Текст книги "Преисподняя"

Автор книги: Чет Уильямсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Что ж, я постараюсь… не грешить, – с запинкой отозвался я. – Послушай, Темперане, мне нужна информация об одном из членов вашей общины. Его звали Брайан Эйвери.

Ее лицо вытянулось, и мне показалось, что я заметил слезы в ее глазах.

– Ах да! Бедный, бедный мальчик. Он мужественно боролся с грехом, но, должно быть, потерпел неудачу.

– Что ты имеешь в виду?

– Два дня назад слуги Десницы послали его к престолу Всевышнего. Они бы не сделали этого, если бы он не заслуживал быстрой смерти.

У меня неожиданно вспотела шея.

– А ты не думаешь, что они могли ошибиться?

– Говорят, что такие приговоры оглашаются самим императором. А император никогда не ошибается, ибо получает указания от Всевышнего.

Я слышал эту болтовню и раньше, но сейчас она мне нравилась гораздо меньше. Однако сердиться на несчастное, убогое создание, стоявшее передо мной, было глупо.

– В чем же заключался грех Брайана Эйвери?

– Не знаю, – ответила она. – Нам казалось, что он шел по тропе доброты и справедливости. Я не видела в нем изъянов – лишь стремление бороться со злом и творить добро.

– Он когда-нибудь участвовал в распространении незаконных технологий? Имел отношение к запрещенным… – Я замолчал при виде ее потрясенного лица.

– О нет! – произнесла она с такой искренностью, что я сразу же поверил ей. – Брайан никогда не связывался с подобными вещами. Как и все остальные члены нашей общины.

– Извини. Он случайно не говорил по-латыни?

– Латынь?

– Это древний язык. Ты когда-нибудь слышала, как он говорит по-латыни что-то вроде vocabulum est… и так далее?

Она уставилась на меня, как на сумасшедшего.

– Нет, никогда.

– А во сне?

– Мы не делим друг с другом кельи для сна, – произнесла она таким тоном, как будто я оскорбил ее. – Но моя келья находится рядом с его дверью, и я ни разу не слышала оттуда ничего, кроме молитв.

– Хорошо, забудем об этом. Скажи, а где Десница осуществила свой приговор?

– Здесь. Они вошли, поднялись наверх и отправили его к Всевышнему прямо в постели.

– И никто не пытался предупредить его?

– Разумеется, нет! Кристофер дежурил у дверей. Он впустил их, а все остальные ждали, пока не свершится суд.

– Вы знали, зачем они пришли?

– Только Кристофер. Они спросили, где живет Брайан, и он объяснил им.

– А вы и пальцем не пошевелили.

– Да. Ведь это же Божья Десница! Она выкорчевывает наши грехи и отсылает их на суд Господа. Вы должны это понимать, ведь вы же американец.

– Да, – ответил я, ощущая стыд, гнев и бесконечную печаль. – Конечно, понимаю. Последний вопрос: сколько ему было лет?

– Брайану? Недавно исполнилось семнадцать.

Семнадцать. Никто не заслуживал такой смерти, не говоря уже о семнадцатилетнем подростке. Брайан Эйвери пытался очистить свою душу от несуществующих грехов, а между тем его так называемые друзья молча смотрели, как убийцы вершат свое грязное дело. Я подумал о “Семи Смертных Грехах” на той стороне улицы, затем о “Машине Очищения”, и будь я проклят, если знал, кто из них хуже.

ГЛАВА 19

Рэчел стояла на углу, куда она должна была выйти к 11.00. Она хмуро улыбнулась мне, садясь в машину.

– Vocabulum est acquirer, – сказала она.

– Спасибо, и вас туда же. Снова латынь?

– Да, и новые нелегальные делишки. В то время как большинство сотрудников “Эсхатологии” занимались пограничными вопросами, Шонбрунн возглавлял тайное отделение, картировавшее Преисподнюю. “А не бормотал ли он время от времени латинские фразы?” – “Да, а откуда вы об этом узнали?” Кстати, какая излюбленная фраза была у Брайана Эйвери?

