Текст книги "Преисподняя"

Автор книги: Чет Уильямсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 17

Это продолжалось одно долгое мгновение, а затем ощущение исчезло. Но, пока оно длилось, я знал, что уже видел этого человека раньше, причем не случайно.

Он вопросительно приподнял бровь:

– Почему вы так смотрите на меня?

– Э-э-э… ваше лицо показалось мне знакомым.

– Мы в самом деле знакомы? – Судя по тону, его больше всего устраивал отрицательный ответ. Поскольку он был вооружен, я сказал “нет”. Возможно, после нашей битвы с кошками я был так рад человеческому обществу, что любое лицо, не покрытое шерстью, казалось мне знакомым и приятным.

– Мы еще поговорим после того, как Вивид с Рональдом проверят вас, – пообещал он. – Когда мы снова увидимся, вы с полным основанием сможете утверждать, что мое лицо вам знакомо.

Он холодно улыбнулся, кивнул и вышел из комнаты. Возможно, он не хотел меня обидеть, но я все равно чувствовал себя оплеванным.

Гостеприимные Вивид и Рональд вытолкали нас из комнаты и провели по лабиринту коридоров. Затем мы разделились – мальчики в одну белую комнату с металлическим столом, девочки в другую. Не знаю, что Вивид делала с Рэчел, но надеюсь, это было не так грубо и унизительно, как то, что вытворял со мною дядюшка Рон с бычьей шеей и руками мясника. Даже мой лечащий врач ни разу не заглядывал в те места, где копался он.

Когда я присоединился к Рэчел, у меня саднило в определенных местах, а идти приходилось вразвалочку. Ее щеки пылали, она крепко стиснула зубы, но в остальном выглядела целой и невредимой. Нас вывели по короткой лестнице в другой коридор, и внезапно мы оказались в посольстве. Стены здесь были выкрашены в приятный темно-синий цвет, мебель напоминала викторианскую позапрошлого века. На стенах висело несколько картин – в основном пейзажи и абстрактные композиции, выдержанные в пастельных тонах.

Человек, который открыл люк, сидел на кушетке. Он не оторвал взгляда от листков бумаги, которые держал в руках, и сначала никак не отреагировал на наше присутствие. Как и я, он был африканцем и носил темные очки, вероятно предназначенные для маскировки. Его лицо по-прежнему казалось мне знакомым.

– Так-так, Эшанти и Брак. – Он произнес это таким тоном, каким вы можете сказать “собачье дерьмо”. – Двое беглых агентов ОИР, подрывающие основы государственного строя.

– Это мы, шеф, – отозвалась Рэчел, уязвленная его сарказмом. – Собираетесь поблагодарить нас за то, что мы делаем вашу работу?

– Едва ли. И не называйте меня “шеф”, меня зовут Дерек Литерати. Вас хочет видеть сенатор Барр.

– Сенатор Эрин Барр? – спросил я.

– Совершенно верно, Эшанти. Она является негласным лидером ФГС. Предупреждаю: если кто-либо из вас сделает одно неосторожное движение рядом с сенатором, вы расстанетесь с жизнью.

– Мы на твоей стороне, крутой парень, – напомнила Рэчел.

– Как знать. – Он встал. (Черт побери, высокий детина!) – Пока что я вижу двоих агентов ОИР, проникших в штаб-квартиру ФГС, а это не располагает к доверию.

– Послушайте, в конце концов, мы уничтожили команду чистильщиков! – запротестовал я.

– Да. – Он кивнул, и на его скулах заиграли желваки. – Это кажется мне еще более подозрительным.

– Теперь вы осуждаете нас за то, что мы оказались хорошими бойцами? – негодующе спросила Рэчел. – Мне казалось, мы прошли испытание, когда я помогла Ксенону установить устройство наведения на императорском автомобиле. На автомобиле нашего бывшего босса, понятно? Лидера этой паршивой страны. Мы приняли непосредственное участие в попытке покушения на него. Чего же вы еще хотите?

– Я хочу, чтобы он умер. Может быть, тогда я поверю вам. Пойдемте.

