Текст книги "Молчание"

Автор книги: Чарльз Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Хорошо с вами, девчонки, но я уж здесь подожду.

Рой-Рой с Донатом перекинулись на пальцах парой слов. Когда они снова посмотрели на Хендрикса, тот понял, что они о чем-то договорились. Пауза означала, что разговор окончен. Потом их взгляды скользнули куда-то мимо него.

– Эдди, ты никогда не пробовал мягкопанцирных крабов?

Детектив обернулся и увидел Виктора Серафима. Вырос будто из-под земли, как и его ребята.

Он отрицательно покачал головой.

– Хотя еще один хот-дог я бы прикончил, – сказал он, догадываясь, что все и так решено.

– Лучшие в городе, Эдди.

– Издеваетесь? – Окончательно успокоившись, Хендрикс округлил руки, словно защищая свой живот. – У меня аллергия на дары моря – на все, что ползает и плавает.

– Знал бы ты, чего ты себя лишаешь!

Сквозь мерное буханье рэпа, доносившееся из аркад, прорвались фанфары охотничьих рожков, возвещавшие о начале забега на том самом ипподроме, где он, помнится, проматывал всю свою наличность двадцать лет назад. Где делал первые ставки на механических лошадок.

– Я знаю, чего я себя лишил.

Виктор улыбнулся:

– Мальчики тебя не обижали?

Он казался совсем безобидным в своем помятом костюме, проволочных очках и белых плетенках. Соломенная шляпа молодцевато сдвинута на затылок, открывая загорелый лоб. Посмотришь – чей-нибудь любимый дядюшка.

– Да нет. Мы просто стояли, болтали, а тут – вы.

– Обжареные в масле, с острым соусом, с нежными рулетиками… Трудно устоять, Эдди.

– Не травите душу, а?

Виктор обхватил детектива за короткую шею и слегка пригнул его, словно желая показать, что для дурных эмоций оснований нет.

– Ладно, идем!

Он работал на Виктора уже три с лишним месяца, с тех самых пор, как начал катастрофически задерживать платежи. Полоса невезения в Атлантик-Сити – и будущее померкло. Тогда-то Виктор и предложил то, что показалось Эдди простым выходом. Возможность отработать долги, перейдя к нему на службу. От него требовалось главным образом осуществлять проверки по кредитам, иногда – слежку, ну и где-то, может, незаконное проникновение, где-то – прослушивание телефона. Работа непыльная. У него были друзья в департаменте, которые понимали, что частнику иногда приходится заниматься подобными вещами, чтобы добиться результатов. В течение двадцати лет оставаясь на вольных хлебах, он платил все взносы как следователь по делам мошенничества при страховой компании в Гэри, штат Индиана. Ему не впервой было работать по ту сторону полицейского значка, но он хорошо понимал, что настанет день, когда не так-то просто будет дать задний ход. Достаточно переступить черту.

Примерно об этом он и собирался переговорить с Виктором, когда покончит с новостями о Карен Уэлфорд.

Эдди Хендрикс хотел вернуть себе независимость.

Он точно знал, что нужно сказать. Время, потраченное на отработку дела Уэлфорда, накопленная информация, растущие доказательства преступного умысла – тут уж хочешь не хочешь, а придется идти к копам: он и так слишком глубоко увяз. Вся хитрость в том, чтобы сказать это, не вызывая подозрений, не создавая впечатления, что он угрожает чьим-то интересам. С Виктором лишняя осторожность никогда не помешает. Виктор человек непредсказуемый. Но он не любит перемен и своего не упустит.

Принимая деньги от ростовщика (а Хендрикс отнюдь не питал иллюзий), ты как бы заранее накидываешь себе на шею удавку: ты не выходишь из игры – просто оттягиваешь собственную казнь. И неважно, наличными или натурой: не заплатил – пеняй на себя!

Помимо них по дощатому променаду пляжа Риджелмен прогуливались и другие праздношатающиеся, но обычного августовского столпотворения не было. Люди стремились укрыться в тени, находя день слишком жарким, чтобы получать удовольствие, не имея возможности освежиться. С тех пор как на городских пляжах ожил и прочно обосновался панический страх больничных отходов, мало кто отваживался залезать в воду.