– Насколько мне известно, “Отче наш”.

Она с сомнением взглянула на меня:

– По-латыни?

– Нет. Вообще никакой латыни. Никакой связи с незаконными технологиями, реальной или сфабрикованной Десницей. Паренек был настоящим святым. И его безгрешные маленькие друзья беспрекословно позволили принести его в жертву. – Я смотрел в окошко. – Ему было всего лишь семнадцать лет.

– Это ужасно, – тихо сказала Рэчел и взяла меня за руку.

Я пытался отделаться от поганого чувства.

– Да, ужасно. Не менее ужасно, что все наши построения заканчиваются на этом парнишке. Он просто не укладывается в схему, включающую нас и всех остальных, попавших в ту ночь под удар Десницы.

– Что же теперь?

– Полагаю, визит к Дейрдре О'Коннор. Нас обвинили в распространении порнографии, значит, пора выяснить, в чем заключается наш предполагаемый бизнес. В списке значится адрес рядом с Юнион-сквер; правда, он помечен вопросительным знаком.

– Это можно объяснить, – сказала Рэчел. – Строго запрещенный бизнес должен быть мобильным. Будем надеяться, что они еще не успели сменить вывеску. Интересно, что эта О'Коннор делала на службе у демона?

– Думаю, тебе вряд ли хочется на самом деле это знать.

– Пожалуй, ты прав.

По указанному адресу находилось офисное здание, стоявшее лишь в двух кварталах от квартиры Данте. Оно знавало лучшие времена. У мраморной стойки никто не стоял, а компьютерное табло давно вышло из строя, поэтому в поисках нужной фирмы приходилось полагаться на старомодную черную доску с пластиковыми буковками, вставленными в прорези.

Здесь осталось совсем немного действующих фирм. Как правило, они носили общие назва ния вроде “Универсального экспорта” или “Превосходных продуктов”. Некоторые могли заниматься законной деятельностью, но я не без основания полагал, что за большинством вывесок скрывались различные нелегальные операции. Судя по куче пластиковых буковок в картонной коробке под табло, можно было догадаться, что вывески здесь меняются очень быстро.

Заглавные буквы на табличке “Амо-Амас-Амат филмз” осыпались, зато остался номер 7-С. Значит, седьмой этаж. Лифт не работал, поэтому мы нашли пожарную лестницу и поднялись пешком. Офис демона находился в конце длинного коридора, освещенного лишь дневным светом из торцевого окна. Либо владелец здания забывал оплачивать счета за свет, либо ему было вообще наплевать на седьмой этаж. “Амо-Амас-Амат” казался единственным используемым офисом на этаже, да и то с натяжкой, если под словом “используемый” понимать “занятый и освещенный”.

За полупрозрачной стеклянной дверью не было света, поэтому мы едва различали вывеску с названием компании, выписанным готическими буквами. Она была приклеена скотчем с другой стороны двери.

– Постучимся? – предложил я.

Рэчел пожала плечами:

– Он демон. Кто знает, может быть, он видит в темноте.

Я постучался, но ответа не последовало. Тогда я попробовал повернуть старую латунную ручку. Дверь оказалась запертой. Мои глаза немного привыкли к темноте, и я увидел картонные часы у основания стеклянной панели, примерно в футе над полом. Белый картон с годами выцвел до кремово-желтого оттенка. Под печатными буквами “вернусь в…” красные пластиковые стрелки часов указывали время: 20.30.

– Понятно, – вздохнула Рэчел, когда я поделился с ней своими наблюдениями. – В конце концов, демоны появляются по ночам, верно? Ты хочешь взломать дверь?

– Взломать дверь? Жизнь по ту сторону закона сделала тебя отчаянно смелой, крошка. Но, честно говоря, я не знаю, какая нам от этого выгода. Нам нужна внутренняя информация на сотрудника фирмы, которую мы можем получить только от босса.

