Текст книги "Молчание"

Автор книги: Чарльз Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Я тебя обманывала.

– Не ты одна. Я должен сполна ответить за то, что совсем забросил вас с Недом. Больше это не повторится, обещаю тебе.

Он поцеловал ее в губы.

– Не надо, прошу тебя, – простонала она в смятении от своих чувств, стыдясь невольной реакции своего тела, когда сосок вздернулся в ответ на грубо-настойчивое треньканье по нему ногтя Тома.

– Где-нибудь в безопасном месте. Хотя бы до нашего отъезда в Европу.

– О чем это ты? – Карен резким движением отвернула от него лицо.

– Я подумал, – продолжал Том, – что, возможно, тебе не помешает наведаться в Силверлейк – не ложиться, а так, на день-другой, просто чтобы ты могла с кем-нибудь обо всем этом поговорить.

– О нет, пожалуйста, прошу тебя!

– Ты знаешь тамошних докторов, они знают тебя; там есть этот, как его… который тебе нравится, – Дэвид, не помню фамилию. Он ничего.

– Не надо так со мной, – рыдала она.

– Просто я думаю о том, что лучше для тебя, – сказал Том.

Ноги у нее словно налились водой, она была беззащитна против доброты, которая давала ему власть над ней. Но разве не за этим она к нему вернулась? Сбросить с себя бремя. Она вспомнила, как спокойно было в Кэре, где каждый час каждого дня был как последний миг перед сном. Она вспомнила, что почувствовала, когда Том вскоре после их знакомства заявил, что хочет заботиться о ней вечно.

Карен передернуло. Она знала только один способ поменять кожу – это слепое повиновение.

– Чувствуешь, какой он? – спросил Том, крепче прижимая ее к себе той рукой, что была под юбкой.

– Ничего не могу с собой поделать, – проговорила она, всхлипывая. – Я люблю тебя.

– Я разговаривал с ним сегодня по телефону… с Дэвидом Бекуортом. Сказал ему, что искренне беспокоюсь за тебя.

Карен почувствовала, что он забирается глубже. Его пальцы ощупывали порезы, читая по ним, как по шрифту Брайля. Она охнула.

– Тебе не больно?

Она закусила губу изнутри.

– Ты в этом уверена, прелесть моя? Точно? – Он еще крепче сжал ее истерзанную плоть, затем развернул ее так, чтобы отблески огней дома Дэвенпортов падали на ее лицо.

– Если бы ты согласилась, Карен, – его губы вытянулись в тонкую линию, – нам обоим было бы легче понять, когда ты говоришь правду.

Ресницы ее задрожали, и она закрыла глаза.

– Домой!

Но Том уже убрал руку.

Карен почувствовала себя покинутой. Когда она открыла глаза, он уже отошел на некоторое расстояние. Стоял у самой воды, сунув руки в карманы и устремив взгляд в морскую даль.

– Можешь сообщить им о нашем разговоре, – бросил он через плечо. – Скажи, что ты допустила некую бестактность и я тебя простил. Но что касается меня, то я буду считать, что ничего этого не было. Если когда-нибудь эта тема возникнет снова, я просто не пойму, о чем ты говоришь.

На руку ей шлепнулось что-то влажное и теплое. Это была первая капля дождя.

– Есть еще одна причина, – еле слышно проговорила она, – о которой я тебе еще не сказала.

В воздухе не было ни ветерка.

Эдди Хендрикс нажал металлическую пипочку на корпусе своих часов. Высветились красно-рыжие циферки цвета и размера паучков-монетников. Он выставил запястье в темноту и постукал по стеклышку циферблата.

– Видите, который час?

Помигав цифрами еще пару секунд, детектив отпустил кнопку.

– Выходим на финишную прямую, ребята, – сказал он, не отступая от своей привычки разговаривать с немыми, как с нормальными людьми. Даже в условиях светомаскировки.

В комнате, совершенно пустой, не считая элементарной мебели и двух-трех упаковочных коробок, его слова отдавались легким эхом. Всякий раз после того, как он что-нибудь говорил – как бы самому себе, – комната, казалось, проваливалась в еще более глубокую тишину.