Солнце, все еще высоко стоявшее над Бруклином, было похоже на сверкающее лезвие топора, застрявшего в небе. Можно было бы догадаться, что Виктор будет настаивать на пешей прогулке, зная, как Эдди ненавидит пляжи.

Босс развил бешеную скорость, пара его дрессированных динго трусила немного позади, чуть не наступая Хендриксу на пятки. Тот изо всех сил старался не дать им себя перегнать.

Через пять минут детектив стал задыхаться, в носу снова запульсировало, от пота щипало глаза.

– Мы можем поговорить?

– Запросто. – Виктор остановился, поджидая его под ржавой вышкой – бывшим ярмарочным аттракционом «Прыжки с парашютом», который достаточно давно вышел из строя, чтобы его объявили ориентиром. – Слышишь этот звук?

Паутинообразная конструкция жалобно постанывала прерывистым металлическим стоном, как покачивающийся на волнах бакен.

– При нагревании металл расширяется, – сказал Виктор, зашагав дальше, как только Хендрикс его догнал. – Этот звук напоминает мне, как брат Солдо, наш приходской священник, звонил «Ангелюс»,[29]29
  «Ангелюс» – католическая молитва, трижды повторяемая в течение дня; каждый стих сопровождается троекратным «Аве Мария» и звоном колокола.


[Закрыть] когда я был маленький.

Эдди приготовился выслушать одну из историй босса о том, как он рос в Бруклине после Второй мировой войны. Осиротелый беженец из коммунистической Югославии, Виктор Серафимович воспитывался в доме сестры его отца то ли в итальянском Бенсонхерсте, то ли в одном из этих нищих латиноамериканских кварталов. Хендрикс ее уже слышал. Слышал, как он рыл могилы, зарабатывая на жизнь, месил тесто в пиццериях, состоял мальчиком на побегушках у местных гангстеров – старорежимных шепелявых парней, которые помогли ему встать на ноги, когда ростовщичество было самым крутым бизнесом, на котором хорошо наживалась, поддерживая его, организованная преступность.

– Нам правда надо поговорить, – пыхтел Хендрикс. Ему не нравилось, что они удаляются от людных мест. Поговорить можно было где угодно.

– Этот звук напоминает мне о том, что такое голодать – голодать и бояться, когда, блядь, тебе всего пять лет от роду.

– По-моему, Карен с Хейнсом готовятся к отъезду.

– Жара стояла, как сегодня, – продолжал Виктор, игнорируя его реплику. – Я отправился на поиски еды в лес за нашей деревней Гудовац. Было лето сорок первого, тогда все голодали и все боялись. Сербы и хорваты так давали просраться друг другу, что на этом фоне последняя разборка выглядит как долбаный пикник. Представь. Пятилетний мальчишка… Суп из сапога да редкая белка – вот и весь его рацион. А тут – целая россыпь грибов под деревом. И так от них сладко пахнет… До сих пор в ноздрях стоит этот запах.

Виктору снова пришлось остановиться, чтобы Хендрикс смог его догнать и отдышаться. Донат и Рой-Рой держали дистанцию.

– Слышу – наверху какой-то скрип, поднимаю глаза, вижу – все ветки на дереве согнулись под тяжестью тел повешенных… Висят, качаются… Я насчитал девятнадцать, в основном из Гудоваца. Среди них два моих старших брата, Антон и Младин, и дед. Языки наружу, черные, как ягоды, и такие длинные… Я и не знал, что они так далеко высовываются. Грибы, должно быть, вылезли ночью, сообразил я, когда бандиты ушли. А то бы они их повытоптали. И знаешь, Эдди, что самое смешное? Я собрал все до последнего и только тогда побежал домой, чтобы сообщить матери печальную новость.

– А за что их так? – осторожно полюбопытствовал Хендрикс, хотя его интересовало совсем другое: зачем он ему все это рассказывает?

– Их заподозрили в предательстве.

Виктор никогда ничего не рассказывал без задней мысли.

– Тугомир Солдо донес на них усташам – хорватской католической милиции, после чего стал открыто носить их форму. Но креста все-таки не снял, он болтался у него на шее вместе со вторым ожерельем – из глаз и языков православных сербов.

– Матерь Божья! – Детектив невольно отвернулся.

– Я не мог говорить. Но она уже знала. Моя мать была сербиянка, отец – хорват. Смешанные браки тогда не приветствовались. – Виктор зашагал дальше. – Да и сейчас тоже. Знаешь, что такое раздельное вероисповедание, Эд?