– То есть от Асмодеуса, – заключила она. – Как же мы убьем шесть часов?

– Поедем к Данте.

– Он спит. А я не устала.

– Мы разбудим его и выясним, нет ли новых сведений в подпольных сетях.

Так мы и поступили. Данте в самом деле спал, но быстро проснулся, когда мы назвали свои имена по интеркому. Он лучился от удовольствия, когда впустил нас в свою квартирку.

– Есть что-нибудь новенькое о нас с Рэчел? – поинтересовался я.

– Ты шутишь? Во всех информационных бюллетенях проходят сводки о ваших подвигах. Вы превратились в легенду современности.

– Потрясающе, – с кислым видом буркнула Рэчел. – Почему бы нам просто не повесить мишени на спину?

Данте пренебрежительно махнул рукой:

– Только не надо есть меня заживо. Пока идет невнятная болтовня по электронной почте. Кроме того, настоящие хакеры никогда не будут стучать на вас. Наоборот, у вас сложился настоящий фэн-клуб. Я перехватил с дюжину образов, предположительно ваших.

– Есть настоящие?

– Нет, все ложные тревоги. Я внес свою лепту в неразбериху, разослав ваши поддельные фотографии моего изготовления под разными электронными номерами.

– Льешь воду на мельницу слухов?

Он рассмеялся:

– А на закуску я скормил им классную дезу. Написал, что вас видели в районе Пыльного Пояса; что вы доставлены под глубокой заморозкой на одну из штаб-квартир Фронта в Камеруне… даже запустил слушок в Анархинет – мол, вы обратились в истинную веру, присоединились к миссии Десницы и теперь работаете в вайомингской коммуне. Поживите с мое в сетях, ребята, и вы тоже станете инженерами человеческих душ.

– Спасибо, Данте. Мы в самом деле очень благодарны.

– Никаких проблем. У меня наконец появилось занятие, ради которого стоит просыпаться по вечерам. Так, а что новенького у вас?

Я начал рассказывать. Когда мы сообщили Данте, что теперь являемся бойцами ФГС, его глаза расширились.

– Больше ничего не говорите, – заявил он, предостерегающе вскинув руки. – Я не хочу знать. Мне всегда казалось, что под пытками я буду вести себя как последнее дерьмо. Они нашпигуют меня нейрошунтами и выжмут все до последней капли.

– Не волнуйся, я и не собирался рассказывать тебе о Фронте.

Мы с Рэчел сидели на кушетке в гостиной Данте. Впервые с тех пор, как все это началось, у нас появился шанс расслабиться, сбросить нервное напряжение. Ее теплое тело рядом с моим пробуждало ощущение покоя и уюта. Я знал, что она чувствует то же самое, и даже Данте, не слишком разбиравшийся в сердечных делах, понял невысказанный намек.

– Э-э-э, послушайте, – пробормотал он. – Мне нужно выйти – купить жратву и так далее. У вас бледный вид… почему бы вам не попользоваться моей постелью? Я вернусь через час…

Я приподнял бровь и нахмурился.

– …или через два часа.

Я улыбнулся ему, и он ухмыльнулся в ответ:

– Особые заказы будут? Может, какое-нибудь блюдо, по которому вы соскучились?

Мы с Рэчел переглянулись и посмотрели на Данте.

– Ладно, – пробормотал он, неожиданно залившись краской. – Принесу пиццу, и дело с концом.

После его ухода мы с Рэчел занялись любовью. Помните, как я раньше говорил о том, что опасность вселяет страх и тревогу, а не возбуждает? Я ошибался. Когда не знаешь, что поджидает тебя за следующим углом и будешь ли ты жив завтра утром, это в самом деле усиливает остроту ощущений – особенно если вам в спину не дышат чистильщики, застающие вас в деликатном положении. Мы с Рэчел уже давно были вместе, но никогда не любили друг друга так страстно и неистово, как в тот незабываемый час. Я запомню это до конца моей жизни, сколько бы она ни продлилась.