Он подвел нас к резной деревянной двери, постучался и распахнул тяжелую створку. Нашему взору предстала просторная комната для совещаний, освещенная глубоко утопленными в потолок лампами. За овальным столом перед большой голографической картой мира стояла сенатор Эрин Барр.

Она была невысокой женщиной, однако от ее компактной фигуры веяло неисчерпаемой энергией. Ее волосы были собраны в тугой узел на затылке, одежда выглядела простой, но, удобной. Она не улыбнулась (видимо, ей вообще редко приходилось улыбаться), но обошла вокруг стола и обменялась рукопожатием с каждым из нас. Литерати наблюдал за нами с таким видом, словно был готов в любой момент съесть нас.

– Мисс Брак, мистер Эшанти… Альдус Ксенон проинформировал меня о ваших ночных посетителях. Никогда не доверяйте животным, пожирающим свой молодняк, или правительству, расстреливающему собственный народ.

– Наши взгляды сильно изменились за последнее время, – заметил я.

– Это можно понять. Но вы так и не выяснили, почему вас приговорили к смерти?

– Против нас выдвинули ложные обвинения, – ответила Рэчел. – А что касается настоящей причины, тут мы блуждаем в потемках. Мы знаем одно: Деснице нельзя доверять. Если они сделали это с нами, то могут сделать с кем угодно.

– Вы усвоили урок, уже давно знакомый многим людям, – сказала женщина-сенатор. Она отвернулась, глядя на карту, но не замечая ее. – Я была одной из первых. Я три года заседала в Сенате к тому времени, как Десница пришла к власти. Через шесть недель я вышла в отставку. Они внесли в конституцию так много изменений, что это уже нельзя было назвать настоящей конституцией. Когда штаты проголосовали за отказ от независимости и передали свои властные полномочия Солейну Солюксу, это было началом конца. А когда Конгресс отменил Билль о правах, не осталось никакой надежды. – Она быстро обернулась и приковала нас к месту своим взглядом. – Никакой надежды, кроме ФГС. Мы уже почти двадцать лет терзаем Десницу и не остановимся до тех пор, пока эта страна снова не обретет свободу. Разумеется, Солюкс утверждает, будто Америка свободна – но свободна лишь следовать воле Господа, провозглашенной императором. А если кто-то не хочет этого делать, его приговаривают к Преисподней, или, по их выражению, к “каре Господней”.

– Нам не по душе ни тот, ни другой путь, – сказала Рэчел.

– Но готовы ли вы бороться за освобождение людей?

– Да, – ответил я. – Император – настоящее зло для нашей страны. Теперь мы это понимаем.

– А вы, Рэчел?

– Я вместе с Гидеоном.

– Хорошо. Тогда я полагаю, что могу доверять вам.

– Вы не пожалеете об этом, – заверил я. – Отчаявшиеся люди бывают самыми преданными союзниками, а нам нечего терять.

– Если вы были в Преисподней, то я уверена, что это правда, – отозвалась Эрин Барр. – Кстати, поэтому я и подумала, что вы можете принести пользу нашему делу.

– Из-за нашего знакомства с Преисподней? – поинтересовалась Рэчел.

– Да. Позвольте мне вкратце объяснить вам положение дел. – Она опустилась на один из стульев, стоявших вокруг стола, и жестом пригласила нас присоединиться к ней. – Наша нынешняя попытка… устранить императора – далеко не первая. Наиболее серьезная, но, боюсь, немного поспешная попытка имела место шесть лет назад. Как вам известно, Солюкс проводит большую часть времени в святилище внутри Пентагона. У нас есть агенты в Пентагоне, причем их гораздо больше, чем предполагает Десница. Они не занимают высоких постов, зато работают повсюду: типичные правительственные служащие. Они – наши глаза и уши. Действуя на основании полученной от них информации, пятнадцать наших лучших боевиков осуществили налет на здание Пентагона с целью убить императора или захватить его в плен. Они проникли внутрь через вентиляционные шахты и охраняемые подземные коридоры, но так и не сумели добраться до Солюкса. Маркус Вэндерс, командир группы, сообщил нам, что они узнали нечто столь… значительное и невероятное по своим последствиям, что об этом он может доложить только лично. Что бы это ни было, оно заставило Вэндерса отдать приказ об отступлении. К несчастью, наши люди не смогли вернуться. Императорская гвардия отрезала их от выхода; в последнем своем сообщении Вэндерс передал, что они ведут тяжелый бой. Он подтвердил гибель восьми членов группы, прежде чем мы потеряли связь с ним. Это означает, что семеро наших лучших бойцов могут по-прежнему находиться в плену у Десницы.

