Текст книги "Красобор"

Автор книги: Даир Славкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Вместо эпилога

На столе много писем. Белые, голубые, розовые конверты.

Они с Гомельщины и Минщины, Брестчины и Витебщины, с Гродненщины и Могилевщины. Они из Смоленской, Брянской, Калининской и Куйбышевской областей, из Хабаровска и Запорожья, с Алтая и из Архангельска, из Киргизии и Молдавии, из Народной Республики Болгарии… Много писем, и все они адресованы матери пионера-партизана Алене Максимовне Будник.

Вот одно из них:

«Дорогая Алена Максимовна!

Много лет прошло со времени войны, но люди помнят и всегда будут помнить о тех, кто отдал свою жизнь за их счастье. Костя сражался и погиб за то, чтобы мы сегодня могли учиться, работать, веселиться. Наша дружина носит имя Вашего сына. И мы хотим быть похожими на него: отлично учиться, не бояться никаких трудностей, а главное – самоотверженно любить Родину. Напишите нам про сына, про его братьев и сестер, про друзей».

Или другое:

«Милая партизанская мать!

Не погиб Ваш сын тогда, в тысяча девятьсот сорок втором. Живет он и сегодня – в наших сердцах. Мы всегда будем любить Родину так, как любил ее Костя, а если понадобится, то и так же защищать ее до последней капли крови. Мы, будниковцы, с гордостью носим имя Вашего сына. Хотелось бы еще больше знать о жизни Кости и всей Вашей семьи, а также о том, как Костя стал партизаном. Считайте всех нас своими детьми».

И еще:

«Здравствуйтэ, дорога Елена Максимовна!

Пишет Вам ученица 7-го класса Ерка Симеонова з города Бобовдоле, Болгария.

Я прочитала статью «Горячее сердце патриота» о Вашем сыне. Я очень разволновалась и решила написат Вам.

Я счастливая, я живу в мире, за который отдали жизнь советские и болгарские патриоты, за который боролса Коста.

Елена Максимовна! Пожалста, напишитэ мне о Костэ – как детство, как был пионер – вся жизнь. Я хочу рассказать о Коста дэтам Болгария…»

Письма, письма… Однако адресат никогда уже не сможет ответить на них: неумолимое время и пережитое сделали свое дело. А почтальон по-прежнему приносит конверты…

Пионеры хотят знать своих героев, знать тех, чьи имена навечно занесены в Книгу Памяти, в Книгу Бессмертия в Книгу Славы.

Костя очень любил жизнь и хотел возвратиться с войны.

Нет, не погиб Костя Будник! Он жив и сегодня – в названиях пионерских дружин и отрядов, в славных делах всех юных ленинцев нашей страны. И в каждом пионерском галстуке горит частица его галстука – боевого пионерского знамени, пронесенного через суровые бои и походы Великой Отечественной…

Федоскины каникулы

С рук на руки

Пригородный поезд остановился. Из темно-зеленых вагонов высыпали на платформу пассажиры: с мешками, корзинами, бидонами и без вещей – с пиджаками и свитерами, переброшенными через руку.

– Слава богу, довезла, – вздохнула тетя Марфа и, поставив на землю тяжелый чемодан Федоса, сказала: – Сейчас пойдем на вокзал. Соня сказала, он нас там ждать будет.

«Он» – это дядя Петрусь. А «довезла» – это не о каком-то грузе было сказано, а о самом Федосе. А тетя Марфа совсем не тетя его, а соседка. Просто мама Федоса попросила ее, чтобы она за ним в дороге присмотрела и «сдала» дяде Петрусю. Как будто он маленький. Хорошо еще, что за ручку не водят. Можно подумать, что он дошкольник какой-то, а не человек, который перешел в четвертый класс. Но взрослых не переубедишь, сколько ни говори. Хоть плачь, сделают как захотят. До чего чудной народ! Как маленькие.

Федос глянул на Марфу искоса: не слишком ли заметно, что она его сопровождает? Ускорил шаг, чтобы держаться малость впереди.

Ох, эта Марфа, смех, да и только: сына, видите ли, проведать собралась. Может, думаете, в пионерском лагере он? Как бы не так! Солдат, в армии служит. А она – как маленького – проведать. Федос – будь он ее сыном – сгорел бы от стыда.