После этого мы не спали. Мне хотелось лежать, лежать вместе с нею и длить время до бесконечности, откладывая в памяти каждую деталь: мягкость измятых простыней, лучи послеполуденного солнца, прорезающие жалюзи, негромкое гудение кондиционера, прикосновение кожи Рэчел к моим пальцам. Я никогда не любил ее сильнее, чем в тот раз, и молил Бога о том, чтобы мы могли выбраться из этой переделки живыми.

Мы встали и оделись задолго до того, как вернулся Данте. Он не показывался до шести часов и даже после этого выглядел смущенным из-за того, что побеспокоил нас. Он сотворил еще один потрясающий ужин с обжигающим черным кофе, подготовившим наши нервы к вечерней встрече с Асмодеусом.

Было около восьми, когда мы подъехали к зданию, где находилась фирма Асмодеуса. Мы рассчитывали подстеречь демона у входа – если он войдет, как обычный смертный, а не появится из ниоткуда в своем кабинете. Дом казался таким же пустым и покинутым, как и раньше. Правда, стало гораздо темнее; лишь свет уличных ламп, проникавший через узкие окна, обеспечивал минимальное освещение. Никаких признаков охраны или службы безопасности. Любой мог бы прийти сюда, взломать двери офисов и вынести все, что душе угодно. Но мы никого не видели и не слышали – до тех пор, пока не столкнулись с незнакомцем на лестнице.

Мы решили ждать Асмодеуса не в коридоре, а на лестничной клетке, чтобы заранее рассмотреть тех, кто может прийти вместе с ним. Если дело обернется совсем скверно, мы могли переждать на площадке восьмого этажа, а потом потихоньку уйти.

Итак, мы поднимались по лестнице между шестым и седьмым этажами. Внезапно я осознал, что смотрю в дуло самой большой винтовки, которую мне приходилось видеть вне Преисподней. Отверстие было чудовищных размеров – добрый дюйм в диаметре, – а под стволом я различал барабанную обойму на две дюжины пуль, любая из которых обладала достаточно мощной убойной силой, чтобы свалить матерого слона. Именно такое оружие сделало слонов вымирающим видом (а это был “тарбелл-3000” с автоматической подачей патронов), и мне неспроста показалось, что мы с Рэчел тоже находимся на грани вымирания.

– Вы из его компании? – произнес кто-то хриплым театральным шепотом, таким громким, что эхо добрых десять секунд гуляло по лестнице.

– Из чьей компании? – Мое внимание было настолько приковано к темному, смертоносному глазу, что я не видел человека, державшего оружие.

– Асмодеуса, этого ублюдка из Преисподней!

Контекст его слов подсказал мне правильный ответ.

– Нет, – сказал я. – Мы не работаем на Асмодеуса.

– Но вы поджидаете его, не так ли?

– Да. – Я попытался взглянуть на Рэчел и убедился, что она не меньше меня зачарована видом винтовки. Может быть, поэтому она не включилась в разговор.

– Что у вас за дело к нему? Собираетесь присоединиться к его гнусным бесчинствам, сняться в одном из его фильмов?

Наконец я разглядел лицо человека, державшего винтовку. Его выражение свидетельствовало о том, что владелец быстро теряет остатки здравого смысла. Бледно-голубые глаза неподвижно смотрели на нас, в уголках рта пузырилась белая пена. Он сжимал приклад с такой силой, что пальцы побелели от напряжения, а палец на спусковом крючке нервно дрожал.

– Мы пришли сюда, чтобы помочь вам убить его, – произнес я самым бесстрастным тоном, какой только мог осилить.

Его рот приоткрылся, глаза остекленели, словно он получил слишком много информации и не мог переварить ее за один присест. Это длилось лишь мгновение, но больше мне не понадобилось. Бросившись вперед, я перехватил винтовку и рванул ствол вверх. Я ожидал выстрела, но его не последовало.

