Текст книги "Слишком много колдунов (СИ)"

Автор книги: Цокто Жигмытов

Соавторы: Чингиз Цыбикоа
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Тот, кого вроде бы задавила фамильная люстра Кэтфордов, поднялся споро и страшно, его шея была неестественно вывернута, двигался он плечом вперед, но двигался очень шустро, и в руке у него уже был нож – и Жаку пришлось бы худо на такой дистанции, если бы не Аслан. Лейтенант эвакуаторов одним прыжком вскочил на ноги и снёс проклятому субурду башку, поискал глазами второго, проткнутого – и с разбегу рубанул ему по шее тоже.

– Что за чёртова ерунда, – произнёс Жак, тяжело дыша.

– Питер, это субурды, – сказал Аслан.

– Вижу, – откликнулся тот. – Сдавайся, сволочь.

– Беги, скотина, – сказал Аслан.

– Он не может, – неожиданно произнёс Жак, щерясь и перехватывая ногу чудовища покрепче. – Видите?

Лицо Терье исказилось от ярости, он издал страшное нечеловеческое шипение вперемешку с хрипом и стоном. И тут Аслан увидел, и Питер тоже: словно шустрые голубые молнии проносились туда и сюда в полутемном воздухе плохо освещённой гостиной, соединяя Терье с двумя ещё живыми субурдами и с двумя уже дохлыми – он действительно был с ними связан, и, видимо, очень прочно; вот почему он не смог сразу убежать вслед за Стилетом, понял Питер.

– Агаа… Конец тебе, прокурорчик, – со злобным удовлетворением сказал Аслан.

И прокурорчик, стоявший за спинами живых мертвецов, видимо, тоже это понял, потому что лицо его исказилось страшно, он бросил саблю и сделал странный жест: вдавил большим пальцем щёку себе в рот – и с хрустом прокусил её.

– Яд, – сразу догадался Жак.

Но у Терье в щеке было нечто посильнее яда, потому что на том месте, где он стоял, бахнула ослепительно белая вспышка – и обжигающая волна воздуха швырнула троих друзей через всю гостиную вперемешку с субурдами.

16

Питер сел на полу и огляделся. Гостиная была ярко освещена, но откуда шёл свет, было неясно. Люстра висела на месте – и ни следа борьбы, ни трупов, ни отрубленной чудовищенской ноги. Кроме Питера, похоже, никого в доме не было. Он встал, осторожно шевельнул левой рукой, затем удивлённо пощупал плечо – рана исчезла. И тут он понял, что спит.

«Или умер».

Мысль о возможной смерти почему-то его совсем не огорчила. Питер встал, подпрыгнул несколько раз, ударил кулаками воздух; он ощущал какой-то прилив сил, и прилив этот имел чёткое направление – он шёл из сада. Учёный не стал противиться и, переполняемый предчувствием чего-то большого и необычного, осторожно открыл дверь на веранду.

На скамейке, которая в реальности валялась в подвале и которую Питер сто лет уже собирался вкопать, сидел Жак, а рядом с ним – девушка удивительной красоты в просторной мягкой пижаме, с короткой светлой причёской и искрящимся взглядом бездонных карих глаз. Несмотря на столь легкомысленный наряд, ни она, ни Жак, похоже, не испытывали никакого смущения, а болтали легко и свободно, словно добрые приятели. О чём они говорили, Питер не слышал, хотя находился от них в нескольких шагах; он долго смотрел на них двоих, испытывая странные и очень сильные чувства. Здесь было всё – и зависть, и радость, и ревность, и страх, но больше было того, что можно назвать покоем; с этим чувством моряки видят крыши и башни родного города на горизонте; так складывает крылья перелетная птица, спускающаяся к родному гнездовью.

Наконец они закончили болтать и посмотрели на Питера. Тот поднял ладонь, приветствуя. Жак улыбнулся в ответ, кивнул и закричал вдруг отвратительным голосом:

– Да вставай же ты, чтоб тебя! – и тут же вытянул свою внезапно ставшую очень длинной руку и залепил Питеру отменную пощёчину.

Мир возвращался рывками. Питер разлепил глаза и почувствовал, как горит его лицо, и сразу же понял причину: Жак нависал над ним и методично хлестал по щекам.

– Вставай, скотина, не смей подыхать, тварь.