Он засмеялся. Хендрикс молчал.

– А что с вашей матерью? С другими родственниками?

– Усташи вернулись и угнали нас в лагерь в Ясеноваце. Будучи католиком и уважаемым местным бизнесменом, мой отец имел какое-никакое влияние. И воспользовался этим, чтобы спасти свою шкуру, отрекся от нас, сказал, что мы ему никто. В лагере ему поручили важную работу – переоборудовать старый кирпичный завод под крематорий.

– Вот говнюк, прости господи! А дальше что?

– Как будто тебе интересно!

– Тогда за каким хреном было все это ворошить? Или это как-то связано с делом Уэлфорда?

Виктор пожал плечами.

– Может, и нет. Одно скажу: грибы я с тех пор видеть не могу.

Они были на полпути к Сигейту, поселку состоятельных пенсионеров, ютившемуся за надежными стенами на западной оконечности Кони-Айленда, когда Виктор наконец перешел к расспросам.

– Фрэнк принес новую запись, – сказал детектив.

– Вот как?

Виктор присоединился к Хендриксу у деревянных перил, предназначенных для того, чтобы, облокотившись на них, любоваться пейзажем.

– Сегодня утром Карен, забрав мальчишку из детского сада, заезжала к Хейнсу. На пятнадцать минут. Они поругались, потрахались и вместе поехали в город. В разных машинах. Все не так, как мы считали. Они вовсе не собираются никого убивать.

– И ты проделал такой путь, чтобы мне это сообщить?

– Не только, есть кое-что еще.

– Надеюсь, дружище. – Виктор зевнул. – Потому что я ни минуты не сомневался, что они хотят его прикончить.

– Вы же слышали записи – те же, что и я. И сказали…

– Не еби мне мозги, Эдди. Я сказал, что никому не повредит, если Уэлфорд будет думать, что, возможно, его жизнь в опасности.

– Слушайте, я только поставляю информацию. Как вы ею распорядитесь, меня не касается. Вам нужна правда – я предпочитаю не знать.

– Ты сам там был. И сам ему сказал.

– Я сказал то, что думал тогда.

Мимо проползла патрульная машина; доски щелевого настила променада затряслись и запели, когда она покатила назад той же дорогой, по которой они только что прошли. Виктор свесился с перил, рассматривая что-то внизу на пляже.

– Теперь-то я понимаю, – продолжал Хендрикс, – что все это время они готовились к отъезду. Собирались взять мальчишку и просто исчезнуть. Начать где-нибудь новую жизнь. Только Хейнс все оттягивал, пока Карен не начала на него давить. Если подумать: одежда, чемоданы, личные вещи, которые она держала у него в коттедже, деньги, – то факт налицо.

– Ты детектив, – сказал Виктор, поискав глазами Доната и Рой-Роя; те наконец оставили в покое береговой телескоп, из которого пытались вышибить мелочь, и теперь скучали на скамейке, раскуривая одну сигарету на двоих.

– Хейнс уже забрал деньги?

– К чему я и веду. Но сразу скажу: нет никакой гарантии, что они их вернут.

Патрульная машина остановилась возле скамейки, где сидели немые. Когда открылось окно, Эдди услышал потрескивание рации. После чего машина вдруг резко рванула с места и понеслась, вспыхивая синей мигалкой.

– Кто тебя спрашивал? – прошипел Виктор, пристально глядя на Хендрикса.

– Что?

– Кого, блядь, интересует твое мнение? – В его голосе было столько бешеной ярости, что Эдди похолодел до мозга костей.

– Что это с вами? Ничего не понимаю.

– Ты мне тут не залупайся. Будешь залупаться, мудак жирный, – урою в три секунды ровно.

Он отошел. Сделал пару шагов и остановился.

– Остыньте, Вик. Я вам всего лишь… сообщаю факты. – Выбитый из равновесия демаршем Виктора, напуганный им, Хендрикс взбрыкнул. – Не забывайте, я на вас работаю.

– Это ты не забывай, – отрезал Виктор. Потом, медленно развернувшись, снова подошел к нему. Лицо его расплывалось в широченной улыбке дядюшки Джека.

– Эй! – Он потрепал детектива по щеке. – Ну, погорячился малость, спустил пары, вот и все. Ты хорошо поработал, Эдди.

