Текст книги "Красобор"

Автор книги: Даир Славкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Лена и Сергей

Проснулся Федос поздно. В хате никого уже не было. Оделся, вышел во двор.

На крыльце сидела девочка его возраста с золотыми, как солома, волосами, заплетенными в две аккуратные косички.

– Встал? – спросила она Федоса, как старого знакомого. Это Федосу не понравилось.

– А тебе какое дело? – грубо ответил он вопросом на вопрос.

– А вот такое. Все на работу ушли. Тетя Настя – на ферму. Сказала, чтобы я тебя накормила. Когда встанешь.

– Что-о?!

– Чтобы есть дала. Ты ведь городской, к готовенькому привык. Сам ничего не умеешь.

Федос насупился. Сразу на всех рассердился: и на себя за то, что проспал, и на эту девчонку, и на тетю Настю, которая приставила к нему няньку.

– Вот я покажу тебе сейчас, что я умею! – закричал он и схватил девочку за косу.

Девочка не двинулась с места, только голову в плечи втянула. А из-за забора, как гром среди ясного неба, загремело:

– А ну, отстань сейчас же! Ишь ты какой! Отстань, говорят, не то сам плакать будешь!

Федос отпустил косичку и обернулся на голос. За забором, на дороге, сидел на велосипеде незнакомый мальчик в выцветшей голубой майке. Одной рукой он держался за блестящий никелированный руль, другой – за штакетину.

– Защитник нашелся! – насмешливо скривил губы Федос.

– Поговори – получишь!

– Ха! Ну-ка, подойди поближе, если ты такой смелый!

– Получишь по заявке, имей в виду! – Велосипедист выпустил руль, ухватился руками за заостренные концы двух штакетин и прямо с велосипеда влез на забор.

Федос начал лихорадочно соображать и прикидывать, что лучше: броситься в контратаку или броситься в сени, закрыться там, а уж потом через окно показать язык…

Пока он так размышлял и думал, мальчишка спрыгнул с забора вниз, но зацепился майкой за острие штакетины и повис, беспомощно дрыгая ногами.

Первым порывом Федоса было захохотать, зло посмеяться над противником. Но он тут же передумал. Подбежал к забору, согнулся, подставил спину:

– Становись на меня. Тогда и отцепишься.

Незнакомец одной ногой встал на плечо Федоса, подтянулся на руках и спрыгнул во двор.

Он оказался немного выше Федоса. Голова его была наголо острижена.

– Драться будем? – спросил Федос.

– А ты надолго приехал? Тогда можно и потом.

Федос почувствовал, что драться мальчишке не очень-то хочется. Да и самому ему не хотелось так начинать знакомство.

И он сказал:

– На все лето. Успеем еще.

Потом обернулся и посмотрел на девочку. Она стояла и наблюдала за ними. На пунцовом лице ее ясно обозначена была обида.

– Плохой ты. Злой. Из-за тебя по ягоды с девочками не пошла, дома осталась… А ты… – И слезы покатились из девочкиных глаз.

Федос расстроился: в самом деле – нехорошо получилось. Но что ж теперь, маком перед ней рассыпаться, что ли! Сама тоже виновата: не надо было болтать, что вздумается. Сказал:

– Ладно, не реви. Больше не буду.

Плакать девочка перестала, но отвернулась. Всем троим стало не по себе.

– А хотите, я вам книжки покажу, которые привез? – предложил Федос.

– С картинками?

– А как же! С цветными!

Он вскочил, юркнул в хату, вытащил из-под кровати свой чемодан, раскрыл его, вывернул на пол все содержимое, схватил несколько книжек и снова появился на крыльце.

И как-то так получилось, что люди, которые только что едва не подрались, сейчас дружно сидели рядом, перелистывая заманчивые страницы, и с интересом рассматривали рисунки.

Однако всему приходит конец. Надоело и это. Тогда мальчик, который недавно еще рвался в бой, предложил:

– Давайте в прятки, а?

– Чур-чура, считать буду я! – весело отозвалась девочка. – Тебя Федосом зовут, – уже совсем дружелюбно объявила она Федосу. Я знаю, мне тетя Настя сказывала. А я – Лена, а он – Сергей.