– Их незаконно держат в плену? – наивно поинтересовалась Рэчел.

– Единственный закон для Солюкса – это закон Божий, позволяющий ему делать что заблагорассудится. Мы знаем, что в самом Пентагоне и под ним есть места, где держат политзаключенных. Они могут быть там. Но существует и иное, более ужасное подозрение.

– Они могли попасть в Преисподнюю, – тихо сказал я.

– Да. – Женщина-сенатор кивнула. – Этого я боюсь больше всего. Я прекрасно понимаю, что Преисподняя существует на самом деле, но не могу отделаться от впечатления, что ее сверхъестественные аспекты намеренно преувеличиваются Десницей, чтобы обеспечить повиновение граждан. Насколько нам известно, Преисподняя может находиться где угодно – хотя бы в другой стране. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что лучше умереть чистой смертью и испытать свои шансы в загробной жизни, чем попасть в Преисподнюю по приговору императора.

– У вас весьма нетривиальные взгляды на Преисподнюю, – заметила Рэчел.

– Что ж, просветите меня. – В голосе Эрин Барр не было иронии. – Вы побывали там. На что это похоже?

Мы рассказали ей все, что знали сами. По нашим теперешним представлениям, при определенных обстоятельствах люди могли спускаться в Преисподнюю и выходить обратно – пусть и не безболезненно, зато быстро.

– Я не могу понять одну вещь. В случае с Гетти девушка вернулась в свою семью, не имея представления о том, как она выбралась из Преисподней. Но я впервые слышу об освобождении Манчини, Пайка и Тантингера. Когда это произошло?

– Вчера, – ответил я.

– В таком случае один из них обязательно должен был связаться с нами. Все они преданы нашему делу.

– Должно быть, Сангинариус снова одурачил нас, – задумчиво сказала Рэчел. – Мы думали, что убили его, но ошибались… может быть, мы не освободили и тех людей.

– Все эти теории выше моего понимания, – заметил я. – Но я знаю, что был в Преисподней и она так же реальна, как и это место.

– Если вы когда-нибудь вернетесь туда и получите возможность оглядеться по сторонам, не забывайте про этих людей. – Эрин Барр протянула мне список из семи фамилий. – Мы не знаем, живы они или умерли. Но хотим знать. Они были хорошими товарищами.

– Хорошими товарищами, – эхом отозвался Литерати. Мы и забыли, что он тоже находится в комнате.

– Возможно, нам придется вернуться туда, – сказал я, чтобы рассеять неловкое молчание. – Мы по-прежнему пытаемся выяснить, почему нас приговорили к смерти вместе с остальными людьми, вычищенными в ту ночь.

– Мы начали собственное расследование по этому факту, – сообщала Эрин Барр, не обращая внимания на наши удивленные взгляды. – Не думаете же вы, что мы собирались пропустить вас сюда, не удостоверившись сперва, что это не ловушка? Но за такое короткое время мы смогли проверить только одну из жертв – Джеймса Хенелли, работавшего в компании “Новая телесная биология”.

Фамилия была знакома по списку Фрэнка Джерси, но мы не знали, чем занимался Хенелли.

– Биологическая реконструкция? – недоумевающе спросил я. – Но Десница разорила эти компании уже много лет назад! Рынок синтетической плоти был одним из первых, оказавшихся под запретом.

Эрин Барр кивнула:

– Это правда. Но, как вам известно, международный рынок внутренних органов все-таки существует, и НТБ занимается их нелегальным распространением.

– Этого более чем достаточно для ареста и тюремного срока, но, вероятно, недостаточно для чистки, – заметил я. – Хенелли занимался чем-то еще?