– Ти…хо… тихо ты, – сдавленно прохрипел учёный, еле ворочая головой.

– Еееесть! – заорал Жак, тут же спохватился, поправил какие-то складки на одежде Питера, встал и сказал как ни в чём не бывало:

– Так что же это было, месье растратчики и господа коррупционеры? Кто это так жаждет вашей жиденькой казённой крови?

– Я видел сон, – сказал Аслан откуда-то сбоку.

– Я тоже, – Питер осторожно сел и закашлялся. Посмотрел на плечо – оно было аккуратно перевязано хорошей, чистой тканью. Кажется, это была чья-то рубашка.

– Там был Жак, – продолжил эвакуатор. Он уже поднялся и отряхивал одежду.

– Жак, – подтвердил Питер.

– И ещё кое-кто.

– Да, – сказал Питер.

Они молча смотрели на своего друга, а Жак смотрел на них по очереди, и Питер видел, и Аслан тоже – Жак понимает, он знает, что они видели и почему они это видели. И они терпеливо ждали, когда он им объяснит, потому что некуда было торопиться.

– Она пробуждается завтра, в час дня, – сказал наконец Жак. Хотя вид у него был порядком ошалелый и доверия особого не внушал, всё сбылось в точности – и это было третье и последнее чудо, свершённое им в эту знаменательную ночь.

17

Несколько секунд они с Асланом сидели молча, осознавая новость, которую сообщил свободный финансист, затем Питер кряхтя поднялся, бережно держа левую руку правой; поднялся и Аслан, подошёл к трупу в прокурорском мундире, шевельнул его носком.

– Вот это, Жак, и называется субурд, – сказал Аслан. – Подчинённый, выполняющий волю хозяина. Один, два, три… все на месте. И хозяин. Был.

– Субурд, – произнёс Жак. – Хозяин.

– Они другие, – задумчиво сказал Питер, шагая по гостиной. – Там были мертвяки, а эти совсем как живые. Бегают быстро, дерутся ловко, говорить умеют. Или не умеют?

– Мертвяки, – повторил финансист тупо, медленно обводя взглядом поле недавней битвы. – Умеют.

– И хозяин, похоже, сильнее связан с ними, – продолжил Питер, присев на корточки и внимательно осматривая покорёженную дверь. – Но да, кажется, это тоже субурды, только сложнее.

– Сложнее, – почти шёпотом проговорил Жак.

– Интересно, что его убило, – произнес Аслан после паузы.

– А почему ты решил, что его убило? – спросил Питер странным голосом. Он продолжал разглядывать следы на двери, на косяке и на стене рядом, только голову наклонил в другую сторону.

– Ну как, – растерялся Аслан. – Ни следа ведь не осталось. И вон следы дымятся. Похоже на какую-то взрывчатку, нет?

– Они не дымятся, – сказал негромко Питер. – Глянь как следует.

Аслан недоверчиво нахмурился, но подошёл и присел рядом. Деревянная дверь действительно не была обгоревшей; скорее походило на то, что на это место внезапно обрушился жесточайший холод.

– Это не дым, а пар.

– Похоже, – признал эвакуатор. – Что же с ним стало?

– Может, он куда-то переместился, – задумчиво ответил Питер. – Вот так – бац! – и в другое место.

– Как? Куда? – одновременно воскликнули Аслан и Жак.

– Как и куда, – произнёс Питер. – Вот бы узнать.

– Вот бы узнать, – повторил он через некоторое время очень задумчиво.

Глава третья, где Питер Кэтфорд терпит фиаско

– «Шагай под водою, как по земле, а по земле, как по воздуху. Узри свет дальний, но вернись домой. Одолей безумца и приручи силу. Яви лик свой, и спасение грядёт».

– Что это значит? – спросила Изабель. Её высочество сидела на открытом окне своей опочивальни, свесив ноги в ночной сад, грызла яблоко и время от времени сплёвывала косточки в листву. Шарль Фуке, статный мужчина тридцати трёх лет, стоял рядом, опершись на подоконник.

– Это пророчество семи святых отцов-основателей Бретани, где я родился. Это значит, когда-нибудь придёт герой и сделает всё это. Ну и… Спасёт всех. Станет королём.

Принцесса прищурилась. Фуке её интересовал – она ошибочно принимала это за увлечение. Он был неравнодушен к ней и равнодушен ко всем её выходкам, это задевало.