– Ишь ты, гляди, какой стал, озорник! Да я тебя еле узнал!

…Знакомый голос. Федос оглянулся: так и есть – дядя Петрусь. Дядя приветливо улыбался, и загорелая, гладко выбритая кожа на его лице вся так и играла мелкими веселыми и добрыми морщинками.

– Здравствуйте, дядя! – радостно закричал Федос и бросился к Петрусю.

– Вы, никак, Петр Михайлович? – Тетя Марфа вопросительно взглянула на Петруся и поставила чемодан на землю.

– Он самый! Здравствуйте!

– Похожи на его мать, – и тетя Марфа кивнула в сторону Федоса. – Что ж, получайте своего племянничка. С рук на руки. Соня занята. А я как раз в вашу сторону ехала, вот она меня и попросила мальчонку прихватить.

– Знаю. Писала сестра, звонила. Спасибо.

– До свиданья, тетя Марфа! – вежливо попрощался Федос.

– А ты не подгоняй… Вот так всю дорогу. Убежать даже хотел. В соседний вагон.

– От меня убегать не будет, – улыбнулся дядя Петрусь. – У нас тут хорошо – домой не захочет.

– Им всем лишь бы только с глаз долой. А ты, мать, переживай, порть себе кровь…

– Глядите, глядите! – неожиданно закричал Федос. – Электричка-то рога уже подняла! Сейчас тронется!

– Ух ты! – испуганно проговорила тетя Марфа. – И верно, того и гляди, без меня уйдет. Ну, до свиданьица! Значит, я вам непутевого этого передала. Вот чемодан его. Там письмо Сонино. Побежала я!

– Спасибо! Счастливого пути!

И Федос с дядей Петрусем пошли на площадь, туда, где ждала их дядина телега.

Брод

Дядя Петрусь помог Федосу взобраться на телегу, на сено, поверх которого постелено было домотканое рядно. Сам сел рядом. Чемодан Федоса пристроил спереди.

– Н-но, Буланый!

Молодой конь побежал рысцой по мощеной пристанционной улице. Когда миновали мостик через небольшую речушку, начался большак.

– Мне вожжи не дадите? – попросил Федос.

– Свернем на полевую дорогу, машин встречных не будет, тогда тебе и вожжи в руки. Хоть до самого дома. Хорошо?

– Хорошо! – подпрыгнул на своем месте Федос.

Дядя слово сдержал. Едва выехали на проселок, он сразу передал вожжи Федосу:

– Держи руль!

Федос осторожно взял в руки брезентовые ремни и не без страха подумал: «А что, если конь заартачится?»

Но Буланый шел так же спокойно, как раньше, легонько мотая головой и отгоняя слепней.

Колеса неторопливо катились по ровной дороге, лишь изредка подпрыгивая на камешках.

Федос чуть-чуть натянул правую вожжу. Буланый послушно подался вправо. Натянул левую – и конь пошел влево. Сердце Федоса радостно запрыгало.

– Дядя, а как сделать, чтобы он побежал?

– Дорога хорошая, можно скорость и увеличить. – И дядя Петрусь взмахнул кнутом над головой.

Буланый рванулся вперед так неожиданно, что Федоса отбросило назад и он коснулся спиною рядна.

Подъехали к реке.

– Как же мы на тот берег? Моста-то нет! – забеспокоился Федос.

– Зато брод есть, спокойно возразил дядя Петрусь. Ты вожжи держи посвободнее, опусти, вот так. Буланый сам и пойдет.

Федос сделал так, как сказал дядя, и конь смело вошел в воду.

Берег в этом месте был пологий, вода прозрачная, и сквозь нее просматривалось дно, обильно усеянное гравием.

Неглубоко, а все-таки жутковато.

– Не утонем? – на всякий случай спросил Федос.

– Все ездят, – сказал дядя.

Буланый неожиданно остановился, опустил морду в воду и начал пить. Федос хотел было взмахнуть кнутом, но дядя Петрусь придержал его за руку:

– Пускай напьется. Жарко.

Река и в самом деле оказалась в этом месте мелкой. Даже и до осей не доходила вода. Дядя и племянник легко перебрались на другой берег.

