как вы с белыми в гражданскую! И теперь не все сидят сложа руки. Вон возле Валерьян машина подорвалась на мине. А под Озером мотоциклистов обстреляли, легковушку сожгли. И мы должны действовать! Нечего выжидать! – Костя стоял напряженно, как молодой дубок во время бури. – Эти полицаи на велосипедах разъезжают – винтовка за плечами, в руке шомпол. Избивают до полусмерти, кого захотят. Вчера Теляково трясли, Савинка, председателя колхоза искали. Хлестнуть бы по ним из-за плетней, небось и велосипеды свои побросали бы!

– Горяч ты больно, Кастусь, – спокойно сказал кузнец. – Ну, если бы вышло по-твоему: перебили тех полицаев. А что дальше? Не знаешь? Я тебе скажу. Приехали бы немцы, деревню сожгли, людей перестреляли. Всего и подвигу. Нет, сын, тут с бухты-барахты – только своих людей губить. Обхитрить врага – вот в чем задача…

Главное было сделано – не зря молодые женщины пробрались в Минск. Через железнодорожников Антонина Михайловна связалась с партийным подпольем в столице Белоруссии, которое возглавляло и координировало всю партизанскую борьбу с оккупантами в республике. Народные мстители Рысевщины и окраинных деревень получили первые директивы.

Но об этом пока не знали ни Костя, ни его мать, ни даже сестра Маня, которая вместе с Антониной Михайловной ходила в Минск…

…На рассвете к Будникам пришел дядя Макар, о чем-то долго беседовал с кузнецом. Косте пора было выгонять корову, он, занятый сборами, особенно не прислушивался к разговору взрослых, тем более что те говорили очень тихо.

Когда гость распрощался и ушел, Николай Романович подозвал сына, тихо спросил:

– Хочешь послушать Москву?

– Москву? – ахнул Костя. – А можно?

– Не задерживайся в обед. Сходим с тобой в Теляково, – сказал отец. – И помни: никому ни слова.

Послушать Москву! Узнать всю правду о войне! Косте почему-то думалось, что из Москвы могут быть только хорошие вести. Просто был уверен – услышит сообщение о победе Красной Армии, что с каждым днем на нашей земле становится все меньше мест, где немцы распоряжаются так же, как здесь, на его родине, в Телякове, Узде, в Минске…

Одноэтажный, приземистый, но удивительно просторный дом под липами был знаком Косте до мелочей: здесь размещалась школа семилетка, в которой он учился. Сейчас в ней не пахло, как раньше, краской и мелом, не стояли рядами отремонтированные парты. Сейчас здесь хрустели под ногами стекла, сквозняк носил по коридору обгоревшие листы книг…

У Кости сжалось сердце.

– Кастусь, поторапливайся! – вывел его из оцепенения голос отца. – Нас не должны здесь видеть.

По коридору свернули налево. В неприметной боковой комнате, куда привел мальчика отец, оказался в полу люк. Николай Романович приподнял крышку.

– Папа, куда мы? – шепотом спросил мальчик.

– В подвал. Осторожно, не упади, ступеньки узкие.

– Я и не слышал, что под школой еще помещение есть, – удивился Костя. А про себя подумал: «Вот бы знать об этом раньше! Полазили бы с ребятами».

– Школу тут открыли при Советской власти. А раньше дом принадлежал помещику. Он и сделал подвал.

Лестница поскрипывала, качалась. Наконец ступили на твердый каменный пол. Пахнуло сыростью. Костя ничего не мог разглядеть. Отец взял его за руку и повел куда-то довольно уверенно.

– Кто? – послышалось из темноты.

– Кузнец, – откликнулся Николай Романович.

Сделали еще несколько шагов, осторожно обогнули какие-то сваленные в кучу громоздкие предметы – Косте показалось, что это были парты, – и попали в подвальный отсек, освещенный керосиновой лампой.