– То есть я за него выйду замуж?

Фуке посмотрел на неё спокойно.

– А тебе надо замуж именно за него?

– Принцессы выходят замуж только за рыцарей и героев, – со вздохом сказала Изабель. – Такая уж наша принцессина доля. Ой!

– Что? – спросил Фуке.

Принцесса смотрела на крышу соседнего крыла дворца, освещённую звездами.

– Там кто-то стоит, – сказала она испуганно. – Кому он машет?

Фуке внезапно безо всяких церемоний схватил её под мышки и втянул в комнату.

– Ай! Ты чего?!

– Он машет мне, – сказал он совершенно незнакомым голосом, жёстким и твёрдым. – Слушай меня внимательно. Сейчас поднимется тревога.

1

– Всё равно тревожно мне, – сказал Жак. Смотрел он при этом не на Питера и даже не на Аслана, а в стену перед собой. – Тревожно и непонятно.

– Жак, не преувеличивай, – сказал эвакуатор. – Ничего здесь тревожного нет.

Питер сделал движение головой, будто ворот рубашки был ему тесен, скорчил рожу, отчего жилы на шее проступили на мгновение, затем кашлянул и спросил кротко:

– Что тебе непонятно, Жак? Аслану вот всё понятно. Да же, Аслан?

– Да, – подтвердил эвакуатор. – Мне всё понятно. Я такой.

Жак перевалился в кресле, сдвинул зубочистку из одного угла рта в другой и уставился на Питера. Тот смотрел прямо и глаза не отводил.

– У нас конференция, – сказал Питер мягко. – Я читаю доклад в секции по древним. Доклад, прямо скажем, сенсационный. Я два года материалы собирал, это мой первый доклад на таком уровне. Вся Сорбонна, три министерства, восемь комитетов, пять школ. Цвет нации. И Нони согласилась мне помочь. Украсить собой моё выступление.

– Нони, – горестно повторил куратор королевской службы поставок.

– Мадемуазель Горовиц, – поправился Питер. – Или даже мисс, точнее.

– Что тебе, жалко, что ли? – напрямик спросил Аслан. – Тем более она не твоя собственность, если ты не заметил. А свободный человек, пусть даже и древний.

Жак кивнул.

– Я знаю, что она не моя собственность. Но манипулировать людьми в своих корыстных интересах – это низко.

Питер и Аслан медленно переглянулись с одинаково изумлённым выражением.

– Ты слышал это? – серьёзно спросил Питер у эвакуатора, оглядывая потолок и стены, будто ища что-то. Лейтенант эвакуации кивнул.

– Да, вроде слышал, – ответил он. – По-моему, тот же голос, что получает конфиденциальную служебную информацию в обмен на отсрочку чужих кредитов.

– Да, и тот, кто выбил у меня скидку.

– И кто занял большую комнату.

– И, кстати, до сих пор не заплатил.

– Ну потому что он ведь друг.

– Да, а друзьями манипулировать это низко. Как мы выяснили.

– Нет, про друзей он не говорил, он говорил про людей.

– А, то есть друзья это не люди.

– Да какие же это люди? Это друзья.

– Вы знаете, это важное открытие, коллега. Исключительно.

– Дарю его вам, коллега. Мне не жалко. Сделайте доклад.

– Обязательно, коллега. Кстати, вы мне поможете с докладом, коллега?

– Не вижу этому никаких препятствий.

– Это не сочтут манипуляцией?

– Ни в коем разе. А если сочтут, то мы ему навтыкаем.

– А вот это уже манипуляция.

– Вы как всегда правы, коллега. Каюсь.

– Хватит, может, – сказал Жак, но голос у него уже был другой.

– Ну что тебе, жалко, что ли? – повторил Аслан. – Тем более он инвалид. Временно. Пусть ему присвоят ещё одну докторскую степень.

– Вообще-то нет, – сказал Питер, потирая нос здоровой рукой. – Ну то есть да, присвоят, но не за доклад. Для степени нужны публикации, статьи и монографии, нужна сама работа…

– Диссертация, – уточнил эвакуатор.

– Да, диссертация. А это конференция, а материалы конференции даже за публикацию не считаются.

– Ну и порядки у вас в Академии, чёрт ногу сломит, – сказал Жак. – Тогда я тем более не понимаю, зачем она тебе.