Лене игра в прятки очень правилась. Она весело хохотала, носилась по двору, заставляла мальчишек жмуриться как следует, закрывать лицо руками и не растопыривать пальцы, не подсматривать. А Федосу все это было не по душе.

– Это твой велосипед за забором? – спросил он Сергея.

– Моей сестры. Она на почте работает, на нем в район ездит.

– А ты умеешь?

– А то! Я в школу еще не ходил, а педали крутил. Ногу через раму перекину и еду, чих на него!

– Ишь расчихался! – улыбнулся Федос.

– Так говорят. Ничего особенного.

– А меня научишь?

– Чихать?

– Да нет, на велосипеде кататься.

Сергей глянул на Федоса снисходительно:

– Захочу – научу.

– Так ты захоти поскорее!

Сергей поскреб стриженую голову, как-то нарочито глянул на тяжелые красные яблоки, вот-вот готовые упасть на землю, потом – в огород, на морковные грядки, вздохнул, помолчал еще немного и только после этого всего произнес:

– Ладно уж. За так научу.

Вышли втроем за ворота. С помощью Сергея и Лены, которые поддерживали Федоса, он вскарабкался на велосипед.

– На седло не садись – до педалей не дотянешься, – сказал Сергей. – Ленка, отойди!

Сергей вцепился в багажник и заговорил быстро-быстро, словно в такт вращающимся колесам:

– Теперь нажимай! Так-так-так!

Федос осмелел, быстро заработал ногами. И вдруг почувствовал, что едет один. Один на настоящем взрослом велосипеде. И – получается!

– Ура! – закричал он.

И тут колесо наскочило на камень. Велосипед рвануло в сторону, руль выскочил из рук Федоса, и начинающий гонщик шлепнулся на землю.

– Ах! – выдохнула Лена.

– Здорово прокатился! – захохотал Сергей. Он подбежал к Федосу и помог ему выбраться из-под велосипеда. – Цел?

– Не стеклянный, не разбился… – И чтобы не показать, как сильно болят у него правая рука и правая нога, Федос отвернулся и принялся стряхивать с себя пыль. – Ты лучше посмотри, как там велосипед – не сломался?

– Ничего с ним не сделается.

– Ой, мальчики! – спохватилась Лена. – Федосу-то ведь завтракать надо! Тетя Настя скоро придет, достанется мне на орехи. Я же обещала его накормить.

– Ладно. Пошли. Покажешь, где что, я мигом съем.

Вошли в хату. Лена достала сыр, масло, хлеб. Из печи вытащила яичницу. Из погреба – холодное молоко.

– Многовато на одного, – проворчал Федос.

– Нелегко тебе будет, – усмехнулся Сергей и прищурил свои и без того маленькие голубые глаза.

– А ты ему помоги, – сказала Лена. – Выручишь и его, и меня. К приходу тети Насти чтобы ничего не осталось.

– Выручать так выручать! – И Сергей схватил одной рукой ломоть хлеба, а другой – вилку.

Когда тетя Настя вернулась домой, стол был убран, посуда – вымыта. Федос, Сергей и Лена рассматривали альбом с фотографиями.

– Неужели все съел? – удивилась тетя.

– Да вы ведь сами видите, – сказал Федос. – Ничего не осталось.

– А мама твоя пишет, что у тебя плохой аппетит. Болезненный, мол, сынок у нее.

– Сами видите.

– Я-то вижу! Не слепая! – засмеялась тетя Настя и, сняв со стены небольшое зеркало, поставила его перед детьми.

Глянул Сергей в зеркало и покраснел до ушей: нос у него был в яичнице.

Елочка на крыше

– А зачем у вас на крыше елочка из фанеры? – спросил Федос дядю Петруся.

– Украшение такое. Одни петушков ставят, другие – что-нибудь еще. А у нас – елочка. Леснику она больше подходит.

– А лесники что делают?

– За лесом смотрят, лесное хозяйство ведут.

– Как это?