Донат и Рой-Рой, чьи силуэты лишь едва угадывались на фоне противоположной стены, горбились на стульях по обе стороны двери, похожие на каменных псов у ворот храма. Они находились в какой-нибудь дюжине шагов от Хендрикса, с большим комфортом расположившегося в кресле у камина, где он сидел, вслушиваясь в тишину, чтобы не пропустить момент, когда внедорожник вывернет с Уитли-роуд на подъездную аллею дома номер 1154. Благо, у них хватило ума загнать машину Хендрикса в гараж и закрыть двери, чтобы Хейнс, подъезжая, не догадался, что у него гости.

Знали ребята Виктора или нет, но детектив заключил с ними пари – десять кусков за то, что вышеупомянутый Джо Хейнс не вернется домой раньше полуночи.

Дверь в квартиру оказалась не заперта. В холодильнике – пусто, разве что кусок заплесневелого сыра и упаковка из шести банок пива «Коорс», которым он поделился с партнерами, что несколько разрядило обстановку, не считая того, что, когда Хендриксу понадобилось в туалет, Донат пошел с ним – выяснить, насколько можно ему доверять. Кроме чемодана со шмотьем Хейнса и кое-каких личных принадлежностей, сваленных в кучу на кровати (бритва, будильник, семейные фотографии в рамках), все указывало на то, что он съезжает.

– Войдет он в ту дверь в ближайшие двадцать минут – ваша взяла, – сказал детектив, – получите десять кусков. А нет, так и хрен с ним, может, он вообще не вернется, поставим тогда на этом точку, и по домам. Идет?

Он подождал, вглядываясь во мрак, – не ответа, но какого-нибудь знака, что они хотя бы понимают, что с ними разговаривают. Ему вспомнились слова Виктора о том, как при глухоте обостряется зрение – природный способ компенсации… Надо было выяснить, насколько хорошо его недоделанные астрономы видят в темноте.

– Так и быть, повысим ставку, – заговорил он наконец, – пусть будет сто тысяч долларов.

Ребята не отреагировали и на сто тысяч – казалось, они даже не дышат. Эдди вытер тыльной стороной ладони пот с лица. Все окна были нараспашку, но в гостиной стояла удушающая жара.

– Глухари сраные, – выругался он, зная, что, будь посветлее, он бы на это не отважился. – Думаете, я шучу? Думаете, я не тяну на такие деньги? Что ж, хрен с вами, читайте по моим губам.

Услышав, как под одним из них скрипнул стул, он подумал, уж не нашел ли он нужную частоту?

5

Назад они шли молча.

Карен подобрала юбки, то и дело стряхивая с лодыжек москитов. С каждым шагом у нее все сильнее горела и саднила кожа на внутренней стороне бедер, но она не показывала виду, что ей больно, все еще ожидая успокаивающего действия эндорфинов, выброс которых произошел с облегчением от исповеди.

…Бобби Шефто![46]46
  Шефто Бобби (Роберт) (1732–1791) – член Британского парламента, известный своей красотой и ставший, благодаря ей, персонажем одной из английских народных песен, каждый куплет которой заканчивается словами «душка Бобби Шефто».


[Закрыть] Все вместе: душка Бобби Шефто…

Бурная волна аплодисментов звезде эстрады с ревом прокатилась по парку. Том поднял руку, и они остановились послушать обворожительно хрипящий голос певца, его прощальное слово: я люблю вас всех, желаю всем чудесного вечера, да благословит… да благословит Господь Америку, – сопровождаемое ликующим заключительным проигрышем на джазовом фортепьяно, предоставляющим публике возжаждать продолжения.

– Этот парень – живая легенда, – нарушил молчание Том, покачав головой, словно («Невероятно», – подумала Карен) он расстроился из-за того, что пропустил номер, который тысячу раз слышал.

Сияющий шатер впереди, за темными вязами, казалось, парил над дэвенпортовским газоном. Он напомнил Карен космическую станцию с рисунка, принесенного Недом из детского сада.

Оказывается, я люблю Нью-Йорк, проквакала «легенда» на бис.

Карен ужасала перспектива снова окунуться во всю эту хренотень с бурным весельем, когда единственное, чего она сейчас хотела, – это чтобы муж увел ее домой.

– Меня беспокоит одно, – сказал Том, потирая затылок. – Твой друг, этот гольфист с «линкольном», рассчитывает, что я отдам ему деньги после того, как со мной произойдет несчастный случай?

– Я знаю, знаю, что это звучит бредово. – Карен смущенно хихикнула. – Он вовсе не друг, Том.