Глаза мужчины яростно сверкнули. Он обрушился на меня сверху, но Рэчел быстро заплела ему ноги, схватила за предплечье, пригнулась и перебросила через себя. Он тяжело упал спиной на ступени, издав короткий, лающий крик боли. В следующее мгновение Рэчел прижала его к лестнице, надавив коленом на грудную клетку и локтем на шею, готовая сломать ему позвоночник о край ступеньки, если он попытается вырваться.

– Веди себя хорошо, – прошептала она. – Думаю, мы на твоей стороне.

Он кивнул. Его глаза расширились еще сильнее.

– Хорошо, – прохрипел он. – Отпустите меня, пожалуйста. Я задыхаюсь.

Рэчел ослабила давление на его горло, но продолжала прижимать к лестнице.

– Кто ты такой? – спросила она.

– Стерлинг… меня зовут Дин Стерлинг. – Он криво улыбнулся, и я подумал, что, если он и не совсем чокнутый, ему все же не хватает двух-трех чипов оперативной памяти. – Я охотник, – с гордостью добавил он.

– На кого же ты охотишься?

– На демонов, – ответил он. – Это единственные существа, достойные охоты. Я охочусь за ними и убиваю их!

Трудно было воспринимать его всерьез. На вид ему было около шестидесяти лет: жилистый маленький человечек с изможденным, изрезанным морщинами лицом, в ветхом костюме, почти проносившемся на локтях и коленях. Он выглядел так, будто провалился в трещину на дороге жизни, а потом, словно этого унижения было мало, по нему сверху прошли более удачливые конкуренты. Судя по акценту, он приехал в Америку лет тридцать назад, во время массовой эмиграции из Восточной Европы. В те годы вирус “Мариба” безжалостно терзал Европейский континент, и Соединенные Штаты позволили въехать в страну пяти процентам счастливчиков, в чьей крови не поселились крошечные убийцы.

– Вы поддерживаете Божью Десницу? – спросил я.

– Десницу? О нет! Они плохие, я не люблю их… они делают с людьми разные вещи, которые не должны случаться. Дети не должны… – Его взгляд стал отсутствующим, и мне показалось, что я заметил слезинку в уголке его глаза. – Дрю… – пробормотал он.

– Дрю? – тихо повторила Рэчел. – Кто это?

Он зажмурился, словно изо всех сил пытаясь вспомнить или, наоборот, забыть. Затем его глаза широко распахнулись, и на лице появилась маска неестественного спокойствия.

– Дрю была… она моя дочь, – прошептал он. – Девочка, всего лишь маленькая девочка. Слишком молодая для таких вещей.

– О чем вы говорите?

– Разрешите мне сесть… перевести дух. Я все объясню.

Рэчел убрала колено, и Стерлинг уселся на ступеньке лестницы, прислонившись спиной к стене. Он прищурился, как будто даже слабый свет резал ему глаза.

– “Amо, amas, amat” – вы знаете, что это означает?

– “Я люблю, ты любишь, он любит”, – перевела Рэчел.

– Правильно. Любовь… он называет это любовью. – Стерлинг яростно потряс головой. – Но это не любовь и не имеет к ней никакого отношения. Зато имеет отношение к ненависти, смерти и унижению. – Он вытер пот со лба. – Эти дети… они хотят сниматься в фильмах, стать знаменитыми актерами и актрисами. Они приходят к нему, и он говорит, что сделает из них звезд первой величины. Все, что от них требуется взамен, – хорошо выполнять свои обязанности. А к тому времени, когда они начинают понимать, в чем заключаются эти обязанности, уже слишком поздно что-то изменить.

– Вы имеете в виду демонов? – спросила Рэчел.

– Да. Демонов, и не только их. Зверей, чудовищ, отвратительных чудовищ, с которыми их заставляют совокупляться. И все это делается с ведома и дозволения так называемой Божьей Десницы.

– Так что насчет вашей дочери? – успокаивающим тоном поинтересовалась Рэчел.