– Ну, от пожара охраняют и от тех, у кого руки загребущие. Помогают людям сажать новые деревья, расчищают делянки от старых, чтобы они не рухнули и не придавили прохожего. Дрова выдают.

– И трудно все это?

– Как тебе сказать. Легких работ не бывает. Зато интересно.

– Что же тут интересного? Целый день в лесу. Я ни за что в лесники не пойду.

– Кем же будешь?

– Таксистом! Все время по городу – ду-ду, ду-ду! Асфальт, красивые дома кругом, всюду люди. Хорошо! Не то что в лесу.

– Кому что нравится. А я вот с лесом давно подружился. Во время войны он меня и товарищей моих сколько раз от смерти спасал.

– Правда? Расскажите, дядя Петрусь!

– Как-нибудь расскажу.

– А когда вы теперь в лес пойдете?

– Я в лесу каждый день.

– Возьмите меня.

– Хоть завтра. Как думаешь, мать? – спросил дядя Петрусь тетю Настю.

– А далеко собираешься?

– В Савкин лес. Да ты не беспокойся, я хлопца на велосипеде подвезу.

– Тогда можно.

– Договорились. – И дядя Петрусь накрыл своей широкой ладонью лежавшую на столе руку Федоса. – Только вот что: спать сегодня пораньше ложись, а то завтра утром тебя и не разбудишь.

– Хорошо. Если надо, могу даже не ужинать. Прямо сейчас и лягу.

– Нет, уж это, брат, лишнее.

В дороге

Спал Федос тревожно, боялся проспать. Едва скрипнула кровать в соседней комнате, вскочил, начал торопливо одеваться.

Но дверь приоткрылась, и дядя Петрусь, появившись на пороге, сказал:

– Спи, неугомонный. Разбужу, когда время придет. Без тебя не уеду.

– Зачем же вы встали?

– Хозяйке собраться помогу. На ферму ей.

Федос разделся, забрался в еще не остывшую постель. И сразу же крепко уснул.

Приснилась мама. Она что-то делала, суетливо бегая по хате. Потом подошла, тронула его за плечо: «Вставай, Федос, пора». – «Посплю еще немножечко… Сегодня в школу не надо…» – «Как знаешь. Только в Савкин лес не попадешь». – «Тогда сейчас».

Открыл Федос глаза. А над ним – дядя Петрусь.

– А-а! – пробормотал Федос. – А я думал, это мама.

– Вставай.

Федос отбросил одеяло.

Завтракали втроем: Марыля, дядя Петрусь и он, Федос. Остальных дома уже не было. Когда убрали со стола, дядя Петрусь сказал:

– Возьми вон сумку с табуретки. Я велосипед выведу.

– А что в ней?

– Еда. Тетя Настя приготовила.

Утро было тихое, солнечное. Высоко в небе заливались жаворонки. Федос сидел на раме и держался за руль, на котором висела сумка с едой.

Тропинка пробежала сквозь траву и привела в сосновую рощу.

– Дядя Петрусь, зачем же мы велосипед брали? Лес – вот он, рядом.

– Лес – да не тот. Чтобы в Савкин попасть, надо этот лесок проехать, потом поляну, а потом еще болото обогнуть.

Дорога сворачивала то вправо, то влево. Под колесами мелькали солнечные пятна. Солнце уже встало, но в лесу не рассеялась еще ночная прохлада.

Над головою Федоса прогудел ранний шмель, где-то впереди порхала бабочка. На разные голоса пели птицы.

– Дядя Петрусь, кто это цвинькает?

– Синица дождя просит.

– Зачем же ей дождь?

– Низачем. Просто в народе так говорят.

– А кто это там в чаще плачет, как человек?

– Это черный дятел. Его песни всегда невеселые, даже когда все хорошо.

– Дядя Петрусь, а почему лес назвали Савкиным?

– Говорят, будто бы прятался там когда-то Савка. Давно это было, до революции. Бедных защищал, а богатым спуску не давал.

– Интересно. Как в сказке.

– Не сказка это, а быль, хоть и мохом поросла.

– Как мохом?