Уэлфорд подождал, пока она наденет туфли.

– Среди присутствующих есть люди, – продолжал он, – люди, которых я считаю своими близкими друзьями и которым очень хотелось бы иметь возможность растрезвонить о том, что я тебе сказал, если бы они об этом узнали. Они предупреждали, чего можно от тебя ожидать, когда я на тебе женился. Мол, рано или поздно она покажет себя в истинном свете. Воспитание много значит, Том, говорили они. Да, я не купился на эту ерунду тогда и не куплюсь сейчас. Но будь я проклят, если дам им или моей семье хоть один шанс позлорадствовать. Если ты должна этому Виктору какие-то деньги, я улажу все прямо в понедельник.

Том набрал полную грудь воздуха и с важным видом посмотрел по сторонам, словно полагая, что его речь, несмотря на приватный характер, должна была собрать аудиторию.

– Спасибо тебе, – тихо проговорила она. – Я этого не заслуживаю. После того, как я с тобой поступила, я не достойна…

– Эй, расслабься, хорошо? – Он обнял ее за плечи. – Пойдем поищем чего-нибудь выпить.

Они свернули на лестницу в парк. Оглянувшись, Карен заметила парочку, стоявшую на пирсе, перегнувшись через деревянные перила с фонариками, уходящими далеко в море. Мужчина стоял лицом к девушке в белом декольте и золотых босоножках. На вид она была, наверное, вдвое младше него. До Карен донесся ее низкий гортанный смех, которым она отреагировала на его слова. Он сунул ей палец в рот.

Дождик все никак не мог собраться.

Не в состоянии заснуть, она подошла к окну и, выглянув на улицу, увидела, как он тенью скользнул за руль своего «бьюика» с открытым верхом. Потом, не зажигая фар, отъехал по не слишком заезженному проселку, бегущему через цитрусовые плантации вдоль еще темной кромки озера. Она помнила эту водную гладь – стеклянно-спокойную, такого же заморенного голубого цвета, как небо, – в которой так четко отражался редкий ряд сереющих пальм на горизонте, что если долго смотреть, то бывает трудно различить, где верх и где низ. В памяти у нее сохранилось, что он махнул ей на прощание, в чем сейчас она отнюдь не уверена.

Так она в последний раз видела отца.

– У нее нет друзей – одни гостевые карточки, – проворчала Тамара Дэвенпорт, пожалуй, громче, чем намеревалась, взявшись за руку Карен, чтобы преодолеть полосу препятствий из парочек, беседующих на ступенях лестницы.

Вечер перешел в новую, свободную фазу и теперь даже отдаленно не напоминал те модные северобережные светские приемы, которые кончаются, едва начавшись, – как только все увидят, кто был и кого не было.

Женщина, обруганная Тамарой, соперничающая королева благотворительных кругов, только что прошествовала мимо них вниз, игнорируя решительное «фру-фру» в облаке радужного тюля, напитанного духами «Джой», – как вдруг вернулась к схватке.

– Я все слышала, Тэм, – пропела она, не оборачиваясь.

Карен могла лишь сделать вид, что ничего не заметила.

– Спасибо, что спасла меня от мистера Абогадо, – сказала она хозяйке дома.

– А, это тот мужчина? – Тамара остановилась, чтобы отдышаться, когда они добрались до площадки. – Дорогая, на тебе лица нет. Ты точно хорошо себя чувствуешь? – Она показала Карен дверь в ванную для гостей и взяла с нее обещание, что она ее подождет, чтобы спуститься вместе.

– Это пройдет, – ответила Карен, теряя терпение. – Правда.

Что бы ни задержало Тома – он уже минут двадцать как ушел наполнить бокалы, – она хотела быть на месте, когда он вернется. Он оставил ее на попечение одного бразильского риэлтера по имени Абогадо – этакой «масленки» с конским хвостом и в расстегнутой рубашке, который пытался заинтересовать ее «пляжным домиком ее мечты» на Шелтон-Айленде.[47]47
  Шелтон-Айленд – остров между северным и южным выступами Лонг-Айленда на его восточной оконечности.


[Закрыть] Тамара обнаружила, что Карен «чахнет», как она выразилась, подпирая стену под изгибом двойной лестницы, и тотчас же увлекла ее наверх «кое о ком посплетничать в комнате для девочек».