– Дрю пришла к нему. Она узнала о нем от своих друзей. – Стерлинг выплюнул последнее слово. – Он завалил ее обещаниями, обещал помочь с карьерой… но для этого ей придется начать с самого дна. Она и начала с самого дна – с его адской ямы. Стала статисткой в его… фильмах.

– Она умерла? – тихо спросил я, опасаясь новой вспышки.

– Нет. Другие умерли, но не она. Однако ее разум мертв. Все, что она говорит, – это реплики из фильмов. Грязь и мерзость. Она смотрит сквозь меня и повторяет эти слова снова и снова, даже когда я пытаюсь кормить ее, поддерживать в ней жизнь.

Должно быть, он заметил, как мы с Рэчел переглянулись.

– Вы мне не верите?

Прежде чем мы успели возразить, Стерлинг сунул руку под пиджак. Я немедленно взял “тарбелл” на изготовку. Дуло ткнулось ему в лицо, когда он вынул из кармана портативный видеопроигрыватель, и он застыл на месте. Возможно, он увидел свою смерть и понял, что никто больше не позаботится о его дочери. Я медленно опустил винтовку.

– Посмотрите, – сказал он, протягивая проигрыватель. – Если не верите, убедитесь сами.

Прибор был устаревшей конструкции, больше и массивнее, чем современные модели. В него был вставлен видеодиск с надписью “Служить рогатым хозяевам”. Я нацелил проектор на стену лестничной площадки и включил воспроизведение. Стерлинг не стал смотреть. Он зажмурился и закрыл уши ладонями.

По долгу службы мне приходилось видеть порнофильмы, изображавшие совокупление людей с демонами, но это было нечто запредельное. В фильмах, которые я видел раньше, люди казались довольными тем, что с ними происходило, или, по крайней мере, исполняли свои роли с достаточной убедительностью. Но здесь все выглядело иначе. Девушки были юными, почти подростками, а сюжет, если таковой имелся, основывался на пытках и мучениях. Боль была настоящей, как и предсмертная агония. Я не сомневался, что смерть тоже была настоящей.

Больше я ничего не скажу. Сама мысль об этом для меня отвратительна. Но в тот момент я хотел убить Асмодеуса не меньше, чем Стерлинг.

Я выключил проигрыватель, и мы с Рэчел уставились на пустую стену, пытаясь изгнать из памяти кошмарные образы.

– Рыженькая девушка – это Дрю, – хрипло сообщил Стерлинг.

Я слышал, как Рэчел поперхнулась, словно пытаясь удержаться от рвотного позыва, и был рад, что это ей удалось, – иначе я был бы следующим.

– Вы поможете мне? – спросил Стерлинг. – Я уже давно выслеживаю его. Он постоянно перемещается с места на место, но я наконец нашел его. – Он умоляюще взглянул на нас. – Пожалуйста… вы поможете мне?

– Этому нужно положить конец, – твердо сказала Рэчел. – Мы поможем вам, но сначала мы должны получить от Асмодеуса информацию о человеке, который работал на него.

– Значит, вы поможете мне убить его? – возбужденно повторил Стерлинг.

– Считается, что демоны неуязвимы для пуль, – напомнил я.

– Никто не может быть неуязвимым против этого, – ответил он, указав на “Тарбелл-3000” в моих руках.

– Возможно, вы правы, – согласился я. – Во всяком случае, зрелище будет интересное.

Я вручил ему оружие.

– Ничего не предпринимайте до тех пор, пока мы не выйдем оттуда. Потом мы поддержим вас, можете не сомневаться.

– Асмодеус не переживет эту ночь, – произнесла Рэчел. В ее голосе появились нотки, которых я раньше никогда не слышал.

Внизу хлопнула дверь; мы услышали шаги и звук голосов. Это мог быть кто угодно, но быстрое цоканье копыт говорило о том, что среди пришедших есть, по крайней мере, один демон.

– Пошли, – прошептал я.