– А почему здесь мост не строят?

– Мост дальше, в Семковцах. Нам туда ехать ни к чему – за семь верст киселя хлебать. Брод-то вот он, рядом.

Выбравшись на другой берег, поехали узкой полевой дорогой. Справа и слева, совсем рядом, качались под ветром, кланялись и снова поднимались колосья. По всей ржи словно волны морские пробегали. А мокрые колеса шуршали по сухому песку: «Ах, хор-р-рошо! Ах, хор-р-рошо!»

Проехали поле, проехали по опушке мимо леса. И только когда Буланый остановился возле усадьбы, стоявшей немного в стороне от села, Федос вскочил:

– Приехали?

– Точно. Вон, гляди, тетя Настя бежит, тебя встречать. Погоди-ка, сейчас тебя высажу.

И дядя Петрусь хотел взять Федоса на руки и поставить на землю, но не успел: Федос сам спрыгнул в траву и тут же оказался в объятиях теги Насти.

– Здравствуй, здравствуй, мой маленький! Как доехал? Не очень устал? Солнышко головку тебе не напекло?

– Да нет, тетя Настя, все в порядке, – солидно отвечал Федос. – Брод по пути только один попался. А я – я почти всю дорогу вожжи держал.

– Ах ты, мой соколик! Ну до чего ж на маму похож! Ну, пойдем, пойдем в хату! Старик, бери чемодан!

Новые знакомцы

– Это ваша квартира? – спросил Федос, входя в кухню.

– Не квартира, а хата, – объяснил дядя. – Привыкли вы, городские, в квартирах жить. А в деревне у каждого свой дом.

После полуденной жары в хате было прохладно и уютно.

– Где бы у вас воды напиться?

– Что там вода – я кваску сейчас из погреба достану! – И дядя многозначительно поднял указательный палец: – Квас – первый сорт. Выдержанный.

Дядя вышел и вскоре вернулся с полным кувшином в руке.

Такого вкусного кваса Федос не пил еще никогда в жизни.

– Ну, как?

– Еще полстаканчика налейте, пожалуйста.

Пока мужчины пили квас, тетя Настя поставила на стол верещаку[1]1
  Вереща́ка – жидкое мучное блюдо с кусочками мяса, колбасы, свиными ребрышками и грибами.


[Закрыть] с грибами, налила в миску сметаны, в красивом глиняном горшочке подала масло. А блины, оказалось, раньше на столе стояли. Под полотенцем.

– А зачем вы блины полотенцем накрываете? – спросил Федос.

– О! – улыбнулся дядя в усы. – Во-первых, так они не сохнут, не черствеют. А во-вторых, примета есть: блины под рушничком – гости в хате.

– А масло зачем в зеленый лист завернуто?

– Это чисто вымытый свекольный лист. Масло в нем всегда свежее, вкусное.

Дядя Петрусь охотно отвечал на вопросы племянника. А для того все было внове, все непривычно и необычно, и обо всем хотелось узнать: и зачем у старых ходиков зеленая гиря на цепочке, и для чего на кухне такая огромная печь, и как в углу полочки держатся – вроде бы даже и не прибиты…

Дядя все объяснял подробно, обстоятельно.

Их разговор прервала тетя Настя:

– Ну хватит, старик, сказки сказывать. Ребенок голоден, а он лекции читает.

Федос хотел возразить, что он совсем не ребенок, но не успел. Дядя кивнул головою:

– Твоя правда, мать. Да вот только парень-то в деревне впервые. Все ему интересно… Э, да ты, брат, как я погляжу, и есть-то еще не научился!

– Скажете!

– И скажу. Делай так. Вот блин. Вилкой бери кусок масла, клади на блин. Теперь скручивай блин в трубку. Так. Потом надевай его, бездельника, на вилку, макай в сметану и ешь. Да не забудь молоком запить… Что, вкусно? А ты говоришь! Правильно есть – это, браг, тоже наука хитрая.

– Дядя, а почему у вас горшки большие? Вон там, возле печки. Кто это у вас по стольку ест?

– Думаешь, мы такие прожорливые? Нет. В этих горшках свиньям да курам картошка варится. А тот, белый, для воды. Воду в нем греем, кипятим.