– Знаешь, я тоже перестал понимать, – сказал Аслан. – Уж не манипулируешь ли ты тут нами? А, Жак, как ты думаешь? Может, ему навтыкать?

– Академия, чтоб вы знали, финансируется короной, – объяснил Питер. – Средства выделяются именно по результатам вот таких вот закрытых конференций. Там сидят люди из министерства финансов, отвечающие за науку.

Жак мрачно покивал.

– Мечта, а не должность.

– Поэтому нужно из доклада сделать эффектус. Так мне сказали.

– Что-что, не понял? – переспросил эвакуатор.

– Доклад-эффектус. Надо в яркой и доступной форме показать нужность и важность того, что ты исследуешь. Тогда на твоё направление Академии дадут денег, и ты сможешь работать ещё год, а то и два. Потом опять конференция.

– Постой, постой, – сказал Аслан. – То есть, получается, неважно, чем ты на самом деле занимаешься? Главное – это эффектус? Яркий и доступный?

– Конечно, важно. Того, кто не занимается настоящей наукой, его просто не допустят до конференции и не дадут сделать эффектус. А министерские – они в науке не понимают, но формально последнее слово за ними. Как-то так.

– Принцип равновесия, – кивнул Аслан. – Угар познания против здорового невежества.

–Да, да, – желчно произнёс Жак. – И чтобы до них надёжнее дошло, как важно исследовать древних, а не сообща и врозь разворовывать то, что от них осталось, ты хочешь показать им красивую и якобы древнюю женщину. Ты их совсем за идиотов держишь, что ли?

Питер не нашёлся сразу, что сказать. Секунду он сидел с позорно открытым ртом и крайне неубедительно делал вид, что набирает в грудь воздуха, и тут снова вмешался эвакуатор.

–Я не знаю точно, – сообщил Аслан, – но вообще-то красивая женщина – это очень хороший метод для втолковывания своих идей. Почти такой же хороший, как куча детишек, безгрешных и неизлечимо больных.

– Хотя лучший эффектус – это хороший удар в лоб, – свирепо закончил лейтенант, и тут же изобразил этот самый удар. Кресло, на котором он сидел, затрещало.

– Удар в лоб – это ненаучно, – вежливо сказал Питер.

– Наоборот, научно, – возразил эвакуатор. – Наши учителя в Эколь Нормаль учили нас мыслить прямо и экономно. Выходить за рамки условностей, кратчайшей дорогой к цели. Это она и есть, кратчайшая дорога.

И снова ударил воздух, уже другой рукой.

– Конечно, это касается только тех, кто сумел закончить.

Жак не обратил внимания на этот выпад.

– Тогда получается, всё, что эти чиновники будут помнить, это Нони. Про древних они забудут сразу, как её увидят.

– Ты совсем их за идиотов держишь, – ответил Питер язвительно, хотя в душе его царило облегчение. – Они же всё-таки неглупые люди, отвечают за науку.

– Научный доклад с украшением, – сказал Аслан. – По-моему, очень достойно. Чем плохо?

– Тем, что я этого не хочу, – мрачно ответил Жак.

– Нони сама всё решила. И ты знаешь, что именно.

– Знаю, знаю. Пит просто пользуется тем, что я не могу с ней говорить прямо, без переводчика. Без него то бишь.

– Как ты смеешь такое говорить? – возмутился Питер. – Ну и вообще. Почти месяц так-то прошёл, мог бы изучить язык.

– А! – Жак махнул рукой. – Ну вас. И как ты вообще собираешься приплести её к своему дурацкому эффектусу?

– Мой доклад не дурацкий, – с достоинством ответил учёный. – Он перевернёт все представления о древних, принесёт в Академию новые деньги, а с меня снимут штрафы и выговоры.

– А-а, вот оно что! – сказал Жак. – Так бы сразу и сказал. А постоянным заведующим кафедрой тебя не назначат?

– Возможно, – признал Питер. – Скорее всего.

– Прямо камень с сердца, – сказал Жак. – Ты, оказывается, просто пещерный карьерист. Это я понимаю и даже приветствую. А эффектус – это я не понимаю и, конечно же, не приветствую.

– Я не знаю, что ты там себе вообразил, – сказал Питер. – Она просто выйдет после того, как я закончу, и слушатели будут задавать вопросы мне и ей.