Угроза интимной беседы исчезла, как только женщины оказались вдвоем.

– Это же форменное безобразие: живем нос к носу – и никогда не общаемся! – игриво проговорила Тамара. – Когда вся эта суета уляжется – после Дня труда, давай мы с тобой состыкуемся и подготовим заговор.

– Давай, – ответила Карен с улыбкой, закрывая дверь.

И запираясь.

Она села на пол рядом с ванной, собрав юбки на талии и расставив ноги перед настенным зеркалом, доходившим до самого пола. Смочила ватный тампон в водном растворе кокаина и стала протирать вскрывшиеся раны. Возблагодарив Абогадо за то, что он расщедрился для нее на флакон и ложку, которые отстегнул от золотой шейной цепочки, Карен втянула носом остатки драгоценного порошка и облизала ложку. Потом заглотила розоватую гущу болеутоляющего, разведенного в зубном стаканчике. В старые времена она высосала бы и окровавленный тампон, чтобы ни капли не пропало даром.

Закончив процедуру, Карен встала на колени перед тем же зеркалом и, перекрестившись, прочитала молитву. Она сделала все возможное, чтобы убедить мужа в реальности грозящей ему опасности, хотя и сомневалась, что он воспримет эту угрозу всерьез. Ее беспокоило, что он задавал так мало вопросов, что выслушал ее сумбурный, не всегда связный рассказ о том, как она заняла денег у Виктора Серафима, почти не перебивая. Он даже не поинтересовался, для чего ей понадобилось полмиллиона долларов. Только опять повторил, что не хочет знать лишних подробностей.

– Так говоришь, он забрал деньги? – Том посмотрел на нее все с тем же искренним, чуть насмешливым недоверием.

– Я не могу этого доказать.

– Возможно, этот парень не так уж глуп.

– Он делец, Том. Не надо его недооценивать. Я сама нарвалась. Дурак набитый и то догадался бы, что единственной причиной, почему Виктор согласился дать мне денег, была возможность подобраться к тебе… к твоему состоянию.

– Я таких слов не употребляю.

Карен отвернулась.

– Думаю, теперь он хочет иметь дело напрямую с тобой.

– Сколько, говоришь, ты должна?

– Полмиллиона долларов, я же сказала.

– Эта сумма значительно подрастет, если присовокупить доход с капитала. Какая у него такса – четыреста, пятьсот процентов? – Том покачал головой. – Обратилась бы лучше ко мне, детка, я бы дал тебе денег на более мягких условиях. – На его лице заиграла улыбка. – Все мы совершаем ошибки.

Ей хотелось верить, что одними насмешками дело не ограничится.

– Он сказал, что убьет тебя.

– Эти ребята всегда угрожают. Так они делают бизнес. Меня не слишком заботит твой мистер Серафимович.

– Он это сделает, Том, если не получит денег. Я все видела собственными глазами. Он спускает на людей своих псов и не может их отозвать. Они глухие, немые, и взгляд у обоих зашоренный…

– Как с ним связаться?

– Он сказал, что сам позвонит.

– В этом городе нет ни одного человека, до которого я не мог бы добраться, сделав пару телефонных звонков. Если у нас ничего не выйдет – черт с ним, передадим дело в полицию. Там умеют быть тактичными.

– Это я втянула нас в эту гнусную историю, Том. Ты достоин лучшего. Возможно, твои друзья были правы.

– Но ведь все в прошлом, не правда ли? – мягко проговорил Том. – Выше нос! – Обняв жену одной рукой за плечи, он достал из нагрудного кармана шелковый платок и предложил ей вытереть слезы, прежде чем она вернется к гостям.

– Только не отсылай меня в Силверлейк, – просила она, вытирая глаза, – мне нужно быть здесь, с тобой. Я должна остаться дома, чтобы присматривать за Недом.

Запах его одеколона напомнил ей ощущение от кляпа во рту, когда они ехали в аэропорт, – его горьковатый привкус. Как у кокаина, только послаще.

– Все будет отлично, не надо беспокоиться, – сказал Том, успокаивая ее. – Переживем как-нибудь. Я по-прежнему люблю вас, миссис Уэлфорд. И ничто этого не изменит. Никогда. К тому же ты нам нужна.

– Так ты мне веришь? Том, посмотри на меня.