– Один из наших агентов разговаривал с его партнером. Тот поклялся, что, за исключением их основной деятельности, Хенелли был чист – по крайней мере, в течение тех пяти лет, которые они проработали вместе.

– Ничего особенного или необычного? – поинтересовалась Рэчел. – Ни намека на другие причины, потребовавшие его устранения?

Женщина-сенатор вопросительно взглянула на Литерати.

– Да, есть одна мелочь, – неохотно признался он. – Похоже, этот парень питал пристрастие к латыни.

– Он говорил по-латыни?

– Всего лишь одна фраза: vocabulum est tabula или что-то в этом роде. Его партнеру так и не удалось разобрать остальное. Он спрашивал, что это означает, но Хенелли не обращал на него внимания. – Должно быть, Литерати заметил, как мы с Рэчел переглянулись. – В чем дело?

– Мы слышали эту фразу раньше, – пояснила Рэчел. – Или похожую на нее.

– Где? – спросила Эрин Барр.

– В наших снах, – ответил я. – По-видимому, все приговоренные к смерти в ту ночь постоянно пытались вспомнить одну и ту же или почти одну и ту же латинскую фразу. Странно, не правда ли?

– Возможно, это означает больше, чем вы думаете, – задумчиво сказала Эрин Барр. – Какая-то запретная информация?

– Не исключено, – согласился я. – Но мы не имеем представления, что это такое.

– Надеюсь, вы сможете это выяснить. – Женщина-сенатор встала. – Каковы ваши дальнейшие действия?

Рэчел ответила за нас обоих:

– Поскольку вы уже проверили Хенелли, в списке осталось трое людей, подвергшихся чистке той ночью. Нам нужно выяснить, почему это было сделано.

– И разговаривали ли они по-латыни, – добавила Эрин Барр.

– Да, и это тоже.

– Дерек, передай Рэчел и Гидеону список жертв.

– У нас есть список, – вмешался я. – Но мы не знаем, где их найти.

– Зато мы знаем. – Голос Литерати звучал так же холодно, как и раньше, – Следуйте за мной.

Сенатор Барр снова обменялась с нами рукопожатием.

– Удачи вам. Дайте мне знать, если выяснится что-нибудь новое о наших пропавших коммандос. Или о Солюксе и его возлюбленной Преисподней.

Мы попрощались и последовали за Литерати в небольшую комнату, где стояло несколько компьютеров и стенных шкафов, набитых компакт-дисками. Он опустился в кресло, нажал несколько клавиш, и принтер выплюнул два листка тонкой бумаги, которые он протянул нам.

– Бумага легко переваривается, – сообщил он. – Хотя здесь нет никаких сведений, не известных Деснице.

– Что ж, тогда придется назвать им твое имя, – подтрунил я, стараясь хоть немного расшевелить этого парня.

Прием сработал. Он взглянул на меня так, словно быстрая смерть была бы слишком легким наказанием за мою выходку.

– Здесь не шутят о таких вещах. Положение слишком серьезно. Умирает много людей… людей, которых мы знаем и любим.

– Мне очень жаль, – сказал я, ничуть не покривив душой. Литерати выглядел рассерженным, но на его лице отражалась и горечь утраты. Я невольно спросил себя, скольких друзей он потерял за годы работы во Фронте. – Понимаешь, на душе так тяжело, что я стараюсь… отшучиваться. Но не всегда делаю это в уместные моменты.

Он улыбнулся уголком рта:

– Ты напоминаешь мне Маркуса. Он был таким же: ничего не принимал всерьез. Впрочем, это не мешало ему быть отличным бойцом. Возможно, ты прав, и нам в самом деле нужно побольше улыбаться.

– Вы знали Маркуса Вэндерса? – спросила Рэчел.

– Знал его? Черт возьми, мы были братьями во всем, кроме кровного родства. Родители Маркуса погибли в автокатастрофе, когда ему было двенадцать лет. Он жил в моей семье. С тех пор мы были неразлучны, до самого его… исчезновения.

– Ты когда-нибудь искал его? – спросил я.

Он пожал плечами, хотя и не так небрежно, как ему хотелось бы.