Федос слушал дядю Петруся внимательно. Но вот внезапно отвлек его какой-то шорох в сенях. Он глянул туда и увидел высунувшуюся в дверь усатую мордочку.

– Это кот у вас такой? – спросил он дядю Петруся.

– Кот? Нет, енот!

Федос подумал, что дядя шутит.

– Ено-от? – засмеялся он. – Да ведь еноты только в Америке живут.

– Ошибаешься, брат. И у нас тоже.

– Правда? – удивился Федос.

– Чистая правда.

И словно для того, чтобы подтвердить слова дяди Петруся, желтовато-серый зверек вышел на середину комнаты и уставился на незнакомого человека своими круглыми и очень близко друг от друга расположенными глазами.

– Дутик, Дутик, – позвал дядя Петрусь, – поди-ка сюда!

Услышав свое имя, енот подошел к хозяину и уткнулся в его ногу.

– Где же вы его достали? – спросил Федос.

– В лесу, во время обхода подобрал. Маленького. Он один-одинешенек остался после лесного пожара. Ну, с тех пор у нас и живет. Сейчас, сейчас, Дутик, дадим тебе молочка.

У печи, на полу, стояло чистое блюдечко. В него то и налил дядя Петрусь молоко для своего питомца, а потом бросил туда несколько кусочков блина.

Дутик так быстро помчался к блюдечку, что показалось сред осу, будто пушистый серый мяч по полу проскользнул.

На подоконнике зашевелился рыжий кот.

– Кис-кис кис! – позвал Федос.

Кот встал, сгорбился, потянулся, спрыгнул на пол. Не спеша и степенно подошел к блюдечку, из которого пил енот.

«Сейчас драка начнется!» – испуганно подумал Федос.

Но енот мирно подвинулся, дал место коту, и кот принялся хлебать молоко вместе с ним.

– Надо же? – удивился Федос. – Как в цирке.

– Друзья, сказал дядя Петрусь. – И едят, и снят вместе. Конечно, если Пыжик дома ночует. А другой раз шалят, балуются.

– Кота вашего, значит, Пыжиком зовут?

– Да. Микола наш так его назвал. Вот когда-нибудь соберем всех троих: Дутика, Пыжика и Дуная.

– А Дунай кто?

– Собака.

– Ах, у вас еще и собака есть?

– Есть. Годовалая.

– А она кота и енота не обижает?

– Наоборот, рада им всегда. Сам увидишь.

– Когда?

– Не спеши. Придет время.

Дунай

– Ложись, Федос, отдохни часочек. – Тетя Настя постелила кровать, взбила высокую и мягкую подушку. – Небось утомился в дороге: жара.

– Не хочется.

– Не спи, если не хочется. Так полежи.

Федос снял тенниску, брюки. Но ложиться раздумал.

– Обойдется, – проворчал он.

Шмыгнул на кухню, взял там со стола блин, вышел во двор. Осмотрелся. Слева, за забором, увидел небольшой сад, в котором росли яблони, груши, стояли пчелиные ульи. Между ульями похаживал дядя Петрусь. А над ним гудели пчелы. Справа – забор, а за ним грядки. Интересно, а куда тропинка ведет?

Она привела к воротам, которые были привязаны веревкой к верее[2]2
  Верея – один из столбов, на которые навешиваются створки ворот.


[Закрыть]. За воротами начинался другой, весь разрыхленный и вскопанный двор. По нему расхаживали два поросенка. А у самого забора, в тени, в неглубокой ямине лежала растянувшись черная от грязи свинья. Она и ухом не повела – никакого внимания не обратила на Федоса. Зато поросята скосили на него свои маленькие глазки, захрюкали.

Вдруг где-то совсем рядом раздалось недовольное ворчание. Федос присмотрелся и увидел сперва конуру, а потом и вылезающую из круглого отверстия собаку.

Собака была белая с темными пятнами на брюхе, на боках и на шее. Федосу бросились в глаза большие и вислые черные уши и белая морда.