Его глаза, когда она в них заглянула, были похожи на два черных озерца, в каждом из которых отражалось ее умоляющее лицо.

– Богом клянусь, я ничего не придумала.

– Я это уже понял, – спокойно проговорил он.

Перед зеркалом в ванной, моля Бога возместить изъяны в ее исповеди своей неизбывной благодатью, Карен попросила Его ниспослать ей милость сохранять способность к подлинному раскаянию и днесь и впредь.

Если она в чем-то и солгала мужу, то это была ложь недосказанности: она сделала то, что велел ей отец Майкл.

Карен вернулась в приподнятом настроении, с другим выражением лица; онемение в верхней части бедер ощущалось как морозное дыхание заснеженной мостовой. Она в некоторой нерешительности встала у края балкона. Над запруженным гостями вестибюлем нависала огромная многоярусная люстра, похожая на перевернутый свадебный торт. Она была не зажжена. Сквозь ее тусклые подвески, подрагивающие от тяжелого буханья басовых ударных в шатре, Карен могла, оставаясь невидимой, наблюдать за тем, что происходило внизу.

Кроме Тома, там не было ни одного человека, с которым ей хотелось бы поговорить.

Из-за кокаина сердце реагировало на каждый пустяк. Она прислушалась к музыке. Оркестр, в предсказуемом чесе по шестидесятым, исполнял «Мы с Бобби Мак-Ги»,[48]48
  Песня Криса Кристофферсона и Фреда Фостера 1969 года.


[Закрыть] которая напомнила Карен, как Джо говорил ей, что это была свадебная песня его родителей – он был у них шафером. «Свобода – это когда нечего больше терять», – ревели в палатке подвыпившие богатеи, разменявшие шестой десяток. Карен не знала, смеяться ей или плакать. Они помнили все слова песен «Держись за ищейкой» и «Мустанг Сэлли». Она не завидовала им, их ностальгии по утраченной юности, которую сменили более невинные времена.

Наконец Карен увидела Тома. Он стоял в толчее у парадного входа, держа над головой два бокала с шампанским и озираясь по сторонам в поисках ее. Она помахала ему, но он даже не догадался взглянуть наверх, и она с сознанием долга двинулась к лестнице.

– Вот ты где, дорогая! – налетела на нее сзади Тамара. – Ты не поможешь мне вот с этим? Я весь вечер шастаю полуголая, а никто вроде и не заметил.

Принужденная улыбкой хозяйки бала, Карен, сгорбившись, стала застегивать крючки, разошедшиеся на ее могучей спине.

– Эй, Том! – проорал кто-то под ними. – Сюда!

Карен глянула вниз сквозь люстру и увидела вытянутую над толпой руку: очередной «жабоед» пытался привлечь к себе внимание ее мужа, продираясь к нему. Ей была видна лишь часть спины плотного мужчины с прямыми волосами, доходившими до воротника. В какой-то момент она подумала, что это Боз, – до того как образ раздробился паутиной из проволоки с хрусталем.

– Сюда, Том! – Он продолжал проталкиваться.

Смеясь над чем-то, что сказал ему стоявший рядом с ним мужчина, Том повернулся спиной к ней, и тут на его плечо по-братски легла знакомая рука. Карен чуть не вскрикнула.

Это не мог быть он… здесь-то уж точно.

У нее заколотилось сердце. На фоне черного бархатного смокинга Тома непристойно розовел кургузый средний палец.

Том обернулся, расплескав шампанское. На его лице отобразились сначала удивление, потом более мрачная вспышка то ли раздражения, то ли тревоги – Карен не могла сказать наверняка, – когда он увидел, что попал в яркий луч светской улыбки Виктора Серафима.

– Так где же ваш богоподобный муж? – прожурчала Тамара, величаво проплывая мимо нее к перилам. – За весь вечер я не смогла приблизиться к нему меньше чем на милю.

Он хочет убить его прямо здесь.

Карен похолодела, чувствуя свою беспомощность.

– Слишком поздно.

Виктор в смокинге и белом шелковом поло. Одна рука – в кармане.

Том что-то сказал, пятясь назад.

– О чем это ты, дорогая? Да вон он, бедняга, застрял у двери. О, силы небесные…

Должно быть, в кармане у него пистолет, нацеленный на Тома. Совсем спятил – при всем честном народе…

– Смотри-ка, кто схватил его за пуговицу!