Первое, что увидел Костя, был радиоприемник. Он стоял на столе, а вокруг сидели люди. В неярком свете коптящей лампы мальчик узнал Лещанина, Ольгу Васильевну, тетю Тоню. Остальные лица терялись в полумраке. Люди потеснились, уступая место отцу с сыном. Костя сел. И тут он обнаружил нечто такое, от чего щеки и уши его густо покраснели (благо в полумраке этого никто не заметил): на столе, у самого края, довольно ясно выделялись написанные синим карандашом буквы «Н. М.». Это была его, Костина, работа. В последний день учебного года он увековечил инициалы смешливой черноглазой одноклассницы с длинными косами и лукавой улыбкой – Нины Макаревич. «Увековечил» на дни каникул. Перед учебным годом они, старшие школьники, должны были перекрасить столы, парты, и тогда буквы «Н. М.» навсегда скрылись бы под краской. Не успели…

– Как добрались? – спросил мужской голос. Костя узнал дядю Макара.

– Без происшествий, – откликнулся кузнец.

Антонина Михайловна склонилась над приемником, настраивая его. В погребе зазвучала музыка. Потом она утихла, и диктор знакомым голосом объявил о начале передачи.

«От Советского Информбюро…» Диктор читал медленно, спокойно. Костя весь напрягся: сейчас, сейчас он услышит о том, как Красная Армия громит ненавистных фашистов, гонит их прочь с советской земли. Но последовало горькое сообщение: советские войска после тяжелых, кровопролитных боев оставили еще один город…

Значит, фашисты продолжали наступать? Костя почувствовал, как злые слезы наполняют его глаза, непроизвольно сжались кулаки. Передача закончилась. Опять зазвучала музыка. Кто-то выключил приемник. Все молчали.

Нарушила тишину Антонина Михайловна.

– Где же тот рубеж, на котором их остановят? – тихо спросила она.

– Думаю, Москва, – ответил из полутьмы чей-то знакомый голос.

«Да это же Данила Николаевич! Председатель колхоза, – обрадовался Костя. – Полицаи с ног сбились, все ищут его, а он здесь – рядом! – Мальчик снова воспрянул духом. – Нет, так просто нас не возьмете! Мы вам еще покажем, фашисты проклятые!»

– Вы думаете, Москву не… – Антонина Михайловна недоговорила.

– Подавятся! – перебил ее раскатистый голос кузнеца; ярость и сила были в нем. – В гражданскую не легче приходилось, а выстояли! Выстоим и сейчас!

Костя восхищенно посмотрел на отца. Сейчас он гордился им и любил его, как никогда. Все заговорили разом, начали обсуждать результаты последних диверсий. Речь зашла о сгоревшем в Телякове амбаре с зерном.

– Могу сообщить подробности, – сказал Макар. – Амбар поджег Иван Синькевич. Один из тех пяти командиров Красной Армии, что живут в хате Виктора Колоса.

– Тот Синькевич, который обгорел при тушении пожара? – спросил кто-то.

– Обгорел, но не при тушении, а при взрыве, – пояснил Макар. – Тушил же он пожар для отвода глаз, пока не потерял сознание. Скончался наш боевой товарищ в Узде, на допросе. Его пытали, но он никого не выдал.

Костя жадно слушал все, что говорилось, боясь пропустить хоть слово.

– Эти командиры так и не идут до сих пор на регистрацию к немцам, налаживают связь с местными комсомольцами, собирают оружие. Кстати, сейчас многие собирают оружие. И некоторые, найдя, скажем, автомат, пробуют действовать в одиночку. – Макар выразительно посмотрел на Костю. – А это опасно не только для них, но и для общего дела.

Взгляды присутствующих обратились к Косте, и он смущенно заерзал на скамье. Макар повернулся к мальчику.

– Мы хорошо знаем тебя, – сказал он. – Пригляделись, обсудили твою кандидатуру. И про связь твою с Уколовым знаем. Короче, так… Я, Константин, рекомендую тебя сегодня в нашу подпольную антифашистскую организацию. Но должен сразу предупредить: у нас дисциплина прежде всего. Закон обязателен для всех: делать только то, что прикажут.