– Об этом я и хотел с вами поговорить, – сказал Хендрикс, хватая быка за рога: более удобный случай вряд ли подвернется. – Дело в том, Вик, что за последнее время я не раз отказывался от выгодных предложений. Вынужден был отказываться. Работа в открытую, для службы внешней информации. А это хорошие деньги. Очень хорошие.

– Ты ничего не забыл?

– Я бы хотел иметь шанс выйти из дела и снова начать работать на себя.

– Ты должен мне, ты должен фирме… сколько там у нас – тринадцать? Двенадцать с половиной? А ты хочешь соскочить.

– Я слишком глубоко увяз. Если Уэлфорд грешным делом сунется к копам, у меня могут отнять лицензию. Я вам больше не нужен, Вик. Как насчет того, чтобы отыграть назад, когда я сидел на вольных хлебах и производил регулярные платежи? Как это было раньше.

– Да, Эдди, с тобой не соскучишься. Регулярные платежи! Последние три месяца ты каждый раз норовил увильнуть, когда я приходил за деньгами. Нынешний вариант – для твоего же блага. Я оказал тебе очень большую услугу. Будь у меня желание разговаривать с тобой, как с каким-нибудь отморозком, я бы сказал: «Запомни, Эдди, ты мне, блядь, должен – и точка!» Я пытался облегчить тебе задачу.

– Вот спасибо! Нет, я правда вам благодарен.

– Хочешь, чтобы снова все вышло из-под контроля? Достаточно одного слова – и тебе труба. С этими ребятами шутки плохи. Сегодня за ланчем они справлялись о твоем здоровье. У тебя большие проблемы. Одно слово – и капут, терпение у них на пределе. Они готовы остановить часы.[30]30
  Имеется в виду обычай останавливать часы, когда в доме кто-то умирает.


[Закрыть]

– И за это спасибо. – Хендрикс нервно хмыкнул, хотя он не очень-то верил, что друзья Виктора вообще знают о его существовании. – Просто это… черт, ну вы ж меня знаете – последний из независимых.

– Ты хоть понимаешь, насколько глупо это звучит?

– Все зависит от того, чего ты хочешь от жизни.

Виктор наклонил голову и стал растирать себе затылок, словно углубившись в размышления. После чего он заговорил более ласковым, более доверительным тоном:

– Вот как я себе это представляю, Эдди: возможно, передряга, в которую попал Уэлфорд, – ладно, пусть его втравила в нее жена, но если уж женился на такой безбашенной стерве, пеняй на себя, – это и есть тот самый удобный случай, которого мы так долго ждали. Я пошел на большой риск, сделав ставку на Карен, но я всегда знал, что в итоге буду иметь дело с ее мужем. Сейчас главное – проявить терпение. Подождем, посмотрим, как будут развиваться события, а там я сделаю свой ход.

– И слышать об этом не желаю.

– Придется, Эдди. Ты в деле, ты вел его с самого начала. Скажи мне, блядь, еще, что ты не предвидел потенциального развития событий.

– Ха! Еще как предвидел – полный мрак. Мэрион, супружница моя, предупреждала, чтоб я не лез в это дело… мол, что-то у меня там в гороскопе не так. Она астролог.

– Вот как? Послушай меня. – Виктор положил руку ему на плечо. – Это дело сулит баснословные барыши. Возможно, для меня это последний шанс сорвать достаточно большой куш, чтобы навсегда покончить с рэкетом. И я не намерен этот шанс упустить. Мне пятьдесят девять лет. Мне остопиздел этот сраный бизнес. Теперь все не так, как раньше. Теперь Нью-Йорк держит какой-то черномазый сопляк-наркодилер с «хлопушкой». Я не хочу сгнить в груде мусора на свалке у Фаунтен-авеню. Надо и о семье подумать. На самом деле мы с тобой очень похожи, Эдди. Но это не единственная причина, почему я решил предложить тебе сделку. Это лишь одна из них.

– Какую еще сделку? – Он чуть было не ляпнул Виктору, что они с женой собираются перебраться в Форт-Лодердейл, но вовремя одумался.

– Возможно, у тебя есть шанс выйти из дела, только доведи его до конца.

– Вы хотите сказать, я могу выйти чистым?

– Благоухая розами, свободным от всех обязательств.