– Идет война, гибнут люди. У нас нет времени следить за судьбой каждого пропавшего бойца. А теперь послушайте. – Он явно старался сменить тему. – Теперь вы вступили в ряды Фронта. Это означает, что, если вас схватят, наши жизни будут зависеть от вашего умения молчать. В арсенале Десницы есть пытки, которые вы не можете себе вообразить. Будучи религиозным фанатиком, Солюкс почерпнул многое из арсенала испанской инквизиции. Да и как Десница может обрекать людей на муки в Преисподней, если между нею и демонами не существует симбиотической связи? Поэтому возьмите. – Он протянул каждому из нас маленькую твердую капсулу.

– Яд? – поинтересовался я. Литерати кивнул:

– Вы и моргнуть не успеете, как окажетесь на том свете. Попытайте счастья в загробной жизни: если вас поймают, это будет единственным разумным выбором. Раскусите капсулу и улетайте в блаженные края.

– Спасибо… – пробормотала Рэчел. – Если за такое можно благодарить.

– Поспите здесь сегодня ночью, – предложил Литерати. – Вы можете уйти утром, до рассвета.

– Мы уйдем той же дорогой, которой пришли?

– Да. Иначе риск будет слишком велик. Десница круглосуточно наблюдает за входом в посольство.

– По пути сюда у нас была неприятная встреча с голодными кошками, – напомнил я.

– Не волнуйтесь. Мы вооружим вас перед уходом, дадим ручные огнеметы. Кошки их боятся невероятно.

– А почему Ксенон не дал нам их с самого начала? – спросил я.

– Мы решили, что, если вы действительно ликвидировали команду чистильщиков, пара сотен кошек вам крови не попортит. А если попортит… что ж, тогда мы бы избавились от лгунов.

– И заодно сэкономили бы кошачий рацион на эту неделю, – добавил я.

Он так и не улыбнулся.

ГЛАВА 18

Пламя безумной страсти в ту ночь так и не разгорелось. Мы провели часы до рассвета на двух узких стальных койках, уснув мертвым сном, как хорошие солдаты перед сражением. Генерал Сангинариус мог бы гордиться нами.

– Сэр… – Это слово пробудило меня от сна. С трудом разлепив веки, я увидел нечто кошмарное.

Сияющие красные глаза смотрели на меня с металлопластовых стебельков. Череп существа был цельнометаллическим, с крестовидным гребнем из более темного сплава. Руки и большая часть туловища также были металлическими, зато нижняя часть лица и грудная клетка до солнечного сплетения весьма напоминали человеческую плоть.

Я ахнул и сел, чуть не уткнувшись лицом в глаз на стебельке, тревожно вспыхнувший от такой несдержанности. Сердце бешено стучало в груди, голова шла кругом.

– О Господи! – пробормотал я.

– П-п-примите мои извинения, с-с-сэр, – дребезжащим тенором произнесло существо. – Я не с-с-собирался пугать вас, но вам и ва-ва-вашей спутнице пора уходить.

Окончательно проснувшись, я как следует разглядел существо. Это был настоящий киборг, мультисерверное устройство, если мне не изменяет память. По-видимому, одна из ранних моделей. Кожа на его челюстях была изрезана глубокими морщинами, а мышцы груди, откуда выпирало настоящее попурри из трубок и шлангов, дрябло висели, как у старика. От него пахло машинным маслом и потом – не слишком приятное сочетание.

– Должно быть, ты шутишь, – услышал я голос Рэчел с соседней койки. – Это что, киборг?

– Разве не похож? – произнес женский голос. Вивид, та самая женщина, которая приветствовала нас вчера на пару с Роном, стояла в дверном проеме. – Что, никогда раньше не видела киборга?

– Нет, – ответила Рэчел, и в ее голосе прозвучало отвращение. Запрещенные образцы высокой технологии, даже устаревшие экземпляры, во многом оставались для нас тайной за семью печатями. – Откуда вы взяли его?

– Чарли – мальчик с фермы, – ответила Вивид. – Я нашла его, когда выполняла задание Фронта на Среднем Западе. Киборги там никогда не пользовались особым спросом, а Чарли к тому же едва не задавил того психа-фермера, у которого хватило смелости купить его. Убивать его они не стали, просто оставили на заброшенной ферме. Я нашла его, когда ехала на Восток, и взяла с собой.