Мальчик оглядел мужественные лица людей вокруг себя, перевел взгляд на отца. Ему показалось вдруг, что на отце не старая кепка, а заломленная бескозырка с черными лентами, не вытертый пиджак, а черный матросский бушлат.

– Готов выполнить любое задание организации! – отрапортовал он звонким голосом. – Буду бороться с фашистами до последней капли крови.

– Тише, – улыбнулся Макар.

– Есть тише, дядя Макар!

– И не дядя Макар, а товарищ Бэнок.

– Есть, товарищ Бэнок!

– Вот текст присяги. – Макар протянул ему листок.

Мальчик начал читать, и голос его прерывался от волнения:

– Я, Будник Константин Николаевич, вступая в ряды Теляковской подпольной организации, клянусь бороться, не жалея сил и жизни, с кровавым врагом до полного изгнания гитлеровских извергов с территории нашей Родины. Клянусь быть верным своему народу, Советской власти, до конца быть преданным делу нашей родной партии Ленина. Обещаю беспрекословно выполнять все задания и поручения подпольной группы, строго соблюдать конспирацию. Как святыню, буду хранить в тайне секреты и замыслы подполья и никогда не выдам своих товарищей, даже если придется пожертвовать собой. Обещаю сражаться с ненавистным врагом до последнего вздоха. Если же из-за трусости или малодушия я изменю великому делу борьбы с ненавистными оккупантами, то пусть мое имя будет проклято людьми, а меня самого постигнет суровая кара моих товарищей. Кровь за кровь! Смерть за смерть!

– Теперь распишись.

Костя старательно вывел химическим карандашом свою фамилию ниже других подписей.

– Поздравляю тебя, Константин! – сказал Макар. – С сегодняшнего дня ты член группы резерва нашей организации.

– Резерва? – разочарованно переспросил Костя.

– Да. И помни: ни одной операции без нашего ведома, никаких самодеятельных номеров. Задания и приказы будешь получать через отца.

– Есть! – Костя замер по стойке «смирно».

– А теперь просьба к тебе. – Товарищ Бэнок внимательно смотрел на мальчика. – Помоги нам связаться с группой бойцов лейтенанта Уколова.

– Я не знаю, товарищ Бэнок, где они сейчас. После операции под Валерьянами группа сменила место. Уколов сказал: «Понадобишься – найдем».

– Ну, как ты все-таки думаешь, где могут быть уколовцы? – спросил кто-то.

– Лейтенант расспрашивал меня про Александровский лес, про болота, – в раздумье сказал Костя. – Скорее всего туда перебазировались.

– Ладно, попробуем найти их через александровского объездчика Алеся Шибко, – сказал Макар Бэнок. – Если же обратятся к тебе, свяжи их с отцом.

– Слушаюсь!

Костя первым вышел на школьный двор. И сразу увидел полицейских. Они проезжали по улице на велосипедах. Один узнал Костю.

– Ты чего здесь шляешься, кузнечонок? Или на уроки собрался? – Остальные полицейские захохотали.

– Нет, – спокойно, даже лениво сказал мальчик, – думал, какую-нибудь книгу найду…

– Шиш найдешь! – усмехнулся полицай. – Мы эту большевистскую заразу в первую очередь сожгли.

Будь осторожен, сынок!

Алена Максимовна не вставала уже вторую неделю. Теляковская докторша осмотрела ее и сказала, что больной нужно лекарство, которое можно достать только в райцентре.

За лекарством, решили, поедет Костя, заодно и соли наменяет.

Старшие сестры сновали из избы в огород, из огорода в погреб – снаряжали брата в дорогу: заворачивали в свекольные листья масло, укладывали в котомку яйца. Костя сидел с отцом на завалинке и слушал его последние наставления перед поездкой.

Всегда спокойный и немногословный, отец почему-то волновался и объяснял все, как казалось мальчику, чересчур подробно. Когда Костя решил, что разговор уже окончен, кузнец неожиданно сказал тихо:

– Сегодня ты, сынок, получаешь от нашего подполья свое первое задание.

Костя пытливо посмотрел на отца. Так вот почему он нервничал.

