Текст книги "Красобор"

Автор книги: Даир Славкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Имущество великой Германии

Лесопильный завод со всеми прилегающими к нему постройками и подворьями делился на Рысевщину первую и Рысевщину вторую… На Рысевщине второй находился непосредственно лесозавод, усадьбы Будников, тетки Мальвины и общежитие для рабочих, которое теперь пустовало. Рысевщина первая была большим складом лесоматериалов, готовой продукции завода. Здесь высились штабеля железнодорожных шпал, горы чурок для газогенераторных автомобилей – «газонов», хранились огромные запасы обрезного строительного леса и досок.

В первые месяцы оккупации немцам было не до этого хозяйства, затерянного в лесной глухомани. К концу зимы фашисты, однако, спохватились и решили богатство Рысевщины прибрать к рукам.

Зимним погожим днем приехала специальная комиссия во главе с комендантом. На заводе она не задержалась: пустить его в ближайшее время оккупанты, судя по всему, не собирались. Зато склад лесоматериалов, Рысевщину первую, немцы осматривали долго и внимательно, о чем-то громко переговариваясь. После их отъезда у входа на склады остался висеть большой железный щит с надписью, сделанной белой масляной краской: «Имущество Великой Германии. Не трогать! За хищение – расстрел!»

Вскоре дорога на Рысевщину, которая вела к шоссе Минск – Слуцк, стала оживленной: оккупанты вывозили пилолесоматериалы, «зеленое золото» белорусских лесов.

По утрам в строго назначенный час к складу подруливали три-четыре грузовика. В кузовах были военнопленные и эсэсовская охрана. Пленных привозили из концлагеря, который находился где-то под Минском. Одновременно из Узды прибывали полицейские. А следом шли машины за шпалами, строительным лесом.

Целыми днями на Рысевщине первой слышались немецкие команды, стук бревен, лай собак и рев моторов. Стихало все это к вечеру, когда после отправки последней партии древесины эсэсовцы загоняли пленных в грузовики и увозили их на ночь в лагерь. За ними следовал ЗИС – «газон» с полицейскими. До Узды приходилось ехать лесом, и всю дорогу полицаи палили из ружей и автоматов – отпугивали партизан.

Проходила ночь, а утром все повторялось, четко, с немецкой пунктуальностью.

Николай Романович терялся в догадках: почему партизаны позволяют оккупантам спокойно хозяйничать на Рысевщине? Кузнец все ждал вестей из отряда и, не дождавшись, отправил Костю в Алеховку. Мальчик должен был отвезти надежному человеку два окованных железом колеса и попросить срочно передать их Павлу Воложину, в лесничевку возле Даниловичей.

Спустя сутки ночью у Будников появился в сопровождении двух бойцов сам Романов.

Они обнялись с Николаем Романовичем как родные. Кузнец начал разговор без предисловия:

– Склад пора уничтожать!

– За тем и пришли, – ответил Романов. – Конечно, надо бы и фашистам перца подсыпать, да больно велика охрана. Начинать с ней бой среди бела дня пока нам не по силам. А вот полицейских прикончить, пожалуй, можно. Начнем со склада. Им мы займемся послезавтра вечером.

– Мне что делать? – спросил’ кузнец.

– Поступим так… – Романов немного помедлил. – Ты, Николай, с дочерью, чтобы вас все видели, поедете с утра пораньше через Теляково в Карпиловку, захватите с собой слесарный инструмент. Зайдете в третью хату от начала улицы. Придется чинить швейную ножную машину, а то и две.

– И все? – удивился Николай Романович.

– Мы не имеем права рисковать вами, – объяснил командир. – Немцы должны знать, что вас не было дома, когда горел склад. Однако скучать вам не придется. Ночью вместе с подпольщиками и моими хлопцами будете на шоссе Минск – Слуцк подпиливать столбы телефонной, связи.

– Может, мне лучше взять Костю, а не дочь? – спросил Николай Романович.

– Нет. Бери дочь. А парень нам тут понадобится.

У Кости от этих слов даже дыхание перехватило.