Карен, разинув рот, рванулась к перилам. У нее екнуло сердце, когда она увидела, что Виктор медленно вынимает руку из кармана. Вынул – ладонью вверх и невинно взвесил воздух. Упреждающий крик замер у нее в горле.

Неизвестно, что сказал Том, но Виктор, похоже, слушал его не без интереса. Она увидела, как ее муж взял Виктора за плечо и стал подталкивать его вперед, пытаясь выставить этого незваного гостя за дверь, но тот не сдавал позиций. Я имею такое же право находиться здесь, как и вы, говорил он всем своим видом. Виктор явно был рад этой встрече и болтал без умолку, Том же с напряженной, дергающейся улыбкой постоянно озирался по сторонам, словно ему не терпелось от него отвязаться, словно он боялся, что его увидят в нежелательной компании. Он делает это слишком нарочито, подумала Карен. Так себя ведет, как будто они незнакомы.

Тут есть над чем подумать, но вряд ли это случайное стечение обстоятельств. Карен вдруг стало нехорошо. Если они знакомы, это может значить только одно.

– С кем это Том говорит? – спросила она через силу.

У нее застучало в голове, и она отступила от края балкона, словно перед ней разверзлась бездна.

– О, это наш падший ангел, мистер Серафим, – изрекла Тамара. – Все мне талдычат, что он, знаете ли, связан с «Коза ностра»,[49]49
  «Коза ностра» (ит. «Cosa nostra» – «Наше дело») – название организаций мафии в США.


[Закрыть] но он внес такой щедрый вклад в наше маленькое дело, что мне было неловко его не пригласить. Он как раз купил здесь дом, где-то у площадки для гольфа. Не пора ли нам двинуться вниз спасать Тома?

Теперь идея идти спасать Тома казалась комичной.

Это может значить только то, что все было с точностью до наоборот.

Сочувствие Тома, то, что он охотно поверил в ее историю, что так легко отпустил ей грехи, отнесясь к ним как к очередному симптому ее «болезненного состояния», – беспокоился о ней, а если и злился в душе, то совсем чуть-чуть: надо же было дать ей понять, что он ревнует. Мне не нужны лишние подробности, сказал он. О боже, ей ведь тогда и впрямь стало его жалко, она ему поверила. Но слишком уж часто он это повторял. Можно было предполагать, что Том будет преуменьшать угрозу его жизни. Но чтобы он не хотел знать подробностей финансовой сделки, в которой задействованы его деньги… Это обретало новый, пугающий смысл. У нее снова заколотилось сердце.

Ведь Джо ее предупреждал. А что, если его подозрения справедливы?

– Вот идиотка! – Карен разыграла маленький спектакль: порылась в сумочке и резко ее захлопнула. – Должно быть, я оставила в ванной пудру. Ты иди, а я через минуту догоню.

Надо было срочно найти телефон. Судя по всему, Том не знает, что она видела их вместе. Другое дело Виктор – тут она ничего не могла сказать наверняка. Времени было в обрез. Тамара, когда подойдет к ним, обязательно что-нибудь ляпнет.

Карен спокойно продефилировала через площадку, потом свернула в коридор со спальнями, который, насколько она помнила, ведет к занавешенному зеленым сукном выходу на черную лестницу. Оказавшись вне поля зрения хозяйки дома, она припустила бегом.

Первая дверь, в которую она ткнулась, оказалась заперта. Вторая вела в пустую комнату для гостей, обитую бледно-желтым ситцем в цветочек. Карен закрыла за собой дверь и повернула ключ. Ей не пришлось включать свет, чтобы найти телефон, стоявший возле кровати.

Руки у нее так дрожали, что ей пришлось набирать дважды.

Ну скорее, Джо… возьми трубку.

Карен прослушала четыре гудка, пять… барабаня по столику накрашенными ногтями… шесть. Она ясно видела, как он сидит в гостиной Овербека, вперившись в пустоту.

Да ответь же, черт тебя подери!

6

«Джо? Это я, Джо».

Приглушенный нервный шепот доносился из автоответчика на полу возле ног Хендрикса. Наклонившись вперед, детектив опустил руку за подлокотник кресла.

«Происходит что-то странное…» Небольшая заминка в голосе, как будто она ждет, что Хейнс в любой момент может снять трубку. «Виктор появился на приеме, я только что видела, как он разговаривал с Томом. Сначала я подумала, что… Джо, ты слушаешь?»