– Давайте по порядку. Если я продолжаю работать на вас по делу Уэлфорда, вы согласны списать мне все долги, так?

Виктор улыбнулся.

– Капитал и проценты.

– И после этого я свободен?

– Как птица.

Хендриксу не понадобилось производить сложные арифметические действия. По одним процентам он, так или иначе, выплачивал Виктору больше пятидесяти тысяч в год. Исходная же сумма займа не уменьшалась. Виктор знал, что вся жизнь Хендрикса была подчинена стремлению выбраться из долгов и хотя бы на время перестать думать о деньгах. Эдди не мог отказаться от такого предложения. И в то же время не хотел показывать, что горит желанием его принять.

– Что ж, при таких условиях жить можно.

Они ударили по рукам.

– Только осторожно. Пока между нами существует взаимопонимание. Если что сорвется, Эдди, все шишки повалятся на тебя. В случае чего тебя пустят в расход.

– А вторая причина? – Хендрикс вспомнил историю, которую рассказал ему Виктор. О дереве с повешенными.

– Мне нужна еще пара дней, чтобы все устроить. Твоя задача – раздобыть свежую информацию.

– Зачем оттягивать? Карен от страха может сбежать в любой момент.

– Я с ней сегодня встречаюсь, чтобы получить проценты. Могу поговорить с ней, попробовать ее вразумить.

– Я бы на это не рассчитывал.

– Ты хочешь сказать, что Хейнс не забрал деньги?

– Она пошла сама. Я вел ее до камер хранения. Даже пришел туда первым, но не смог подобраться достаточно близко, чтобы увидеть, что произошло. Могу только сказать, что вышла она без чемодана.

– Без чемодана, говоришь?

– Она приходила за деньгами.

– Может, она взяла только на уплату процентов. А кейс оставила, чтобы Хейнс забрал его позже.

– Видели бы вы ее лицо! Я думал, ее хватит инфаркт.

Виктор прислонился к перилам, потом снова посмотрел на Хендрикса.

– Черт бы меня побрал! – Он опустил поля шляпы, чтобы солнце не било в глаза. – Их облапошили. Ты это понимаешь?

– Если деньги взяли не вы… – проговорил Хендрикс как бы полушутя, в порядке рабочей гипотезы. – Думаете, может, Уэлфорд?

Виктор улыбнулся ему в ответ, не проронив ни звука.

– Вдруг он решил проверить, – начал или, вернее, продолжил Хендрикс, – правда ли то, что вы рассказали ему о жене? Он мог по-тихому выкрасть у нее ключ от камеры. Сделать копию. Ему это раз плюнуть. И вот, открыв дверцу ячейки, он обнаруживает добычу и думает: а какого черта, деньги-то все равно мои! Забери он деньги, это, мягко говоря, осложнило бы дело для Карен и ее дружка, которые, как он считает, собираются его убить.

– Уэлфорд начисто отрицает, что нашел ключ.

– Еще бы!

– Всех их, на хер, облапошили.

За морем на всей линии горизонта сгустилась мгла, белый вал медленно дрейфовал к берегу, приближая видимый край света.

– Я любил приходить сюда, когда жил в Бруклине. Прогуляться вдоль океана, – сказал Виктор.

– Да, вы говорили, я помню.

– В те времена, когда эта территория была пригодна для человеческой жизни. И каждый раз я, как в молитве, благодарил судьбу за то, что она занесла меня в США. Я никогда не воспринимал то, что дала мне эта страна, как нечто само собой разумеющееся.

– А вы больше никогда туда не ездили? В Боснию, то бишь.

– И ты еще спрашиваешь? – Виктор сощурился. – После всего, что я тебе только что рассказал?

– Виктор, мне надо идти. Дел невпроворот.

– Нет уж, подожди. Я хочу, чтобы ты дослушал. Ты спрашивал, что произошло в Ясеноваце. На следующий день после нашего приезда туда пригнали толпу сербских женщин и детей из окрестных деревень. Усташи велели им сесть на землю. Потом взялись за дело.

– Да что вы все об этом! – Хендрикс визгливо хохотнул.