– Я стрелять умею! – горячо заверил он Романова. – И у меня…

– Стрелять у нас есть кому, – охладил его пыл Романов. – Нам нужно на несколько минут задержать полицаев. План операции будет такой…

На следующее утро Костя с узелком в руках отправился на Рысевщину первую. У входа на склад дорогу ему преградил эсэсовец с автоматом. У ног фашиста сидела овчарка.

– Пан, дайте закурить, – попросил мальчик и сделал вид, будто затягивается папиросой.

Немец жестом показал: «Убирайся!» Но тут Костя вытащил из кармана три яйца. На лице у солдата мелькнула довольная улыбка.

– Гут, – сказал он, забрал яйца, достал пачку сигарет, высыпал несколько штук на ладонь, протянул Косте. Мальчик спрятал сигареты.

– Пан, пустите туда, к полицейским, – принялся просить Костя. – Майн фатер – полицейский. Я обед ему несу.

Он присел на корточки, положил узелок себе на колени, развязал его. Как на скатерти-самобранке на нем оказались: бутылка с молоком, хлеб, яйца, кусок сала, лук.

– Фатер полицай, – повторил мальчик, показал пальцем себе на рот, пожевал и добавил: – Эссен.

Охранник жадно глядел на разложенную перед ним снедь. Костя взял еще два яйца, протянул эсэсовцу.

– Возьмите себе! И это тоже! – Он пододвинул к краю платка кусок сала.

Немец рассовал еду по карманам, оглянулся и махнул Косте рукой:

– Дурхгее! Шнель!

Костя поспешно собрал свой узелок и шмыгнул за машину со шпалами, которая стояла возле ворот, оттуда за штабель досок. От штабеля к штабелю осторожно пробирался он по территории склада, пока не отыскал полицейских. Те сидели на досках и играли в карты. Рядом тлел костерок.

– Добрый день, дяденьки! – весело выпалил мальчик.

Полицейские разом повернулись в его сторону. Одного, кучерявого, Костя знал: он делал у Будников обыск, а потом допрашивал Костю и сестер в полиции.

– Откуда ты, шкет? – спросил кто-то из полицаев.

– Здешний, с завода, – бойко ответил Костя. – Сын кузнеца. Я самогонку принес. Вы мне за нее сигарет немецких дадите?

Костя вынул из-за пазухи бутылку.

– Погоди, погоди, – сказал, присматриваясь к Косте, кучерявый. – Не ты ли на допросе, когда я предлагал тебе сигарету, сказал, что не куришь?

– Правда, дяденька, правда! – закивал головой Костя. – Но я сигареты не для себя прошу. Я их полицейским в Теляково отнесу. А они меня за это на машине прокатят!

– Ну и балда! – захохотал полицейский со шрамом возле уха. – Ты мне побольше самогонки притащи, так я тебя прокачу аж до Узды!

– Правда? – просиял Костя. – Я, дяденьки, сегодня вам целых три бутылки нес. Так немец две отобрал. Третью, холера, не нашел.

Теперь смеялись все полицейские.

– Как же он тебя пропустил? – спросил кучерявый.

– Я сказал, что здесь мой папа служит.

– А у отца дома водка есть? – спросил высокий худой полицай.

– Больше нет. Но завтра ему за работу должны принести. – Костя хитро подмигнул. – Я отолью и притащу вам. Вот только немец может не пропустить меня. И овчарка у него страшная.

– Тогда мы к вам завтра сами заедем, – сказал полицай со шрамом.

– Что вы? – испуганно замахал руками Костя. – Отец у меня строгий. Я ведь от него втихаря… Вот что. Вы можете здесь задержаться? Как немцы уедут, я и прибегу.

– Нам задерживаться нельзя. – Кучерявый (наверное, старший у полицейских) в раздумье посмотрел на остальных.

– Да я мигом! – настаивал Костя. – Немцы за ворота, я – сюда! Только вы покатаете меня?

Полицейские тихо посовещались, наконец кучерявый сказал:

– Хорошо. Будем ждать. Но знай: обманешь – не поздоровится ни тебе, ни твоим родителям. А теперь давай бутылку и вот тебе сигареты.