– Она будет одетая? – спросил Аслан и ловко, почти не меняя позы, уклонился от ботинка, который немедля швырнул Жак. Ботинок тяжко шлепнулся у входной двери.

– Разумеется, – сердито ответил Питер. – Это будут научные вопросы. По теме доклада.

– Ага, как же, по теме, – сказал Жак. – «Что вы думаете об энергетике древних и замужем ли вы». «Как вы оцениваете прогресс и что вы делаете сегодня вечером».

– Ты меня поражаешь, независимый куратор, – произнёс Аслан. – Уж не ревность ли это?

– Я защищаю её честь и достоинство, – сказал Жак. – В отличие от вас.

– Сделаю тебе пропуск на конференцию, – пообещал Питер. – Будешь охранять её на месте.

– Мне тоже сделай пропуск, – потребовал Аслан. – Я тоже буду её охранять. От вас обоих.

– Так о чём твой доклад? – повторил Жак сварливо.

2

…Питер закончил, закрыл папку с докладом, полюбовался на доску, увешанную графиками и исписанную мелом.

– Ну, примерно вот так и расскажу.

Жак и Аслан молчали. Через полминуты Питер обеспокоенно спросил:

– Эй, вы чего?

– Они были сумасшедшие, – проговорил Аслан. Глаза у него были расширенные, он смотрел в одну точку куда-то мимо доски. – Напрочь.

– Гении, – поправил Жак. – Титаны.

– Мне не верится, если честно, – голосом кающегося грешника сказал эвакуатор. – Там, вообще, всё правильно? – Хотя выкладки с формулами и графиками были у него перед глазами. Питер вытер руки от мела тряпкой, поправил свой парадный галстук и, прокашлявшись, ответил:

– Да. Всё правильно.

– КПД сто двадцать процентов, ты про это? – спросил Жак, крутя в пальцах карандаш. – Ну да, я прикинул тут. Если хотя бы на пять процентов ниже – то двигатель получается нерентабельным.

– Ну ещё бы. Стоимость топлива…

– Стоимость топлива я взял из работ Виннэ и Пеллье, – солидно и совершенно некстати пояснил Питер.

– О-о, – Жак кивнул. – Авторитетно.

– Ты читал Виннэ и Пеллье?

– Нет, – сразу ответил Жак. – Я верю твоей придыхающей интонации, когда ты произносишь эти фамилии.

– А такое вообще бывает – КПД больше ста процентов? – спросил Аслан. – Что нам говорит господин Лавуазье и его закон сохранения?

– Если считать как у него, то теоретически – да, бывает. Сравнительная формула.

– А теперь – и практически, значит, – сказал лейтенант эвакуации. Он все еще пребывал в некоем остолбенении.

– Исторически, а не практически, – сказал Жак. – Рабочего экземпляра двигателя у нас нету. И скорее всего, не будет.

Они помолчали. Затем Жак, который был наиболее практичным, сказал:

– Значит, после этого, – он кивнул на формулы, – эти деревянные лбы из министерства сидят с разинутыми ртами…

– Как мы сейчас, – вставил Аслан.

– …как мы сейчас. А ты, не спеша, скромно опустив глазки, говоришь… Что ты говоришь? – спросил он у Питера.

Тот снова прокашлялся.

– Дамы, господа, – начал он негромко, но очень торжественно, – это еще не конец моего доклада. Позвольте представить вашему вниманию, – здесь его голос ликующе зазвенел, – живую свидетельницу эпохи великих, эпохи гениев, эпохи титанов!

– …и полных психов, – пробормотал Аслан. Жак сделал ему страшные глаза.

– Нони Горовиц! – провозгласил Питер и начал хлопать ладонью о папку с докладом.

– Как в цирке, – пробурчал Жак, не удержавшись. – «Нони Горовиц и вопросы из зала».

Аслан, в свою очередь, показал ему кулак.

– Who’s calling me? – раздался голос сверху. Женский голос со странным мягким выговором, который вызывал у Питера смутные воспоминания о другом голосе; о тепле; о веселье; о беззаботной радости. Все трое подняли головы. У дверей большой комнаты на втором этаже, опершись на перила, стояла свидетельница эпохи титанов, древняя, но очень молодая девушка, проспавшая в саркофаге без малого триста лет, но, похоже, сохранившая свежесть облика и восприятия... Опять она мне снится, думал Питер, за что же мне это, почему. И опять ранит моё сердце, думал Жак, снова и снова, и знаете что? – а пусть так будет всегда. Аслан же просто смотрел и ни о чем не думал, ни мыслишки не было в его смуглой голове, лишь на лице у него проступало странное выражение, как будто он только что вспомнил нечто очень важное.