Рука Эдди лежала на трубке. Он мог бы незаметно сдвинуть ее и подать голос, предупредить Карен, сказать, чтобы она позвонила в полицию и черт знает что еще.

«Только они так себя ведут, как будто давно друг друга знают».

Мог бы. Пока телефон звонил. А теперь, когда сработал автоответчик, он понял, что слишком долго ждал.

«Джо, прошу тебя, сними трубку».

Встревоженный зеленым огоньком сигнальной лампочки – первый телефонный звонок за весь вечер, – один из глухарей – Донат, догадался Хендрикс, – метнулся через комнату и занял позицию за его креслом.

«Зря я тебя не послушала. Но как бы то ни было, тебе небезопасно там оставаться. Сваливай, Джо. Немедленно! Уходи прямо сейчас».

Донат дал Эдди легкого тычка в левое плечо. Так, на всякий случай, а то мало ли что взбредет ему в голову. Потом просунул руку под воротник его рубашки.

«Мне надо уходить… кто-то идет».

Щелчок. Хендрикс нажал кнопку воспроизведения – пленка взыкнула, как рывком застегнутая молния, потом заурчала перемотка. Он перевел дух, вытягиваясь в кресле. Шанс был упущен, но если посмотреть оптимистически, то что-то – будь это хорошая интуиция или недостаток мужества – уберегло его от неверного шага. Попытайся он стать героем – и все бы кончилось морем слез, в лучшем случае его бы просто избили, а ради чего? Он все равно не смог бы сказать Карен больше того, что она уже знает. Ее муж снюхался с теми же отморозками, что и она.

Утреннее сообщение Виктора все еще было на автоответчике.

«Я слышал, вы меня ищете».

Он дал указание стереть запись. Эдди сразу в этом что-то не понравилось. Избавиться от свидетелей. А теперь и подавно. Что Виктор делал на этом гребаном благотворительном балу, думал он, если не обеспечивал себе алиби?

Он крутанул головой.

– Эй, может, хватит уже?

Костлявые пальцы Доната мастерски разминали шею Хендрикса. Господи боже… Не подозревая, что его просят прекратить, глухарь продолжал делать свое дело, присвистывая от натуги, словно конюх, чистящий коня скребницей. Хендрикс почувствовал, что помимо его воли напряжение у него пошло на спад.

– А знаешь, это даже приятно, – сказал он, поводя плечами. – Эх, Донат, вот бросишь когда-нибудь свою нынешнюю работу, а так на всю жизнь и останешься костоломом.

Слева от двери Хендрикс увидел круг света, нимбом воссиявший над бритой головой Рой-Роя. Зажав в зубах карандаш-фонарик, тот сидел, склонившись над стопкой бумаги, похожий на краснощекую горгулью,[50]50
  Горгулья – рыльце водосточной трубы в виде фантастической фигуры или лица в готической архитектуре.


[Закрыть] и что-то писал.

Потом подошел к Хендриксу и вручил ему записку. Массажист продолжал работать, теперь его большие пальцы упирались в болезненные точки за ушами детектива. Ощущение было не из приятных.

Рой-Рой светил ему фонариком, и пока он сочинял ответ на вопрос «ЧЕГО ЕЙ НАДО?», по-детски накорябанный печатными буквами, оба парня в нетерпении подглядывали из-за плеча.

Ну, молодцы ребята! И как только они догадались, мать их ети?

«Это был Виктор, – написал он без колебаний. – Велел передать вам, что Хейнса сегодня не будет. Мы можем отправляться ПО ДОМАМ».

Должно быть, это как-то связано с вибрациями…

Завершив массаж, Донат дал детективу не слишком дружеский подзатыльник.

Тсс, тсс… – это Рой-Рой, забирая у него клочок бумаги, выдал свою версию смеха.

Свет погас. Детектив потер ухо, в котором все еще звенело, глядя, как силуэты глухарей, возвращающихся к своим постам на стульях у стены, растворяются в темноте. Через минуту послышалось характерное шуршание, и он понял: бумажку скомкали и швырнули в угол.

Попытка – не пытка.

– Я об этом думала, – вещала девушка в лавандовом платье. Этакая коренастенькая блондиночка с бойкими, уверенными манерами, лет восемнадцати, не больше, – чья-нибудь дочка… У Тома Уэлфорда появилось неловкое чувство генетического déjà vu. [51]51
  Уже виденного (фр.).