Мы поднялись на цыпочках на лестничную площадку восьмого этажа. Когда голоса снизу приблизились, мы различили, что их было три: один женский и два мужских. Дверь, ведущая на седьмой этаж, открылась и тут же закрылась, голоса затихли.

Все это время Дин Стерлинг дрожал всем телом. Я опасался, что он бросится вниз по лестнице, паля на ходу из “тарбелла”, поэтому придерживал его за плечо.

– Спускаемся, – выдохнул я, когда троица удалилась в коридор. – Стерлинг, вы остаетесь здесь. Мы позовем вас, когда выйдем наружу. Не заходите, если не услышите выстрелы или наши крики о помощи, хорошо?

Он кивнул:

– Клянусь жизнью моей дочери!

Мы оставили его там, спустились на седьмой этаж и прошли по темному коридору. Из-за полупрозрачного стекла двери сочился слабый свет. Я заметил в стекле маленькую трещинку. Заглянув внутрь, я увидел демона, который мог быть только Асмодеусом. Он был в компании другого демона, поменьше, и женщины, чей неряшливо-вызывающий вид говорил о том, что она либо кандидатка на роль актрисы, либо уже подписала контракт. Все они были безоружны. Мы с Рэчел переглянулись. Она кивнула, и я постучал в дверь.

Нам открыл маленький демон – трехфутовый черно-желтый уродец с витыми рогами и когтистыми лапами.

– Добро пожаловать! Меня зовут Руттеркайнд. Могу ли я узнать ваши достопочтенные имена? – Он источал услужливость, граничащую с подобострастием, но, по крайней мере, не говорил стихами.

– Рэчел. А это Гидеон.

Взгляд Асмодеуса испытующе ощупал нас, останавливаясь на определенных участках тела Рэчел. Он был семи футов росту, и все в нем кричало о том, что он бык, за исключением кольца, продетого в правый сосок вместо носа.

Его тело покрывала жесткая рыжая щетина, а на широкой бычьей морде каким-то образом удерживались темные очки с отражающими стеклами. В передних копытах он держал хлыст для верховой езды, сочетавшийся с нарядом садомазохиста на отдыхе: сетчатый металлический кушак, огромный пояс с пентаграммой и высокие черные сапоги. Единственной нормальной одеждой был набрюшник из мягкой кожи, опоясывавший его чресла.

Прежде чем он успел обратиться к нам, женщина, сидевшая за столом, приветливо помахала рукой. Расщелина между ее огромными грудями, едва прикрытыми серебристыми колпачками, была достаточно глубока, чтобы вместить Руттеркайнда.

– Привет, красотка, – промурлыкала она с флоридским акцентом, отдающим бисквитами и магнолиями. Но ее глаза при этом оставались темными и пустыми, как высохшие колодцы. Было ясно, что она уже давно не испытывает никаких чувств, кроме необходимых для повиновения хозяину. Она напоминала мне марионетку под управлением Асмодеуса. – Хотите сниматься в фильме? – тупо продолжала она. – Я еще не подобрала себе партнера…

“Почему бы не подыграть?” – подумал я. По крайней мере, у нас появилась причина для визита.

– Я как раз думал о… – начал я.

– Да не ты, теленок! – перебила женщина. – Я обращалась к молодой леди.

– Достаточно, Гринда, – произнес Асмодеус голосом уличного громилы. – Значит, вы двое хотите стать кинозвездами? Хотите выйти на большой экран, так? Говорите, ребятки, время – деньги.

– Мы с моим другом… – начала Рэчел.

– Ах, даже так? Этот бычок – твой напарник и вы работаете в связке? Переходи к сути, куколка!

– Мы ищем работу. Дейрдре О'Коннор сказала, что вы можете помочь нам.

– Диди! Шикарная девочка, мясистая, вы меня понимаете? В самом соку. Хороша девка! Вернее, была хороша, пока Божьи ребятки не замочили ее со всеми причиндалами. Наша аудитория любит штучную работу, но штучка должна быть соответствующего размера, вы меня понимаете? Ладно, проехали. Так, у вас есть сценический опыт? Нет, можете не рассказывать. Вы горячие ребята – то, что мне нужно. Хорошая костная структура, вы меня понимаете?