– Спроси её, как ей моя комната, – сказал Жак.

– Твоя? – удивился Аслан.

– Кто там живёт, того и комната, – ответил свободный финансист.

– В данный момент там живёт мисс Нони, – учтиво, но твёрдо заметил Питер. И спросил по-английски: – Жак спрашивает, как вы расположились.

– Не очень, если честно, – ответила Нони. – У вас тут многого не хватает.

– Что она говорит? – озабоченно спросил Жак. – Что-то не так?

– Не говорите ему, – попросила девушка Питера. – И Аслану тоже не говорите.

– Хорошо, – сказал Питер. – А чего вам не хватает? Мы можем купить.

Нони серьёзно посмотрела на него.

– Питер, я не могу вам этого сказать. Это сугубо женские вещи.

– Что она говорит? – потребовали уже Аслан и Жак вместе. – Пит! Почему ты красный?

– Нам нужна горничная, – сказал Питер хмуро. – Или камеристка, не знаю точно. В общем, сугубо женская прислуга.

– Нам? – снова поразился Аслан. – Хотя…

Не договорил и задумался.

Жак встал.

– Я скоро. – И вышел.

– Where did hego? – встревоженно спросила Нони. – Is anything wrong?

– Да всё в порядке, мадемуазель, – ответил Аслан. – Он пошёл искать вам горничную.

– Ты что, понимаешь её? – удивился Питер.

– Да было бы что тут понимать. «Хи» – это «он». А про «всё в порядке» можно определить по лицу и голосу.

– Ты способный, я смотрю.

– Я французский изучил примерно также. И тоже быстро.

– Он пошёл искать для вас горничную, – сказал Питер по-английски. Нони кивнула и сказала:

– Спасибо. Передайте ему, что он очень милый. И вы тоже очень хороший, и вы, – последнее адресовалось лейтенанту эвакуации. Аслан очень элегантно поклонился. Девушка рассмеялась и сделала книксен. – Но мне всё равно нужна новая квартира, поближе к театру.

3

Конференция была на следующее утро, в десять часов. Вечером Питер, не зная чем заняться, поскольку у него было всё готово и отрепетировано, начал менять свой парадный галстук, ежеминутно консультируясь с каждым, кто попадался ему на глаза, поэтому в результате все, включая и добросердечную Нони, попрятались по своим комнатам; Жаку было проще всего – он временно жил в мобиле. Монологи Питера у зеркала прекратились около полуночи, когда Аслан как мог вежливо предложил ему повязать все три галстука сразу и успокоиться. На шум прибежали Нони и Жак, Питер устыдился и лёг спать. Галстук он решил выбрать утром, методом жребия спросонья.

Что касается свободного финансиста, то горничную для Нони он не нашёл и весь вечер ходил чернее тучи. Сочувственные комментарии друзей, главным образом Аслана, его не задевали, и эвакуатор удалился, видимо придумывать ещё более ехидные обороты. Зато, как выяснилось утром, Жак заказал для них роскошный кабриолет, запряжённый против обычая аж тремя лошадьми вместо одной, только почему-то на три часа раньше, чем требовалось, при этом сам ещё, разумеется, спал. Питер, стуча зубами от рассветного холода, кое-как добился у заносчивого разодетого кучера, кто его прислал и зачем, после чего взял кочергу и пошёл будить Жака, но внешний куратор королевской службы поставок и снабжения, как известно, отличался крайней предусмотрительностью и мобиль, в котором он ночевал, был заперт изнутри. Стучать же кочергой по мобилю Питер не решился.

Ситуацию исправила Нони, которая, оказывается, уже проснулась. Она сообщила Питеру, что если ей дадут проводника, то она не против съездить в пару лавок и галантерей на предмет закупить недостающие детали гардероба. Через две секунды после того, как это желание было озвучено, появились совершенно бодрые и одетые Жак и Аслан. Питер не понял как, но в итоге, после довольно бессвязного обсуждения на трёх языках – французском, английском и языке жестов – он остался дома готовить завтрак, а два его товарища взяли на себя тяжкую долю сопровождения их гостьи в галантерейном походе.