– Ну, не на нашей памяти было, а когда господа хозяйничали, когда тивуны[3]3
  Тивун – здесь: надсмотрщик.


[Закрыть] плетьми загоняли крестьян в барский двор на работу.

– Расскажите, дядя Петрусь!

– Длинная история.

– Ничего! Лес ведь Савкин тоже неблизко.

– Что Ладно, расскажу. Только давай уж тогда пешком пойдем, а то с велосипеда не очень-то расскажешь.

Давным-давно был помещиком в наших местах пан Пвук. Из немцев. Народ его Пауком окрестил. Все вокруг ему принадлежало: поля и деревни, да и сами мужики. Вот и жил он припеваючи, разве только птичьего молока ему не хватало. Зато у бедных мужиков дети даже хлеба вволю не ели. Но мало было этого пану. Издевался он над людьми своими, как только мог. Многих в могилу загнал.

Терпели люди. Говорили: «Плетью обуха не перешибешь».

А пан, знай, изгаляется себе. Однажды утром не с той ноги встал, управляющего вызвал и приказывает: «Послать в город дюжину холопов, пусть учатся. Мне и грамотные слуги тоже нужны». Что ж, панское слово – закон. Отобрал управляющий двенадцать хлопцев и отправил.

Был среди них и Савка Щелкун, сын крепостного крестьянина Якуба.

Остался Якуб на хозяйстве один. Тяжко старику без молодца-сына. Да что поделаешь? Пришлось меньшого сына о помощи просить. Мал Адась, слаб, да ведь и старик не сильнее. Так вдвоем, бывало, бревно и тащат полдня.

Как-то остался Адась дома один: старик Щелкун с самого рассвета на панском ноле траву косил. Глядь – паи со своими гостями скачет. Весело ему, а Адась так и похолодел: видит – панские кони их, Щелкунов, клин топчут!

Говорят: лучше с медведем обниматься, чем с паном повстречаться. Да ведь если рожь погибнет, что тогда? И семья с голоду умрет, и подати заплатить нечем будет…

Выбежал Адась из хаты, просит пана:

«Паночек, миленький, сверните в сторонку, бога ради! Это ведь наша полоска!»

«Прочь, быдло! – кричит пан. – Прочь, растопчу!»

И прямо на мальчонку коня направляет.

Увидел Адась над собою вспененную конскую морду, страшно ему стало. Бежать бросился. Да где там!

«Догнать и объяснить, что такое пан, а что холоп!» – пан Пвук своим гайдукам приказывает.

Как ни беги, а гайдуцкая плеть догонит.

Только вечером нашел старый Якуб своего сына. В борозде. До беспамятства избитого, окровавленного. Пока до дому нес, Адась умер у него на руках.

Встал старик на колени перед иконой и, горько рыдая, воскликнул:

«Боже праведный, неужто не выйдут боком волку овечьи слезы?..»

А панский тивун слова эти и услышал: под окном стоял, кто знает, откуда взялся, может, и нарочно пришел. Неспроста ведь про него говорили: волчий рот и лисий хвост.

Было плохо, а стало еще хуже. Пришла беда – отворяй ворота. Наутро схватили и самого старика, отвели на конюшню и выпороли. Много ли старику надо? Не прошло и двух недель, как он отдал богу душу. Умерла вскорости и его жена: какая женщина выдержит столько горя?

Прослышал обо всем этом Савка. Сбежал из города неведомо куда. Поискали, поискали да и забыли про него.

Забыл пан и о своих людях, которых послал учиться: не до того стало заболел, занедужил. И никто вылечить его не мог ни лекари чужеземные, ни шептуны чернокнижники. Как схватит его – охает, стонет, кряхтит, кричит.

Гайдуки по селам ездят, высматривают кто радуется. Беда тому, на чьем лице улыбку заметят.

Но вот однажды появился в панском дворце человек какой-то. Лекарем назвался, просит, чтобы пустили его к пану.

Пан велел впустить.

Входит лекарь в его комнату. Пан на него смотрит, говорит:

«Многие меня лечили не помогло».