Федос и собака молча глядели друг на друга. Собака нехотя, больше по обязанности, зарычала…

– Дунай! Ты ведь Дунай, да? – заговорил наконец Федос. – Не рычи, братец, не надо. Я свой, понимаешь? Свой, хотя и приезжий. На!

Собака перестала рычать, наклонила голову, удивленно посмотрела на незнакомца в трусах и майке, на просунутый между штакетинами блин. Затем медленно подошла к воротам и осторожно, словно все еще сомневаясь в искренности помыслов Федоса, приняла из его рук угощение.

Мальчик осмелел, открыл ворота и подошел вплотную к собаке. Дунай приблизился и обнюхал его.

Федос протянул руку и, решившись, погладил собаку по густой шерсти на спине. Потом притронулся пальцем к ее черным бархатным ушам.

Так состоялось еще одно знакомство.

Гвардии сержант

Солнце пряталось за сосновый лес, когда на улице затрещал мотоцикл.

Федос стоял возле хаты и играл с цветами. Игру он придумал сам: не сходя с места и держа руки за спиною, понюхать как можно больше цветов. Однако чтобы сунуть нос в настурции, приходилось сгибаться в три погибели, а до маков можно было дотянуться, только встав на колени да еще при этом забрасывая голову вверх.

Мотоцикл остановился возле хаты в самый разгар игры. Федос не обратил на него внимания: мало ли какой транспорт ездил и останавливался возле их дома в городе. Но мотоциклист в комбинезоне ввел мотоцикл во двор и внимательно посмотрел на мальчика.

– Эй ты, – сказал он – какому богу кланяешься и о чем просишь?

– Я не кланяюсь. А в бога только некоторые старушки верят.

– Понятно. Бог побоку. Значит, ты делаешь жирафью гимнастику.

Федос отвернулся, не желая продолжать такой разговор.

– Правильно? С чумазым не о чем разговаривать, – шутливо проговорил мотоциклист за Федоскиной спиной. – Тогда разделение труда будет у нас такое. Ты будешь держать кружку с водой и по мере надобности ее наклонять. А я буду мыться. Когда стану таким чистым, как ты, тогда и познакомимся.

Сказав все это, мотоциклист вошел в хату.

Федос хотел было крикнуть, что это не его, мотоциклиста, хата, что в ней дядя Петрусь и тетя Настя живут. Но не успел. Мотоциклист тут же вернулся, держа в одной руке ведро с водою, а в другой кружку.

– Готов? Приступаем. – Мотоциклист сбросил комбинезон, ловко стащил через голову солдатскую гимнастерку.

Федос зачерпнул воды, начал поливать. А мотоциклист фыркал и с наслаждением подставлял под струю то голову, то загорелую шею, то каштановую от загара спину.

И только когда кружка загремела о дно ведра, мотоциклист выпрямился и тряхнул мокрой головой:

– Маловато. Но ничего. Хорошего понемножку. Теперь шуруй на третьей скорости в хату и тащи оттуда полотенце. Оно на гвозде, рядом с полочкой.

«Командует, как в своем доме», – подумал Федос. Но полотенце принес.

Мотоциклист вытерся, надел гимнастерку. Застегнул золотистые, блестящие пуговицы, достал из кармана маленькое круглое зеркальце. Глядя в него, причесался.

Федос неожиданно ощутил на своем лице солнечного зайчика и захихикал от удовольствия.

– Ты откуда? – спросил мотоциклист.

– Я теперь тут живу, – Федос кивнул головою на хату.

– И я тут живу. Чудно: под одной крышей живем, а друг друга не знаем. Как в городе.

Федос хотел возразить, что в городе он всех ребят знает – не только со своего двора, но и со всей улицы. Но мотоциклист снова не дал ему высказаться.

– Погоди, погоди. Да ты ведь из города! Это за тобой отец на станцию рано утром собирался. Ну, здорово, Федос Курносый Нос!

– Здравствуйте, – Федос пожал широкую сильную ладонь. – Только нос у меня не курносый. Ни капельки.

– Да ты не серчай! Про нос – это я так, для рифмы. Нам с тобой не ссориться, а дружить надо: мы ведь не кто-нибудь, а двоюродные братья.

– А как вас зовут?

– Микола! – И мотоциклист щелкнул каблуками сапог и вытянулся.