– В Узде приготовлены для нас медикаменты. За церковью есть небольшой домик с синими ставнями. Там спросишь медсестру Лысакович. Скажешь: «Вам привет от тетки из Телякова». Она должна спросить: «Ну, как ее ребенок? Здоров?» Запомнил? Теперь повтори адрес и пароль.

Костя быстро повторил без запинки.

Рыжий был уже запряжен и нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Мальчик положил на телегу котомку с продуктами, устроился поудобнее в сене. Можно было трогать.

Николай Романович подошел к возу.

– Будь осторожен, сынок! – и голос его дрогнул.

Только что рассвело. Моросивший всю ночь дождь прекратился, однако с веток еще капало, и тучи серыми лохмотьями висели над мокрым лесом. Было холодно, неприютно.

Но вот лес кончился, Костя выехал на шоссе и вскоре уже был на окраине Узды. Оставалось пересечь мост через реку Уздянку, и – райцентр.

На мосту стояли часовые, двое полицейских. Пилотки и шинели у них были черные, воротники и манжеты шинелей – серые. «Словно вороны», – подумал мальчик. Один полицейский, остроносый, сухопарый, преградил Косте путь.

– Стой! Куда направился?

– В Узду. Мать заболела, за лекарствами еду.

Косте стало страшно: что, если полицаи не пропустят? Как возвращаться без лекарства для мамы? И как быть с поручением подполья? Ведь это его, Кости, первое боевое задание!..

– Слезай! – приказал полицейский.

Костя схватил котомку, спрыгнул на землю и забормотал как можно жалобнее:

– Дяденька, пропустите! У нас семья большая, сестрички маленькие, а мама больная…

Полицай, не отвечая, выкрутил из винтовки шомпол, откинул дерюжку на возу и начал тыкать шомполом в сено.

– А здесь что? – показал он глазами на котомку в руках Кости.

– Яйца, масло, кусок хлеба. Можете посмотреть.

– Мы потом посмотрим, без тебя, – криво усмехнулся полицейский и потянул котомку к себе.

«Если отберет, чем буду рассчитываться за лекарство?» – ужаснулся Костя, но тут же нашелся:

– Дяденька, отдайте! Это же для пана офицера, начальника жандармов. Он у нас недавно был, велел свежих яиц и масла привезти.

На полицейского эти слова подействовали, однако он по-прежнему цепко держал свою добычу. Но тут вмешался второй часовой:

– Не связывайся, Пупок, с жандармами.

Остроносый нехотя выпустил котомку из рук.

– Держи! Да сматывайся скорее, щенок, – проворчал он.

Ехать по центральной улице Костя не осмелился. И отец не советовал. Здесь в маленьких одноэтажных домах из красного кирпича была полиция. Возле этого осиного гнезда легко было нарваться на неприятность. Мальчик натянул вожжи, и Рыжий свернул в боковую улочку (до войны она называлась Пролетарской, новые власти переименовали ее в Свиную) и благополучно добрался до площади. Она была почти безлюдной. Лишь на тротуаре у домов маячило несколько фигур в черных и серых шинелях – немецкие солдаты и полицейские. Редкие прохожие, завидев их, спешили прочь.

Надо было быстрее миновать площадь – нечего мозолить глаза полицаям. Но внимание мальчика привлекла необычная повозка. Костя невольно натянул вожжи – Рыжий остановился. Да, это был воз, крестьянский, одноконный, нагруженный березовыми поленьями. Поверх поленьев на подушке сидел немец. Рядом с ним лежала огромная овчарка. Но тащил телегу не конь, а… человек! На нем были очень старые штаны и такой рваный пиджак, что сквозь дыры светилось голое тело. Обут он был в ботинки на толстых деревянных подошвах. Таких ботинок Костя никогда не видел. Деревянные подошвы громко стучали по мокрой мостовой. Стук этот перекрывал все иные звуки: и хохот немцев на тротуаре, и споры полицаев, и даже лязг железных осей телеги.

Костя, потрясенный, не мог оторвать глаз от несчастного.

– Чего вытаращился?