– Они накинулись на толпу с тесаками, дубинками и железными прутьями – кого зарезали, кого забили до смерти. Там же, на месте. Среди убийц были и женщины, симпатичные такие девахи в униформе и жестких нарукавниках с прикрепленными к ним ножами, чтобы легче было перерезать жертвам горло. Народу было – тьма-тьмущая, так что до моей матери добрались только к вечеру. Она крепко прижимала к груди мою трехлетнюю сестричку Надю. Так они и умерли. На глазах у отца, которого привязали к столбу у кирпичного завода и заставили смотреть. Хотели проверить, правду ли он говорит.

– Послушайте, Вик, я что-то не пойму… в смысле… черт, вы ведь неспроста все это рассказываете?

– Все это время я не сводил глаз с отца. Он был как кремень. Меня подвели к нему и велели ему откусить мне палец. Папуля сделал это без колебаний. Он смотрел на меня невидящим взглядом, как будто я для него никто – не сын и даже не человек. Сказал, что я не могу быть его сыном, потому что я наполовину серб. Я никогда не смогу ни забыть этот взгляд, ни простить отца, но это спасло ему жизнь. Да и мне, знаешь, тоже.

– А вас почему не убили?

Виктор устремил взгляд на сплющенное море.

– Ты прав, Эдди, – сказал он, не мигая, – это дело прошлое. Там, на родине, где огонь прожигает до мозга костей, ничто не остается похороненным надолго. А здесь… здесь Америка.

– Что же вам пришлось пережить, боже мой! Простите, Вик, я и представить не мог… – Хендрикс понял, что Виктор не собирается отвечать на его вопрос. – Вы перебрались сюда, и это главное.

– Друзья моего отца из усташей вывезли нас через хорватский Красный Крест. После войны отца посадили на пароход в Парагвай, где был большой спрос на квалифицированных рабочих-иммигрантов и не задавали никаких вопросов. Меня же отправили к его сестре в Нью-Йорк. Он обещал ей за мной приехать, но с тех пор о нем не было ни слуху ни духу.

Хендрикс засмотрелся на молоденькую испанку в бикини, которая поднималась с пляжа, подтрунивая над двумя карапузами, волочившими зонтики, матрасы и холодильник для пива величиной с ванну.

– И все-таки зачем вы мне все это рассказываете? – спросил он напрямик.

– В лагерях, – Виктор улыбнулся, – я, чтобы выжить, прикидывался немым и отвык разговаривать. К тому времени, как я снова начал говорить – тетя на пару лет поместила меня в Бруклинский институт для глухонемых, – я уже мечтал по-американски.

Испанка, поджидая, пока ее догонят дети, стояла, свесив голову набок, и встряхивала волосы, чтобы их подсушить. Ее тяжелая грудь соблазнительно приплясывала. Эдди заметил, как Донат и Рой-Рой обменялись похотливыми улыбочками и непристойными жестами.

– Думаете, маленький Уэлфорд… – Хендрикс замялся: Виктор сам напросился на сравнение, и все же оно казалось каким-то неуместным и даже дерзким. – Думаете, у него был некий отрицательный опыт?

Виктор засмеялся и сдвинул шляпу на затылок.

– Не-е, просто богатеньких деток легче обломать, вот и все. Кстати, мне звонил Том Уэлфорд, и у нас состоялся любопытный разговор.

– Да? И о чем?

– Он, как и ты, считает, что его жена и Хейнс вот-вот сбегут. Он хочет их остановить, Эдди.

– С чего это вдруг мне стало так муторно на душе?

– Дайте мне ребенка до семи лет, говаривал бывало брат Солдо, – Виктор повернулся, просительно вытянув руку ладонью вверх, – и он мой навеки.

Хендрикс нахмурился.

– Все-таки я не понимаю.

Они дошли до границы Луна-парка. Виктор положил руку ему на плечо.

– Скажи-ка мне вот что.

Детектив снял солнечные очки. Он ощутил легкое дуновение с моря – теплый, просоленный ветерок хотя бы охладил пот на коже.

– Будь ты на их месте, Эдди, что бы ты сейчас сделал?