[Закрыть] – Мне многие говорили, что я способна вдохновлять других. Вот где настоящая жизнь.

– Нью-Йорк – умирающий город, – жеманно проговорил ее юный кавалер, так похожий на нее, что их можно было принять за близнецов; его уже порядком развезло. – Какая, в задницу, настоящая!

– Не думаю, что кто-то из вас, молодые люди… – попытался вмешаться Том.

– При нынешнем положении вещей, – с жаром продолжала девушка, – я туда особенно и не рвусь. Люди утратили всякий пиетет к жизни, да и вообще ко всему. И все же надо верить, что мир становится лучше… – Она подняла на Тома глаза в цвет платья. – Привет, меня зовут Кассандра. Вы согласны? Согласны? Что он становится лучше, я имею в виду?

– Хотелось бы надеяться, – уклончиво ответил Том.

Они стояли у мраморных ступеней бассейна, вокруг которого образовалась альтернативная вечеринка; там в основном тусовался молодняк: одни сидели на газоне, покуривая травку, другие болтались как неприкаянные. Кто-то сказал ему, что пару минут назад вроде бы видели, как Карен пошла сюда.

– Я ищу свою жену. Знаете, высокая такая, с темными…

– В таком столпотворении легко потеряться, – перебила Кассандра. – Надо же было пригласить столько народу! Сама не знаю, что я здесь делаю. – Она покачала головой. – Вряд ли мы с ней встречались.

– В Нью-Йорке есть лишь два-три человека, с которыми я встречаюсь, – вставил невпопад ее «близнец». – Они там вообще почти все вымерли.

– Ну сколько можно, Бомон! – Кассандра обдала его раздраженным взглядом. – И откуда в тебе столько негатива?

Потом подцепила Тома под ручку и спросила, не хочет ли он потанцевать. Лучший способ кого-то найти, сказала она со смехом, в каком-то неуемном энтузиазме увлекая его за собой, – это дать ему возможность найти тебя.

Том неуклюже высвободился и быстро зашагал через газон назад к дому. Дождь пока так и не собрался, но пошли разговоры о том, чтобы перенести фейерверк на час раньше – так, от греха подальше.

Пробираясь сквозь битком набитый шатер, где под звуки джаз-квартета накрывали второй ужин, он искал глазами Карен, а сталкиваясь с друзьями, коротко бросал им: «Кажется, я где-то потерял свою жену», не желая показаться излишне озабоченным.

Когда какой-то незнакомец подкатил к нему и спросил, не имел ли он счастья и т. д., Том понял, что пора уходить. Он поднялся по ступеням украшенного гирляндами крыльца и прошел непосредственно в дом, решив напоследок пробежаться по опустевшим гостиным.

Карен как в воду канула.

Вероятно, она просто «устала» – в старые времена она употребляла это слово, когда сильно напивалась, – и вернулась в Эджуотер. Дело близилось к полуночи.

В худшем случае, рассуждал Том, поднимаясь по лестнице, она могла увидеть, как он разговаривал с Виктором Серафимом. Черт его дернул сюда притащиться. Совсем спятил мужик. Да еще в этом дурацком обезьяньем костюме. Он, видите ли, получил приглашение. А как он его поприветствовал – прямо как бывший однокашник… Господи Иисусе! Ладно хоть, он долго не задержался – сказал, что хотел, и был таков. Кроме Тамары, которой не терпелось услышать лишний комплимент ее чувству стиля в том, как она открыла простому люду двери в зачарованный мир Нонсача, никто о нем не упомянул. Если Карен и в самом деле была свидетельницей их встречи, то надо отыскать ее и все объяснить, пока она не сделала скоропалительных выводов, пока не перевернула все с ног на голову.

Это всего лишь вопрос урегулирования отношений, но отнюдь не конец света, убеждал он себя.

Именно Тамара поведала ему, как они с Карен, ее «новой лучшей подругой», некоторое время назад поднялись наверх припудрить носики, как немного поболтали на площадке, а потом непонятным образом разминулись. Вроде бы без всякой задней мысли, подумал Том, и все же… и все же он что-то заметил – какой-то проблеск жалости в глазах пожилой женщины, что его и взбесило.