Рэчел приблизилась к Чарли с таким видом, словно он мог укусить ее.

– Только посмотри – приборная панель поднимается и опускается в такт дыханию! Он не пугает тебя?

– Нет, но, может быть, это потому, что мы в чем-то сродни друг другу. Мой зародыш развивался в искусственной матке 5088-й модели.

Мы с Рэчел видели нерабочую модель в зале Запретных Технологий Смитсонианского института, где хранилась коллекция ужасов Божьей Десницы. Тогда зрелище показалось нам чудовищным, поскольку так говорил электронный гид. Предмет был похож на верхнюю часть торса беременной женщины, с искусственной маткой, выращенной биоинженерными методами. Половина головы была набита микроэлектроникой, от сосков отходили трубки с питательной жидкостыЬ, а брюшная полость была утыкана зондами и сенсорами, словно подушечка для иголок.

– Боже милосердный, – пробормотала Рэчел в ответ на признание Вивид. – Ты… у тебя все в порядке?

– Разумеется. Матка и есть матка – много ли ты помнишь о своем пребывании в материнском чреве? Мои предки были жокеями киберпространства, виртуальными пилотами Аскотского Центра текстурного картирования. Они собирались заработать миллионы на компьютерном планировании будущего. Им хотелось иметь детей, но мама не могла потерять свое место в команде, поэтому коллеги нажали на нужные рычаги и выбили для нее девять месяцев в 5088-й модели.

– Ужасно, – пробормотала Рэчел.

– Ужасно? Ничего подобного. Все отлично сработало, и, как видишь, я жива-здорова.

– Извини, – тихо сказала Рэчел. – Наверное, ты абсолютно нормальна, но я все же думаю, что рождение из машины… – Она не могла подобрать достаточно сильный эпитет.

Вивид звонко рассмеялась:

– Ты такая же, как и двести миллионов других американцев. Запрет новых биологических технологий был одним из самых популярных актов Десницы.

– И вполне оправданно, – добавила Рэчел. – Прекращение производства киборгов было одним из немногих добрых дел Десницы.

– Дерьмо собачье! Чуть больше моральной уверенности за счет нашей свободы? Это высокая цена, и нам приходится постоянно платить ее. Если ты разделяешь их взгляды на киборгов, то должна соглашаться и со всем остальным. – Она искоса взглянула на Рэчел. – Или ты все-таки не принадлежишь к Фронту?

Я выпрямился. До сих пор я молчал, но теперь должен был высказаться.

– Фронт тоже собирается учить нас, во что следует верить и о чем думать? Рэчел ничего не может с собой поделать: киборги внушают ей отвращение. Так ее учили с детства, и, хотя мы знаем, что наши учителя ошибались, для перемен потребуется определенное время. – Я встал и подошел к Рэчел. – Старые стереотипы поведения еще очень сильны в нас. Но чем больше мы будем знать о технологиях, запрещенных Десницей, тем легче нам будет принять то, что мы когда-то считали злом. Я хочу учиться, но принимать ваши идеи под принуждением… этого мне хочется не больше, чем отвергать их под принуждением Десницы.

Долгое время все молчали. Вивид была права со своей точки зрения, и мы тоже. Но тут добрый старый Чарли, олицетворявший золотую середину, нарушил молчание:

– Все это очень у-у-увлекательно, но мистер Эшанти и мисс Брак должны уйти отсюда до рас-с-света.

Мы невольно рассмеялись.

– Во всяком случае, мне нравится его практичность, – заметила Рэчел.

Чарли, оказавшийся превосходным поваром, приготовил для нас деликатесный омлет и подал настоящий черный кофе, хотя и не такой хороший, как у Данте. Вивид вручила нам новые “авенджеры” с запасными обоймами, а затем проводила до люка. С огнеметами в руках мы отправились по тоннелю к служебной комнате.