5

Даже с выдвинутыми задними сиденьями внедорожник оказался недостаточно просторным, чтобы вместить весь скарб. Джо очень гордился тем, что всегда путешествовал налегке, раз поклявшись, что никогда не позволит вещам осложнять ему жизнь; у него была музыкальная коллекция, несколько картин, стоивших, по его прикидкам, один-два доллара, были книги, бумаги. Остальное, говорил он, можно хоть взять, хоть бросить. Он бы с радостью взял лучшие из своих архитектурных проектов, старый судовой рундук с инструментами и стерео, из которого, пока они упаковывали вещи, на полную громкость звучал Вэн Моррисон,[31]31
  Моррисон Вэн (Моррисон Джордж Айвэн; р. 1945) – известный американский певец, поэт и композитор ирландского происхождения, лауреат премии «Гремми»; выступает в жанрах: рок, блюайд-соул, ритм-энд-блюз, фолк, блюз, джаз, кантри.


[Закрыть] – но только если хватит места.

Он был готов на жертвы.

Карен слушала его вполуха, пока они бок о бок копошились среди ненужного хлама, сваленного в кучу на полу в гостиной. В косых лучах солнца кружились пылинки.

Разрозненные вещи пошли в картонные коробки, которые Карен загодя привезла с местного рынка, хотя заполненных было уже больше, чем может поместиться в фургон. Джо все еще ратовал за то, чтобы нанять «ю-холовский» трейлер, что входило в первоначальный план. Она сказала, что нет времени.

– Что изменит какая-то пара часов?

Ее личные чемоданы были упакованы и ждали, когда их спустят в гараж. Но Джо настоял, чтобы сначала их измерили, чуть не доведя Карен до безумия своими методичными вычислениями. Она была бы рада выбросить за борт все, что угодно, только бы не откладывать отъезд. А как с игрушками Неда? У них у всех есть вещи, с которыми жаль расставаться, брюзжал Джо, всю жизнь они только об этом и говорят. А как с ее вещами? Или то, от чего отказалась она, в расчет не идет? А она скольким пожертвовала? Карен вдруг начала на него кричать – сказывалось нервное перенапряжение. Скольким она рисковала? У нее даже не было времени попрощаться с лошадьми. Он лишь молча смотрел на нее. Застывшую в темноте.

Джо тут ни при чем.

Она взглянула на часы.

До рандеву с Виктором Серафимом оставалось меньше десяти минут. У нее сдавило голову. Будь хотя бы малейшая надежда как-то с ним договориться, выторговать побольше времени, она бы сдержала слово и заехала на парковку кафе «Деннис» в Глен-Коув по дороге за Недом…

Очередной прилив страха.

Карен потянулась к ручке чемодана и замерла на полпути. У нее не было багажа, она шла по Центральному вокзалу с пустыми руками… какая-то ошибка… Она стояла в оцепенении, с полными слез глазами, медленно поводя головой, когда снова нахлынули видения. Вот она на нижнем уровне, открывает дверцу ячейки… далее шок, сомнение, сменившиеся возмущенным несогласием после того, как она еще раз сунула руку в неумолимую пустоту. Обшарила и ощупала каждый дюйм металлических стен, как внезапно ослепший человек, – но ошибки не было.

Еще немного – и Серафим поймет, что она не появится. Вопрос лишь в том, поедет ли он сразу в Эджуотер или догадается заглянуть сюда.

Искать ее. Она резко обернулась, как будто на плечо ей легла незнакомая рука. Сзади стоял Джо.

– Не бери в голову! Все будет хорошо. – Он обнял ее за талию, накрыв ладонями ее руки. – И без денег проживем. Главное – у нас есть мы.

– Ты не понимаешь, – сказала Карен.

– Это не конец света. Деньги – это еще не все.

– Я тебя умоляю, Джо.

Ей не хотелось ничего обсуждать. Какой смысл? Деньги исчезли, так что теперь делать нечего – надо упаковываться и уезжать. Она не могла точно сказать, кто их взял. Надо было раньше забирать кейс, сетовала она. Хотя это все равно ничего бы не изменило. За нами следили, Джо. С самого начала.

А он и не настаивал; пропажа, казалось, не огорчила его и даже не удивила. Ей стало любопытно, верил ли Джо вообще, что деньги на самом деле существуют?

– Хочешь правду? – спросил он. – Я рад, что нам не придется строить наше будущее на деньги Тома. Они все равно встали бы между нами – рано или поздно.

– Нам действительно надо срочно уезжать.

– Я смотрю на это как на освобождение.

Ей никак не удавалось убедить его в безотлагательности отъезда. Дальше тянуть некуда. Она планировала объяснить все позднее, когда они будут в безопасности.