Холодное зимнее солнце начало скатываться за зубчатые вершины елей, когда Костя появился на территории склада. Полицейские уже нетерпеливо поглядывали в сторону завода и обрадовались, завидев мальчика с большим зеленым чайником в руках. Загалдели разом:

– Молодец, шкет, не обманул!

– Давай-ка молочко от бешеной коровки!

– Пить быстро. Раз-два – и в машину! – распорядился кучерявый. – Не на день, на вечер тянет. Лес кругом.

– Испугался! – засмеялся полицай со шрамом. – Столько лбов, а его в дрожь бросает! Теперь только и выпить, когда немцы уехали. При них не разгуляешься.

Костя отдал полицейским чайник, а сам отошел к машине. Задачу свою он выполнил, задержал предателей. Теперь можно за штабеля – и ходу. Но вспомнились слова Романова: «Главное – не проморгать момент, когда полицаи в машину сядут. Тут мы всех разом и прикончим». Нет, убегать, прятаться пока рано. Можно еще кое-что сделать, чтобы все наверняка. Костя посмотрел в сторону полицейских: те присосались к чайнику, тянули самогонку по очереди, торопя друг друга.

Мальчик обогнул машину. Теперь полицейские не видели его. Костя быстро отцепил защелки капота, приподнял холодное железо и лихорадочно начал обрывать туго натянутые провода: один, другой, третий… Все! Костя опустил крышку, бросился за бревна. И вовремя! Полицейские уже подходили к машине. Кучерявый сел в кабину, остальные залезли в кузов. Шофер начал «раскочегаривать» свой «газон». Потом тоже уселся в кабину нажал на стартер. Машина не заводилась.

Шофер вылез, поднял крышку капота.

– Ты что, ремонт на ночь глядя задумал? Дня тебе мало было? – закричал на него старший полицай.

Ответить шофер не успел – из леса грянул залп, резанула длинная пулеметная очередь. Перекрывая стрельбу, разнеслось дружное раскатистое «ура!».

Над складом полыхнуло пламя: горели шпалы, облитые бензином и мазутом, горели доски и бревна.

Утром на Рысевщину первую, как всегда, приехали немцы из Узды, эсэсовцы с пленными из лагеря. Они ничего не знали о случившемся – ночью партизаны уничтожили телефонную линию.

Там, где вчера был склад пилолесоматериалов, лежал белесый пепел, чадно дымили огромные головешки. Среди них торчал сожженный «газон» с обгоревшими трупами полицаев – ни один из них не ушел живым. Нетронутым остался только большой щит с закопченной надписью: «Имущество Великой Германии. Не трогать! За хищение – расстрел!»

Рысевщина первая перестала существовать.

Партизанский помол

Отгуляли метели первой военной зимы, миновали стужи. Шумными ручьями сбежал с полей растаявший снег. Только кое-где по ельникам да заболоченным чащам проглядывали белые рыхлые островки.

С весны в окрестных лесах начали действовать новые группы патриотов. Объединял эти группы, создавал партизанские отряды Минский подпольный горком партии.

Николаю Романовичу прибавилось работы. Партизаны теперь наведывались к нему и ночью и днем. Чаще всего к Будникам заглядывали бойцы и командиры одного из самых молодых отрядов, который возглавлял капитан Красной Армии Николай Михайлович Никитин.

Как-то под вечер в кузницу зашли командир роты и комиссар никитинского отряда Муравьев. Третий партизан остался с подводой, в которую был запряжен вороной конь.

Костя вышел во двор, присел на старом, почерневшем остове от телеги: ему было поручено наблюдать за дорогой.

– Давай сюда, кузнечонок! – позвал мальчика боец, дежуривший возле подводы.

Костя подошел, внимательно посмотрел на партизана. Парень был ненамного старше его, светловолосый, улыбчивый. «Он воюет, а я вот караулю…» – с завистью подумал Костя. Настроение сразу испортилось, и мальчик буркнул, сам толком не зная зачем:

– Я дядя кузнеца. Двоюродный.

– А не врешь? – Светловолосый даже привстал с большого мельничного камня, на котором сидел. – Такой молодой – и, пожалуйста, дядя!

– По материнской линии, – усмехнулся Костя. – Кого хочешь спроси.