Внешнюю дверь мы открывали с большой осторожностью, но дикие кошки, должно быть, решили не дожидаться нашего возвращения. Правда, через несколько минут ходьбы по путям мы услышали за собой тихий топот лапок. Я не стал тратить времени даром, а сразу развернулся и нажал на курок огнемета. Яркая вспышка электрического пламени истребила все живое в радиусе шести футов от места удара. Оставшиеся в живых кошки взвыли и бросились наутек. После этого нас никто не беспокоил.

Мы вышли на улицу в предрассветных сумерках, сели в автомобиль и изучили список из трех имен: Адам Шонбрунн, Дейрдре О'Коннор и Брайан Эйвери.

– Шонбрунн работал в “Эсхатологии инкорпорейтед”, неподалеку от Уотергейта, – сообщила Рэчел. – В прошлом году я отслеживала кое-какие данные на них.

– Кажется, я помню, как ты упоминала об этом… картировщики Преисподней, верно?

Рэчел кивнула:

– Они пользовались исследованиями смерти и загробной жизни как прикрытием для картирования Преисподней. Это нелегально, но совершенно безвредно. Судя по тому, что мы видели в Преисподней собственными глазами, они были далеки от истины. Пожалуй, будет лучше, если я поеду к ним одна. Они знают меня, но, если я приведу с собой партнера, сразу же закроют рот на замок.

– Валяй, – согласился я. Картировщики Преисподней всегда поражали меня своим идиотизмом. Когда кому-то хочется лезть туда, куда все остальные не стали бы заглядывать ни за какие сокровища, – это выше моего понимания.

Я вернулся к списку:

– Остаются еще двое. Брайан Эйвери жил неподалеку от Макферсон-сквер в коммунальном доме, принадлежащем обществу под названием “Машина Очищения”.

– Звучит вполне чистоплотно.

– Последняя – Дейрдре О'Коннор. Ты только посмотри, на кого она работала!

Рэчел покачала головой и вздохнула:

– Еще один демон.

– Да. С этим мы еще не встречались.

Рядом с фамилией О'Коннор на листке бумаги было написано: “Амо-Амас-Амат филмз” (демон Асмодеус)”.

– Это порнокороль, о котором нам рассказывал Красавец. Одна я туда не пойду, Гидеон.

Я охотно согласился с ней: – Судя по тому, что я слышал, туда вообще лучше не соваться в одиночку. Давай сделаем так: я высажу тебя у картировщиков Преисподней, сам проверю этого Эйвери, а потом вернусь за тобой. На студию поедем вместе.

Офис компании “Эсхатология инкорпорейтед” находился в ветхом здании по соседству с опасным районом трущоб, но Рэчел без колебаний вышла из автомобиля. Все же я подождал, пока дверь за ней не закрылась, а потом поехал на восток, к Макферсон-сквер.

Мне пришлось поспрашивать на улице, прежде чем я нашел обиталище “Машины Очищения”. Дом стоял в узком переулке, напротив такого же древнего строения с маленьким полукруглым двориком. На фасаде этого строения красовалась надпись “СЕМЬ СМЕРТНЫХ ГРЕХОВ”, нанесенная краской из пульверизатора. Трое ребят в джинсах и жилетах из синтетической кожи сидели на ступенях крыльца и в открытую курили сигареты. Очевидно, полиция не часто заглядывала в эту крысиную дыру. Я указал на дверь противоположного дома и спросил юнцов:

– Скажите, здесь коммуна “Машины Очищения”?

Они не ответили, но посмотрели на меня так, словно я сказал что-то плохое об их мамочках. Затем самый большой парень в кожаном жилете, оставлявшем обнаженными его мускулистую грудь и руки, встал и вразвалочку подошел ко мне. Его лицо было бледным и прыщавым; схваченные лаком черные волосы торчали во все стороны лоснящимися иглами. Он улыбнулся, показав набор желто-зеленых зубов. Должно быть, эта улыбка казалась ему загадочной и угрожающей.

Затем он заговорил. Он произнес всего лишь три слова, причем первыми были “пошел на…”, но этого было достаточно, чтобы заткнуть ему пасть в киберкамере со сроком по одному году за слово.

– Я всего лишь спросил, – дружелюбным тоном отозвался я. Мне не хотелось ввязываться в драку. Беглец и убийца правоверных слуг императора не должен привлекать к себе внимание. Я развернулся и зашагал к противоположному дому, собираясь постучать в дверь, но тут на мое плечо легла тяжелая рука.