– Вы тракторист? Из армии недавно вернулись?

– Точно. Как дважды два. По секрету скажу: я не только тракторист. Я – танкист высшего класса и гвардии сержант. А теперь давай вместе мотоцикл в сарай закатим. Идет?

– Идет, товарищ гвардии тракторист и сержант!

Прошло немного времени, и на крыльце появилась тетя Настя.

– Микола! Федос! Вы что там так долго канителитесь?

– У нас лекция по мотоциклу, – отозвался Микола.

– Ужинать идите. Все на столе.

– Пошли, – сказал Микола. – А ну, кто скорей в хате окажется! Раз, два, три!

Федос сорвался с места и – бегом по дорожке, которая вела к хате.

Микола же запер сарай, перепрыгнул через забор прямо в огород, пробежал по борозде, с разбегу взял еще один забор и остановился у крыльца.

Федос удивленно посмотрел на брата. А тот рассмеялся:

– Всякий бег, брат, головою начинать надо, а не ногами. Ну, и тренировка тоже, конечно, кое-что значит. Не вздыхай, научишься. Пошли.

Длинный стол стоял в углу. За столом сидели дядя Петрусь, какой-то молодой мужчина и какая-то взрослая девушка. Тетя Настя суетилась, ставя на стол все новые тарелки и радушно потчуя гостей.

Для Миколы и Федоса было оставлено два свободных места на стоящей у стола скамье.

В большой глиняной миске лежала горячая картошка, посыпанная укропом. От нее шел пар. В другой миске плавали в рассоле малосольные огурчики. На сковородке золотились жареные шкварки. Дядя Петрусь резал хлеб.

– Тебе, может, лучше яичницу сделать? – спросила Федоса тетя Настя.

– Не хочу. Буду есть, что все едят.

Микола одобрительно подмигнул. Федос пододвинулся к нему поближе так, чтобы локти их чуть-чуть соприкасались.

– Ишь, подружились уже, – улыбнулась девушка. – А со мной дружить не хочешь? – повернулась она к Федосу.

– Я вас не знаю.

– Правильно. Представиться надо сперва, – согласился дядя Петрусь.

– Меня Марылей зовут. Я Миколина сестра, – сказала девушка и подула на горячую рассыпчатую картофелину. – Если захочешь, тебя с собой на работу возьму. Покатаю.

– На чем? – полюбопытствовал Федос. – Если на Буланом, то я с ним сам справлюсь.

– У меня конь не такой. Я – шофер.

Удивился Федос: «Вот так родня! Брат – танкист и тракторист, сестра – тоже на машине».

Марыля вдруг что-то вспомнила, отложила в сторону свою картофелину и резко заговорила, обращаясь к незнакомому Федосу мужчине:

– Что это у вас за порядки? Сегодня бензин в колхоз привезла – и ни заправщика, ни кладовщика. Искала, бегала, сигналила. Да так и уехала не солоно хлебавши.

– А он кто? – шепотом спросил Федос у Миколы.

– Бригадир. И тоже твой брат. Самый старший.

– Ну да! А как его зовут!

– Андрей.

– Ага! Вспомнил! Мне о нем мама рассказывала. Говорила, что он долго учился. И еще, что строгий он.

– Серьезный, это да. Да ты ешь, не разговаривай. Картошка с рассолом – это вещь, не какой-то там бульон с петрушкой. Атакуй!

Федос взял ложку. И, вспомнив «когда я ем, я глух и нем», больше уже не произнес ни единого словечка.

После ужина Микола достал из шкафа аккордеон.

– Марыля, на репетицию в клуб идешь?

– Спрашиваешь! Переоденусь только.

– На какую репетицию? – не понял Федос.

– Мы здесь концерт готовим.

– Вдвоем?

– Почему же вдвоем? – улыбнулась Марыля. – В колхозе молодежи хватает. После работы собираемся, репетируем.

– А после репетиции – ганцы. – Микола закинул аккордеон за спину.

Вздохнул Федос. К тете Насте пересел. Она нежно обняла его, прижала к себе:

– По дому заскучал, мальчонка?

– Нет, так просто…

– Привыкнешь. Тебе у нас понравится. Сейчас я постелю. Спать пора.