Парень понял, что его «обули в лапти», но не рассердился.

– А ты веселый хлопец, – сказал он. – Давай к нам в отряд.

– Я бы хоть сейчас, – вздохнул Костя. – Да не берут.

– Сочувствую, – тряхнул белокурым чубом партизан. – Только что тебе делать в отряде? Немца голыми руками за холку не возьмешь. Если бы оружие у тебя было…

– Тогда примут? – Костя от волнения даже перешел на шепот.

– Конечно! Да куда же ты? Эй, подожди!

Но Костя уже бежал со всех ног к заводской конюшне.

Он вернулся в тот момент, когда партизаны и Николай Романович выходили из кузницы.

– Ты что? Где взял? – строго спросил кузнец, завидев сына. Партизанские командиры были тоже озадачены: Костя стоял перед ними с двумя карабинами – по одному на каждом плече. И с цинковым ящиком патронов под мышкой.

– Товарищ комиссар! Возьмите меня в свой отряд! – В голосе Кости были мольба и упорство одновременно.

– В отряд? – удивленно переспросил Муравьев.

– Да! Оружие у меня свое. – Костя свободной рукой показал на карабины.

– Оружие хорошее. Только…

– Опять «мал, подрасти»? – с обидой перебил мальчик и отвел в сторону сразу заблестевшие глаза.

– Нет, брат, совсем не в этом дело. И вовсе ты не мал, – серьезно сказал комиссар. – Ты нам здесь нужен. Мы для вас с отцом ответственное задание подготовили.

– Какое? – вырвалось у Кости.

– Отец расскажет, – улыбнулся Муравьев. – А за оружие, патроны спасибо.

– И от меня тоже, – подмигнул Косте молодой партизан.

– Костя, сынок, вставай! – Николай Романович тряс за плечи сына. – Время с якоря сниматься. Курс на мельницу.

– Так рано, папа? – спросил Костя, не в силах разлепить веки. – А рожь привезли?

– Мешки уже на нашем возу, – ответил кузнец.

Мальчик вскочил с кровати и быстро оделся.

Возле нагруженной с верхом подводы, в которую был запряжен Рыжий, стоял недавний Костин знакомый с белокурым чубом.

– Готовы? – встретил он выходящих из избы Николая Романовича и Костю.

– Отчаливаем, – бодро сказал Николай Романович.

– Если ничего не изменится, – партизан поправил шапку, сползающую на глаза, – я у вас буду завтра.

– Не изменится, – Костя хмуро взглянул на парня. – Разве только тебя за картошкой пошлют.

Партизан не обиделся и ответил очень спокойно:

– Прикажут – и за картошкой поеду. Война – это, как говорит комиссар, работа. И тяжелая, и опасная, и ответственная. Ты ведь с отцом зерно молоть по заданию комиссара везешь, верно?

– Верно, – буркнул Костя.

…На воротах мельницы надпись по-немецки и по-русски: «Закревщина. Пункт помола. Работает от комендатуры. Заказы принимаются только по разрешению властей».

Они подъехали к самым воротам.

Навстречу вышел полицейский. Черная пилотка надвинута на лоб, мутные глаза смотрят недобро.

– Куда лезешь? Останови коня! Сегодня работаем на армию фюрера.

– А нам как же? – спросил кузнец.

– Населению завтра. Теперь заказов немного. Почти все на жерновах мелют. А вы где столько зерна взяли? – Он подозрительно оглядел подводу.

– Здесь и мое, и соседское, – объяснил кузнец.

– Документы есть?

– Как же, с собой, – Николай Романович сунул руку за пазуху и вынул бумажник. – Я человек известный, кузнец. Живу недалеко от гарнизона, заработки хорошие. Вот аусвайс, вот разрешение властей. Мне сам господин комендант Гудермарк благодарность за спасение лесопильного завода объявлял.

Полицейский проверил и возвратил документы.

– Все равно, – равнодушно сказал он, – сегодня не пропущу.

Наутро Николай Романович с сыном снова были у ворот мельницы. Они стояли вместе с теми, кто хотел смолоть мешок-другой ржи. Мимо по шоссе промчались машины с немцами в кузовах. К одной была прицеплена пушка.