– Мне не нужна камеристка, – шипел сквозь зубы Питер, растапливая печь и ставя воду. – И горничная не нужна. Мне нужны плеть, дыба и освобождение от уголовного преследования.

К половине десятого они не вернулись. Предавшись светлой горечи о подлости людской и бессилии дружбы перед женскими чарами, он в одиночестве позавтракал, мстительно запер дом и, одетый, надушенный, с докладом, графиками и диаграммами под мышкой здоровой руки, вид имея безумный и устремлённый, отправился на извозчике на конференцию.

Как только он вылез возле Академии – тут же увидел их экипаж, проклятый кабрио, который испортил ему всё утро, и, видимо, собирался маячить рядом весь день, суля новые пакости и неурядицы. Так и вышло: навстречу ему бежали Жак и Аслан, лица у них были встревоженные, а Нони Горовиц стояла возле кучера, подпрыгивала и махала ему рукой.

– Пит, они перенесли начало на девять часов! – сказал Аслан, подбежав. – В ресторане два каких-то типа говорили об этом. Мы поехали за тобой, но не успели.

– Вы были в ресторане? – спросил Питер, набирая ход в сторону крыльца Академии.

– В «Шампо», – произнёс Аслан, благоговейно понизив голос, и расширенными глазами указал на Жака, идущего рядом. У того сразу сделался отсутствующий вид, и он сообщил скучно:

– Просто он один открыт в это время.

– Ясно, – со светлой горечью сказал Питер. – Это вам не яйца с сыром и ветчиной.

– Pete, you seem to be late, – сказала Нони.

– Ага, – ответил он. – Да ничего страшного.

– «Пит»? – тихо, словно про себя, повторил Жак. И Питер вдруг увидел, как прекрасно августовское утро, и ему почему-то сразу стало ясно, что он успеет, и действительно ничего страшного не происходит.

– Мы успеем, – сказал он, стараясь звучать сдержанно и благородно. – Наши пропуска у швейцара, вы идёте как мои ассистенты, поэтому, Аслан, пожалуйста, прими умный вид. Ты в храме науки.

– Я прощаю тебе твоё мелкое хамство, – сказал Аслан. – Скажи спасибо Нони и ресторану «Шампо».

С этими словами эвакуатор одёрнул камзол, выпрямился и сделал одухотворённое лицо.

– Wow, – Нони засмеялась.

Жак выглядел так, будто его только что проткнули насквозь; но девушка взяла его под руку – и все четверо, довольные и радостные, пошли получать пропуска.

Конференция проходила в зале торжеств Академии и действительно была в самом разгаре, но они успели зайти в служебный вход в точности к началу секции; Питер прикатил раздвижную доску-ширму, за которой надо было прятаться им всем – кроме него самого, разумеется. На ней он будет писать формулы в течение доклада и вешать диаграммы с иллюстрациями, которые ещё пахли краской и свежей бумагой, а в конце Жак и Аслан растащат ширму в стороны, словно кулисы, и перед аудиторией появится Нони – эффектно и неожиданно.

– Где вы ходите? – напустился на Питера какой-то солидный дядечка в сбитом набок пышном парике с огромным бантом; его щеки были ярко размалёваны. В руках он держал накладную женскую грудь из папье-маше, которую и пытался напялить через голову. – Господин Бризено всех лично предупреждал, что начало перенесли на девять! Наша секция уже начинается.

– Профессор Виннэ? – ошеломлённо пролепетал Питер.

– Я доктор Пеллье, – сердито ответил дядечка. – Профессор Виннэ ещё гримируется. Помогите застегнуть, Питер. Постоянно слетает, будь она неладна. И акробаты не готовы, что за день!

Питер щёлкнул застёжкой на спине у учёного. Доктор Пеллье повернулся, достал откуда-то гигантский красный сарафан в ярко-зелёный горошек и одним движением надел его на себя. Оправил складки, расставил руки, молодецки притопнул.

– Ну как я вам?

– Потрясающе, – загробным голосом сказал Питер.

– Нет слов, – подтвердил Аслан.