Рядом с повозкой остановился мужчина в новом коричневом пальто, в шляпе и блестящих галошах. В руках у него была толстая папка.

– За что его так? – вырвалось у мальчика.

– Не видишь желтую заплату на спине? Еврей он…

На лице Кости отразились изумление и жалость.

– Да ты что, с луны свалился? – Мужчина подозрительно рассматривал Костю. – Откуда ты? Кто такой?

– Я, дяденька, из Копыльского района, – почувствовав опасность, начал выкручиваться мальчик. – К брату еду. Он в полиции служит.

– Скажи своему брату, чтобы мозги тебе ремнем вправил, – сердито буркнул мужчина, взглянул на часы и зашагал прочь.

Костя досадовал на себя: ведь мог так глупо попасться! Впредь надо быть осторожней. «А теперь скорей в аптеку», – решил он.

Толстая аптекарша долго читала рецепт, бормоча себе под нос. Костя за это время успел рассмотреть и ее замызганный халат, и грязные стены помещения, и пучок запыленных ромашек в витрине за стеклом.

Аптекарша кончила разбирать рецепт, спросила:

– Немецкие марки есть?

– Нет, – ответил Костя.

– На русские деньги не продаем, – отрезала она и отвернулась к полкам.

– У меня масло есть, – сказал Костя.

– Масло? – Аптекаршу словно бы кто-то взял за плечи и повернул к мальчику.

Костя развязал узелок, достал заветный колобок.

Женщина схватила его, развернула свекольные листья, в которые было завернуто масло, довольно кивнула головой.

– Подожди! – Она ушла в другую комнату и вскоре вернулась с нужными порошками и таблетками.

Легко справился мальчик и с другим поручением: обменял яйца на соль. Правда, дали ее значительно меньше, чем рассчитывали родители.

Оставалось самое ответственное задание.

Нужный дом Костя нашел быстро. Он привязал Рыжего к фонарному столбу, долго вытирал на крыльце ноги и, наконец, постучал.

На стук вышла молодая женщина, спросила:

– Тебе кого?

– Здесь живет медсестра Лысокович?

– Это я. У тебя ко мне дело?

– Вам привет от тетки из Телякова, – тихо сказал Костя.

Женщина внимательно осмотрела Костю, сказала буднично:

– Ну как ее ребенок? Здоров? – И улыбнулась. – Да заходи в дом, чего мы здесь стоим?

Она провела Костю на кухню, посадила за стол и, хотя мальчик отказывался от еды, налила ему горячих щей. Пока Костя ел, женщина расспрашивала:

– Как добрался?

– На мосту проверяли.

– Ты знаешь, зачем приехал?

– Да.

– Как же ты провезешь, – спросила женщина, – если опять обыскивать будут?

– У меня повозка с двойным дном.

– Хорошо, – медсестра с облегчением вздохнула, – кроме медикаментов и медицинских инструментов, я дам батареи для радиоприемника. Поешь – заведи коня во двор.

Выехать сразу не удалось. На площади, на улицах началась облава. Пришлось переждать ее.

Домой Костя вернулся, когда солнце клонилось к закату. Николай Романович стоял у дороги, курил. Костя понял, что отец давно ждет его.

– Все в порядке? – были первые слова кузнеца.

– Да, – ответил мальчик. – А как дела дома, папа?

– Матери немного легче. – Николай Романович нахмурился. – Другая беда у нас, Кастусь. Вчера под Александровом немцы уничтожили группу Уколова.

– А лейтенант?.. – Костя хотел спросить еще, но не смог, в горле застрял комок.

Отец угадал вопрос сына. Затянулся дымом, ответил:

– Погиб… – Сделал еще одну затяжку и добавил: – Это война, сынок.

– Как же это случилось, папа? – По щекам мальчика текли слезы.

– Предатель выдал, – с ненавистью сказал кузнец. – Перебили почти всех. За деревней, на краю леса… Теперь наша тактика – осторожность и осторожность. Немцы стали еще подозрительнее. Сегодня в Телякове разместили полицейский гарнизон.