«От смерти, пан, лекаря нет. От нее не вылечишься, не откупишься. Но хворь твою я уж выгоню – не сомневайся».

«Лечи. Но помни: не сдержишь слова – каменья на тебе возить прикажу».

«Ладно, пан, согласен. Но ты уж делай все, что я скажу».

«Ладно».

«Ну вот, сейчас в дорогу собирайся, в лес поедем».

Пан карету подать повелел, лекаря рядом посадил, гайдуков кликнул.

Едут. Стража сзади верхом, бубенцы на уздечках малиновым звоном звенят.

К лесу приблизились, лекарь и говорит:

«Пану возле вон этой высокой сосны раздеться придется. Самому».

«Зачем же самому?»

«Люди на опушке подождут. Не пристало им, холопам, смотреть, как панская хворь наружу выходить станет. Да прикажи им, чтобы врачевать не мешали и сюда не лезли – что бы ни услышали».

Приказал паи гайдукам на опушке остаться и, что бы ни было, не вмешиваться.

Лекарь вожжи взял, карета панская дальше поехала, в лес.

У высокой сосны остановились. Разделся пан, а лекарь приказывает – сосну ту обнять и повторять: «Жив я буду – не помру, жив я буду – не помру…» А сам Пвука к дереву привязывает. Потом здоровенную дубину в руки – и давай по панской спине молотить.

«Ой-е-ей! Ой-е-ей! – застонал пан Пвук. – Ты что делаешь? Обещал хворь из меня выгнать, а лупишь так, что душа может выскочить».

«О душе, пан, не было уговору! – рассмеялся лекарь. – Как вылетит она из тебя, так и хвори конец. Помнишь слова: «Выйдут волку боком овечьи слезы»? Ну так вот: сдирал волк шкуру с овечек, а теперь и самому со шкурой расстаться пора».

Тут только понял пан Пвук, что не лекарь к нему пожаловал, а старший сын Щелкуна, Савка, и что не исцеление ему принес, а смерть. Дико заревел он, на помощь стал звать.

Гайдуки все слышали, но приказа панского ослушаться не смели и с места не тронулись.

Так и забил Савка пана Пвука до смерти.

Потом скрылся в лесу, и некоторое время не было о нем ни слуху ни духу. А когда объявился, узнали все: подобрал он парней молодых и здоровых, себе под стать, с ними вместе стал над злыми панами и над их подлыми прислужниками суд-расправу творить.

Долго гуляли они, добры молодцы, по нашей округе. До того самого времени, пока против них целое войско с пушками не вышло. Тогда только простился смелый Савка с родною земелькою и подался на Днепр, к запорожским казакам.

Много воды с тех пор утекло, а люди ничего не забыли, все помнят. И лес тот Савкиным до сих пор зовут…

Умолк дядя Петрусь. Не сразу заговорил и Федос. А потом сказал:

– Я сказку читал, там тоже что-то вроде этого.

Дядя Петрусь не ответил.

Город маленьких тружеников

Федос и дядя Петрусь снова на велосипеде.

Некоторое время казалось Федосу, что вот-вот выйдет из-за деревьев могучий и храбрый Савка. Но поворотов было много, а Савка все не выходил.

В какой-то момент бросился в глаза огромный, в рост человека, муравейник.

– Вот это да! – удивился Федос. – Не остановимся? Я его разворошу. Ух, потеха!

– Остановиться стоит, – сказал дядя Петрусь, – а ворошить не спеши.

– Вы не бойтесь! Я разок только палкой – и ходу. Муравьишки не догонят – мы ведь на велосипеде.

– Вот ты какой! – угрюмо усмехнулся дядя Петрусь.

Спешились. Федос приблизился к муравейнику.

– Дядя Петрусь, а кто муравейники строит?

– Сами муравьи. По малости, по травинке таскают.

– Куча мусора.

– Нет, это, брат, тебе никакой не мусор.

– А что же?

– Это город муравьиный, вот что! С улицами, квартирами, кладовыми.

– Город? А зимой что они делают?