– Что вы приготовили, если не секрет? – бесцеремонно оглядывая Жака, Аслана и особенно Нони, спросил Пеллье. – Наш эффектус сразу после вашего, вам нужно время, чтобы прибрать сцену за собой?

– Прибрать сцену? – переспросил Питер.

– Ну что у вас будет? Хлопушки, торт, искусственная кровь?

– Нет, ничего этого не будет.

– Понятно, – с подозрением сказал Пеллье. – У вас что, просто научный текст? Без актёрских реприз? Без визуальных трюков?

Питер кивнул.

– Ну что ж, – сказал учёный. – Мы с профессором Виннэ в своё время тоже начинали с этого. Это пройдёт.

Питер произнёс ещё более убитым голосом:

– Я прочитаю доклад о практических аспектах энергетики древних. И в конце выйдет Нони, мы ответим на вопросы. Она…

– А! – оживился доктор Пеллье. Теперь он смотрел исключительно на Нони. – Игра с залом на раздевание. Давненько не было, давненько.

И захихикал, затрясся всем телом вместе с париком, бантом и фальшивой грудью. Жак длинно втянул носом воздух и шагнул вперёд, Питер, не меняясь в лице и продолжая сдержанно улыбаться, преградил ему дорогу, а Аслан схватил финансиста за руки. Нони ничего не поняла, но ей не понравилось, как доктор Пеллье на неё смотрит. К счастью, объявили начало секции, маститый учёный всполошился и, квохча встревоженной наседкой, умчался по своим делам.

– В яркой и доступной форме, говоришь, – сказал Аслан, тщательно выговаривая каждое слово. – Храм науки, говоришь.

– Пусти, – сказал ему Жак. Аслан отпустил.

Питер стоял и разглядывал пол, затем поднял голову.

– Нони. Жак. Аслан. Простите меня, кретина. Я не знал.

Его друзья молчали. Нони не совсем понимала, что происходит, но тоже ничего не говорила, уловив общую атмосферу.

– Езжайте домой, я прочту доклад один. Ещё раз извините.

Жак молча кивнул: извинения приняты. Питер кратко объяснил ситуацию Нони, снова извинился как мог, уже на английском. После этого все трое ушли в служебную дверь; провожать он их не пошёл, сел и раскрыл папку с текстом, сделав вид, что читает.

Кто-то тронул его за плечо.

– Доктор Кэтфорд, ваш эффектус через доклад. Сразу после детского хора физиков-теоретиков.

4

– …И в заключение, – сказал Питер слегка севшим голосом, – я хотел бы ещё раз подчеркнуть. Мой доклад вовсе не ставит под сомнение гениальность наших предков, уровня цивилизации которых нам достичь вряд ли суждено, а напротив – углубляет и расширяет наше понимание их подлинного величия. Истина – вот к чему должен стремиться любой учёный, независимо от его возраста, положения и даже корпорационной принадлежности.

Питер замолчал, закрыл папку, испытывая малодушное облегчение: отмучился. Всё время, пока он читал доклад, в зале торжеств Академии царила недоумённая тишина. Он писал мелом формулы, чертил графики, вешал иллюстрации и диаграммы, но никто, кажется, даже не вздохнул. Все смотрели то на сцену, где Питер предательски запинающимся голосом рассказывал об энергетике древних и рисовал на доске схемы четырёхтактного двигателя внутреннего сгорания, то в центр зала, где в красных почётных креслах в два ряда сидели чиновники из министерства финансов.

– Это всё? – спросил какой-то чиновник наконец. Питер оглянулся зачем-то на доску, затем пожал плечами, вымучил сдавленную гримасу и сказал:

– Да, пожалуй, всё.

Всё это сильно напоминало школьный экзамен, – точнее, полный провал на школьном экзамене. Зал зашумел, заговорил, Питер старался глядеть на всех в целом и не встречаться взглядом ни с кем конкретно; в секторе, сразу перед министерскими рядами, где сидели главные авторитеты, члены Совета Академии, несколько человек громко рассмеялись и сразу замолкли. Тишина установилась и во всем зале. Один из академиков, широко улыбаясь, встал. Это был господин Бризено собственной персоной, и улыбка его была такой дружеской, что Питер понял твёрдо и бесповоротно: всё кончено.

– Правильно ли я вас понял, доктор Кэтфорд, – начал он, – что суть вашего доклада сводится к тому, что наши великие предки… – он сделал паузу.