Мой новый знакомый снова произнес три заветных слова. Я повернулся и посмотрел на его ухмыляющуюся физиономию.

– Я уже слышал это, – вежливо ответил я. – Если у тебя есть что добавить, то я слушаю, а если нет, то меня ждут другие дела.

Моя речь не произвела на него впечатления. Он еще раз повторил свое заклинание – на этот раз погромче и с увеличенными паузами между словами. Очевидно, это были единственные слова, которые он знал, и я сомневаюсь, что он понимал их смысл.

Я взглянул на двух других парней, сидевших на крыльце.

– Скажите, чего он хочет? Дать ему косточку или погладить по головке?

Заговорил более высокий, расчесывавший свои длинные космы с тех пор, как я вошел в переулок. Его словарь оказался более обширным, но речь была не более вразумительной, чем у его приятеля.

– Ему западло, что ты винтишь к Чистякам, – объяснил он.

– Передайте ему, что мне очень жаль разочаровывать столь красноречивого молодого человека, но я вынужден это сделать. – Я повернулся и пошел прочь. На мое плечо снова легла рука, и я услышал первые два слова, произнесенные с той же интонацией. Но третьего я не услышал. Оно застряло в горле у паренька вместе с ребром моей правой ладони.

Я старался немного сдержать удар, поскольку никогда не считал невежество смертным грехом, но парень оказался ближе, чем я ожидал, и я ударил его сильнее, чем собирался. Он упал так, словно кто-то выхватил мостовую из-под его ног, и распростерся на асфальте. Его руки потянулись к горлу; секунду спустя он выкашлянул сгусток крови. У меня возникло подозрение, что я разбил ему гортань. Жаль, конечно, но если те три слова были единственными, которые он знал, то это небольшая потеря для человечества.

Двое других юнцов мгновенно вскочили и бросились ко мне – один с длинной заточкой, вынутой из сапога, а другой со своей металлической расческой, которую он держал как опасную бритву. Не теряя времени, я выхватил “авенджер” и направил его на них.

– Спокойно, джентльмены. – Я посмотрел на задыхающегося парня, валявшегося на мостовой. – Отведите вашего друга домой и постарайтесь показать его врачу. А если возникнут вопросы, можете сказать, что он нечаянно поранился электробритвой.

Заточка и расческа исчезли. Ребята поставили на ноги своего очаровательного компаньона. Он все еще харкал кровью, но было ясно, что выживет. Я подождал, пока они не скрылись в своей крысиной норе, а потом подошел к другой двери.

Мне даже не пришлось постучать. Дверь открыла юная девушка, выглядевшая так, словно она только явилась с кинопробы на “невинную фермерскую девочку из Оклахомы”.

– Заходите, брат, заходите быстрее, пока силы греха не восстали против вас!

Я поблагодарил ее и вошел. Кто может отказать, услышав такое приглашение?

– Я наблюдала за вами из окна, – сказала она. – И видела, как вы сражались с теми, кто глумится над добродетелью. Несомненно, Господь был на вашей стороне.

– Пистолет тоже не помешал.

Я огляделся вокруг. Здесь, в самом деле, было чисто – почти до тошноты. Помещение напоминало университетскую аудиторию, предназначенную для совместных молитв. Ничто не указывало на то, что местные обитатели когда-либо веселятся.

– Мисс, не могли бы вы ответить на несколько вопросов?

– Здесь меня зовут Темперанс6

[Закрыть], – сообщила она. – Некоторые из нас берут себе имена великих добродетелей и стараются жить в соответствии с ними. В отличие от тех, кто живет напротив: они превращают себя в подобие семи смертных грехов.

– М-м-м, понятно. А где все остальные?

– Проводят время в молитвах, и медитации. Или творят добро в грешном мире, сдерживая силы Преисподней и выполняя задания Божьей Десницы.

Вот как? Я понял, что мне следует вести себя поосторожнее.

– Сегодня моя очередь стоять на страже у входа и следить за тем, чтобы ни один грех не проник в нашу обитель, – продолжала девушка.