– Зимой они в глубокие ходы забираются, друг за дружку держатся, и получается целый клубок. Так вот тепла-то и ждут. И только разведчиков своих посылают время от времени наружу.

– А если дождь идет – им не сыро, их не заливает? Муравейник – не зонтик. Гниет небось от снега и дождя.

– Нисколько! Пройдет дождь – муравьи крышу дома-города своего снимут, другой заменят. А старую высушат. В муравейнике температура и влажность – так же, как в кабине космического корабля, – постоянные.

– И весной? Не верится что-то.

– Что весной?

– За зиму ведь муравейник так замерзает, что весной не сразу нагревается.

– Ах вот ты о чем! Так ведь не ждут они, пока солнце согреет их муравейник, – сами дом свой обогревают.

– Печи топят? – усмехнулся Федос. – Или, может быть, паровое у них отопление?

– Ты не смейся. Почти что так. Только тепло они сами на себе носят. Выползает муравей на поверхность муравейника, отогреется под солнышком – и скорее обратно, в середину дома. Отдаст там свое тепло и снова спешит греться. И так – туда-сюда, туда-сюда – всё они бегают, каждый тепло на себе в дом приносит. Смотришь, и согрели, и высушили муравейник. А летом на время дождя входы в муравейник замуровывают.

– Так ведь дождь сквозь их крышу пробьется!

– Не очень. Они, брат, когда строят, все склеивают своей слюной.

– И комнаты в муравейнике есть?

– Таких, как у людей, нет. Каждый муравей по-своему строит свое жилье. Но есть и комнатки, где стены шелковой паутиной затканы. Особенно тепло и сухо там, где муравьиные яички, личинки лежат.

– А дом муравьиный – сверху или в середине муравейника?

– Дом – под землей.

– Как же они землю копают?

– Выгрызают. Иначе ходов не сделать. Муравьям ведь их очень много нужно. Да и землю они так разрыхляют, и становится она как губка, и губка эта тепло в муравейнике удерживает.

– Попалось бы им место такое, как тропинка, утоптанное, ничего бы не построили.

– Если муравьям попадается твердый грунт, затвердевшая земля, – спокойно возразил дядя Петрусь, – ползут они к воде и носят ее в своих зобах на место строительства столько, сколько нужно, чтобы размочить, размягчить почву.

Федос помолчал, подумал.

– Мы за город с папой ездили, – сказал он наконец, – и там тоже видели муравьев. Пана говорил, что даже в одном муравейнике они не все одинаковые.

– Правильно. Есть среди них рабочие, которые всю работу делают. Есть военные. Они охраняют город от нападений чужих муравьев. А есть и няньки, которые за личинками смотрят.

– Здорово! Даже не верится… Все равно не люблю муравьев: кусаются больно.

– Кусаются только, если их трогают. А так добрые они. И лесу от них польза большая.

– Какая?

– У леса много врагов. И уничтожают они его не меньше, чем пожары. Одни съедают кору деревьев, другие соки высасывают, третьи скручивают в трубочку листву или начисто обгрызают всю зелень. Бывает, что и корни портят. Вот тут-то и приходят на помощь муравьи – расправляются с вредителями.

– Ну и помощники! – засмеялся Федос. – Такие крохи…

– Не говори. Ученые подсчитали, что семья вот такого муравейника за лето уничтожает целую гору вредных насекомых: восемь полнехоньких самосвалов!

– Выходит, маленькие да удаленькие?

– Вот именно. Потому-то и надо муравейники охранять и беречь! Разворотишь его – крышу их дома разрушишь. Отремонтировать ее муравьям нелегко. Иной раз поврежденный муравейник они покидают совсем и переселяются на новое место.

– А кто враги муравьев?

– Из птиц дятел, из зверей дикий кабан, лесная мышь. Да мало ли этих врагов! Вот ежик. Он муравьев не ест. Но не прочь разгрести муравейник, чтобы полакомиться муравьиными яичками или жуками, которых муравьи пускают к себе на квартиру. Кажется, находятся и такие люди, которые по несознательности вредят своим добрым друзьям муравьям.

– Я не знал, – покраснел Федос. – Больше не буду.