– Куда это понесло окаянных спозаранку? – тихо спросил кто-то.

– Их не разберешь, – откликнулся старик в дохе. – Может, с облавой на партизан, а может, по деревням снова безобразить: молодых парней и девчат хватать, чтобы угнать в проклятую Германию.

Кузнец в разговор не вмешивался. Слушал, молчал. Потом закурил. Не успел как следует затянуться – в лесу раздались два взрыва и сразу затрещали пулеметы, грохнула, будто удар грома, пушка.

Стрельба вскоре утихла. Помольщики, собравшись в кучку, гадали, где был бой.

– Напротив Заболотья.

– Нет, левее, за Борками.

– Не скажи. Где те Борки! Это под Рысевщиной…

Костя вздрогнул, осторожно взглянул на отца. Тот был внешне сдержан, спокоен, только бледность залила щеки. И Костя понял: бой шел рядом с их домом, а может быть…

Помол прошел спокойно. Только когда они выезжали из ворот, полицейский остановил подводу и приказал сбросить один мешок, якобы потому, что он был с меткой немецкой военной части. Две марки, которые дал Николай Романович, однако, убедили полицая, что он «ошибся». С жадностью схватив деньги, пропустил их.

Едва они подъехали к высокому бору, из густой чащи вышел человек, огляделся – на дороге никого – и подбежал к возу. Это был светловолосый партизан.

– Ты? – не поверил своим глазам кузнец. – Тут, возле самого гарнизона? Что случилось?

– Потом, потом расскажу! Поворачивайте быстрее на боковую дорогу!

Когда зеленые ели плотной стеной отделили их от шоссе, молодой партизан рассказал о том, что с ним приключилось.

– Прибыл на Рысевщину за мукой, вас еще нет. Поговорил с хозяйкой и решил навстречу вам двинуть. Выехал на дорогу – а передо мной немецкая колонна. Что делать? Шарахнул во фрицев гранатами, сам с телеги – и в чащу!

– Так это, значит, они с тобой воевали? – спросил Николай Романович.

– Со мной, – усмехнулся парень. – Даже из пушки несколько раз пальнули.

– Не задели? – спросил Костя.

– Сам удивляюсь! Сколько пороха извели, и ни одной царапины, – засмеялся партизан. – Теперь – в путь! Молодцы! С ответственным заданием справились отлично.

– Постой, а муку ты на чем отвезешь? – Костя вопросительно посмотрел на парня.

– У вас коня возьму, – спокойно, как о давно решенном деле, ответил белобрысый парень.

– Рыжего?! – У Кости заколотилось сердце. – Не дам!

– Спокойно, Кастусь. – Кузнец положил свою тяжелую руку на плечо сына. – Коль надо, то и говорить не о чем.

Костя бросил вожжи на мешок с мукою, отвернулся. Потом спрыгнул с груженого воза, пошел прочь.

– Ты куда это? – белобрысый удивленно поднял брови. – Поедем вместе: на Ободец, Чурилово, Александрово. Мне лошадь твоя только до Александровского леса нужна: там до лагеря рукою подать. Выгрузим муку, и возвращайся себе домой.

Костя остановился.

– А не врешь?

– Мне врать резону нет. Довезешь до первого поста, и будь здоров. А вам, – парень повернулся к кузнецу, – видимо, лучше где-нибудь в ельнике темноты дождаться: дорога теперь под надзором. Каждый встречный угадает по виду, что вы с мельницы. Ну и, конечно, заинтересуется, почему без муки.

– Правда твоя, сынок.

Кузнец слез с воза. Тяжело груженная подвода, поскрипывая, поехала по неровной лесной дороге.

Хочу бить фашистов!

Весна брала свое. После холодных дождливых дней резко потеплело. От земли, нагретой солнцем на пригорках, прозрачными струями поднимался теплый воздух – земля дышала. По пашне деловито расхаживали грачи. Над полями и проселочными дорогами с протяжным «кни-и-гу-ви!» кружили чибисы. Березы припорошились мелкими, светло-зелеными листочками. На полянах и прогалинах между деревьев и кустарников засинели подснежники. А в чаще старого бора пестрели цветы со странным названием «волчье лыко».