Его взгляд уперся мне в пах, и я почувствовал себя куском свежего мяса.

– Можешь не беспокоиться, мистер Теленок. Для тебя у нас найдутся специальные эффекты.

Когда я взглянул на Рэчел, она непроизвольно улыбалась.

– Стало быть, вы берете нас?

– Разумеется, – ответил Асмодеус. – Используем вас на всю катушку, но только если вы обладаете разносторонними талантами.

– Что это означает в данном случае?

– Именно то, что ты подумала. – Демон ухмыльнулся. – Хвосты. Рога. Копыта. Остальное додумай сама, куколка.

– Что, сразу крутая чернуха? – спросила Рэчел.

Асмодеус быстро переглянулся с Гриндой. Та небрежно махнула рукой:

– Успокойся, дорогуша. Мы им так нравимся, что сперва будет достаточно просто попозировать перед камерой. Они – само сладострастие, золотко: веселые, разбитные, парнокопытные ребята. – С каждым словом ее голос понижался на полтона. (Интересно, не держит ли ее Асмодеус на наркотиках?)

– Ну, что думаете? Согласна, ласточка? – Рэчел кивнула, и демон посмотрел на меня. – А как насчет тебя, свиной бифштекс? Для мужчин у нас другой расклад. Языком хорошо умеешь работать?

– Думаю, справлюсь, – холодно ответил я. – Но, послушайте, Дейрдре О'Коннор была нашей подругой…

– Да? Ни разу не слыхал от нее твоего имени, Гарри.

– Меня зовут Гидеон. Мы с ней давно не виделись и хотели бы знать…

– О покойных друзьях поговорим попозже, понятно? Мне пора в студию, и я хочу, чтобы вы двое отправились со мной.

– Вы хотите сказать, мы будем сниматься? – спросила Рэчел. – Прямо сейчас?

– Нет, если вам самим не захочется. Но как раз сейчас я снимаю один забавный эпизод и подумал, что вы можете посетить студию, ясно? Разберетесь, что к чему, убедитесь на собственном опыте, что все не так плохо, как вы могли слышать.

Я огляделся:

– А где же студия? На первом этаже?

– В подвале, теленок. Вниз на лифте, до самой Преисподней.

– Преисподняя? – Я взглянул на Рэчел. На ее лице было написано: “Только не это!”

– Демоны – это настоящие звезды. Их нужно снимать в естественных условиях, верно? Кроме того, там никто не сует нос в чужие дела, когда становится немножко… шумно. Руттеркайнд!

Маленький демон вытащил из-под стола две психопомпы и протянул их нам.

– Будьте добры, наденьте их на голову. Они позволят вам…

– Мы знаем, – отрезал я. – Но сначала скажите, не говорила ли Дейрдре…

– Эй! – Асмодеус сдвинул на лоб темные очки, так что мы могли видеть его поросячьи глазки. – Сперва Преисподняя, потом разговоры о Диди, понятно?

Нам с Рэчел меньше всего этого хотелось, но мы уже бывали в Преисподней и остались в живых. Ничто не мешало нам повторить эксперимент. Кроме того, мы нуждались в информации о Дейрдре О'Коннор. Если мы правильно разыграем свою партию, то, возможно, даже сумеем узнать о судьбе пропавших коммандос из ФГС.

– Хорошо, – обратился я к Асмодеусу. – Но только посмотреть, ладно?

– Само собой, пупсик. Если вам не понравится то, что вы увидите, я доставлю вас сюда быстрее, чем ты успеешь сказать “красный дождик”.

Я хотел было спросить его, что такое “красный дождик”, но потом решил, что лучше будет не знать этого. Мы надели шлемы. Я взял Рэчел за руку и приготовился к переносу в Преисподнюю.