– Это были мои деньги, – сказала она тихо. – Они не от Тома. У него и вшивых двадцати баксов не выпросишь, не отчитавшись за каждый потраченный цент.

– Подожди, как это – твои?

– Я тебе солгала. – Она повернулась к нему лицом, остановив взгляд на уровне верхней пуговицы его рубашки. – Я солгала тебе, Джо. Прости, но другого выхода не было. Меня пугала перспектива снова остаться без гроша. Я сделала это для нас, для Неда, для нашей семьи.

– Что сделала?

– Без денег в этой стране – смерть, – сказала она, подняв глаза и печально оглядывая милое ей лицо.

– Ты что, грабанула банк?

Вот он, Джо… с его легкой улыбкой, с его глазами, похожими на кусочки неба, – итоговая строка в ее приходно-расходной ведомости.

Теперь он был ее второй половиной, и в радости и в горе, – вот почему, хотя Карен никогда бы в этом не призналась, она почувствовала себя обязанной подстраховаться, сделать заначку на путешествие.

– Помнишь Ночную Звезду? – спросила она.

Джо отошел выключить стерео.

Карен рассказала ему, как недели две назад встретила в Нью-Йорке Сильвию Морроу у входа в «Бонуит-Теллерс» и поддалась на ее уговоры закатиться в центр города, где они немного побалдели за бутылочкой «Абсолюта» и парой «дорожек» – просто в память о старых временах, а под конец она заявила, что, как ни безумно это прозвучит, но ей нужно занять крупную сумму.

Рассказала, как просто было раздобыть деньги (Сильвия кое-кого знала и все устроила), как она собиралась выплачивать проценты по займу из основной суммы, пока они с Джо будут готовиться к отъезду. Это люди деловые, услышала она свой голос, эхом повторивший слова Серафима. После ее отъезда они догадаются связаться с Томом и произведут все расчеты с ним.

– Ты собиралась повесить свой долг на него?

– А почему нет? Он может позволить себе роскошь его оплатить. Развод обошелся бы ему в двадцать раз дороже. Так что он еще легко отделался.

– Да нет, ты права. Просто… просто я тебе удивляюсь. Как-то я обалдел от всего этого.

– По-твоему, Том переплатил?

– Никто тебя не осуждает.

– Если мы когда-нибудь отсюда выберемся, я напишу Тому и все ему объясню. Про Неда, про тебя, про эти деньги. Он имеет право знать, почему мы забираем у него Неда. Ведь он тоже любит его. И не думай, что мне было легко. Я каждую ночь молила Бога, чтобы Он помог Тому постараться понять нас и простить.

Джо молчал.

Тогда она рассказала о «сборщике податей» Викторе Серафиме, о его угрозах, о взносе, который надлежало погасить во второй половине дня, – не оставив Джо никаких сомнений ни в серьезности их положения, ни в том, что дальше оттягивать некуда.

Он принялся вышагивать по комнате.

– Что ж ты раньше-то молчала, ей-богу! Между любящими людьми не может быть никаких тайн.

– Но ты стал бы меня отговаривать. Тебе вовсе не обязательно было это знать.

– Он же наш сын.

– Прости, – сказала она, заливаясь слезами. – Прости, что я все испортила.

– Думаешь, мне легко? – Он взял ее за плечи. – Ведь мы оба знаем, что это из-за меня мы вляпались в эту историю. Если бы мы тогда не расстались, если бы у меня хватило мужества взять на себя ответственность, когда ты этого хотела, тебе бы не пришлось так… ничего бы этого не было.

– Джо, мы теряем время.

– Может, стоит обратиться в полицию? Еще не поздно изменить планы… Можно позвонить Хербу, посоветоваться с ним.

– Слушайся меня, Джо.

Она оставила его загружать внедорожник в гараже за закрытыми воротами, спуская вещи по внутренней лестнице – на тот случай, если за домом следят.

А сама взяла «вольво» и поехала в Эджуотер забрать Неда.

Денег на путешествие у них было достаточно – или будет достаточно после того, как Джо закроет свой скромный счет в Сбербанке «Кемикал» в Уэстбери. До юга – по крайней мере, до Роли в Северной Каролине – доехать хватит, а там они в любом случае собирались продать фургон.

То-то они разбогатеют, сказал Джо. Карен не была до конца уверена, что это он так пошутил.