– Папа, я завтра Красулю погоню, – сказал после завтрака Костя и посмотрел вопросительно на отца. – На опушках уже трава появилась…

– Я и сам думал об этом, – согласился кузнец. – Пора за кнут браться.

– Кастусь, и я с тобой! – попросил Толик.

– Погоди, напасешься еще! – загадочным тоном ответил старший брат.

– Что задумал? Признавайся! – Лена заглянула в карие глаза брата: в них прыгали озорные чертики.

– Лента мне красная нужна! – сказал Костя.

– Или в чуб решил заплести? – засмеялась Лена и ласково потрепала его за вихор.

Костя кивнул:

– Правильно!

– Слушай ты его! – рассердилась на сестру Валя: надо же, такой чепухе поверила! – С каких это пор парни ленты на голову цепляют?

– А я нацеплю! – с вызовом сказал Костя. – Ленту только дайте хорошую.

– И дадим! – хохотнула Валя, выбежала в горницу и принесла оттуда красную ленту. – На, дорогой братик, вплетай в свои кудри, завязывай. Или, может, помочь?

– Спасибо. Сам управлюсь. – Мальчик спрятал ленту в карман.

Ну и удивились бы сестры, узнав, что под вечер Костя нашил эту самую ленту на зимнюю шапку-кубанку: спереди, наискосок, как у партизан. Он порылся в старом сундуке, схваченном металлическими обручами, вытащил черные суконные штаны и коричневый вельветовый френч, купленный на вырост, достал чистую рубашку, отцовский ремень и яловые сапоги. Затем топором подцепил одну из половиц, вынул из тайника сверток с пионерским галстуком. Все собранное завернул в узел.

Утром Костя взял несколько вареных картофелин, луковицу, немного соли. И выгнал Красулю из хлева. Мать проводила сына за ворота. Все было как всегда. Необычное началось позже, днем, когда корова пришла домой одна.

– Пастух наш потерялся, – завидев ее, пошутила Валя.

Но Алена Максимовна заволновалась:

– Хоть бы на этих извергов в черных шинелях не напоролся.

Лена пыталась успокоить мать:

– Придет. Свистки, наверное, мастерит. Сейчас самая пора их делать, правда, папа? – повернулась она к отцу, ища поддержки. Но Николай Романович промолчал.

А в это время в нескольких километрах от Рысевщины на партизанской базе Долгий остров комиссар подвел к стройному, подтянутому капитану подростка в яловых сапогах, шапке-кубанке и вельветовом френчике. На ремне – тяжелая кобура с револьвером, гранаты-«лимонки», немецкий штык. За плечами мальчика висел автомат ППД. Что и говорить: вооружен до зубов. Из-под воротника виднелся пионерский галстук.

– Посмотри, командир, на этого вояку, – весело сказал комиссар.

– Сын кузнеца Будника? – сразу догадался Никитин. – Тот самый?

– Да. Уже просился однажды к нам в отряд. Оружие тогда принес…

– Он член Теляковской подпольной организации, – подал голос начальник разведки. – Помог, кстати, уничтожить склад на Рысевщине первой.

– Как попал в наш лагерь? – спросил Костю Никитин.

– Я, товарищ командир, два караула обошел. Только возле самого лагеря на «секрет» наткнулся.

Командир посмотрел на начштаба:

– Придется с начальником караульной службы серьезно поговорить. – И повернулся к Косте: – Сколько у тебя оружия припрятано?

– Примете в отряд, скажу.

– Боец Будник, отвечать на вопросы командира!

– Есть, товарищ капитан! Думаю, все уместится на одну подводу, – четко отрапортовал новоявленный партизан.

– Двух человек из третьей роты и его, – Никитин хлопнул сильной рукой Костю по плечу, – сегодня же отправить с подводой на лесозавод. Забрать у кузнеца оружие, которое оставляли для ремонта, и прихватить арсенал этого молодца. К утру всем троим быть в роте.

Наконец-то исполнилась мечта Кости: его приняли в партизанский отряд!